В Англии Стас прошел курс реабилитации, с ним работал русскоговорящий психолог. Он отдыхал, набирался сил и… тосковал по дому. Агапов старший расцвел, сердце его не беспокоило, он ушел из клиники и все свое время посвятил сыну. Маргарет и Каролина срочно уехали в круиз, Стас даже удивился, словно они сбежали при его виде, однако папа объяснил, что все было спланировано заранее, удивляться нечему.

Стас бродил по Лондону, жалея, что Катька отказалась поехать. Щепетильная какая!

Он несколько раз ей звонил, но застал дома только однажды, причем она чему-то смеялась. Он обрадовался, услышав ее смех, но когда она крикнула, чтобы Валерка сделал звук тише, он отчего-то разозлился и скомкал разговор.

А что, собственно, он хотел? Она продолжала жить своей жизнью и их временные приятельские отношения просто сошли на нет. Он вернется, пригласит ее в ресторан или лучше к себе домой, потому что в ресторане Катька обязательно напьется, она почему-то совершенно теряется в ресторане. Он похвастается, какой сделал ремонт, накормит Катьку всякими заморскими деликатесами, расскажет, как гулял по Лондону, а она будет слушать, открыв рот и даже немного подвывать от зависти. А он обязательно что-нибудь соврет, например, скажет, что видел воочию Хью Гранта и, если бы Катька поехала с ними, тоже увидела бы. Она расстроится, а он захохочет, потому что обманул, купил с потрохами. Катька немного помолчит и тоже рассмеется, сердиться она не умеет совсем, а если и умеет, то недолго. К ним вернуться дружеские отношения, они опять смогут перезваниваться и на ночь Катька скажет, спи спокойно, дорогой товарищ.

Агапов очнулся от мечтаний, потому что полил дождь, а он был без зонта.

До квартиры папы было недалеко, Стас шагал быстрым шагом, чувствуя, что основательно промок, ему нельзя было простывать, по крайней мере, сейчас, его предупреждали об этом. Небольшая простуда могла быстро перейти в пневмонию, тогда сложно сказать, будет ли у него шанс. Стас не был мнительным, но заново переживать постельный режим, таблетки, уколы, ему не хотелось. Он быстро разделся и встал под горячий душ. Замерзнуть не успел, только промок.

Его намокшая одежда встревожила отца, тот принялся хлопотать над сыном, а Стас раздраженно думал, что пора уезжать, забота папы начинала тяготить. И еще он подумал, что зря размечтался о Катьке, ее Валерка вряд ли будет терпеть, если она станет каждый вечер трепаться со Стасом. И правильно, он бы не потерпел. Он, например, предпочитает, чтобы внимание подружки принадлежало только ему. И вообще, завтра он объявит папе, что уезжает. Римма несколько раз звонила, ноет, когда он приедет. Погостили, пора и честь знать.

Он довольно долго выбирал, какой подарок привезти Катьке. Он знал о ее доходах, знал, что она будет краснеть, страдать и отнекиваться, но он заставит ее принять коротенькую дубленку. У нее красивые длинные ноги, она будет шикарно смотреться в этой вещичке. А капюшон прикроет ее лысую голову.

Римме он выбрал изящную шкатулку, зная ее увлечение. Да и Грач ревновать не будет. Свадебный подарок чете Кора выбирал даже дольше, чем Катьке, наконец, остановился на кофейном сервизе. Чашечки, рассчитанные на один глоток, были столь миниатюрны, что он захохотал от удовольствия, представив в руках Семена такую чашку.

Семену он собирался предложить место начальника охраны его центра. Стас планировал открыть филиал в области. Работы предстояло много и пусть Римма не плачет, ей придется привыкать к мысли, что он не вернется в свое кресло.

Общение с папой не прошло даром. Если ты не двигаешься вперед, время оставляет тебя позади. Ему прочитали несколько лекций по экономике. Агапов старший рассказал об успешной игре на бирже, совершенно потряс сына, сообщив, что имеет в акциях около трех миллионов евро и надеется, что еще немало заработает. Также он сообщил, что все состояние завещал сыну, выделив небольшой процент и данную квартиру Каролине.

— А как же Маргарет? И почему своей дочери ты так мало оставил?

— Маргарет будет содержать ее любовник, да и Каролина не моя дочь.

Стас молчал. Спрашивать было неловко, все-таки отец был мужчиной. Но тот рассказал все сам.

— Маргарет вышла за меня, когда я достаточно, по здешним меркам, заработал. Я работал как зверь, еще бы, молодая жена, большая любовь, большие потребности! Каролина родилась и меня это еще больше подхлестнуло. Деньги текли отовсюду. Лекции, консультации, операции, издания книг. Я удивляюсь, как хватало времени.

Банальный анекдот про мужа из командировки, это про меня. Я спешил на лекцию и вдруг понял, что забыл дома слайды, можно было не возвращаться, но я не люблю быть неподготовленным. Я вошел тихо, потому что Маргарет в этот час еще спит. Она действительно «спала» с любовником. Я также тихо вышел. Что и говорить, в тот день я отменил все, шлялся по городу, пытаясь решить, как мне быть и понял, что у меня остался только ты, что работать я буду ради тебя.

Когда я вернулся домой, Маргарет учинила допрос. Где я был, почему отсутствовал и далее в том же духе.

Я сказал, что стало плохо с сердцем, мне нужен отдых. К жене я больше прикоснуться не мог, объяснил проблемами возраста, проще говоря, импотенцией. Предложил ей развод, но она не согласилась, сказала, что ее все устраивает. Каролина становилась старше, в ней все отчетливее проступали черты ее настоящего отца. Маргарет изменила мне почти сразу после свадьбы.

Стас, меня все больше беспокоит сердце, возможно, вскоре оно откажет, я говорю об этом, чтоб ты был готов. Заранее не горюй, но и потом тоже не стоит долго предаваться скорби. Просто люби и помни меня. Я составил новое завещание. Когда я умру, тебе отойдет большая часть моего капитала, но я так же выделил доли Каролине, я все же ее с пеленок растил, Маргарет и Катерине. Убийцу-то нашли, а заказчика нет, я все еще беспокоюсь о тебе. Поэтому, раз уж ты собрался домой, я предпринял кое-какие шаги, надеюсь, ты не рассердишься. Я созвонился с Семеном, на первое время он тебе организует охрану, а дальше действуй сам. Не все же Катеньке собой защищать тебя от бандитских пуль.

— А, может, ну ее к черту, эту Англию, поехали со мной папа?

— Нет, я привык здесь, у меня есть приятели, собаку себе куплю, будет мне тапки приносить, нет Стас, не поеду. Скоро вернется Маргарет, надо оформить развод. Ты поезжай, я вижу, как ты маешься. Катеньке от меня кланяйся. Я ей подарок приготовил, передай.

