Прощальную вечеринку для Арнольда и Майкла решили организовать у Штольцев. Фредерик, Арнольд и Майк, как обычно, уехали на полигон около шести утра: на их заводе по переработке пластмасс выходных не было. Как было решено вчера вечером, Саманта поехала вместе с Майком, а Памела и Патрик из любопытства также вызвались съездить за компанию с сестрой, чтобы посмотреть на бомбы. Что касается Мартина, второго сына Штольца, то он и так обычно проводил субботы и воскресенья, помогая с семейным бизнесом на заводе. Уильям, Клэрис и Дэйви отправились делать Маршрут. В программе «Пути Спасения», инвалидам можно брать выходной хоть каждый день, но сбор по воскресеньям, как правило, больше обычного, поэтому Уильям решил не пропускать выгодный день. Выходные выходными, а дневную норму сбора никто не отменял. Если не сходишь делать Маршрут в воскресенье, придётся накручивать по несколько дополнительных миль в день всю неделю. Подготовка к вечеринке, таким образом, осталась на Эльвире Штольц, Мэри и Марке. Марк решился взять в это воскресенье выходной, не смотря ни на что. Расследование или нет, отдохнуть было необходимо.

Утром женщины выдали Марку список покупок, и он отправился пешком на местный рынок, примерно в двух милях [прибл. 3 км] от дома. Он решил не брать велосипед. Список покупок был длинен, и ему так или иначе придётся нанять разносчика. Крупные сети супермаркетов давно развалились, так что еду и всё остальное теперь приходилась покупать, как сто лет назад, – в маленьких частных лавках. Хлеб – в пекарне, мясо и сосиски – у мясника, пиво – в пивном киоске, древесный уголь – в угольной лавке, и так далее.

Уже прошло более десяти лет с момента, когда последний супермаркет в Хьюстоне закрылся, но Марк всё ещё не привык ходить от лавки к лавке. Насколько легче было всё устроено до Обвала! Приходишь в чистый, ярко освещённый супермаркет. Все товары аккуратно разложены на полках. Конечно, Мэри наверняка убила бы пару часов, систематически продвигаясь через секции одежды, посуды и так далее, и рассматривая товары, которые им были совершенно не нужны. Мальчики, Уильям и Майкл, постоянно застревали в отделе игрушек. Как большинство мужчин, Марк считал всё это пустой тратой времени. Если он посещал супермаркет в одиночку, ему требовалось менее получаса, чтобы заполнить тележку. Десять минут спустя, заплатив на кассе кредитной карточкой, он был бы уже на стоянке и загружал бы приобретённое в автомобиль… Теперь у Марка не было ни автомобиля, ни даже кредитной карточки.

Около четырёх с небольшим лет назад, Марк как-то попытался объяснить концепцию супермаркета младшим детям. Саманта и Памела были в супермаркетах несколько раз в жизни, хотя к тому времени полки магазинов уже сильно опустели из-за последствий Обвала. Вероятно, они были тогда ещё слишком малы, чтобы хорошо помнить эти посещения. Маленький Патрик в супермаркетах не бывал вообще, – он родился уже после того, как последний супермаркет в районе Шелдон-Рез приказал долго жить.

«Супермаркеты были огромными. Вот почему их и называли «супер»,» — объяснял детям Марк.

«Такие же большие, как наш «Универсальный Магазин» мистера Белла?»

«Нет. В сто раз больше».

«Если магазин воще такой большой, как найти то, что тебе надо?» — спросил Патрик.

«Все товары были на полках. И всё было аккуратно подписано. Это называлось: «отделы». Скажем, если тебе нужна одежда, ты идёшь в отдел «Одежда». Нашёл, что тебе надо, и положил в тележку. А потом идёшь платить за это.»

«А! Я помню,» — сказала Саманта: «У тележек были такие, навроде сидений, я сидела на тележке, высоко-высоко, а мама – толкала тележку по проходу. Там были полки, полки, полки, до потолка! Мама сказала: пойдём сначала в «Одежду». Но в том, как ты, папа, сказал: «отделении»? – уже ничего не было… Тогда мама сказала: давайте пойдём в отделение «Постельное белье». Там тоже почти ничего не было, но мама взяла два покрывала. Она потом из них шила платья мне и Пэм… Потом мы пошли в отделение «Посуда». Там… были всякие кастрюли, и электрические машины и так далее. Было интересно… А потом прибежал папа и они с мамой начали ругаться!»

