Меньшая и более удаленная луна Дюрента давала очень слабый свет, но все же он был более ярким, чем Рааб предпочел бы сейчас. Напрягая глаза, он всматривался вперед, пытаясь разглядеть малейший намек на движение или более темное пятно в темноте, что могло оказаться вражеским патрульным блимпом. Несколько разбросанных по Северной Стоянке ламп остались за кормой «Пустельги» и теперь представляли некоторый риск, поскольку на фоне этих ламп мог быть виден ее силуэт. Но этот риск был необходим, потому что необычная светомаскировка неизбежно привлечет внимание вражеского патруля, не говоря уже о шпионах, которых Мэдерлинк несомненно имел на столовой горе.

Хотя весла в щелях были тщательно обернуты пропитанными жиром тряпками, Рааб сейчас не беспокоился о производимом ими шуме. Мощный гул Внутренней реки, сорвавшейся с утеса и. превратившейся в длинный водопад, полностью заглушал все обычные звуки. Теперь, когда «Пустельга» перевалила через край, гул стал больше, чем шум; это был гром, который сотрясал воздух, который так же ударял по коже человека, как и по его барабанным перепонкам; это был оглушающий грохот, сочетающий в себе гром огромных кузнечных молотов, тарелок и басовых барабанов. Рааб, опершийся рукой на передние перила, ощущал дрожь даже в них.

Он едва слышал ломающийся тонкий голос Бена Спрейка, отсчитывающего ритм. Он почувствовал рядом плечо триммера Олини, наклонился ближе к его уху и крикнул:

— Сжатие на один оборот!

Он почувствовал, как Олини потянулся вверх, освободил тормозной храповик и повернул штурвал, хотя не мог слышать, скрип оснастки. Но зато он ощутил, как «Пустельга» накренилась и опустила нос. Он уловил едва слышный ритм и присоединил свой более твердый голос к хриплому голосу Бена. Он не пытался ясно произносить слова, потому что гребцы все равно улавливали только ритм, зная, что они безо всякого принуждения тянут весла, прикладывая все силы. Этот ужасный грохот, бомбардирующий людей, действовал на них сильнее, чем какой-нибудь хлыст. Даже он, проходивший над этим краем много раз, чувствовал, как первобытный инстинкт толкает его на паническое бегство ради спасения.

Теперь, перейдя в небольшое пике, «Пустельга» брала дополнительную скорость. Это было превосходно. Он был готов пожертвовать целой милей высоты, лишь бы набрать скорость, прорваться; через блокаду; как можно дальше уйти на север от столовой горы, прежде чем взойдет вторая большая луна. И как можно дальше уйти от этого ужасного грохота.

Пролетели секунды, минуты, час… Шум водопада еще казался самым могущественным звуком во вселенной, но теперь он затихал позади них. Сейчас он мог ясно слышать охрипший, надтреснутый голос Бена. Он думал о том, что в баллоне «Пустельги» слишком мало газа, и надеялся, что выбранная траектория спуска не слишком крутая. Он не знал точно, до какой высоты они могли, не опасаясь, спускаться в постоянно увеличивающемся давлении воздуха, прежде чем достигнут критической точки, когда внешнее давление на баллон превысит внутреннее, что могло привести к крушению блимпа. Он начал сжимать баллон так, что плавучесть стала отрицательной, и блимп вошел в необратимое погружение.

— На корме — сжатие на пол-оборота. Убрать пол-оборота впереди, — и услышал подтверждение в получении приказа с кормы от триммера Хэмпела.

«Пустельга» постепенно выровняла киль.

Он предоставил гребцам десятиминутный отдых, затем они двинулись дальше. Прошел еще час. Шум водопада сейчас доносился до них едва слышным ворчанием. Это даже удивило его: что стали слышны обычные звуки — слабый стук складывающихся лопастей, шепот самих весел, рассекающих воздух (здесь он был заметно плотнее, чем на столовой горе), скрип оснастки и учащенное дыхание людей. Он напряженно прислушался к крикам какого-то маленького вездесущего, который вылетел на ночную охоту. Если он начнет преследовать «Пустельгу» и привлечет других своих сородичей, как это часто случалось, стая может своими криками выдать их какому-нибудь затаившемуся в темноте и находящемуся довольно близко вражескому блимпу.