Катерина искала очки. У нее начало портиться зрение. Сначала она не обращала на это внимание, но читать становилось труднее, особенно мелкий текст.

Очки она бросала, где придется, потом искала. Только сегодня купила новую книгу, хотелось лечь, почитать. Она могла бы и так почитать, но глаза быстро уставали. Очки нашлись на полу под диваном. Вчера сама их под диван задвинула, чтобы не наступить.

Сегодня она устала, да и промерзла, февраль вьюжил. Горло разболелось некстати. Катерина болела редко, но тяжело. У нее никогда не поднималась температура выше тридцати семи градусов, больничный не давали, приходилось отпрашиваться на службе. На старом месте работы ее знали, а здесь пока еще нет. Таблетки она решила не принимать, зная по опыту, что завтра температура едва доберется до тридцати пяти. Голубая кровь сказывается, усмехнулась она, чтобы я не забывала, кто я есть. Если будем болеть, то вяло, по-княжески, отмахиваясь от назойливой прислуги. Будем капризничать, грелка в ноги раздражает, чай недостаточно горяч, а компресс на горло, это вульгарно.

Компресс Катерина все же себе сделала, как бы ни протестовало ее аристократическое эго. Вилена Афанасьевна, мама Геннадия Алексеевича, подарила Катерине шерстяные носки до колен. Гольфы. Носки были очень нарядны, разноцветными полосками связаны. И теплыми, как валенки. Катерина чувствовала себя медвежонком или медведихой. Она надела роскошный махровый халат, размера на три ее больше и довольная, улеглась на диван.

Халат был мужским, приглушенного стального цвета, Катерина высмотрела его в «секонд-хенде». Она немного стеснялась, что покупает там вещи, никому, даже маме не говорила и выискивала что-нибудь очень практичное и почти новое. Запах от вещей был специфическим, иногда она улавливала этот запах в транспорте. Скорее всего, такая же, как и она, полунищая женщина, что-то себе приобрела.

Катерина халат постирала, вывесила на балкон и он выветривался там, пока не осталось ни малейшего признака, ни тонюсенького ароматика. Катерина гордо внесла халат в квартиру и определила ему место на двери в ванной. Она укутывалась в него после душа.

В «секонд-хенде» Катерина приобрела вполне приличную куртку, джинсы в обтяжечку и огромный толстый свитер, ей отчего-то нравилось носить вещи большего, чем у нее размера. Кончно, все подвергалось процедуре выветривания. Она обеспечила себя дешевым гардеробом на зиму, зато смогла купить новые теплые ботинки, натуральные кожа и мех, цена значения не имеет.

Верочка как-то спросила у Катерины, чей это халат в ванной и не поверила, что ее, халат впору был Семену. Специально для Семена, Катерина купила большие тапки, она знала, что он непременно расшнурует ботинки, снимет их и наденет купленные Катериной тапочки. Верочка предпочитала ходить босиком, зимой в колготках, конечно, но без тапок.

— Я лучше пол пять, раз протру, чем в тапках ходить.

Сегодня Катерина заглянула к Марии Егоровне ненадолго, объяснив, что приболела. Старушка вручила ей мед и приказала обязательно пить с чаем, пообещала перед сном зайти, проверить Катерину. Марии Егоровне очень хотелось за кем-нибудь поухаживать.

Книга была о светских церемониалах в России, написана увлекательно. Не то, чтобы Катерина воплощала в жизнь идею по изучению этикета или на самом деле готовила себя к великосветским мероприятиям, она хотела заполнить пробелы воспитания. Единственный поход в ресторан она вспоминала со стыдом и хотела быть готовой, если когда-нибудь еще в жизни ей придется побывать в ресторане. От страха она тогда напилась, а Стас потешался над ней. Она не помнила названия вина, но оно очень ей понравилось. И однажды в супермаркете она увидела знакомую бутылку. Вино стоило больше пяти тысяч рублей! А она пила его как лошадь!

Катерина слегка покраснела при воспоминании о своем конфузе.

Агапов не обеднел, ничего страшного, пора об этом забыть. Да и о нем тоже. Он позвонил всего лишь раз из этой своей Англии, говорил очень сдержанно, словно злился. У Катерины настроение после звонка испортилось, она ходила подавленная не один день. Как будто была в чем-то виновата. Наверно Агапов-старший на сына надавил и тот вынужден был позвонить.

Она почему-то считала, что останется другом Стаса, с Семеном же они дружат. Наверно Агапов чувствует себя обязанным ей, но это совершенная глупость! Так сложились обстоятельства.

Катерина подремала над книгой, посмотрела новости, на удивление сегодня не передали ничего такого, чтобы взбодрить население. Хотелось лечь и уснуть, но надо было дождаться визита Марии Егоровны, иначе старушка всю ночь спать не будет. Позвонить, чтобы не приходила? Неудобно, обидится.

Катерина сквозь дрему посмотрела какой-то фильм с Эриком Робертсом, тот, как всегда, играл отвратительного злодея, фильм был скучным. Полный набор красоток и подлецов, и один хороший герой, который вначале конечно же он не ведал, что творил, потом вдруг все понял и всех переиграл, а злодея убил и ему ничего за это не было. Конец.

Что это Мария Егоровна задержалась? Фильмы она не смотрит. Может, уснула?

Катерина с неохотой сняла халат, залезла под одеяло и выключила ночник. По закону подлости, как только она начнет засыпать, раздастся звонок в дверь. Старики спят мало, подремлет в кресле, вспомнит, что обещала прийти и придет.

Город встретил Стаса метелью и двумя молодыми парнями, которые были его личной охраной. Когда отец говорил об этом, все представлялось как-то абстрактно, как в кино, но они стояли в зале ожидания, подошли, представились. Коля предложил пойти к машине, Сергей остался получать багаж. Машина была Стаса, но сесть ему пришлось на пассажирское место, за руль сел Коля.

Стаса вначале забавляло, с каким серьезным видом все происходило, но когда он оказался пассажиром в собственном автомобиле, начало раздражать. Мало того, в квартиру первым вошел Сергей, проверил, нет ли кого, и только после впустили Стаса. Это уже не раздражало, а бесило.

— Где вы намерены находиться ночью?

— Будем дежурить в машине.

— Понятно.

— Дверь никому не открывайте, прежде звоните мне на мобильный, вот номер. Мы у подъезда, проверим, тогда впустите.

— Кто ко мне попрется среди ночи? Отдыхайте.

Агапов закрыл дверь и выругался. Завтра с утра он позвонит Семену, пусть немедленно убирает ребят, не нужна ему охрана. Купит себе собаку, как и отец, какого-нибудь чихуахуа. Стасу почему-то нравилось это слово и будет этот чихуахуа охранять его. И тапочки приносить, как папин пес. Вот и все, проблемы решаться, а то, туалет, извиняюсь, в простоте не посетишь.

