Взрыв и пожар на буровой в Оклахоме: два человека погибло, два — тяжело ранены.«Ассошиэйтед Пресс» из Оклахомы
Ранним утром в пятницу, от взрыва и пожара на нефтяной вышке в юго-восточной Оклахоме погибли два человека. Ещё два работника буровой — тяжело ранены. Власти заявили, взрыв произошёл в двух милях к западу от городка Коалгейт в отдаленном сельском районе графства Коал, примерно в 100 милях [около 160 км] к юго-востоку от Оклахома-сити.Пятница, 19 декабря 2014 г.
Мэтт Скиннер, пресс-секретарь Корпоративной Комиссии Оклахомы, осуществляющей надзор в нефтяной и газовой промышленности, в заявлении сказал, эвакуации местных жителей не потребовалось. Он также заявил, об ущербе для окружающей среды данных пока нет, и нужна ли очистка от р о злива нефти — пока устанавливается. «Мы не знаем, продолжается ли пожар на скважине», — сказал Скиннер. Брайан Джамп, Шериф графства Коал, уже выехал к месту аварии и недоступен для интервью.
В офисе судебно-медицинской экспертизы тела погибших были идентифицированы: Гэри Кинен, 26 лет, из города Эйда, и Келси Белл, 27 лет, из Талсы. Скиннер сказал, ещё два рабочих тяжело ранены, но не назвал имён. Сгоревшая буровая принадлежала компании «Пабло Энержи», со штаб-квартирой в Амарилло, штат Техас.
«Пабло Энержи» на телефонные звонки не отвечает.
Представители Комиссии США по безопасности труда и гигиене (OSHA) проведут расследование причин аварии, сказал Скиннер.
Я не мог поверить, что Ланц о себе вообразил! Добрался до уровня директора — значит, всё можно?
За долгие годы трудного менеджерского опыта, у меня выработалась практика «трёх проколов». Мы не обсуждаем ошибки простые и лёгкие, какие каждый совершает в спешке по десять раз за день, и легко поправить. Поправили — забыли. Мы говорим про ошибки стратегические: понял проблему, собирал данные, долго думал, советовался с коллегами и подчинёнными, однако принял неверное решение, и с серьёзными последствиями.
Первый звоночек Ланцу прозвенел, когда Технический Директор недоглядел за Шориным и Мак-Брайдом и поддался на идею снизить запасы. Поначалу я считал, дело поправимое. Переговорю с Ланцем наедине, он нажмёт на гиков, и всё само собой утрясётся. Оказалось, не так просто. Сэм Паттон тоже недоглядел, а может ему было уже пофиг перед отставкой из НХЭЛ. Русский отчёт ушёл на экспертизу в Институт Нефти. Разумных аргументов упрямец Ланц слушать не стал. Заявил мне: «Мы, в нефтяной индустрии, — уже заврались по темечко. Надо же кому-то говорить правду, хотя бы изредка».
Ну ладно, на русской Комиссии свет клином не сошёлся. Главное, Ланц должен понять, в американскую SEC отправлять подобные отчёты несвоевременно, особенно учитывая тяжёлую ситуацию с нефтяными ценами.
Буровые гики, навроде моего напарника Брента, наловчились быстро и сравнительно недорого бурить горизонтальные скважины. Добыча из ранее считавшихся бесперспективными месторождений «сланцевой нефти» в США попёрла. Мелкие, но агрессивные компании затопили рынок планеты дешёвой нефтью, и цена рухнула. К декабрю 2014, «Брент» опустился до шестидесяти долларов, «Уэст Тексас Интермuдиат» — как ни странно, на пять баксов ниже. Соответственно упали доходы нефтяных компаний. Посыпались акции. В таких условиях, показать ещё и уменьшение запасов — немыслимо. Капитализация упадёт в разы, и придётся сокращать штат. Выбрасывать людей на улицу? Не первая кампания увольнений в моей карьере. Топ-менеджер должен заниматься и таким грязным делом иногда. Однако, если можно избежать — я всегда предпочту плавное решение проблемы.
В июле 2014, прозвенел второй звоночек. Технический Директор отправил на север совершенно ненужную геологическую партию! Я не против мотивировать личный состав. Бог с ним, если доктора-геологи желают недельку побродить по лесу и постучать молотками по камням. Устройте познавательные экскурсии в окрестностях Ново-Холмска. Местная турбаза в десяти милях от города, недавно перестроенная на деньги НХЭЛ, — просто шикарное место. Моя жена Рэнди дважды ездила с дочками в воскресные турпоходы. Судя по фото — виды что надо, скалы и камни в наличии. Рэнди нашла окаменелость, вроде как отпечаток листика в глинистом сланце. Соф утверждает, видели медведя, правда далеко и сфотографировать на «айфон» не успели. Нэт подозревает, это бродячая собака, а не медведь.
А ездить на север — ни к чему, пустая трата денег и расход рабочего времени. Уже после поездки, Сандра объяснила мне проблему. Русские геологи считали, восточный и западный фланги Пинежского сильно отличаются по геологическим свойствам. Продвинутой геофизики ещё не было, а в качестве аргумента приводили наблюдения: выходы аналогичных горных пород на поверхность. Геологи называют это не вполне политкорректным словом «обнажение». Но от обнажений до месторождения — почти сто миль! Здесь на суше, фланги могут быть разные, а на шельфе — одинаковые. Специалисты «Маратона» провели специальную морскую сейсмику и доказали: под водой фланги ничем не отличаются, отсюда и увеличение запасов.
Чёрт! Опять про запасы. Мисс Геологическая Неопределённость! Не удивлюсь, если любитель гольфа Мак-Брайд подбил Ланца на экспедицию, и кандидата Шорина туда заслал, чтоб был в партии свой человек.
Ну да Бог с ней, с геологией. Обнажения ничего существенно не меняют. Я бы Ланцу простил, да результатом ненужной и вредной поездки на север явилась огромная неприятность. На второй день путешествия, Сандра Клейн доложила в отдел Охраны Труда, на ручье в семидесяти километрах от Янтарного обнаружился розлив каких-то нефтепродуктов. Кандидат Шорин даже утверждал, похоже на нефть с «Альбатроса»! Хорошо хоть Сандра сработала, как подобает грамотному менеджеру, и не пустила ретивых геологов самостоятельно исследовать ручей.
Начальник Охраны Труда немедленно позвонил. У нас правило простое: любой розлив докладывать вице-президенту не позже суток с момента обнаружения. Помня, как Ланц и Паттон оплошали с русскими запасами, я решил взять дело в свои руки. Собрали срочное совещание, пригласили как положено: Ланца с его инженерами из Технического Директората, экологов из Охраны Труда, сотрудницу отдела PR, а также начальника Юридического — Геннадия Сусанина.
«Доложите ваше вИдение», — попросил я Ланца.
«Общий объём розлива точно определить невозможно. В июле мы прикинули: сорок баррелей, но вероятно труба протекала понемногу и до масштабного разрыва. Сандра по неопытности оплошала. Надо было инициативу проявить! Отобрали бы пробы по горячим следам, да одну машину — в аэропорт. Послать вертолёт — минутное дело, завтра к обеду — образцы воды и грунта уже в лаборатории, а к концу дня мы бы знали, что за углеводороды».
«Да разве мы и так не знаем? — спросил главный эколог, — Ни к чему лаборатория. На ручье — естественное нефтепроявление. Я вам могу по памяти пять точек назвать, где такие проявления зафиксированы документально».
Ланц усмехнулся: «Зачем мне пять? Назовите ближайшую к Янтарному».
«Так… в самом Янтарном! Нефть чуть не на поверхности! И нефтяное поле по этому проявлению нашли, ещё перед Революцией».
«Можете журналистам это втулять, — вздохнул Ланц, — А я-то геолог. От Янтарного до ручья — семьдесят два километра. В Янтарном — нефть тяжёлая, битуминозная, а в ручье — наблюдали лёгкую нефть или газовый конденсат. Геологическая формация совсем другая. А главное — в ручье последние сто лет ловили рыбу, и никакой нефти не было».
Начальник Юридического отдела принялся барабанить колпачком самописки по ежедневнику: — «Мистер Ланц! Вы пытаетесь доказать, нефть — из газопровода НХЭЛ?»
Ланц усмехнулся снова: «А вы как считаете, мистер Сусанин?»
«Как юрист, я настаиваю на естественном проявлении. Вы как геолог можете подтвердить: сто лет, с геологической точки зрения, — мгновение. Ну ловили рыбу на ручье сто лет. Природа проснулась, плюнула нефтью, красная рыба сдохла, а мы-то тут при чём?»
«Lex parsimoniae. Non sunt multiplicanda entia sine necessitate».
«Это по-французски?»
«Это по-латыни. Я в иезуитской школе учился, а там преподавали формальную логику. Про Бритву Оккама слыхали? Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости. Сто лет нефти не наблюдалось. Через месяц после розлива — в ручье нефть, причём лёгкая, точь-в-точь „Альбатрос“. Старик Уильям Оккамский мне на ухо шепчет: не снежный человек нефть привёз на летающей тарелке, а из трубы НХЭЛ вытекло».
Я показал ладонями тайм-аут: «Не надо кипятиться, господа. Геологов мы выслушали, теперь — мнение экологов».
Главный эколог кивнул: «В одном я с мистером Ланцем согласен на все сто. Раз нефтепродукты обнаружены рядом с газопроводом, надо однозначно узнать, что такое и откуда. Отправить людей, отобрать пробы. Ваша геологическая экспедиция, Кальвин, — не сможет помочь?»
«Стоп! — сказал я, — Розлив — дело серьёзное, и лишних людей привлекать неразумно. Каково мнение отдела работы с прессой?»
Пиарщица оторвала взгляд от экранчика «айфона»: «Мы опубликуем, как прикажете. Натурально, если приказ — отказываться от розлива и настаивать, что нефтепроявление, — куда приятнее работать. В любом случае, чем меньше сотрудников НХЭЛ участвуют — тем проще. Нам только розлива, — точнее, слива, — в Интернет не хватает!»
«Значит, решено, — сказал я, — за образцами на ручей поедет один эколог, плюс охранник из отдела Безопасности и водитель. Прежде чем вылетят из Ново-Холмска, пусть дадут подписку о неразглашении. А ваша геологическая партия, Кальвин, — пусть занимается геологией восточного фланга, а на злосчастный ручей — ни ногой. Мистер Сусанин? Заставим геологов тоже подписаться о неразглашении?»
«Лишняя бумажка делу не вредит, — сказал юрист, — Но в России, подписка о неразглашении работает, если только её давали КГБ. А если частной компании, никому рот не заткнёте… обычными методами. По поводу образцов, предлагаю: сотрудники НХЭЛ вообще не должны участвовать. Пункт один. Если мы собираем образцы, подписываемся под потенциальным ущербом. Пункт два. Если проведём экспертизу в лаборатории НХЭЛ, всё равно потребуют пригласить независимых экспертов. Ну и пункт три: сообщение о небольшой утечке нефтепродуктов попало в циркуляр по ТБ, поэтому о факте знает не менее двух тысяч сотрудников. Надеяться на секретность глупо. Пока не поползли ненужные слухи, надо выдать на-гора дополнение: мол, да, загрязнение в ручье несколько больше, чем мы полагали, но ситуация под контролем, и ущерб незначительный. Если догадкам места не осталось, все успокоятся».
Выслушав юриста, пиарщица похлопала в ладоши: «Мне нравится ваш подход. Слухи только так и можно предотвратить!»
«Кого хотите в качестве независимых экспертов?» — спросил эколог.
«Я найду по своим каналам, — сказал Сусанин, — У меня есть в Москве неплохие контакты».
Главный эколог просиял: удастся покинуть совещание с достоинством, но без конкретного задания! «Никаких возражений с моей стороны. У меня персонала — кот наплакал, даже на обновление лицензии по метанолу некого назначить».
«Погодите, — сказал Ланц, — Прежде чем приглашать независимую экспертизу, надо хоть понять, с чем имеем дело: было там сорок баррелей, как рассчитали, или больше? А вдруг эксперты напишут: сорок тысяч?»
«Не волнуйтесь, — сказал Сусанин, — Больше сорока баррелей не получится никак. Я найду правильных экспертов».
«Хотите замести дело под ковёр, господин юрист?»
«Ну зачем так, Кальвин? Просто, мы действуем в интересах компании и всех сотрудников, — миролюбиво сказал я. Дался ему этот несчастный ручей! Лучше бы придумывал, как выкрутиться с ушедшим к независимым экспертам отчётом по запасам! — Оставьте розлив в покое, Ваш Директорат в деле больше не участвует. Ваши люди обнаружили — и спасибо им. Геологией пусть занимаются. Считайте, мой боевой приказ».
Ланц кивнул: «Приказ ясен. Делайте, что хотите. В интересах всех сотрудников».
Когда участники совещания разошлись, Геннадий Сусанин постучал в дверь моего кабинета.
«Технари неправильно понимают ситуацию, мистер Смайлс. Дело не в том, откуда в ручье нефть, кто разлил, сколько и почему. И вообще, давайте впредь называть это естественным нефтепроявлением».
«Вы верите, оно естественное?»
«Я — юрист. Верю лишь в то, что предстоит защищать в суде, сэр. Дело не в этом. Недели через три — начинается путина. На ручей приедут из рыболовецкой артели и увидят дохлых лососей и как всё изгажено. Пусть даже нефть не наша, обвинят всё одно НХЭЛ. Будьте уверены, рыбаки сами дойдут вверх по течению, обнаружат трубу и снятый дёрн на месте розлива. Последует вброс говна в вентилятор».
«Что предлагаете?»
Юрист рассмеялся, вежливо и почти беззвучно.
«Я переговорю в Комитете по природопользованию. В этом году, у рыболовецкой артели внезапно отберут лицензии. А чтоб не браконьерствовали, в Янтарном есть крутые ребята, которые сами браконьеры. Вот они и проследят за потенциальными конкурентами. Я выйду на правильных людей. Однако… понимаете. Потребуются определённые расходы».
«Я бы предпочёл решать вопросы… более законным путём».
«Вы работали в Нигерии, мистер Смайлс?»
«Это давно было. К тому же, в Нигерии моя должность не заставляла принимать решения на таком высоком уровне».
«Но вы без сомнения видели, как дела делаются. В Риме — ведите себя как римляне».
«Я всё понял. Больше ни слова, мне такое знать необязательно. Как провести… дополнительные консультационные издержки, — придумайте сами. Скажем, вашим московским экспертам понадобился целый взвод охраны, пришлось нанять местных „специалистов“ на пару недель. Оплата — сдельно-договорная».
Какое мне дело до рыбаков в Янтарном? Местные — практически все немножко браконьеры, только некоторые исправно платят взятки и имеют как-бы лицензии. Ну, останутся на пару лет без рыбы. Если прокормить семью, пусть картошку сажают! Меня куда больше заботил Ланц. Ставит принципы важнее, чем интересы компании. Ладно, отметим.
Последний прокол Ланца случился в начале декабря.
С ручьём и бухтой около Янтарного Сусанин устроил всё как надо. Денег НХЭЛ на лучших московских экспертов потратил изрядно, но дело того стоило. Эксперты слетали в Янтарный на сутки, затем провели три недели в Ново-Холмске: следили за лабораторией, писали отчёт и рекомендации. Всё оформили в виде презентации PowerPoint, и лично довели до сотрудников во время собраний по Технике Безопасности.
Вопреки опасениям Ланца, под ковёр Сусанин ничего заметать не стал. Ситуация и правда отвратительная: хотя трубопроводчики со станции 22 доложили, что в ручей ничего не попало, на деле разлили несколько баррелей нефти! Одновременно с консультантами-экологами на собраниях выступали представители HR, с кратким описанием последствий тому идиоту, кто впредь разольёт хоть каплю нефти. Увольнение по статье — самое мягкое наказание! А можем и засудить по полной программе.
Лицензию у рыболовецкой артели и правда отобрали, но не из-за Сусанина. Открылось, последние шесть лет рыболовы добывали сверх лимитов, и инспекторы хотели лавочку прикрыть так и так. На ручей рыбаки не выезжали, вбросов в вентилятор не последовало. Ко всему прочему, в конце августа внимание аудитории было отвлечено жуткой историей в Янтарном: пьяные ночью угнали бульдозер и протаранили частный дом. Двое детишек попали в больницу с тяжёлыми травмами, а родители — погибли. К сожалению, мерзавцев-угонщиков полиция так и не отыскала.
Невероятно повезло и в русской Комиссии по запасам. Чтобы Ланц не устроил скандала на защите, пришлось играть в офисную политику. Я переговорил с буровиками и выразил сожаление, скважин на восточный фланг запланировано шесть, а не четыре, а сами скважины имеют такие сложные траектории. В условиях обвального снижения нефтяных цен, сказал я, не лучше ли подумать об удешевлении разработки? Как результат, в ноябре Ланц остался в Ново-Холмске воевать за бюджет со скрягами-буровиками, а в Москву поехала доктор Сандра Клейн. Чтобы гики Шорин и Мак-Брайд не форсировали события, делегацию НХЭЛ усилили опытными исполнителями из Директората продаж. Геннадий Сусанин пожертвовал неделей отпуска в Куршавеле и поехал на защиту, готовый в любой момент вмешаться и сгладить все острые реплики.
По докладам Клейн выходило, отчёт прошёл экспертизу в Институте Нефти, но снижение запасов российской стороне было невыгодно политически. От мнения независимых экспертов и не зависело ничего. Даже вмешательство Сусанина не понадобилось. Клейн на защите великолепно сыграла оскорблённую невинность. Когда человек искренне верит что говорит, эффект всегда получается отличный.
Итак, первые два прокола Технического Директора разрешились сами собой, и без особых последствий для НХЭЛ. Можно списать на свалку истории и выдать подчинённому кредит ещё на пару ошибок. С этими отличными новостями, я и вызвал Ланца.
— Как ваша битва с буровиками? — начал я.
— С переменным успехом. Признайтесь, вы подкинули им идею, всё можно сделать четырьмя скважинами и вдвое дешевле?
— Как ответственный управленец, когда дело касается капитальных затрат, я обязан исполнять роль адвоката дьявола. Сохранять деньги инвесторов.
— Понимаю. Но с вашей подачи, буровики настаивают на сокращении геофизических исследований. Получается, будем бурить вслепую.
— Почему вслепую? Геология восточного фланга хорошо известна. Я читал отчёт «Маратона».
— Весь отчёт, или только краткое резюме для менеджмента?
— Конечно, только резюме. На моём уровне, вполне достаточно. Там чёрным по белому: геологическая неопределённость на восточном фланге успешно разрешена методами морской сейсморазведки. Зачем вы собираетесь тратить деньги ещё и на каротаж?
— Что касается неопределённости, геологи «Маратона» слегка схитрили. В самом-то тексте про неопределённость целая глава, и разброс запасов — довольно значительный. А резюме к отчёту наверняка писали, уже имея в виду потенциальную продажу структуры. Чтобы всучить нереальные геологические запасы.
— Хорошо. Будем бороться с мисс Неопределённостью её же магией. Передайте буровикам, я поддерживаю ваши предложения: и по количеству скважин, и по траекториям. Если доктор Клейн считает, в первых двух скважинах надо делать исследования на кабеле — так тому и быть. Исследования покажут, модель «Маратона» в полном порядке, вот увидите. Хотите пари?
— Я не играю в азартные игры! Но за поддержку спасибо.
— Надо прекращать заниматься писаниной и начинать, наконец, бурить.
— Полностью согласен.
— Тогда: по вашему новому расчёту запасов. Русская Комиссия его не приняла, так?
— Мисс Клейн не прозвучала убедительно. Недостаток опыта. Жаль, я не смог поехать на защиту.
— Что было, то было. Моё предложение: используем ситуацию. В апрельском отчёте для Комиссии по ценным бумагам — сокращение запасов не показывать, а выдать прошлогодние цифры, с уменьшением на объём годовой добычи. Когда разбурим восточный фланг, предположения Мак-Брайда и Шорина либо подтвердятся, либо нет. В 2016, ситуация прояснится полностью, вот тогда и выдадим окончательные изменения. Если бурение удачно покатит, и суетиться не надо…
Ланц поднял два пальца, прерывая меня, — А ежели обнаружим тектонические нарушения и смектит, вы придумаете ещё одну отмазку. Эндрю! Поймите, правила установлены для всех. Инвесторы имеют право знать, сколько мы способны добыть газа.
— Уважаемым инвесторам, Кальвин, глубоко пофиг, сколько мы можем добыть. Их интересует цена акции, а деньги они делают не на долбаных токийских ТЭЦ, а на биржевых торгах. Покупай дёшево — продавай дорого. Так, кажется, говорят на Бирже?
— Отлично! Бурить на газ вообще ни к чему. Давайте продавать друг-дружке акции НХЭЛ. У всех будет много денег, правда? В реальности, без газа из Пинежского, в Токио станет темно и холодно. Японские дошколята хотят в детских садиках лампочки и тёплый пол, а не резаные фантики. Кстати, чуть не половина наших ценных бумаг сидит в пенсионных фондах. Если неожиданно остановится завод СПГ, биржевые игроки запаникуют и скинут акции, а пенсионерам придётся переходить на подножный корм.
— Кроме Пинежского, в Токио есть и другие источники газа. Пенсионные фонды на то и создаются, чтобы вкладывать деньги не в конкретные акции, а в пакет. Я уверен, японские дошколята и пенсионеры — не пострадают. Ладно, если отстаиваете права миноритарных инвесторов, давайте повернём в другое русло. Бюджет восточного фланга — триста миллионов долларов.
— Если шесть скважин, по полной программе, — триста пятнадцать.
— С нашими текущими запасами, НХЭЛ — большой и надёжный заёмщик. Любой инвестиционный банк выдаст кредит под восемь с половиной процентов, а если Финансовый Директорат подсуетится, можно и под восемь отхватить. Размер имеет значение. Стоит снизить запасы, банкиры немедленно воспользуется этой информацией в переговорах. Вместо восьми — десять, а то и одиннадцать процентов годовых.
— Вы мне объясняете экономику проектов, будто я только-только слез с научных грантов, как Сандра Клейн.
— Один процент от трёхсот миллионов — три ляма! Примерно годовая зарплата двадцати ведущих специалистов вашего Директората. Готовы, вот прямо завтра, уволить двадцать человек?
— Не готов, но что это меняет? Правила SEC как раз и установлены, чтоб ресурсные компании не набрали рисковых кредитов. Вспомните «Энрон».
— К запасам Пинежского — никоим боком! «Энрон» подделывал финансовую отчётность. А запасы? Вы сами твердите: геологическая неопределённость! Я советовался с юристами. Господин Сусанин считает, ни в России, ни в Америке юридической угрозы нет никакой. Коммерческая угроза — только в США. Самое худшее: штраф от SEC и огласка в прессе. В тюрьму никого не посадят — не за что.
— Ежели огласка — акции НХЭЛ обвалятся, как кирпич.
— «Ежели»! Вероятность-то низкая! А ущерб от сокращения запасов? Акции рухнут с вероятностью сто процентов. Поэтому, из двух зол, я, как ответственный менеджер, обязан выбрать меньшее!
— Я не хочу в этом участвовать, Эндрю.
— Можете писать заявление об уходе.
— Отличная идея. Pourquoi pas?
— Поверьте, ваш уход компания переживёт! — сказал я, думая про себя: без Кальвина хреново. Хотя, незаменимых людей не бывает, даже незаменимых гиков.
— Не сомневаюсь, переживёт. Но я сам не хочу переживать позор вместе с вами, Эндрю. Моё заявление будет у вас на столе через десять минут. К тому же, у меня наклёвывается неплохая позиция в Штатах. В компании, правда, три с половиной постоянных сотрудника, зато я попадаю сразу в Совет Директоров.
— Хорошо. Если нужны рекомендации, можете смело давать мой адрес…
— Да уж обойдусь как-нибудь без ваших рекомендаций. Однако… спасибо.
Кальвин вышел, а я позвал секретаря и скомандовал назначить на два часа срочное совещание с начальницей HR, а на три — с Сандрой Клейн.
Сандра вошла в кабинет, улыбаясь, и заявила прямо с порога: — У меня рождественский подарок, Эндрю! Проект восточного фланга пробили! Буровики неожиданно сняли все возражения и утвердили бюджет в полном объёме. Я даже не ожидала, они сдадутся так быстро. Документ принесут вам на подпись в понедельник!
— Отличная работа, Сандра! Со слов Кальвина Ланца, без вас проект шёл бы куда медленнее.
— Он преувеличивает мои заслуги.
— Что вы, доктор Клейн! Уверен, когда начнём бурить, ваши руководящие способности проявятся ещё нагляднее.
— Проекту ещё требуются подписи в русском «Надзоре». К сожалению, раньше февраля разрешения не дадут. Десять уровней бюрократии, а все ключевые фигуры уже взяли отпуск. Катаются на лыжах в Европе, будто трасса в Ново-Холмске чем-то хуже. Потом весь январь праздновать будут: Новый Год, Православное Рождество, Русский Новый Год. Никого не сыскать.
— Февраль — тоже отлично, Сандра. Никто не ожидал чудес, а у платформы есть шанс подготовиться к бурению. У меня для вас тоже — рождественский подарок.
— В самом деле?
— Хочу предложить вам повышение.
— Повышение? Я в НХЭЛ всего девять месяцев!
— Так что? Вы — доктор философии, нефтяной геолог.
— Палеонтолог.
— Неважно. Руководили лабораторией в университете, не так ли? Восточный фланг у вас получился отлично. Уверен, с Техническим Директоратом — справитесь.
— В смысле: с Техническим Директоратом?
— Вы не ослышались: с Техническим Директоратом. Храните пока в секрете, но Кальвин Ланц решил покинуть НХЭЛ. Другую работу нашёл — в Соединённых Штатах. Прямиком в Совет Директоров! Пытаться удержать такого сотрудника в Ново-Холмске — просто неприлично с моей стороны.
По растерянному взгляду Клейн было заметно, она находится в состоянии близком к обмороку. Я поспешил успокоить:
— Сандра, вы прекрасно справитесь! Я вам лично стану помогать. Давайте так: каждый понедельник, в пять вечера, вы приходите в этот кабинет, обсуждаем все проблемы. Считайте, я стал вашим личным тренером в области менеджмента!
— Не знаю, Эндрю. По-моему, в Директорате есть кандидаты куда достойнее. К тому же, предложения по скважинам на восточный фланг — всего лишь бумажка. Что реально выйдет — неизвестно. Аластаир Мак-Брайд считает…
— Доктор Мак-Брайд — всем известный пессимист. Не обращайте внимания. Вот вам первое наставление по менеджменту: думайте позитивно. Слышали про «Принцип Поллианны»?
— Я читала книжку. Вам на Рождество от церкви подарок. Заместо долгожданной куклы, в свёртке пара подержанных детских костылей! А вы радуетесь: у вас ноги прямые, и костыли пока ни к чему. Всегда считала это детской историей с фальшивой моралью.
— Поглядите под другим углом. Я называю: «Деловой Поллианнизм». Скажем, есть два изобретателя: Смит и Джонс. Одновременно, им приходит в голову некая идея. Смит начинает идею мысленно критиковать, и к концу дня у него есть двести обоснований, почему не сработает. Плюнув, он занимается чем-то другим. А Джонс — точно как Поллианна из книжки. Плохого не замечает, а видит только положительные стороны. Первые опыты неудачны, — а изобретатель не расстраивается. Его критикуют, даже высмеивают, — он улыбается и продолжает работать. Угадайте, кто запатентует: Джонс или Смит?
— Аналогия понятна. Я никогда не думала про «Принцип Поллианны» в таком ключе.
— Сходите завтра в HR. Зарплата и всё прочее — в соответствии с новой позицией. Правда, мне кадровики сказали, раз скачок через разряд тарифной сетки, вам придётся полгода походить «Временно Исполняющей Обязанности». Принимаете предложение?
Сандра выдохнула, будто собираясь нырнуть в ледяную воду, — Принимаю!