1

Кира Карловна надела сегодня с утра траур. Она вся была в чёрном и не спеша собиралась в «Дубки». Ещё вчера, когда она навещала своего мужа в городской больнице, ей сообщили печальную весть – Виктор Романович скончался предыдущей ночью от остановки сердца. Что ж, рано или поздно, но это должно было произойти, её муж постоянно жаловался на своё сердце и вот теперь удар судьбы настиг и его. К Эрнсту в «Дубки» она собиралась впервые. Она не знала, как воспримет это печальное известие её сын. Кира Карловна крепилась как могла, но всё-таки одинокая слезинка прорвалась из её глаз и быстро прокатилась по сухой щеке. Она смахнула её и продолжала паковать передачку своему сыну.

Вот вроде и всё было готово, она присела на дорожку и печально вздохнула – почему удары судьбы разом обрушились на её маленький уютный мирок? В чём она провинилась перед богом? Она не понимала этого и не могла ответить на эти вопросы. Она очень долго не видела своего сына – он был постоянно занят своей учёбой и работой, и вот теперь, как выяснилось, у него появилась ещё и девушка. Конечно, последнему обстоятельству Кира Карловна очень радовалась. Ведь ещё с детства её сын не уделял особо много внимания противоположному полу и отдавал себя всего только занятиям. Она как мать переживала за него и не хотела, чтобы её сын оставался холостяком по жизни. Но, как выяснилось, её тревоги были напрасны и всё уладилось само собой – природа взяла своё и теперь она была довольна этому обстоятельству.

Посмотрев на часы она увидела, что засиделась. Кира Карловна быстро встала и направилась к выходу из квартиры. Во дворе её ждал их семейный автомобиль – старая «Волга», которую так любил её покойный ныне муж. Кира Карловна тоже умела водить автомобиль и втайне гордилась этим. Ведь многие женщины не имели об этом вообще никакого понятия, совсем иное дело она! Современная интеллигентная дама!

Она завела мотор и не спеша выруливала на шоссе, ведущее к окраине города, где и находились печально известные «Дубки». Теперь пришло время и ей познакомиться с этим заведением, печально думала она, держась за руль. Ей никогда не приходило в голову, что она будет навещать своего сына в этом доме скорби, своего умницу Эрнста…

Погружённая в свои мысли она и не заметила, как оказалась у цели своей поездки. Автомобиль медленно подкатился к главным воротам, и хмурый охранник вышел к ней навстречу из своей будки.

– Сегодня неприёмный день! – буркнул он узнав о цели визита Киры Карловны. – Приезжайте в воскресенье! – добавил он и уже собирался уходить.

– Но у меня особый случай! Кроме того, я звонила предварительно вашему главному врачу, и он разрешил мне свидание! – спешно заявила Кира Карловна, пока охранник не скрылся. Она боялась, что он не успеет её выслушать.

– Подождите здесь минуту, я позвоню главному! – недовольно пробурчал охранник и скрылся в своей будке.

Кира Карловна принялась ждать. Она нетерпеливо барабанила пальцами по рулю и рассматривала ворота, покрашенные зелёной краской. Наконец охранник появился снова из своей будки и сделал приглашающий жест рукой – проезжайте! В ту же минуту ворота медленно поползли в сторону с тихим лязгом и в открывшемся просвете появилась дорога и по её бокам запущенный парк. Всюду валялась листва и голые дубы держали над дорогой свои ветви – стояла глубокая осень. Кира Карловна нажала на педаль газа, и машина легко понесла её по асфальтовой дороге. Через минуту она уже была у главного входа в клинику. Какое-то грустное чувство вновь овладело ей, когда она вышла из машины и осмотрелась. На ветвях сидела стая ворон и беспрерывно галдела. В глубине парка несколько человек в ватниках лениво собирали граблями палую листву и тут же жгли её в большой куче. Галдёж ворон и унылые больные, работавшие в парке вконец испортили ей настроение, но она попыталась овладеть собой перед встречей с сыном…

Кира Карловна решительно вошла в двери главного входа и прошла к дежурной медсестре. Она назвала своё имя и попросила привести к ней Лебедева Эрнста. Дежурная тоже принялась звонить главному врачу, который уже чувствовал себя издёрганным по поводу Лебедева. Он наорал на сестру в телефонную трубку, и та раскрасневшись принялась оправдываться тем, что сегодня неприёмный день. Наконец всё было выяснено и вскоре на лестнице, ведущей в отделения появился Эрнст. С момента визита своих друзей он похудел ещё больше и теперь представлял собой весьма жалкое зрелище – больничная пижама ещё больше болталась на нём и щёки впали, как у ракового больного в последней стадии.

– Боже! Эрнст! Что они с тобой тут делают? – воскликнула мать и протянула свои руки к нему навстречу.

– Что, действительно так сильно изменился? – тихо спросил Эрнст и подойдя обнял свою мать.

Через мгновение они присели, и Эрнст заметил, что по лицу матери текли слёзы.

– Что-то случилось? – спросил он и замолчал.

– Эрнст, папа умер, – тихо произнесла Кира Карловна и положила свою голову на плечо сына. Наконец-то она дала волю своим чувствам и слёзы хлынули из неё градом. – За что? За что мне всё это? Ты в дурдоме, папа умер! В чём я провинилась перед всевышним? – всхлипывая говорила она и только тут заметила, что Эрнст протягивает ей носовой платок.

