В могуществе не многим уступали графу Раймунду его многочисленные вассалы и родичи. Одним из самых сильных и знатных был граф де Фуа. Родовое имя Фуа (фр. Foix) на старофранцузском языке означало «вера» или «верность», в которой клялся вассал, принося присягу своему сеньору.

Гордые графы Фуа владели территориями плодородных земель, покрытых пашнями, виноградниками и лесными угодьями от границ графства Тулузского до Пиренеев, включая территорию сегодняшней Андорры. Леса изобиловали ланями, оленями, зубрами, в них водилось множество медведей и волков, не говоря уже о прочей дичи. Равнины, орошаемые бурными водами рек Арьеж, Жер и Лассет, переходили в альпийские луга, на которых паслись огромные стада. На скалах, достигающих тысячеметровой высоты, подобно орлиным гнездам, возвышались неприступные замки.

Графам принадлежали города Лавлане, Аск, Лимукс, Прейссан. Сильно укрепленный Тараскон, по преданию, имел даже собственное чудовище — полурыбу-полузверя Тараска. Кровожадное животное выходило из теплых вод Роны и утоляло свой голод человеческой плотью. Горожане заметили, что, если Тараск съедал зараз восемь человек, следующие полгода он не нуждался в пище. Запуганные люди пришли к печальной необходимости установить очередность жертв. Чудище так бы и продолжало свои бесчинства, не появись в городе святая Марфа. Бестрепетно войдя в воду, она показала Тараску деревянный крест, и тот был укрощен.

Такими же бесстрашными и решительными вошли в историю многие женщины из рода де Фуа.

Издавна Фуа роднились с Транкавелями, Комменжами, Бигоррами, Беарнами, Альбре, графами Барселонскими. Несколько женщин из рода де Фуа стали королевами небольших испанских королевств. Храбрые, гордые и независимые, эти окситанские вельможи неколебимо противились холодному мертвящему давлению Севера.

В наше время замок Фуа, как бы парящий над прелестным городком, поражает своей мощью и неприступностью. Он настолько колоритен и гармонично вписан в окружающий пейзаж, что кажется, будто возник из скал, стоял здесь испокон веков и останется навечно. В замке есть портрет молодого человека, белокурого и голубоглазого, с розовым лицом и длинным носом — Генриха Наваррского, впоследствии знаменитого короля Франции Генриха IV. И в нем текла кровь графов де Фуа. Спустя триста лет ему тоже выпало на долю пережить эпоху кровавых религиозных войн — противостояния католиков и гугенотов.

Однако прекрасной и героической легендой, переходящей через столетия, символом непокоренной Окситании стали не военачальники, политики и короли из дома де Фуа, а женщина, носившая имя Эсклармонда.

Ей воздвигнуты памятники, она изображена на картинах, о ней сложены стихи и баллады, написаны прекрасные оратории. Тем не менее о Великой Эсклармонде известно очень мало фактов личного характера, и даже отрывочные сведения о ней легендарны.

Возможно, легенда о ней содержит некоторые достоверные факты, но никаких доказательств этого нет. Мы должны смириться с тем, что плохо представляем себе человеческий облик всех глав катарского движения. В большой степени в этом вина инквизиторов, которые мало интересовались человеческой сущностью своих жертв, иначе у них не хватило бы духу послать их на костер. Но это и благородная вина самих катаров, не придававших никакого значения своей смертной оболочке.

Обычно действительность оказывается примитивнее и зауряднее легенды, но теперь уже никто не может оспорить очарование неземной грации этой женщины, летящей тонкости тела, очерченного фантазией потомков и игрой их воображения. Ее хрупкий силуэт стал символом величественного и доблестного прошлого Юга.

Протестантский пастор и поэт Наполеон Пейра, автор лирической «Истории альбигойцев», восхищаясь катарской святой, создал поэтический и вместе с тем героический женский образ, но, вольно или невольно, свел в один несколько исторических персонажей, носивших это имя.

