На следующее утро Марку предстояло обойти потенциальные адреса жертв в трущобах вдоль проезда Меза. Главным депьюти в этом околотке была амер-норвежка Лисбет, или на уже американизированный манер, Лиз Холстад. Женщина в качестве околоточного депьюти – это уже само по себе было необычно, но и сама Лиз производила довольно неожиданное впечатление. Марк был выше среднего роста, но был ниже полис-вуманши на два дюйма [прибл. 5 см]. Помимо высокого роста, она также отличалась огромными бицепсами, которым позавидовали бы и многие мужчины. Говорили, что Лиз коллекционировала чёрные пояса – во всех видах боевых искусств, которые только практиковали в Хьюстоне.
Сам район поисков был несколько более цивилизован, чем трущобы к северу от шоссе Гаррет. Здесь были более или менее годные дороги с бетонным покрытием, и все улицы были поименованы и нанесены на карту GPS. Марк надеялся, что им удастся объехать все семь адресов ещё до полудня. Несмотря на наличие дорог, район Меза тоже был трущобным в полном смысле этого слова. Тут и до Обвала селились в основном амер-мексиканцы или белые с низким достатком: свалка дороги Маккарти была совсем рядом, и район был непрестижный. Старые дома были в основном деревянными одноэтажными – из тех, что привозят в полу-разобранном виде на трейлере и монтируют на бетонных столбиках. За прошедшее после Обвала время эти дома обросли со всех сторон мастерскими, навесами, сараями и лачугами, которые местные жители сдавали внаём работникам свалки. Плотность населения была огромной: там, где до Обвала население составляло от силы три тысячи человек, сейчас жило не менее двадцати тысяч. Канализация тут приказала долго жить лет десять назад, поэтому жители превратили ливневые желоба вдоль дорог в сточные канавы. Запах стоял соответствующий. Вся земля была залита мазутом и прочей гадостью и вытоптана до консистенции бетона. Огородов не было и в помине, лишь кое-где пробивалась жухлая травка.
— Как Вам нравится наш райончик? — полюбопытствовала Лиз, разглядывая врученный ей листок с адресами. — Вот эту семью я, кажется, знаю. Там есть один инвалид, но постарше, и не одноногий, а однорукий. А! Под номером пять в Вас тут вообще интересная семейка. Если нет возражений, с неё и начнём. Это совсем рядом.
Она взгромоздилась на велосипед и бодро покатила по разбитой улице. Марк последовал за ней. Менее чем через милю они спешились перед одноэтажным домом. Фронтон дома был вроде бы кирпичный, но при ближайшем рассмотрении обнаруживалась прогнившая деревянная стенка, обшитая снаружи декоративными панелями, текстурированными под кирпич. Вплотную слева и справа были пристроены покосившиеся от времени сараи. Вдоль обязательной сточной канавы теснились проржавевшие корпуса полу-разобранных автомобилей, где под присмотром трёх или четырёх бедно одетых женщин шумно резвилось полтора десятка босоногих оборвышей от двух до пяти лет.
— Надеюсь, девушки ещё не спят, — прокомментировала Лиз, уверенно приложившись крепким кулаком по хлипкой двери дома. — Откройте, Полиция! — Она постучала ещё пару раз, прежде чем дверь отворилась. На пороге стояла, завернувшись в изодранный плед, уже немолодая белая женщина. На её шее красовался стандартный «ошейник» для идентификации проституток. Судя по всему, под пледом ничего не было.
— А, это ты, Лиззи, — женщина зевнула, — Опять спать мешаешь?
— К вам из ФБР, — объяснила Лиз, а Марк продемонстрировал бэдж.
— Чего это: ФБР за нас взялось? Мы легально, ты же знаешь. За лицензии платим, проверяться ходим, наркотой не торгуем. А если ты опять насчёт Бетси – так я тебе уже говорила: у меня с ней строго! Она даётся только забесплатна. Вот будет ей четырнадцать в ноябре – купим ей ошейник, чтоб всё как у людей.
— У меня к вам претензий пока нет. Следователь из ФБР задаст вам несколько вопросов.
— А, ну тогда заходите. Я пойду дочек разбужу, — она указала на диван в комнатке рядом с парадной дверью и пошлёпала по тёмному коридору в глубину дома.
— Я Вам обещала интересную семейку? — шепнула Лиз Марку, — всё по полной программе. Дом – бордель. Даже вывеска не нужна – и так их все в округе знают. Мамаша, они её называют «маман», как у французов, – проститутка со стажем, и все четыре дочки – тоже. Младшей, правда, ещё официально нельзя, но она уже созрела. Ждёт – не дождётся, когда ей маман ошейник купит. Подарочек на день рождения!