«Ну да, помню,» — сказал Марк: «Я говорил маме, что нужно купить резиновые сапоги. Пять пар. Мы, собственно, и пришли тогда в супермаркет, чтобы купить сапог. Мне позвонили, говорят: там резиновые сапоги продаются… А мама сказала, что там остались только самого большего размера, и нам они не нужны. А пока вы с мамой гуляли по отделу «Посуда» (кстати, Саманта, это «отдел», а не «отделение»), даже эти большие размеры все разобрали! Я только успел схватить одну пару. Прихватил ещё сгоряча три пары шлёпанцев, но эти все развалились за неделю. Партия была некачественная.»

«А почему люди не могли просто схватить вещи и убежать?» — спросила Памела.

Марк улыбнулся: «Ну, скажем, кое-кто так и поступал. Но это случалось очень редко. Их называли «магазинными ворами». Кассиры и охранники их ловили и сдавали в Полицию. Большинство людей не воровало. Они выбирали то, что им надо, и шли платить за это на кассе.»

«Касса – это как в нашей школе, когда мы сдаём деньги за учёбу по понедельникам?» — уточнил Патрик.

«Более или менее. Хотя, они не выстраивали людей в одну шеренгу и не выкрикивали их фамилии,» — засмеялся Марк.

«А почему кассиры не могли забрать, что понравится, – и убежать?»

«Ну, там же были охранники.»

«А почему охранники не могли забрать все вещи и убежать?»

«А зачем бы они это делали? «Вещей», их ведь было много. Если тебе нужно что-то – просто пошёл и купил!»

«А что, если умине воще денег нета?»

«Памела, пожалуйста, не коверкай свою речь. «Умине воще денег нета,» — так только нищие на улице говорят.»

«Хорошо, папа. А что, если у меня не нашлось денег?»

«Вот это грамотная речь, Памела! Можешь ведь грамотно сказать! Если не нашлось денег, можно было пойти в банк и взять кредит.»

«А что такое кредит?» — спросила Памела.

«А что такое банк?» — добавил Патрик.

«Кредит, это когда банк даёт вам деньги сразу, а вы возвращаете потом.»

«А зачем это банку давать деньги «сразу»?» — удивилась Саманта: «Если у тебя будут деньги «потом», то ты и купишь, что тебе хочется, «потом». Вот например: у меня в школе стырили сандали и кепку месяц назад…»

«Это грустно, Саманта,» — сказал Марк: «Вещи надо запирать в шкафчик.»

«Да знаю, пап, знаю: я вообще сама виновата. Но я же так опаздывала на Физкультуру! Ну так вот: я попросила у мамы купить мне новые сандали, а она говорит: Сэмми, тебе не трудно походить в школу без сандалей какое-то время? У нас «сейчас» на сандали денег нету, папа тебе купит «потом». Ну ладно, «потом» – так «потом», похожу и без сандалей, мне это совсем не в лом…»

В то время у них и правда было плоховато с деньгами. У отца Мэри Дэйвида началась инфекция мочевого пузыря, поэтому им пришлось потратить месячную зарплату Марка на антибиотики. Ну, раз «совсем не в лом», пусть походит в школу босиком ещё месяц-другой, подумал про себя Марк. Нет худа без добра: будет знать, как разбрасывать вещи где попало!

«Не «сандалей», а «сандалий», Саманта. Но это мелочь. Главное, надо говорить: «мне совсем нетрудно», или «не проблема». «Совсем не в лом» – так только нищие на улице говорят. А насчет сандалий – не беспокойся. Я куплю тебе новые сандалии. Незамедлительно.»

«А «незамедлительно» – это «сейчас» или «потом»?» — спросил Патрик.

««Незамедлительно» – значит «потом», но очень скоро,» — пояснил Марк: «Очень даже скоро, вероятно – через месяц. Обещаю.»

