По дороге они решили, что Алекс отправится с одним из местных полисменов чтобы поискать свидетелей в непосредственной близости от места преступления, а Марк со вторым депьюти начнёт проверку адресов в трущобах вдоль шоссе Гаррет, и, если потребуется, продолжит проверять адреса вплоть до северной границы участка.

Депьюти Ким ждал их в крошечном офисе местного околотка полиции, но Тань ещё не пришёл. Рано утром они оба были вызваны разбирать уличную драку, и депьюти Тань остался на месте, чтобы закончить со свидетельскими показаниями. Виновник происшествия, амер-индиец лет двадцати, в разорванной рубашке, с подбитым глазом и с разбитым в кровь носом, был заперт за решёткой в дальнем углу околоточного офиса.

— Похоже, вы, джентльмены, не сможете присоединиться к нам сегодня, — отметил Марк.

— Что Вы, сэр, дело и выеденного яйца не стоит. Этот парень овощи воровал, можете себе такое представить? — ответил Ким, подавая Марку страничку отчёта о происшествии. — На самом деле, я его сюда притащил для его же собственной безопасности. Если бы мы его не арестовали, а оставили с теми америкитайцами, там бы произошла какая-нибудь восточная казнь. Смерть через разрезание на тысячу кусочков, бросание к крокодилам, что-нибудь в этом духе… Я так думаю, что этого парня уже можно отпускать. А мы займёмся вашим серийным убийцей.

— Давайте разыграем чуть-чуть этого воришку, — предложил Алекс. — Приведи его сюда, Ким. По дороге шепни, что из ФБР пришли по его душу.

Местный полисмен прошёл в конец комнаты и отпер решётку.

— Мистер Шарма? Я — сержант-следователь Зуйко. А это – старший следователь Пендерграсс, из ЭФ БЭ ЭР, — представился Алекс, сильно налегая на каждую букву в сокращении «ФБР». Марк отметил про себя, как мастерски сержанту удалось скрыть, что сам-то он был не из Бюро, а из обычной Полиции штата. — Расскажете нам вкратце Вашу версию событий этим утром?

— Н-ничего такого, сэр. Я живу на севере трущоб, сэр. Каждое утро хожу на работу, там короткая дорога, сэр. Те, другие джентльмены, сэр. Они набросились на меня, сэр. Я – ничего такого не делал, сэр, — молодой человек изъяснялся с сильным индийским акцентом. Он был, несомненно потрясён, узнав, что за ним приехали из самого ФБР.

— Разве депьюти не зачитал Вам Ваши права, мистер Шарма? — спросил Алекс с тупым выражением лица. Мужчина кивнул в подтверждение.

— Значит, Вы должны знать, что у Вас есть право хранить молчание, правильно? — Человек снова кивнул. — Но… там же ничего не было про то, что у Вас есть право врать ФБР?

Теперь голос сержанта звучал, как у государственного обвинителя на суде – из какого-нибудь детективного фильма. — Нет, мистер Шарма, там про право на враньё не было ни словечка! Вы что, думаете: ФБР просто так сюда прикатило? Нет, сэр. Бесперебойное поступление продовольствия является вопросом национальной безопасности! Вот такое дело, дорогой мистер Шарма… А теперь расскажите присяжным, как всё было – на самом деле…

Молодой человек выглядел ещё более напуганным.

— Как я уже говорил, сэр. Хожу там каждый день, там короткая дорога, сэр. Около недели назад, я выдернул пару морковок из грядки. Всего две, сэр. Я их съел по пути на работу… Ну, потом стал каждое утро выдёргивать себе одну-две. Я думал: у этих людей морковок очень много, нет проблем, если я съем одну-две. Сегодня утром, сэр, я выдернул морковку, а эти люди – прыг на меня! Так всё и было, сэр.

— Эти люди. Вы имеете в виду хозяев огорода, правильно?

— Верно, сэр.

