Дул ветер, и деревья, росшие вдоль большой дороги, гнулись чуть ли не до земли. Серо-черные тучи закрыли солнце, и сразу стало совсем темно. Сверкающая зелень рисовых всходов на полях, террасами спускающихся к реке, потеряла свои блеск. Волнистая линия дальних лесов исчезла в синей дымке. Лошади и ослы вздымали облака тончайшей пыли. Стояла томительная жара. Ветер был до того знойный, что сохла трава. Дорога лениво ползла в горы.

Носильщики с грузами на спине мелкими шагами, как бы танцуя, семенили по обочине. Двухколесные повозки, в которые были запряжены ослики, катились, подпрыгивая, по неровной дороге. У подножия горы повстречались два торговых каравана.

Капитан Матео придержал лошадь и сказал своему спутнику:

— Так, значит, ты, дружок, решил и дальше со мной путешествовать? — Он умолк и вытер левой рукой пот со лба. — Эта чертова жара выматывает последние силы, — проворчал он.

На правой руке Матео была грязная повязка. Он снова взялся за поводок и крикнул:

— Ну, пошла, лисица, а то сейчас дождь хлынет!

Дорога вилась вдоль Желтой реки. Противоположный берег был едва виден сквозь марево, а горы на заднем фоне казались нагромождением черных туч.

На спутнике Матео была простая крестьянская одежда. Он ехал на муле. Голубое шелковое покрывало, перекинутое через седло, свисало с обеих сторон, но его шитье трудно было разглядеть из-за бесчисленных жирных пятен. Нетерпеливо перебирающий ногами мул был нагружен множеством странных предметов. Справа и слева к луке седла были приторочены два медных котла и две плетенные из соломы шляпы, третья, самая большая, была надета мулу на голову. Со всех сторон терпеливая скотина была обвешана всевозможными мешочками, бурдючками и переметными сумами, которые раскачивались в такт его шагам. Посреди всех этих сокровищ восседал человечек такого роста, что шляпа на голове у мула едва не заслоняла ему дорогу. Всадник этот был крестьянином из южной провинции Катая. Голубое шелковое покрывало на спине мула говорило о зажиточности его хозяина. И носильщики, которые в ожидании дождя прикрылись широкими пальмовыми листьями, с завистью поглядывали на путника.

Желтая река разом изменила свой цвет. Сильный порыв ветра пробежал по воде и земле. На джонках торопливо спустили паруса. Хорошо было тем, кто шел вниз по течению. Тем же, кто подымался вверх, пришлось приналечь на весла.

Когда упали первые тяжелые капли, Матео и его попутчик как раз подъезжали к опушке темно-зеленого леса. Оказавшись под этой надежной лиственной крышей, они остановились и привязали лошадь и мула к торчащим из земли корням. Дождь барабанил по кронам деревьев, кое-где вода пробивалась сквозь густую листву и стекала вниз по стволам. Холодный ветер прибивал к покрытой мохом земле затхлые, знойные лесные испарения. Резкий, пряный запах цветов и трав стоял в воздухе.

Когда Матео откинул назад волосы, стало видно, что у него нет левого уха.

— Ты, значит, и дальше хочешь ехать вместе со мной? — повторил Матео. — Что ж, хорошо, дружок. Ты мне нравишься. Только, прошу тебя, не огорчай меня больше. Гляди в оба, чтобы они тебя больше не забивали в колодки… Я буду звать тебя Хозяйчиком. Понимаешь, Хозяйчиком? Я — Хозяин, а ты, значит, Хозяйчик. Коли у тебя будет охота, можешь ехать со мной хоть до Ханбалыка. Мой друг Марко куда-нибудь тебя там пристроит.

— Премного благодарен, ваша честь, — ответил Хозяйчик, и на его лице с шустрыми глазками было при этом такое лукавое выражение, что Матео не мог не вспомнить сцену, которая разыгралась на базарной площади маленького городка.

Капитан скакал от побережья в глубь страны, все еще ощущая соленый запах моря. Опухшая рука и не зажившая еще рана в голове заставляли его чаще, чем хотелось бы, мысленно обращаться к проигранному сражению и к настигшей их на обратном пути буре, которая загнала их корабли в район опасных подводных рифов. Пытаясь отвлечься от этих печальных мыслей, Матео внимательно изучал все, что попадалось ему на глаза. После трех дней пути он попал в небольшой городок. Узкая главная улица шла вдоль берега одного из притоков Желтей реки. Проезжая через городские ворота, Матео нагнул голову, чтобы не удариться лбом. Торговцы и ремесленники, расположившиеся вдоль улицы, завидев великана незнакомца, обменивались возгласами восхищения и шутками. Матео привык к удивленным взглядам и не обращал никакого внимания на насмешливые возгласы.