Этак, они от меня всех девушек отпугнут. С девушками Агапову встретиться хотелось. Он ощущал себя немножко евнухом. После ранения и реабилитации прошло много времени, а он так и не проверил, не случилось ли чего. Не дай Бог. Сколько лекарств кололи, не сосчитать, вдруг что-то нарушили.

Его суета сделала квартиру обжитой. Там свитер бросил, здесь сумки распаковал, запах квартиры изменился, чопорный и высокомерный вид вдруг смялся, уступил хозяину и стал выглядеть хорошо продуманным интерьером. Телевизор Стас включил, но звук убавил, теперь там что-то пело.

Стасу захотелось немедленно позвонить кому-нибудь, сообщить, что он здесь, он полон сил, он вернулся, но было начало второго и вряд ли кто-то порадуется звонку. Особенно хотелось услышать веселый Катькин голосок. Она умела поднимать ему настроение. Нет, решил Стас, звонить ей я не стану, завтра суббота, выходной. Заявлюсь к ней, тем более ни разу у нее не был, посмотрю, как живет боевая подруга.

Утром, ни свет, ни заря, явилась Мария Егоровна. Катерина впустила ее, кинулась заправлять постель, словно ее застали за чем-то непотребным, на кухне поставила чайник, извинилась и побежала в ванну.

Горло болело, но днем можно походить в шарфе, без компресса. Катерина раскрыла рот, пытаясь рассмотреть, что там творится. Так и есть, все выглядит алым с белым налетом. Фу, мерзость, какая, ангина эта. Говорить больно, хотя Мария Егоровна сама поговорит, свободные уши нашла. Что это ты раздражена так, милая?

«Кто на свете всех милее, всех прекрасней и белее?»

Я, Катерина Лобанова, девушка двадцати восьми лет. В связи, порочащей меня, не участвовала, в сожительстве не состояла, к замужеству не привлекалась. Старая деваха, оттого и злюсь. У молоденьких конкуренция, а что уж о нас говорить.

Катерина яростно чистила зубы, стирая камни, если они есть, в порошок. Даже десна закровоточила. Спасибо выстрелам, мама больше не спрашивает, вышла ли я замуж.

Сквозь шум воды Катерина услышала звонок в дверь. Права, мама, «баба с утра на порог, весь день отбоя от гостей не будет». Валерка притащился, ну что за манера, без звонка ломиться? Сама приучила. Катерина провела щеткой по волосам, они все еще были короткими, не причесалась, а пыль стряхнула. Придется выходить, не век же сидеть здесь. Мария Егоровна что-то щебетала, мужское общество явно ей на пользу.

Катерине стало смешно, старушке восемьдесят с лишним, зашел сосед, она о нем представления не имеет, но особь мужская и женская натура немедленно берет свое. Без вульгарного кокетства, скорее из уважения к себе, дама немедленно начинает искать свое отражение, пусть даже в глазах собеседника, в порядке ли она.

Вот и я срочно решила подкраситься, чуть туши на глаза, притушить лихорадочный блеск, все-таки температура полезла, слегка помады, чтоб губы не отдавали синевой, а румянец на щеках естественный. Свитер, джинсы, сверху гольфы-носки. Можно выходить.

Клуб «любителей утреннего чая у соседей» придется быстренько закрывать, долго я с ними не просижу.

— Привет, — Валерка, как, почти джентльмен, поднялся, чмокнул Катерину в щечку, от чего Мария Егоровна умилилась, а Катерина ткнула его кулачком в бок. — Пришел спросить тебя о планах на сегодня, но раз ты больна, все отменяю, буду тебе служить.

— Послужи, родной, Мария Егоровна, составьте список, что вам надо, я тоже напишу. Грех не использовать дармовую силу.

— Только не дальше соседнего гастронома, — запаниковал Валерка.

— Не дальше, конечно, — согласилась Катерина.

Катерина вручила Валерке список, деньги и ключи, у нее не было сил бегать и открывать дверь. Мария Егоровна тактично ушла, а Катерина легла, укрывшись халатом.

Стас вошел в подъезд, в котором бывал так часто, навещая Люську. Почему он никогда не встречал Катьку? Случайно, в лифте, например? Следом заскочил какой-то мужик, он с интересом посмотрел на Стаса.

Агапов высокомерно объявил:

— Мне шестой.

— Мне тоже, — радостно сообщил попутчик, — нажми сам, руки заняты. С утра в магазин снарядили. Не могут женщины, чтоб не припахать мужика.

Стас промолчал, у него не было женщин, которые отправляли бы его в магазин.

По виду попутчика не скажешь, что он обременен заботами и от того несчастен.

Они вышли на площадку, Стас чуть приотстал, соображая, что Катькина квартира, как и у Люськи, однокомнатная, следовательно, именно та, которую открывает своим ключом, обмеренный заботами мужик.

Валерка, значит. Тот самый, что делал телевизор тише, и совсем он не придумал тогда себе, не послышалось ему.

— Солнце мое, это я, — прокричал Валерка.

Нет, интересно, а что ты хотел? Катька будет ждать тебя всю жизнь?

И все равно Стас чувствовал себя преданным, брошенным на лестничной площадке предметом, в котором уже не нуждались. Не будет больше вечерних звонков, его вранья, чтобы потешиться Катькиной наивностью и неизвестно, как воспримет Валерка его подарок. Стас бы не позволил своей…

Кому? Жене? Любовнице? Как серьезно у них?

Ладно, чего уж там, как бы серьезно ни было, пережитое вместе не вычеркнешь, от отца также надо передать подарок.

Стас решительно позвонил. Открыл ненавистный Валерка.

— Так ты к Катюшке? Заходи, что на площадке маялся?

— Кто там, Валера?

— Гость к тебе, ты не вставай, он сам пройдет.

Господи, зачем я приперся в такую рань, она еще из постели не вылезала! Хорош бы я был с цветами, спасибо, не встретились ларьки по пути.

— Проходи, я пока на кухне, чаек организую.

Чаек, твою мать…

— Стас? Это ты? А мы, то есть я… Я не знала, что ты вернулся.

Голос у Катьки отчего-то стал хриплым. И она покраснела. Не разучилась, значит.

— Не переживай, — стараясь сдержать ледяные нотки, ответил Агапов, — надо было позвонить, но я забыл твой номер, решил заехать на минутку. От папы привет тебе и подарки, вот здесь. Не надо, не вставай, я уже ухожу. Ты как? Рана не беспокоит?

— Тише, — вдруг шикнула на него Катька и покраснела, — не беспокоит, — шепотом продолжала она, — а ты, тебя? Как отец?

— У нас все отлично. Ну, пока. Не провожай. Привет семье.

— Стас…

Он уже закрывал за собой дверь.

Валерка высунулся из кухни.