— Вы сопротивлялись при аресте, мистер Шарма?

— Что Вы, сэр. Приехали полисмены, и вот тот джентльмен отвёл меня сюда, в Околоток.

— Депьюти Ким! Оказывал или не оказывал подсудимый… Я имею в виду: подозреваемый, – сопротивление при аресте?

— Нет, сэр! То есть, я имею в виду: да, сэр! Опа, и так, и так – получается неправильно. Я подтверждаю: подозреваемый сопротивления при аресте не оказывал, Ваша Честь… То есть: Сержант! Сэр! — Ким наслаждался ролью свидетеля обвинения.

— Итак, джентльмены, я могу заключить, что у нас имеет место совершенно очевидный случай кражи. С незаконным проникновением на частную собственность! Причём: неоднократные! Я думаю, это потянет на два года исправительного труда, если мы передадим в суд. С другой стороны, он не сопротивлялся полиции и дал чистосердечные показания, поэтому судья может сократить срок до одного года, — важно заключил Алекс, как бы спрашивая мнение Марка, — Начнём оформлять документы для Обвинителя, господин Старший Следователь?

Марк покачал головой. Он прилагал все усилия, чтобы не засмеяться над комической сценой «суда и следствия».

Алекс повернулся к молодому человеку снова и спросил вкрадчиво, почти шёпотом, как будто исполняя роль адвоката защиты, — Но… Скажите мне правду, мистер Шарма… Мне нужно знать правду, чтобы защитить Вас… Вы брали только две морковки в день, или, скажем, два фунта [прибл. 900 грамм] моркови в день?

— Нет, сэр, я клянусь, я клянусь. Одну или две морковочки, сэр. Мы очень бедны, сэр. Едим один раз в день, сэр…

— Я верю Вам, — великодушно заключил сержант. — На этот раз, мы Вас отпускаем, мистер Шарма. Но! Если… Если мы узнаем, что Вы снова собираете морковь на чужих огородах, нам придётся довести дело до уголовного преследования. Сегодня мы ещё можем решить дело нашими полномочиями, но, если Вы сделаете это снова – это уже пойдёт к Окружному Прокурору, Вы понимаете меня?

Отпустив из Околотка потрясённого до глубины души мистера Шарму, они вдоволь посмеялись. Теперь этот человек и близко не подойдёт к соседским огородам.

Разделавшись таким образом с утренней дракой, депьюти Ким запер дверь офиса и повесил на двери картонку: «На патрулировании. Ждите здесь или звоните 911, если срочно». Не спеша, они двинулись на велосипедах вдоль трущоб шоссе Гаррет. Вскорости, Алекс махнул Марку и Киму рукой и свернул на боковую тропинку, в америкитайские кварталы, чтобы осуществить запланированное рандеву с депьюти Танем.

Трущобы шоссе Гаррет, или ТШГ, как их называли для краткости, образовались уже после Обвала. В отличие от трущоб, которые получились из ранее застроенных районов, вместо улиц здесь были лишь извилистые грунтовые тропинки. Крошечные лачуги были выстроены из чего угодно: от старых шин до пластиковой плёнки и картонных коробок. Остальная земля была покрыта бесконечными рядами огородов. Вскоре тропинки стали слишком узкими для безопасной езды. Марк и Ким спешились и пошли пешком, ведя велосипеды рядом. Они догнали группу амер-азиатских женщин, босых и в конических соломенных шляпах, тащивших ведра с водой на бамбуковых шестах через плечо. Вся сцена выглядела очень похоже на фотографии времён войны во Вьетнаме, подумал Марк. У его тестя, Дэйвида-старшего, было несколько альбомов старых фотографий – «Хим-фото», как их называют, в отличие от настоящих цифровых фотографий. Большинство фотографий были черно-белыми, и лишь немногие – цветными, с неестественно яркими оттенками. Память неожиданно подсказала: «Кодаколор-X», так, кажется, тесть называл цветную плёнку. Дэйвид частенько рассказывал про своё увлечение фотографией. Он говорил, что фотографии в то время не высвечивались мгновенно на экранчике камеры, а должны были быть «проявлены» и напечатаны в специальной химической лаборатории. Подумать только, а экранчиков у камер вообще не было! Никто не знал, были снимки хорошие или плохие, пока лаборатория не выдавала отпечатки. Удивительно, как много упорства надо было иметь, чтобы увлекаться фотографией в те далёкие времена.