«Обещаешь? По-настоящему?» — спросила Саманта.

«По-настоящему! Только если не надо будет вдруг покупать чего-то поважнее твоих сандалий, хорошо?»

«Хорошо, папочка. Я вполне могу подождать до «незамедлительно». В смысле: до «потом». А ходить без сандалей «сразу» – это даже вообще не проблема. Мне без сандалей… то есть без сандалий… даже удобнее. Не надо их в шкафчик запирать каждое утро.»

Каждое утро? Что она имеет в виду, – проскочило в голове у Марка. Насколько я помню, до кражи сандалий договорённость с мамой была такая, что босиком можно ходить только на Физкультуру. А Физкультура – три раза в неделю, а не каждое утро. Вот куплю дочке новые сандалии – надо будет разобраться, что они там в школе вытворяют с обувью!

«Кстати, мне очень нравится твой пример, Саманта. Ты точно поняла разницу между «сразу» и «потом». Так вот, банк тебе даёт деньги «сразу», а ты «потом» должна вернуть не ту же сумму денег, а чуть больше, понятно? То есть, ты можешь «сразу» купить, что тебе хочется, но заплатишь за это «потом» несколько больше, чем если бы ты покупала «сразу» за свои деньги, а не за деньги банка,» — Марк сам уже начал путаться в объяснениях. Банки и кредитная система не были в его учебном плане на сегодняшний день.

«А, я понял,» — вдруг сказал Патрик: «Эта твоя «банка» – это воще как уличная банда. И если ты им не отдашь деньги вовремя, они сделают тебя рабом воще на всю жизнь?»

«Так и есть,» — кивнул Марк. Удивительно, но у шестилетнего ребёнка после Обвала было больше здравого смысла, чем у большинства взрослых до кризиса. Вы не должны брать кредит, разве что в абсолютно критической жизненной ситуации. Притом: если взял, это может сделать тебя рабом на всю жизнь. Перед самым Обвалом получение кредита было слишком лёгким делом. Вот почему Обвал и случился.

«Хозяева супермаркетов должны быть очень богатыми, чтобы иметь такой большой магазин,» — сказала Саманта.

«Ну да, они и были богатые. Очень-очень-очень богатые. Некоторым принадлежали сотни магазинов, по всему миру.»

«Как такое возможно, папа? Хозяину придётся ездить туда-сюда, чтобы продать вещи? Он же не может быть в сотне мест сразу!» — Патрик покачал головой, не веря заявлению Марка.

«Они не сами продавали. Они нанимали специальных людей для этого, это называется «менеджер».»

«Как мастер у разборщиков?»

«Да, точно. Как мастер.»

«А менеджеры были воще богатые?»

«Нет, они были то, что называется средний класс. У них был хороший дом, и два-три автомобиля, и деньги, конечно. Но не так много, как у владельцев супермаркетов.»

«Пап, а мы средний класс или нет?» — поинтересовался Патрик.

«Я думаю, да.» Хороший вопрос, на самом деле. Только одна зарплата Марка в ФБР была намного больше, чем совокупные доходы многих семей по соседству. Притом, у них был хороший дом, и два автомобиля. Конечно, в доме не было электричества, не считая почти «мёртвых» солнечных батарей на крыше и почти «мёртвых» литий-ионных аккумуляторов под полом кухни. Не было также водопровода и канализации, не считая пятидесяти-галлонной бочки для душа и трубы для отвода мыльной воды, да ещё уборной на заднем дворе, самой примитивной – с дыркой в полу. Они не заводили свои автомобили уже шесть или семь лет, и вряд ли стоило их заводить – настолько они проржавели (а литий-ионные аккумуляторы под кухней были на самом деле сняты с супер-гибридного автомобиля Мэри). Но, всё в мире относительно. В 2015 году, их сегодняшнее состояние дел твёрдо поместило бы их в самом низу социальной пирамиды. За чертой бедности, или чуть-чуть над ней. Но в Америке 2026 года, десять лет после Обвала, они могут с гордостью именовать себя средним классом. Если такая вещь как «средний класс» всё ещё существует.

