Маклины прибыли на аэродром в 4 часа 30 минут утра, за полчаса до отлета самолета. Они рассчитывали уже найти здесь Петровых и Потапова, но их не оказалось. Решив, что с отъездом советских гостей из отеля произошла случайная задержка, Маклины стали прогуливаться по зеленой лужайке перед зданием аэропорта.

На аэродроме шла обычная предотлетная суета: механики бегали около самолета, стоявшего на бетонной дорожке; летчики пробовали работу моторов; пассажиры с небольшими чемоданчиками в руках поднимались по трапу и исчезали в глубине машины; начальник аэропорта сердито отдавал приказания, что-то громко кричал и недовольно пожимал плечами.

Прошло пять, десять минут, а советских пассажиров все не было. Маклины стали беспокоиться. Особенно волновалась Люсиль, которой так хотелось побыть несколько лишних минут с «Таньей». Часы показывали уже 4 часа 45 минут, утра, а Петровы и Потапов не появлялись. Подойдя к начальнику аэропорта, Маклин объяснил ему причину своего беспокойства и попросил в случае надобности на несколько минут задержать вылет.

– Откуда ваши друзья должны были выехать на аэродром? – спросил начальник.

– Из отеля «Гиза-Хаус».

Начальник вызвал адъютанта и приказал ему немедленно выяснить по телефону, когда советские пассажиры покинули отель.

Адъютант вернулся со странным ответом:

– Из отеля сообщают, что они вообще не выезжали. – Как – не выезжали? – изумился Маклин.

– Из отеля передают, что ваши друзья не ночевали в отеле.

Маклин был поражен.

– Не ночевали? – в волнении воскликнул он. – Но где же они провели ночь? Тут что-то непонятное…

– Во всяком случае, вы видите, – сказал начальник аэропорта, – что ждать ваших друзей нет смысла. Самолет уйдет точно по расписанию.

Маклины сели в машину и помчались в «Гиза-Хаус». Директор гостиницы подтвердил им то, что было сообщено по телефону. Он даже провел их в комнаты Петровых и Потапова. Все вещи лежали на своих местах, приготовленные к ночи постели не были смяты.

– Русские путешественники, – заявил директор, – вышли из отеля вчера вечером. С тех пор они не возвращались.

События принимали все более таинственный характер. Ясно было, что с гостями из Москвы что-то случилось.

Не на шутку встревоженный, Маклин предложил директору отеля немедленно известить о происшествии полицию, а сам, завезя жену и дочь домой, отправился к начальнику английского штаба. Сообщив генералу об исчезновении трех советских путешественников, Маклин просил принять все возможные меры для их отыскания.

Начальник штаба был сильно обеспокоен.

«Если с этими русскими что-нибудь случилось, – думал он, – не оберешься неприятностей. Москва будет протестовать… Лондон будет недоволен… Мне поставят в вину беспечность и нераспорядительность… Станут придираться… Особенно теперь, когда русские под Сталинградом бьют немцев… Вообще скверная история. Надо ее как-нибудь притушить».

Маклин уехал, а начальник штаба вызвал шефов египетской и английской военной полиции. Сообщив им о происшествии, он решительным тоном заявил:

– В течение сегодняшнего дня русские должны быть найдены, а виновные в их исчезновении арестованы! Каждый час извещайте меня о ходе розысков. Вы лично отвечаете за исход дела!

Когда шеф египетской полиции вышел, начальник штаба сказал, обращаясь к шефу английской военной полиции:

– Я уверен, что это штучки той банды, которая окружает Фарука. Немедленно принимайтесь за дело! На египетскую полицию я мало надеюсь: в ней слишком много «фарукистов». Результатов жду только от вас.

Весь день 23 ноября полиция неистовствовала. Звонили телефоны, отдавались приказы, шли обыски и облавы во всех притонах Каира. Но нигде не было обнаружено ни малейших следов русских, и к вечеру власти не имели даже нити, идя по которой можно было бы рассчитывать найти виновников преступления. А в том, что здесь имело место преступление, никто уже не сомневался.