Его героиня объединила черты Эсклармонды де Фуа и Эсклармонды, дочери Рамона Переллы. Перелла, храбрый защитник альбигойцев, не оставил своих жену и дочь до последнего дня. Юная Эсклармонда была парализованной экзальтированной девушкой, с восторгом и ужасом ожидавшей костра. По-видимому, ее страшная смерть в огне дала пищу легенде о том, что Великая Эсклармонда погибла в Монсегюре.

Еще одна Эсклармонда происходила из знатного и могущественного дома еретиков де Ниоров. Ее свекровью была Бланка де Лорак, мать знаменитой Жеральды де Лавор и Эмери де Монреаля, державшая вместе со своей дочерью Мабиль дом для женщин-катарок.

Мать троих рыцарственных сыновей прославилась тем, что упорно подвигала их на сопротивление французам. Когда архиепископ явился к ней в дом, чтобы наставить в католической вере, решительная женщина прогнала его прочь. Овдовев, Эсклармонда де Ниор стала Совершенной. На ее примере мы можем представить, сколько горячих сторонников среди этой части общества получили катары.

И наконец, Эсклармонда д'Айон, племянница Великой Эсклармонды, внебрачная дочь ее брата Раймона Роже. Она с решимостью отчаяния помогала защитникам Монсегюра, а в конце жизни была сожжена на костре инквизиции.

Что же известно об альбигойской святой относительно точно?

Она родилась, скорее всего, в 1155 г. Ее родителями были Роже Бернар I де Фуа, по прозвищу Толстый, и Сесиль Безье. Девочку назвали Эрменгардой. Это имя давалось дочерям знатнейших родов Юга и Севера. О детских годах и впечатлениях Эрменгарды мы не знаем практически ничего. Упоминается, что ее отец и мать были приверженцами катарского вероучения — впрочем, лишь предположительно: принадлежность к еретической секте никак документально не фиксировалась. Да и вряд ли подобные документы, если бы они имелись, сохранялись католиками после того, что они сотворили в Окситании.

Сесиль Безье, по-видимому, умерла, родив трех дочерей.

Скорее всего, с детства, как это было принято в знатных домах, Эрменгарда воспитывалась при дворе своей родственницы виконтессы Аделаиды Каркассонской, женщины со смелым широким умом, развитым образованием, безоговорочно сочувствующей катарам. Надо полагать, что харизматическая личность Аделаиды сильно повлияла на убеждения и мировоззрение юной дочери де Фуа. Впрочем, должно быть, никакого религиозного фанатизма девочка не проявляла, поскольку отец без принуждения выдал ее замуж за знатного и богатого вельможу Жордена де ле Лиля, виконта де Гимоэша. Тот был только на год старше своей жены, являлся потомком старинного иберийского дворянского рода, близкого Комменжам, и владел крупными земельными угодьями по обе стороны Пиренеев. Путем этого брака были объединены разрозненные прежде владения Комменжей и Фуа.

Принято считать, что красивый и благородный Жорден на долгие годы стал ее защитником и другом.

Однако период замужества — это терра инкогнита в жизни Эрменгарды. Нет упоминаний, что супруги, принадлежавшие к высшей знати Лангедока и не стесненные в средствах, держали открытый дом, привечали песнопевцев, устраивали праздники, диспуты, «суды любви», хотя это было обыкновением практически во всех благородных семьях. Ни разу супружеская чета не упоминается в качестве гостей Тулузского двора или дворов других знатных вельмож. Не нашлось ни одного трубадура, который избрал бы Эрменгарду своей дамой и посвятил ей хотя бы единственное поэтическое творение.

Об этой паре в период их брака неизвестно ничего. Быть может, именно тогда произошло нечто, определившее дальнейший жизненный путь этой женщины.

В слащавых современных перепевах таинственной жизни Эрменгарды осторожно отмечается, что слыла она супругой «любящей и верной». Надо полагать, что этот вывод сделан на основании рождения шестерых детей: трех дочек — Эскароньи, Обики и Филиппы и троих сыновей — Бернара-Жордана, Жордана и Отона-Бернара. Впрочем, в разных родословных и количество, и имена детей называются по-разному. О потомстве Эрменгарды сведений практически не имеется. Лишь некоторые авторы мимоходом упоминают одного из ее сыновей среди защитников Монсегюра.