— Ушел? Классный парниша! Что это он тебе принес? Ух, ты, смотри какая дубленая кожа, ты в ней будешь шикарно выглядеть, «и как мать, говорю, и как женщина». Смотри, тут еще и футлярчик есть. Ой, мама, это же «брюлики»! Ничего себе, отхватила ты Катюшка «спонсора», скажи адресок, может, я там же найду.

— Валера, престань, сложи все на место и уходи.

— Ты, что? Ревешь? Вот дура-то! Или от счастья?

— Валерка, — заорала вдруг Катерина, — уходи! Что ты понимаешь! Он больше не придет и не позвонит, он знаешь какой самолюбивый! И не спонсор он, а бывший друг.

— Тише, горло же болит, а ты орешь. Мужик загляденье, что и говорить, только как это, бывший друг? Друг он или есть, или его нет. Так он решил, что я с тобой? Того? Кино, ей богу, страсти американские.

— Уходи, мне не смешно, а обидно, почему он так брезгливо со мной себя повел? Оставь меня!

— Понял, ухожу. Стукнешь в батарею, примчусь, солнце мое.

«Нет, так поступать нельзя, что это я? Катька жизнь мне спасла. Дважды. Взрыв бы меня прикончил, если бы не было ее накануне, а потом еще и выстрелы. Не прав я. Придумал себе в благополучной Англии, что влюблен в Катьку, а она в меня, потому что скучал по Питеру, по знакомым, по сотрудникам. Я одиночка, привык, а вот у папы под крылышком растаял, решил, что мне непременно нужна родная душа, что она есть, что она ждет. Кто еще, кроме Катьки в последнее время мне стал роднее? Никто. Все придумал, мечты не сбылись, я был не готов, поэтому с Катькой себя повел, как свинья.

Почему у нее не может быть мужчины? Конечно, она не Синди Кроуфорд, но вполне милая девица. Надо посоветовать ей, не отращивать волосы, с такой прической она выглядит вполне стильно. Валерка этот ей явно не подходит, какой-то он сладенький, что ли, впрочем, с Катькой любой уживется, характер у нее легкий. Интересно, почему она шикнула на меня, когда я спросил про рану? Как же они занимаются любовью?

Черт, меня не туда понесло. Не мое дело! Надо исправлять положение. Вечеринку по поводу моего возвращения организовать? Семена с Верочкой приглашу, Катьку с ее Валерой, себе кого-нибудь вызвоню. Не очень хочется затеваться, можно в ресторан позвать. Все равно перед Катькой надо немедленно извиниться и пусть этот ее Валерка принимает нашу дружбу, как хочет, но я намерен продолжать звонить Катьке перед сном, пока она сама не скажет, что это неудобно».

Стас смял, пустую пачку, сигареты кончились, надо бы поехать и купить, но он не тронулся с места. Он сидел в машине возле Катькиного подъезда с тех пор, как выскочил из квартиры. Сначала он не понимал, куда ему надо, настолько был расстроен, потом ему стало стыдно. И что он скажет папе? Что Катька лежала, в ее квартире находился чужой мужчина, а он, Стас, кинул ей в ноги пакет с подарками, словно откупился и ушел?

Как снова войти и не потерять лицо? «Я тут подумал, а не предложишь ли мне кофе, а Кать? Ладно, пусть думает обо мне, что хочет».

Стас зло посмотрел на себя в зеркало, хлопнул дверцей, машина отсалютовала на сигнал и он не торопясь, вошел в подъезд.

«На этом боку я уже лежала, пора повернуться», — грустно усмехнулась Катерина. Когда Валерка ушел, она еще немного поплакала. Причин было достаточно. Болело горло, крутило суставы, поднялась температура до тридцати восьми, а это значит, что полезет еще выше и придется ее сбивать, и болеть она будет долго, и ее могут уволить. И вообще, когда она температурила, ей становилось жалко себя и она плакала.

Зря Валерку выгнала, он хотя бы пить принес. Хотя и не зря. Одной лучше, особенно когда болеешь, покой необходим.

Катерна забылась. Сон был беспокойный. Ей снилось, что приходил Агапов, кричал на нее, она оправдывалась.

Катерина очнулась от звонка в дверь. Вставать совершенно не хотелось. Что за назойливость! Если Валерка, я ему нагрублю, если соседка, постараюсь сдержаться, но быстро выпровожу. Сколько можно трезвонить!

— Валерка, я тебе не открою, я болею, просила же не приходить! — прохрипела Катька, приоткрывая дверь.

— Открывай, это не твой драгоценный Валерка, — Стас потянул на себя дверь.

— Стас?

Агапов потеснил Катерину, закрыл дверь, снял обувь.

Она прошла к дивану, взяла халат, завернулась в него и села. У нее не было сил выяснять, зачем он явился. И уже не было стыдно за свой вид, потому что ей было наплевать, потому что до нее дошло, что Стас зачем-то ее оскорбил, когда приходил первый раз и пришел сделать это снова. И она решила молчать.

Агапов снял свою модную дубленку, которая выглядела как легкая куртка, небрежно бросил в кресло, подошел к Катьке, пощупал ее лоб и приказал:

— Немедленно ложись, чокнутая! У тебя температура под сорок.

Катька даже не шелохнулась.

— Где у тебя лекарства и уксус? И раздевайся, нечего кутаться!

— Пошел бы ты, а? В свою Англию! — вяло огрызнулась Катерина. Оказывать сопротивление у нее не было сил.

Стас поднял ее, как какой-то мешок, усадил в кресло, разложил диван, нашел постельное белье и застелил. Катерина закрыла глаза, ей было стыдно. Опять он ухаживал за ней. Какая-то бесконечная история. Карусель. Он ухаживает за ней, его взрывают, затем в него стреляют и он снова ухаживает за ней, как там говорят? Если история повторяется, то это уже не трагедия, а фарс. Катерина хрипло засмеялась, как закаркала.

Агапов снял с нее халат, стянул носки-гольфы, затем джинсы и свитер. Он бурчал себе под нос что-то маловразумительное, что-то про брата милосердия и княжну, но это было в прошлой далекой жизни и вспомнить Катерина не могла. Ее трясло, просто скручивало от холода, у нее зуб на зуб не попадал, а этот садист не позволял укрыться и мазал ей руки и ноги вонючим холодным уксусом. Вдоволь насладившись, глядя как ее трясет от озноба и выслушав, какой он бессердечный негодяй и не человек, а какая-то медицинская помощь, он, наконец, позволил ей укрыться одеялом. Катерине стало немного легче, озноб еще сотрясал ее, но теплое одеяло согревало. Он заставил Катерину проглотить какие-то таблетки, которые не лезли в горло, пришлось их толочь, потом кричал на нее, что она ненормальная и спрашивал, где ключи. Она и сама знала, что дура. Потому что он исчез, он ушел и оставил ее с ее болячками, потому, что она надоела ему. Катерина разревелась еще раз и уснула.

