Я представлял Отелло в провинциальном театре, И местные жители, которым было все в диковинку, Вплоть до желтой рампы, сходили с ума от моей игры. Возможно, это было искренно. Но мне больше нравился Бюст той женщины, которая от имени местных театралов Принесла мне на сцену цветы. Я уже тогда знал, что умею нравиться полным женщинам, И вел себя вызывающе, а женщины любят грубость. Жизнь всегда опасна, и особенно для людей с темпераментом. И лучшие годы моей славы, когда меня Уже приглашали в одну столичную труппу, Я влюбился в актрису, которая играла Эмилию, Верную служанку Дездемоны. Из-за нее я отказался от приглашения в столичную труппу, И шел, кажется, сотый спектакль, Когда проклятый мавр, оставив Дездемону, Погнался за Эмилией, и пальцы его крепкой руки Легли на горло неверной жены Яго. Здесь зрители вмешались в пьесу И унесли Эмилию мою… Она жива еще, Лишь горло чуть помято да Голос хриплый выдает ее. После этого я не видел больше сцены, И моими новыми зрителями, Правда, не всегда внимательными, Стали мои сотоварищи по больнице душевнобольных. Да простит мне старик Шекспир, Что я нарушил действие великой Правдивейшей трагедии земли!

1940