Полковник Мекензи тоже был вовлечен в розыски. Вызвав к себе лейтенанта Фрая, он прямо спросил:

– Что вам известно об этой неприятной истории?

– Мне решительно ничего не известно, – пожал плечами секретарь.

– А что говорит по этому поводу мадемуазель Фролова? Ведь она была прикомандирована к русским.

– Я не знаю, что случилось с мадемуазель Фроловой, – несколько смутившись, пробормотал Фрай. – Она уже два дня не появляется в штабе. Должно быть, заболела…

– Как? Мадемуазель Фролова два дня не появляется в штабе, и вы до сих пор не узнали о причинах ее служебной небрежности?

– Я сейчас же узнаю, в чем дело, – поспешил ответить Фрай.

Он бросился в кабинет и начал усиленно звонить по телефону мадемуазель Фроловой, но никто не отвечал. Тогда он решил поехать к ней на квартиру.

На стук в дверь никто долго не откликался, и Фрай уже собирался было уйти, как вдруг послышался столь знакомый ему голос:

– Кто там?

Фрай назвал себя. Дверь медленно приотворилась, и выглянула Аннет в весьма откровенном утреннем туалете. Войдя внутрь, Фрай захлопнул дверь и быстро спросил:

– Куда девались трое русских?

– А я откуда знаю? – певуче протянула мадемуазель Фролова.

– Но ведь ты же была к ним прикомандирована! Ты должна знать обо всех их передвижениях по Каиру…

– Дуралей! – рассмеялась Аннет. – Ты очень наивен… Эти русские считают меня белогвардейкой и еще позавчера отказались от моих услуг.

– Но почему же ты не сообщила мне об этом сразу? – недовольно поморщился Фрай.

– Я была больна. Я и сейчас еще не совсем здорова… – И она кивнула на свой костюм.

– Так тебе, значит, ничего не известно об их исчезновении? – снова спросил Фрай.

«Прыткий мальчик!» – с чувством семейной гордости подумала Аннет о своем брате Антоне и с самым невинным видом ответила Фраю:

– Я только от тебя узнала, что русские исчезли… Еще раз повторяю: с двадцать первого ноября я с ними не виделась. Эта белобрысая чертовка, жена Петрова, заставила своего мужа выгнать меня: она очень ревнива.

– Ах, ревнива? – точно найдя объяснение мучившей его загадке, повторил Фрай.

– Ну, еще бы! – самодовольно воскликнула мадемуазель Фролова. – Она видела меня!

Когда час спустя Фрай выходил из дома мадемуазель Фроловой, для него было совершенно ясно, что эта пленительная женщина не имела решительно никакого отношения к исчезновению русских.

Майор Стимсон сидел за утренним завтраком и с удовлетворением думал о том, что пока, благодарение богу, судьба его складывается весьма благоприятно. Десять лет назад, будучи доцентом одного из английских университетов, он поступил на службу к египетскому правительству. Жалованье было хорошее, работа интересная.

С тех пор Стимсон прошел длинную и успешную дорогу. Его раскопки египетских древностей обратили на себя всеобщее внимание. Он был удачлив. В одной из старинных могил Стимсон нашел важные в историческом отношении письмена, которые сразу выдвинули его в мире археологов. В верхнем течении Нила он раскопал ремесленные и земледельческие орудия, которые египтяне употребляли более четырех тысяч лет назад, и по ним восстановил картину производственной жизни туземного населения в те далекие времена.

Статьи Стимсона по этому вопросу принесли ему звание профессора.

Но самым главным достижением ученого были исследования, связанные с одной из древнейших египетских пирамид, расположенной милях в сорока от Каира. В течение ряда лет Стимсон производил вокруг пирамиды раскопки, точно установил ее происхождение и историю, вскрыл целый комплекс могил и храмов, составляющих, так сказать, свиту этой пирамиды. Работы Стимсона, посвященные ей, создали ему славу в ученом мире и принесли немало лестных отзывов и почетных медалей. Английская наука считала Стимсона одним из ведущих египтологов, а египетское правительство дорожило его услугами и щедро снабжало необходимыми средствами.

