Хольд ступил в комнату и остановился на пороге. Картина, представшая перед ним, была весьма странна и неприятна: клубы дыма, мерно покачиваясь, плавали в небольшом помещении и издавали отвратительный едкий запах, смешанный с еще более отвратительным запахом горелых волос; на полу лежали связанные люди, оба то ли мертвые, то ли без сознания — сквозь дым невозможно было разглядеть; на скамье сидел очень странный, словно больной, лысый огромный старик; парню показалось, что дюжина гримас сменилась за один лишь вздох на длинном костистом лице, стоило ему войти сюда.
Пожав плечами, юный врачеватель отвернулся было, но старик вдруг широко открыл глаза и рот и завизжал так пронзительно, так дико, что Хольд на миг растерялся. Подобные крики он слышал с равнины, когда остановил своей дудой ревущую толпу монстров, уже догоняющих Иену и Конана. А сейчас этот старик… Причем он смотрит именно на него, на Хольда, и совсем не обращает вни- мания на гораздо более могучего варвара. Уж если кто и представляет опасность, так только он, но уж никак не Хольд. Странно…
Словно почувствовав его смятение, друзья подошли ближе, а киммериец выступил немного вперед, огромной фигурой заслонив девушку и парня. Он деловито осмотрел комнату, хмыкнул и прошел на середину, туда, где лежали связанные Гром и маленький китаец. Впрочем, Гром уже не был связан. Веревки упали с его запястий как раз в тот момент, когда спутники вошли сюда.
— Ладно уже орать-то, — спокойный, но глубокий и ясный голос Конана оказал неожиданное действие: старик будто споткнулся. Оборвав визг на высокой ноте, он злобно уставился на незнакомца и зашипел что-то невразумительное, но очевидно грязное. В ответ варвар только сплюнул на пол, но в один плевок он умудрился вложить столько презрения и равнодушия, что Иена и Хольд не смогли сдержать улыбки.
— Да провались ты… — все так же безмятежно произнес он, присел на корточки перед мальчиком и потрогал пальцем веревку на его ногах.
— Уйди! — фальцетом выкрикнул старик. — Уйди от них!
— Заткнись, ты, ублюдок, — Конан говорил пока спокойно, но на самом деле едва сдерживал нарастающую с каждым вздохом ярость. Ударить мальчишку так, что тот потерял сознание, да еще связать его! На это был способен только ублюдок. Тихо рыкнув, киммериец взялся за веревку обеими руками, поднатужился и — плотный жгут лопнул, словно нитка в пальцах швеи.
Старик трясся, не в силах сдвинуться с места, хотя одна лишь мысль обуревала его сейчас: бежать. Бежать не от этого неотесанного дикаря, который развязывает кхитайца, но от хрупкого парнишки, с недоумением и гневом смотрящего то на него, то на его поверженных противников. И даже поднявший вдруг голову Гром произвел на него теперь впечатление ничуть не большее, чем капля дождя в пасмурный день. Бежать! Тяжело дыша, он напрягся и стал сползать со скамьи.
— Отец!
Это слово повергло Майорка в шок. Он окаменел, вытаращив глаза, будто справляющий большую нужду кот, и, забыв вздохнуть, начал мешком валиться на пол.
— Отец! — с отчаянным криком девушка бросилась к Грому, который только что развязал на ногах веревку и теперь вставал, отряхиваясь.
— Иена! — легкий укол в сердце заставил его пошатнуться. Он обнял дочь, нежно прижал ее к себе, вдыхая свежий запах ее волос. — Иена… девочка моя…
Хольд, взиравший на все происходящее с возрастающим недоумением, начал, наконец, приходить в себя. Приняв из рук Конана маленького кхитайца, он положил его осторожно на скамью, затем пошарил в мешке, извлек оттуда какие-то сухие корни и растер их в ладонях; получившийся порошок приложил к вискам мальчика, выждал несколько мгновений… Вен вздохнул, открыл глаза и улыбнулся.
Юный врачеватель улыбнулся в ответ. В следующее мгновение улыбка сбежала с его лица: он взглянул на лежащего у его ног старика и вздохнул. Долг повелевал ему заняться и этим мерзким старикашкой, а поскольку долг Хольд ценил превыше всего, он наклонился и пальцем приоткрыл веко Майорка.
— Ну? — спросил Конан, возвышаясь над парнем. Тот пожал плечами.
— Умер.
— С чего бы это? — удивился варвар. — Никто его не трогал.
— От страха, — юный врачеватель задумчиво смотрел в мутный зрачок старика и видел там свое отражение.
— Я все равно бы его прибил, — зевнул Конан. — Не иначе — колдун. Всегда их не выносил…
— Наклонись, Конан, — попросил вдруг Хольд странным голосом.
