1

Прошёл год, прежде чем для Эрнста настал долгожданный день. Сегодня его наконец-то выписывали при условии, что он будет наблюдаться амбулаторно. Событие это приблизилось, конечно же, не без стараний Киры Карловны, которая где надо сделала финансовые вливания. Однако и Эрнст приложил к этому все усилия. И он в общем-то не обманывал врачей. Вот уже год, как он не видел больше Ленина, и решил, что его болезни пришёл-таки конец. Ему не надо было больше вести заумных бесед с вождём и рассуждать о прелестях предназначения. Всё это только выматывало Эрнста и разрушало его веру в себя. Но прошёл год, и Ленин оставил его в покое. Врачи долго отказывались верить этому факту и поэтому наблюдение за Эрнстом было усилено. Лечащий персонал прежде всего обращал внимание не стремился ли Эрнст уединиться. По их мнению это было главным признаком того, что он галлюцинирует и ведёт снова свои беседы с тенями. Но Эрнст вёл себя довольно социально и проявлял большой интерес к жизни остальных пациентов. Всё это учитывалось и докладывалось непосредственно главному врачу. Эрнста множество раз тестировали и проводили различные психологические проверки. Но всё это только ещё раз показало врачам, что они имели дело с высокоинтеллектуальным пациентом, в чём, впрочем, никто из них и не сомневался.

Утром этого важного в жизни Эрнста дня он встал как всегда бодрый.

Подойдя к окну он посмотрел на больничный парк и глубоко вздохнул. На дворе опять стояла осень и в парке клиники несколько пациентов мели газон с пожухлой травой и жгли опалые листья в огромной куче. На ветках голых деревьев сидели вороны и тоже, как и Эрнст, с любопытством наблюдали за происходящим. Эрнст был доволен тем, что его выписывали осенью. Это было его любимым временем года. Да и одежда, в которой его взяли, была тоже по сезону. Матери не придётся вести тёплые вещи. Жаль, что его отец, Виктор Романович не дожил до этого светлого дня – дня его освобождения.

Его сосед по палате, чемпион по кик-боксу, подошёл к нему сзади и тоже, как и Эрнст, уставился в окно.

– Сегодня на волю? – спросил он его вдруг, и Эрнст растерялся – он привык слышать от своего соседа только речи про кик-бокс.

Немного удивлённый Эрнст обернулся назад и осмотрел соседа по палате. В его глазах впервые за долгое время появился огонёк осмысленности.

– А мне ещё гнить здесь да гнить, – добавил «чемпион» и отвернулся. Эрнст ничего не ответил ему.

Он бы мог произнести слова одобрения и поддержки, но он знал и то, что просветление в мозгу «чемпиона» было кратковременным и случайным, и поэтому счёл за благоразумие просто промолчать.

После последнего завтрака в клинике Эрнста вызвал к себе главный врач, чтобы ещё раз напоследок поговорить с ним. Когда Эрнст вошёл к нему в кабинет Артур Александрович уже сидел за своим столом и перелистывал изрядно потолстевшую за этот год историю болезни Лебедева.

– Проходите, Эрнст Викторович, присаживайтесь! – произнёс Володин и поднял голову от стола.

– Как вы себя чувствуете? – последовал вопрос, и Эрнст поспешил ответить на него как он отвечал всегда на подобные вопросы в последнее время:

– Отлично!

– Знаете, сегодня я вам даже верю, ведь через несколько часов вы станете свободным человеком.

Эрнст только молча улыбнулся в ответ на реплику.

– Я уже имел честь поговорить с вашей матерью и вашей женой. Кристина, кажется?

– Да, да.

– Так вот, они в курсе, как им следует себя вести и обращаться с вами в процессе вашей социальной реабилитации. И хотя вы и провели в стенах нашей клиники всего год и не получили как многие инвалидность после этого, я настоятельно рекомендую вам отнестись к своему психическому здоровью со всей серьёзностью и не недооценивать его роль в вашей жизни и жизни ваших близких, – произнёс Володин.

– Да, да, конечно, эта тема даже не обсуждается! – воскликнул Эрнст.

– Я подготовил ваши документы, и некоторое время вы ещё будете наблюдаться амбулаторно по месту вашего проживания, об этом я также информировал ваших близких.

Эрнст только кивал в ответ. Ему было нечего сказать. Он так долго ждал этого дня, что теперь был согласен на все условия.

– Ну что ж, молодой человек, желаю вам удачи в новой старой жизни по ту сторону забора! – с этими словами Володин встал и улыбнувшись пожал Эрнсту руку. Эрнст ответил на рукопожатие и быстро покинул кабинет.

Его должны были выписать в двенадцать. Эрнст знал, что его будут встречать Кристина с матерью и его Сашей, так они назвали своего новорожденного сына, при появлении на свет которого Эрнст, к сожалению, не мог присутствовать лично. Но ничего, успокаивал он себя, он ещё наверстает упущенную радость. А пока, после последней беседы с врачом, его пригласила к себе в кастелянскую Антонина Григорьевна, та самая медсестра, которая дежурила при приёме Эрнста на принудительное лечение. Она подала Эрнсту лист с описью вещей, которые он сдавал ей на хранение.

Затем Эрнст получил свою одежду и расписался в ведомости за получение своего имущества назад. Тут же он переоделся и вернул больничную пижаму медсестре, работавшей по совместительству кастеляншей.

– Ну вот, милок, ты и свободен снова как сокол! – воскликнула старая полная женщина и потрепала Эрнста за плечо. Она радовалась его освобождению не меньше самого Эрнста. Пожилая медсестра знала какое тяжёлое лечение лежало за его плечами и теперь от всей души желала ему обрести на свободе столь долгожданное им счастье.

Было полдвенадцатого, когда Эрнст ещё раз всё осмотрел в палате, не забыл ли он что, и убедившись, что всё в порядке, покинул комнату с «чемпионом», который снова сидел и тупо смотрел в стену перед собой. Эрнст хотел было пожелать ему напоследок победы в чемпионате мира, но потом передумал и счёл что это кощунство – издеваться над инвалидом.

Спускаясь по лестнице в холл для свиданий он заметил группу из двух женщин и малыша. Радость и восторг охватили его! Это были его мать и Кристина с его сыном. Он подбежал к ним и кинулся обнимать свою будущую жену. Слёзы радости выступили на глазах девушки. Маленький Саша, видя столь бурное проявление эмоций взрослых людей и не понимая этого, громко заплакал. Кристина кинулась его укачивать, а Эрнст в это время пожал руку матери.