Когда началась война, Стимсон был мобилизован, но это мало отразилось на его жизни и работе. Правда, он носил теперь погоны майора, но, как известный ученый, занимал почетное положение в штабе, пользовался различными привилегиями и по-прежнему продолжал вести раскопки в районе своей пирамиды.

Проглотив порцию бекона с поджаренными яйцами и выпив чашку густого чая с молоком, Стимсон стал просматривать газету. На английских фронтах не было ничего интересного, зато вести со Сталинградского фронта носили сенсационный характер.

«Хорошо, что русские стали бить немцев, – подумал майор. – Надо выровнять военную ситуацию. Легче будет прийти к здоровому компромиссу».

Потом он вернулся к своим работам и с особенным удовольствием вспоминал о последнем успехе: ему удалось раскопать могилу третьей жены фараона. Это была блестящая находка. Усыпальница находилась на глубине 200 футов. К ней вел узкий зигзагообразный коридор, спускавшийся все ниже и ниже. Потолок коридора поддерживали большие деревянные балки, которые не истлели, несмотря на пять тысяч лет, пронесшихся над этой могилой, – так суха была почва, в которой они лежали. Усыпальница была отделана голубыми изразцами дивной красоты. На каменном постаменте находились две прекрасно сохранившиеся мумии: третьей жены фараона и ее малолетней дочери.

Конечно, Стимсон снял со стен усыпальницы изразцы и отправил их в Лондон. Туда же он отправил и мумию третьей жены фараона. За столь ценные подарки Стимсон удостоился специальной благодарности со стороны ученых инстанций Англии. Это было приятно и вполне заслуженно. А мумию малолетней дочери Стимсон отдал египтянам.

Закурив сигару, он раза два прошелся по комнате. Да, сегодня он определенно был в хорошем настроении! Война войной, но его личные дела шли прекрасно.

Вошла горничная-англичанка и сказала:

– Там вас человек спрашивает, сэр… С раскопок… Очень спешно, сэр…

– С раскопок? – удивился Стимсон. – Как его зовут?

– Он называл свое имя, но я не могла запомнить, – отвечала горничная. – Эти египетские имена такие трудные, сэр.

– Позовите его сюда, – приказал Стимсон.

Минуту спустя в дверь осторожно просунулся невысокий египтянин. Он был худ и костляв, на светло-коричневом лице ярко выделялись белки глаз, в волосах просвечивала седина.

Египтянин, видимо, чувствовал себя неловко в изысканной обстановке европейского дома и старался стушеваться среди этих стульев, диванов, шкафов. Он усиленно кланялся майору и поминутно прижимал руки к вискам, точно извиняясь за свое вторжение.

– Как? Это ты, Ибрагим? – с изумлением воскликнул Стимсон. – Зачем ть явился?

Ибрагим был старшим рабочим, чем-то вроде прораба на раскопках Стимсона, и до сих пор никогда их не покидал. Должно было случиться что-либо из ряда вон выходящее, для того чтобы заставить его отправиться в Каир.

Ибрагим, еще раз прижав руки к вискам, склонился почти до земли и горестно воскликнул на ломаном английском языке:

– Болшой беда, господин!.. Болшой беда!

– В чем дело? – быстро спросил Стимсон. – Обвал на раскопках?

При виде Ибрагима Стимсону прежде всего пришла в голову мысль, что на раскопках храма случилась катастрофа. Однако Ибрагим отрицательно покачал головой и еще раз повторил:

– Болшой беда! Нехороший беда, господин…

Стимсона охватило нетерпение:

– Да что же произошло? Расскажи толком! Легко было хозяину приказать «расскажи толком!», но как трудно было это выполнить бедному Ибрагиму! Его английский язык был очень скуден и коряв. Потребовалось больше часа, прежде чем из скупых слов, жестов и гримас Ибрагима Стимсон, наконец, смог хотя бы примерно представить себе, что заставило Ибрагима явиться в Каир. Вот что рассказал ему старший рабочий на раскопках.