В проёме двери показались обитательницы дома. Мать по-прежнему куталась в плед, добавив к гардеробу лишь стоптанные тапочки. Две девушки были в рваных ночных рубашках, причём у одной отсутствовала правая бретелька, и напоказ была выставлена обнажённая грудь, чего она ничуть не стеснялась. Уж чем-чем, а стеснительностью в семейке не страдали. Одежда третьей девушки состояла из разлохмаченных джинсовых шорт, а у четвёртой было просто накинуто на плечо банное полотенце. У троих были «ошейники», а девушка в шортиках, та самая Бетси, – была пока без оного.
— Доброе утро, девушки! — сказала Лиз, — Мы к вам по делу. Мистер Пендерграсс из ФБР задаст несколько вопросов, и – можете спать дальше.
— Ну, спрашивайте, — великодушно разрешила маман, опускаясь в кресло, — Всегда готовы помочь нашей Полиции.
Три девушки уселись на протёртом ковре, а Бетси устроилась в дверях, подпирая косяк изящной босой ножкой. Марк был немного ошарашен, и не знал, с чего начать. Он слышал про семьи, где родители продавали детский секс, но в его работе редко приходилось видеть их вот так – вблизи и откровенно. Потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Он достал из кармана фотографии убитых и протянул их мамаше.
— Знаете этих двоих?
— Первый раз вижу, — ответила женщина, мельком взглянув на лица, и протянула карточки дочерям на ковре. Те рассматривали снимки несколько более внимательно.
Ник Хобсон комментариев не вызвал, но, взглянув на фото убитой, девушка с оторванной бретелькой вдруг сказала, — Кажется, я эту узкоглазку где-то видела. Как зовут — не знаю, но работает она точно на той стороне проезда Меза. Наверное, она – нелегалка. А Вы их что – ловите?
— Ещё что-нибудь можете вспомнить? — спросил с надеждой Марк.
— Не-а. Мы же из дома работаем. Частный бизнес. А эти девочки – под сутенёром. Мы с такими не связываемся. Себе дороже.
— Ну, на безрыбье… Спасибо и на этом.
— Всегда пожалуйста. Если что, приходите ещё. Только желательно – после обеда. Мы только-только клиентов спровадили. Сейчас – самый сон…
Когда они вышли на свежий воздух, Марк почувствовал облегчение.
— Уф! И много у вас в околотке таких?
— Да хватает, — ответила Лиз, — Свалка-то рядом. Много молодых мужиков. Делают неплохие деньги, но чувствуют себя… скажем так, несколько одиноко. Вот девицы и подрабатывают – кто как может. Эти-то ещё ничего. Маман не врала: лицензии у них проплачены, к врачу ходят, «льдом» не торгуют, не то что некоторые другие. Эти мне особых хлопот не доставляют. И на том спасибо. Младшая только вот, эта Бетси. Талантливая девчонка, между прочим. В школе хорошо училась. Какого хрена её вдруг на клиентов потянуло? Да, видно, яблоко от яблони… Ладно, едем дальше. Адрес номер три – это буквально за углом.
Они снова запрыгнули на велосипеды, и через пять минут оказались перед воротами мастерской со стенами из старых покрышек, зажатой между двумя облезлыми домишками. Как и в предыдущем случае, пространство вдоль сточной канавы занимали ржавые автомобили. Вместо детской площадки в автомобилях располагался жилой квартал: в каждом из шести раздолбанных микро-автобусов ютилось по семье, а детишки, за неимением более подходящего места, играли прямо в сточной канаве.
— Тук-тук. Есть кто дома? — прокричала Лиз.
Из ворот появился мужчина лет тридцати, в резиновых сандалиях и измазанном мазутом комбинезоне.
— Доброе утро, депьюти. Поломались? — спросил он, взглянув на велосипеды, — Служителям Закона – скидка.
— Нет, с велосипедами всё в порядке, — извинилась Лиз, — Вы – Мистер Майк Хобсон? Как: «Механическая Мастерская и Электросварка Майка Хобсона»?
— Так, — кивнул хозяин, с сожалением ещё раз посмотрев на велосипеды. Из глубины заднего двора подтянулись остальные работники мастерской: босоногий молодой человек в комбинезоне и двое подростков, в одних шортах и измазанные мазутом с головы до пят. Марк показал бэдж и достал всё те же фотографии.
