Возможно, о племянницах царя не стоило бы говорить в отдельной главе, если бы все три царевны после смерти дяди не сыграли такой большой роли в розыгрыше российской короны.

У Петра довольно долго не было своей семьи. После ссылки и пострижения первой жены он всерьез задумывался о женитьбы на Анне Монс. Но это желание еще не оформилось окончательно, и даже царь понимал, что после жестокого подавления стрелецкого бунта немедленный союз с немкой, лютеранкой, не укрепит его позиций. Поэтому на официальных мероприятиях вдова брата Прасковья, приветливая, ровная в обращении, во всем угодная царю, должна была исполнять обязанности царицы.

Как только перевес оказался на стороне Петра, Прасковья тут же взяла его сторону и прервала всякие отношения с его сводными сестрами. Однако подобострастие к Петру не мешало ей искать дружбы и в другом лагере: она на всякий случай обходилась ласково и с загнанным царевичем Алексеем, так что тот считал ее в числе своих сторонников. Невестка всегда обнаруживала безусловное верование в авторитет царя. Мудрено ли, что за это уважение, эту покорность, за почтение каждого изречения Петра он платил ей расположением, большим или меньшим участием к ее интересам, а главное — снисхождением к ее довольно крупным слабостям, которые не прощал, однако, своим теткам, сестрам и другим свойственницам.

К царице Прасковье он обязывал приезжать иностранцев и придворных, чтобы поздравить с победой русского оружия.

Она присутствовала на всех ассамблеях, держала открытый дом в Измайлове. Дворец был тесен и неудобен — одноэтажный, сводчатый, с толстыми решетками на окнах. Единственным его украшением служили две остроконечные башенки при въезде во двор да голландские куранты на одной из них — память о царе Федоре. Внутреннее убранство Измайловского дворца было проще, чем в других загородных дворцах и даже некоторых боярских и помещичьих домах. Нигде не виделось и следа роскоши.

Петр назначил царице Прасковье «известный оклад содержания деньгами и запасами», кроме того, она получала доход от своих вотчин, в которых находилось 2477 посадских и крестьянских дворов. Но денег всегда не хватало. Сообразно своему чину Прасковья содержала дворецкого, стольника, ключника, подключника, подьячих, стряпчих, конюхов, сторожей, истопников и всяких служителей. Женский царицын чин был, разумеется, еще многочисленнее. Удовлетворяя своему личному вкусу, усвоенному с детства, Прасковья превратила свой двор в «госпиталь уродов, юродов, ханжей и шалунов».

В отличие от неуступчивой Евдокии, Прасковья более терпимо относилась к нововведениям царя. В глазах царя она имела уже ту заслугу, что была близка его родной любимой сестре Наталье Алексеевне.

В ознаменование победы Шереметева над шведами в 1702 году царь приказал 300 представителям московской знати обоего пола явиться в Измайлово. То же было предписано иностранным послам, купцам и их женам, так что набралось до 500 человек. Каждому было предложено поднести царице Прасковье праздничный подарок в виде серебряной или золотой вещицы. Подарки записывались в особую книгу с обозначением имени дарившего. Затем их отдавали одной из царевен, которая при этом позволяла целовать свою руку.

Прасковья Федоровна отблагодарила царя тем, что, отрешившись от старых обычаев, вместе с тремя дочерьми и Натальей Алексеевной явилась в Немецкую слободу на свадьбу одного из приближенных Петра.

Между тем подрастали дочери Прасковьи, племянницы Петра. Первоначальное их обучение было вверено одной из так называемых «учительниц», или мастериц, в обязанности которых входило преподавание грамоты малолетним царевнам, затем изучались Библия и Новый Завет. Девочкам сообщались некоторые сведения из истории и географии в крайне извращенном и отрывочном виде. Несомненно, воспитывались они в «страхе», так как строгость и розга считались первейшими педагогическими средствами.

В скором времени при царевнах в качестве учителя немецкого языка и гувернера появился заезжий немец Иоганн Остерман, старший брат знаменитого впоследствии кабинет-министра. Затем был принанят француз Стефан Рамбурх. «Зачало и основание французского языка» не привились царевнам: ни одна из них не овладела французским в такой степени, чтобы писать, даже и объяснялись на нем плохо. Что же касается до танцев, то к ним они оказались положительно неспособными, особенно младшая царевна-хромоножка Прасковья.

Судьбу своих царевен Прасковья Федоровна благоразумно предоставила на усмотрение Петра, а тот распоряжался племянницами сообразно с планами своей политики. Желания и нежелания царевен не принимались в расчет. Царь, хотя и освободил женщин от теремного заточения, вовсе не склонен был предоставить им право распоряжаться своей судьбой.

Жених для Анны сыскался в лице молодого герцога Фридриха-Вильгельма Курляндского, племянника короля прусского. Петр и король Фридрих решили это дело в октябре 1709 года. Герцогу оставалось только посвататься. Несмотря на явную склонность молодого человека к Шарлотте Брауншвейгской, он принужден был сделать предложение угрюмой царской племяннице — этого требовали государственные интересы. Анне приказано было написать жениху любезное письмо на немецком языке. Вскоре был заключен брачный договор, по которому сверх одежды, данной в приданое, клейнод и прочего, царевне назначалось 200 тысяч деньгами, из которых 160 тысяч заимообразно передавались герцогу на выкуп его заложенных имений. Анна и ее служители могли свободно справлять богослужение, для чего планировалось «устроить одну церковь по греческому украшению». Дети мужского пола должны были воспитываться в «евангелической лютеранской религии», дочери — в греческой. Если бы герцог умер бездетным, его вдова должна была получить «достойное вдовское жилище и замок и по 40 тысяч рублей в год на пропитание».

В августе 1710 года жених в сопровождении фельдмаршала Шереметева прибыл в Петербург и скоро довольно близко сошелся с царской семьей. Вместе с ними он принимал участие во всех пирах, церемониях и празднествах. Государь развлекал Фридриха то фейерверками, то катанием в обществе дам, то гулянками в среде любимых собутыльников. Отказаться от возлияний было невозможно, царь не принимал отказов.

Свадьба была назначена на 31 октября. Невесту окружали мать, сестры, царевны-тетки и знатнейшие русские дамы, все в нарядных немецких платьях. Анна красовалась в белой бархатной робе с золотым шитьем и длинной мантии из красного бархата, подбитой горностаем. Герцог также был в белом, затканном золотом кафтане. Обряд венчания в полотняной походной церкви, поставленной в хоромах Меншикова, совершил архимандрит Феодосий Яновский.

На свадебном пиру царь был очень весел; тост сменялся тостом и каждый сопровождался залпом из пушек, размещенных на плацу и на яхте «Лизетте», стоящей на Неве.

На следующий день Петр явил свой обычный юмор: гостям были предложены два громадных пирога, из которых выскочили две разряженных карлицы, исполнившие менуэт. Тема карликов разрабатывалась и дальше: было совершено шутейное бракосочетание карлы и карлицы. После венчания, разумеется, начался пир. «Трудно представить, какие тут были прыжки, кривлянья, гримасы! Все гости, в особенности же царь, были в восторге, не могли навеселиться и, смотря на коверканье и ужимки 72 уродцев, хохотали до упаду.

Постель новобрачных была устроена в опочивальне Петра: он хотел до конца проследить все явления интересного зрелища», — пишет М. И. Семевский.

Как ни интересно было для любознательного монарха такое наблюдение человеческого естества, результат первой брачной ночи миниатюрных молодых был плачевен. Молодая умерла в страшных мучениях от родов, а муж впал в пьянство и распутство. Также несчастливо завершился брак Анны Иоанновны и Фридриха Курляндского. Отъехав едва 40 верст от Петербурга, молодой герцог скончался. На основании большинства известий он умер от непомерного потребления крепких напитков, которые были ему противопоказаны и которыми так заботливо угощал его сам Петр и все петербургские сановники.

Старшая царевна Катерина Иоанновна была любимицей дяди. Она не отличалась образованностью. Несмотря на то что ее воспитывали немцы-гувернеры, Катерина не научилась даже свободно говорить по-немецки и впоследствии только понимала этот язык, но изъяснялась на нем неохотно и нехорошо. Маленькая, преждевременно располневшая до чрезмерности, с черной косой, белолицая, она не была красива; зато обращала на себя всеобщее внимание непомерной болтливостью, громким смехом, беззаботностью и особенной способностью говорить все, что только взбредет в голову. Она рано стала интересоваться мужчинами и всегда отмечала красивых и пригожих молодых людей.

Какие отношения связывали Петра с его племянницей, говорить не принято. Сохранилось свидетельство посланника прусского короля барона Пёльница: «Царь побежал навстречу герцогине Мекленбургской, нежно обнял ее и увлек в комнату, где растянулся на канапе, не закрыв двери и не обращая внимания на тех, кто был в комнате напротив, ни даже на герцога Мекленбургского, действовал в присущей ему манере».

Что же говорить о тех днях, когда она была свободна? По-видимому, поэтому царевна жила в девушках до 24 лет, пока дядя не решился наконец выдать ее замуж.

Герцог Мекленбургский Карл-Леопольд был очень заинтересован в союзе с Россией. Он хотел от Петра «защиты от всех и каждого». С этой целью он просил руки одной из племянниц Петра, подразумевая, что это будет Анна, вдовствующая герцогиня Курляндская. Приближенные остерегали герцога, что невеста стара и не сможет родить наследника, но его вожделение к Курляндскому герцогству было сильнее опасений. Когда мекленбургский посол явился в Петербург просить руки Анны, царь заявил, что отдает герцогу царевну Катерину. На возражения посла он ответил, что в случае выражения недовольства может легко отправить его в Сибирь.

Ганновер настолько недоброжелательно отнесся к водворению русской царевны в немецкие земли, что даже предлагал царю союз с Англией и поддержку английского флота за отказ от мекленбургского брака.

Российская царица и царевны выказывали служанке Марте, ставшей императрицей Екатериной Алексеевной, небывалое подобострастие, просили у нее помощи и защиты.

Петр был недоволен племянницами. Анна овдовела сразу после свадьбы с герцогом Курляндским, и только непреклонное решение Петра заставляло ее жить в Прибалтике. У нее не было ни власти, ни средств. Подачки, выделяемые царем, были малы и нерегулярны.

Екатерина, прожив несколько лет со своим герцогом Мекленбургским, самовольно вернулась с дочерью в Россию. Ее не остановил даже гнев Петра: не ужилась с пропойцей и грубияном, и все тут. Веселая Екатерина старалась заманить в Измайлово побольше гостей. Но гости ехали неохотно. Царевны Екатерина и Прасковья устраивали театральные представления, набирая исполнителей и из числа знатных, и из прислуги, сами возились с текстами и гримом. Дочь царевны Екатерины Анна росла при внучатом дедушке Петре в бедности и небрежении.

14 октября 1724 года французский посол Жак Кампредон писал своему патрону: «При царском дворе случилась какая-то неприятность, угрожающая, кажется, некоторым министрам и любимцам царя. Мне еще не удалось узнать, в чем дело. Называют Мамонова, гвардии майора, пользовавшегося до сих пор большой милостию князя Меншикова». Позже удалось разузнать побольше: «Царевна Прасковья родила мальчика». Незаконнорожденный ребенок у царевны, да еще мальчик — претендент на трон. Прасковья обвенчалась с отцом ребенка Иваном Ильичем Дмитриевым-Мамоновым, но брак остался необъявленным. Никаких упоминаний о нем не найти ни в генеалогических сборниках, ни в царских родословных книгах. Нет сведений и о ее сыне. Только начатый и недописанный Андреем Матвеевым портрет — детская головка с сумрачным взглядом широко раскрытых темных глаз.

Что стало с ее сыном, внуком царя Ивана, — неизвестно. Это еще одна тайна Петра.