В ночь на 23 ноября Ибрагим вышел по нужде из своего домика. Ярко светила луна, и все было хорошо видно. Вдруг он услышал человеческие голоса. Притаившись за одним из камней, Ибрагим стал наблюдать, что происходит. У входа в могилу третьей жены фараона он увидел четыре автомобиля. Из них вышло человек десять. Людей этих Ибрагим никогда раньше не видел, но одного из них легко узнал: то был Абдулла, тот самый Абдулла, который раньше работал на раскопках, но с полгода назад стал сильно пьянствовать, поссорился с Ибрагимом и был уволен, после чего спутался с какими-то воровскими шайками.

Абдулла и в этот раз был очень навеселе, громко кричал, ссорился со своими товарищами и все время повторял: «Что бы вы стали делать без меня?»

Потом приезжие вытащили из машин три тела, связанные по рукам и ногам, и понесли их в могилу третьей жены фараона.

Абдулла шел впереди и показывал дорогу. Два человека остались сторожить автомобили, остальные скрылись в могиле. Час спустя они вновь вышли из могилы, но тел с ними не было. Теперь Абдулла стал еще шумнее. Он кричал, хохотал, хлопал по плечу вожака банды и требовал особой награды. Ибрагим расслышал, как Абдулла два раза крикнул: «Ни на земле, ни над землей, ни на воде, ни под водой, и ни одной капли крови! Ха-ха-ха!.. Что бы вы сделали без меня?»

Вожак сердился и в конце концов ударил Абдуллу по лицу. Потом все вскочили в автомобили и умчались. Тогда Ибрагим решил, что произошло какое-то несчастье, и тут же, ночью, ушел из дому в Каир, чтобы известить господина о случившемся. Денег у него не было, пришлось идти пешком. Он шел почти без остановки, вконец измучился и вот прибыл все-таки в Каир…

Выслушав Ибрагима, Стимсон позвал горничную и приказал:

– Накормите этого человека и уложите его спать. Но никуда не выпускайте. Он мне скоро понадобится.

Затем майор Стимсон отправился к начальнику штаба. В ответ на просьбу о немедленном приеме секретарь начальника, замахав руками, воскликнул:

– Это совершенно невозможно! У начальника сейчас конференция с шефами полицейских властей из-за этой несчастной истории с тремя русскими… Сбились с ног – и никаких результатов!.. Вам придется заехать часа через два.

– Я хочу видеть начальника штаба, – сказал Стимсон, – как раз в связи с исчезновением трех русских.

– О, это совсем другое дело! Я сейчас же доложу.

Минуту спустя Стимсон, поздоровавшись с начальником штаба, внушительно произнес:

– Я, кажется, нашел ключ к загадке, которая вас мучит…

Потапов медленно, с трудом открыл глаза. Веки были точно свинцовые. Кругом, царила тьма – густая, глубокая. Нигде ни малейшего луча или проблеска света. Он прислушался. Ни звука! Везде мертвая, ничем не нарушаемая тишина.

Голова разрывалась от боли. Казалось, кто-то неумолимый бил в мозгу молотком.

«Где я?» – подумал Потапов.

Он попробовал шевельнуться и вдруг ощутил острую боль во всем теле. Руки и ноги его были связаны. Тонкая веревка опутывала все тело, врезаясь в кожу, в мышцы.

В голове Потапова вдруг, точно молния, мелькнуло: лунная ночь… пирамида Хеопса… Степан и Таня… Потом внезапный удар сзади… Какой-то ковер, накинутый сверху… Странный острый запах… И тьма, беспросветная тьма…

Потапов терялся в догадках. Где он?.. Один или вместе с Петровыми?.. Что ждет его?.. Кто совершил преступление? Почему?.. Мрак и молчание, царившие кругом, не давали никакого ответа. Однако полусознательно, полуинстинктивно он чувствовал, что это не простой бандитизм. Здесь было что-то антисоветское…

Преодолевая страшную боль, Потапов сделал попытку разорвать связывавшие его путы. Но, хотя природа наградила его железными мускулами, попытка оказалась тщетной. Веревка была тонкая, но крепкая и, впиваясь в тело, причиняла невыносимую боль.

Что же делать? Неужели так вот лежать и ждать, пока какой-нибудь фашистский негодяй прирежет тебя, как барана? Нет! Не на такого напали!