Дэйвид служил в ВВС, и был во Вьетнаме с 1970 по 1972 год. Он был аэродромным механиком, поэтому избежал большинства опасностей войны в джунглях. Увлекаясь с детства фотографией, он нащёлкал тысячи снимков. В основном, портреты друзей и сослуживцев: на аэродромах, с бензовозом, грузовым самолётом или вертолётом «Хью» на заднем плане, на улицах Сайгона, в барах или на пляже. Было у него много и фотографий из повседневной жизни Сайгона и в сельской местности: рыночные прилавки, гонки велорикш по улицам, студентки в длинных белых платьях, мальчики-нищие, играющие в пыли перед дорогим кафе, маленькие хижины под пальмами и папайей, женщины в чёрных шёлковых пижамах, работающие на рисовых чеках, и так далее. Здесь, в трущобах шоссе Гаррет, сходство с фотографиями той войны особенно бросалось в глаза. Значит, Америка сейчас жила так, как жили во Вьетнаме шестьдесят лет назад? Конечно, на американской земле не было войны. В альбомах Дэйвида было достаточно фотографий со следами страшной войны, которая тогда шла в Индо-Китае уже целых 25 лет: обугленный остов разбившегося вертолёта в джунглях, дымящиеся развалины на месте деревни, раненые солдаты на носилках у аппарели транспортного самолёта, обожжённые и изуродованные калеки-вьетнамцы на улицах…

Как хорошо, что Америке удалось избежать всего этого, не так ли? Они повернули за угол, и реальность немедленно опровергла умозаключения Марка: тут лежал частично разобранный остов армейского самолёта-транспортника «Геркулес». Когда-то Марк видел этот разбившийся самолёт в новостях по телевизору. Несколькими годами ранее, «Геркулес» потерял управление после взлёта и рухнул в трущобах, утащив в могилу шесть военных на борту и около тридцати обитателей трущоб. Теперь останки самолёта служили жилищем для нескольких семей. Навстречу им, по тропинке, медленно двигался амер-азиат лет тридцати. Он ковылял, опираясь на костыль, и вёл за руку маленькую полуголую девочку, вероятно, дочь. Рубашка у инвалида была гражданская, но брюки и солнцезащитные очки военного образца однозначно говорили, что мужчина пострадал на войне. Война на американской земле пока не шла, но здесь в трущобах – её следы были в полном наличии. Как во Вьетнаме в семидесятые годы прошлого века!

Ким спросил человека с костылём, как найти жилище семьи Хобсонов. Согласно базе данных, они должны были жить где-то рядом. Калека остановился, положив короткий обрубок ноги на ручку костыля, и начал объяснять что-то на ломаном английском языке, рисуя пальцем на ладони другой руки воображаемую карту. Маленькая девочка с любопытством смотрела на них и сосала большой палец. Ещё одно поразительное сходство с фотографиями вьетнамской войны, удивился Марк. Он отлично помнил снимок в одном из альбомов: вьетнамский солдат с повязкой военной полиции «МР» на рукаве разговаривает с одноногим вьетнамцем-инвалидом в потрёпанной солдатской форме. На заднем плане был уличный рынок, и двое полуголых ребятишек точно так, как вот эта девочка, смотрели с любопытством на «МР». Тот инвалид на фотографии точно так же опирался культёй на ручку костыля, а один из детей точно так же засунул в рот большой палец… Через несколько минут разговора Ким кивнул, и одноногий продолжил движение по тропинке. Проходя мимо Марка, он пробормотал вежливо: «Как-ваши-дела-сэр?» Девочка махнула рукой и сказала: «Приветик!» Интересно, что вьетнамский калека и ребятишки с фотографии сказали бы тогда американскому солдату?