– Ну-с, когда вся семья снова в сборе, можно и в путь! – произнесла Кира Карловна, и все трое с малышом на руках Эрнста, который рыдал взахлёб от страха перед незнакомым ему дядей, двинулись к машине Лебедевых, стоящей во дворе.

Через несколько минут чёрная «Волга» пронеслась по аллее от входа в клинику к выездным воротам разметая сухую листву на дороге по сторонам. Эрнст смотрел в окно на голые ветки деревьев и думал, что вот так уходит от него его прошлое с его химерами и иллюзиями. Он посмотрел назад, где сидела его будущая жена с его сыном на руках. Маленький Саша уже успокоился и заснул на руках своей матери. Теперь он будет жить только ради них, подумал Эрнст и снова стал смотреть в боковое окно автомобиля. Они уже покинули территорию клиники и проезжали дубраву, за которую клиника получила своё трогательное имя.

«Прощайте, „Дубки“! Прощай прошлое!» – ностальгически подумал Эрнст и впал в лёгкую грусть.

Огромный пласт жизни уносился в прошлое так быстро, как мелькали дубы за окном лебедевской «Волги». Будет ли он счастлив в своей семейной жизни, или она тоже кончится фиаско? Ответить на этот вопрос он не мог, да и не хотел пока. Только в одном для него сомнений не было – время всё расставит по своим местам… С этими мыслями он погрузился в лёгкую дрёму – сказывалась монотонность дороги и остаточное действие медикаментов, которыми накачивали Эрнста целый год в «Дубках»…

 

2

Дома у Лебедевых их ждало уже пышное застолье. По случаю выписки сына из больницы Кира Карловна проявила все свои кулинарные таланты, чтобы порадовать своих гостей в этот день – сына и его будущую жену. Молодые люди уселись за пышно накрытым столом, и Кира Карловна откупорила бутылку с шампанским. Все трое дружно чокнулись и выпили шипящий напиток. Маленький Саша в это время мирно спал на кровати в спальне Лебедевых. После первого бокала за светлое будущее гости мерно заработали челюстями. Особенно Эрнст старался изо всех сил, цыплёнок табака, приготовленный матерью, казался ему необыкновенно вкусным после той больничной еды, которую он поглощал в течение года в «Дубках». Мать не могла нарадоваться на здоровый аппетит своего сына, это казалось ей хорошим признаком. Когда голод был утолён началась длинная беседа, перемежаемая тостами за молодых, внука и тому подобное. Красное вино, на которое налегал Эрнст, быстро ударило ему в голову и его глаза засветились молодым задором.

– Ну а теперь, мои дорогие, я хотела бы узнать о ваших планах на будущее, – произнесла после трапезы Кира Карловна.

Ответить ей решила Кристина:

– Мы поедем к моим родителям в Первомайск и будем преподавать в местной школе.

– А как же учёба? – спросила мать Эрнста.

– Я долго думал в больнице на эту тему и решил не терять времени зря. Уж если мне уже в университете было скучно, так зачем мне тянуть эту лямку ещё четыре года? – ответил ей Эрнст. – В будущем я возможно займусь самообразованием, – добавил он.

– Но если ты не станешь учиться, тебя же возьмут в армию! – воскликнула мать. – А ты знаешь, что такое наша армия сегодня? Ты хочешь служить с уголовниками?

– Не забывай, что у меня есть маленький сын, кроме того мы срочно заведём второго и тогда никакой военкомат меня и пальцем не тронет! – довольно сказал Эрнст и посмотрел на Кристину. Та вся зарделась от стыда – ей был неприятен разговор на интимные темы за столом.

– Ты сильно рискуешь всё-таки, смотри, чтобы ты ни в чём не просчитался! – обеспокоенно произнесла Кира Карловна. – А где вы будете там жить? – снова спросила она уже Кристину.

– Мне от бабушки достался неплохой домик. Там поселимся, позже заведём своё хозяйство – корову, скотину, птицу. Да и кроме того, простая деревенская жизнь пойдёт моему мужу только на пользу, так говорил ещё врач.

При упоминании о Володине Кира Карловна слегка поморщилась – она вспомнила, как покупала у него свободу своему сыну и в какую кругленькую сумму обошёлся ей этот прохвост в белом халате. Но он выполнил своё обещание и уже одно это было хорошо.

– А когда вы собираетесь узаконить свои отношения? – снова спросила Кира Карловна, чтобы не думать о Володине, этом костоломе от психиатрии.

– В ближайшие дни мы подадим заявку в ЗАГС, а там и распишемся, как можно скорее, – ответила снова Кристина. – Мы хотели бы устроить скромную свадьбу. Дело в том, что многие в университете узнали о трагедии Эрнста, и мне не хотелось бы видеть на собственном торжестве ухмылок и кривых лиц и слышать их сплетни, – пояснила Кристина своё решение.

При её словах Эрнст помрачнел. Ему было больно и стыдно за своё прошлое.

И он не удивлялся, что многие его бывшие коллеги по учёбе относились к нему как к сумасшедшему. Поэтому он тоже был за скромное торжество в узком кругу.

Казалось, мать Эрнста была всем удовлетворена, обо всём узнала и ничего не имела против планов молодых. После праздничного обеда она решила оставить молодых вместе и не мешать им наслаждаться обществом друг друга после столь долгой разлуки. Кира Карловна занялась хозяйством, а молодые ушли в спальню, где спал их маленький сын.

Эрнст заметил перемены, произошедшие со своей женой после родов. Она стала светиться каким-то внутренним счастьем, не было больше той секс-бомбы, которой она была. Теперь вместо неё была мама его сына. Кристина нравилась Эрнсту ещё больше в этом своём новом качестве. Теперь она стала более стыдливой и постоянно краснела, если считала, что в её присутствии прозвучало что-то неподобающее. Трогательно и нежно она поправила чубчик на лбу своего Саши и заметила, как Эрнст пристально смотрит на её движения. От его взгляда она покраснела и молча потупила взор. Волна нежности поднялась в груди Эрнста, и он не смог совладать с её напором. Он кинулся к девушке, прижал её изо всех сил к своей груди, и горячо зашептал, чтобы не разбудить малыша:

– Отныне мы будем вместе всегда, и никакая химера не разлучит нас! Ты слышишь?

Кристина ничего не ответила, только крепче прижалась к своем мужу, который так много выстрадал в свои двадцать лет. Конечно, они теперь всегда будут вместе. У них есть малыш, которому они очень нужны. И пусть все химеры и тени снов останутся в прошлом! Она любовно посмотрела на своего спящего сына, шевелившего своими маленькими пухлыми губами во сне и поняла, что будущее принадлежало отныне только ему, и они с Эрнстом, как родители этого чудо-цветочка, сделают всё, чтобы он был счастлив не знал нужды хоть в чём-либо.