Больше всего удивляет, что она осталась в истории не как виконтесса ле Лиль, а как женщина из дома де Фуа.

В 1187 г., незадолго до смерти, отец, Роже-Бернар I, завещал своей старшей и, по-видимому, любимой дочери развалины древнего замка на горе Монсегюр, чтобы она стала там «госпожой и повелительницей». Позже, объясняя свое отношение к сестре и ее подвижнической деятельности, граф де Фуа удивлялся: «Пик Монсегюр? У меня нет на этот замок никаких прав, нет над ним никакой власти: он мне не принадлежит… Имела ли право моя сестра жить на наших землях? Да. Я дал клятву умирающему отцу».

Эрменгарда передала Монсегюр своему вассалу Рамону де Перелле вместе с большой суммой денег, повелев восстановить святыню, с древнейших времен почитаемую как храм Солнца.

Через семь лет после кончины отца умер и супруг Эрменгарды (ок. 1200). История не сохранила подробностей этого печального события. Правда, упоминается, что условия завещания оказались для нее исключительно благоприятны. Дети были уже взрослыми, и больше ничто не привязывало виконтессу к мирской жизни. И она, поделив между ними богатейшее наследство, вернулась домой, в графство Фуа, во главе которого стоял ее брат Раймон-Роже (1157–1222/3), правая рука графа Раймунда VI Тулузского.

Он был старшим сыном ее отца от второго брака с женщиной по имени Саура (больше ничего не известно о матери графа де Фуа, хотя в некоторых родословиях он называется сыном Сесиль Безьерской).

Этот гордый аристократ не был домашним тираном. В то время, когда не семья принадлежала человеку, а человек семье, он позволял женщинам своего дома иметь собственное мнение и придерживаться собственных убеждений.

Раймон-Роже являлся вторым по значимости после Раймунда Тулузского государем в Лангедоке. Из неприступного фамильного замка на скале, высящегося над долиной реки Арьеж, он зорко охранял безопасность пиренейских горных перевалов. Граф славился воинственностью и полководческими талантами. Однако его натура была богата и разнообразна. Трубадуры прозвали его «Друт» — «Влюбленный», поскольку граф постоянно пребывал в волнении чувств из-за любовного влечения то к одной, то к другой красавице. Его пылкость испытали и Эрменгарда дю Тей, родившая ему сына Лупа де Фуа, и Стефания Лоба. Возможно, из-за своей вечной влюбленности он женился поздно, в 35 лет, на двадцатилетней Филиппе Монкада, дочери виконта Беарнского. Красноречивый оратор, музыкант, автор множества стихов, в том числе и хвалебных о себе самом, он был достаточно свободен в вопросах религии и не переставал заботиться о своей супруге, которая, прожив в браке семь лет, приняла consolamentum и возглавляла Дом Совершенных в Дюне.

Историки единодушно утверждают, что в 1204 г. в местечке Фанжо, при большом скоплении народа виконтесса де Лиль Жорден вступила в лоно катарской церкви, приняла consolamentum и облачилась в скромное черное одеяние. Она отказалась от этого мира и стала готовить себя к жизни грядущей. Но уже задолго до этого ее стали называть Эсклармондой.

Независимо от собственного желания Эсклармонда ее значение в Окситании возрастало. Из отдельных замечаний современников, но главным образом из преданий и легенд вырисовывается образ женщины, которой было суждено сделаться знаменем сопротивления свободолюбивого Юга властным притязаниям рационального Севера и католического Рима. По всей видимости, она выделялась какой-то особой одухотворенностью и душевной деликатностью; полная достоинства, она никогда не казалась высокомерной, ее служение вере было лишено предрассудков и фанатизма. Будучи доброй и сострадательной, она умела быть решительной и твердой. Она обладала высоким чувством справедливости, позволяющим судить строго, но праведно. Ее замечания были вежливы и обезоруживающе доброжелательны. Все недостатки, если они имелись, восполнялись щедростью сердца и спокойствием духа.