— Направление выяснили, — подтвердил Ким. — По этой тропинке, второй поворот направо. Но, скорее всего, – пустышка. Этот мужик сказал, что не видел у них инвалида на протезе…

— Давай всё равно проверим их, раз уж мы тут, — предложил Марк. День обещал быть нелёгким. К сожалению, выпросить у Бена полицейскую машину для расследования было невозможно. К тому же, автомобиль был бы всё одно бесполезен в этих трущобах. Здесь и дорог-то почти не было.

Они толкали велосипеды по тропинке ещё минут пять, встретив ещё одну группу женщин с вёдрами воды на бамбуковых шестах. Лачуга семьи Хобсонов была построена из старой мебели и ДСП. Пожилая женщина, которая представилась как миссис Хобсон, сидела на крыльце, занимаясь чисткой овощей. Марк вытащил бэдж. Старушка пригласила полицейских пройти в дом. Кусок исцарапанной пластиковой плёнки служил входной дверью лачуги. Внутри, большую часть объёма занимали старый диван и трёх-ярусная кровать. Судя по всему, здесь на сорока пяти квадратных футах [прибл. 4 кв. м] жило не меньше шести или семи человек. Как и предсказал Ким, первый адрес был пустышкой. Семья была не из Нью-Йорка, а из Сиэтла, и переехала сюда несколько лет назад. Внук старушки в настоящее время служил в миротворческом корпусе ООН, слава Богу, не на настоящей войне, а на границе между Канадой и Републик-Квебекуа. Это было и вправду довольно безопасным местом службы: настоящая война между отколовшейся провинцией Квебек и остальной Канадой закончилась около четырёх лет назад. Обе стороны просто устали воевать. Да, они были единственными Хобсонами в округе, и нет, ни один из их родственников не был одноногий, слава Богу…

Они попрощались с разговорчивый миссис Хобсон и направились в северную часть ТШГ, где база данных указывала ещё один возможный адрес Хобсонов. Здесь, на севере трущоб, население было преимущественно амер-индийским, и лачуги стояли вплотную, группами по десять или двадцать в одном месте. Местные женщины носили воду не в вёдрах на бамбуковых шестах, а в кувшинах на голове. Вокруг было заметно больше детей школьного возраста.

— Амер-азиаты отправляют детей в школу, несмотря на любые трудности, — прокомментировал депьюти Ким. Сам он был из амер-корейцев, селившихся в основном на западной стороне трущоб. — Азиаты умеют вкалывать, сэр. Не то что эти индийцы. Ленивые сволочи. Видите, сэр, как много детей здесь не ходят в школу? И овощи тут ни в какое сравнение не идут с нашими. Ясен пень, почему этот давешний мистер Шарма воровал у китайцев морковь!

— Я не думаю, что люди ленивы, Ким, — не согласился Марк. — Тут просто слишком много народу. Земля больше не хочет родить.

Почва на некоторых огородах была — как белесая пыль. Президентская программа «Устойчивое развитие земледелия», которой пророчили безоблачное будущее около десяти лет назад, в этих краях, очевидно, провалилась. Без химических удобрений, гербицидов и пестицидов земля могла поставлять еду только для ограниченного числа людей. И это число было явно гораздо меньше, чем число людей, фактически живущих на северной окраине трущоб. Ситуация в амер-индийских кварталах ТШГ была миниатюрной копией ситуации в самой Индии. Десять или одиннадцать лет назад, это было в новостях каждый вечер: нехватка воды и продовольствия в Индии, трупы на улицах городов, миллионы голодающих беженцев…