В центре городка главная улица расширялась, образовывая четырехугольную площадь. Вот на этой площади он и увидел впервые лицо Хозяйчика в рамке огромного деревянного ошейника-колодки. Лицо это показалось Матео презабавным и настолько привлекло его внимание, что он не смог равнодушно проехать мимо. Впрочем, в эту минуту Хозяйчик меньше всего на свете выглядел лукавым, что легко объяснить той не слишком удобной позой, которую он вынужден был принять: он стоял на коленях на деревянном эшафоте, его шея была сжата колодкой, и он желчно острил, глядя на толпу любопытных. Зеваки отвечали ему той же монетой. В внезапном приступе бессильной ярости — ведь не только его шея была стиснута деревянным ошейником, но и на руках у него были деревянные браслеты — он вдруг начал как бешеный лягаться и выкрикивать самые отборные ругательства.

Матео глядел на эшафот, как на театральные подмостки: шут веселит зевак, изображает гнев, обогащая свою игру нелепыми жестами и ужимками, чтобы вызвать смех у зрителей. Но бешеная ругань человека в колодке раззадорила толпу, и те, кто сперва отпускали в ответ безобидные шуточки, принялись браниться всерьез:

— Эй ты, деревянная дыня, заткнись!

— Это мы, что ли, посадили тебя в колодку?

— Попридержи-ка свой язык!

Один из торговцев набрал в корзину гнилых фруктов и крикнул, обращаясь к толпе:

— Вот берите отсюда, кому что приглянется, и заткните пасть этому горлопану!

Глаза Хозяйчика чуть не вылезли из орбит, когда он увидел, как два паренька стараются взобраться верхом на его мула, привязанного к эшафоту. Давясь от смеха, мальчишки били палками по котлам и соломенным шляпам.

— А у этого шута мул, видно, трехголовый. По шляпе на каждую голову!

— Признавайся, где ты стащил это покрывало?

— Разве такой господин станет тащить? Это же богатей, который отправился в путешествие. Скоро сюда явится сам наместник и будет просить у него прощения за то, что посадил его в колодки!..

Несчастный не огрызался на подобные шутки, и казалось, дело снова принимает мирный оборот, как вдруг, ни с того ни с сего, он снова заорал благим матом:

— Убирайтесь вон, сукины дети! Я вас еще… — Голос Хозяйчика сорвался.

Он сжимал кулаки, шевелил пальцами, в кровь стер запястья о деревянные края колодки и вращал головой, как курица, которую собираются зарезать. Когда же, переведя дух, он изготовился для нового потока брани и угроз, гнилой абрикос залепил ему рот. Второй абрикос угодил в лоб и растекся липкими брызгами по лицу. Это послужило сигналом к настоящему обстрелу, и вскоре деревянный ошейник несчастного был весь залеплен гнилыми фруктами.

Мальчишки пуще прежнего стучали бамбуковыми палками в медные котлы, притороченные к спине мула, и вопили от удовольствия.

Выражение лица человека в колодке вдруг снова резко изменилось. Он вытолкнул языком гнилой абрикос, осторожно повернул голову и молча стал разглядывать скопище людей, теснившихся у эшафота. Его руки поникли, как сорванные цветы, и в глазах появилась тоска. Ни тени страха, только глубокая печаль сковала вдруг его черты.

Сияло солнце, деревянный эшафот отбрасывал резкую тень. Куры, проворно пробираясь меж ног ремесленников, рыбаков, крестьян и торговцев, клевали гнилые фрукты, валявшиеся на земле. Малыш в одной рубашонке неуклюже перебежал дорогу, упал и заплакал.

— Теперь он молчит, как черепаха! — воскликнул торговец, раздававший всем гнилые фрукты. — А ну-ка, дадим ему как следует! Вы забыли, что ли, как он нас оскорблял?

Матео, тяжело вздохнув, слез с лошади и, с трудом прокладывая себе путь в толпе, добрался до деревянного эшафота.

— Да замолчи ты, болтун! — сказал он задорному торговцу. — Оставь его в покое.

