Пока Тара ехала в такси из Дарлинг-Пойнт она умышленно не позволяла себе думать о Греге или Джилли. Вместо этого она с удовольствием предалась мыслям о детях, вспоминая снова и снова свои разговоры с ними. Затем ее мысли перенеслись на предстоящий вечер. Она проведет его спокойно, читая и отдыхая. Она поговорит с Макси, расскажет ему обо всех своих приключениях и похвалится Сарой и Деннисом. И, уж конечно, она отключит телефон.

У подъезда она заплатила таксисту, затем постояла немного, наслаждаясь воздухом. Ночь опустилась очень быстро, и небо играло тысячами звезд. Она уже хотела идти домой, как навстречу ей из темноты двинулся чей-то силуэт.

— Дэн.

— Здравствуй.

— Я думала… я думала, что ты уже уехал из Сиднея.

— Ну, может же человек изменить свои планы? — улыбнулся он.

Тара не знала, что сказать.

— Ты давно ждешь?

У Дэна не было причин лгать.

— А-а, в общем, почти весь день. Я уже было решил, что ты куда-нибудь уехала на уикэнд. Впрочем, ты здесь, и только это имеет значение.

— М-м… ты не хочешь подняться выпить чашку кофе?

— Нет, — сказал он угрюмо. — Впрочем, может быть. Но я хотел тебя кое о чем спросить вначале.

Она заколебалась, изумляясь его переходам, не желая слышать никаких вопросов.

— Ответ нужен совсем простой — «да» или «нет». Позади них тускло мерцали огни гавани в темноте ночи. Воздух был мягким, и в нем было разлито спокойствие. У нее было такое ощущение, что она ожидала наступления этого момента миллион лет назад и не могла отвратить трагичности развития событий.

— Тара, любимая моя, выходи за меня замуж. Она так долго и пристально смотрела на землю, что с той поры всегда трещины в асфальте вызывали в ней смутное воспоминание о той печали.

— Так это твой ответ мне? — глухо прозвучал голос Дэна.

— Но… Дэн, я не могу.

— Почему не можешь?

— Дэн… пожалуйста…

Он схватил ее за плечи и повернул ее лицо к себе.

— Тара, это вполне понятный вопрос. Я люблю тебя, разве я тебе не говорил об этом? Я хочу быть с тобой, прожить с тобой всю жизнь. Я хочу жениться на тебе, черт побери, эго что, так смешно?

Тара задрожала. Он больно сжал ее руки.

— Так вот что я тебе скажу, я научился добиваться в жизни того, чего хочу. И тебя предупреждаю, я чертовски упрям. Я так просто не отступлюсь!

Тара закрыла глаза. О, если бы она могла сейчас расслабиться, положить голову ему на грудь, обнять его, прильнуть к нему, наслаждаясь ощущением защищенности, перестать бороться, сопротивляться и… Она распрямила плечи, и Дэн знал, что она решила, прежде чем она начала говорить.

— Мне казалось, что на Орфее ты и я пришли к какому-то пониманию… — Несмотря на свою решимость, она почувствовала, как ее глаза начали наполняться слезами. — О, я так устала…

— Как, ты представляешь, я должен чувствовать себя?

— Я говорила тебе раньше, Дэн, я говорила тебе тогда.

— Ты мне ничего не говорила! — Дэн сейчас по-настоящему разозлился, глаза его горели белой яростью. — Мне смертельно надоела твоя таинственность — что тебе это дает? Ты что, от этого удовольствие получаешь? Ты же хотела меня той ночью, на той постели! Тут врачом быть не надо, чтобы это понять. А затем — раз! Разрыв, просто так. — Он мрачно усмехнулся.

— Если ты врач, то должен знать, что человеческое тело заслуживает более бережного обращения.

Все еще держа ее за плечи, он встряхнул ее, чтобы придать больше весомости своим словам.

— Послушай, я знаю, что что-то происходит. Я знаю, что ты занимаешься какими-то делами, в которых я ничего не смыслю, впрочем, как и ты. У меня плохие предчувствия от всего этого.

— Дэн.

— Не пытайся снова обманывать меня, Тара. Это меня беспокоит. Ты меня беспокоишь.