С Индией стало всё ясно сразу же после Обвала. Центры разработки и поддержки программного обеспечения осталось без заказов в одночасье. Корпорация «Эппл» обанкротилась и была куплена (со всеми долгами) «Микрософтом» всего за один доллар. Сама «Микрософт» вскоре стала благотворительным учреждением: несколько сотен инженеров в Вермонте и Беркли выживали на президентских грантах, продолжая техническую поддержку оставшихся операционных систем. Затем последовало банкротство банков, производителей дешёвой электроники и авиакомпаний. Индийский как-бы средний класс: все эти программисты, администраторы баз данных, руководители проектов, бухгалтеры и специалисты технической поддержки – все вдруг остались без работы и без денег. Вслед за индийским средним классом исчезли все более или менее доходные профессии: туристические достопримечательности и туристические автобусы, отели и платные пляжи, изготовление и продажа сувениров, и даже портновские мастерские. В Индии больше не было богатеньких иностранных туристов! У бывших богатеньких туристов тоже не было денег. До Обвала в Индии было 1,3 миллиарда населения, из которых 0,9 жили на менее чем пятьдесят американских центов в день. После Обвала, почти все 1,3 миллиарда достигли нового уровня нищеты: с дневной нормой менее одного цента!

Четыреста миллионов отчаявшихся людей побежали из разваливающихся городов в деревни. Но и в деревнях не было земли, воды и еды для всех. Счастливчиками могли считаться те, кому удалось раздобыть себе какую-нибудь рыбацкую лодку и доплыть, куда придётся: до Австралии, до Бирмы или до Мадагаскара. Или даже до США. Оставшиеся… Никто не был уверен, чем этот кризис в Индии закончился. Информация оттуда просто перестала приходить. Было предположение, что осталось несколько миллионов выживших, некоторые даже оценивали оставшееся население числом в двадцать или даже пятьдесят миллионов. Однако все давно согласились, что те, кто пережил кризис в Индии, уже жили в каменном веке…

Вскоре Марк и Ким добрались до второго адреса из базы данных. Семья была смешанной: белый муж и амер-индийская жена, с пятью малолетними детьми. Хозяин был сапожником: перед его крошечной хижиной была установлена полка с несколькими парами дешёвых резиновых шлёпанцев и сандалий, а хозяин вырезал из старой покрышки подошвы для ещё одной пары. В полном соответствии поговорке «Сапожник без сапог», вся семейка была босиком. Двое старших пацанов, примерно шести и семи лет от роду, в сильно испачканных шортах, но без маек, помогали отцу: держали инструмент и подавали бесплатные советы. Трое младших, от двух до пяти лет, пока не считались рабочей силой. Совершенно голые, они играли в дорожной пыли. Мамаша варила что-то подозрительное в закопчённом котелке поставленном на четыре кирпича. Топливо между кирпичами выглядело как высушенный коровий навоз.

— Доброе утро, сэр, — подошёл Ким к сапожнику, — Как бизнес?

— И вам всем доброе утро, господа. Бизнес – как бизнес. Апрель! Кто, к чёртовой матери, придёт покупать шлёпанцы в апреле? К июню – будет совсем другое дело. Тонны клиентов! А пока, вот… Эта полка – только игра. Мои старшие сыновья развлекаются. Выставляют утром, собирают вечером. Я не против. Пусть учатся, как вести бизнес, так ведь?

Марк тоже подумал, что выставка продукции была просто забавой. Похоже, мистер Хобсон либо работал на заказ, либо отправлял обувь на продажу в более зажиточные кварталы. Здесь, в амер-индийской части трущоб, лишь каждый десятый носил обувь более или менее постоянно.

Сапожник обратился к Марку, — А Вы, сэр? Тоже из Полиции?

— Из ФБР, — ответил Марк.