Словно читая мысли матери, Саша проснулся и захныкал. Эрнст отпустил Кристину и позволил ей взять малыша на руки и снова убаюкать. Вскоре Саша успокоился и принялся с любопытством, присущим только такому маленькому существу, разглядывать доселе незнакомого ему кудрявого темноволосого дядю.

От его взгляда грудь Эрнста защемило и комок подкатил к горлу. Как он мог променять жизнь этого чудо-ребёнка на проклятого Ленина из своих иллюзий? А все его тухлые теории о «желудках» и гениях? Разве это всё стоило слезинки этого ангелочка? В сознании Эрнста рождалось что-то новое, доселе ему неведомое, и это чувство готовности сделать всё для своего сына, совершить даже невозможное, доминировало отныне в его душе. Наверное, это отцовское чувство, подумал Эрнст. Но он и не предполагал, что оно может быть таким всепоглощающе мощным. Отныне оно станет управлять всеми его поступками и волей. И он готов был всецело отдаться ему…

 

3

Свадьба, как и планировалось, была проведена скромно. Кристина, Эрнст, Кира Карловна посидели втроём на квартире у Лебедевых после ЗАГСа за праздничным столом. Кристина приглашала также своих родителей, но они не приехали, сославшись на дела по хозяйству. Вместо этого отец Кристины принялся готовить для молодожёнов домик своей матери, который был записан на дочь. Эрнст и Кристина, как мы уже знаем, собирались жить именно в нём.

Отец Кристины Пётр Сергеевич Бельский был крепким мужчиной пятидесяти лет. Работал он в Первомайске зоотехником на местной животноводческой ферме. Кроме Кристины – старшей дочери – у него было ещё два сына, пятнадцати и четырнадцати лет. И вот теперь они все втроём приводили запущенный дом в божеский вид. Работа была проведена большая – поправлены покосившиеся стены, заменены прогнившие полы, вставлены новые стёкла в оконные рамы. В доме уже десять лет никто не жил, и он пришёл в упадок. Работа кипела в руках троих крепких мужчин, не привыкших ждать милостей от судьбы, но всего добиваться самим. Пётр Сергеевич уже знал, что у него родился внук Саша и поэтому сейчас с особой теплотой и любовью отделывал помещение будущей детской. Два его младших сына прилежно помогали ему в этом.

Работу по отделке они начали ещё месяц назад, когда от Кристины пришло приглашение на свадьбу. Кристина очень хотела, чтобы отец познакомился с её избранником, но этого пока не произошло. Вместо этого Пётр Сергеевич успокоил дочь и обещал, что они ещё обязательно погуляют, но уже в своём кругу. Со своей стороны, он также пригласил Киру Карловну пожаловать к ним на новоселье. И теперь, когда молодые вот-вот должны были приехать в Первомайск, семья Бельских как раз заканчивала с ремонтом дома, продлившегося ровно месяц. Работа давалась легко, поскольку все материалы для неё были приготовлены заранее – свадьба дочери не была неожиданностью для Бельского. Кристина ещё не сообщала о своём приезде, но Бельский-старший был в общем-то доволен. Работы по восстановлению дома оставалось на день, от силы на два, и в старом строении можно было жить снова. Если дочь не приедет в ближайшие дни, то он сам даст ей телеграмму на адрес Лебедевых, где молодая семья пока квартировала, решил Бельский-старший после очередного трудового дня.

Всё это время пока он трудился мысль о том, что он стал дедом не покидала его. Это чувство – нянчить на руках представителя третьего поколения собственного рода было для него чем-то диковинным и неиспытанным. С одной стороны, он был безмерно рад этому, с другой – чувствовал быстротечность времени: казалось бы, ещё совсем недавно его дочь Кристина пешком под стол ходила, и вот теперь она молодая мама. Так в трудах и заботах проходит жизнь и человек не успевает до конца прочувствовать ход времени, думал Пётр Сергеевич и огорчался при этом. Ему казалось, что он был ещё полон сил, но вот смотри-ка, он и дедом уже стал, а если всё и дальше пойдёт с такой же скоростью, то не успеет он и глазом моргнуть, как станет уже и прадедом, а дальше этого звания, насколько он знал жизнь, ещё никто практически не доживал.

Но вернёмся к нашим главным героям в Выборг. Вот уже несколько дней они были мужем и женой. Это новое состояние вселило в Кристину уверенность и спокойствие за своё будущее теперь. Как они с Эрнстом не любили друг друга, но в глубине души она постоянно испытывала страх стать матерью-одиночкой. И вот это мерзкое скользкое чувство недоверия к Эрнсту, которое подтачивало её изнутри, окончательно исчезло.

Довольная и уравновешенная Кристина после совета со своим мужем приняла окончательное решение – вместо того, чтобы возвращаться к учёбе после академического отпуска в связи с родами, она отчислится из университета. Эрнст поставил крест на своей учёбе ещё будучи в «Дубках», о чём Кристина конечно же знала и не пыталась его уговорить пересмотреть своё решение.

Да и зачем им эта учёба? Чтобы жить потом на нищенскую зарплату учёного и корпеть над тупиковыми проектами? Примерно так рассуждали наши молодые герои.

Новый факт изменил их жизни полностью – у них был теперь сын и они хотели заниматься только им. А их образовательного уровня хватит уже и сейчас на то, чтобы работать учителями в деревенской школе. Кроме этого Кристина видела ещё мощное преимущество в деревенской жизни в том, что они заведут своё хозяйство и не будут зависеть от грабительских цен в продуктовых магазинах. Взвесив все «за» и «против» они с Эрнстом убедились, что «за» было гораздо больше. На этом все их колебания закончились и молодые люди принялись улаживать формальности – отчисление Кристины из университета, и Эрнст хотел забрать свои документы вместе с ней. Он-то сам был уже давно отчислен по звонку из милиции и тогдашнему обвинению в терроризме.

В один из будничных дней наша молодая семья направилась на метро в университет. Всю дорогу Эрнст вспоминал, как он когда-то после окончания школы вот так же ехал подавать документы на зачисление, и вот теперь всё было с точностью наоборот. Прошли каких-то два года, и он ехал забирать их назад. Лёгкая грусть и сомнения в правильности своего поступка охватили его, но он взял себя в руки и решил не поддаваться этому разрушающему чувству. Краем глаза он покосился на свою молодую жену, она сидела рядом с ним тихо и спокойно, и Эрнст понял, что сомнения не трогали её ни на грамм. Она знала, что теперь всё у них будет хорошо. Её уверенность и спокойствие передались и Эрнсту, и он окончательно успокоился, глядя на Кристину.