— Эти двое вам не знакомы?
Один из подростков потянулся было за фотографией, но молодой человек шлёпнул его по рукам.
— Куда ты, мазута, лезешь? Так смотри.
Поразглядывав снимки, все четверо отрицательно покачали головами.
— Извините, тут ничем помочь не можем, — развёл руками хозяин, — Вот если нужно что-то приварить, – это к нам. Спросите кого угодно. У Майка Хобсона – лучшая электросварка с этой стороны от Кучи. У нас и генератор заводится, и бензин есть всегда, не то что у некоторых. Да, как я и сказал: для Полиции у нас скидка…
Они не спеша поехали дальше.
— Не густо, — прокомментировала Лиз.
— Это только в старых боевиках по телевизору работа ФБР – такая крутая, — заметил Марк, — Гонки на машинах и стрельба из всех видов оружия. А на деле – вот так. Адрес за адресом. Ножками, ножками. С миру по нитке. И никакой крутизны.
— Ну, гонки на машинах — это сейчас точно в прошлом. Вы и до Обвала были в ФБР, так? — спросила Лиз.
— Да. С 2006-го.
— А стреляли часто тогда?
— Раз в неделю. Иногда – два раза.
— В самом деле?! Тогда, наверное, служба была куда опасней, чем теперь!
— Да нет, я не это имел в виду! Стрелял я только в тире. Тогда были такие правила. Молодые сотрудники должны были в тир ходить раз в неделю. После Обвала, начальство сказало: надо экономить боеприпасы. Сделали стрельбы раз в три месяца. Потом – раз в год. А потом – вообще запретили. Сейчас вот чищу пистолет и думаю: штучке уже двадцать три года. Стрелял из неё последний раз – девять лет назад. Надо будет в кого пальнуть – или ствол разорвёт, или патрон колом встанет…
— В Полиции – та же история. Пол-года назад я попробовала из тэйзера в грабителя пальнуть. Представляете: их трое, а я одна! Ну, я подумала: для верности, надо одного успокоить из тэйзера, а двое других станут покладистей, так? Достаю из кобуры эту штуку, ору по инструкции: вы трое, лечь на землю! У меня – тэйзер! Током стукну! А они – прут, как автобус. Под алкоголем – им всё пофиг! Нажимаю спусковую скобку: пук. Электрод вылетает, ме-е-едленно так, и падает мне под ноги! Хорошо не наступила, а то бы этот тэйзер меня саму током дёрнул. Ну, выкинула эту игрушку нафиг. Пришлось от всех троих дубинкой отбиваться.
— Ну ты-то, я надеюсь, отбилась, — усмехнулся Марк, посмотрев на бицепс полис-вуменши.
— А куда денешься? Получила раз по рёбрам. Мало не показалось. Но – только один раз. А так – в основном эти парни наполучали. Одному так руку вывернула, у него вывих плеча случился. Потом пришлось этого парня к доктору тащить. Он протрезвел немного – спасибо говорил, даже цепочку серебряную совал на добрую память!
Марк представил себе, как Лиз поработала полицейской дубинкой над пьяными грабителями. Да, уж ей-то электрический пистолет не сильно нужен на службе!
— Мы приехали, — сообщила Лиз, — Адрес номер два из Вашего списка.
Эта семья жила в старом школьном автобусе, установленном между двумя обшарпанными деревянными домами. Жилище было оборудовано с некоторой претензией на уют. Задняя дверь автобуса, там, где у таких располагается аварийный выход, служила теперь парадной дверью импровизированного дома, и с этой стороны к автобусу была пристроена небольшая деревянная веранда. Через сточную канаву был перекинут мостик из двух брёвен, а вдоль короткой дорожки от мостика до веранды были установлены пластиковые ящики с чахлыми цветочками. На веранде, в кресле-качалке, восседал сам хозяин дома-автобуса, мужчина лет семидесяти пяти. В левой руке он держал стакан с пивом, а правой у него не было. Пустой рукав домашнего халата был аккуратно подвернут и закреплён булавкой. На столике рядом с креслом что-то показывал портативный видео-плеер, запитанный от солнечной батареи, установленной перед домом.
— Мистер Джеймс Хобсон, если не ошибаюсь? — спросила Лиз.
— Он самый, — ответил мужчина, с видимым усилием поднимаясь с кресла, — Чем могу служить?
— Марк Пендерграсс, ФБР, — представился следователь, — Не возражаете, если я покажу Вам пару фотографий?
— Какие могут быть возражения? — мужчина водрузил стакан с пивом на столик и остановил плеер. Марк достал фотографии и протянул их однорукому.
— Нет, не знаю их. Это те, кого убили в лесу несколько дней назад, да? По новостям ещё показывали…
— Да… Вы, кстати, один тут живёте?
— Нет, почему же один. Жена, два сына, и две невестки. И восемь внучат. После обеда тут делается очень даже шумно. Наша семья уже плохо помещается в автобус. Вот, — он указал на дорожный знак «STOP», приколоченный к перилам веранды. Только теперь на знаке было написано: «STOP Перед входом в дом моем руки и ноги».
— Однако утром – просто великолепно, — продолжил мужчина. — Жена с утра уходит торговать на рынок, внуки в школе, а все остальные – на Куче. Я как тот мальчуган из фильма «Один дома». Наслаждаюсь тишиной и спокойствием. И домашним пивом – в отличие от того пацана, я же – почти совершеннолетний! Кстати о пиве: почему бы вам не продегустировать мой напиток? И не пробуйте отказываться – я даже не буду слушать. Пиво собственного приготовления – секретный рецепт.
— Только если немного, мистер Хобсон. Мы на службе, в конце концов, — согласился Марк.
Мистер Хобсон нырнул в дом-автобус и появился через пол-минуты с двумя пустыми кружками в руке. Расставив посуду на столе, он извлёк из под стола небольшую пластиковую канистру, скрутил пробку и плеснул в обе кружки и себе в стакан. С одной рукой, он управлялся великолепно. — Присоединяйтесь, офицеры.
Марк взял кружку со стола. Пиво было действительно замечательное, с привкусом фруктов и имбиря, — Великолепное пиво, сэр!
— Сам варю. Секрет на самом деле прост. Имбирь и травка-лимонник, ничего особенного. Всё дело в воде, — улыбнулся мистер Хобсон, — Мои сыновья знают один хороший колодец – и вода чистая, и не слишком далеко. Дождевая вода ведь не годится для варки пива. А уж насчёт колодцев здесь, вблизи от Кучи, – я лично такую воду не буду пить, даже умирая от жажды. Даже в Шелдон-Рез вода не так хороша, как раньше.
Это было правдой – непрерывная добыча вторсырья из свалки дороги Маккарти привела к постепенному снижению качества питьевой воды, причём даже в районах, удалённых от полигона на несколько миль.
— Понятно. Ну что же, спасибо Вам за помощь. Если не секрет, где Вы служили? — Марк указал на пустой рукав хозяина.
— В «Сити-банке» я служил, — рассмеялся тот.
— Сити – это же в Лондоне! В Англии, так? — не поняла Лиз.
Хозяин рассмеялся снова, — Вы, наверное, слишком молоды, депьюти. Был такой банк: «Сити-банк». Основали его в 1812 году. А «раз-основали» в 2013. Точнёхонько двести лет простоял наш банк! А насчёт руки – все спрашивают. Почему-то думают, что раз однорукий, значит – где-то воевал. Рак у меня был. Остеосаркома. Руку отняли, целый год травили всякой гадостью, но тьфу-тьфу – уже почти тридцать лет живу после операции, и без рака. До Обвала-то с медициной было куда проще. Это теперь, если у вас оказалась остесаркома – тушите свет, сливайте воду, приплыли…
— К счастью, в последнее время смертность от рака снижается, — сказал Марк, — Так, по крайней мере, на днях в теленовостях говорили.
— Возможно, возможно, — мистер Хобсон покачал головой, — Даже вполне может быть правдой. Многие сейчас не доживают до полномасштабного рака. Если вы померли от птичьего гриппа или получили пулю в Мексике, – рак вас уже не побеспокоит…
Марк допил пиво и вернул кружку щедрому хозяину, — Спасибо за пиво, но нам пора. Ещё и половины адресов сегодня не объехали.
— Не стоит благодарности. Приятно пообщаться хоть с кем-нибудь. Одному дома хорошо, но немного скучновато. Эти фильмы я уже всё по сто раз смотрел…
— Ещё четыре адреса, — сказала Лиз, — Номер один – это далековато. Можно сначала сделать крюк в шесть и четыре, а потом уже доедем до первого и седьмого.
— Поехали, — согласился Марк, — Это твой околоток Лиз. Тебе виднее.
Они крутили педали ещё с пол-часа и оказались перед адресом номер шесть. Семья, по-видимому, жила в небольшом сарае, пристроенном к деревянному дому, но ни Хобсонов, ни хозяев основного строения на месте не было. Улица была неожиданно пустынна, только на углу играли в дорожной пыли маленькие дети, да сидел в кресле-каталке парализованный инвалид. Марк на всякий случай показал мужчине фотографии, но тот только отрицательно покачал головой. По адресу номер четыре тоже никого не было дома, однако тут они получили несколько больше информации. По соседству располагалась мыловарня, «аромат» от которой расползался по всей улице.
Толстая женщина в резиновом переднике, не переставая размешивать что-то в чане, осмотрела фотографии и сказала, — Нет, однозначно не соседка. Наша – тоже азиатского типа. Амеро-вьетнамка, я полагаю, но это точно не её фотография. Наша миссис Хобсон – гораздо старше, ей где-то за тридцать. Мать-одиночка, с двумя детьми. А мужа у неё убили в Ливии… Наверное. Или в Саудовской Аравии. В общем, где-то там, на той стороне океана… И никого похожего на эти фото мы в округе не видели.
— Вы в этом точно уверены? — на всякий случай переспросил Марк.
— Однозначно. Я же тут у котлов, считай, день и ночь. Отойти нельзя, всё сгорит. Если вам этих Хобсонов надо, приходите вечером. В пол-седьмого или в семь. Они с утра на Биржу пошли, работу искать. Но раз ещё не вернулись – нашли работу, значит. По крайней мере – на сегодня.
Удача улыбнулась им по адресу номер семь. Ангар из рифлёного железа стоял немного на отшибе, в тридцати ярдах [прибл. 27 м] от бывшего резервуара ливневой системы, теперь до половины заполненного отвратительной чёрной жижей. Именно сюда стекались все сточные канавы кварталов к северо-западу от полигона дороги Маккарти. На ангаре была выведена залихватская надпись: «СИМПСОН & КАУФМАН. Ассенизация, Топливо, Удобрения».
Марку показалось странным, что они приехали к ассенизационному ангару. — Интересно, почему в базе данных военнообязанных записан именно этот адрес? Я думал, они записывают только место проживания, а не место работы.
— Ничего странного, — ответила Лиз, — В последнее время в наших трущобах довольно часто приезжие бедняки ночуют там же, где и работают. А насчёт этого заведения – как бы Вам сказать? Ну, в общем, сами увидите. Кто начинает ассенизатором работать – становится навроде прокажённого. Никто не хочет сдавать им комнаты, так что большинство из работников и живут тут. Рядом со своим любимым говном.
Один из хозяев заведения, мистер Кауфман, лично встретил Марка и Лиз в дверях офисного контейнера.
— Хобсон? Да, у нас есть такие. И даже не один. Семейный подряд. Пойдёмте, я вас провожу. Только – убедительная просьба смотреть под ноги. У нас тут – сами понимаете… Он присел на скамейку у входной двери контейнера, скинул шлёпанцы-«вьетнамки» и сунул ноги в высокие резиновые сапоги.
Они последовали за хозяином на обширный двор. Здесь кипела работа: люди подвозили в двухколесных бочках содержимое сточных канав и переливали чёрную жижу в резервуар. На другой стороне резервуара группа работников формировала из экскрементов кирпичи удобрений, раскладывая их для просушки на солнце.
— Если нет дождя, сточные канавы сами не стекают, — начал объяснять производственный процесс мистер Кауфман, — Мы рассылаем команды черпальщиков с бочками, они забирают сырьё и доставляют сюда для переработки. У нас большой бизнес, знаете ли. В некоторые дни – до двадцати двух дерьмовозов работает одновременно! Если у кого уборная переполнилась – тоже опорожняем, но, конечно, за отдельную плату. А знаете, сколько сырья мы вывозим каждый день? Семьсот кубических футов [прибл. 20 куб. м]! Ну, и перерабатываем всё это в удобрения. Отличная штука для растений, я вам скажу! И, притом, – совершенно безопасная, что бы там всякие параноики про нас ни говорили! Недавно – новый продукт разработали: топливные бруски. Вы знаете, что правильно переработанный навоз горит почти так же хорошо, как каменный уголь?
— Да, видел уже Вашу продукцию, — кивнул Марк без особого энтузиазма. Он вспомнил семью босоногого сапожника из ТШГ. Хотя, та женщина, наверное, варила еду не на «правильно переработанном навозе», а просто на высушенной под солнцем коровьей лепёшке. Мэри и Клэрис уже попробовали новые топливные бруски несколько раз, но решили с ними больше не связываться. Несмотря на значительную дешевизну по сравнению с дровами и углём, бруски из навоза не были особенно хорошим топливом. Получалось много удушливого дыма, а время горения было куда короче. А что до удобрений от «Симпсона и Кауфмана», они точно были хороши для растений, но далеко не всегда – для людей. В округе ходили страшные истории о том, как целые семьи заболевали или даже отходили в мир иной после использования этих «совершенно безопасных» удобрений.
— Интересно, здесь ли Хобсоны, — мистер Кауфман оглядел двор, — А – вам повезло.
Он указал на одну из двухколесных бочек-«дерьмовозов» в очереди на разгрузку, — Джо и Дженни Хобсон. При них ещё две девчонки – хрен знает, как зовут. Эй, Джо – это по вашу душу! Из ФБР!
Мужчина лет тридцати отставил в сторону черпак на длинной деревянной ручке, стащил с рук резиновые перчатки и подошёл к Марку и Лиз. Затем подошли остальные члены семьи: невысокая женщина и две девочки, примерно того же возраста, что и младшие дети Марка: Памела и Патрик. Джо Хобсон был в армейских брюках и прорезиненном фартуке прямо на голое тело, и в резиновых сапогах. Женщине и девочкам резиновых сапог, по-видимому, не хватило, поэтому они работали в обычных шлёпанцах-«вьетнамках» из старых покрышек. Впрочем, насколько мог видеть Марк, резиновые сапоги были в этой конторе скорее приятным исключением, чем обязательным к исполнению правилом техники безопасности: такие сапоги были у примерно половины мужчин и только у нескольких женщин. Остальные работники, в том числе дети, разгуливали по дерьму в сандалиях и шлёпанцах, а несколько – топтались в фекалиях вообще босиком. И одежда, и руки девочек была перепачканы чёрной жижей. Марку стало понятно, почему местные жители не спешили сдавать жильё ассенизаторам.
— Марк Пендерграсс, ФБР, — достал свой бэдж Марк.
— Очень приятно, мистер Пендерграсс. Джо Хобсон. Моя жена Дженни. Девочки: Нона и Бесс. Рукопожатий не предлагаю. У нас тут не принято.
— Ваши дочки разве не в школе, мистер Хобсон?
— А кто их возьмёт? Как только учителя узнают, где мы с женой трудимся, сразу говорят: извиняйте, мест нет.
— Ладно, это так, не по теме. Я из ФБР, а не из Отдела Труда Несовершеннолетних. Не посмотрите на пару фотографий? — Марк достал из кармана снимки и показал их Джо.
— Запросто, сэр. Нет, не видел их раньше. А почему Вы именно нас спрашиваете?
— Просто проверяем всех по фамилии Хобсон. Если найдутся родственники вот этого молодого человека с фотографии.
— Подождите, я-то их сам не видел, но может… Мистер Кауфман, сэр! Вас не затруднит подойти к нам?
— Да, мистер Хобсон?
— Помните, недели полторы-две назад, Вы спросили у меня про моих родственников в Хьюстоне? Я ещё сказал, что в Хьюстоне у нас никого нет?
— Ну да! Я почему спросил? В офис пришёл молодой человек. Говорит: ищу работу. Фамилию назвал: Хобсон. Имя? — он почесал лоб, — Кажется, Ник, если я правильно запомнил. Я ещё подумал тогда: а не родственник ли он нашему Джо? Позвольте взглянуть на ваши снимки, сэр?
Он постучал пальцем по фотографии Ника Хобсона, — Именно этот молодой человек и приходил. Я говорю: какая работа тут – знаете? А он: мне что угодно. По оплате поговорили. Ну, я говорю, без проблем, контракт оформим, и с понедельника можете выходить. Только желательно, чтобы Вы купили себе резиновые сапоги. У нас тут – сами понимаете… Правила Техники Безопасности, средства индивидуальной защиты, всё такое. Резиновые сапоги – это обязательно!
— В самом деле: обязательно? — иронически спросил Марк. Несколько секунд назад за спиной мистера Кауфмана бригада подростков прокатила тележку, наполненную до краёв коровьими лепёшками. Из шести малолетних работников, лишь двое были обуты, причём не в «обязательные» резиновые сапоги, а в сандалии из старых покрышек.
Мистер Кауфман бросил взгляд на вьетнамки на ногах Дженни Хобсон и её дочерей и скорректировал, — В шлёпанцах и сандалиях тоже можно работать, но надо осторожно… Ну так вот, про этого Ника Хобсона… Я ему сказал про сапоги, а он говорит: извините, забыл Вам сказать. У меня вместо ноги – протез. Я говорю: а что же Вы мне, золотко, голову морочите? Мы нанимали раньше инвалидов. Одно беспокойство, и никакой выгоды. Поскользнётесь, чмок, и головой в дерьмо. Поминай, как звали. Или, скажем, Ваш обрубок ноги загноится, или что-то в таком же духе. А мне за Вас – отвечать? У нас и на двух ногах еле выдерживают. Нет, говорю, Вы уж извините, но инвалида я взять не могу. Он сразу попрощался и ушёл. Ну, оно и к лучшему. У нас тут – сами понимаете…
— Когда это было точно, можете вспомнить?
— Сейчас… — он снова почесал лоб. — Шестнадцатого! Во вторник. Мы ведь семь дней в неделю. Но в субботу – мой партнёр дежурит. А я потом – в воскресенье. В понедельник я – выходной за воскресенье. Да, во вторник, точно.
— Вы говорите: во вторник, шестнадцатого апреля? И в какое время этот Хобсон приходил сюда?
— Около обеда. Одиннадцать или одиннадцать тридцать…
— Видишь, Лиз, как работает ФБР? — прокомментировал рассказ Марк, когда они распрощались с ассенизаторами. — Теперь мы, во-первых, твёрдо знаем, что убитый искал работу в трущобах района Меза всего десять дней назад, то есть за семь дней до убийства. И он был готов на любую работу, даже ассенизатором. Это значит, он приехал в Хьюстон совсем недавно. Меньше месяца, я думаю. Во-вторых, в семейке проституток нам сказали, что убитая, возможно, была «нелегалкой» и работала на сутенёра где-то на противоположной стороне проезда Меза. Но это уже – чистой воды вероятности, а не факты.
— Не могу поверить, как мало удалось узнать за пол-дня работы.
— Да, хотелось бы чего-нибудь посолиднее. Тем не менее, в нашем деле частенько так бывает. Бегаешь целый день – и всё без толку. По крайней мере, есть какие-то зацепки, над чем я могу поработать после обеда. Спасибо за помощь, Лиз…
Говоря о том, что он будет работать после обеда над «зацепками», Марк выдавал желаемое за действительное. Наскоро перекусив у уличного торговца, он поехал к себе в Участок и провёл следующие три часа, приводя в порядок документы следствия. Известно, что подобная работа всегда занимает вдвое дольше, чем ожидается. В три у них была назначена телеконференция со штаб-квартирой ФБР в Вашингтоне, – такие совещания проводились регулярно, каждые две недели.
В 2020 году, имея на руках цепочку из пяти-шести серийных убийств, штаб-квартира ФБР уже парашютировала бы на них несколько «алан-пинкертонов», и эти энергичные ребята занимались бы всей необходимой беготнёй вместо (и под руководством) Марка. А если бы это не дало результатов течение четырёх недель, штаб-квартира развернула бы в помощь Марку и Алану свою дежурную бригаду «шерлок-холмсов» и «доктор-уотсонов». И целую команду мускулистых «рэмбо» в придачу – чтобы поучаствовали в задержании. Теперь, в 2030 году, всё, что штаб-квартира могла дать Марку, – анализ данных, да ещё добрый совет и пожелание удачи по видеосвязи. Это означало, что всю работу приходилось делать местным сотрудникам. Не то чтобы у штаб-квартиры кончились все эти «пинкертоны» и «рэмбо», просто их доставка по месту применения стала слишком дорогим удовольствием.
Телеконференция прошла в обычной деловой манере. Марк и Алан представили последние результаты, эксперты с другой стороны выдали свои, довольно бесполезные, советы, потом Бен заверил всех, что его Участок делает всё возможное и помогает ФБР по мере сил. Основная дискуссия развернулась вокруг вопроса, стоит ли продолжать заниматься идентификацией убитой женщины. Участники из Вашингтона справедливо полагали, что даже если имя жертвы будет определено, это, вероятно, мало поможет в обнаружении серийного убийцы. Обычная проблема в таких делах: жертвы редко имели что-то общее с маньяком; они были убиты просто потому, что оказались в неправильном месте в неправильное время. С другой стороны, несмотря на то, что у Марка появилось теперь расплывчатое описание убийцы, сыщикам не удавалось сделать из этого каких-либо практических выводов. Всё что нам остаётся, печально думал про себя Марк, это продолжать работать по идентификации убитой… По крайней мере, будет чем заняться до того момента, когда «Мясник» убьёт кого-то ещё.
Внезапно один из участников конференции с вашингтонской стороны поднял руку. Марк видел его впервые и предположил, что это был кто-то из руководства отделом криминалистической экспертизы, заглянувший на совещание чтобы убить скуку.
— Мистер Пендерграсс, — начал незнакомец, глядя в телекамеру как-то боком. Так следят за добычей змеи и крокодилы, — Возможно, Вы занимаетесь этими серийными убийствами слишком долго.
— Что Вы имеете в виду, сэр? — ответил Марк. Слишком долго, в задницу, подумал он. Двадцать лет назад было такое правило. Агентам ФБР не позволяли работать над делами о серийных убийствах более шести месяцев, в порядке исключения – до одного года максимум. Расследование серийных убийств расшатывает психику, и в ФБР пытались сохранить психическое здоровье агентов. А теперь, Марк работал над расследованием дела «Мясника» уже почти два года. Никому и дела не было до психического здоровья следователей, так как следователей хронически не хватало.
— Я читал Ваши отчёты, господин старший следователь, — продолжил человек с экрана, — Два года – это многовато. Мы должны принять какое-то организационное решение по делу «Шелдонского Мясника».
— Вы предлагаете направить к нам ещё одного агента ФБР? В помощь старшему следователю Пендерграссу? — спросил Бенито.
— Отправка ещё одного агента – это из области чистой теории, майор. Для начала, мы можем передать дело под юрисдикцию Округа Харрис. Пусть Полиция займётся «Мясником».
— При всём уважении, сэр, и как это поможет ускорить расследование? — раздражённо возразил начальник Участка, — Вы же знаете ситуацию. Надеюсь, мне не нужно Вам объяснять, что у нас самих не хватает ни людей, ни ресурсов.
— Скорости следствия это не поможет, зато очень даже поможет моему бюджету. Лично я сильно сомневаюсь, что на Вашем участке вообще нужен представитель ФБР.
— Означает ли это, что я уволен, сэр? — спросил Марк.
— Пока нет, старший следователь. Пока нет. Но Вам следует действовать, как бы это сказать… поактивнее.
— Мы делаем всё от нас зависящее, сэр, — начал Бенито.
Незнакомец поднял ладонь, прерывая майора, — Я думаю, не всё. Как насчёт добровольцев?
Один из вашингтонских экспертов на экране незаметно для незнакомца закатил глаза, указывая участникам в Хьюстоне, что он решительно не согласен с начальством, но слишком боится высказывать своё мнение.
— Однако, сэр… — сказал Алан.
— Никаких «однако», джентльмены. Я вам это разложу на пальцах. Время «икс»: два календарных года с момента убийства номер один, либо следующее убийство «Мясника», что из них наступит раньше. А как только момент «икс» настанет – мы тут в Вашингтоне начнём принимать решения за вас. И, к сожалению, многие из наших решений вам, джентльмены, придутся не по вкусу. Покажите нам, что Вы можете хорошо работать, мистер Пендерграсс… — и экран выключился.
— Нифига себе! Откуда, чёрт возьми, взялся этот заподлянец? — спросил Алан, — И кто это, кстати?
— Понятия не имею, — сказал Бен, — Он вообще не представился. Наверное думает, что все должны узнавать его в лицо. Ты знаешь, кто это был, Марк?
— Нет, — покачал головой Марк, — Но то, что он заподлянец – не вызывает никаких сомнений. Один из этого нового поколения вашингтонских клоунов. Из тех, что попали сразу в штаб-квартиру, не будучи полевым агентом ни одного дня. У тебя, Бен, случаем нет открытой позиции депьюти? Для бывшего агента ФБР? Уборщиком или клерком я тоже могу.
— Ты так не шути, чувак!
— Ладно, не шучу. Итак, что будем делать? Соберём добровольцев и продемонстрируем бурю активности?
— Ты знаешь это лучше меня, Марк. Не сработает. Только хуже сделаем.
Это правда, ничего хорошего из добровольцев не выйдет, подумал про себя Марк. Интересно, что я буду делать, если меня выпнут из ФБР? Всё, что я умею в жизни – это расследование уголовных преступлений. Да, ещё у меня есть кое-какие навыки столяра. Уже много лет Марк мастерил стулья и полки для всех соседей, и ему нравилось работать с деревом. Открыть, что ли, столярную мастерскую в своём гараже? Да, но уровень доходов будет жалкой тенью того, что ему пока ещё платят в ФБР…
— Всё в порядке, джентльмены, — произнёс Марк с решительностью смертника, — пойдёмте работать дальше.