Стас осторожно закрыл дверь. Катька уснула и пока не просыпалась. Он прошел в кухню, приготовил бульон, чай заварил, пошарил в холодильнике, досадуя, что не догадался купить продуктов. Холодильник был пустой. Одно яйцо и пакет топленого молока. Молоко, это хорошо, но он тоже хочет есть. Пришлось еще раз сгонять в магазин, пока она спит. Ликбез надо во всех школах ввести по медицинскому минимуму. «Как справляться с высокой температурой, не сбивая сразу».

Стас сделал себе кучу бутербродов, насыпал кофе и ждал, пока закипит чайник. Настроение, несмотря на Катькину болезнь, у него было отличное. Ничего не надо было объяснять. Катька, конечно, орала голосом питерского пропойцы, чтоб он не смел к ней прикасаться, но ему было радостно, что он, как умеет, старается загладить свою вину и у него неплохо получается. Да и не прикасался он к ней. У него хватило совести не трогать ее бледную, почти голубоватую кожу, обжигающую температурой. Его смуглые руки казались почти черными на ее теле.

Стас налил кипяток в кружку и принялся за бутерброды. Позже он приготовит что-нибудь посущесвеннее, а пока просто утоляет голод. Он попытался думать о чем-то постороннем, но удавалось не ахти, и, как он честно признался, хочет, нет, жаждет заняться любовью с Катькой.

Извращенец, радостно констатировал он. Как еще можно назвать его? Катька без сил, горячая от температуры, а у тебя на уме секс. Просто ты Агапов, давно не видел женщин. Это тоже, отрицать нельзя, но он хочет Катьку.

Он поставил кружку в раковину и пошел к Катьке. Она спала. При ангине температура держится долго, главное, не давать ей повышаться. Агапов включил телевизор, убавил звук, чтоб не беспокоил ее и сел в кресло. Он чувствовал себя как дома, поэтому вечером принял душ, надел огромный халат и тапки, которые принадлежали неизвестно кому, Валерке они явно были велики. Катька проснулась, он снова мазал ее водой с уксусом, заставил полоскать горло, пить теплое молоко с медом и таблетки. Она вяло протестовала и быстро уснула.

Агапов помаялся в кресле, потом решил, что с него хватит, и, каким бы он не был братом милосердия, он не железный, спать ему хочется. Катька заворчала, когда он подвинул ее, но Стас не обращая внимания, улегся рядом.

Ночью она проснулась. Стас спал, притянув ее к себе, и у нее замерло сердце. А еще она боялась вздохнуть, потому что он поймет и проснется. Она умрет, если он проснется. Он крепко прижимал ее к себе, обхватив рукой и ногой, и, если она пошевелиться, он проснется. Было очень тепло, уютно и стыдно, что она так близко лежит к нему.

Катерина тихонечко вздохнула.

— Катька, — шепотом позвал Стас и у нее забилось сердце. Быстро-быстро. — Ты проснулась?

— Да.

— Я не могу ждать, когда ты вылечишься.

— Стас, я еще ни разу…

— Тихо! Молчи…

Она лежала, заново переживая свои чувства, краснела, а Стас возился в кухне, что-то радостно мурлыкал под нос. Катерина подозревала, что если бы был светлый день, он бы пел во все горло.

Стас хлопотал, заставляя ее полоскать горло, опять поил молоком и лекарством. Ему было не стыдно ходить перед ней голым, а ей непривычно было видеть его таким и она немножко стеснялась.

— Катька, я думал, что вы с Валеркой любовники. Знаешь, как разозлился, жуть просто, не знаю почему.

— Валерка в тебя влюбился, — засмеялась Катерина.

— Ты серьезно? — Стас поперхнулся дымом.

— Шучу. У него есть любовь, так что не переживай. Мы с Валеркой подружки.

— Как-то я стараюсь избегать этой стороны жизни, не интересует она меня. Женщин предпочитаю, особенно больных ангиной и беспомощных.

— А когда они выздоравливают?

— Я их покидаю, — легкомысленно заявил Стас, — в услугах доктора они уже не нуждаются.

Катерина принужденно рассмеялась.

— Стас, надо поспать, уже утро наступает.

— Пожалуй, ты права.

Он откровенно зевнул, притянул к себе Катьку и прошептал:

— Спи, девственница.

— Бывшая…

— Ты жалеешь?

— Я мечтала об этом с тех пор, как тебя увидела.

— Не ври.

— Ну, может быть позже…

— Я что-то не замечал, чтоб ты хоть раз поглядела на меня, как на мужика.

— Я сдерживала себя, потому что знала, у меня нет шансов.

— Дура ты, Катька. А я еще глупее.

Они оба захохотали, но смех длился не долго, потому что отвлекал.

— Горло болит? — Стас смачно поцеловал Катерину. Она только что проснулась.

— Немного. Сколько времени?

— Девять двадцать.

— Господи, я же проспала! Надо срочно звонить на службу, иначе меня уволят.

Катерина вскочила, укуталась в одеяло и прошлепала босиком к телефону. Аппарат она держала в прихожей, хотя шнура хватало на всю квартиру.

— Нина Андреевна, я ангиной заболела, день без меня обойдетесь? Во вторник выйду обязательно.

Агапов показал Катьке кулак. Она подумала, выслушивая ответ начальницы и показала ему язык.

— До свидания. Спасибо.

— Завтра ты будешь лежать и послезавтра тоже. С ангиной не шутят. Ложись, я тебя кормить скоро буду.

— Я уже в порядке, правда. Расскажи мне, как ты жил в Лондоне, что у твоего папы новенького.

Катерина пристроилась на кухне в углу возле батареи. Стас ловко резал морковь.

— У тебя красиво получается, я так не умею, терпенья не хватает. Знаешь, Стас, я очень скучала по тебе. Ты все не звонил, я думала ты там останешься.

— Я звонил, раз пять или больше, но тебя вечно где-то носит, один только раз и смог поговорить. У отца все нормально, собрался собаку себе купить, чтоб тапочки ему носила.

— Какой породы?

— Чи-хуа-хуа, — соврал Агапов.

Катька захохотала басом.

— Ты чего?

— Тапочки, чтоб приносила? Ой, я помру, ты хоть знаешь, что такое чи-хуа-хуа?

— Собака какая-то.

— Да, собака, недавно по телевизору видела. Щенка этой собаки поместили в бокал, чтоб было понятно, как он выглядит!

Катька опять рассмеялась.

Стас тоже захохотал. Хорошего он охранника приобрел бы, секьюрити, можно сказать, сразу и не разглядишь.

— Я специально название запоминала, так меня поразил вид бедняжки, ей же любая кошка по морде надает.

— Да, как-то мы этот вопрос не продумали.

— Когда ты на работу поедешь?