— Ну, — варвар пригнулся. — И что?
— Ты ничего не замечаешь?
Киммериец покачал головой.
— Посмотри внимательно.
— Вроде, на тебя похож…
— Я видел его во сне, — взволнованно произнес Хольд. — Это… это мой отец.
— Брось, парень, — Конан сморщил нос и смачно сплюнул. — Мало ли кто на кого похож…
— Я говорю тебе, это мой отец! Вот так же во сне я открывал его веко и видел в зрачке свое отражение… И я знал, кто он. Знал! О, Митра! За что? Родиться от такого козла… — Хольд горестно вздохнул и обхватил голову руками.
— А может, он вовсе не козел… — неуверенно сказала Иена, подойдя к друзьям. — Просто… ну, старый и больной… сумасшедший…
Конан презрительно фыркнул, но промолчал.
— Он прав, девочка, — Гром положил руку ей на плечо и продолжил. — На счету этого старика столько бед и столько смертей, сколько приносит лишь самая страшная война. Ты вряд ли помнишь, но я рассказывал тебе о нем. Его зовут…
— Майорк, — глухо пробормотал Хольд. — Его зовут Майорк.
— Да, — Гром сочувственно посмотрел на парня. — Не думай больше о нем. Все позади…
— Он и умер-то… не как человек! — воскликнул Хольд, отрывая руки от бледного лица. — Вы слышите? Слышите запах? От страха он… фу! Я не могу…
— Обделался, — подсказал Конан.
— Ну да, — юный врачеватель вновь спрятал лицо и всхлипнул.
— Отец, — медленно проговорила Иена, которая во время их разговора пристально вглядывалась в старика. — Мне кажется, именно его я видела во сне…
— Как? Ты тоже видела его во сне? — ухмыльнулся варвар. — Значит, только мне не повезло.
— Не смейся, Конан, я же рассказывала тебе о нем.
— А-а, — протянул киммериец, сразу посерьезнев. — Вот оно что… Кром…
Иена обернулась к отцу.
— Он… он превратил меня…
— Подожди! — решительно произнес Гром, беря за руку прижавшегося к нему Вена. — Сначала мы уйдем отсюда. Нам с вами о многом надо потолковать. У меня в Аките есть друг, он владелец маленького трактира. По-моему, нам сейчас самое время хорошенько подкрепиться…
— Лучше выпить, — мрачно буркнул Конан.
В трактире у старого Кона было тихо. Только один посетитель примостился в углу и почти спал над кувшином вина.
Друзья заняли маленький уютный столик в противоположной стороне, попросили хозяина принести им немного еды и много вина и надолго замолчали. Каждый думал о своем, но все их мысли были одинаково унылы и безнадежны. Конан, насупившись, вспоминал Вейшан, его жителей, скорее всего, оставшихся там навсегда, и ругал себя за… Он и сам толком не смог бы сказать, за что. Одно было ясно: страшную игру с городом плененных душ затеял именно этот старик, валявшийся сейчас мертвым в собственном дерьме. О том, что это он, киммериец понял лишь после слов Иены, признавшей в ублюдке того, кто являлся к ней во сне и превратил ее в суккуба. Да, еще и Иена… После смерти старика и на ней осталось заклятье…
Девушка размышляла о том же. И как сказать об этом отцу?
Гром мрачнел с каждым вздохом, хотя по лицу его ничего невозможно было заметить. Грех мальчишеской бесшабашности, непозволительный для слуги Митры, так и остался на нем. Не он уничтожил мага. И дочь свою спас не он… Он вообще не сделал ничего. Ничего! Такое случилось с ним действительно впервые… Что же, он искупит грех, если Митра соблаговолит его простить, если даст ему возможность искупления. Но вряд ли теперь он сам сможет стать Учителем… Завтра же, завтра он пойдет к Наставнику, а тот уже подскажет ему, что делать. «Сегодня!» — вдруг словно ударило Грома. Он в одно мгновение взмок, но и тяжелые мысли сразу ушли как не бывали. Да, только сегодня… Вен с состраданием смотрел на своего большого друга. Он не видел, но чувствовал, что творится у того на душе. И когда вдруг глаза Грома просветлели, маленький кхитаец облегченно вздохнул и улыбнулся.
У Хольда в голове вертелось одно: каким поворотом судьбы он оказался сыном этого ужасного старика?..