– Спасибо, – ещё раз всхлипнула она перед тем, как успокоиться окончательно и перейти к диалогу.

Вытерев своё лицо она посмотрела на сына. Тот заметив, что она пришла в себя спросил:

– Что случилось с отцом? – он был мрачен и подавлен.

– Твоя девушка, кажется, Кристина, пришла к нам и рассказала, что с тобой приключилось. У отца произошёл инфаркт, когда он узнал, что ты попал в психушку. Эрнст, как такое могло произойти? Что ты натворил? – мать снова готова была зарыдать, но Эрнст прижал её к себе и принялся утешать.

– Что со мной случилось – это уже неважно, просто мой план дал осечку, и вот я здесь, – произнёс спокойно Эрнст.

– Какой ещё план? Что ты от меня скрываешь? Ведь матери ты можешь всё рассказать! – не унималась Кира Карловна.

– Я просто больше не хочу говорить об этом и давай ты не будешь меня расспрашивать. Теперь имеет значение только одно – когда и в каком состоянии я выйду отсюда. Потому что уже теперь от назначенного мне лечения я чувствую слабость и апатию, – произнёс Эрнст, глядя равнодушно на стену.

– Что они с тобой здесь делают? – вновь спросила его Кира Карловна на этот раз спокойно.

– Мне назначена электрошоковая терапия и медикаментозное лечение, – спокойно ответил сын матери и снова замолчал.

– Боже мой, шоковая терапия – это ведь, когда током бьют голову, верно? – спросила мать.

Эрнст только утвердительно кивнул головой и посмотрел на мать. Та снова залилась градом слёз.

– Бедный мой мальчик! За что тебе всё это! – она принялась гладить его голову и тихо плакать.

– Меня радует только одно, ещё пара-тройка сеансов и терапия будет закончена, останутся одни таблетки, – произнёс Эрнст.

– Кристина сказала, что тебя отчислили из университета. Что ты собираешься делать? – спросила вновь мать.

– Сначала мне надо выйти отсюда как можно скорее, неизвестно каким я стану в этих стенах. Я уже чувствую, как начинаю тупеть, вчера я попытался взять один интеграл и не смог этого сделать. Это привело меня в панику.

Если так пойдёт и дальше, то весь мой потенциал, наработанный мною ещё в школьные годы, будет растрачен.

Произнеся эти слова Эрнст поднял голову и посмотрел на мать. Немая боль застыла в её глазах, и она молчала, только время от времени всхлипывая и приговаривая: «Боже мой, что с тобой стало, мой Эрнст!»

Наконец взяв себя в руки она заявила:

– Я должна поговорить с врачом!

Эрнст начал её всячески отговаривать.

– Ты пойми, я ведь на принудительном лечении и кроме того самая страшная его часть, я говорю об электротерапии, уже позади. Что может сказать тебе врач? Ведь ты же ничего не понимаешь в психиатрии, – сбивчиво говорил Эрнст матери.

Ему не хотелось, чтобы она узнала причину, по которой он здесь находится – стрельба в Ленина. Он дорожил мнением матери и не хотел, чтобы и она начала думать, что он сумасшедший – ведь не станет же он посвящать её во все тонкости своего плана и рассказывать ей о своей машине времени. Это было бы слишком для его старой матери.

– Нет, я встречусь с ним обязательно, но если ты не хочешь, чтобы я говорила с ним о тебе, то я обещаю тебе, что не стану делать этого. Просто я хотела бы попросить его, чтобы он отпустил тебя на похороны отца, – спокойно сказала пожилая женщина сыну.

– Мам, я хотел бы попросить тебя, чтобы ты позвала на похороны и Кристину, ведь я не знаю, когда я снова её увижу на воле, – попросил свою мать молодой человек.

– Хорошо, как ты скажешь, – ответила мать и посмотрела на свои часы.

Было уже довольно поздно, и она решила, что пора прощаться с сыном. Она хотела ещё остаться, чтобы коротко переговорить с врачом.

– Обещай мне мама, что ты не будешь говорить с ним о моём лечении! – снова напомнил ей Эрнст перед свои уходом.

– Хорошо, я обещаю! – она встала и обняла сына. Он сделал тоже самое и вскоре они расстались. Эрнст пошёл назад в своё отделение, а Кира Карловна прошла к дежурной сестре, чтобы попросить её о встрече с главным врачом.

Настроение Эрнста заметно ободрилось. Несмотря на удар постигший его семью, они с матерью как-то поддержали друг друга и от этого становилось легче на сердце. А может я стал больше ценить мать, когда потерял отца и понял как легко это может произойти с каждым из нас? Эрнст раздумывал обо всём этом по пути в своё отделение. За окнами уже серели сумерки и вскоре должен был быть ужин. Он отнёс передачку, собранную ему матерью, в свою тумбочку и пошёл на ужин в столовую со всеми. Но что-то ворочалось в голове и не давало ему покоя – конечно, это были мысли об отце, причиной смерти которого являлся он, Эрнст. Молодой человек гнал их прочь и хотел лишь спокойно поужинать, в кои-то веки у него вдруг проснулся аппетит. А об отце он поразмыслит позже…

 

2

Кира Карловна сидела в кресле перед главным врачом клиники Артуром Александровичем Володиным. Она не сдержала своего обещания и принялась расспрашивать всё об Эрнсте, что ему было известно. Когда мать узнала шокирующие подробности задержания сына на Путиловском заводе она вновь дала волю эмоциям, переполнявшим её.