— Завтра. Я Семеном разговаривал, договорились встретиться вечерком, если ты будешь в порядке. Они нас к себе звали.

— Ты, что? Звонил от меня? — Катерина покраснела.

— Естественно, объяснил, что ты спишь. Ты меня стесняешься представить им как своего мужчину?

— Стас, я не стесняюсь тебя, я себя стесняюсь.

— Сейчас позавтракаем и я избавлю тебя от застенчивости.

— Я пойду, оденусь, в одеяле тепло, но неудобно.

Агапов с сомнением посмотрел на нее.

— Ты считаешь, это меня остановит?

Катерина выскочила из кухни. Она безумно волновалась. И подозревала, что у нее это написано на лице. Она лихорадочно одевалась, страшно стесняясь, что в любой момент может войти Стас. Все-таки к этой стороне жизни она еще не привыкла. А Агапов на кухне, распевает из Окуджавы «Виноградную косточку…», у него очень приятный баритон и поет он замечательно, заслушаешься.

«И заслушаюсь я и умру от любви и печали.

А иначе зачем на земле этой вечной живу?»

— Катька!!! — заорал Стас, — что ты копошишься и так красивая, поехали уже.

— Все, бегу.

Она захлопнула дверь, подлетела к машине, плюхнулась на рядом сиденье и Стас вырулил на проспект, вливаясь в поток машин.

— Агапов, не гони!

— Ты всегда так говоришь, а сама? Я в обморок падаю, когда ты за рулем. Женщинам нельзя доверять вести машину.

— Шовинист. Всего-то два раза дал порулить!

— Никогда! Женщин я очень даже люблю, можно сказать уважаю. Коллектив у меня исключительно женский, не считая охраны, пациентки тоже, сама понимаешь, дамы, да и ориентация традиционная.

— Стас, что это с утра ты игривый, — подозрительно спросила Катерина, — что-то задумал?

— Ничего! Просто ты со мной, я с тобой и оба мы герои!

— Нет, что-то точно происходит, просто так у тебя игривость не проявляется.

— Честное комсомольское, все как обычно! Я рад, что ты ночевала у меня, ублажала меня, кормила меня. Вот закончу с центром в Тосно и пир горой закатим, полмира пригласим.

— А повод?

— Мы живы! Разве это не повод?

Катерина засмеялась.

Им и вправду было весело, радостно, дела у Стаса спорились, он не ходил, а носился, а когда не ладилось, орал и ругал чиновников, с огоньком, но без злости. И почему-то любил лапать ее, чем вгонял в краску. Краснеть она не разучилась.

— Стас. Ты какой-то маньяк!

— Пользуйся моей добротой, пока я жив!

— Ненавижу эту поговорку, меня от нее в дрожь бросает.

— Плюнь, ты, все позади.

«Плыл по городу запах сирени… До чего ж ты была красива… Я твои целовал колени… И судьбе говорил спасибо», — горланил Стас.

Когда она лежала в больнице, а Стас все никак не приходил в себя после операции, она осознала в полной мере, что значит потерять человека, который дорог. Сейчас, после их примирения и близости, она панически боялась потерять его и успокаивалась, только когда он рядом.

Увы! Последние два месяца они встречались редко.

Стас мотался в Тосно, ездил в какие-то города, закупал оборудование, пропадал на работе, только по вечерам они созванивались и договаривались встретиться.

Стас высадил Катьку у «Техноложки», сам свернул направо и покатил в центр, ему надо было решить несколько вопросов с Риммой.

Настроение у Агапова было превосходным. Он заехал на стоянку, закрыл машину и вошел в вестибюль. С утра посетителей было много, создалась небольшая очередь в регистратуру. Стас кивнул Верочке через головы посетителей.

Римма Евгеньевна поныла для порядка, она не могла простить Стасу свое водворение на должность. Он ее понимал, но от своего не отступался. Они решили вопросы, покурили и Стас пошел к машине.

В коридоре у кабинета УЗИ сидела Машка, он не мог ошибиться.

— Ты что здесь делаешь? — У Стаса почернело в глазах от ярости. Он и не думал, что испытывает какие-то чувства к ней.

Он схватил Машку за руку и поволок по коридору, не слушая, что именно она говорит. Как смеет она прийти в его клинику? После того, как продала его, после того как послала.

Машка попыталась выдернуть руку, но у нее не хватило сил и она только могла бежать, чтобы не упасть, не унизиться при всех.

Стас затащил Машку в кабинет, именуемый «столовка», здесь были два столика со стульями, холодильник, чайник и чайный сервиз стояли на столике. Любой из сотрудников мог прийти выпить чаю.

Агапов выдвинул стул и почти толкнул Машку, она села.

— Что на сей раз, пришла украсть? Или взорвать центр? Что тебе здесь надо, почему ты не оставляешь меня в покое?

— Я приехала на обследование.

— Сочинять не надо! Как только ты появляешься, у меня немедленно начинаются проблемы. И учти, в этот раз я умнее, у меня есть служба безопасности, они тебя не упустят.

— Я правду говорю.

Машка, сморщив нос, потерла запястье. Она была еще лучше, чем он помнил ее. У нее отрасли волосы, прическа напоминала парик, который был на ней в гостинице, только короткий. Машка как-то округлилась, лицо, если это возможно только, стало еще красивее.

«Ей явно идет на пользу проституция». У него мелькнуло смутное сожаление о том, что он так и не уговорил ее, не женился, но Агапов немедленно его отринул, теперь у него была Катька и ни одна Барби мира не могла ее затмить.

Стас сел на стул.

— Слушаю вас, барышня, что вам здесь надо?

— Я же объяснила, Вячеслав Михайлович.

— У меня нет времени, сейчас вызываю своих головорезов и они говорят с тобой. Может тебе предложить сигаретку?

— Я не курю. Бросила.

— Сказки, да и только. И проституцию бросила?

— Это была не я, а моя сестра Лялька. Мы близнецы.

— Ага. Зита и Гита. Хватит, Распутина. Выметайся и не показывайся больше мне на глаза, — раздраженно сказал Стас, поднимаясь. Он вдруг понял, что ему совершенно не интересно слушать очередное вранье Машки, не интересна она и он даже удивился, как мог когда-то делать ей предложение. У нее кукольная внешность, кукольное безразличие к людям, как он тогда не разглядел? Неужели повзрослел?

— Я очень прошу, выслушай меня, пожалуйста, это не займет много времени. Я не Распутина, я теперь Дружинина. Вячеслав Михайлович, я вышла замуж, давно, почти сразу после нашего знакомства. Я специально приехала на обследование, потому что мы ждем ребенка.

Она как-то, как умеют только беременные, нежно погладила свой живот, как будто ребенка, которого еще не было видно.