Брат Раймон-Роже построил для нее в местечке Памье дом под названием «Кастеллар», походивший на монастырь и живущий по принципам трудовой общины. В доктрине катаров важное место уделялось ежедневному труду: человек, в том числе и знатный, был обязан постоянно заниматься каким-то делом. Женщины-катарки славились искусством ткачества. Катаров иногда называли «ткачами». И Эсклармонда тоже делила свое время между жизнью внутренней — чтением Евангелия, размышлениями над теологическими трактатами катаров — и жизнью внешней. Она неустанно разъясняла основы вероучения множеству людей, стекавшихся сюда со всей Европы и месяцами пользовавшихся ее гостеприимством, поддерживала, утешала, врачевала. На свою часть наследства она строила школы, мастерские, приюты, готовые принять первых жертв витавшей в воздухе войны между севером и югом Франции.

Судя по строкам песни, оставленной нам трубадуром Гийомом Монтанаголем, люди боготворили ее.

пел знаменитый трубадур, и вся Окситания знала, о ком идет речь. Ведь Es clara е munda означает «несущая свет миру». «Тот, кто взовет к вам, не подвергнется злу целый день», — повторяли вслед за трубадуром окситанцы и с радостью нарекали ее именем своих дочерей. Ее любили, преклонялись как красивому, непонятному и очень другому.

Враги называли Эсклармонду «женщиной-папой».

История донесла до нас сообщение об участии Эсклармонды в теологической дискуссии, так называемой ассамблее («Монреальское собрание»), которые пока еще проводились между католиками и катарами. В 1207 г. на богословский диспут в Памье, организованный Эсклармондой, приглашены были папские легаты, представители католического духовенства и самые известные философы-еретики.

Католическая церковь сделала все, чтобы не осталось даже памяти о катарах, но через века до нас дошли отзвуки этого события. Известно, что раздосадованные клирики не смогли найти веских аргументов в споре и перешли к прямой грубости. На вопрос Эсклармонды, который очередной раз поставил их в тупик, один священник раздраженно предложил ей не мешаться в мужские дела, а отправляться, как подобает честной женщине, к своему веретену.

Кто бы вспомнил имя французского клирика Этьена де Минье, не останься оно как грязное пятно рядом с именем Эсклармонды? Это ему принадлежали слова, которыми он надеялся се унизить.

Спорящие разошлись еще более непримиримыми, чем до начала собрания. После памьерского диспута стало очевидным, что время дискуссий миновало и репрессии против инакомыслящих вскоре еще более усилятся.

Иннокентий еще раз убедился, что компромисс с альбигойцами невозможен. Силу духа еретиков не победить проповедями его легатов. В обсуждениях спорных вопросов они, уверенные в своей правоте, необоримы. Единственным действенным средством борьбы против заблуждений осталась сила.

Это понимали и еретики.

Катарам требовалось позаботиться об убежище на случай новых гонений. Замок Монсегюр, принадлежащий Эсклармонде, находился на высокой горе Фавор. Его держал от нее один из верных защитников катаров в среде мирских владык Рамон де Перелла. Он укрепил стены замка и практически заново отстроил цитадель. Рамон принадлежал к дому, глубоко преданному катарскому вероучению, известному своим благородным происхождением, именитому, гербом которого были башня, рыба и полумесяц — предметы, почитаемые катарами. Главой этого дома в то время был барон Пьер Роже де Мирпуа. В 1204 г. раненный при покушении на него правоверных католиков, Пьер Роже принял consolamentum из рук Гильаберта де Кастра, но еще долго продолжал свою борьбу с ненавистными попами. Предполагают, что в 1206 г. он предоставил свои владения катарам для проведения там собора.

Рамон Перелла испытывал глубокую личную преданность к Эсклармонде. Это было и поклонение рыцаря даме, и восхищение необыкновенными свойствами духа этой женщины. Свою младшую дочь он нарек ее именем.

