Все-таки хорошо, что я такая выдержанная и хладнокровная. Любая на моем месте в подобной ситуации разразилась бы безумным смехом Офелии и истерически сообщила бы собравшимся: «О, гляньте-ка, а я с этим мужиком сегодня всю ночь кувыркалась в постели!»

Андрей тоже держался хоть куда. Единственное, что он себе позволил, так это приподнять левую бровь на полсантиметра при виде меня, красавицы. Впрочем, на большее у него в любом случае времени бы не хватило, потому что Анжела уже сделала стойку и ничем не напоминала ту сонную толстую кошку, которая валялась давеча в кресле. Грудь вперед, глаза блестят, кончик языка так и гуляет по коралловым губкам.

Вадик тоже, судя по всему, сомлел от такой неземной красоты и выполз из-за стола навстречу гостю.

— Очень рад… Андрей? Я могу вас так называть? Или вы предпочитаете — доктор Долгачев?

Андрей усмехнулся, стискивая ладошку Вадика своей здоровенной жесткой лапищей. О, как нежна была эта рука, когда ласкала меня сегодня на рассвете… Молчать! Заткнись! Умри!

— Тщеславия ради — возможно, и хотелось бы. Но я всего лишь скромный ветеринар из развеселого поселка Караул.

— Кара…ул?

— Ну да. В этом принципиальное отличие нашей Родины от любой другой. Где-нибудь в Швейцарии глухомань подобного типа будет называться как-нибудь гламурно, типа Сен-Жермен-Дю-Шатобриан, а в Карауле, между прочим, пять тыщ жителей — но ничего не попишешь. Одни карауловцы. Или караульчане. Даже и не знаю, как правильно.

От такого напора Вадик несколько обалдел, но быстро взял себя в руки.

— М-да… Что ж, позвольте вам представить моих сотрудников. С несравненной Анжелой Мессер вы уже знакомы. Это Ираклий, наш шеф-редактор. Это господин Валов, он будет лепить, так сказать, ваш медийный образ… А это — моя правая рука, мой заместитель, незаменимая Евгения Васильевна Семицветова.

Я протянула руку, стараясь не смотреть в черные омуты глаз мужчины моей мечты.

— Рад. Сердечно рад. Можно сказать, потрясен. Очарован. Не нахожу слов. Евгения, значит… А вам бы очень подошло имя Света!

Я упорно смотрела в пол, всем своим видом демонстрируя полное отрешение от мирских тревог. Мол, все мои мысли сейчас о работе…

Андрей не стал надо мной изгаляться. Отвернувшись от меня и послав обворожительную улыбку Анжеле, он вновь повернулся к Вадику.

— Слушайте, только я ничего толком не понял. Что вы там говорили насчет медийного образа, обложки и Мужчины Недели?

— О, это наша основная фишка. Не знаю, читали ли вы наш журнал…

— Увы. Через Караул проходит пресловутый «красный пояс». Из глянца у нас в ходу только «Вог» за девяносто седьмой год.

— Гм… Одним словом, каждый номер нашего журнала — журнала для настоящих мужчин — посвящен герою наших дней. Но при этом мы не стремимся воткнуть на обложку какую-нибудь примелькавшуюся физиономию из мира кино или шоу-бизнеса. Наши модели — простые, суровые парни, честно выполняющие свою работу и не стремящиеся к популярности…

Андрей задумчиво посмотрел на стены кабинета, украшенные наиболее удачными образцами наших обложек. Самым простым и суровым парнем на них был, пожалуй, юный выпускник «Завода Знаменитостей-18», если не считать дамской меховой шубы на голое тело и бриллиантового колье с зайчиком «Плейбоя» на его тонкой, но несомненно мужской шейке.

— Слушайте, тут какая-то ошибка, как мне кажется. Меня попросили дать интервью, я приехал на выходные, но… вы уверены, что это хорошая идея?

Вадик просиял.

— Это будет суперномер! Простой ветеринар из глубинки с внешностью Антонио Бандераса, кавалер ордена Мужества, бесстрашно вынесший из огня восемнадцать человек… Кстати, как вам это удалось?

— Ну, они были не очень крупными.

— Не очень крупными?

— Прямо скажем, небольшими. И дико орали. Некоторых пришлось нести под мышкой.

— А… То есть…

Андрей улыбнулся — и мне немедленно захотелось прилечь. Желательно — с ним вместе.

— Пожар был в роддоме. Я там оказался совершенно случайно, заехал к бывшему однокашнику. Здание деревянное, прошлого века, так что ждать пожарных было некогда. Мы с ним махнули в отделение новорожденных и сгребли всю малышню в охапку. В два захода справились, а там и пожарка подоспела.

— О боже. Но это же замечательно! Андрей, я не ошибся, вы действительно станете украшением номера. Приступаем немедленно. Господин Валов будет руководить фотосессией, несравненная Анжела возьмет у вас интервью. Да, и еще с вами пойдет Евгения Васильевна.

Анжела немедленно надулась и сурово посмотрела на меня. Я внимания на это не обратила, потому что пребывала в панике и как раз в данный момент раздумывала, как бы удрать из кабинета. Открытое окно выглядело крайне привлекательно…

— Евгения!!!

Очнувшись, я диким взором посмотрела на Вадика и прохрипела:

— Я не знаю… у меня на сегодня еще было одно неотложное дело…

Вадик сверкнул глазами и шагнул ко мне. Анжела Мессер немедленно прильнула силиконовым бюстом (о, что получилось у нас с Андреем из того силикона!) к красавцу-ветеринару и заворковала хриплым шепотком нечто соблазнительное.

Босс припер меня к стене и почти беззвучно прошипел:

— Эт-то что такое, а?! На прошлой неделе у нас с вами шел разговор о повышении. Вот оно, повышение, но где вы? Верещите что-то несуразное, именно в тот момент, когда мне нужна ваша помощь! Вы же знаете Анжелу, она бросается на все, что шевелится. А мне нужен серьезный, мускулистый, жесткий репортаж, мне нужны бицепсы!

— Д-да…

— Вы пойдете и будете следить, чтобы она не отвлекалась на кокетничанье. Еще нам не хватало слухов о том, что мы расплачиваемся с нашими героями натурой, так сказать. К вечеру у меня на столе должен лежать текст. Все, свободны.

Двадцать минут спустя мы уже шагали в студию Бобсона. Вернее, шагали — это сильно сказано. Шагал, пожалуй, один Бобсон, за ним в некотором отдалении неторопливо дефилировал Андрей, а у него на локте повисла и развевалась, как ядовитый плющ, Анжела Мессер. Замыкала процессию я, и мой способ передвижения назывался просто: «тащилась». От тоски и полной безысходности я прислушивалась к щебетанию Анжелы, и оно, вкупе со вчерашними коктейлями, порождало во мне стойкое желание пойти поискать рассолу.

— …Значит, вы не пожарник?

— Нет. Я ветеринар. Это такой врач, который лечит коровок, лошадок, собачек и кошечек. А пожарным я подрабатываю в свободное от работы время.

— Как интересно! И часто у вас Карауле пожары?

— Ох, да просто караул, как часто! Дома все больше деревянные, вот и горим.

Мы подошли к дверям студии, и Бобсон сурово велел нам подождать. Решив поучаствовать в разговоре, я буркнула:

— Судя по всему, вы понятия не имеете, что вам предстоит делать, доктор Долгачев?

Андрей отпрыгнул от меня и приложил руку ко рту в притворном ужасе.

— Ай! Она разговаривает! Вы меня испугали, Женечка.

Анжела зашлась кудахтающим смехом, а я разозлилась.

— Ага. А еще я умею визжать, говорить скороговорки и рассказывать неприличные анекдоты. Хотите, расскажу? Про командировочного, который снял бабу в баре?

В черных глазах явственно заплясали огоньки.

— Ой, я тоже знаю. Про то, как чукче в публичном доме подсунули резиновую куклу. Знаете, такие… из силикона.

— А, знаю. Совсем как настоящие, но на самом деле обман.

Анжела с подозрением уставилась на нас, но мы уже не обращали на нее никакого внимания.

— Женечка, я смотрю, у вас богатый опыт по части резиновых изделий.

— Да не особо, просто мне всегда было интересно, почему это мужчин привлекает возможность совать свои… органы во что ни попадя!

— А иногда что ни попадя попадается очень даже ничего, знаете?

— Знаю, но внешность бывает обманчива.

Бог знает, до чего бы мы дошли, но тут Бобсон пригласил нас войти, и перепалка временно закончилась.

Андрея увели на подиум, а мы с Анжелой расположились в креслах на затемненной половине комнаты. Мессерша наклонилась ко мне и страшным шепотом сказала:

— Женька, если он тебе так не нравится, можешь свалить по-тихому. Перед ним я извинюсь за тебя, а Вадику ничего не скажу.

— С чего ты взяла?

— Ну, вы ж почти в рожу друг другу вцепились!

— Спасибо за предложение, но Вадим Альбертыч дал мне поручение. Это моя работа, а любить этого собачьего доктора я не обязана.

На подиуме Андрей извинился и достал из кармана мобильник. Анжела пропела медовым голоском:

— Вообще-то правильно. Надо расти. Не все ж собачек выгуливать. Профессии надо учиться. Кстати, чисто по-женски… этого кобелька не замай. Он — мой.

— Анжел, а на земном шаре есть мужик, к которому ты НЕ испытываешь влечения?

— Есть. Вадик.

— С чего ты взяла, что этот ветеринар на тебя клюнет?

— Нет такого мужика, который не клюет на некоторые предложения.

— Он уезжает сегодня вечером.

— Ну, мало ли… Планы могут измениться. К тому же я ему понравилась, это сразу видно.

Ревность немедленно разгорелась в моей несчастной груди, и я процедила со всей доступной мне холодностью:

— Никогда не стоит смешивать работу и удовольствие. А уж заводить интрижки на рабочем месте…

— Интрижки! Бог ты мой, Семирукова, где ты набралась этих выражений? Читаешь романы на ночь? Слушай, а когда ты вообще последний раз трахалась?

Легкое покашливание, больше похожее на смешок, прервало нашу стычку. Андрей стоял перед нами и смотрел вроде бы на Анжелу… но я-то знала, что смотрит он на меня!

— Извините, что прерываю вашу дискуссию, дамы, но у меня немного корректируются планы на будущее. Позвонили с работы.

Анжела сверкнула неестественно ровными и белыми зубищами и светски промурлыкала:

— Надеюсь, все в порядке?

— О, ничего срочного. Просто хряк Василия Степаныча — это наш участковый — проглотил серебряную ложку. До завтра это вполне подождет, но уехать мне нужно именно сегодня.

Я вдруг разволновалась.

— А ему не больно?

— Ну, трудно сказать, вообще-то свиньи практически всеядны. Скажем так, больше всех переживает супруга Василия Степаныча, потому как ложка старинная.

Анжела сморщила безупречный носик и замахала рукой.

— Фу, только не рассказывайте, как вы собираетесь ее доставать. Давайте работать.

И они пошли работать, а я осталась сидеть в полутьме и страдать от вернувшейся головной боли, ревности и смущения.

Бобсон был по жизни зануда, а в своем деле гений. Впрочем, надо отдать должное и фотомодели — Андрей вел себя раскованно и совершенно естественно. Вообще, он менее всего походил на уроженца и жителя далекого поселка с дурацким названием Караул. Ни дать ни взять светский лев.

Между прочим, я по-прежнему ничего о нем не знала, так что интервью оказалось на руку. Я осторожно переползла ближе к подиуму и навострила ушки.

Анжела оказалась профессионалом. Интервью она брала изящно и ненавязчиво, вопросы задавала кратко и по делу, не перебивала, то и дело делала пометки в своем блокноте. Бобсон коршуном кружил вокруг них с Андреем, почти бесшумно щелкая затвором камеры. Он не очень любил постановочные кадры предпочитая снимать собеседников в процессе живой беседы.

Андрей хорошо рассказывал. Не выпендривался, не мычал. Я откровенно заслушалась.

— …Родился я в Москве, после школы немного повалял дурака, поиграл разную музыку и ушел в армию. После дембеля поступил в медицинский. На хирургию. Потом ординатура, работа на кафедре — все, как обычно. Все мне нравилось, получалось неплохо, я уже не только ассистировал, но и сам вел операции. Потом начались сильные боли в груди, вздохнуть не мог. Знаете, как бывает — сапожник без сапог. В общем, пять лет назад лег на обследование и выяснилось, что у меня довольно серьезный порок сердца. По молодости он меня не беспокоил, но у хирургов физически тяжелая работа и безумный график — вот я и сдал.

— И тогда вы решили уехать из большого города?

— Большого желания у меня не было, но коллеги-кардиологи настоятельно рекомендовали сменить обстановку. Семьи у меня нет, так что я просто собрал вещи и рванул в Караул.

— А почему именно в Караул?

— А почему нет? Мне был нужен свежий воздух — а в Карауле отродясь не было никаких вредных производств. Сельскохозяйственный район, окруженный лесами и озерами. Кроме того, там работал врачом мой однокашник, он меня и сманил. Полгода я набирался сил — а потом от скуки стал изучать ветеринарию. В принципе, мы ведь очень мало чем отличаемся от наших меньших собратьев.

— Вы любите животных?

— Я их уважаю. Они умеют терпеть безропотно, умеют благодарить, причем так трогательно, что иной раз слеза прошибает. В общем и целом, я не жалею, что сменил специальность.

— А как же ваш подвиг на пожаре? Ведь у вас больное сердце…

— Мне вреден продолжительный, затяжной стресс. Да и пожары у нас в Карауле не так уж часты, если честно.

— Расскажите о своей деревенской жизни.

— Уверяю вас, она начисто лишена опасных приключений и бурных потрясений. Обычная, размеренная, очень спокойная жизнь. Все друг друга знают, все друг с другом здороваются.

— Пять тысяч жителей?

— Ну, это в целом по областному центру Караул. В нашем селе народу поменьше.

— Значит, продолжительных стрессов вы больше не испытываете?

— Нет. Я вполне доволен. Кстати, именно поэтому я и не женат…

Общее хихиканье. Потом Бобсон выгнал Анжелу и начал изгаляться над Андреем по полной. Откуда-то явились пожарный шлем и комбинезон, серыми тенями замелькали костюмеры и гримеры — в подчинении у Бобсона находился целый штат затюканных и запуганных им до полусмерти сотрудников.

Анжела плюхнулась рядом со мной и простонала:

— Ой, не могу, я ему дала бы хоть сейчас.

— А он взял бы?

— Это мелко, Семиножкина. Только вот этот порок сердца… Не хотелось бы, чтобы он скончался в моей постели.

— До твоей постели вы не доберетесь. У него поезд вечером.

— А до меня ехать десять минут. Ты че, ревнуешь, что ль?

Я вспыхнула и громко чихнула. Аллергия моя вернулась, и потому больше всего я сейчас нуждалась в хорошем запасе носовых платков и упаковке кларитина.

Вскоре съемка закончилась. Я вскочила с места первая. Да, вероятно, именно сейчас Анжела Мессер уведет у меня из-под носа мужчину моей мечты, но с такими соплями у меня все равно нет ни единого шанса.

Андрей легко спрыгнул с подиума и подошел к нам.

— Дамы? По чашечке кофе?

Анжела просияла.

— С удовольствием. У нас тут на углу отличная кофейня. Можно прямо сейчас пойти и…

— Отлично! Анжела, вы идите, а мы с Евгенией Васильевной на пару минут поднимемся к вашему боссу. Нужно же сказать ему последнее «прости»?

Я стояла ни жива ни мертва. Зачем это ему понадобилось подниматься со мной наверх?

Анжела разозлилась, но виду практически не показывала. Выйдя из студии Бобсона, уже потерявшего к нам всякий интерес, мы с Андреем повернули к лифтам, везущим наверх, а Анжела, даже собственной тугой попкой выражая негодование, направилась к выходу. Уже у дверей она обернулась и крикнула:

— Андрей, не заставляйте девушку ждать!

Андрей молча помахал ей рукой, дождался, когда она скроется за дверями, после этого развернулся ко мне, схватил за локоть и довольно бесцеремонно втолкнул меня в лифт.

Мы оказались наедине, да еще и в таком замкнутом пространстве — представляете, что творилось с моими носом и глазами? Я сопела и хрюкала, при этом стараясь не смотреть на темноволосого и крайне рассерженного красавца-ветеринара. Андрей же совершенно не обратил внимания на мои мучения. Он прижал меня к стенке и прорычал:

— Отвечай, только быстро: это была подстава?

— Чего?

— Вчерашняя встреча была подстроена?

— Сбрендил? Да я чуть не умерла, когда тебя увидела сегодня в кабинете у Вадика!

— Еще раз задаю вопрос: вчера, в «Авокадо Клубе» ты не знала, что я — герой вашего следующего номера?

— Во-первых, не знала и знать не могла. Во-вторых, дай носовой платок, я больше не могу втягивать в себя сопли. В-третьих, ты что, засекреченный? В чем подстава?

Андрей отступил на шаг, сунул мне в руку носовой платок и нахмурился. К счастью, в этот момент лифт остановился на промежуточном этаже, и в него ввалилась целая толпа, поэтому у меня появилось время все обдумать.

В мой кабинет мы вошли, сурово печатая шаг и сердито сопя; я, по понятным причинам, сопела значительно громче.

Андрей немного помолчал, а затем сказал уже гораздо спокойнее:

— Я не засекреченный. Просто я очень не люблю гламурные журналы и совершенно не рассчитывал на повышенное внимание к моей персоне. Я приехал, потому что мне позвонил мой старый приятель и сказал, что у меня хотят взять интервью насчет пожара. Я прикинул, что это шанс привлечь внимание к положению нашей райбольницы, а заодно решил прикупить для моей зверофермы лекарств. Приехал в Москву, зашел оттянуться в бар, с девушкой красивой познакомился, провел с ней шикарную ночь — а наутро выясняется, что на карауловскую больничку всем начхать, из меня собираются сделать гламурного мачо с обложки, а среди собирающихся это сделать стоит та самая девушка, с которой я совершил за ночь массу предосудительных поступков…

— Ну у тебя и самомнение!

— В каком смысле?

— Ты решил, что если ты сейчас заартачишься, то я выйду вперед и начну тебя шантажировать?

Андрей неожиданно рассмеялся — искренне, до слез. Потом сквозь смех произнес:

— Ну, у тебя даже есть, ЧЕМ именно меня шантажировать..

На мгновение я замерла, а потом со мной случился приступ неуправляемого смеха. Так мы стояли и хохотали, как два школьника, а потом он, спросил:

— Хорошо хоть получился, мой-то?

Я вспыхнула и снова засмеялась.

— Отлично! Тебе есть чем гордиться.

— Ой, не могу… Называется, съездил в столицу повеселиться… Ладно, пошли. А то несравненная Анжела от досады выпадет из лифчика.

По дороге мы зашли к Вадику, и Андрей очень серьезно сообщил, что подумает, давать ли разрешение на размещение своей фотографии на обложке.

— Знаете, я ведь довольно мистически отношусь к подобным вещам. Энергетические потоки, то-се.

Вадик (обожавший всякую муру, связанную с эзотерикой) всплеснул ручками.

— Я вас умоляю, Андрей! От наших читателей всегда исходит только позитивная энергия! Соглашайтесь!

— Я подумаю. И позвоню. Вы позволите похитить у вас Евгению Васильевну на полчасика?

— Она вся в вашем распоряжении.

Вадик даже представить не мог, насколько близок он был в тот момент к истине.

Совместное распитие кофе я помню плохо, поскольку антигистамины в лошадиных дозах стали действовать как снотворное. В результате с мужчиной своей мечты я попрощалась вяло и едва ворочая языком.

Вернувшись домой, я помахала Лесику рукой и завалилась спать. Проспала я до середины воскресенья, а могла бы спать и дальше, но ко мне примчались Катька и Маринка и стали требовать с меня подробностей моей бурной ночи. Я, неожиданно для себя самой, уперлась и наотрез отказалась предъявлять им силиконовый шедевр, а когда подружки, разочарованные, удалились, спрятала неприличное напоминание о самом своем безрассудном поступке на антресоли и постаралась выбросить мысли об Андрее из головы.