И в этот момент под курткой Верховцева раздалась телефонная трель.

Даже с заднего сиденья я услышал вопль следователя Вязьмина из трубки:

— Мать-перемать! Дай трубу Загорскому, у него телефон отключен!

Не глядя, Верховцев протянул мне телефон:

— Сергей, тебя просит Вязьмин. Кажется, у него понос.

Через минуту я ошарашенно смотрел в окно. Вот это новость!..

Спецназ Управления исполнения наказаний взял в осаду дом, в котором схоронился беглый Жилко! Он упрямо стреляет в спецов из обреза и о том, чтобы сдаться властям, даже не помышляет.

— На Южную, быстро! — рявкнул я.

Выстрелы мы услышали задолго до подъезда к улице Южной. Бабахали раскаты одной тональности. Судя по ней, огонь велся из охотничьего ружья. Ими Жилко скорее давал понять, что жив и борется за свободу, нежели из желания кого-то подстрелить.

Заметив приближающийся к месту перестрелки дредноут с тремя мужиками внутри, один из «пятнистых» выскочил на дорогу с «калашниковым» наперевес. Мы с Верховцевым одновременно выбросили в окна руки, вооруженные удостоверениями, и это дало нам возможность подъехать к эпицентру событий живыми.

Спецназом руководил капитан одного со мной возраста. Для разговора он снял с головы маску, чем сразу вызвал к себе расположение. Есть дуболомы, которые считают возможным разговаривать с этим чулком на голове, из-под которого видны лишь их дико вращающиеся глаза. Этот же проявил тактичность.

— У него патронов к обрезу — как у егеря в сезон охоты! — пояснил капитан. — Я уже двадцать три выстрела насчитал. У парня с собой была сумка, так что неизвестно, сколько там боеприпасов.

— Не стрелять, — попросил я капитана. — Что бы ни произошло — не стрелять!

Теперь, при такой неожиданной удаче, мне не хватало потерять еще и Жилко.

Приблизившись к забору, я посмотрел в щель. Стриженая голова то и дело показывалась в проеме. Но показывалась ровно настолько, чтобы невозможно было прицелиться. Он появлялся в окне то в одном углу, то в другом.

Очередной выстрел расшиб в щепки доску рядом с моей головой.

— Ушел бы ты оттуда, мужик! — посоветовал один из участников «Маски-шоу». — Оставь нам это дело, а то потом что твоим маме с папой говорить?

— Капитан, убери своих людей, — вполголоса приказал я, ударом ноги распахивая калитку.

Выстрел…

На мою шапочку посыпались сухие щепки.

— Степа! — крикнул я в проем.

— Че, козел? — раздалось из дома.

— Ты что же это вытворяешь, а? Ты Ольгу хочешь вдовой оставить? Или просто жить без нее ближайшие двадцать лет?!

Пауза. Кажется, я загнал спицу в сердце Жилко.

— Ты о чем?

— О том, что если ты сейчас кого-нибудь поцарапаешь, то намотаешь себе лет пятнадцать! А с учетом твоего срока и побега ты выйдешь лет в пятьдесят! Как ты думаешь, Ольга тебя будет ждать?

Молчание. Кашель.

— Ты кто такой? — по голосу мне показалось, что Жилко не совсем здоров.

— Капитан Загорский, — я сделал шаг в проем калитки. Передо мной был неухоженный двор, какие часто встречаются в деревне у нерадивых хозяев. — Степа, посмотри в окно. Никто в тебя стрелять не станет. Даю слово офицера. Только не замочи меня по запарке…

В окне показалась голова с короткой порослью волос. Следом появились два спаренных ствола.

— Спокойно, Степа, спокойно… Смотри — я отдаю оружие!

Я развернулся и бросил пистолет в проем калитки, на улицу. Верховцев, словно фокусник, тут же схватил его. Рука появилась и исчезла так быстро, что я даже не успел поймать взглядом движение.

— Теперь мы можем поговорить?

Судя по действиям Жилко, он даже не имел представления, где сейчас находится Коренева. Если бы они расстались недавно, то он не позволил бы мне приблизиться и начать разговор. Когда я упомянул об Ольге, он растерялся. Вряд ли он поверил бы в то, что она со мной. Он просто хотел узнать о ней хоть что-то. Да, это чувства…

— Скидывай одежду, — он не верил в то, что у меня больше нет оружия.

Когда я остался в брюках и майке, он позволил подойти к оконному проему. В двадцати сантиметрах от моей груди подрагивали стволы обреза, и я чувствовал запах пота нездорового тела беглеца. Последний раз он мылся, наверное, еще в зоне. Разговор через окно не входил в мои планы. Если говорить откровенно, то у меня вообще не было никакого плана.