Народ, населявший в XIII в. Южную Францию, складывал о своей соотечественнице прекрасные возвышенные сказания. В несчастьях и бедствиях она оставалась хладнокровна и тверда как сталь, в то время как ее гибкий ум и мягкая безоговорочная воля подчиняли себе окружающих. Она обладала какой-то сверхъестественной способностью утешать страждущих, воодушевлять колеблющихся, внушать надежду отчаявшимся. Эта уже немолодая, но как бы нестареющая и не имеющая возраста хрупкая женщина стала символом непобежденной Окситании. Ее благородный образ ярко выделяется на мрачном фоне того периода Средневековья, который известен сегодня под названием «Альбигойские войны».

Так получилось, что альбигойская трагедия обрела своих мучеников, своих героев, но в глазах потомков вождем сопротивления Юга нашествию с Севера стала именно эта женщина. Она не вела в бой отряды, не изощрялась в дипломатических уловках, но в то время, когда предводители-мужчины были частью уничтожены, частью предпочли отойти в тень, Эсклармонда оказалась для своих единоверцев высшим авторитетом, духовным вождем в силу редкой душевной энергии, магнетизма, таинственной и всепобеждающей убежденности.

Рядом с Эсклармондой видится фигура патриарха еретиков, епископа Гильаберта де Кастра. Этот сын знатного рода не пожелал носить меч и вести полагавшуюся ему по рождению жизнь воина и рыцаря. Он отказался от всех мирских благ, окружил себя бедностью, предался посту и посвятил свое существование служению новой вере. Он содержал в Фанжо больницу и Дом Совершенных. В 1207 г. он выступил достойным оппонентом святого Доминика на конференции в Монреале. До глубокой старости Гильаберт без устали колесил по просторам Романьи, проповедовал и рукополагал новых Совершенных. Судя по некоторым высказываниям, он наставлял молодого Транкавеля, хотя никаких документальных подтверждений этому не имеется. Зато почти наверняка именно Гильаберт де Кастр принял в лоно катарской церкви свою духовную дочь Эсклармонду. А в 1222 г. он попросил Рамона Переллу предоставить замок Монсегюр в распоряжении катарской церкви.

Ученица превзошла своего учителя. Гильаберт де Кастр почти забыт, тогда как память об Эсклармонде пережила века. Загадки, связанные с именем этой женщиной, неисчислимы. Сама ее смерть таинственна. Все представители рода де Фуа находили упокоение в фамильной усыпальнице в цистерцианском аббатстве Бульбонн. Все, кроме Эсклармонды — ее захоронения там нет. Но нельзя же, в самом деле, считать, что она улетела на небеса, обернувшись голубкой.

Имена Эсклармонда и Монсегюр всегда рядом. Этому замку графиня предназначила роль последнего убежища для своих единоверцев, места, где приближенность к небесам облегчит им переход в жизнь истинную.

Но предназначение Эсклармонды не исчерпывалось ожиданием переселения в мир иной. Ее роль была шире и значительнее.

Окситанцы почитали Эсклармонду как Хранительницу некоего сокровища — Священного Грааля.

Через много столетий было высказано предположение, будто Святой Грааль на самом деле символизирует священное женское начало и олицетворяет реальную женщину — Марию Магдалину. Как уже отмечалось выше, три автора-исследователя — М. Бейджент, Р. Ли и Г. Линкольн — опубликовали в 1982 г. книгу «Святая кровь и Святой Грааль». Они-то и назвали Марию Магдалину Святым Граалем, поскольку она, по их версии, вышла замуж за Иисуса Христа и понесла в своем чреве от него ребенка. Эту концепцию генеалогического рода Христа подхватила Лиз Грин в повести «Мечтатель виноградной лозы» и другие писатели, работающие в жанре фэнтези, а в 2003 г. она появилась в романе Дэна Брауна «Код да Винчи». Однако идея о тождественности Святого Грааля и Марии Магдалины вызвала крайне негативную реакцию теологов, историков и Ватикана.