Мысль быстро работала, к сердцу то и дело подступала горячая волна… Что делать?

И вдруг Потапова осенило. Он вспомнил, что в тот роковой вечер по пути к пирамиде он купил в лавочке лимонад и сунул его в карман. Сейчас кисть правой руки была крепко привязана как раз к этому месту и под ладонью ощущалась округлость бутылки. Видимо, бандиты второпях не заметили ее.

Собрав все силы, он рывком перевалился на правый бок, потом на спину, снова рывком на правый бок, на бутылку. Еще и еще… Было очень больно, в глазах пошли красные круги, но бутылка, наконец, треснула. «Жаль, лимонад пропадает, пить чертовски хочется», – подумал он, когда прохладная влага потекла вдоль ноги.

Острые осколки впились в тело, теплые струйки крови заливали бок. Но зато тугие кольца веревки на правой руке сразу ослабели.

Потапов стал усиленно двигать онемевшими пальцами. Когда в руке восстановилось кровообращение, он попытался высвободить кисть. Трудно было бы сказать, сколько минут или часов ушло на это. Тьма и молчание вокруг гасили всякие представления о времени.

В конце концов, после долгих и мучительных усилий, правая рука оказалась свободной. Едва отдышавшись, Потапов нащупал осколок раздавленной бутылки. Схватив драгоценную находку, капитан стал медленно и осторожно перепиливать осколком веревку. Работать было очень неудобно, боль в боку все усиливалась, липкая кровь растекалась по полу. Несмотря на свою громадную силу, Потапов быстро уставал. Ему казалось, что язык распух и занял весь рот. Все чаще приходилось делать передышки. «Чертовски крепкая веревка, из проволок, что ли?..» – мелькало в его затуманенном мозгу.

Наконец одно из колец веревки лопнуло!

Теперь главное было сделано. Все другие звенья сразу обмякли. Потапов стал постепенно освобождаться от пут…

Веревка была сброшена, но тело казалось чужим. Оно горело от боли, плохо повиновалось воле разума. Потапов попробовал встать и со стоном повалился на землю. Еще одна попытка, еще и еще одна… Он должен встать на ноги, и он встанет!

И вот Потапов встал. Он поднял вверх руку – потолка не было. «Где же я? – снова подумал он. – Если это могила, то, видимо, она необычайно велика… Где же я?»

И он начал медленно и осторожно исследовать таинственную каменную ловушку. Протянув руки в кромешную тьму и ощупывая концом носка каждый сантиметр пола, пленник фараоновой могилы стал продвигаться вперед. Сделав шага четыре, он наткнулся на каменную стену и пошел вдоль нее. Скоро стена повернула под прямым углом влево. Послушно пройдя вдоль нее, он через несколько шагов снова уткнулся в угол. Постепенно становилось ясно, что помещение имеет форму прямоугольника, сложенного из крупных блоков.

На одной из стен Потапов обнаружил на уровне груди неглубокую нишу. В противоположной стене оказалась узкая выемка, загороженная каменной плитой. Что это? Дверь?

Потапов исследовал пальцами края плиты и обнаружил пазы и широкий порог. Сомнений не оставалось – перед ним была дверь! Он с яростью навалился на нее плечом, толкал руками, бился всем телом. Но тщетно, плита не поддавалась.

В изнеможении опустившись на пол, Потапов стал обдумывать положение. По внешнему периметру этот каменный мешок был обследован. Но какие сюрпризы могут быть в середине?

Потапову невольно пришел на память рассказ Эдгара По «Колодезь и маятник», который он как-то прочитал еще в вузе. Что, если в середине могилы, как это было в рассказе американского писателя, устроен бездонный колодец, в который при неосторожном шаге можно свалиться?.. Он стал на колени и начал неуверенно шарить руками по земле. Обшаривая каждую пядь пространства, Потапов медленно пополз по диагонали – из угла в угол. Вдруг руки его на что-то наткнулись. Он инстинктивно отдернул их, но тут же снова протянул вперед. Это «что-то» было мягкое и теплое… Неужели человеческое тело? Да-да, конечно, это человек! Но кто же он, его товарищ по несчастью? Петров?

