Глава первая
Большой белый дом, красовавшийся на вершине скалистого утеса на берегу Тихого океана, напоминал корабль, стоящий на якоре. С моря казалось, что его обитатели, разомлев на ярком полуденном солнце, мирно отдыхают где-нибудь на просторной зеленой лужайке, под сенью высоких деревьев. Однако по шоссе, тянувшемуся вдоль берега, все утро к дому подъезжали машины, и теперь праздник был в полном разгаре.
— Тебе хорошо, дорогая?
— Хорошо? Давай проверим.
— Я бы проверил, если б тут не было столько народу. Дэн Маршалл с сожалением поглядел на толпу гостей.
— И зачем мы все это затеяли? Почему не уехали куда-нибудь вдвоем и не отпраздновали без посторонних?
— Неужели, — с притворной суровостью сказала женщина, сидевшая рядом с ним, — тебе жалко, что я проведу несколько часов с друзьями и родственниками? Ведь ты целый год владел мной безраздельно! Мне стыдно за вас, доктор Маршалл!
Увидев, что ей удалось смутить мужа, Стефани весело рассмеялась, запрокинув голову.
— Нет-нет, дело не в этом, — запротестовал Дэн. — Честное слово! Просто, если очередной гость кинется жать мне руку и уверять, что я счастливчик, я ему так врежу!.. Клянусь! Нет, конечно, я и сам знаю, что мне повезло, — поспешил добавить он, заметив, что Стефани шутливо насупила брови. — Но зачем то и дело напоминать?
— Не знаю, утешит ли тебя, — внезапно посерьезнев, произнесла Стефани, — если скажу, что, по-моему, повезло прежде всего мне. И что я не мыслю без тебя жизни. И что последние семь лет были для меня самыми счастливыми.
Дэн с любовью поглядел в искренние голубые глаза, с волнением всматривавшиеся в его лицо.
— Поздравляю, миссис Маршалл, — прошептал он, — будь счастлива еще семь лет. И еще семьдесят семь.
Дэн легонько прикоснулся к плечу жены и почувствовал сквозь тонкий шифон тепло ее тела. До него донесся знакомый аромат духов, и в душе Дэна всколыхнулись нежные чувства.
— Послушай, дорогая, а может, нам…
— Я не помешал? Надеюсь, нет? Мне же не хочется прослыть ревнивым пасынком.
— О, Деннис! — вздохнула Стефани, отпрянув от Дэна. — Ты, как всегда, не вовремя, пора бы отучиться…
— Ну, что ты, дорогая мамочка, — лукаво ухмыльнулся Деннис, — остаюсь верен самому себе. Ведь я всегда нарушаю вашу идиллию, правда?
— Вот именно! — кивнула Стефани. — Но неужели ты и сегодня так поступишь? Единственный раз на этом банкете, шикарней которого не было, наверное, во всем нашем полушарии и который, между прочим, посвящен годовщине нашей свадьбы, мне удалось остаться наедине с моим мужем!.. Кстати, где Сара? Почему ты ее не опекаешь?
— Разве я сторож сестре моей? — пробурчал Деннис, однако намек понял и удалился.
— Да, детишки у меня не сахар, — Стефани с извиняющейся улыбкой повернулась к Дэну.
— Они не детишки, Стеф, — мрачно возразил Дэн. — Это уже взрослые люди. «И чем скорее ты прекратишь обращаться с Деннисом как с маленьким мальчиком, тем скорее он перестанет вести себя словно младенец», — хотел было добавить он, но на лбу Стефани появились еле заметные тревожные морщинки. Дэну не хотелось портить ей праздничное настроение. Он взял ее руку и начал перебирать пальцы, поднеся к губам накрашенные ноготки.
— Человеку, который вздумал бы заняться здесь любовью со своей женой, — произнес он, — можно сказать, сказочно повезло, лучшего места на земле не сыскать, это настоящий рай.
Стефани поглядела по сторонам, Дэн был прав. Сад, в котором они находились, казался странным, таинственным миром. Повсюду высились величественные, могучие деревья, они широко раскинули ветви и отбрасывали на траву, ярко освещенную солнцем, колышущиеся тени. Кедры, тюльпановые, рожковые деревья… Стефани знала их наперечет и очень любила. Она проявила огромную изобретательность, стремясь превратить естественный пейзаж в произведение искусства, в волшебный уголок с множеством извилистых тропок и уединенных беседок, увитых розами, которые к вечеру источали дурманящий запах. Здесь было тихо-тихо, лишь вдали слышалось журчание фонтана и рокот волн, набегавших внизу на скалы. За деревьями, перед самым домом, зеленела лужайка. Если позабыть о толпе гостей, в ярких летних нарядах, то можно было подумать, что Дэн и Стефани — первые возлюбленные на земле, оказавшиеся в самом первом в мире саду…
— Да, трудно поверить, что мы с тобой не в раю, — тихо молвила Стефани.
Она потянулась к Дэну, он обнял ее и поцеловал. Однако тут же замер и тихонько застонал, глядя куда-то поверх ее головы.
— Мужайся, дорогая, — прошептал Дэн. — Нам придется опять отражать набег на наши границы.
— Билл! Рина! — искренне просияла Стефани. — Как я рада вас видеть! А я уж боялась, что вы не придете.
— Ну, что ты, разве мы можем пропустить ваш праздник? — растроганно воскликнул Билл. — Просто в наши годы люди не вскакивают ни свет ни заря и не мчатся сломя голову в гости.
— Да не слушайте вы его! — вмешалась Рина. — Он так торопился приехать пораньше, что в конце концов мы опоздали. Но когда ты, Стефани, проживешь со своим мужем столько, сколько я с Биллом, ты тоже научишься мириться с его слабостями. Ладно, поздравляем вас обоих!
— Спасибо, Рина! — рассмеялся Дэн. — Приятно тебя видеть, Билл.
Дэн взял обветренную руку Билла и сердечно пожал ее.
— Итак, ты решил, что денек компания как-нибудь обойдется без тебя, да? — прищурился Дэн.
Билл повернулся к Стефани.
— Он что, пытается меня вытурить с работы? — Билл ткнул в Дэна коротким пальцем. — Позволь тебе заметить, приятель, что «Харпер майнинг» еще не скоро сможет обходиться без моей помощи. Единственный, кто в состоянии меня выгнать или справиться без меня, это президент фирмы, твоя жена!
— Ну-ну, Билл, — поспешила утихомирить распетушившегося управляющего Стефани. — Ты же знаешь, я не собираюсь расставаться с тобой. У меня и в мыслях этого нет. Но раз уж мы неделями днюем и ночуем на работе, то в выходные надо расслабиться. Тем более что у нас праздник!
Успокоенный Билл притянул Стефани к себе и поцеловал в лоб.
— Ты мной вертишь, как захочешь, Стеф, и тебе это хорошо известно, — сказал он и, обратившись к Дэну, и добавил в знак примирения:
— Она всегда так себя вела, даже в детстве… Стеф, ты сегодня чудесно выглядишь, просто великолепно, — ласково продолжал Билл. — Никогда не подумаешь, что два юных оболтуса, которых мы повстречали на пути в сад, это твои отпрыски.
— Попридержи язык, Билл! — шикнула на него Рина. — Тебе за оболтусов спасибо не скажут!
— Да, — сухо согласился Дэн. — Деннис — прекрасный молодой человек, идущий в ногу со временем. Мы обычно понятия не имеем, в котором часу ночи он заявится домой, и, похоже, он задает работенку парням из Нью-Йорка, Лондона и Рима: те едва успевают поставлять ему одежду.
— А Сара? Как дела у нее? — поинтересовалась Рина.
Стефани расплылась в улыбке.
— Сэсс не изменилась. По-прежнему принимает все близко к сердцу и пытается найти свой путь в жизни.
— И она обязательно его найдет! — убежденно воскликнул Билл. — И сколько ей сейчас? Двадцать два — двадцать три? Может, она пойдет по стопам своей матушки? Вдруг у нее тоже позднее развитие и она потом вам всем покажет?!
На лужайке появился официант с подносом, бокалы с пенящимся напитком слегка запотели на жаре. Дэн подозвал официанта и церемонно подал каждому высокий узкий бокал с холодным шампанским. Потом взял Стефани за руку и произнес тост.
— За поздно распускающиеся цветы, — сказал он, устремив ласковый взор на жену, и в его голосе зазвучала неподдельная нежность. — И если это можно назвать нашим бабьим летом, то я хочу, чтобы зима не наступала никогда!
— За Дэна и Стефани! Будьте счастливы! — раздались в знойной тишине приглушенные голоса Билла и Рины.
«Неужели мне наконец повезло? — изумленно подумала Стефани. — Могу ли я сказать, что теперь, спустя семь лет, проведенных с этим человеком, я полностью ему доверяю и спокойна за свое будущее?»
И неожиданно Стефани охватил жгучий страх. Перед глазами все поплыло. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.
Стефани судорожно вцепилась в Дэна. Он подхватил ее на руки.
— Нет-нет, я прекрасно себя чувствую, — справившись с головокружением, сказала она в ответ на его взволнованные расспросы. — Это от жары.
Вскоре Стефани совсем оправилась, подхватила Рину под руку и, весело щебеча, повела ее по аллее на лужайку, где вот-вот должен был начаться торжественный обед.
Мужчины шли сзади. Билл первым нарушил молчание:
— Ты не забыл, что произойдет в понедельник?
— Нет, — вздохнул Дэн.
— Перед тем как выйти из дому, я получил еще одно неприятное известие, из-за чего я, честно говоря, и задержался. Но Стефани пусть узнает дурные вести в понедельник, когда придет в контору. А вот что касается остального… Как ты думаешь, она догадывается, что может произойти? Она помнит, какое это число?
Наступила пауза.
— Я не знаю, — Дэн резко остановился под цветущим деревом.
На лице Билла отразилось недоверие:
— Как не знаешь?!
— А ты пораскинь мозгами, Билл! — резко ответил Дэн. — Я не хотел… не хотел бередить ее раны, понимаешь? Я ждал, когда Стефани сама об этом заговорит. Но она не заговорила. Вот так.
— Может, она забыла? — с надеждой в голосе спросил Билл.
Дэн покачал головой.
— Как можно? — только и сказал он.
Вопрос повис в воздухе, напоенном густым ароматом жасмина.
— Ладно, — решительно продолжал Билл. — Стефани, по идее, это ничем не грозит. По идее…
Билл умолк. Они с Дэном немного постояли в тишине, чувствуя, что их связывают общие узы растущей тревоги и страха.
— Дэн! Билл! Где вы? — донесся с дальнего конца лужайки радостный голос Стефани. — Идите сюда, вы пропустите столько интересного!
— Забавные все-таки существа, эти заключенные, — задумчиво пробормотала надзирательница Хьюджес.
За двадцать лет службы она так и не научилась разбираться в их психологии. Почему примерная заключенная номер тысяча тринадцать, казавшаяся Хьюджес вполне разумной женщиной, вдруг по уши влюбилась в такую стерву, как четыреста девяносто восемь? Тем более что номеру четыреста девяносто восемь с минуты на минуту предстояло освободиться! Эта любовь была совершенно обречена. Она не имела будущего. Однако номер тысяча тринадцать вела себя примерно, а такие в тюрьме попадаются нечасто. Да и вообще надо быть настоящей гадюкой, чтобы не дать влюбленным проститься… хотя если кто и гадюка, то это номер четыреста девяносто восемь. До чего ж она злобная! Просто олицетворение зла!
День тянулся очень долго. Надзирательница устало плелась по широкому коридору, а за ней с ужином на подносе шла заключенная, славившаяся своим примерным поведением. В конце коридора, приоткрыв дверь камеры, их поджидала другая надзирательница. Когда микропроцессия приблизилась, вторая надзирательница с похабной усмешкой подмигнула номеру четыреста девяносто восемь и захлопнула за ней дверь камеры, оставив ее наедине с подругой.
— Милая! — глаза заключенной наполнились слезами.
Подруга взяла поднос, поставила его на стол и бесстрастно произнесла:
— Ради бога, не распускай нюни. Или тебе хочется устроить цирк для этих двух клуш в коридоре?
Заключенная рухнула на узкую койку и разрыдалась.
— О, Джилли! — всхлипывала она. — Я буду так скучать по тебе!
— Я тоже, — ответила Джилли, — но не стану притворяться, делая вид, что мне неохота оказаться на свободе… Даже ради тебя, Олив, я не стану притворяться. Ты же знаешь, меня там ждут всякие дела… и люди, с которыми надо повидаться. А главное, мне не терпится повидаться с одной особой, — тут глаза Джилли странно блеснули. — Я так мечтала увидеть ее все эти годы!.. Уверяю тебя, она вряд ли обрадуется нашей встрече. А уж я-то с ней разберусь!
Джилли — старалась говорить тихо, но надзирательницы в коридоре все равно слышали ее свистящий самоуверенный шепот.
«Она даже шипит как змея, — с отвращением подумала Хьюджес. — И как могла Оливия в нее влюбиться?»
Оливия отчаянно пыталась взять себя в руки.
— Я не хочу тебя терять, Джилли, — с трудом вымолвила она. — Куда ты уедешь? Чем займешься?
— О, понятия не имею! — беспечно воскликнула Джилли. — Австралия большая… пойду на все четыре стороны!
— Вот этого-то я и боюсь! — Горе Оливии всколыхнулось с новой силой, и она, сотрясаясь от рыданий, упала ничком на койку.
Джилли смерила ее холодным взглядом, но потом все же подошла и потрепала по волосам.
— Не реви, Олив, — сказала она скорее угрожающе, чем ласково. — Ты же не хочешь испортить нашу последнюю встречу, правда?
Она взяла в ладони лицо Оливии и поцеловала подругу.
— О, — прошептала Оливия. — У тебя такие нежные губы…
Джилли обняла девушку и подарила ей еще один поцелуй. Затем начала ритмично поглаживать ее грудь, чувствуя, как соски под ее пальцами постепенно твердеют. Оливия впала в забытье и повиновалась каждому движению Джилли. А та по опыту знала, как ублажить подругу. Уложив Оливию на спину, она погладила ее бедра и, наклонившись вперед, принялась бороться с пуговицами на жестком тюремном халате. Наконец пуговицы были расстегнуты, грубая ткань распахнута, и обнажилось нежное тело. Джилли обеими руками вытащила груди Оливии из бюстгальтера. Они были белоснежными, полными; голубые жилки прочерчивали их, образуя изящный ажурный узор. С этой ослепительной белизной резко контрастировали выпуклые темные соски. Джилли на секунду замерла, любуясь полуобнаженной женщиной, которая постанывала от наслаждения, раскинувшись на кровати. Наглядевшись, Джилли решительно потянулась к груди Оливии и ласкала ее до тех пор, пока та не начала выгибаться дугой и сладострастно извиваться. Однако сама Джилли не поддалась разгоравшемуся желанию.
«Успеется, — подумала она. — Причем без свидетелей, а то ведь эти две клячи торчат в коридоре и подслушивают…»
Вспомнив о надзирательницах, Джилли вдруг захотела как можно скорее отделаться от Оливии. Она быстро улеглась рядом с ней на узкую койку, просунула руку между ее ногами, и через несколько секунд все было кончено.
Едва крики Оливии стихли, надзирательницы вошли в камеру.
— О'кэй, хватит с вас, птички, — игриво сказала вторая надзирательница. — Я провожу Оливию, а ты, Хьюджес, пригляди за номером четыреста девяносто восемь, ладно?
Одурманенная любовью, Оливия послушно поднялась с койки и побрела за надзирательницей к дверям словно наркоманка. Однако у порога пришла в себя и, неожиданно вырвавшись, кинулась обратно в камеру.
— Джилли! — раздался жалобный, молящий крик. Несмотря на всю свою грубость, вторая надзирательница не была злой и жестокой женщиной. Она терпеливо согласилась подождать еще несколько минут.
— Я же сказала тебе, Олив. Пришло время расставаться. Я выйду на свободу после семилетнего заключения! — Глаза Джилли странно вспыхнули. — А ты… ты не просидела тут и семи месяцев! Хватит ныть! Я ничего тебе не обещаю. Это моя жизнь, и я намерена начать ее заново. И пока что ты в мои планы не входишь!
Вторая надзирательница поволокла вопящую Оливию к дверям. Мало-помалу крики удалялись и наконец стихли.
Надзирательница Хьюджес вздохнула.
— Ты, наверно, ведьма. Да, Джилли Стюарт? — спросила она. — Не могла сказать бедной корове несколько ласковых слов на прощание!
Джилли не удостоила ее взглядом.
— Пошла вон, — сказала она надзирательнице. — Дай мне поужинать.
Джилли села за стол и придвинула к себе поднос.
— Поужинать, говоришь? — переспросила надзирательница.
Она протянула руку и сняла крышку. На тарелке лежала курица с картошкой и зеленым горошком, все было полито соусом. Ужин слегка остыл, но выглядел все еще аппетитно. Джилли взяла нож, вилку, и вдруг ее словно толкнули… Подняв глаза, она взглянула на Хьюджес. На лице надзирательницы была написана непреклонная решимость. Она подалась вперед и смачно плюнула в тарелку. Затем неторопливо подошла к двери и, оглянувшись, посмотрела на заключенную. Джилли прямо-таки побелела от ярости и готова была прыгнуть на Хьюджес, словно дикая злобная кошка. Надзирательница захлопнула дверь камеры и задвинула тяжелый засов.
— Наслаждайся своим ужином, номер четыреста девяносто восемь! — усмехнулась она.