Действительно, раскаявшаяся блудница — Святой Грааль? В это трудно поверить.

Но была ли женщина, носившая подобное имя, единственной? Мария Магдалина означает «Мария из Магдалы». Быть может, в Магдале жила не единственная Мария?

Однако предположение о какой-то неизвестной добродетельной Марии, избраннице Христа, оказывается несостоятельным после анализа доступных нам текстов.

Мало кто помнит, но с Иисусом были связаны три Марии — жены-мироносицы, пришедшие с благовониями и мазями, чтобы умастить тело распятого Христа: Мария Магдалина, Мария Клеопова и Мария Саломея.

Известна также Мария из Вифании — сестра Лазаря и Марфы. Марфа отличалась скромностью, а Мария вела свободный образ жизни.

Католическая церковь отождествила Марию Магдалину с Марией из Вифании, но это разные женщины. В Новом Завете и апокрифических текстах совсем немного ссылок на Марию Магдалину. То, что она потомок царя Давида, как утверждает М. Бейджент, невозможно ни опровергнуть, ни подтвердить. Но, по-видимому, Магдалина была состоятельной женщиной, поскольку в Евангелии от Луки упоминается, что она обеспечивала Иисуса некими материальными благами, а он ее исцелил: изгнал из нее семь бесов.

Последнее упоминание о Марии Магдалине — тот момент, когда она первая увидела Христа после его воскрешения. Затем ее имя исчезло, остались лишь легенды.

Однако в раритетном документе, «Берлинском папирусе 8502», Мария Магдалина выступает как весьма важная фигура, не менее значимая, чем апостолы. Правда, этот раритет практически не доступен для ознакомления.

В средневековом сочинении епископа Якова из Ворагина «Золотая легенда» — сборнике житий различных святых, созданном на основе религиозных текстов и народных легенд, — рассказывается, что иудеи посадили в челн без весел и парусов Иосифа Аримафейского, Лазаря и его сестер и отправили в море. На южном побережье Франции на протяжении многих столетий бытовала легенда о том, что Грааль привезли в Марсель сестры чудесно воскрешенного Спасителем Лазаря Мария Магдалина и Марфа вместе с Дионисием Ареопагитом (трое Хранителей!).

Иосиф, по-видимому, отправился в Англию, а Мария удалилась в пещеру и там окончила свою жизнь.

Местные жители почитали Марию Магдалину как близкого и преданного друга Иисуса, считали ее основательницей истинного христианства и «матерью Грааля». Этот таинственный предмет, как рассказывается в старинном предании, она до своей смерти прятала в пещере неподалеку от Тараскона.

В честь святой Марии Магдалины, почитаемой как просветительница Галлии и Франкии, в разных областях Южной Франции еще в раннем Средневековье было возведено множество храмов и часовен.

Особенно широкое распространение культ Марии Магдалины получил в городке Ренн-ле-Шато в провинции Лангедок, где построенный в ее честь большой храм был расписан замечательными фресками о житии святой. В преданиях Лангедока Мария Магдалина упоминается как «владычица вод» и «Мария на море».

Можно сказать, что в ее загадочном образе запечатлена идея поиска вечной женственности, недаром, согласно некоторым легендам, она также являлась земным воплощением Софии Премудрости Божией.

Тем не менее, проанализировав множество документов. С. Кокс и М. Оксбрау называют абсурдным предположение, отождествляющие Святой Грааль с Марией Магдалиной, а теорию, выдвинутую М. Бейджентом, Р. Ли и Г. Линкольном, — неправдоподобной.

Но мотив священного женского начала всегда был где-то рядом с Граалем. Иногда это девять девственниц, согревающих его своим дыханием, или девять чародеек, искушенных в целительстве, которые оберегают магический сосуд на волшебном острове Авалон.

Кретьен де Труа описывает Деву, охраняющую Грааль, как благородную, изумительно красивую и изысканно одетую. Она непорочна, чиста, целомудренна. Другие прелестные девушки заботятся о копье и иных предметах, сопровождающих Грааль: чудесной реликвии придавалась соответствующая свита.