— Степа, на улице минус двадцать с северо-западным ветром, а я в майке, — заметил я. — Запусти меня в дом, там и поговорим. Или ты боишься безоружного мента? Только не советую орать в окно, что у тебя заложник. Как только ты закончишь фразу, сразу подмотаешь себе призовых лет пять. У тебя и без того уже срок как у Ганнибала Лектора.

И Степан Жилко совершил ошибку. Он позволил мне подняться на крыльцо и войти в дом. Около пятнадцати секунд я находился вне его контроля, и не воспользоваться таким моментом было бы непростительной роскошью. Я обшаривал взглядом каждый сантиметр сенок в поисках предмета, который мог бы использовать в качестве оружия. Но при всем бардаке, который был во дворе и в доме, я, как назло, не встретил ни шила, ни ножа, ни стамески. Словно насмехаясь надо мной, в углу, свернувшись калачиком, дремала кошка.

Когда я вошел в комнату, Жилко уже не наставлял на меня обрез. Психологический фактор предыдущего момента, порождающий ошибку. Мгновение назад он видел меня без оружия. Как оно могло появиться у меня за мгновение? Он лишь сделал шаг назад, совершая вторую ошибку. Он потерял контроль над противником, заглядывая за мою спину в поисках опасности.

Опасность таилась не за моей спиной, а во мне.

Он стал беспомощен в тот момент, когда ему в лицо полетела зашипевшая, выпустившая когти трехцветная кошка. Степан от неожиданности громко икнул и, запутавшись в собственных ногах, повалился на пол. Выстрел дуплетом в потолок заставил обвалиться пласт штукатурки. В воздухе повисла такая пелена из сухой известки, что я испугался. Под такую дымовую завесу Степа мог лихо исчезнуть из дома.

Выстрела мне бояться уже не следовало, поэтому я, не глядя, повалился на предполагаемое место возлежания моего визави. Кошка, понятно, дала деру. После случившегося она уже вряд ли вернется в этот дом. Зато был Жилко, который, поняв, что проиграл, стал выть и кусаться. Он сопротивлялся как-то по-животному. Не пытался нанести мне удар, применить мужскую силу или просто побороть. Он царапал мне лицо, кусал за ногу…

Это был шок. Неожиданный исход, означающий крах всех надежд. Когда мне удалось оседлать его и завернуть за спину руки, в окна и двери стал вламываться спецназ Управления исполнения наказаний.

— Вот что, капитан, — строго заявил я, натягивая свитер. — Этот парень едет со мной. Он подозреваемый по ряду преступлений. Брал его я. Вы были статистами. Поэтому вы получите его сразу, как я потеряю к нему интерес. Можешь доложить начальству, что задержал его. Обещаю, что вечером передам Жилко вашему конвою.

Мои слова были произнесены с четкостью отбитой телеграммы. Ничего лишнего. Столкнувшись с такой уверенностью, капитан сначала засомневался, а потом, глядя, как Верховцев заталкивает Степу в «Лексус», махнул рукой…

Ваня свинтил с бутылки крышку и пропитал водкой два куска ваты.

— Интересно, — он протирал царапины на моем лице и хитро кривился, — у него вся рожа расцарапана, у тебя тоже… Как-то интересно вы дрались.

— Он, сука, кота в меня кинул, — угрюмо сообщил Степа, сидевший в углу. Он был пристегнут наручниками к батарее и прижимал свободной рукой к щеке свой тампон. Парень еще не восстановился после шока и прижимал вату так сильно, что из-под его руки по лицу текли ручьи водки. — Так бы хер он меня взял, без кота.

— Кого кинул?! — расхохотался Верховцев.

Разговор предстоял серьезный, поэтому я по устоявшейся оперской привычке выгнал всех из кабинета, оставшись с Жилко один на один.

Я дал ему отмолчаться столько, сколько потребуется. Пауза длилась промежуток времени, равный одной выкуренной мною сигарете. Он попросил закурить и глухо произнес:

— Сколько мне сидеть?

Я пожал плечами.

— Считай сам. Семь у тебя было. От года до трех получишь за побег. До двух лет за ношение оружия. До пятерки за перестрелку. Что-то сложится, что-то поглотится одно другим. Я не судья, но, боюсь, свой срок ты удвоил. Как минимум.

По его лицу я понял, что такое отрешение. Даже от самого себя. Душа человека, превратившаяся в пустырь за каких-то жалких полчаса. Еще недавно этот человек верил в будущее и людей, с ним связанных. Сейчас Жилко было на все наплевать.

— Это случилось после нашего второго «дела». Мы заработали в тот день почти шестьдесят тысяч долларов…