Слова этого огромного человека с серьезным лицом произвели впечатление; многие, смущенно улыбаясь, бросили гнилые абрикосы на землю. Люди, видимо, вдруг представили себе, что сами могут оказаться на месте этого бедняги, стоящего сейчас у позорного столба, — ведь он был такой же, как и они. И им стало стыдно. Но менее чувствительные зрители не могли отказаться от забавного развлечения и уже приготовились к дальнейшему обстрелу.

Человек в колодке заметил опасность, и его лицо снова преобразилось до неузнаваемости — он хотел дать понять, что прощает своих обидчиков. Брови растянулись в горизонтальную линию, из узких щелок сверкали лукавые глазки, рот тронула мягкая улыбка.

Он словно говорил толпе: «Я не сержусь на вас, мои братья. Поглядите на меня. Я простил все плохое, что вы мне сделали. А теперь разойдитесь-ка с миром по домам и подумайте хорошенько над тем, что здесь произошло».

Он с мольбой двигал пальцами и вдруг крикнул так громко, что голос его разнесся по всей площади:

— Знаете ли вы, люди, за что господин судья засадил меня в колодки? Разве я вор или убийца?

На рыночной площади сразу воцарилась тишина. По реке медленно плыл большой парус, самой джонки не было видно — ее заслоняла насыпь и каменный парапет. Мать подняла упавшего малыша и, бормоча нежные слова, стала его укачивать. Ветер шевелил бахрому на большом зонтике рыбного торговца, в воздухе стоял терпкий запах гнилых фруктов, овощей, лука и рыбы. На холме возвышалась «Пагода Красоты». Она вырисовывалась на фоне ярко-голубого неба так четко, что казалось, будто до нее рукой подать.

— Он сказал, что мы сукины дети, — проворчал неунимающийся торговец.

Все обернулись к нему. На него глядели молодые и старые лица, веселые и серьезные. Он вдруг оказался в центре всеобщего внимания. Задиру охватило какое-то неприятное чувство, и он продолжал уже менее уверенно:

— Кто он такой? Сперва поносит нас на чем свет стоит, а потом еще удивляется, что мы злимся… Вы думаете, что наш уважаемый господин судья зря посадил его в колодки? Пусть скажет, что за преступление он совершил.

Человек в колодке взглянул на торговца и ответил дрогнувшим голосом:

— Ты хочешь знать, что я совершил? О, я отпетый вор! Как только я вам расскажу о своем преступлении, вы снова начнете закидывать меня гнилыми абрикосами. Повторяю, я отпетый вор, и не какой-нибудь, а государственный. Ваш уважаемый господин судья сказал мне: «Ты обокрал нашего милостивого императора. Разве ты не знаешь, что его величество запретил игру в кости? Он завоевал вас силой своего оружия. Значит, и все ваше достояние принадлежит ему. Когда ты играешь в кости, ты проигрываешь имущество нашего милостивого императора, и за это я должен тебя наказать».

Человек в колодке сжал кулаки, но лицо его сохранило лукавое выражение.

— Теперь вы знаете, какое великое преступление я совершил. Государственное преступление. Семнадцать палочных ударов и в колодки, так решил судья… И вот я стою здесь, под палящим солнцем… Почтенная матушка, — обратился он вдруг к седовласой женщине с добрым лицом, — умойте меня. Я не в силах выносить запах этого гнилья…

Женщина подозвала к себе мальчишку, который бил бамбуковой палкой о котел, и строго сказала ему:

— Беги домой и принеси миску с водой, потом зайди к соседке и попроси у нее белую тряпку. Сам видишь, его надо помыть. Да не забудь захватить еще и кувшин молока.

Мальчишка бросился выполнять поручение. Но, не дожидаясь его возвращения, продавец воды налил в миску прозрачной воды из деревянного бочонка, а мясник снял с себя не очень чистый передник и дал его женщине. Разносчик фруктов принес корзиночку золотистых абрикосов; повар, торгующий жареной рыбой, выбрал самую хрустящую и положил на зеленый лист; торговец овощами принес зеленого луку, а крестьянин, который пришел на базар из соседней деревни, вынул из корзины кусок жареной курицы и сказал какому-то мальчишке:

— Влезь-ка на эшафот и отдай ему это.

— Но ведь он обозвал нас сукиными детьми, — все еще бормотал задира, который никак не мог успокоиться.

Была весна, все цвело, появились уже первые плоды. Кошка прыгнула на эшафот и улеглась на солнышке, у ног человека в колодке. Человек, стоящий на коленях, видел с высокого эшафота то, чего другие не видели: рябь реки, красивую изогнутую дугу каменного моста, молодую женщину, которая стояла на носу проплывающей джонки, щурясь от яркого солнца и слегка откинув назад голову. Он видел бамбуковые хижины, прижавшиеся к искусственно возведенной дамбе, зеленые пологие холмы, рисовые поля, сады с деревьями, осыпанными белым и розовым цветом, — и ему почудилось, что он слышит плачущие, заунывные голоса скрипок и отрывистые аккорды семиструнных арф. Чудесная музыка то воспаряла к небу на звенящих крыльях деревянных флейт, те снова прибивалась к земле сухим барабанным боем.

Женщина обмыла лицо колодника прохладной водой, накормила и напоила его. Она дала ему рисовой водки, чтобы заглушить его страдания. За бамбуковыми хижинами на холме возвышалось здание ямена — окружной управы, увенчанное остроконечной крышей. Однако сердце городка билось на рыночной площади, там, где на эшафоте у позорного столба стоял на коленях крестьянин.

Матео смеялся, глядя на эту сцену.

— А ты, дружок, оказывается, не против того, чтобы тебя кормили из рук, — сказал он.

— Разве вы не видите, что он голоден и хочет пить? — возмущенно спросила женщина. — Идите своей дорогой, если вам это не по душе.

— Мне и здесь хорошо, мамаша, — дружелюбно ответил Матео.

Он привязал лошадь к столбу и направился пообедать на постоялый двор. Его раненая рука сильно болела, и поэтому он решил переночевать в городке.

Вечером мрачный тюремный сторож снял с человека колодки.

— Ну вот ты и отмучился, сынок, — пробормотал Матео и, довольный, отправился спать.

Когда рассвело и взошло солнце, Матео отправился в путь. Ему не терпелось поскорее добраться до Ханбалыка и увидеть Марко, Ашиму, рассудительного Николо Поло и добродушного Маффео. Он представлял себе, как друзья о нем беспокоятся. И капитан не раз мысленно рисовал себе сцену встречи. Что они скажут, когда он появится перед ними без одного уха? С грустью думал он о корабле и о своих храбрых матросах. Больше года был Матео капитаном, и вот он снова трясется по пыльным дорогам. Зеленое грохочущее море едва не стало его могилой, меч желтого воина чудом не рассек ему головы. Но, когда он почти без сознания бросился в воду, морские волны бережно вынесли его на берег, точно так же, как во время боя ловкое движение спасло его от удара меча. Он потерял только ухо, которое, как окровавленный лоскуток, упало к его ногам.

Матео пришпорил лошадь. До Ханбалыка оставалось еще восемьсот ли, и ему надо было торопиться. В этот ранний час дорога была пустынна. Только крестьяне работали на господских полях или на тех крохотных клочках земли, которые они в состоянии были взять в аренду в это голодное время, когда цены всё повышались. Сильные волы тянули деревянные плуги по топким полям. Женщины и дети с осоловелыми от усталости глазами вращали колеса насосов либо сажали, стоя по колено в воде, зеленую рисовую рассаду.

Вдруг Матео заметил приближающегося всадника. Он ехал против света, и сперва Матео увидел только темные контуры его фигуры. Потом он разглядел две соломенные шляпы по бокам мула и третью на голове животного. На синем шелковом покрывале, гордо выпрямившись, сидел всадник, обвешанный множеством переметных мешков и мешочков.

— Что-то рано ты отправился в путь, — сказал Матео.

— Я приветствую вас, ваша честь, — достойно ответил всадник. — Куда вы направляетесь?

— В Ханбалык, сынок.

— Разрешите мне немного проводить вас.

Так произошло знакомство Матео с человеком, которому он в лесу дал кличку «Хозяйчик». Они уже несколько дней ехали вместе, и за это время выяснилось, что они на редкость подходят друг к другу.

Матео любил море, а Хозяйчик любил дороги, поля, сады, людей своей страны, их сказания и легенды. В той же мере, в какой Матео чувствовал себя уверенно в бескрайних просторах океана, Хозяйчик чувствовал себя как дома в чужих садах и скотных дворах. Точно так же как Матео, занимаясь контрабандой, не очень-то считался с законами, Хозяйчик тоже нередко попирал их, если замечал вблизи поместья или монгольского военного лагеря козочку, утку, курицу. Хозяйчик оказался хорошим попутчиком, но Матео не покидало смутное чувство, что, пока они доберутся до Ханбалыка, Хозяйчик может причинить ему немало огорчений.