В этот день они сделали много дел. Кристина написала заявление декану об отчислении и тут же получила согласие руководства факультета. Вместе с Эрнстом они забрали свои документы и получили оба академические справки о прослушанных лекциях. Оставалось только наведаться в общежитие и забрать свои вещи. Перед тем как сделать это, Эрнст принялся опять размышлять, что он скажет Виталику напоследок, так предавшему его.

Но когда они поднялись в его комнату, то Виталика просто не оказалось дома – теперь всё своё время он проводил с Мэри и наслаждался новизной своих чувств к ней. Пока Эрнст паковал свою сумку и перебирал свои записи, покрывшиеся за это время толстым слоем пыли, Кристина сидела на его кровати и задумчиво смотрела по сторонам. Ещё один этап их жизни уходил в прошлое. Теперь они стали взрослее и были другими, чем два года назад во время их знакомства. Никогда уже ей не услышать дискуссий о путях развития России и о роли Ленина во всём этом. Никогда уже ей не видеть задорного блеска в глазах юного Эрнста. Всё это теперь, как и его дневники, покрылось толстым слоем пыли и стало историей, их историей.

– Ну вот кажется всё! – бодро произнёс Лебедев и посмотрел на загрустившую жену.

– Присядь на дорожку. Больше мы уже здесь не появимся, – тихо сказала Эрнсту жена, и он сел рядом с ней и обнял её за плечи.

– Пора, – произнёс Эрнст через мгновение и они вышли из комнаты. Эрнст закрыл дверь на замок, и они пошли сдавать ключи коменданту.

Вера Васильевна сидела за своим столом, когда молодые люди постучали ей в двери. Она подняла голову и осмотрела вошедших. Быстро сообразив в чём дело после прочтения протянутых ей заявлений о выписке из общежития, она спросила:

– Ну и куда вы теперь?

– К моим родителям в деревню, – тихо ответила ей Кристина и посмотрела за окно, за которым полетели первые хлопья снега в этой немного грустной осени.

– Ну что ж, удачи вам! – бодро сказала Вера Васильевна и поставила в их паспортах штампы о снятии с административного учёта по месту жительства.

Молодые люди попрощались с ней и покинули здание общежития, в котором было так много пережито. Не спеша они двинулись к станции метро в дом Лебедевых. Вокруг кружились белые хлопья снега. Они тихо подали на мокрый асфальт и тут же таяли. Студенческий городок тоже медленно удалялся за спинами Эрнста и Кристины и вскоре вовсе исчез за плотной завесой из белых мух. Для нашей пары начиналась совсем новая жизнь в совсем ином качестве…

 

4

А уже через несколько дней для молодой четы Лебедевых началась совсем новая жизнь. Они приехали в Первомайск, небольшой посёлок под Санкт-Петербургом, где их уже ждал с любовью отреставрированный домик, принадлежавший когда-то бабушке Кристины. Как водится, в таких случаях сразу же справили новоселье молодых, а заодно отметили и их свадьбу. Эрнст уже порядком подустал от всех застолий, свалившихся на его голову после выписки из «Дубков». Ему хотелось покоя.

В один по-осеннему солнечный день, когда на дворе стоял лёгкий морозец конца октября, Эрнст встав поутру колол дрова на дворе своего теперь дома. Отопление газом только планировалось провести, а пока молодая чета должна была заботиться о дровах или угле на зиму. Он настолько увлёкся своим занятием, что не заметил, как в калитку дома вошла Кристина. Она увидев, чем занимается её молодой муж, только улыбнулась. Как и советовал ей врач, Эрнст занимался физической работой на свежем воздухе. Это по мнению психиатра должно было выбить все остатки дури из головы Эрнста и укрепить окончательно его пошатнувшееся когда-то здоровье.

– Привет! Давно встал? – спросила Кристина ласково своего мужа, когда подошла к нему сзади.

– Вот, решил сделать немного заготовок на зиму, – ответил ей устало Эрнст. Он вытер пот со лба и обнял свою жену.

– Саша ещё спит, ты его не буди пока, – добавил он и поставил на чурку следующее полено для рубки.

– Я сейчас была в школе, у меня есть радостные вести для тебя, – произнесла Кристина отойдя в сторону, когда Эрнст замахивался топором.

– Говори, я слушаю, – ответил он, рассекая полено надвое.

– Нас готовы принять в штат учителями, как я и предполагала, ты будешь преподавать физику с математикой, а я – биологию, – радостно произнесла Кристина.

– А в каких классах? – спросил Эрнст.

– С шестого по восьмой, – последовал ответ молодой женщины.

«Самый трудный возраст, подростки», – задумался Эрнст.

– Вообще-то самый трудный возраст – это старшие классы, с девятого по одиннадцатый, так что можешь быть спокоен. И ещё – нас приняли на полную ставку, мы будем получать полную зарплату, но директриса сразу же предупредила меня, что нам надо будет хотя бы заочно приобрести педагогическое образование.

– Техническую сторону дела я готов сдать хоть сейчас! – сказал Эрнст и оставил свои дрова наконец в покое.

– Да, но ты не знаком с педагогикой и психологией подростков, – возразила ему Кристина.

– Что ж, придётся снова сесть за парту. Как я устал от всего этого! – расстроился Эрнст.

– Ничего, как-нибудь в свободное время мы с тобой снова начнём учиться, всё равно мы живём в глуши и делать здесь особенно нечего, – успокоила его Кристина.

– Да, но рядом огромный город, какая же это глушь, если через час ты можешь оказаться среди массы людей?

– Всё равно мы станем учиться, чтобы соответствовать своему месту и точка!

– упрямо ответила ему Кристина, пресекая всякие попытки возражения со стороны Эрнста.

В это время калитка снова скрипнула. Молодые люди обернулись на звук – это был Пётр Сергеевич Бельский, отец Кристины и тесть Эрнста.

– Привет, молодёжь! Чем занимаемся на новом месте? – бодро поприветствовал их Пётр Сергеевич и, увидев вокруг Эрнста кучу поленьев, добавил: – Сегодня я разговаривал с главой нашей администрации о проведении к вам газовой ветки.

– И что же вы узнали? Нам проведут газ? – спросил его Эрнст.

– Возможно это только к зиме, но, само собой, эти услуги не бесплатны, – ответил тесть Эрнсту. – Я вам займу на первое время, пока вы ещё не обустроились, а там вы сами должны тянуть свой семейный бюджет, советом всегда рад помочь, – добавил Бельский-старший. – В конце концов, я же не могу допустить, чтобы мой пока единственный внук замерзал в нашей зимней стуже.

После этих новостей все трое вошли в дом, и Эрнст свалил перед большой печкой кучу свеженаколотых дров.

– Ты пока не прекращай свои заготовки на зиму, ведь ты знаешь, как у нас дела делаются – обещать можно всё быстро, но пока дело дойдёт до реального воплощения в жизнь, неизвестно сколько это продлиться. В крайнем случае я куплю вам машину угля, если с газом к зиме не выйдет, – произнёс Бельский-старший и устало сел за кухонный стол.

В доме пахло свежим лаком и деревом – следы недавно проведённого здесь ремонта. Пётр Сергеевич осмотрелся по сторонам и остался удовлетворённым делом рук своих. Теперь здесь можно было жить, а с газовым отоплением этот дом не уступал бы и комфортному городскому жилью, благо весь санузел находился также в доме.

– Пап, ты останешься с нами на завтрак? – спросила его дочь, растапливая печь и ставя на неё чайник.

– С удовольствием! – ответил тесть и принялся ждать свистка чайника, пока дочь накрывала на стол.

Перед Петром Сергеевичем появились хлеб, масло, варенье. Оставалось только сварить каши полугодовалому Саше. Кристина вся раскраснелась от своих домашних забот, пока Эрнст отправился в спальню за сыном. Там он достал его из кроватки, подарка матери, Киры Карловны, и пошёл с ним умываться. Вода была уже подогрета до нужной температуры, и ребёнок не кричал и не плакал от холода. После того как Эрнст умыл сына и надел на него свежее бельё вся семья уселась за стол на уже жарко натопленной кухне.

Кристины принялась с ложечки кормить сына, а Пётр Сергеевич предложил Эрнсту выпить чего покрепче. Эрнст уже знал о повадках тестя и всегда держал в доме наготове бутылку водки. Вместе они чокнулись и выпили по первой. После короткого завтрака последовала и вторая рюмка. В голове Эрнста зашумело и по животу разлилось нежное тепло. Он осмотрел слегка пьяным взглядом свою семью и ему вспомнился его Ленин, который говорил ему когда-то о «желудках».

«Вот оно значит каково жить как „желудок“», – пьяно подумал Эрнст и снова потянулся к бутылке – ему хотелось опрокинуть третью рюмку для ровного счёта. Но тут вмешалась Кристина и убрала ёмкость с алкоголем обратно в шкаф.

– Ничего, брат, привыкай, женщины – они и есть женщины!

Эти слова тестя резанули Эрнсту ухо. Ему вдруг стало омерзительно за себя, и за свою жизнь. Ему стало стыдно перед когда-то увиденным призраком Ленина за то, что он стал «желудком». Он не простит себе этого никогда! – пьяно думал он всё сильнее озлобляясь. Не в силах больше сдержать свои эмоции Эрнст снова отправился во двор колоть дрова, чтобы как-то дать выход своей злобе и ненависти на свою постылую жизнь.

– Что это с ним? – спросил недоумённо Пётр Сергеевич дочь, наблюдая за сокрушительными ударами Эрнста топором по поленьям во дворе.

– Не обращай внимания, пап, просто у него много энергии, – спокойно ответила Кристина и понесла накормленного сына обратно в кроватку.

– Ну я, пожалуй, пойду, – направляясь к порогу произнёс отец Кристины. – Ты заходи к нам почаще, мать будет рада, не забывай нас! – произнёс он на пороге и плотно закрыл за собой дверь, когда покинул помещение дома Кристины.

Крис подошла к окну и проводила отца взглядом. Когда он ушёл, закрыв за собой калитку, она принялась наблюдать за своим мужем, который всё также яростно колол дрова. Ей вдруг стало страшно. Ей вдруг почудилось, что Эрнст потому так яростно машет топором, что представляет на месте поленьев головы людей, но чьи? Встревоженная такой яростью мужа она отошла от окна и принялась себя успокаивать.

«Ничего, скоро начнём работать, а там и всё войдёт в своё русло», – думала Кристина и принялась шурудить угли в печке. Ей показалось, что в доме стало прохладнее…

 

5

С первого ноября Эрнст и Кристина уже начали свою работу в местной школе. Эрнст с первых же дней возненавидел своих учеников – этих прыщавых балбесов, которые не могли понять даже третьего закона Ньютона. Но он держал себя в руках и скрывал свои эмоции. С первых же дней своей работы он понял, что его мечты о спокойной и тихой деревенской жизни, оказались полной иллюзией и вздором. В его душе кипели страсти. Но он подавлял их, пытаясь настроить себя на миролюбивый лад.

Через неделю своей работы он решил провести контрольные работы по физике и математике в своём шестом классе. Благо класс был у него только один – сказывался отток населения в город. Контрольную работу он хотел провести для выяснения уровня подготовки своих двадцати учеников. В один из дней, когда все ученики сидели уже за партами, он прошёл по рядам и раздал им листы бумаги. На партах разрешалось иметь только чертёжные инструменты, калькуляторы и шариковые ручки с карандашами. На доске было написано Эрнстом задание на два варианта. Сделав все формальности, он дал задание начинать. Сам же сел у открытого окна и принялся курить.

Теперь он больше не баловался «Кэмелом» по причине финансовой нужды. Пришлось перейти на более дешёвые сигареты. Пока он курил свою «Приму» ему вспомнился Виталик, который также в дни его студенчества постоянно курил эту вонючку. Краем глаза он поглядывал за ходом контрольной работы и вспоминал о Виталике. Когда-то его бывший друг вот так же сидел перед своим учителем и наверняка тоже пытался списать. Иное дело теперь, размышлял Эрнст, теперь он стал большим человеком благодаря его изобретению и наверняка задумывается об академической карьере, этот проклятый мужлан. Зло и ненависть на свою судьбу переполнили сердце Эрнста. Он с отвращением посмотрел на свой класс. Один из его учеников, воспользовавшись моментом задумчивости учителя, что-то старательно списывал. Он не заметил, как Эрнст подошёл к нему и посмотрел в его шпаргалку из-за плеча.

– Для тебя, Терентьев, контрольная работа закончена! – произнёс Эрнст и забрал у него исписанный наполовину лист бумаги.

Ученик злобно покосился на него и промолчал. Весь класс принялся ухмыляться, глядя на незадачливого двоечника.

– Всем работать, не отвлекаться! – громко произнёс Эрнст и, взяв Терентьева за руку, подвёл его к своему столу. Ему вдруг захотелось поставить маленький психологический опыт.

– Скажи, Коля, кем ты хочешь стать после школы? – спросил он вкрадчиво.

– Бизнесменом! – последовал короткий ответ.

– А ты разве не знаешь, что для этого надо хорошо учиться? – продолжал Эрнст вкрадчиво свой допрос.

– Для этого надо иметь связи и удачу в финансовых делах! – последовал ответ ученика, – но этому вы не учите!

Эрнст долго смотрел на него и ничего не сказал. Он отправил его за дверь и снова углубился в свои мысли.

«И этот тупица тоже хочет сладкой жизни – джипы, девочки, дорогая жратва. Он не хочет работать, что-то создавать, трудиться, зачем? Это сделают вместо него такие неудачники, как Эрнст», – думал Лебедев и снова потянулся за сигаретой.

Он курил и вспоминал свои молодые годы в школе, когда сам был учеником – всё давалось ему легко и у него не было проблем с приобретением знаний. Но теперь перед ним сидели совсем иные звери – будущие «желудки», как назвал бы их его друг из недавнего прошлого Ленин. Им не нужны были полёты и свобода мысли. Им не нужны были идеи, способные вдохновлять.

Им нужны были секс, сладкая жизнь и чтобы при этом ничего не делать. По крайней мере, всему этому они научились уже от своих родителей и в скором будущем передадут эту проклятую эстафету дальше – своим будущим выродкам.

«Неужели мой сын станет таким же?» – задался вопросом Эрнст.

Он прекрасно понимал, что человека воспитывает прежде всего социум, а не родители, а социум в этой проклятой деревне был с явным душком. Как и все нищие, они бредили о богатстве, но не понимали, что для этого надо прежде всего работать. Хотя, за что он винил этих прыщавых детей, этого не понимали даже их родители…

Тут прозвенел звонок, и Эрнст пошёл собирать контрольные работы. Вечером он проверит их и сделает выводы о подготовке своих учеников. Класс опустел, и Эрнст пошёл в учительскую, перед тем как пойти домой он хотел увидеть Кристину.

В учительской было накурено и сидели несколько человек, его коллеги. Они о чём-то оживлённо болтали, и Эрнст прислушался – шло обсуждение сериала про фигуристов, который как раз шёл по первому каналу. Эрнст принялся с интересом наблюдать лица своих коллег – они говорили с воодушевлением и явной симпатией к героям фильма. Среди сидевших была и его жена Кристина, которая, казалось, находилась явно в своей стихии. Её лицо было красным в пылу спора, и она сразу не заметила мужа. Куда девался её столичный лоск и шарм? Разве эту девушку он любил?

Ничего не сказав своей жене Эрнст тихо вышел из учительского кабинета и направился домой. Его сын был в это время у своего деда, и он должен был забрать его поскорее.

Но придя домой он принял другое решение. Сына могла забрать и Кристина. Сам же он сел на кухне и достал бутыль самогона, которым угостил его тесть. Ему сразу же понравился этот деревенский напиток тем, что он вызывал веселье, которого Эрнсту катастрофически не хватало в последнее время.

Откупорив большую бутыль и поставив перед собой шкалик и банку солёных огурцов Эрнст принялся надираться. Он хотел утопить в этой мутной жидкости всё: и свою молодость, которая закончилась так плачевно, и свою неудавшуюся, как ему теперь казалось, семейную жизнь, и горечь от своего нынешнего положения деревенского учителя для этих балбесов, которые за его спиной уже начинали над ним откровенно посмеиваться. Он чувствовал, что гибнет. Но как спасти себя от этой моральной гибели он не знал. После очередного шкалика он ещё острее почувствовал боль от своей настоящей жизни и в его глазах застыл немой крик. Он смотрел перед собой пустыми глазами, старался ни о чём не думать и только делал судорожные затяжки своей сигаретой. Вдруг послышалось кряхтение и перед ним из стены снова появился Ленин. Эрнст был настолько рад этому событию, что даже вскрикнул от переполнявших его эмоций:

– Это ты! Снова ты!

– Давненько не виделись! Почти год, как я появлялся у тебя в последний раз! – прокряхтел Ленин и сняв свою кепку уселся с Эрнстом за стол.

Некоторое время он молча рассматривал натюрморт на столе из банки огурцов и бутыли самогона, которую Эрнст опустошил уже на четверть. Затем перевёл свой взгляд на Эрнста, в глазах которого светилась неподдельная радость, казалось, он снова обрёл только что утраченный им смысл жизни.

– Ну как тебе жизнь «желудка»? Нравится? – спросил его Ленин.

– Ты всё видишь сам, – произнёс Эрнст и сделал жест рукой вокруг стола.

– Я вижу, ты откровенно начал деградировать в своей деревенской идиллии! – сурово произнёс вождь. – Не я ли предупреждал тебя, что ты не сможешь жить «желудком»? Ты из другого теста! Ты рождён для высших целей!

Слова призрака лились на Эрнста и действовали на него, как целебная мазь на долго незаживающую рану. Он снова почувствовал своё призвание для чего-то великого и существенного, чем преподавание физики балбесам в школе.

– Ты должен меня понять – я всего-навсего слабый человек, который хочет жить, а не проводить время в лучшем случае в стенах психиатрии, – начал бессвязно пытаться объяснять ему Эрнст. Он говорил вслух, благо дома никого не было.

– На смерть ты обречён в любом случае. Здесь ты будешь гнить заживо и проклинать каждый новый день в этом первомайском навозе. Ты будешь слушать сплетни, обсуждения глупых сериалов и словесный понос местных мужиков. И с каждым звуком ты будешь чувствовать, как что-то умирает в тебе, и эти потери будут невозвратны. Но существует и другая сторона медали – ты можешь выполнить свою миссию и уничтожить порождение тьмы Ленина, для этого небо дало тебе всё: и ум, и талант! Хоть ты можешь и погибнуть, но ты останешься честен перед самим собой, и твоя жизнь прогорит как яркий факел вместо гниения, растянутого на годы в этой проклятой глуши, и закапывания себя заживо!

Эрнст ничего не ответил на этот раз вождю – он понимал, что он прав, здесь в этом посёлке он действительно был обречён на простое умирание заживо.

– Но ведь ко мне всегда можешь прийти ты, и мы можем говорить об истории и философствовать – разве это не третий возможный вариант? – спросил вдруг Эрнст, напрягая свою мысль.

– Я вижу, что просто зря теряю с тобой время! – произнёс Ленин.

– А разве у тебя есть выбор?

– Как ты мог убедиться за этот год – есть!

Эрнст задумался. Ленин был прав, и он может действительно исчезнуть навсегда и оставить его один на один со смертью, растянутой на годы. И это могло случиться от чего угодно – от пьяной поножовщины или от беспросветного пьянства. Выход был один – моральная деградация и смерть. Эрнсту стало вдруг страшно от такой перспективы.

– Ты хотел убить меня, пронзив для этого пространство-время, но вместо этого ты убиваешь себя с усилиями, достойными действительно лучшего применения! – с этими словами Ленин встал и ушёл в стену.

Эрнст сидело некоторое время за столом, после чего обернулся на входную дверь. Там стояла Кристина с немым выражением ужаса на лице.

– Что с тобой, Крис?

– Ты с кем сейчас разговаривал? С кем? – истерично закричала она. – У тебя что, началась уже белая горячка? – вдруг она замолчала и принялась навзрыд плакать.

Эрнст подошёл к ней и принялся её утешать как мог.

– Просто у меня накопилось много проблем, и я решил выпить, снять стресс, – говорил он тихо поглаживая её по плечам.

– Что тебе мешает жить, как все? Что ты вечно воротишь от всех нас нос? Не в этом ли твои проблемы? В твоём высокомерии к окружающим?

В эту минуту в коляске навзрыд заплакал маленький Саша и Эрнст принялся успокаивать сына, как мог, пьяно сюсюкаясь с ним. Кристина видела всё это со стороны, и сцена вызвала у неё омерзение. Она молча вытерла слёзы и унесла сына в свою кроватку в спальне. Эрнст посмотрел за окно – уже стемнело. Он вспомнил, что должен был ещё проверить тетради своих учеников, но вместо этого устало махнул на это рукой и решил, что это дело может и подождать. Он поставил на печь разогревать чайник и сел за стол ждать свистка. Вскоре к нему вышла Кристина. Вместе они сели пить чай. Эрнст начинал медленно трезветь.

– Возможно, ты и права, и проблема лежит в моём высокомерии, – но что я могу с этим поделать? – сказал Эрнст.

– Изменить себя и быть терпимее к людям! – выпалила Кристина, снова злясь на него. – Меня уже все спрашивают: что это с ним? «Он какой-то странный», говорят мне знакомые, и я вынуждена объяснять, что ты пережил душевную травму и скоро тебе будет хорошо. Причина не в людях, окружающих тебя, причина в тебе самом!

Эрнст ничего не говоря пил чай. Итак, значит за его спиной уже шушукаются, что он пережил душевную травму. Скоро они станут над ним откровенно издеваться и это, конечно же, узнают дети – его ученики. Он прослывёт в этой деревне просто ненормальным.

«Хотя это действительно так и есть, если за критерий нормальности принимать эти „желудки“», – подумал Эрнст, – «вождь как всегда и тут оказался прав».

«Но пока надо просто завязать с пьянством», – подытожил Эрнст, – «и посмотреть, как жизнь пойдёт дальше…»

 

6

Эрнст работал в школе старательно дальше, пока не произошло одно событие. Как-то утром, войдя в класс, он увидел на доске надпись: «Лебедев – душевнобольной».

Он поставил весь класс на ноги и принялся выяснять, кто это написал. Оказалось, это был один из его учеников, не отличавшийся покладистым нравом. И как выяснил Эрнст позже, он приходился далёким родственником Озеровым. Теперь Эрнст понимал, откуда ноги растут. Виталик в отместку ему распустил среди своей родни слухи, что он был в психиатрической лечебнице.

Итак, джинн был выпущен из бутылки, и теперь все в этом посёлке будут трактовать любую странность Эрнста, как его сумасшествие. Он знал этот простоватый деревенский люд и не ожидал ничего хорошего в свой адрес. Теперь он должен будет следить за собой внимательнее и не давать повода для сплетен.

Но ученики оказались более жестоки, чем он думал. Быстро поняв, что Эрнст стал мягче с ними после той легендарной надписи на доске, они уже стали откровенно издеваться над ним – клали кнопки на стул, мазали его мелом и откровенно саботировали его уроки. Любые попытки Эрнста как-то повлиять на своих учеников через их родителей наталкивались на стену непонимания со стороны последних, а вскоре директору школы стали поступать жалобы на Эрнста и обвинения в том, что он не соответствует занимаемому им месту.

В учительской за спиной Эрнста откровенно сплетничали. Учителя обсуждали городскую жизнь Эрнста в деталях и его пребывание в «Дубках». Если Эрнст что-то говорил своим коллегам, то они воспринимали это с двусмысленными улыбками и недоумённо крутили пальцем у виска, когда он не видел этого. Всё это также болезненно действовало и на Кристину.

В доме Лебедевых теперь постоянно происходили ссоры и скандалы.

Кристина обвиняла Эрнста в его неспособности жить среди людей. Эрнст же парировал всё тем, что находится среди дуболомов, у которых отсутствует любая человеческая тактичность. Он уже тысячу раз проклял свой переезд в деревню – по крайней мере, в большом городе он мог жить анонимно и дальше, и никто не узнал бы о его недуге в прошлом и не стал бы обсуждать это на каждом углу.

Но что бы он делал в городе? – задавался вопросом Эрнст. Университет был перед ним также закрыт, ведь и там все знали о его диком поступке на Путиловском заводе. Получалось, что у Эрнста не было выхода, вернее он был только один – тот, о котором говорил призрак Ленина.

Но Эрнст всячески пытался гнать эти мысли из головы, пока не произошло одно событие – его вызвал к себе в кабинет директор школы для серьёзного разговора. В назначенный час Эрнст пунктуально постучал в двери и, услышав короткое «Войдите!», открыл дверь.

– Проходите, присаживайтесь, Эрнст Викторович, – пригласила его директор школы, сухая пожилая женщина лет пятидесяти.

– Я с вами хочу поговорить о той ситуации, которая сложилась вокруг вас на вашем учительском месте, – начала плавно она, глядя в сторону.

Эрнст молча слушал, но уже догадывался, о чём пойдёт речь, и не ошибся.

– Вы, своим поведением и вашим прошлым в особенности, дискредитируете высокое звание учителя, я предлагаю вам уволиться по собственному желанию, – директриса была кратка.

– Но что я буду делать тогда в вашем посёлке, ведь у меня семья, ребёнок наконец? – спросил её Эрнст недоумённо.

– Это ваше дело, но учительствовать вам я больше не могу позволить – родительский комитет недоволен вами. Он считает, что вам нельзя работать с детьми.

– Давайте мне лист бумаги и ручку, – холодно сказал Эрнст.

Получив желаемое, он быстро написал заявление о своём уходе и подал его директрисе.

– Я полагаю, что теперь вы довольны! – сказал он.

– Более чем! – последовал столь же краткий ответ.

Эрнст не прощаясь покинул кабинет и направился к выходу из школы. Он знал, что дома снова предстоит бурная сцена и не ошибся.

– Ты полагаешь, я прокормлю нас троих на мою нищенскую зарплату? – спрашивала его Кристина яростно тем же вечером.

– А чем ты думала, когда заманивала меня сюда? – спросил её Эрнст равнодушно. – Благодари своего бывшего дружка за его длинный язык! – добавил он после короткого раздумия.

– Значит так! – тихо, но решительно произнесла молодая женщина, – Или ты находишь себе работу и приносишь копейку в дом, или мы расстаёмся!

– Ты что, уже развестись со мной хочешь?

– Ты не оставляешь мне иного выбора! Кормить тунеядца с великими идеями я не стану! – жёстко произнесла Кристина.

Эрнст почувствовал, что надо как то снять накал ситуации, и решил прибегнуть к своем шарму. Он подошёл к своей жене, обнял её и поглаживая по спине принялся успокаивать её:

– Всё будет хорошо, конечно же, я найду работу, устроюсь, допустим, сторожем в местный магазин, а может мы и вовсе вернёмся в город к моей матери – она всегда рада будет нас видеть.

Говоря это Эрнст понимал, что нагло врёт и о возвращении в город не может быть и речи, но на Кристину подействовали баюкающе его слова, и она смягчила свой гнев.

Эрнст предложил им посидеть и выпить, как в старые добрые времена. Кристина не отказывалась, ей тоже хотелось хоть на миг вернуть светлое прошлое, когда они все ещё учились на первом курсе. Эрнст достал бутыль с самогоном, Кристина приготовила сало на закуску, мелко нарезав его, и вдвоём они уселись за стол. Верхний свет они погасили, вместо него зажгли свечу, чтобы хоть маленько пропитаться ощущением романтики и чувством первой влюблённости.

После первого шкалика настроение Кристины резко улучшилось, и она поняла, что жизнь скоро пойдёт в гору. Эрнсту было тоже хорошо. Они сидели молча, только рассматривали другу друга в полутенях, отбрасываемых светом горящей свечи. Прошлое некоторое время, прежде чем Эрнст и Кристина, оба сильно навеселе, решили вспомнить молодость, и Эрнст понёс свою жену на руках к их большой кровати. Он медленно раздел её и разделся сам. Саша уже спал, и они не шумели, боясь разбудить младенца.

Когда они, оба голые в свете одинокой догоравшей свечи, принялись ласкать друг друга, и Эрнст, быстро почувствовав эрекцию, водил уже своим членом по груди Кристины, готовясь вонзить его между ног своей жены, в комнате послышалось старческое кряхтение. Эрнст поначалу совсем не обратил на него внимания.

– Вы посмотрите на этого идиота! – произнёс голос Ленина, – он наполовину уже бомж и труп, а всё развлекается как малолетка!

При этих словах Эрнст отстранился от Кристины и лёг рядом с ней, положив руку на голову. Крис была крайне удивлена таким его поведением.

– Что с тобой, Эрнст? Тебе плохо? – засыпала она его вопросами.

– Что же ты лежишь? Докажи, что ты конь и настоящий «желудок»! Трахни при мне свою жену или ты не можешь? Или ты слюнтяй, который боится моей тени? Ну же! Человеческого языка ты всё равно не понимаешь, перейдём к другим мерам воздействия! – начал орать на него Ленин.

– Скройся, тварь проклятая! – перешёл также на крик Эрнст. – Пропади в своей стене, шакал, ты мне всю жизнь сломал или тебе этого мало?

– Идиот! Жизнь ты ломал себе сам! Но ты не можешь даже прожить как мужик и дня! Даже из школы тебя попёрли! Что, дети не поняли твоих великих теорий или они слишком прыщавы для тебя? – орал на Эрнста Ленин. Казалось, он стал совсем иным, и не было больше его юмора и мягкой иронии, перед Эрнстом был зверь – таким он ещё не знал своего призрака.

Кристина сначала не поняла и испугалась, когда Эрнст закричал – она думала, что его слова относятся к ней. Но понаблюдав немного за Эрнстом она поняла, что он кричал на кого-то, невидимого ей. Кристина тихо заплакала и принялась одеваться – она поняла, что её муж сошёл с ума…

 

7

Эта ночь сильно изменила отношение Кристины к своему мужу. Она стала для него всем и прежде всего нянькой. Она больше не гнала его на работу, в его обязанности входило только вести домашнее хозяйство. Эрнста порой сильно раздражала её опёка, но он ничего не говорил ей об этом. Вместо этого он всё чаще стал напиваться спиртным, оставшись дома один – пока Кристина была в школе. Некоторые из её знакомых в прошлом поняли, что в семье Лебедевой творится что-то неладное и молча сочувствовали ей, туманно догадываясь о причине её постоянно плохого настроения. Только от своих родителей Кристина пыталась скрыть постигшую её беду, как могла. Она не хотела, чтобы её родные относились к её мужу как к инвалиду.

Призрак Ленина стал постоянным спутником Эрнста. Он уже не вёл с ним бесед о высоком предназначении и исторической миссии Эрнста. Вместо этого он его постоянно травил и унижал его человеческое достоинство. Эрнст не мог реагировать на всё это иначе, как топить своё горе в алкоголе. Но делал он это тихо, чтобы Кристина не замечала его деградации. И ему это в общем-то удавалось. Для Ленина Эрнст был теперь не кем иным как идиотом и петухом, место которого на тюремных нарах под уголовниками. Ленин очень любил расписывать в подробностях и во всех красках, как уголовники опускали бы Эрнста по кругу и жил бы он в петушином углу у параши…

Бедный Эрнст сносил все эти оскорбления и терпел как мог. Он знал, что к врачам обращаться бесполезно – ведь он лежал уже в «Дубках» и больше, чем сделать из него просто овощ, врачи не могли. Но до этого состояния он доводил себя и сам с помощью регулярных конских доз алкоголя. Не спасал его даже собственный сын и общение с ним. Эрнст всё больше и больше скатывался в какую-то яму, у которой не было дна…

Проведя так несколько месяцев Эрнст понял, что пора решаться – он уничтожит эту падлу Ленина, он сможет это сделать на этот раз по-настоящему, чего бы это ни стоило ему…