«А что воще случилось с владельцами супермаркетов? Они сейчас тоже средний класс?» — продолжила вопросы Памела.

«Ну, что владельцы супермаркетов делают сейчас, я не знаю, ягодка. Некоторые из них, вероятно, живут гораздо лучше, чем мы. Некоторые… – может быть, и хуже. Видишь ли, раньше богатые люди не хранили деньги, как деньги. Они держали всё во всяких акциях, облигациях, бондах и так далее, а эти бумаги сильно подешевели после Обвала. Так что, многие потеряли все свои богатства.»

«Про банды – я знаю,» — сказал Патрик: «Сдаёшь деньги бандитам, они их там как-то «крутят», а потом возвращают тебе немножко больше денег. А иногда – не возвращают, но это только если очень не повезёт. В бандах – они за базар отвечают. А что такое воще акции и эти, как ты сказал? «Оболгации»?»

Я не должен был про это говорить, подумал Марк. Теперь придётся объяснять детям про фондовый рынок. Эти знания им точно никогда в жизни не пригодятся.

«Боюсь, Патрик, для тебя это пока трудновато. «Акция» – это такая бумага. Ты даёшь компании деньги, а они дают тебе эту бумагу. Таким образом, тебе принадлежит небольшая часть их бизнеса.»

«Я понял,» — сказал Патрик: «Это как мама ходит в компанию «Используем Ещё Разик», возле Кучи, чтобы купить нам пере-отбеленной бумаги для наших школьных тетрадок?»

«Нет, это несколько сложнее… Знаешь что? Я расскажу вам об акциях и «оболгациях», только как-нибудь в другой раз, идёт?»

«Мне не нравится эта идея «супермаркета»,» — заключила Саманта с решительностью десятилетнего ребёнка: «Если нам надо купить, скажем, хлеб, мама даст мне двести долларов, и я пойду на угол, к мистеру Салливану. Или, я возьму мой велик и доеду до пекарни миссис Чанг. Это же вообще классно! Миссис Чанг всегда режет оставшийся хлеб мелкими кубиками и сушит в духовке, и даёт их детям забесплатна. Хрустяшки, она их так называет…» (Опять эти уличные словечки, отметил Марк.)

Она была права, конечно. Частные лавки имели свои преимущества. По крайней мере, они не подмешивали в еду пищевые консерванты и искусственные красители, и не пичкали скот и птицу гормонами и антибиотиками. До Обвала, были все эти загадочные «Е-номера», украшавшие упаковку любого продукта! Вообще, ситуация с продуктами в Техасе была О-кей. Если не транжирить деньги, можно легко позволить себе достаточно белков: тофу, яйца, молоко или творог каждый день, мясо или птицу два раза в неделю, а рыбу или другие морепродукты – время от времени. Причём, всё покупается свежим. Никто не может позволить себе замораживать еду. Холодильник в кухне Марка был давно превращён в шкаф для сухих продуктов, а морозильная камера в гараже служила баком для запаса питьевой воды. Некоторые соседи держали маленькие морозильные камеры с питанием от солнечных батарей, чтобы делать лёд. Если Марку хотелось вспомнить роскошь жизни до Обвала, он выдавал Саманте или Памеле пластиковый контейнер и банкноту в двадцать долларов и отправлял их к соседям, чтобы приобрести лёд для напитков…

Как обычно по воскресеньям в это время дня, рынок был полон. Ещё три-четыре часа, и толпа потихоньку рассосётся: кто-то отправится на воскресную службу в церкви, другие просто будут расслабляться дома. До того, как тут организовали рынок, это место было типичным американским торговым центром. Теперь бывший банк на углу превратился лавку мясника, в помещении бывшего индийского ресторана продавали рис и специи, в бывшем магазине «Радио-Шак» окопались местные умельцы по ремонту мобильных телефонов и компьютеров, и так далее. Крупные магазины были разделены на лавки и лавчонки поменьше, некоторые имели прилавок менее трёх футов [прибл. 90 см] по фронту. Кроме постоянных магазинов, было много торговцев с тележками, а большая часть продавцов овощей просто раскладывала свою продукцию на тротуарах.