– Боже мой, бедный мальчик, и это в такие годы! – всхлипывала она и постоянно утирала слёзы платочком.

– Ну что вы, Кира Карловна, возможно, что ваш сын и впрямь что-то построил науке пока неизвестное, зачем же вы хороните его и ставите на нём крест? – успокаивал её Артур Александрович.

– Вы так думаете? – немного удивлённо спросила врача мать и вновь задумалась.

– Вообще-то, вы знаете, Эрнст всегда был мальчиком с очень богатой фантазией. Он много читал и постоянно что-то выдумывал, но мы с отцом, царство ему небесное, как-то не обращали на это внимания, всё списывали на возраст. Он всегда был очень добрым, но с возрастом он стал расценивать это качество как слабость и замкнулся в себе, – задумчиво говорила мать.

– В каком возрасте он примерно начал замыкаться? – спросил Артур Александрович.

– В подростковом, в этом периоде ведь дети часто меняются и довольно сильно, – негромко произнесла Кира Карловна. – А что, вы считаете, что у него тогда случился перелом психики?

– Нет, что вы, просто ярко выраженная интравертированность – спутник одарённых натур, я бы так сказал, – успокоил её Володин и задумался сам.

– Скажите доктор, неужели всё так плохо? – спросила Кира Карловна и снова расплакалась.

– Ну, ну, ну, успокойтесь пожалуйста! – сказал Артур Александрович и протянул ей стакан воды. – Очень хорошо, что у вашего сына есть девушка, это поможет ему вновь встать на ноги в социуме и освободиться от своих маниакальных идей, – произнёс врач.

– Да, вы знаете, она ведь ждёт ребёнка, – вытирая слёзы произнесла Кира Карловна и добавила тут же: – какое горе для неё, как для матери, не чувствовать рядом плеча Эрнста!

– Поздравляю, скоро вы станете бабушкой! – повеселев произнёс врач и спросил уже более оптимистично: – почему же вы раньше мне об этом не сказали?

– А что это как-то повлияло бы на лечение сына? – всхлипнула Кира Карловна.

– Это его шанс обрести себя вновь во внешнем мире, знаете, забота о ребёнке и о хлебе насущном способны творить чудеса. Но по моему мнению, это лучшее средство для освобождения собственной головы от навязчивых идей и состояний, как это имеет место быть в случае с вашим сыном. Вы поймите, если пациент не хочет сам понять, осознать свою проблему и как следствие избавиться от неё, то и медицина бессильна. Такого человека можно с полным правом считать сумасшедшим! – в раздумий произнёс главный врач.

– Скажите доктор, а не повлечёт ли за собой столь экстремальная терапия умственную деградацию впоследствии? – спросила вдруг волнуясь Кира Карловна, вспомнив жалобы сына на некоторое отупение.

– Нет, ну что вы, это временное торможение мыслительных процессов, которое, особенно людей умственного труда, приводит к панике поначалу, впоследствии быстро проходит после прекращения медикаментозного вмешательства. Но увы, психиатрия пока не обладает столь эффективными средствами, позволяющими затрагивать лишь патологию и не влиять на процессы в коре головного мозга в целом.

– Другими словами всё пройдёт после отмены таблеток? – неуверенно спросила Кира Карловна. – Я вас правильно поняла?

– Абсолютно, но тут кроется другая опасность?

– Какая именно?

– Дело в том, что и патология может также вернуться. Она может сделать это незаметно, под видом новых идей или развития старых форм, но уже в новом свете современной реальности.

– Если я вас правильно поняла, то моему сыну предстоит всю жизнь поглощать отупляющие таблетки под страхом возвращения патологии? Ведь так? – спросила в раздумий Кира Карловна.

– Не совсем, здесь вступает в игру роль социума, в котором вращается бывший пациент. Окружающие должны понять, что на строй его мыслей могут влиять и они, не только патология. Оттого, насколько он будет вовлечён в процесс ресоциализации, зависит его полное духовное оздоровление и возврат к здоровым жизненным ценностям. И тогда, как следствие, нет никакой надобности в последующем медикаментозном вмешательстве. Сознание пациента должно полностью освободиться от химер и иллюзий прошлого и обрести реальное представление и мире. Это главное в последующей реабилитации вашего сына. И если вы следили за ходом моей мысли, то понимаете почему я отвожу огромную роль в этом процессе девушке вашего сына и их ребёнку. Лучшего и представить себе нельзя. Ваш сын с нашей помощью, осознав ошибочность своего пути, имеет все шансы стать полноценным членом общества вновь, конечно не без помощи родных и близких.

– Да, я поняла вашу мысль, Артур Александрович, – уже полностью успокоившись произнесла пожилая женщина.

Она глубоко задумалась. Слова главного врача показались ей ясными и логичными. В ресоциализации сына должно принимать участие его окружение, но как следствие этого, его теперешняя болезнь являлась фактом их, тогда ещё родительского, недосмотра. Где-то они с Виктором Романовичем, на каком-то этапе выпустили развитие их сына из-под контроля, и он стал тем, кем он был. Его успехи в школе и на олимпиадах баюкали их и тешили их самолюбие, и в том, что сын по их недосмотру развился теперь в социально-опасную личность, она винила прежде всего себя. Кто, как не мать несёт всю ответственность за своего ребёнка?

– Вы меня больше ничего не хотите спросить? – прервал её раздумья Артур Александрович.

– Ах да, чуть не забыла! – воскликнула вдруг Кира Карловна. – Простите меня за мою просьбу, но это очень важно для меня и Эрнста!

– Да, я вас слушаю.

– Дело в том, что я хотела бы, чтобы вы отпустили моего сына на похороны отца. Пусть мальчик простится с ним!

– Да, но выход пациентов, находящихся на принудительном лечении, за пределы клиники строго воспрещён!

– Я прошу вас, Артур Александрович, – с этими словами Кира Карловна сунула врачу в карман халата крупную денежную купюру. Увы, он, как и все смертные, не был лишён этой слабости – любви к денежным знакам!

– Я решил пойти к вам навстречу и учитывая успехи Эрнста в лечении и его хорошее поведение, думаю, его можно будет отпустить в сопровождении санитара на часок-другой в связи с особыми обстоятельствами, – улыбаясь произнёс Володин и встал из-за стола.

Поднялась и Кира Карловна Они пожали друг другу руки, и Кира Карловна произнесла напоследок, что похороны состоятся в воскресенье. Врач, конечно же, принял её слова во внимание. После этого они расстались. Кира Карловна направилась к выходу из клиники, к своей машине, а Володин проследовал осмотреть некоторых из своих пациентов лично, как он это любил делать в приподнятом настроении духа.

 

3

После разговора с матерью Эрнст мучался чувством вины. Ему казалось, что это он и никто иной виноват в смерти отца. Вечером после ужина он сидел в своей палате и вспоминал своё детство. Идиота не было рядом, видимо он готовился к чемпионату, подумал Эрнст и криво усмехнулся. Ленин тоже не появлялся и ему вдруг стало невыносимо тоскливо. Он вышел в коридор и направился в курилку. Там собралась небольшая группа пациентов. Они курили и время от времени перебрасывались короткими фразами. При появлении Эрнста разговор стих и все молча уставились на него.

– Что вы все вдруг резко замолчали? – спросил Эрнст, вытаскивая пачку сигарет из кармана. Он пытался казаться дружественным, но это у него получалось не особенно хорошо.

– Тебе сочувствуем, парень! – произнёс мрачно один из пациентов, звали его Михась и сидел он здесь по уголовному делу, за разбой.

– Что, всё со мной действительно так плохо? – спросил Эрнст.

– На моей памяти ты первый, кто проходит электрошоковую терапию, закатали тебя сюда, видно, надолго, – произнёс Михась и осмотрел собравшихся.

– А ты сам-то давно здесь находишься? – спросил его Эрнст.

– Три года, – последовал короткий ответ.

Эрнст помрачнел, если Михась полагал, что ему здесь долго торчать, хотя и сам он уже не первогодок, что же тогда ждало Эрнста?

– Они не успокоятся, пока не сделают из тебя идиота, – авторитетно заявил Михась.

– Что, я тоже буду чемпионом мира по кик-боксу? – попытался отшутиться Эрнст.

– Возможен и такой вариант.

– Хотя, если ты будешь умно себя вести и не трепаться, то возможно и освободишься раньше, чем некоторые из нас, – произнёс Михась и сделал затяжку.

Эрнст задумался, перспектива провести в этих стенах долгие годы вконец добила его. Что же станет с Крис и всеми, кто там, на воле? Дождётся ли она его? Как будет расти его ребёнок без отца? На все эти вопросы он не находил ответа.

Видя, что Эрнст в глубокой печали, Михась нагнулся ему и произнёс вполголоса:

– Есть ещё один вариант, так вышли некоторые из моих корешей.

Эрнст повернулся к нему и ждал.

– Ходят слухи, что наш главный берёт.

– Это ты о деньгах что ли? – спросил Эрнст.

– Именно! – ответил Михась с видом заговорщика и отодвинулся от Лебедева.

Эрнст задумался. То, что сказал ему Михась, не было для него великим откровением. Сейчас брали многие. Но во сколько бы оценил главный его освобождение? И смогли бы он найти эти деньги? Вот уже несколько недель он торчал в «Дубках» и начинал осваиваться с жизнью в лечебнице.

«Надо будет обязательно поговорить с матерью!» – решил Эрнст и покинул курилку.

Было уже довольно поздно, и больные выстроились в очередь перед сестринским постом для приёма вечерних лекарств. Встал туда и Эрнст – на ночь он всегда принимал снотворное, по распоряжению лечащего врача. Медленно подошла его очередь, и Антонина Григорьевна вручила ему его пластиковый стаканчик с таблеткой. Эрнст отошёл и направился к крану с холодной водой, чтобы запить медикамент. Когда всё было закончено он отправился спать. Войдя в свою палату он увидел уже спящего идиота. Эрнст тут же выключил свет, боясь разбудить соседа, и прошёл в темноте на ощупь к своей кровати. Не раздеваясь он залез под одеяло и уставился в окно, куда тихо падал лунный свет.

Вдруг он услышал, как в палате кто-то кашлянул. Он обернулся на стену, из которой любил появляться Ленин и не ошибся в своём предположении – это был его призрак.

– Не вздумай больше говорить со мной вслух! – напомнил ему тут же вождь, – надеюсь, ты ясно понял, где ты находишься!

– Что тебе нужно? – спросил его Эрнст, как он и просил, мысленно.

– Твои глубокие переживания по поводу происшедшего с твоим отцом вызвали меня вновь из небытия и вот я здесь, снова рядом с тобой! – бодро ответил ему Ленин.

– Ты что, пришёл мне высказать свои соболезнования? Это на тебя не похоже, – зло подумал Эрнст.

– Мне хочется напомнить тебе, как ты и твои друзья обсуждали возможные последствия после моего убийства тогда, в семнадцатом, – задумчиво произнёс призрак.

– Тебя тогда не было! Ты появился позже! Как ты можешь знать об этом? – мысленно спросил его Эрнст. Он был зол.

– Ошибаешься, ты просто не мог видеть меня, но я жил уже тогда, правда в твоём сознании! – возразил ему Ленин. – Вы говорили тогда обо всём, вплоть до ядерной войны и глобальном уничтожении человечества. Но что самое странное – всего этого не случилось.

– Это потому, что мне не удалось!

– Однако в одном ты оказался прав. Уничтожение началось, но не человечества, а тебя самого и твоих близких, – продолжал Ленин, не обращая внимания на реплику Эрнста. – Не задумывался ли ты о том, что твоё детище сломает тебе жизнь? И сделает это настолько серьёзно, что у тебя не будет больше выбора!

– О каком выборе ты снова говоришь? Быть «желудком» или гением? Но какая мне от этого разница? Пусть я буду «желудком» – но живым, чем гением и двигателем прогресса, но мёртвым!

– Я смотрю, что просто зря трачу с тобой время! – зло сказал Ленин.

– А разве у тебя самого есть какой-то выбор? Ведь ты – часть моего мозга! – зло и саркастично воскликнул Эрнст. Он произнёс это вслух, совсем забыв о мерах предосторожности, принятых им. Его сосед по палате что-то простонал во сне, но не проснулся.

– Если ты и впредь будешь так орать, то никогда не выйдешь из этих стен! Помни о предосторожностях! – сказал Ленин. – Вот краткий итог твоей машины времени: Крис чуть не погибла под машиной, твой отец умер от сердечного приступа, ты сам заболел тяжёлой формой шизофрении, от которой нет избавления, и она уничтожит тебя, хотя возможно ты сам этого пока и не осознаёшь. Но ещё не всё потеряно. У тебя есть один шанс!

– Ты снова о своём?

– Именно! Ты должен довести начатое до конца!

– А тебе никогда не казалось, что жизнь «желудка» может и мне нравиться?

– При всём твоём желании ты никогда им не станешь! Ты иной! У тебя иное устройство! Сейчас ты просто впадаешь в заблуждение и выдаёшь желаемое за действительное!

– Ладно оставим эту тему! – устало подумал Эрнст. Он знал краем своего сознания, что Ленин говорит чистую правду. Но от этого ему не было легче.

– Сегодня ты узнал, как можно выбраться из этих стен как можно скорее. Чего же ты ждёшь? Действуй! – произнёс Ленин.

Эрнст уже ничего не ответил ему. Снотворное начинало своё действие, и его голова наливалась свинцовой тяжестью. Ленина он больше не слышал, перед ним всё начало плыть, и он закрыл глаза. Минутой позже он уже глубоко спал…

Лунный свет печально падал сквозь оконную решётку палаты и оставлял на полу квадраты тусклого света. Дом скорби спал. Спали и его обитатели. И только луна печально освещала последний приют заблудившихся в этой жизни душ и баюкала их своим неземным светом. Светом печали и надежды…

 

4

Следующее утро было для Эрнста радостным. Он знал, что сегодня состоится его последний двадцатый сеанс электрошоковой терапии и чувствовал приподнятое состояние духа. Как всегда, в такие дни, он направился в процедурный кабинет после завтрака, где его уже ждала бригада санитаров во главе с дежурным врачом. Послушно заняв своё место, он дал наложить на себя контакты, вставил в свой рот прорезиненную палочку и ждал. Но прежде, чем начать последнюю процедуру, дежурный врач наклонился к нему и сказал:

– После сеанса Артур Александрович просил зайти вас к себе.

Эрнст послушно кивнул. Дежурный врач осмотрел все ли готовы и убедившись, что можно начинать, произнёс:

– Три, два, один, контакт!

При последнем слове мозг Эрнста пронзила снова острая боль. Он впился зубами в резиновую палочку. Его тело выгнулось дугой и казалось у санитаров едва хватает сил удерживать его на кушетке. После первого удара последовала короткая пауза. Эрнст глубоко и часто дышал, на его лбу выступил холодный пот. В уголках рта появилась белая пена. Выждав некоторое время дежурный врач снова произнёс:

– Приготовились! Три, два, один, контакт!

Всё повторилось снова. После второго удара в свой мозг Эрнст собрал все остатки воли. Он знал, что последний, третий удар станет завершающим. Он уже не думал ни о чём, кроме того момента, что он испытает в конце – состояние полной эйфории и блаженства. Краем уха он слышал, что врач начал отсчёт в третий раз. Его муки повторились. Но после них наступило полное освобождение. Эрнст чувствовал себя как возможно может чувствовать себя новорожденный. И хотя он был практически обессилен, мысль о том, что этот кошмар больше никогда не повторится с ним, действовала на него опьяняюще.

– Ну вот, Эрнст Викторович, поздравляю вас! Вы прошли курс терапии и теперь, надеюсь, с вами всё будет в полном порядке! – произнёс дежурный врач и пожал ему руку.

Санитары тоже приветливо похлопывали его по спине. Парень оказался стойким, и они выказывали ему своими жестами уважение.

Эрнст только кивнул. Он не знал, что он должен сказать при этом и потому молчал. Дежурный напомнил ему, что у него есть час, чтобы отдохнуть от лечения, а затем он должен идти на беседу к главному врачу.

Эрнст ещё раз кивнул и направился нетвёрдой походкой в свою палату. Ему хотелось прилечь и восстановить свои силы. В палате сидел идиот и тупо смотрел перед собой на стену. Появление Эрнста не вызвало у него никаких эмоций. Со стороны могло показаться, что он медитировал, но Эрнст знал, что это животное не знакомо с таким понятием. Он прошёл к своей кровати и устало лёг поверх одеяла.

– Я буду чемпионом по кик-боксу! – раздалось вдруг в полной тишине, но Эрнст не придал этому никакого значения.

К своему соседу-идиоту он давно привык и не обращал внимания больше на его высказывания. Вскоре послышался шорох и шарканье больничных тапок. Краем глаза Эрнст увидел, что идиот шёл к выходу их палаты. Он обрадовался, Ленин тоже не донимал его больше и это также вселяло в Эрнста надежду. Полный светлой надежды Эрнст провалился в сон… Теперь всё будет хорошо, мелькнула в его голове мысль перед дрёмой.

Проснулся он от того, что его кто-то громко окликнул. Он открыл глаза и увидел, что это была медсестра.

– Главный врач тебя уже заждался, а ты тут дрыхнешь! – воскликнула она грубо, и Эрнст вспомнил, что ему надо было быть на беседе с шефом клиники.

Он поспешно встал и надел свои больничные шлёпанцы. Он направился к выходу из палаты.

– Быстро давай! Одна нога здесь, другая там! – грубо крикнула на него дежурная сестра и Эрнст прибавил свой шаг.

Артур Александрович сидел в своём кабинете и пил чай. До обеда оставалось ещё два часа, и он тянул время, делать ничего не хотелось, к тому же предстояла беседа с пациентом Лебедевым. В задумчивости он уставился на голые ветки деревьев за окном. Из этого состояния меланхолии его вывел негромкий стук в дверь.

– Войдите! – громко сказал он и отвернулся от окна.

Это был его пациент Эрнст Лебедев.

– Что, молодой человек, так обрадовались концу пыток, что совсем забыли, что я вас жду? – спросил врач его приветливо и пригласил сесть напротив стола. – Как вы себя чувствуете после сеанса? – врач уставился изучающе на лицо пациента. Ему было важно понять, хитрит ли с ним Эрнст или говорит правду.

– Прекрасно, как будто заново родился! – с энтузиазмом ответил Лебедев.

– Больше никого не видите, ни с кем не разговариваете из потустороннего мира? – продолжал врач расспрашивать.

– Теперь всё нормально, благодаря вашей помощи, – вежливо ответил Эрнст.

Он не позволит больше себя так мучать! Но для этого ему теперь предстоит скрывать своего Ленина. Что ж, вождь научил его мысленно общаться с ним, а видеть его всё равно никто кроме Эрнста не мог. Этот урок он усвоил чётко, иначе снова 220 вольт в виски. При одной мысли об этом Эрнста пробивал холодный пот.

Врач молчал. Он испытующе смотрел на Эрнста и, казалось, не мог ответить на свой единственный вопрос – говорит Эрнст правду или хитрит. За годы работы среди подобного контингента Володин убедился в хитрости и изворотливости некоторых из своих пациентов. Но внешность Эрнста производила на него благоприятное впечатление, и Володин успокоился на его счёт. В конце концов, ведь не уголовник же был Эрнст – юноша из интеллигентной семьи – теперь Володин был знаком с его матерью.

– Я разговаривал с вашей матерью Кирой Карловной, она просила, чтобы я отпустил вас на похороны отца, – нарушив молчание произнёс Володин.

– И какое вы приняли решение? Вы меня отпустите? – заволновался Эрнст.

– Учитывая ваше хорошее поведение – да! Но только в сопровождении санитара, само собой разумеется, – сказал врач и снова замолчал.

– У меня к вам один вопрос, – неуверенно начал Эрнст.

– Я вас слушаю.

– Когда я смогу рассчитывать на освобождение? Ведь я прошёл курс лечения?

– Вы прошли только его начальную стадию. Теперь вам предстоит пройти курс медикаментозной коррекции. Кроме того, мы понаблюдаем вас до следующей комиссии. Мы должны быть уверены, что вы больше не станете представлять для общества опасность и избавитесь от своих навязчивых идей.

– Да, но я уже в полном порядке.

– В этом мы должны ещё убедиться через наблюдение за вами, – жёстко произнёс врач. Ему не нравилась подобная настырность.

– А как часто бывают комиссии?

– Раз в каждые полгода, у вас ещё почти полгода времени, – уже мягче произнёс Володин. Он увидел, как при этих словах голова Эрнста поникла.

«Ещё пять месяцев сидеть за решёткой, а потом моё дело только рассмотрят», – думал Лебедев.

Нет! Он должен будет что-то придумать. Тут ему вспомнились слова Михася о том, что Володин берёт. Неожиданный план тут же выстроился в его голове в линию. Ему необходимо будет для начала поговорить с матерью, вместе они что-нибудь придумают, где взять денег на выкуп за Эрнста.

– А когда вы меня отпустите на похороны отца? – спросил Эрнст выйдя из своих раздумий.

– Уже завтра в девять утра, – ответил Володин.

– Хорошо, тогда у меня к вам больше нет вопросов, – произнёс Эрнст и поднялся со своего места.

Володин ободряюще улыбнулся ему и пожал руку.

– Желаю вам скорейшего выздоровления! – произнёс он напоследок, и Эрнст покинул его кабинет.

 

5

На следующий день после завтрака к Эрнсту в палату вошёл санитар и пригласил его собираться на похороны своего отца. По этому случаю Эрнсту выдали его гражданскую одежду. Но на улице уже стояли холода и вот-вот готов был пойти первый снег. Ничего тёплого у Эрнста не было и ему пришлось взять больничную фуфайку. Он скривился, для него была недопустима мысль выглядеть на похоронах собственного отца как последний бомж – ведь там должны были собраться все его товарищи и сослуживцы, многие из них знали Эрнста с детских лет. Но ничего приличного на складе не было, и Эрнст настоял на том, чтобы хотя бы фуфайку ему выдали новую по этому случаю. Медсестра пошла ему навстречу, и Эрнст получил что хотел – новый стёганный ватник почти своего размера. Когда с гардеробом было покончено санитар вышел вместе с Лебедевым к своей машине.

«Слава богу повезут хоть не на скорой!» – облегчённо вздохнул Эрнст и занял место на переднем сидении машины. Санитар занял место за рулём, и они медленно тронулись.

В дороге Эрнст всё время молчал. Он думал о том, как посмотрят на него сослуживцы отца, не исключено, что они догадаются, что Эрнст находится в заключении. Лебедеву стало немного стыдно. Но потом он решил не думать об этом, а сосредоточиться на главном – прощании с отцом.

Виктор Романович должен был быть похоронен на кладбище Спасского монастыря сразу же после отпевания в соборе. Так он хотел когда-то, и Кира Карловна решила исполнить его последнюю волю. После почти часа пути наш герой добрался до стен Спасского монастыря, где должна была состояться траурная церемония. Санитар припарковал свои «Жигули» среди солидных иномарок, во множестве присутствовавших здесь, и они с Эрнстом вылезли на свежий воздух. Стоял лёгкий морозец, и Эрнст после тепла салона немного поёжился. Он плотнее закутался в свой ватник и медленно двинулся к часовне монастыря. То, что его отец перед смертью увлёкся религией, Эрнст воспринимал со снисхождением – в конце концов это было сейчас просто модно, и он понимал своего отца, который всегда стремился следовать капризам светской моды. Не обошло это и его похороны. Эрнст медленно шёл по широкой дорожке к часовне монастыря, за ним в полуметре от него следовал санитар.

Перед входом в часовню уже собралась толпа родных и близких покойного, и наш герой присоединился к ней. К Эрнсту тут же подошла его мать и со слезами на глазах, вся в чёрном, обняла его. Эрнст ответил ей тем же и принялся утешительно похлопывать Киру Карловну по плечу. В толпе гостей он заметил Кристину. Эрнст так обрадовался, что готов был закричать, но помня, что он на траурной церемонии, сумел сдержать свои эмоции. Гости всё прибывали и прибывали. Все подходили к Кире Карловне и Эрнсту и выражали им своё сочувствие. Эрнст всё ждал с нетерпением, когда же этот поток гостей иссякнет. Ему не терпелось поговорить с Кристиной, посмотреть на неё.

Но вот пробило девять часов утра на колокольне Спасского монастыря, и священник открыл двери часовни для гостей траурной церемонии. Все валом повалили в маленькое здание, все изрядно подмёрзли. Посреди часовни стоял гроб с телом Виктора Романовича. Он был одет в свой дорогой смокинг.

Его глаза были закрыты, руки сложены на груди. Вокруг гроба горело множество огромных свечей и в помещении пахло воском. Эрнст и вдова Виктора Романовича заняли место в первых рядах гостей, как и подобало самым близким родственникам покойного. Все остальные толпились сзади. Когда всё утихло и гости замерли, священник начал свою церемонию.

Он встал перед алтарём часовни и начал петь свои псалмы: за упокой души раба божьего Виктора, многая лета и всё остальное, что полагалось произнести в подобном случае. Когда грянул хор певчих подхвативших гимн «Многая лета» по коже Эрнста побежал неприятный озноб. Он вдруг во всей глубине души своей осознал, что прощается с телом отца навсегда. Он унёсся в своё детство и вспоминал о своих играх с ним, когда был ещё совсем маленьким. По лицу Эрнста покатилась предательская слезинка…

Погруженный в свои воспоминания он не заметил, как в часовне стало тихо и все гости проталкивались к выходу. Он пошёл вместе со всеми. Они направлялись на кладбище монастыря, как он догадался впоследствии. Впереди всех шёл всё тот же священник, за ним рабочие кладбища несли гроб с телом его отца, потом шли они с матерью и за ними все остальные.

Процессия медленно достигла глубокой ямы, вырытой в монастырской земле, куда должен был быть опущен гроб с телом отца Эрнста. Рабочие медленно установили гроб на постамент и ждали слов священника. Тот произнёс ещё раз короткую молитву, громкое «Аминь» в завершение, и гроб стали медленно опускать в яму. Тут с неба полетели огромные хлопья первого снега. От этого на душе Эрнста стало ещё печальнее, и он пожал руку матери, чтобы как-то почувствовать её тепло. Кира Карловна ответила ему тем же.

Гроб был опущен на дно ямы и рабочие ждали, чтобы гости по очереди бросили каждый горсть земли. Тут Кира Карловна не выдержала и, сделав чего от неё требовал обычай, разрыдалась во весь голос. Эрнст не мешал ей. Он только стоял рядом и сжимал ей руку. Медленно гости вслед за Эрнстом и его матерью подходили к яме и бросали туда землю. Когда сделала это и Кристина Эрнст взял её за руку и притянул к себе – он считал её уже членом семьи и полагал, что девушка должна была стоять рядом с ними. Крис повиновалась и стояла потупив глаза в землю. Она не могла простить себе, что так неосторожно рассказала Виктору Романовичу о том, что случилось с его сыном. Возможно будь она помягче, и отец её друга был бы сейчас жив…

Тем временем гости, выразив своё сочувствие, начали разъезжаться с кладбища. Один за другим мощные автомобили гостей покидали площадку парковки перед монастырём. Вскоре у свежей могилы остались только Эрнст с матерью, Кристина и санитар из клиники.

– Вы не против, если ещё какое-то время мы побудем вместе? – спросила Кира Карловна надзирателя Эрнста, но тот только согласно кивнул. Конечно же, он был человеком и понимал, что творилось сейчас в их душах.

Эрнст вспомнил, что хотел поговорить с матерью и отошёл с ней в сторону. Кристина осталась одна с санитаром. Они стояли молча и не произносили ни слова.

Эрнст же в это самое время приступил к намеченному плану.

– Мама, ты должна вытащить меня как можно скорее из «Дубков»! Основной курс лечения я уже прошёл!

– Но что говорит по этому поводу твой врач? – спросила женщина сына.

– Я спрашивал его об этом. Он сказал, что каждые полгода бывает комиссия, где судьбы пациентов решаются компетентными людьми, – тихо произнёс Эрнст, – но я должен выйти как можно скорее.

– Но как по-твоему я могу тебе помочь? – спросила снова мать.

– Я знаю, что наш главный берёт! – тихо с нажимом произнёс Эрнст. – Это мой шанс! Подумай, что будет с твоим внуком, если я и дальше буду сидеть в «Дубках» с идиотами!

Кира Карловна задумалась. То, что сообщил ей сын о своём главном враче, она только подозревала, но сын сказал ей об этом с уверенностью, значит это было фактом. Что ж, она должна будет ещё раз поговорить с Володиным и узнать во сколько он оценивает свободу её сына.

– Я подумаю и приму необходимые меры, ты можешь на меня положиться! – произнесла она вслух.

– Помни, я очень надеюсь на твою помощь! – сказал Эрнст и отошёл от матери. Он направился к Кристине, стоявшей по-прежнему в стороне с санитаром.

– Как ты без меня? – спросил её Эрнст и осмотрел её фигуру. Её живот уже заметно подрос.

– Я была на обследовании, у нас будет мальчик! – поспешила девушка обрадовать Эрнста.

При этих словах Лебедев крепко обнял свою будущую жену. Он едва сдерживал слёзы радости, которые были бы сейчас просто неуместны.

– Эрнст, выходи скорее, нам так одиноко без тебя, – сказала она печально и погладила свой подросший живот, чтобы Эрнст понял кого она подразумевает под словом «нам».

– Ты знаешь, я, наверное, больше не стану учиться, – сказал вдруг Эрнст. – В «Дубках» я много думал об этом и принял решение.

– Да и не надо. Мы уедем с тобой в нашу деревню, где ты будешь работать учителем математики и физики, а я буду учить детей биологии! – задумчиво предложила Кристина. – Зачем тебе учиться? Ты и так всё знаешь, а с твоей светлой головой можно хоть сейчас директором школы стать!

При этих словах Эрнст задумался. Ему представился их семейный быт в деревне, тихая уютная жизнь.

«Совсем неплохо!» – мелькнула мысль в его голове, и он обнял свою Крис.

– А где мы будем жить? – спросил он девушку.

– Мне от бабушки достался старый, но большой дом, там и поселимся, кроме того мои родители всегда будут рядом, успокоила его Кристина.

– Да, так мы и сделаем, но пока ты ходи в университет и следи за своим здоровьем, тебе сейчас о двоих надо заботиться! – произнёс Эрнст.

– Ты забыл себя, мне надо заботиться о троих! – воскликнула девушка и улыбнулась.

– Ты всё шутишь! – уже веселее ответил Эрнст и почувствовал, что его настроение стало лучше. Конечно, отец умер, но жизнь продолжалась и брала своё…

Тут Эрнста окликнул санитар:

– Нам пора! – он был краток.

Эрнст попрощался по очереди с матерью и Кристиной. Пожелал обоим крепиться и напомнил матери, чтобы она не забыла об их разговоре. После этого все четверо пошли к машинам на парковке, и Эрнст с санитаром сели в «Жигули». Молодой человек ещё раз махнул всем рукой подбадривающе, и машина медленно тронулась. Вскоре она исчезла среди хлопьев падающего снега вдали.

Оставшись вдвоём Кира Карловна предложила Кристине поехать к ней и погреться чаем. Девушка не стала отказываться и вскоре «Волга» Лебедевых, последняя на стоянке, покинула стены монастыря.

Парковка опустела. Виктор Романович Лебедев нашёл своё последнее пристанище. И только тихо падал первый снег покрывая всё белым покрывалом, кружились и танцевали вальс равнодушно в небе его крупные хлопья радуя глаз всех живых и скорбя по усопшим…