Но вездесущий направился в какое-то другое место.

Рааб оглянулся и посмотрел в направлении Лоури. Не было видно ни огней Северной Стоянки, ни каких-либо других огней, но он различил чуть более светлое небо над абсолютно черной массой столовой горы. Он еще мог слышать водопад, но сейчас это был только шепот. Он посмотрел в сторону восточного горизонта, чтобы с помощью хорошо знакомых звезд определить время, но ничего не увидел.

— Бен… раскачай немного корзину, ты понял? Бен ничего не ответил, но затем хрипло приказал:

— Весла левого борта — удар с запозданием. Назад… назад… стоп… стоп. Тяни… тяни.

Даже хриплый голос не мог скрыть его мрачной угрюмости. Рааб усмехнулся в темноте. Не совсем удобно отсчитывать ритм, когда твое горло сорвалось от крика.

Благодаря разрозненным ударам весел, «Пустельга» начала раскачиваться из стороны в сторону, и, когда корзина начала отклоняться на двенадцать-тринадцать градусов от вертикали, Рааб увидел на востоке знакомые красноватые звезды. Бетельгейзе. Земля, подумал он, находилась где-то за этим отдаленным гигантом. Времени прошло гораздо больше, чем он думал. Большая луна могла взойти меньше чем через час.

— Все нормально, Бен. Выравнивай киль.

Бен прекратил двойной отсчет, и качка перешла в обычное мягкое раскачивание.

Спустя четверть часа Рааб услышал впереди что-то такое, что заставило его насторожиться. Он сжал перила, повернул голову и тихо сказал:

— Все весла стоп! — Прислушавшись, он услышал подобный звук немного западнее. — Встать к балансировочным штурвалам! — Затем он спросил Олини голосом, который даже ему самому показался взволнованным: — Эммет, ты слышал это?

— Да, сэр, — спокойно ответил Олини. — Свистки с блимпа. Рааб вздрогнул.

— Я думаю так же. Если они создали звуковой барьер, они должны были отодвинуться подальше, чтобы водопад не заглушал все… Проклятье! Вместо того чтобы двигаться на север в горизонтальном полете, мы сможем пройти только спускаясь под углом вниз.

— Не сомневаюсь, — сказал Олини, — что они установили звуковые барьеры на разных уровнях. Они могли разместить здесь много блимпов, включая корабли связи и даже грузовые суда. — Я тоже так думаю.

Рааб обдумывал свои дальнейшие действня, и его маленький палец пульсировал. Что он должен сделать, если учесть, что в баллоне «Пустельги» было так мало газа? Он не мог подняться вверх и пройти над линией заграждения. Он прислушался к свисткам, следующим через равные интервалы. Они были едва слышны, поскольку. «Пустельга». пока находилась на некотором удалении. А если он подойдет ближе и начнет пересекать звуковой барьер? Эхо отразится от баллона «Пустельги» и скажет близко затаившемуся в темноте врагу о их присутствии. Но он также не мог и поднырнуть под звуковой барьер, потому что….

Но «Пустельга» довольно легко и быстро выровнялась на этой высоте. К тому, же она несла небольшой экипаж, облегченную оснастку и более чем скудный запас пищи. Значит, она должна выдержать еще один небольшой спуск…

— Сжатие на один оборот впереди!

Он услышал затрудненное дыхание Бена.

— Сэр…

— Замолчи! — резко приказал Рааб, зная и без этого боязливого карканья, в какую рискованную авантюру они влезли. — Всем веслам — пол-удара. Назад… стоп… тяни.

Он примерно с минуту отсчитывал ритм, а затем приказал заняться этим Бену.

Они двинулись вниз, но на этот раз не так быстро, как в прошлый, потому что гребцы ослабили удары веслами. Он не имел балласта: мешки, висевшие по бортам корзины, были пусты. Также они не имели никакого груза, который в случае крайней необходимости можно было выбросить за борт. Принимая это решение, он взял на себя большую ответственность.

— Убрать четверть оборота впереди, — приказал он и услышал скрип штурвала Олини.

В темноте была невозможно определить, насколько они спустились. Он действительно ощущал возрастание давления, или только представлял себе, что ощущает это? У него заложило уши, и, чтобы избавиться от этого, он несколько раз резко вдохнул и выдохнул воздух через нос.

— Все весла — стоп.

Если не считать слабый скрип дерева и веревок, в корзине стояла полная тишина. «Пустельга» продолжала медленно скользить вниз. Свистки теперь доносились с обеих сторон, но они не очень беспокоили его — «Пустельга» была слишком маленькой целью, чтобы отразить эхо. Но, если они пересекут звуковой барьер точно или почти точно между двумя блимпами, заглушит газовый баллон свистки или нет? Он мог представить себе, как вражеский офицер, держа в руке деревянный молоток, наклоняется к свистку и ударяет по отполированной пластине природного кварца, некоторые из которых доходили до ярда в диаметре, а затем неподвижно и не дыша стоит, напряженно вслушиваясь в эхо. Опытный свистун по эху мог различить довольно много вещей: направление движения, размер судна и даже сколько газа в баллоне.

Спуск «Пустельги» не замедлялся.

Внезапно все инстинкты Рааба пронзительно заверещали.

— Хватит! — крикнул он громким шепотом. — Убрать сжатие впереди. Оставить четверть оборота на корме!

— Джеран, надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — спросил Кадебек. Его низкий голос дрожал так, словно в этих словах он выплеснул все чувства, которые скопились в нем за последние полчаса.

— Если даже не знаю, уже слишком поздно, — ответил Рааб, чувствуя, как все пересохло у него во рту. — Хэмпел, оставь четверть оборота.

— Но сэр… — пропищал Бен. Рааб проигнорировал это.

— Все весла — полный удар! Назад… стоп… тяни! Бен…

Бен, вероятно, вспомнивший о флотской дисциплине, начал дрожащим голосом отсчитывать ритм. Рааб крепко сжал руками передние перила. Свинцовая тяжесть опустилась в его желудок. «Пустельга» понемногу выравнивалась, но ему казалось, что она все еще теряет высоту. Окружающий воздух казался плотным и удушливым.

— Эммет, помоги мне перенести все пожитки на корму! Эммет безмолвно спустился вниз. Рааб нащупал свой ранец и потащил его по узкому проходу между рядами гребцов. Блимп сейчас медленно раскачивался, но качка усиливалась. Он положил ранец на корме и пошел за другими вещами; отступил в сторону и пропустил Олини; подхватил чей-то чемодан и понес на корму.

— Убрать сжатие на корме!

Казалось, что Хэмпел, исполняя приказ, очень торопился освободить тормозной храповик и повернуть штурвал.

Когда все вещи были перенесены на корму, Эммет Олини, не говоря ни слова, остался там вместе с Раабом. Корма была переполнена, и Рааб, стоявший около Бена, мог чувствовать дрожь белокурого офицера. Рааб постоял там некоторое время, затем с трудом перебрался на свободное место и двинулся туда, где Поки Рэйджер, задыхаясь и. кряхтя, тянул весло, стараясь не отстать от ритма.

— Подвинься! — сказал он и взялся за рукоять весла.

Он не ожидал, что вымотавшийся коротышка, а так, казалось, и было, оставит руки на рукоятке весла и будет помогать Раабу тянуть его. Раабу казалось, что почти осязаемый плотный воздух создает вокруг них угнетающую атмосферу. Свистки, доносившиеся до них, были явно сзади и сейчас едва слышались. Но были и другие звуки, которые посылали волны беспокойства по его вспотевшей спине: снизу слабо, но отчетливо доносились пронзительные крики и рев обитателей джунглей, хлопки крыльев, когда они перемещались над невидимыми джунглями И вели свой вечный бой ради жизни и пищи. Боже, как низко опустилась «Пустельга»!

Но она больше не опускалась, он был почти уверен в этом! Он знал наверняка, что они достигли и проскочили критическую точку для такого немощного блимпа. Но все же, немного задрав нос кверху, она еще держалась в воздухе, а удары весел, противодействуя отрицательной плавучести, медленно, но верно проталкивали ее вверх. Сейчас возник другой вопрос (он занял все мысли Рааба и колотился в его пульсе, словно трубы Судного Дня), как долго обычные люди, полуголодные, многие из которых не казались слишком сильными еще до начала путешествия, смогут продолжать тянуть весла. Уже сейчас корзина была наполнена шумом задыхающихся в мучениях людей.

Но люди, знающие, что их жизни брошены на чашу весов, выдержат эту муку — выдержат сырость, обжигающую их легкие, боль, ощущаемую в каждом мышечном волокне, тошноту в пустых желудках, сжавшихся под напряженными брюшными мускулами. Двоих или троих из них действительно рвало; их ужасное рыгание смешалось с мучительно тяжелым дыханием и всхлипываниями от безнадежности усилий. В голове Рааба сверкнула мысль, что воздух, которым они сейчас дышали, обладает одним ценным качеством. Да, он усиливает их пытку, приносит им ощущения, словно они заживо похоронены, заставляет их первобытные инстинкты визжать от негодования, но дает возможность их истощенным легким получать больше кислорода.

Казалось, они невероятно долго боролись со своими инстинктами, пытающимися заставить их остановиться. Спустя две или три вечности, Рааб, все еще не веря себе, понял, что окружающий воздух стал чуть-чуть реже и немного прохладнее, а затем он почувствовал, что из его носа течет тонкая струйка крови. Он был абсолютно вымотан, и, чтобы его голос был услышан, ему пришлось ужасно потрудиться. Но он справился с этим и кое-как проквакал:

— Все весла стоп!

Он резко упал и с минуту лежал на грани обморока, почти надеясь, что он все-таки лишится сознания, чтобы на время не чувствовать невыносимую боль В легких и мускулах. Затем он с огромным усилием поднял голову и заплетающимся языком пробормотал:

— Мы сделали это. Мы… остались на плаву.

— Все весла — пол-удара.

Слова все еще отзывались болью в его легких. Сейчас, собравшись с силами, он стоял на своем обычном месте около передних перил, зная, что после двухчасового сна снова будет в полном порядке. Кровь из иска больше ни у кого не текла, и все, кроме Бена, который все таким же ровным голосом отсчитывал ритм, ухитрились проглотить один или два сэндвича. Вместо этого Бен промочил свое горло фруктовым соком. Никто сейчас не находился в сколько-нибудь серьезном состоянии.

Первая из больших лун сейчас полностью вышла из-за горизонта. Рааб рассеянно посмотрел в ее направлении и вспомнил, как однажды, путешествуя со своим отцом, он видел какой-то далекий блимп, вырисовывающийся четким силуэтом на фоне такой луны. Это был тот самый момент, когда он впервые узнал, что ощущают люди, посвященные в жизнь летающих блимпов, и впервые почувствовал, что любовь, вспыхнувшая между ним и Флотом, останется на всю жизнь. Так или иначе, черный силуэт медленно двигался на фоне луны, выкристаллизовывая в его сознании понятия о том, какое огромное небо было в действительности и как далеко оно могло завести человека, и что блимпы могли сделать из человека гораздо больше, чем просто человека. И с тех пор до сегодняшнего дня он никогда не ощущал себя живым и счастливым, если его ноги стояли на земле.

Конечно, это луна — или ее подруга, которая должна взойти пару часов спустя — могла выдать «Пустельгу», если удача отвернётся от них. С блимпа, находящегося в пределах мили к востоку от них или висящего над головой; можно было ясно их видеть; и кроме того, всегда оставался слабый шанс, что силуэт их корабля может четко выделяться на фоне луны, как тот неизвестный блимп в его отрочестве. Но все-таки больше говорило за то, что сейчас они далеко ушли от зоны блокады. И вероятность этого требовала от него большей решимости.

Он повернулся и взглянул на корму корзины. Усталость экипажа проглядывала в каждом мучительном взмахе весел.

— Все весла стоп. — Он устало усмехнулся, услышав вздох облегчения. — Ребята, уберите весла и повесьте их за бортом, но не забудьте проверить веревки. Здесь можно спать в такой же безопасности, как и в любом другом месте. Триммеры Олини и Хэмпел, сделайте и раздайте сэндвичи, вы поняли? А фруктовый сок давайте в неограниченном количестве.

Рааб не давал себе расслабиться до тех пор, пока не удостоверился, что все накормлены и удобно устроены. Два триммера спали на подстилках, которые они постелили на своих концах корзины. Бен Спрейк расположился около Хэмпела. Гребцы свернулись в клубки на прокладках своих собственных сидений. Кому не хватало сорока пяти дюймов длины сиденья, выставили ноги в проход, а некоторые отвязали прокладки и расположились на досках под сиденьями. На такой высоте в такое время года никто не беспокоился о том, чтобы укрыться чем-нибудь.

Горизонтальная площадка с верхней части метателя гарпунов, который занимал восемь футов с правого борта на носу корзины, служила кроватью Раабу. Эта площадка, ширина которой составляла три с половиной фута, со стороны, примыкающей к борту, была обита доской, препятствующей ему выпасть за перила. Человек, повернувшись во сне, мог упасть за борт, и кто-то позаботился о его безопасности. Но сейчас Рааба это не волновало. Пока не успели уснуть последние несколько человек, он сказал:

— Первую двухчасовую вахту я отстою сам, а для второй разбужу Бена Спрейка и Эммета Олини. Через два часа после этого мы двинемся дальше.

Вторая большая луна (ее назвали «Золотистая», потому что она была желтее первой — «Серебристой») поднималась сейчас, и это означало, что ему осталось стоять на вахте около пятнадцати минут. Он лежал на левом боку и лениво наблюдал восход луны через свисающую над корзиной веревочную петлю. Конечно, Золотистая была сейчас в меньшей фазе, чем Серебристая, что являлось следствием угловых соотношений между Дюрентом, двумя лунами и солнцем Дюрента.

Он еле-еле приподнялся и сел, так как после погружения осталась боль во всем теле и усталость, затем слез с метателя гарпуна, используя в качестве лестницы бортовой шкафчик, подошел к передним перилам и посмотрел вниз. Пятнистое море тумана, призрачно вырисовывающееся в двойном свете лун, скрывало раскинувшиеся внизу джунгли. Раньше, когда он совершал путешествия в дневное время, то пролетал над этим районом довольно низко и поэтому ясно представлял себе природу джунглей — толстые ветви деревьев, словно змеи, расползались во всех направлениях и были покрыты изрезанными по краям листьями, достигающими четырех-пяти футов в поперечине; здесь и там торчали из листвы множество скал, в проплешинах болот виднелись темные лоскуты открытой воды. Чтобы поглощать солнечный свет, профильтрованный густым воздухом нижних высот, листва в основном имела темно-зеленый цвет.

Иногда, в дневное время, когда туман не очень густой, вы можете увидеть громадных вездесущих, греющихся на солнышке. Они взбираются на торчащие скалы, сворачивают кольцами свои шестидесятифутовыё тела, а мясистые крылья раскидывают в разные стороны. Ночью, подобной этой, когда особенно сильные вспышки хищничества, спаривания или просто жестокости порождали в джунглях бедлам из визга, криков и мычания, вы можете увидеть, как некоторые большие особи выныривают из тумана в чистый воздух и на всех парусах удаляются в волнообразном полете к более тихим территориям. Но сегодня джунгли были безмолвны.

Протиснувшись между метателем гарпунов и передними перилами, он перешел к противоположному борту и посмотрел вниз с этой стороны. Словно какой-то жирный темный слизень, на поверхности тумана лежала тень «Пустельги». Конечно, если бы наверху был какой-нибудь блимп, это могло бы погубить их, но если такой блимп находился близко или приближался, его собственная тень была бы видна так же ясно.

Рааб устало поднял голову и посмотрел в направлении восточного горизонта. Море тумана простиралось до самого горизонта. Как ночь стирает все краски, так туман почти всегда покрывал эти незначительные высоты.

Где-то вдали за белым горизонтом был расположен Мэдерлинк. Почти девятьсот миль джунглей лежало между самой западной точкой Столовой Горы Лоури и восточным краем большого Мэдерлинка. Покоренный, если не прочно завоеванный Мэдерлинком, Оркет находился на две третьих ближе к Мэдерлинку, но южнее прямой линии между Мэдерлинком и Лоури. Так же как и Лоури, он находился вблизи морского побережья, которое в этой части южного континента тянулось почти по прямой линии, и от него до Мэдерлинка была, добрая сотня миль. Западнее и восточнее Лоури были другие столовые горы, но Оркет, Мэдерлинк и Лоури — единственные обитаемые, потоу что все другие находились слишком далеко от зоны, называемой страной ущелий, и от гуано-островов.

Он повернул голову и снова посмотрел на Золотистую. Его два часа истекли; даже немного больше, потому что во избежание ошибки он всегда давал припуск. И, устало оторвавшись от перил, он тихо разбудил Эммета Олини. Затем он двинулся на корму по проходу между рядами спящих людей, среди которых некоторые даже храпели, здесь и там перешагивая или обходя торчавшие ноги, и, разбудив Бена Спрейка, вернулся к своей постели, чтобы моментально погрузиться в сон.

— Два часа, капитан.

Рааб проснулся сразу, едва Олини коснулся его, но в его глазах было такое странное ощущение, словно в них насыпали песок. Ворча, как старик, он медленно поднялся на ноги и заглянул за перила. У «Пустельги» теперь было две тени, одна под ней, а вторая с правой стороны, и обе не слишком темные. Он глубоко вздохнул и подумал, что экипаж сейчас чувствует себя не лучше и поднимать его было равносильно садизму. Но он должен был сделать это, и сделал. Он прошел между рядами и поочередно будил людей, стоя около них некоторое время, пока не убеждался, что человек очнулся и вспомнил, что находится в корзине блимпа.

Когда все были разбужены, он обратился к экипажу.

— Теперь, когда мы довольно далеко ушли от Лоури, я могу рассказать вам наши ближайшие планы. В страну ущельев есть путь, который в течение двух поколений был секретом Флота Лоури. — В тусклом свете он всматривался в их лица. — Вы все знаете, что большая Песчаная река протекает по широкому и пригодному для судоходства Ущелью Хаузер. Но большинство из вас не знает, что по ущелью, где протекает приток Большой Песчаной, тоже можно пройти. — Он подождал, пока Солс Хэмпел кончил раздавать сэндвичи. — По этому ущелью пройти почти невозможно; к тому же оно слишком узкое и во многих местах обвалы, заблокировали его. Но там есть довольно большой туннель, по которому может пройти маленький блимп. Очевидно, в половодье, когда воды очень много, приток Большой Песчаной нашел узкую щель и расширил ее, — он услышал тихое ворчание и усмехнулся. — Нам потребуется полтора дня, чтобы добраться до входа в это ущелье. Я намерен войти в него после полудня, если к тому времени нас никто не заметит. Часть, пути мы пройдем ночью, но даже среди дня там почти нет света. Путешествие не будет комфортабельным, но раньше я уже дважды, проходил через него, а триммер Олини был там несколько раз. — Он дал им время обдумать услышанное, пока они жевали свои сэндвичи. — Будут какие-нибудь вопросы?

Казалось, ни у кого не возникло вопросов относительно их дальнейшего пути, хотя Бен Спрейк пробормотал что-то Солсу. Хэмпелу. Но спустя минуту Джон Кадебек тихо сказал:

— Капитан, возможно, это не имеет отношения к делу, но мне кажется, что блокада осталась далеко позади.

Рааб ждал, что представитель экипажа продолжит говорить, но тот молчал, и спустя некоторое время он ответил:

— Да, так оно и есть, но я не сомневаюсь, что шпионы предупредили врага о нашем появлении. В противном случае, они должны были ожидать, что кто-то попытается прорвать блокаду со стороны морского побережья, чтобы как можно быстрее собрать груз гуано, — он сделал паузу, задумавшись. — Но мне все-таки кажется, их действия были слишком шаблонными, чтобы стать действительно эффективными. Они действовали, словно на простом посту наблюдения.

Послышалось перешептывание, а потом Кадебек сказал с усмешкой:

— Выходит, мы не зря ушли раньше срока. Рааб улыбнулся в ответ.

— Лучше скажи, что счастье было на нашей стороне.