Первым делом, надо, конечно, нанять разносчика. У них было устроено что-то вроде мафии. Они «держали территорию». Если родители посылали десятилетнего сына купить кувшин молока или полдюжины яиц, это не вызвало проблем с местными сорванцами. Однако, ни один мальчуган не мог просто так прийти на рынок с самодельной тележкой и начать собственный бизнес доставки без риска крепко получить по шее. Все места были заняты! Двое подростков постарше организовали что-то вроде стоянки такси. Мальчики-разносчики, с разномастными тележками, были построены в углу бывшей автостоянки. Когда Марк подошёл, следующим на очереди был амер-индийский мальчуган, лет примерно двенадцати, с двухколесной тележкой и зонтом для гольфа в качестве бонуса. Мальчик был только в шортах, без рубашки и босиком. По виду его почти чёрной кожи и мозолистых, довольно грязных, ступней можно было заключить, что это был его обычный набор рабочей одежды.

— Шестьдесят долларов до любого места, сэр! — как любой амер-индиец, мальчик был не прочь поторговаться.

— Пятьдесят. Я знаю цены. Кроме того, мы живём меньше чем в двух милях отсюда.

— У меня есть зонтик, сэр!

— Сегодня нет дождя. Приятель, если ты не хочешь работать за пятьдесят, я возьму следующего пацана в очереди.

— Хорошо, сэр. Пятьдесят.

Один из старших мальчиков уже показывал юному вымогателю кулак. В воскресенье было много желающих подработать, поэтому стандартная цена не подлежала обсуждению. Они начали потихоньку обходить магазинчики и киоски, Марк сверялся со списком покупок, заказывал и платил, а мальчик-разносчик заполнял кузов своей тележки. Через час-полтора, все необходимые покупки были завершены. Марк потратил около трёх недель своей ФБР-овской зарплаты. Чёрт с ним. Мальчики шли в армию. Кто знает, возможно, он их больше не увидит…

Около входа на рынок, как обычно, проходил сбор пожертвований «Пути Спасения». Сейчас тут дежурили пятеро инвалидов: средних лет мужчина на костыле без левой руки и левой ноги, три молодых парня без обеих ног, один из них в сопровождении беременной жены, и, наконец, местная звезда, поэт, композитор и исполнитель рэпа Джек-Потрошитель. Джек был амер-африканцем неопределённого возраста, с короткими культяпками вместо обеих ног и обеих рук. Он идеально подходил под определение «самовара», поэтому, в отличие от других инвалидов, «Путь Спасения» разрешил ему иметь постоянную «точку». Но этой привилегией Джек почти не пользовался, предпочитая давать концерты каждый день на другом рынке района. Отсутствие конечностей было компенсировано впечатляющей причёской с дредами, зеркальными солнечными очками и улыбкой в тридцать два зуба. Марк запомнил, что Джек-Потрошитель появился в районе Шелдон-Рез примерно когда Уильяма призвали в армию. Джек прибыл явно не с «Мусоровоза», так как к моменту своего появления в районе он был калекой уже много лет. Его песни были хорошо приняты местным населением. Сейчас у людей не было большого выбора. По телевизору крутили только старые записи певцов и музыкальных групп – тех, что были до Обвала. Лишь несколько известных по всей стране исполнителей продолжали свои концерты, да и то – на чистом энтузиазме. Выложить собственный клип в Интернете для бесплатного просмотра легко, а вот собрать плату за альбом с людей, у которых не хватает денег на еду – это потруднее.