Поэтому предположение, что происходящая из старинного аристократического южнофранцузского рода Эсклармонда де Фуа, Совершенная, известная своими выдающимися душевными и нравственными качествами, стала Хранительницей Святого Грааля, кажется вполне обоснованным. Об этом свидетельствует все, что известно об этой женщине: ее происхождение, окружающий ее ореол духовности и непорочности, ее стойкость и бесстрашие. Вещи не звали ее обладать ими, власть не привлекала. Около двадцати лет, до самой смерти, она преданно служила Граалю и готовила себе достойных преемниц. Известно, что женщина Хранительница не должна была так строго соблюдать тайну своего происхождения, как Хранитель-мужчина. Поэтому наши знания о других его Хранителях основываются только на косвенных свидетельствах.

Понятно стремление Эсклармонды обустроить замок Монсегюр. Там можно было укрыть сокровище от всех опасностей грядущего завоевания. Внутри горы Фавор под основанием крепости вода проточила множество подземных лабиринтов, потайных ходов и гротов, ведущих к пещерам Орнольяка, через которые пролегали почти незаметные пути в Испанию. Отсюда святыню можно было при необходимости переправить в другое укрытие.

Катарская секта, к которой принадлежала Хранительница Эсклармонда, пользовалась в регионе беспрекословным авторитетом и всеобщим уважением. Быть может, этому способствовала молва о Святом Граале? Альбигойцы полагали, будто Святой Грааль — кубок необыкновенной красоты, изготовленный из лучистого камня, выпавшего из короны Люцифера, нечто принесенное с неба, возвышенное и непостижимое, лежащее за пределами бренного мира и человеческого понимания.

Потаенная катарская реликвия неудержимо влекла к себе верующих. На горе между землей и небесами Совершенные, чье существование проходило в молитвах и самосозерцании, учении и проповеди истинной веры, находили нечто, необходимое для жизни души. Люди стекались туда со всех сторон, чтобы участвовать в катарских богослужениях и приобщиться к молитвенному созерцанию своей святыни.

#i_001.jpg

Папа Иннокентий III отлучает альбигойцев от церкви. Крестоносцы убивают еретиков. Средневековая миниатюра

#i_002.jpg

Иосиф Аримафейский собирает Кровь Христову в Чашу. Средневековая миниатюра

#i_003.jpg

Явление Святого Грааля. Художник Ж. Фуке

#i_004.jpg

Диспут святого Доминика с Гильябером де Кастром в Фанжо. Художник П. Берругете

Осада Тулузы крестоносцами во время Альбигойских войн. Барельеф из церкви в Каркассоне

#i_006.jpg

Пленные катары выходят из Каркассона. Средневековая миниатюра

#i_007.jpg

Альби. Современный вид

#i_008.jpg

Руины Монсегюра

#i_009.jpg

Святой Доминик руководит ауто да фе. Художник П. Берругете

#i_010.jpg

Памятник альбигойцам, сожженным в Минерве

Иннокентий III, который не мог не знать о поклонении кумиру, из-за чего не затухал огонь неповиновения и из лона церкви ускользал богатейший регион, требовал от северных баронов идти в Крестовый поход на южных грандов. Папа желал огнем и мечом выжечь альбигойскую ересь. Однако из дипломатических соображений он не упоминал в своих проповедях о Святом Граале, хотя обладание Граалем всегда было заветной мечтой палестинских крестоносцев и европейских рыцарских орденов. Поиски Святого Грааля могли стать смыслом жизни какого-нибудь особенно экзальтированного рыцаря.

Быть может, верна догадка П. Понсуа, который пишет: «Многие из знатных людей были близки к ордену тамплиеров и признавали над собой его власть. К таковым относится и Иннокентий III, если судить по его буллам». Нельзя исключить, что выдающийся понтифик стремился завладеть Граалем для славы католической церкви или для упрочения позиций ордена.