— Дэн, позволь мне сказать… — Она сказала так жестко, как только смогла. — Это не твоя забота. Я — не твоя забота.

— Ты не моя забота? А я настойчив. Я сделаю это своей заботой!

Разозлившись, она попыталась высвободиться из его рук, но он держал ее крепко, и в голосе звучала твердость.

— Тара, послушай, я не тот человек, чтобы играть в игры, и ты ведь не такая. Чего ты хочешь? Что стоит между нами? У меня нет секретов. Ты знаешь, какой жизнью я живу. Ты прожила со мной на острове много месяцев. В этом дело? Ты не представляешь себя женой врача? Ведь, понимаешь, жить на острове не означает тюремное заключение. Ты всегда сможешь ездить туда и обратно столько, сколько захочешь.

Тара никогда не ощущала себя столь несчастной.

— Не в этом дело.

— Я знаю, что не в этом. Тебя там все любили, больные, сотрудники, даже дикие индюшки!

Боль, которую Таре причинял этот разговор, становилась невыносимой.

— Дэн, ты не знаешь самого главного обо мне.

— О женщина… — Он вздохнул. — Я знаю каждую клеточку твоего тела. Я знаю, что ты вторая половинка моей души. Я знаю, что хочу быть с тобой до конца своих дней.

Его нежность почти сломила ее. Она воскликнула:

— Дэн, но не только же у тебя есть обязательства! Он удивленно рассмеялся.

— Обязательства? Я знаю, что не только у меня они есть. Я так никогда и не говорил. Так вот в чем дело, да? Так давай сложим вместе наши обязательства и разделим их. Поможем друг другу. Ведь в этом и есть соль супружества, не так ли?

Боже, как сильна его любовь! Ни один мужчина, ни один — никогда не предлагал ей такого участия. Она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Ей нужно бежать. Не видя ничего перед собой, она направилась к подъезду, но Дэн се опередил. Он схватил ее за плечо и поднял ее лицо за подбородок, так что ей пришлось посмотреть ему в глаза. Выражение его лица было язвительно мрачным.

— Прости за такой детский вопрос, но ты сама ведешь себя как ребенок. Есть кто-то другой?

Как она могла ответить на этот вопрос?

— В некотором смысле, да.

— Боже праведный! — Боль и досада мешали ему справиться с гневом, Его рука сжала ее подбородок еще сильнее, и, приблизив свое лицо к ней, он прошипел:

— Ну, что это за ответ? Ответь же как взрослый человек, Тара!

Оскорбленная, она сбросила его руку.

— Что ж, это единственный ответ, который ты можешь получить!

— Ты его любишь?

Вот наступил решающий момент. Тара сказала твердо:

— Дэн, пожалуйста, оставь меня в покое. Возвращайся обратно на свой остров. И забудь о моем существовании!

— Ну, конечно! Нет ничего легче! — сказал он не менее твердо. — Попробуй посмотреть мне в глаза и сказать, что ты меня не любишь.

Тара вздрогнула. О боже!

— Я не люблю тебя!

По лицу Дэна было видно, как умирала надежда в его сердце.

— Я тебе не верю!

— Что я должна сделать, чтобы ты поверил?

Он задохнулся от горечи.

— Тара…

Ее лицо, ее язык, сердце ее, казалось, окаменели. Едва дыша, она наблюдала, как боль осознания разрывала его на части; его сосредоточенное лицо мелькнуло перед ней, прежде чем он яростно отвернулся. Он сделал несколько шагов в темноту, затем остановился. Если бы он обернулся… Но с согбенными плечами он пошел вперед, и сверкающая ночь сомкнулась за его спиной. Он ушел. Не сознавая ничего, Тара машинально подхватила свою сумку и медленно пошла к себе домой.

Ей было не до того, чтобы раздеться, и упав в постель, она лежала долгие часы, дрожа, свернувшись в маленький жалкий комочек. Медленно тянулось время, а в ее мозгу билась лишь одна мысль: я потеряла единственную настоящую любовь в моей глупой, никому не нужной жизни!