Джек-Потрошитель сидел в раскрашенном в цвета американского флага инвалидном кресле. Ремень, приклёпанный к спинке сиденья, помогал инвалиду сохранять тело в вертикальном положении. На подножках кресла располагались акустические колонки, а усилитель был прикручен сзади, за спинкой сиденья. Кресло было стратегически установлено на трёх-футовом [прибл. 90 см] бетонном поребрике газона, так что зрители могли лучше разглядеть лицо сидевшего инвалида. Позади, на траве газона, небольшая солнечная батарея заряжала запасной аккумулятор. Клэрис как-то говорила, что всё это имущество, вместе с самим калекой-рэпером, доставлялось к месту проведения концертов каждое утро бесчисленными любовницами Джека. Подружки постоянно менялись. Видимо, Джек-Потрошитель знал секрет, как находить новых девушек, при этом без скандалов избавляясь от старых. В конце концов, звёздам разрешается некоторая свобода в выборе любовниц. Сегодня дежурной подружкой и звукооператором Джека была белая девчонка-переросток, в шортиках, таких коротких, что они сошли бы за бикини, если бы не были из джинсового материала. Поскольку погода была уже довольно жаркой, сам Джек сидел в своём кресле с голым торсом. Его знаменитая кожаная жилетка, с медалью «Пёрпл Харт», затерявшейся среди примерно двухсот значков различных рок-групп, была доверена подружке. Та с гордостью надела раритет поверх изодранной футболки со свежим трафаретом «ДЖЕК-ПОТРОШИТЕЛЬ» на груди.

Как обычно, вокруг толпилась кучка слушателей. Джек только что закончил песню о какой-то политике: что-то там с рефреном «Вашингтон-Вашингтон» и «жирные коты – жадные коты» в качестве припева. Девочка-переросток в знаменитой жилетке пошла по кругу с красным ведёрком, собирая заслуженный гонорар. Марк опустил в ведёрко пару долларов, а затем подошёл к остальным инвалидам, чтобы дать пожертвования и им.

— А этим Вы, сэр, зачем дали денег? — сварливо прошипел мальчик-разносчик сзади. — Эти инвалиды – бесполезные уроды. Они не нужны никому. Лучше бы Вы заплатили мне шестьдесят.

— Заткнись, — прошептал Марк в ответ. — Я вот дождусь, когда ты вернёшься из армии без рук и без ног. Тогда я тебе выдам остальные десять баксов.

Мальчишка прошипел ещё что-то неразборчивое, но Марк не обратил внимания.

— Спасибо! Спасибо за ваши пожертвования, леди и джентльмены! Подходите, подходите! Поможем Инвалидам! По-мо-жем Инвалидам! Поправь мне микрофон, Мопкин, и, если тебе не в лом, сделай-ка ещё один кружок с нашим ведёрком. По-мо-жем Инвалидам!

Джек-Потрошитель чуть наклонился в кресле и девушка поправила ему микрофон. Калека вдруг повернулся к Марку, — Вот ты, чувак. Как тебя зовут?

— Марк…

— Марк! Ты провожаешь сына в армию, угадал? — Джек говорил через усилитель, а Марк – без, поэтому разговор получался в форме какого-то странного театрального монолога.

— Да… Двух парней. Моего сына и одного соседского парня. А как ты догадался?

— Марк отправляет двух парней в армию, леди и джентльмены! Догадаться просто, чувак. Ты здесь такой уже десятый – все закупают жрачку-бухачку. Мне доложили, что братва из Офиса Военной Карьеры разносила всем повестки. Твоего парня, чувак, в какие войска?

— В пехоту.

— А! Пехота. Сын этого чувака пойдёт в пехоту, леди и джентльмены! Отличный выбор! Эксклюзив, можно сказать. Я тоже в пехоте был, чувак. Видишь, как великолепно бронежилет защищает тело? — Он покрутил в воздухе культями рук и поёрзал по сиденью коротенькими обрубками ног, демонстрируя великолепные защитные характеристики бронежилета.

— Можно спросить, где тебя так покалечило?

— Марк спрашивает, где меня так покалечило, леди и джентльмены! Можно спросить, чувак, почему нельзя. Без проблем! В Ливии, чувак, в Ливии. Операция «Газовый Щит», слыхал про такую? Только, у нас в пехоте, почти сразу стали называть: операция «Газовая Гангрена».

Марк кивнул, — Я знаю одного мужика. У него там, в Ливии, убили сына. 2020-тый год, так?