— Я не могла тебе рассказать правду, я воровала для сестры. Ей угрожал сутенер. Слава Богу, она умерла. Грех так говорить, я знаю. Передозировка, сказали, может и убили, но мне ее не жаль. Не жаль ту, какой она стала, я плачу только о той, какая она была раньше. Мой муж знает обо мне все, перед свадьбой я ему рассказала, о тебе, о сестре. Он хотел, чтоб я извинилась перед тобой, но тебя невозможно застать. Вячеслав Михайлович, я прошу прощения за неприятности, что принесла тебе. Я не хочу, чтобы меня что-то угнетало, когда родится малыш.

Папа умер, едва похоронили Ляльку. Мама ненавидела меня и не желает видеть. О ее жизни мне рассказывают соседи, они думают, что мать начала пить. Мулю пришлось забрать к себе.

Трагедия с Лялькой случилось перед Новым годом. Пришел участковый. Он сказал, что тело Ляльки было обнаружено в спальном районе Шувалово-Озерки, при ней были документы, но все равно надо, чтобы родственники опознали. Мне вместе с отцом пришлось ехать в морг. Лялька выглядела уснувшей, лицо спокойное. Дело спустили на тормозах. Наркоманы гибнут каждый день не по одному.

После похорон я не выдержала очередной истерики мамы и все ей выложила. Все, что знала о Ляльке, о том, что мне приходилось скрывать от родителей, о том, как приходилось давать Ляльке деньги, чтобы она не воровала у родителей, о том, что я давно замужем за Антоном, но вынуждена притворяться, жить на две семьи, потому, что мне жаль папу.

Отца увезли в тот же вечер на скорой. Но познакомиться с зятем он успел. Просто пошел со мной, а я его не отговаривала. Пустая квартира, вид Антона, произвели на него тяжелое впечатление. Спустя почти сутки он скончался в больнице.

Я думала, не выдержу. Боялась оставлять мать одну и не хотела оставаться с ней. Мать все решила сама, она попросту вышвырнула меня из квартиры, обвинив в том, что по моей вине умер отец.

Почти все позади, мне хочется только покоя. Я пыталась наладить контакт с матерью, но та с фанатичным упорством обвиняла меня и не желала ничего слушать.

И все равно, несмотря на беды, я испытываю постоянную робкую радость, боюсь спугнуть ее. Антон получает немного за свои рассказы, плюс пенсию по инвалидности, его мама устроилась на работу, не бог весь что, кондуктор, но все, же деньги. И я продолжаю работать почтальоном. Теперь, когда большая часть зарплаты не уходит на наркотики, стало жить легче. Конечно, операцию Антону мы долго сделать не сможем, но зато рукой он шевелит увереннее, держит карандаш. От массажистки мы отказались, я посмотрела три сеанса, запомнила и делаю массаж теперь сама.

Антон мой будто повзрослел, когда на меня свалилось столько горя. Он теперь носит дурацкую прическу, отрастил челку и прикрывает, ею изувеченный глаз. Я ему говорю, что он похож на Гитлера и Олдмана из фильма «Пятый элемент» вместе взятых, но он смеется. Теперь по вечерам мы гуляем. Несмотря на всю браваду, Антон так и не может решиться выходить днем, он оправдывается, что много работы.

Агапов молча дослушал сбивчивый рассказ Машки и вышел.

Машка посидела еще немного, поправила костюм, затем вернулась к кабинету УЗИ. Ее очередь прошла, пришлось занять снова, но было всего два человека, так что, ни какой трагедии, да и подумать не мешало, прийти в себя.

— Следующая.

Она поднялась, одернула юбку. Она узнает, кто у нее будет, но Антону не скажет, пусть помучается в неизвестности. Сердце колотилось.

— Что это вы так разволновались? Больно не будет, а малышу ваше волнение не на пользу, да и малышке тоже. Валерьянки накапать?

Стас позвонил Катьке в девятом часу. Организация филиала центра отнимала силы, нервы, но дело близилось к завершению.

— Да?

— Кать, как плохо, что ты не у меня.

— Стас, я правда не могу, Марии Егоровне «скорую» вызывала.

— Ладно, чего уж там, — проворчал Агапов, — просто я устал, разозлен и свиреп, что ты не у меня. Когда ты ко мне придешь?

— Я завтра постараюсь после работы заглянуть на часок, если ты будешь дома. Я позвоню.

— Давай, я приеду к тебе? Прямо сейчас.

— Хорошо бы, но не надо, я к соседке уйду, за ней присмотреть надо, ты случайно меня застал.

— Завтра же покупаю тебе мобильный телефон.

— Покупай, раз тебе так спокойнее.

— Да! Я не хочу беспокоиться, когда ты не отвечаешь на звонки.

— Контролировать меня решил? Ладно, мне действительно пора.

— Иди, чего уж там, бросай меня одного, усталого, голодного волка.

— Ну, Стас!

— Не обращай внимания, иди, служи милосердию, у меня день неудачный, вот я и… Пока, Лягушка.

Стас назвал Катерину Лягушкой, после той, незабываемой ночи. У нее всегда были холодные ноги. Катерина доказывала, что этим подтверждается ее принадлежность к аристократии и повторяла, что «ноги холодные — сердце горячее», а Стас хохотал над ее теорией, поправлял, что правильно говорится «чистые руки, горячее сердце и холодная голова». Ей и самой было смешно.

Катерина вошла в соседнюю квартиру, аккуратно прикрыв дверь.

Мария Егоровна спала, напичканная уколами. Она сильно сдала за последний месяц и Катерина беспокоилась, что соседка умрет. Все это было очень грустно, разговор со Стасом оставил беспокойство и Катерина печалилась.

Сегодня на работе секретарь уходила в декретный отпуск, она знала, что Катерина хорошо печатает и предложила ей свое место, на время декрета. Катерина обещала завтра дать ответ. Она хотела посоветоваться со Стасом, но разговор вышел сумбурный и она не решилась.

Это было в ее жизни новым. Советоваться, согласовывать, встречаться. Она узнавала Стаса, что он любит, а что не переносит, как он относится к соседям и что предпочитает смотреть. Они оказались очень разными. Стас любил футбол, баню и Окуджаву, терпеть не мог фантастику и мистику, считал, что в церкви людей дурят. Агапов пел, когда у него хорошее настроение, только в отличие от Катерины, не фальшивил и не стеснялся, а когда у него плохое настроение он злился и ругал всех подряд, начиная с дворников, заканчивая правительством. И любил громко кричать, если Катерина была на кухне, а он в комнате.

Катерина прилегла на диванчик. Надо было воспользоваться моментом, пока спит Мария Егоровна. Старушка проснется среди ночи, надо будет ухаживать, давать лекарство. Доктор, что была недавно, выбрала из аптечки лекарство, остальное посоветовала выкинуть. Она и сказала, что жить старушке осталось недолго.

Утром Мария Егоровна не проснулась.

Хотя Катерина была к этому готова, но все же ей было не по себе оставаться одной с умершей. Она попросила побыть с ней Валерку, пока ждала врача, затем машину из морга. Все Катерина делала автоматически, по-деловому, хотя потом ничего толком не могла вспомнить, как именно организовывала.

Похороны соседки отняли много сил. Катерина вымыла пол, прошлась по квартире, проверяя, все ли выключила, закрыла дверь и вошла к себе.

К сожалению, мобильный Стаса не отвечал. А он так нужен!

Обещание он свое выполнил, курьер доставил телефон ей прямо домой. И телефон действительно оказался большим подспорьем. В свободную минутку Стас ей звонил и подбадривал.

На службе уже косились. Катерина вышла из кабинета начальницы, чувствуя себя больной, наверное, шефиня встала не с той ноги, говорила с Катериной сквозь зубы, высокомерно. От места секретаря она отказалась, о чем и сообщила начальнице.

— И ты думаешь, тебя кто-то ждал? — язвительно уточнила начальница.

Катерина промолчала. Работа курьером нравилась, но отношение руководства к служащим оставляло желать лучшего. Как и в любой сфере, в ее работе были свои плюсы и минусы. Будучи курьером, она появлялась на службе только утром, брала задания и, если быстро управлялась, у нее было достаточно свободного времени.

Минусом можно было считать погодные условия и дальность объектов, когда приходилось по полчаса шагать вдоль каких-нибудь бетонных заборов, чтобы доставить документы по адресу. В такие моменты Катерина грустно думала о том, что неплохо было бы иметь свою машину. И еще ее пугали собачьи стаи, они охраняли территорию, за то их и кормили, но то, что они свободно бегали в рабочее время, было неправильно. Сейчас приближалось лето, теплых дней становилось больше и работу было легче выполнять.

Молчание Стаса, хотя он предупреждал, что будет вне зоны действия и позвонит, как только связь появиться, было непривычным. Стас улетел в какой-то маленький городок на Алтае, куда можно добраться только с пересадками и его не будет неделю.

И еще сегодня ей предстояло доставить документы в фирму, в которой она прежде работала. Возможно, в другое время, она бы и порадовалась, что встретиться с бывшими сослуживцами, но не сегодня, настроение было не то, мрачное было настроение. Это из-за траура.

Катерина вошла в приемную директора, подала пакет новенькой секретарше, ее она не знала и та тоже не могла знать Катерину, и в этот момент вошел он! Катерина, нервно вздрогнула, кровь бросилась в лицо, всколыхнулись чувства. Человек, которого она обожала, смотрел на нее с интересом. Она слышала, что Дорохин развелся, когда ее навещали в больнице, сослуживицы ей сообщили все последние сплетни, но тогда ей было неинтересно.

— Здравствуйте, Катя, — грубоватым голосом произнес этот высокий, решительный мужчина и она поразилась, что Дорохин помнит ее имя.

— Здравствуйте, Алексей Викторович, — удивленно выдавила она.

— Вы к нам возвращаетесь?

— Нет, документы завезла. Я работаю курьером.

— А что так? Неужели не нашлось более приличной работы?

Катерина рассердилась и он понял, что невольно обидел ее.

— Не серчайте, не хотел обидеть, — вдруг ухмыльнулся Алексей Викторович. — Вы сейчас куда? В центр?

— Нет, в Купчино. Я на сегодня закончила работу.

— Отлично, я вас подвезу, мне по пути. Подождите, только портфель заберу. — И Дорохин исчез в своем кабинете. Катерина с недоумением посмотрела на секретаршу, та сделала вид, что ее здесь нет и отвернулась.

Дорохин стремительно вышел, закрыл дверь ключом, кивнул секретарше и, едва прикасаясь к локтю Катерины, слегка подтолкнул ее в коридор. Отказываться, ехать с ним, было глупо, и Катерина внезапно развеселилась. «Будь осторожен в своих желаниях, иногда они исполняются». Она представила, что случись с ней такое полгода назад, она бы позабыла, как дышать, а сейчас она чувствовала себя вполне сносно и могла бы поддержать светскую беседу ни о чем.

Дорохин галантно открыл перед ней дверь, усадил ее и только после сел сам.

— Где вы живете?

— На Витебском.

— Соседи.

— Простите?

— Я тоже на Витебском, — улыбнулся он.

Машину он вел спокойно, не метался по дороге, пытаясь обогнать любого, кто маячил перед ним, тихо играла музыка и молчание не тяготило Катерину. Сама она разговор заводить не собиралась, да и о чем можно было говорить с человеком, который был ее увлечением, недоступным для нее во всех отношениях, практически идолом, пока она не встретила Стаса.

Катерина сидела притихшая, перебирая свои ощущения как четки. Она испытывала к Алексею Викторовичу благодарность за те чувства, что он когда-то вызывал в ней. Ей было немножко грустно, что ее мечта осуществилась, он заинтересовался ею, но для нее это уже не имело значения.

Между тем, Дорохин все также молча, вел машину.

— О чем молчите? — тихо поинтересовался он, спустя четверть часа, когда уже заворачивал на Витебский проспект.

— Я вам благодарна, за то, что довезли меня, следующий дом мой, — улыбнулась Катерина, игнорируя вопрос, было бы глупо на него придумывать ответ, тем более, что они приехали, а правду она бы все равно не сказала.

— Рана не беспокоит?

Катерина удивилась и видимо на ее лице все отразилось.

— Да, я все знаю, у нас в фирме разговоров было недели на две, только мы так и не поняли, почему вы ушли, т — пояснил Дорохин, открывая ей дверь.

Говорить о том, что она слишком много знала о махинациях руководства, она не могла, тем более что Дорохин занимал не последний пост в фирме и, скорее всего, все знал, а может и сам участвовал в неблаговидных делах. Ей только сейчас пришло в голову, что тогда она его идеализировала. Значит, правду не скажешь, а врать не любила.

— Наверное, из-за здоровья, вряд ли я смогла бы продолжать трястись в грузовиках.

— Что же вы ко мне не обратились? Я бы нашел вам место, я же предлагал вам помощь в случае необходимости!

— Теперь у меня все в порядке, а что было, прошло. Еще раз спасибо вам, вы мне сэкономили почти сорок минут, — улыбнулась Катерина и, осмелев, протянула руку. — До свидания!

Дорохин серьезно пожал ее руку.

— Оставьте ваш номер телефона, — как нечто, само собой разумеющееся, проговорил он и быстро записал в свой мобильник.

Дорохин кивнул ей, сел в машину и уехал.

Катерина еще постояла, посмотрела вслед удаляющейся машине и отправилась в свой подъезд.

Спустя полчаса пришел Валерка. Он все еще не помирился со своим другом, страдал, изводил Катерину жалобами на жизнь, судьбу и коммунальщиков. Словом, жизнь не удалась.