Они стояли под сенью высоких деревьев. Дождь не унимался. Растения ожили от влаги, капли сбегали с листьев и падали на землю. Хозяйчик снял повязку с руки Матео, вынул из одного из своих мешочков какую-то мазь и наложил ее на рану, которая была длиной в палец. Матео осторожно повернул руку, она сильно болела.

— Не надо ею двигать, ваша честь, — сказал Хозяйчик.

— Ты стоишь тысячу дукатов, — сказал Матео, — но если еще раз назовешь меня «ваша честь», я надену себе на голову одну из твоих соломенных шляп.

И Матео в шутку схватился за шляпу, которая была привязана у мула сбоку, и потянул за веревку. Веревка лопнула, и к ногам Матео упала курица. Хозяйчик быстро поднял ее, завернул в холщовую тряпицу и снова спрятал в шляпу. При этом он в испуге огляделся по сторонам, но вокруг никого не было.

— А это еще что такое? — спросил Матео, крайне удивленный стремительными движениями своего товарища.

Хозяйчик снова принялся перевязывать руку Матео. Невинно вскинув глаза, он ответил:

— Это курочка, ваша честь. Я купил курочку.

Матео покачал головой. При всем желании он никак не мог взять в толк, когда же Хозяйчик успел купить курицу. Ведь с рассвета до обеда они ехали рядом.

— Когда же ты ее купил? — спросил капитан.

— Вы задремали на лошади, а тут ко мне подошел крестьянин с курицей и предложил мне ее, — не теряясь, врал Хозяйчик.

— Скоро мы с тобой оба будем сидеть в колодках, — проворчал Матео.

Дождь все еще хлестал, но ветер уже стих. Сквозь листву пробивался какой-то сказочный зеленовато-серый свет.

— Хозяйчик приготовит сегодня «курицу нищих», — сообщил Матео его новый товарищ.

Но Матео тут же забыл об этом важном сообщении, потому что солнце прорвалось сквозь лиственный шатер и озарило зелено-серую полутьму искрящимся светом. Золотые солнечные стрелы, пронзая кроны деревьев, падали на мох и папоротник и дрожали в миллионе сверкающих капелек, висящих на траве и листьях. Земля задымилась, а тонкая паутина меж ветвей засверкала, как чистое серебро. Казалось, лес окунули в свет. Солнце проглянуло так внезапно, что оба путника замерли как зачарованные.

— Брат, как здесь красиво! — сказал Матео. И, помолчав немного, добавил с улыбкой — Ну что ж, давай поедем поскорей, пока никто не хватился курицы.

Они поскакали по лесу, глубоко вдыхая чистый воздух. Вскоре лес кончился.

Матео почувствовал голод и был рад, когда его товарищ предложил устроить привал на берегу ручья. Они стреножили лошадь и мула и пустили их на лужайку.

Небо было безоблачным, но блеклым — его обесцветило яркое солнце.

Они устроились под развесистым деревом, которое давало большую тень.

Хозяйчик сразу же взялся за приготовление обеда. Он вынул курицу, выпотрошил ее и вымыл в прозрачной воде, а затем вырыл в земле ямку, разжег в ней костер и в самое пламя осторожно положил курицу, предварительно обмазав ее слоем глины толщиной в два пальца. А над костром вскоре уже кипел котелок с водой.

Припасы Хозяйчика были неистощимы. У Матео порой создавалось впечатление, что мешочки и торбы на спине мула наполнялись сами собой. Например, мешок с рисом, который вчера утром был уже почти пустым, сегодня снова оказался полным. Но, к счастью, на этот раз дело обошлось без жульничества. В деревне, через которую они проезжали утром, был больной. Хозяйчик наложил ему новые повязки, дал какие-то целебные травы и получил в награду рис.

Поэтому ничто не омрачило радости Матео, когда он увидел, как его товарищ сыпал рис в кипящую воду.

Когда костер прогорел, Хозяйчик выкатил глиняный ком из раскаленной золы, подождал, пока он немного остынет, и камнем расколол его. Перья прилипли к глине, и перед Матео предстала чистая, хорошо пропеченная курица. Начиненная луком и кореньями, она издавала необычайно аппетитный аромат. Хозяйчик положил дымящуюся курицу на платок и наполнил миски рисом; в кубки налил желтоватое рисовое вино.

— «Курица нищих» и «благоухающий снег», Хозяин, — сказал он с гордостью. — Ешьте на здоровье.

Матео принялся за еду. Он не скупился на слова, хваля кулинарное искусство Хозяйчика. Рисовое вино — «благоухающий снег» — развязал языки. Эта трапеза в тени дерева стала благодаря искусству Хозяйчика настоящим праздником. Все радовало: и белый платок на зеленой траве, и журчащий ручей, и две палочки в проворных руках Хозяйчика, который так ловко ими орудовал, что Матео, пользовавшийся ножом и деревянной ложкой, казался самому себе варваром. Матео все было по вкусу и нисколько не мешало, что «благоухающий снег», честно говоря, не имел никакого запаха.

Хозяйчик снова наполнил кубки вином, и они выпили. Мысли стали легкими, всплывали образы, осевшие на самое дно души, сами собой срывались с уст сокровенные вопросы.

— Кто ты, брат? — спросил Матео.

Его попутчик глядел на крестьянина, который, несмотря на полуденный зной, шел за плугом, и его глаза снова были полны таинственной печали. За полем, которое вспахивал крестьянин, виднелись глиняные, крытые тростником хижины маленькой деревеньки. Казалось, она стоит на острове, — со всех сторон ее обмывала водная гладь рисовых полей. Два буйвола тянули плуг. Их спины были грязно-серого цвета, как пересохшая земля.

Катаец вспомнил одно старинное сказание и подумал: «Крестьянин идет за плугом, а мы сидим в тени, словно поэты в императорском парке».

Вот какое сказание он вспомнил. Юноша нашел красную жемчужину величиной с вишню. Помещик захотел отнять у него эту жемчужину, потому что юноша нашел ее на его земле, но тогда юноша обернулся драконом. Из пасти дракона забила струя воды и вмиг затопила долину, превратив ее в озеро. Помещик утонул, а дракон помчался по ущельям. Догоняя его, потекла река, и дракон доплыл по ней до моря.

Солнце отражалось в серебристой чешуе дракона, а потом дракон ушел на дно. Но тихими летними ночами, в полнолуние, он выплывает то тут, то там…

— Когда-то у меня был кусок земли, — сказал, наконец, катаец в ответ на вопрос Матео. — Жена моя была трудолюбива и кротка, как котенок. У нас была дочка. Однажды помещик заявил: «Мне придется повысить арендную плату, сейчас тяжелые времена. Ты должен мне немедленно отдать все, что задолжал. Ты взял у меня пять четвериков риса». В тот год урожай был плохим из-за наводнения… Но помещик был добр. «Пришли мне твою дочь, тогда ты получишь отсрочку…»— пообещал он. Жена плакала…

Хозяйчик взял кубок с рисовым вином и опорожнил его. Глаза его были устремлены вдаль. Казалось, он рассказывает чужую историю.

— Помещик бил нашу дочку и заставлял ее делать самую тяжелую работу. Он запретил ей с нами разговаривать. Щеки ее впали, она бледнела и чахла с каждым днем. Когда наш цветок лотоса умер, я одолжил деньги на гроб. Нам не на что было купить белую одежду, но печаль наша была велика… У нас в хижине всегда было чисто прибрано. С утра до ночи мы работали на поле, и у нас почти не осталось долгов. Но вот однажды помещик пришел ко мне и сказал: «Враги напали на нашу страну. Ты должен идти воевать. Отправляйся в город и запишись там в отряд». Так я стал воином. Но войско наше было слабым, мы потерпели поражение. Когда мы отступали, я взял себе этого мула. Но я слишком поздно приехал домой. Хижину нашу разрушили, жену убили, а на полях паслись чужие кони.

Катаец умолк. В ветвях чирикали птицы. На белом платке лежали кости курицы. Матео и катаец сидели в тени и молчали. Ручей, казалось, тек уже не так быстро. Ястреб камнем упал на лужайку, схватил цыпленка и взвился со своей добычей в бледно-голубое небо.

— Все это было уже давно, — сказал катаец. — Теперь я странствую по стране. Люди смеются над моими соломенными шляпами. Одна из них моя, другую носила жена, когда работала рядом со мной в поле, а вот эта, маленькая, с нарисованными цветами — впрочем, их уже не видно, они стерлись, — эта шляпа принадлежала дочке. Но во всем есть свой порядок. Все имеет смысл. Курицу я украл у помещика. Я поеду с тобой в Ханбалык или еще куда-нибудь, мне все равно. В моих вещах спрятан наконечник копья.

Матео откашлялся и провел рукой по волосам.

— Поезжай со мной, — сказал он сдавленным голосом. — Я больше не буду называть тебя Хозяйчиком… Хорошо, что у тебя в вещах спрятан наконечник копья.

— Меня зовут Фань Гунн-ду, — сказал крестьянин.