Наконец Иена решилась прервать всеобщее молчание и рассказать отцу все, что произошло с ней и с ее друзьями. Гром, нахмурясь, внимательно выслушал ее. Киммериец смотрел на него с надеждой — он хорошо знал возможности и знания слуг Митры; и Фарал, с которым он познакомился на берегу Вилайета, и Лайтлбро — маленький бритунец, и Рагар по прозвищу Утес — все они были людьми какого-то особого сорта. Сам Конан однажды чуть было не стал таким же… Воспоминания вновь нахлынули на него, и варвар с трудом отогнал их прочь — сейчас не до воспоминаний. Надо думать только о том, как спасти вейшанцев и Иену…
— Что же, — задумчиво произнес Гром, выелушав рассказ дочери. — Придется мне все же отложить на некоторое время мои дела…
— Не надо ничего откладывать, — мрачно пробурчал Хольд, все еще занятый мыслями о своем несчастьи. — Я могу снять заклятье…
— Ты? — в один голос спросили изумленные Иена и Конан.
— Я, а что? — пожал плечами юный врачеватель. — Собственно, именно этому меня и учил мой приемный отец…
— О, Хольд… — прошептала Иена. — Что же ты не сказал раньше?
— Прости… — он вдруг густо покраснел. — Я собирался, но не успел…
— Что не успел?
Хольд открыл было рот, но киммериец в этот момент так пнул его под столом ногой, что парень поперхнулся и закашлялся.
— Слушай, — нарочито громко сказал Конан, отвлекая внимание Иены. — А ты не мог бы тогда сказать нам, где Италии?
— Это кузнец? — уточнил Хольд.
— Кузнец? — встрепенулся маленький кхитаец. — Какого-то кузнеца убил Майорк…
— О-о-о… — простонал юный врачеватель. На его лице было написано такое неподдельное страдание, что даже Конан на миг почувствовал нечто вроде жалости к парню, чей отец оказался отродьем Нергала. Но досада о погибшем Игалии пересилила.
— Ну и папаша у тебя, — сквозь зубы вымолвил варвар. — Не позавидуешь…
Иена молча положила руку на плечо Хольда. Конан бросил на нее взгляд и отвернулся. «Они подходят друг другу, — подумал он с каким-то удовлетворением. — Точно подходят. Как две половинки одной задницы…»
Когда солнце уже садилось за горизонт, друзья вышли за городские ворота. В кармане у Хольда лежало овальное, с неровными краями зеркальце — только его он взял в доме Майорка. Но теперь зеркальце не показывало Вешан. Голая равнина, пустая, необитаемая — вот и все, что осталось на месте города плененных душ. Юный врачеватель неплохо потрудился. «Это самая твоя большая победа, сынок!» — так сказал ему Гром, и Хольд, внутренне по-мальчишески ликуя от похвалы слуги Митры, небрежно кивнул головой и ничего не ответил.
Последние лучи скользили по дороге, по городским стенам, по желтым песчаным холмам, а со всех сторон уже надвигалась ночь. Эту ночь никто из друзей не захотел провести в Аките. Грому предстоял неблизкий путь к Учителю, и он не желал терять время — чувство вины подгоняло его. А Иена и Хольд решили идти с ним. Слуга Митры не сразу согласился взять молодых людей в столь далекое и небезопасное путешествие, но в конце концов уступил и был уверен, что жалеть об этом ему не придется. А может быть, Учитель захочет принять новых учеников? Жаль, Вен еще мал. Поэтому Гром оставил его пока у своего друга Кона — акитского трактирщика. Но придет и его время, слуга Митры из него непременно получится…
…На развилке друзья остановились — пора прощаться. Маленький кхитаец со слезами на глазах повис на шее Грома, приговаривая что-то по-своему, потом сунул ему в руку амулет — сухой кусочек корки чудесного Апельсина на шнурке, и, не оглядываясь, побежал назад, в Акит.
Иена смотрела на киммерийца, закусив губу. Она с трудом удерживалась от слез, и только крепкая рука Хольда, сжавшая ее руку, придала ей сил. Девушка улыбнулась, подошла к варвару и поцеловала его в изрезанную шрамами твердую щеку.
Конан, хмуря брови, похлопал по плечу Хольда, кивнул Иене и Грому и тоже двинулся в путь. Куда? Он и сам пока не знал. Впрочем, еще в трактире у Кона ему пришла в голову интересная мысль: а как там поживает в своей Замбуле купец? И не сдохла ли еще его гаттерия? Надо проверить… Он шагал по темной дороге, на которую уже опускалась мгла, и ухмылялся чему-то, то ли вспоминая, то ли думая о будущем… Но — что будет, то будет. Киммериец прибавил шаг и вскоре исчез в темной полосе густого леса…
В Акит пришла ночь. Редкий прохожий отваживался выйти на улицу в такое время — бродячие коты давно уже навели страх на весь город. Но в эту ночь было тихо. И в следующую — тоже. И потом… И люди вздохнули, успокоившись, не зная, что в центре Акита, в старом заброшенном доме, неторопливо, но четко и мерно бьется сердце старого мага.