Александр Ильич стал лихорадочно ощупывать тело, густо опутанное веревкой. Легкий китель, в наружном кармане авторучка… Петров! Но где же Таня?

Потапов стал энергично шарить вокруг, и уже через минуту он обнаружил и Таню, ощутил под пальцами легкий шелк ее кофточки. Значит, они здесь, все вместе! На душе стало легче, теплее… Потапов приложил ухо к груди Степана: сердце билось слабо, прерывисто. Он прислушался к Таниному сердцебиению: еще слабее и глуше. Но, как бы то ни было, они живы. Живы!

Схватив осколок стекла, Потапов стал перепиливать веревки, опутавшие друзей. Теперь работа шла быстро и легко. Спустя несколько минут оба были свободны, но тела их по-прежнему бессильно лежали на земле.

«Что же это значит? – с беспокойством спросил себя капитан и тут же понял: – Они, видно, усыплены так же, как и я, но еще не проснулись».

Он хотел было растормошить Петровых, поднять их, но потом решил, что, пожалуй, это им повредит. Пусть сами проснутся. А пока…

Что же делать пока? Неужели просто ждать?

Некоторое время он находился в нерешительности, но потом мелькнула мысль: «Если дверь нельзя открыть, ее можно подкопать».

Схватив найденный на полу плоский камень, капитан начал работу. Сперва надо было узнать, как глубоко сидит в земле порог. Оказалось, что не больше чем на фут. Это сильно обнадежило Потапова, и он энергично принялся за дело. Руки его ныли от боли, пот слепил глаза. Но он упорно копал и копал. Под дверью уже была глубокая яма, в которую Потапов ушел почти по пояс. Он начал рыть проход под порогом.

В это время застонал Степан. Выскочив из ямы, Потапов схватил друга за плечи, сильно потряс его и хрипло прошептал:

– Степа, проснись!..

Степан медленно, чуть слышно спросил: – Это ты, Саша?.. Где мы?.. Где Таня?..

– Вставай, вставай скорее! – торопил Потапов, все еще тряся Степана. – Таня рядом! Она еще спит… Мы в какой-то подземной могиле… Вставай!

Сознание постепенно возвращалось к Степану, но онемевшие члены плохо слушались, мучила жажда. А Потапов между тем продолжал:

– Я нашел дверь, подрываюсь под нее… Но одному трудно… Торопись!

Степан пытался встать, но это удалось ему не сразу. Кружилась голова, подгибались ноги.

Потапов подхватил его сзади. Степан сделал два-три неверных шага, бессильно опустился около Тани и нежно коснулся ладонью ее лба.

– Ну, Саша, говори, что делать? – спросил он товарища.

Оба поползли к двери. Теперь Потапов рыл, а Степан выбрасывал из ямы землю. Работа пошла быстрее.

Трудно сказать, как долго, то и дело меняясь, они работали. Мрак и тишина, царившие кругом, создавали впечатление, будто они существуют вне времени и пространства. Подкоп становился все глубже и шире. Казалось, еще немного – и сквозь образовавшийся лаз можно будет выбраться из могилы. Куда? Что там, по ту сторону каменного порога?..

Зашевелилась Таня. Степан выскочил из ямы и стал осторожно растирать ее онемевшее тело.

Вскоре Таня пришла в себя, а еще через несколько минут уже все трое работали: Степан и Александр Ильич копали землю, а Таня ее отбрасывала.

Руки мужчин были до крови разбиты камнями и галькой, пот лился ручьями по их полуобнаженным телам, глубокая усталость все сильнее сковывала движения.

Вдруг откуда-то издалека, точно из-под земли, пришли странные звуки… Сначала они были смутны и неясны, но постепенно становились все более отчетливыми, гулкими, страшными.

Пленники каменной могилы замерли. Что это?..

Прошло еще несколько минут… Послышались голоса – возбужденные, нестройные. Кто же они, эти люди, враги или друзья?

Потапов возбужденно воскликнул:

– Берите камни покрупнее! Если это враги, будем драться до последнего!

Все трое, бросив работу, встали перед дверью, готовые обрушить камни на головы тех, кто проникнет внутрь.

По ту сторону раздались крики… Потом стало ясно, что там разбирают тяжелые плиты. Сверху посыпались мелкие осколки. Каменная дверь дрогнула и стала чуть-чуть приоткрываться… Красноватый свет факела внезапно ворвался в образовавшуюся щель. Просунулся толстый лом и начал понемногу расширять отверстие. Протянулась чья-то рука… Кто-то шумно дышал, налегая на железный рычаг…

Наступили решающие секунды. Пленники могилы, высоко подняв над головами каменное оружие, с напряжением вглядывались во все раздвигающуюся щель. Вдруг снаружи кто-то громко воскликнул по-английски:

– Неужели они погибли?!

Вздох облегчения вырвался из груди пленников. Нервы их сразу обмякли, угрожающе поднятые камни выпали из рук…

В полосе красного света факела показалась фигура английского офицера. Это был майор Стимсон.

– Осторожно! За порогом яма!.. – крикнул Степан.

– Вы живы? Все живы? – быстро спросил Стимсон.

– Да, все живы!

– Ну, слава богу! – воскликнул Стимсон. Перепрыгивая через яму, в могилу вошло несколько человек: Стимсон, шеф английской военной полиции, начальник египетской полиции, врач, медицинская сестра…

Три дня спустя, ранним утром, Петровы и Потапов стояли на каирском аэродроме.

Драматическая история, невольными героями которой они оказались, вызвала большое волнение в египетской столице. Властям удалось ничего не пропустить в печать, зато Большой базар на все лады обсуждал эту сенсацию. Впервые Азис-Абеб потерпел неудачу и вызвал гнев своего покровителя. Азис-Абебу, правда, удалось удержаться во дворце, но престижу его был нанесен сильный удар. Абдуллу арестовали, и от него, как ниточки, потянулись пути почти ко всем членам шайки Ахмеда. Самому Ахмеду, однако, удалось скрыться.

Среди членов этой шайки оказался и Антон Фролов. Когда выяснилось, что Антон – брат мадемуазель Фроловой, Фрай не на шутку перетрусил. Фролова была немедленно уволена из штаба. Шли упорные слухи о том, что Аннет сыграла весьма неблаговидную роль в истории с похищением советских офицеров и что она вынуждена будет разделить со своим братом гостеприимство каирской тюрьмы. Однако нашлись люди, которые решили вопрос иначе: «за недостатком улик» Аннет была оставлена на свободе. Но зато был арестован «александрийский журналист» Селим Сейид. Он оказался агентом итальянской разведки и был тесно связан с кликой Фарука.

Наши путешественники два дня провели в больнице. Заместитель начальника штаба приезжал к ним с выражением официального сожаления по поводу «неприятного инцидента». Он обещал, что виновные будут строго наказаны.

Из больницы Степан послал в Москву подробное сообщение о происшедшем и получил в ответ ободряющую телеграмму от контр-адмирала Карпова.

На третий день Петровы и Потапов выписались из больницы. Начальник штаба сказал полковнику Мекензи:

– Отправляйте их возможно скорее в Кейптаун! А то, боже избави, произойдет еще какая-нибудь история…

И вот наши путники оказались на аэродроме. К отлету приехала вся семья Маклинов. Прибыл также официальный представитель штаба.

Люсиль, не сводя синих глаз с Тани, быстро, точно захлебываясь, говорила:

– Танья, я хочу быть врачом, как вы… Когда я вырасту, я вообще хочу быть такой, как вы…

Наступили последние предотлетные минуты. Запоздавшие пассажиры торопливо бежали к самолету. Среди них Таня заметила двух негров. Вдруг стоявший рядом с трапом краснолицый бурский полковник громко закричал, обращаясь к стюарду:

– Зачем вы пустили этих черных обезьян? Ведь в самолете белые!

– У них все документы в порядке, сэр, смущенно, точно оправдываясь, пробормотал стюард.

Маклин сделал вид, что не заметил этого инцидента; он, казалось, весь ушел в беседу с начальником аэропорта.

«Однако, – подумал Степан, – нравы…» Петровы и Потапов стали прощаться с провожающими.