В особняке Харперов это вечернее развлечение обернулось к полному удовлетворению Грега. Очнувшись после полудремы, последовавшей после схватки любви, Грег осознал, что маленькое, но весьма пышное тело Джилли безвольно лежало на нем, и его первым позывом было избавиться от него как можно скорее: компанию очень немногих женщин Грег мог переносить после того, как физиологический процесс был закончен. «Нужно избавиться от нее, — подумал он. — Срочно надо отправить ее домой». Но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что это будет нелегко. После возлияний, ссор и ругани, а потом секса она погрузилась в тяжелый сон и теперь тяжело дышала, кисло раскрыв рот. Грег прищурился, глядя на нее с отвращением. Вот здорово бы было, если бы всех женщин можно было держать в клетке, как кроликов, и выпускать ненадолго, только чтобы побыть в горизонтальном положении. Ну что ж, пора вернуть крольчиху в ее клетку.

— Ну, давай, Джилли. — Он приподнял ее с себя, и она соскользнула на ковер. — Пора вставать. Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало.

Джилли наконец пришла в себя, ее тело при этом глухо стукнулось о ковер. Грег стоял над ней, заправляя рубашку в джинсы и застегивая молнию. Он оглядел остатки одежды Джилли с садистским удовольствием. Она сама на это напрашивалась. Он ей преподаст урок. Ей бы пошло на пользу, если бы он вывез ее из дома как есть, в чем мать родила, и заставил бы так вернуться домой в Хантерс-Хилл. Вот она бы дала этим снобам пищу, о чем потрепать языки! Блин, уж это точно была бы самая большая сенсация с тех времен, как мы выиграли кубок Америки. Он засмеялся, забавляясь этой мыслью. Да ладно, не поступит он так с этой несчастной овцой. Лучше выставить ее сразу, чтобы не одолевал соблазн.

— Вставай, киска, вставай, — сказал он, пихая ее ногой. Она застонала, откинулась, упала на спину, закрыв одной рукой лицо от света, который он неожиданно включил. Она перевернулась на живот, оказавшись на одном из кусков своего разорванного платья. Ее глаза расширились от ужаса, когда она начала вспоминать все, что было.

— Грег! Моя одежда! Что же я надену? — Она вдруг расслабилась, и на лице появилась сонная улыбка. — Мне придется остаться здесь, пока ты не сможешь послать кого-то в магазин купить мне новые тряпки.

«Ну уж нет, — подумал он. — Я знаю, как с тобой надо обходиться, киска».

Грег вышел из комнаты и поднялся наверх. Из своего гардероба он выбрал майку самого маленького размера и севшие обрезанные джинсы, которые надевал только на пляж, затем прихватил ремень и поспешил обратно в гостиную. Он не боялся, что прислуга увидит или услышит его, — всех их предусмотрительно согнали в служебные помещения в глубине этого большого дома — он больше не мог терпеть присутствия Джилли и хотел спровадить ее, как можно скорее. Задержавшись в прихожей, он вызвал такси.

В гостиной Джилли лежала на полу. Грег грубо поднял ее и прислонил к стулу. Он натянул на нее майку через голову и впихнул вначале одну, потом другую безжизненные руки в рукава, не реагируя на ее невнятные протесты. «Вообще-то так она лучше выглядит», — подумал он холодно, обратив внимание на очертание ее груди под тонкой материей. Затем он поднял ее на ноги. — Эй, что здесь происходит? — уставилась на него Джилли, теперь окончательно проснувшись и ощущая в себе растущее чувство неприязни.

— Пора двигаться, крошка, — сказал он мягко, чмокнув ее в щеку. — Пора убираться — сегодня же большой обед, все шишки из добывающей промышленности соберутся здесь сегодня.

— А я что, не могу прийти? — она пролепетала жалобно.

Грег подавил желание поиздеваться, представив себя где-нибудь в обществе с пьяной шлюхой под руку.

— Боюсь, что сегодня собираются только важные дяди на мальчишник.

Он схватил джинсы и с трудом вставил в штанину вначале одну ее ногу, потом другую. Когда он подтянул джинсы вверх, шов врезался в ее мягкую, незащищенную кожу между ног. Она протестующе застонала.

— Грег, ты же делаешь мне больно!

— Это потому, что я знаю, что тебе это нравится, Джилли.

— Но я же не могу пойти домой без лифчика и трусиков.

— Но ты же так сюда пришла, так что не вешай мне лапшу на уши.

Он умело заправил ремень в джинсы и сильно затянул его, чтобы они держались на поясе.

— Вот! Последний писк моды — мужская одежда, обрезанная для вас.

У парадной двери он услышал звук домофона от ворот. Он поспешил нажать кнопку, чтобы впустить такси к дверям, а затем вернулся к Джилли. Она все еще хмурилась, не совсем придя в себя, в том же положении, как он ее оставил.

Он быстро прошелся по комнате, собирая прозрачные обрывки ее белья и остатки ее платья, запихнул их в сумку, лежащую на полу: не собираясь оставлять явные свидетельства своих сегодняшних шалостей в мусорном ведре особняка Харперов, чтобы прислуга поняла, что здесь происходило.

Под окном загудело такси. Подхватив пошатываюшуюся Джилли под руку он вывел ее через прихожую к парадному. Но, как только они вышли на крыльцо, где перед ступеньками ждало такси, Джилли все же поняла, что происходит.

— О Грег, я не хочу уезжать — я люблю тебя… — Она обвила руками его шею.

Грег встретился глазами поверх ее головы с таксистом, который с интересом наблюдал эту сцену.

— Я тебе позвоню, не волнуйся. — Закинув руки за голову, он отцепил ее жадные руки от себя и повернул лицом к такси. Затем на глазах у таксиста он взял ее грудь в руку и, подержав на ладони, ощущая ее вес, довольно сильно сжал ее, потом, хлопнув по заду, как телку, свел ее по ступеням.

— Хантерс-Хилл, приятель, — сказал он таксисту, запихивая крупную купюру в благодарную руку, — и позаботься о даме, ладно?

Некоторое время спустя Грег смог приступить к занятию, которое прервала волокита, связанная с выдворением Джилли. Уже несколько раз он пытался дозвониться Таре. Теперь, когда он наконец избавился от Джилли и мог спокойно снова думать о Таре, то с удивлением обнаружил, что думает о ней так, как никогда раньше не думал ни об одной женщине. Он хотел заниматься с ней любовью, очень хотел. Более того, он хотел, чтобы она была рядом, хотел ее спокойного присутствия, ее улыбки. Он хотел ее любви, а не просто ее тела. И хотел ее одобрения, чтобы она хорошо думала о нем. Пропади все пропадом, он что, влюбился в нее, думал он с изумлением. Он никогда не понимал, хотя много-много раз говорил слова любви, о чем там распевают поэты и от чего обмирают мужчины и женщины. Он решил отложить эту головоломку до лучших времен.

То, что он точно знал сейчас, так это то, что больше всего на свете он хотел бы связаться с Тарой, но никак не мог пробиться к ней.

Он звонил, и звонил, и звонил, но никто не отвечал. Он уже дважды просил терпеливую телефонистку проверить телефон, она подтвердила, что с телефоном все и порядке. Он подумывал о том, чтобы прыгнуть в тачку и поехать на Элизабет-Бэй. Но он думал, что вряд ли она дома: скорее всего, уехала куда-нибудь утешиться на остаток этого несчастного уикэнда. Вот и будет он носиться по Сиднею, пока она безуспешно будет пытаться дозвониться ему сюда, в особняк. Поэтому он остался и при помощи бутылки виски старался скоротать время на диване в кабинете с телефоном под рукой.

Звонок раздался в половине второго, когда он потерял надежду получить от нее известие или поговорить с ней этой ночью. Как только раздался первый звонок, его сердце забилось: он знал, что это звонит она.

— Грег?

— Да.

— Как у вас дела?

— Думаю о вас. Я все это время думаю о вас.

— Это… мило.

— Послушайте, Тара, мне жаль, что сегодня так случилось. Боже, это действительно был фарс. Отвратительный фарс.

— Выбросьте это из головы.

— Когда я увижу вас? — Наступила пауза, и возникло необъяснимое предчувствие — чего?

— Грег, я вот тут думала… Я хочу уехать куда-нибудь, где никого нет, никто… не мешает. Я думала… что вы скажете… — Она помолчала, а у него перехватило дыхание. — Как насчет того, чтобы поехать в Эдем?

Эдем! Вот этого он никак не ожидал. Лихорадочно он пытался врубиться в это, взвесить варианты.

— Судя по вашим рассказам, — продолжала Таpa, — похоже, это превосходное место для двоих, там можно побыть наедине.

Или для троих, подумал он язвительно, когда в его голове начали роиться воспоминания о том, как он в последний раз был там со Стефани и Джилли.

— Эдем… Мне бы не хотелось…

Судя по ее голосу, Тара этого не ожидала.

— Ну что ж. Я понимаю, что с этим у вас могут быть связаны неприятные воспоминания.

— Да, связаны. Послушайте, почему бы нам не поехать в Блю-Маунтинг на недельку? Это было бы намного…

Вздох Тары прервал его слова.

— Нас обоих слишком хорошо знают. Нам ни за что не избавиться от ваших поклонников.

— Или ваших, моя красавица, — сказал он мягко.

— Грег… — Ее голос в ответ тоже смягчился. — Я просто хотела побыть с вами вдвоем.

— Правда?

— Правда. В Эдеме.

Он подумал над идеей. Там они точно будут наедине. И у нее не будет возможности подшучивать над ним или избегать его. И никаких такси наготове. Такое решение было легко принять.

— Хорошо. Поедем. Завтра. Я позвоню экономке Кэти и сообщу, что мы едем.

— О Грег, это замечательно.

— Захватите с собой купальник. Но много вещей не берите. — Он помолчал, чтобы она поняла, что он имеет в виду.

— У вас в Эдеме не будет шансов одеваться.

— Обещаю, только бикини, майка и джинсы. А как мы туда доберемся?

— Ну, это легко. Вначале долетим до Дарвина, а потом на частном самолете. Я могу даже сам вас домчать на самолете.

— А вы умеете управлять самолетом?

«Умею ли я управлять самолетом? Я тебя подниму в облака так высоко, что тебе и не снилось». А вслух он сказал:

— Я получил права на управление самолетом много лет назад. Мы с вами облетим вокруг Эдема — там есть легкий самолет, который мы используем в особых случаях. Вы собирайтесь, а я все организую для поездки. Это будет, наверное, завтра. Я вам позвоню.

— Хорошо, договорились.

— А… что вы делаете?

— Я… — Тара интригующе замолчала. — Я в постели С КОШКОЙ.

— Я сейчас приеду.

— Что вы, нет.

Он засмеялся. Он знал, что сопротивление было показным, часть их ритуального танца — атака, отступление. Сейчас все его действия были атакой. Черный король завоюет белую королеву. Соперников быть не может.

— Я мог бы быть там — там, где вы меня ждете, — через пять минут, — сказал он лениво.

— О да, я уверена, что могли бы.

Тара знала, что в тоне сказанного прозвучал намек, но не смутилась.

— Но чтобы женщина хорошо выглядела, ей нужно спать по ночам. Я позвоню вам утром!

— Хорошо, тогда пожелайте от меня кошке спокойной ночи.

— Ладно, пожелаю. Спокойной ночи, Грег.

— Спи крепко, милая.

Он положил трубку и вытянулся на диване. Итак, он своего добился, получил, что хотел. Все постепенно вставало на свои места. Он ощущал себя на седьмом небе. И что такого в этой женщине? Явно что-то есть, ведь он не мог припомнить, когда ему было так же здорово.

Если бы Грег знал, что точно такое же чувство торжества испытывает и Тара на другом конце города в Элизабет-Бэй, его благодушие было бы сильно потревожено. Тара едва сдерживала себя, чтобы не запрыгать от радости. Она добилась своего, получила то, что хотела. Все вставало на свои места. Как же легко это оказалось в конечном итоге! После вынашивания планов, выстраивания схем, многочисленных страхов она вдруг получила в руки замечательное средство заманить Грега туда, где все начиналось и где она свершит месть. Там ему от нее не уйти.

Этот план удивительно легко осуществить. Но с какой болью он вынашивался. Ей пришлось отторгнуть. Дэна. Она не могла преодолеть страстного желания довести план мести до конца, уж если в него было вложено столько усилий и времени. Не могла она позволить себе и роскоши рассказать все Дэну и допустить его вмешательства (а уж он, конечно же, вмешался бы), обратиться к властям и дать им возможность во всем разобраться. Уж тогда ей надо было сдать Грега в полицию сразу после происшедшего. Нет, ей нужно было — просто необходимо — пройти весь этот путь одной. Даже ценой любви Дэна. То же чувство вызывающей независимости, которое не позволило ей просто поднять трубку телефона и одним звонком вернуть свое положение и благополучие, как только она вернулась в Сидней, придавало ей силы сейчас. И в ту печальную ночь она разработала свой решающий удар. Он должен быть удачным, потому что должен стоить тех жертв, всего того, что было ей дорого. Размышляя о своем плане в тусклые предрассветные часы бессонной ночи, Тара была уверена, что он обязательно будет удачным. В Эдеме, на ее территории. Но на этот раз у нее, а не у Грега, будет преимущество неожиданного нападения. И как когда-то Грег, она использует его!

Рассвет над Эдемом распускался великолепием золотого костра, повергая недолгую ночь в бегство и излучая над окрестностями тепло и свет. У догорающего в зарослях костра кто-то шевелился. Человек как будто приходил в себя от похожего на транс сна. Крис, рабочий поместья, отрешился от мечтаний. Он ощущал себя заново родившимся после слияния с мистической, духовной материей, которая вбирала в себя понимание мироздания с начала всех начал, где прошлое и настоящее сливаются так тесно, что становятся едины в сознании. Крис знал, что не может потерять свой дар растворения в мечтах и жить, как все люди, потому что его медитации были его пониманием природы, войны и коварства врага. Только таким путем абориген может распознать, что праведно и что нет, и каковы его обязанности по отношению к тем, за кого он несет ответственность. В слиянии с неведомым ему слышался шепот предков, которые направляли его, а некоторых — очень немногих — они одаряли способностью предвидеть грядущее, и для этих немногих будущее вырисовывалось столь же ясно, как для других — прошлое.

Крис был одним из таких избранников еще с детских лет. Поэтому, когда он вдруг пропадал, как бывало неоднократно, чтобы зажечь свой костер в ночи или провести весь день в зарослях кустарника, его брат Сэм прикрывал его отсутствие. Сегодня, однако, в этом не было необходимости, так как Крис вернулся вовремя к началу рабочего дня, обновленный, весь излучая глубокий духовный свет, но при этом бросая намеки и тихие непонятные слова, которые всех ставили в тупик.

Поэтому никто из аборигенов не удивился, когда Кэти Басклейн, служившая экономкой в Эдеме вот уже сорок лет, сообщила им новость, которую только что получила из Сиднея по радиосвязи.

— Приезжает Грег Марсден с женщиной. — И хоть она и пыталась скрыть свое неодобрение, оно все равно прозвучало в ее голосе. Поэтому она была разочарована, что братья не были ни удивлены, ни шокированы этой новостью. Можно было подумать, что они уже знали. Кэти жила в Эдеме достаточно давно, чтобы знать: возможно, они и правда знали. Не обязательно подробности, но уж точно общий ход событий, которые должны произойти в доме. Голос Всевышнего звучал для них во всем, он говорил с ними через все окружающие их вещи. Они слушали и принимали неизбежность грядущего.

— Мы готовы к его приезду, нечего надеяться, что он может застать нас врасплох. — Маленькие черные глаза Кэти сощурились от ненависти. Она так и не смогла простить Грегу несчастный случай со Стефани; ведь она растила осиротевшую девочку как собственную дочь, единственную, которая была у Кэти, и другой никогда уже не будет. Довольно долго Кэти тщилась безумной надеждой, что каким-то чудом живая Стефани появится на пороге Эдема снова. Но когда все же надежда стала умирать, кусочек ее сердца умер вместе с ней. А теперь приезжает он, чтобы вести себя как хозяин в доме Стефани, в доме старого Макса. Кэти едва могла переносить это, не хватаясь за свой пистолет. Она убила немало кроликов, выйдя гулять в тот день, представляя, что каждый из них — Грег, и получая от этого удовольствие. Хотя если бы она могла выбрать способ, как избавиться от этого джентльмена, она предпочла бы скормить его по кусочкам крокодилам.

Но тем не менее он должен был приехать, и для него нужно было приготовить все необходимое.

— Сэм, ты бы постриг газоны; не то чтобы они не стрижены, но так они будут выглядеть еще лучше. Крис, хорошенько проверь лошадей, думаю, он захочет поехать кататься. Я посмотрю в доме — дел не много, мы управимся.

— В конце концов, надолго он не останется. Пару дней помучаемся, а потом мы все снова заживем нормальной жизнью.

В свете последующих событий Сэм часто задавал себе вопрос, а не приходят ли к Кэти такие же озарения, может, она тоже слышит голос свыше, если употребила икос верное определение того, что должно было случиться.

Но ни духи, ни озарения, ни сон не могли успокоить душу человека, который стоял в сиднейском аэропорте Мэскот и покупал билет в один конец до Квинсленда. Вид у Дэна был такой же, как и его внутреннее состояние, — уставший, измученный до глубины души.

Он сделал свой самый главный выстрел в жизни, но промахнулся. Он всем сердцем хотел добиться, завоевать Тару Уэллс, а не завоевал даже подступов к этой крепости. В нем кипел гнев, когда он думал о том, что она была с ним в постели, в его объятиях, обнаженная и открывшаяся ему, как цветок, — одни воспоминания о ее прекрасной груди не давали ему уснуть, — и все же она ускользнула из его рук. Что он сделал не так? Почему он проиграл? Ну почему, почему?

Но, хотя Дэн и копался безжалостно в своем прошлом, обвиняя себя во всех грехах, в глубине души он понимал, что в происшедшем не было его вины. Тара бежала от его объятий не из-за страха или его ошибок, а из-за той тени, того таинственного и непонятного, что стояло между ними с самого начала.

Не много ему удалось продвинуться в его понимании Тары, но по крайней мере, он узнал о существовании другого мужчины. Хотя эта крупица информации нисколько не помогла ему, а лишь усилила его муки. Он не мог пережить ее отказа разделить с ним ее тайну, впустить его в свой мир.

Ну что ж, он сдается. Ему был ненавистен такой поворот событий, ненавистна сама Тара из-за этого. Но у него не было выбора.

Сцена у дверей дома Тары прошлой ночью наконец убедила его, что у них нет общего будущего. «Поэтому уходя — уходи, — сказал он себе. — Я достаточно страдал, и она мне причинила достаточно боли. Мне нужно научиться думать о ней, как, скажем, о роскошном автомобиле, в котором нет основной детали, — красивый, но ни на что не годный». С этой мыслью он заплатил за билет, вскинул сумку на плечо и сдал большой чемодан в багаж. К обеду он будет на Орфеевом острове и приступит к выполнению задачи длиной в жизнь: научиться думать спокойно о том, что причиняло невыносимую боль, — о Таре.

Как в любом другом аэропорту, в Мэскоте радостные или трагические расставания, поспешные телефонные звонки в последнюю минуту были вещью обычной. Поэтому звонок пассажирки, вылетающей в Дарвин, не был ни удивительным, ни даже особенно интересным.

— Алло, Джилли?

— Да, а кто это?

— Это я, Тара.

— Что ты хочешь?

— Я хотела сказать тебе кое-что… Я хотела сказать… Я хотела сказать тебе правду.

— Какую еще правду? — Джилли задохнулась от неприятного предчувствия.

— Я в аэропорту. С Грегом.

— Нет!

— Я улетаю с ним в Эдем.

— Не может быть…

— Мы в аэропорту. Мы улетаем через 5 минут.

— Сколько сейчас времени? Когда…

— Я думала, что ты должна знать. — В голосе Тары звучала искренняя озабоченность.

— Но ведь ты, кажется, сказала, что у тебя с Грегом ничего нет! — Рыдания Джилли заглушили ее последние слова.

— Я лгала тебе. Я боялась, что это может отразиться на наших отношениях с тобой. Но теперь мы с Грегом открыто встречаемся. До свидания, Джилли.

— Не езди… — Но в трубке щелкнуло. Тара уехала.