Операция «Газовый Щит» была первой со времён Первой Мировой, когда у американских наземных войск не оказалось поддержки с воздуха. Что-то там не так сложилось в Европе, и самолёты не летали семь или восемь недель. Оставшись без данных воздушной разведки, без продовольствия и боеприпасов, и без эвакуации раненых, пехота и танкисты окопались в безводной пустыне и погибали многими тысячами. «CNN», как обычно, поначалу отправила в действующую армию корреспондентов, но когда победные реляции сменились рассказами о полной катастрофе, репортажи быстро прекратились. Наверное, «CNN» тонко намекнули, что если у них осталось желание и дальше получать правительственные субсидии, лучше будет подержать язык за зубами какое-то время. Когда «CNN» замолчала, новости из Ливии стали просачиваться в район Шелдон-Рез из уст искалеченных солдат, которые мало-помалу возвращались домой из госпиталей. Тогда ещё инвалидов войны было мало. Их ещё встречали как героев. И даже приглашали в школы, чтобы они толкнули патриотическую речь.

— Так точно, сэр! Две тыщи долбаный двадцатый, сэр! Я там столько товарищей порастерял! Не считая, естественно, всего прочего! — он снова покрутил в воздухе бесполезными обрубками рук. — Из моего взвода, осталось трое! Наши бравые моряки грузили мёртвых баржами и возили хоронить – по морскому обычаю, в Средиземном море. Рыбам тоже надо что-то кушать, так? Ты знаешь, чувак, к концу этой бойни, самолёты уже летали, вывозили покалеченных. Там был один самолёт – специально для таких, как я. Для «самоваров!» Нас привезли в аэропорт на двух грузовиках. Мы такие лежим в грузовике и слушаем, как наш медик ругается с сержантом из ВВС. Сержант такой: да как же я их тебе погружу, болван! У тебя по списку сорок четыре эвакуируемых. А в самолёт можно поставить только тридцать носилок. А наш медик ему: не кипятись, летун, у меня тут, братан, «спец-выпуск». Они все поместятся, и ещё место будет. Тебе что, не сказали? Это груз из долбаного госпиталя в Зуварé. «Самовары», без рук и без ног. Оквадраченные! Тут кто-то засмеялся. И все мы, ну, в обоих грузовиках, как начали хохотать! Во все наши сорок четыре самоварные глотки! Во, сказанул: «оквадраченные»! «Спец-выпуск»!

Слушатели как-то притихли. Люди уже привыкли к историям об ужасах войны, но эта конкретная история немного зашкаливала.

— Ладненько, что это мы всё о грустном? — сказал в микрофон Джек-Потрошитель. — Леди и джентльмены! Следующая песня называется: «Каждый второй». Посвящается сыну Марка, идущему в армию, их соседскому парню, который тоже идёт в армию, и всем остальным, кто пойдёт воевать в этом году. Ты, чувак, передай парням, чтобы были там поосторожнее, и чтоб пришли оттуда целыми, а не как я, оквадраченными, всасываешь?

Подружка Джека уже вернулась на место звукооператора.

— Набери мне трак пятнадцать, детка. И добавь немного баса к каналу микрофона, — приказал ей Джек. Девушка потыкала пальцем в «iPad», выбирая заказанную фонограмму, потом поправила что-то на усилителе.

— Раз, два, раз, два… Хорошо, Мопкин-Попкин, понеслась. Жми воспроизведение, — Колонки загремели на весь рынок звуками синтезатора.

Чёрт возьми, подумал Марк. Песня как будто написана про Уильяма! «Слепой. Без обеих рук, но зато живой». Марк стоял, слушая песню и наблюдая, как один из безногих инвалидов, молодой, чуть старше его сына Майка, двигал коротко стриженной головой в такт рэпа. Ещё несколько человек подошли и опустили пожертвования в ведёрки инвалидов.

— Давайте пойдём, сэр, а? Я же не могу стоять тут весь день, — прошептал мальчик-разносчик, дёрнув Марка за рукав. Марк кивнул Джеку, извиняясь за свой уход до окончания песни. Джек-Потрошитель слегка кивнул в ответ, как бы принимая извинение. Марк двинулся за мальчиком с тележкой. Вослед им из динамиков, как какой-то безумный военный марш, катился рэп: