«Хорошая это штука виски», — рассуждал сам с собой Деннис, вытянувшись во весь рост на диване в гостиной. После отъезда ревущей машины «скорой помощи», забравшей Билла, Тома и Стефани, и исчезновения Сары в доме все стало совершенно спокойно. Как раз та милая атмосфера, когда можно без помех поработать с бутылкой прекрасного ячменного напитка. «Все это абсолютная правда, в такой бутылке утонут все несчастья», — думал он. Деннис чувствовал себя гораздо лучше, чем раньше, потому что он вообще почти ничего не чувствовал. Лучшее анестезирующее средство в мире! Он снова потянулся к бутылке.

Смутно он услышал шум подъехавшего автомобиля и шаги, направляющиеся к дому. В дом вошел Том.

— Я прямо из больницы… — начал было он.

— Убирайся!

— Что?!

— Ничего, вон отсюда!

Пьяный Деннис поднялся с дивана и шатаясь направился к нему. С первого взгляда Том оценил свое положение.

— Где Сара? — спросил он.

— Я же сказал тебе, исчезни. Меньше всего она нуждается в тебе.

Том стиснул зубы.

— Послушай, — сказал он, — чтобы ты ни чувствовал, твоей сестре чертовски трудно, значительно труднее, чем тебе.

— Да, а кто во всем виноват?

Том ответил ему взглядом человека, признающего свое поражение.

— А разве сейчас это имеет значение? — сказал он и повернулся, чтобы уйти.

— И оставь Сару в покое, — закричал Деннис ему вслед. — Она обойдется без тебя. И мы все тоже!

Шагая по саду, Том думал о том, что единственно хорошим в сцене с Деннисом было то, что он не уступил своему первому порыву избить его. И без того ситуация представлялась достаточно скверной. Том полностью не осознал значения ужасного известия, которое сообщил Билл, — он весь был поглощен заботами, связанными с доставкой смертельно больного человека в клинику, сообщением о случившемся Рине и множеством других проблем, которые возникают в подобных обстоятельствах. Но ему было необходимо повидать Сару. Один только Бог знал, как она страдает.

Он нашел ее одну на вершине скалы над морем. Дул сильный ветер. Солнце садилось. Приближался вечер. Воздух был влажным и холодным. Но она, казалось, не замечала ничего. Девушка была вся погружена в свои мысли и испуганно вздрогнула, когда он подошел к ней. Том сразу же с болью уловил перемену в ее взгляде, когда она посмотрела на него, — в нем было и смущение, и… Что еще: страх? отвращение?.. Однако она сделала усилие, чтобы выглядеть как обычно.

— Как твой оте… как Билл?

«Мы теперь не можем даже говорить друг с другом», — подумал он со страхом, внезапно охватившим его, а вслух сказал:

— Он под постоянным наблюдением врачей. Ему требуется абсолютный покой, поэтому я смог уехать из больницы.

— Он сказал… еще что-нибудь?

— Нет, так же как и Стефани.

Сара была очень бледна.

— Это правда? Как ты думаешь? Что мы брат и сестра?

— Не знаю.

— По-моему, это объясняет, почему они всегда были так настроены против нас… Они знали, что мы никогда не сможем… что мы не должны…

Ему так хотелось обнять ее, но он не осмелился даже прикоснуться к ней.

— Сара, я просто не знаю, что нам делать.

— Ты ничего не сможешь сделать! — выпалила она. — Раз нельзя изменить то, что уже произошло.

— Сара, мы же не знали! — Тому было нестерпимо думать о том, что самое прекрасное, что было между ними, вдруг в один момент, как в кошмарном сне, стало грязным святотатством. — Мы любили друг друга… и я не жалею об этом! Не знаю, что со мной, но это так.

— Но все это отвратительно!

— Нисколько! Во всяком случае, тогда. Отвратительна лишь вся эта ложь, которую нам рассказали. Я по-прежнему люблю тебя, Сара. И ничто не может этого изменить.

— Пожалуйста, Том, не надо… — застонала она.

— Скажи мне, что ты не любишь меня! — вызывающе спросил Том.

— Все кончено! Так должно быть! — закричала она. — Не имеет значения, что мы думаем. Мы не можем любить друг друга… ни сейчас, ни потом, и вообще никогда.

Она отвернулась от него и побежала к дому. В холле стояла Стефани. Их взгляды встретились. Сара было бросилась вверх по лестнице, чтобы скрыться в своей спальне, но голос Стефани остановил ее на полпути:

— Сара, нам надо поговорить.

— О чем еще можно говорить? — повернулась к ней Сара.

Стефани крепко сжала перила лестницы.

— Я хочу, чтобы ты поняла: я сама ничего не знала об этом. Много лет назад у меня родился ребенок… Я была даже моложе тебя. Меня увезли тогда, а мальчика должны были усыновить. Мне же отец сказал, что ребенок умер. Вот и все.

— Нет, это не все! Билл знал! Почему никто не сказал нам правду, пока не стало слишком поздно?

— Слишком поздно? — Стефани говорила очень тихо.

Внезапно Сара сникла и, опустившись на ступеньки, разразилась рыданиями.

— Я вся в грязи, ма, — рыдала она, — мне так стыдно за то, что мы сделали.

Стефани медленно поднялась к ней и обняла ее.

— Не надо, моя любовь, — попыталась она утешить дочь. — Вы же не знали.

Снаружи раздался гул машины Тома, стихнувший где-то в вечерней тишине. На сердце у Стефани была какая-то свинцовая тяжесть, а голова была словно чугунная. «Неужели тебе было недостаточно забрать у меня любимого человека, — спрашивала Стефани жестокое провидение, — так ты хочешь еще лишить мою дочь ее возлюбленного?» Ей нечего было сказать Саре и нечем было утешить ее. Так они и сидели вместе, обнявшись, словно оставшиеся в живых после кораблекрушения, и ни слова не говоря друг другу.

Ночной воздух был холодным даже в центре города. С каждым уходящим днем долгое жаркое лето отдалялось все больше и больше. Джилли была рада, что захватила с собой пальто, и не задерживалась у ослепительных, манящих витрин. Поразмыслив над тем, что произошло, она пришла к выводу, что расстраиваться в общем не из-за чего. Безусловно, она предпочла бы сама взорвать бомбу о лже-отцовстве Билла, подложенную под Стефани. Было бы так приятно увидеть ее лицо! Что же касается самого Билла, то он просто старый самодовольный болван. Конечно, сделать все самой было бы гораздо приятней. Но и так результат случившегося разоблачения был вполне удовлетворительным: Билл в больнице, Том и Сара разлучены, и оба очень страдают, ну а Стефани нанесен новый удар, который так осложнил ее существование, как она вряд ли могла когда-либо себе представить. «Неплохо, — удовлетворенно думала Джилли, — совсем неплохо».

Сладостные мысли Джилли в связи с последними событиями несколько смягчили ее гнев по поводу решения Джейка назначить вместо нее Касси главой «Тары». Конечно, с его стороны это просто плата маленькой шлюхе за «адекватные» услуги, оказанные ею. Она прекрасно понимала это. Но ведь можно все сделать как-нибудь иначе. Джилли хотела получить «Тару» всем сердцем, как хотят получить любимую игрушку. А этой девчонке Джонс можно дать что-нибудь другое. Поэтому она и шла к Джейку — он ведь должен увидеть логику в ее рассуждениях.

Джейк открыл дверь своих апартаментов, глядя на часы. Вместо приветствия он холодно посмотрел на нее и коротко бросил:

— Не могу уделить тебе много времени. Я тороплюсь.

— Куда? — ревниво спросила Джилли. Проходя в гостиную, он рассмеялся:

— Это совсем не твое дело, но уж если это тебя так интересует, скажу: я принимаю руководителей Боливийского горно-промышленного консорциума, которые сейчас в городе.

— Что, в этом? — Она указала взглядом на его роскошный шелковый китайский халат с изящным рисунком в золотых и алых тонах.

— Ладно, я могу влезть в свой вечерний костюм и нацепить черный галстук, просто чтобы осчастливить кого-то, — произнес он с убийственным сарказмом. — Ну, так что тебе?

— «Тара», — выразительно сказала она.

— Ничего не могу сделать.

— Но я хочу!

— Я уже назначил Касси Джонс.

— Ну так уволь ее!

Джейк вздохнул и резко сказал:

— Я уже говорил тебе, что прежде всего я бизнесмен, и это — деловое решение. Я хочу иметь во главе «Тары» человека, который заставит ее давать деньги, а не будет использовать для своих безумных замыслов по осуществлению личной мести.

— Безумных!

— Ты опасный человек, Джилли. Если бы я знал о той игре, которую ты ведешь с Биллом Макмастером, я бы не имел с тобой ничего общего. Я могу получить все, что мне нужно от «Харпер майнинг», от него и от Стефани без этих злобных штучек. — Он снова взглянул на часы. — А сейчас извини, мне пора одеваться. — Он посмотрел на нее с нескрываемым отвращением.

Джилли была ошарашена. Она убедила себя, что Джейк будет в восторге от ее художеств. Она ожидала поздравлений с шампанским и поцелуями за то, что сбросила Билла с насиженного места и внесла смятение в лагерь Харперов. А вместо этого ее выгоняют, как служанку, которую застали в кладовой в объятиях сына мясника! Ей пришлось сделать над собой усилие, прежде чем она смогла ответить:

— Раз ты так оцениваешь мои действия и держишь меня за полное дерьмо, нам нет никакого смысла продолжать наше… деловое партнерство. У тебя там, как мне кажется, несколько моих акций. Я бы хотела их забрать.

— Я пришлю их тебе с курьером завтра утром до девяти.

И все. Несколько секунд спустя Джилли была уже на улице. Она боролась с целым роем чувств, главным из которых было ощущение, что она оказалась в дураках.

Стефани и Рина сидели рядом около больничной палаты, в которой лежал Билл. Обе молчали, но в этом молчании не было ни неловкости, ни напряженности. Сейчас было не время выяснять личные отношения. Состояние Билла было крайне тяжелым, и единственное, что им теперь оставалось, — ждать, чем все это закончится. После своей спешной поездки в Эдем, чтобы повидать Сару, Стефани снова вернулась в больницу и составила компанию Рине в ее тревожных бдениях.

Протиснувшись между массивными дверьми, врач вышел из палаты тяжелобольных.

— Ваш муж просит вас, миссис Макмастер, — сказал он, — и вас, мисс Харпер. Вы можете быть у него очень недолго, и я должен предупредить вас, что вам придется быть чрезвычайно осторожными, чтобы не волновать его и не заставлять напрягаться. Для большинства людей такой коронарный тромбоз, как у него, оказался бы смертельным. Он очень слаб, и любое напряжение сейчас могло бы привести к фатальному исходу.

Встревоженные женщины понимающе кивнули.

— Сюда, прошу вас.

Лежащее на больничной койке длинное костлявое тело Билла выглядело странно усохшим. Казалось, что оно вполовину меньше того, каким было раньше. Как только Билл их увидел, он с трудом произнес:

— Стефани… я должен сказать…

— Тише, Билл. Это может подождать.

— Нет, — настойчиво сказал он тоном, который напомнил голос прежнего Билла. — Это слишком важно.

Он взял ее за руку, и обе женщины сели у его кровати. Стефани со страхом взглянула на него. Она не была уверена, хочет ли услышать, что он собирается ей сказать.

Билл с усилием продолжал:

— После того как ты родила ребенка, Тома… и тебя отправили за границу, твой отец убедил тебя, что малыш умер. Он хотел, чтобы ты забыла о сыне и не стала бы разыскивать его, когда станешь старше.

— Он хотел, чтобы я забыла даже о том, что у меня вообще был ребенок.

Стефани говорила без всякого выражения, и Билл не представлял, какие страдания она испытывает.

— Да, — подтвердил он. — Он велел мне устроить его в приют. Макс просто не желал знать, что с ним сталось, и сам не хотел иметь к этому никакого отношения. Мне он буквально не оставил выбора. Поэтому я поместил мальчика в сиротский приют, откуда его мог взять кто-либо, кто пожелал бы его усыновить.

— Мы не хотели этого, — в отчаянии сказала Рина. — Мы ужасно боялись, что Макс придумает что-нибудь похуже.

«Все всегда боялись», — подумала Стефани.

— Но Рина и я чувствовали себя виноватыми в том, что сделали. Он был таким хорошеньким ребенком, и отделаться от него таким образом было безумием! Неделями мы все говорили и говорили об этом. Мы не могли выкинуть его ни из головы, ни из сердца. И в конце концов решили, что просто не можем бросить мальчика… И мы его сами усыновили.

— Я понимаю, нельзя изменить то, что мы сделали, — сказала Рина, и ее глаза заблестели от невыплаканных слез. — Но мы тогда уже знали, что у нас не может быть своих детей. И вот Билл вернулся в приют…

— …и мать-настоятельница позволила нам взять мальчика. Оттуда мы сразу же отправились в Перт, где только что скончалась двоюродная сестра Рины, и, вернувшись сюда, рассказали всем, что мы усыновили ее мальчика и будем воспитывать его, как если бы это был наш собственный ребенок. Вот как все произошло.

— Ты никогда не думал рассказать мне все? — В голосе Стефани не было упрека.

— Я всегда думал об этом! — По лицу Билла было видно, что его мучили угрызения совести. — Но каждый раз мы находили причины, чтобы отложить разговор с тобой, пока уже не стало слишком поздно. Мы так боялись потерять его… и тебя!

— Мы бесконечно сожалеем, Стефани, что так поступили, — сказала Рина, уже не сдерживая слез. — Мы думали сделать как лучше, да вот как все обернулось. Попытайся простить нас, если можешь.

— Конечно… Но я не единственная сторона в этом деле. Я могу только надеяться, что Том и Сара смогут простить вас.

Она не сказала о том, что вина перед ней, равно как и зло, причиненное ей, ничего не стоят по сравнению с тем, что разрушило жизни двух молодых людей и опустошило их души. Она знала, что не должна говорить это. Пожимая руку старика в знак своей симпатии к нему, Стефани знала, что для него, так же как и для нее, понимание не было прощением.