— ФБР! — присвистнул хозяин, — Вы, наверное, очень богатый человек, сэр? Вам пара сандалий не нужна? Дόма, например? У меня – отличное качество, сэр. А цены – вообще великолепные! Скидка на скидке! За пару сандалий – всего три тыщи восемьсот долларов. А за вьетнамки – три тыщи. Дешевле Вы нигде не найдёте. Апрель на дворе, как я и сказал…

Марк ещё раз оглядел полку с продукцией. Сандалии были стандартные: с подошвами из старых покрышек, уродливого фасона. В летнее время, когда бетон тротуаров был слишком горячим, младшие дети Марка ходили в подобной обуви в школу. Три тысячи долларов за пару вьетнамок – это было не дорого. Но и не дёшево. На местном рынке недалеко от дома Марка их бы тоже продавали за три тысячи.

— А детские размеры в Вас найдутся готовые, сэр? — спросил он. Не то чтобы он хотел купить что-то: все его дети уже имели по паре. Просто, Марк ожидал, что ответ будет отрицательный и надеялся вежливо прервать рекламную кампанию хозяина, чтобы перейти к вопросам о Нике Хобсоне.

— Детские размеры, сэр? Для ваших детей, да? Вы в самом деле богатый человек, как я и сказал! Нет, сэр. Готовых детских размеров мы не держим. Кто бы их, к чёртовой матери, здесь покупал? Но для Вас, сэр, я могу сделать на заказ, без проблем. Детские размеры у меня дешевле: сандалии за три-триста, а вьетнамки – за две пятьсот. Хотите заказать прямо сейчас, сэр? Какие размеры?

— Нет, не сегодня, сэр. Я же размеров не знаю. Этим у нас жена заведует, — придумал отмазку Марк. Его трюк сработал, как ожидалось. В этих трущобах, покупка детской обуви наверняка считалась экзотической роскошью, которую только «богатые», вроде Марка, могли себе позволить.

— Мы вообще пришли спросить, сэр, — Ким умело воспользовался паузой чтобы вставить в разговор интересующий их вопрос, — У Вас нет родственника, или, может быть, знакомого, по имени Николас Хобсон?

— Николас Хобсон? Один из моих прадедушек был Николас. Но он умер давным-давно. Наверняка, прадедушка вам, господа, ни к чему. Нет, сэр! С моей стороны семьи Николаса у нас нет. С её стороны – тоже. Хотя, давайте спросим… — Он повернулся к жене, которая всё ещё размешивала что-то в котелке, — Наяти, лапочка! Вот тут офицеры хотят знать, есть ли у нас Николас Хобсон в родственниках.

— Не с моей стороны, дорогой, — ответила женщина. К удивлению Марка, она говорила без следа индийского акцента. — У всех родственников с моей стороны – имена тамильские. И даже по прозвищам, в смысле: американизированным именам – никаких Николасов у нас нет.

— У тебя столько родственников, лапочка. На твоём месте, я бы не был так уж уверен, — не согласился хозяин.

— Может, не «Николас», а просто «Ник»? «Ник Хобсон»? — Марк скорректировал вопрос депьюти.

— Если бы в нашем клане и был мальчик с именем «Ник», он не был бы «Хобсоном», сэр, — сказала Наяти, — Я – единственная Хобсон. И то, только потому, что влюбилась по уши вот в этого чувака.

Она ткнула пальцем в сторону мужа. Марк решил не задавать дополнительных вопросов. Кожа женщины была тёмной, а черты лица – явно индийскими. Наверняка, никто из её родственников не сошёл бы за белого.

— Ну и с моей стороны «Ника» тоже нету, — добавил сапожник, — Давайте-ка лучше обсудим размеры сандалий для ваших детей, сэр…

Пока вторая попытка продать сандалии не увенчалась успехом, Марк и Ким торопливо пожелали сапожнику хорошего дня.

Два следующих адреса из базы данных были тоже бесполезны. По первому адресу было небольшое ателье. Как и в случае с сапожником, бизнес тут тоже не особенно клеился, и хозяева очень хотели что-нибудь продать Марку. В этот раз, Марк вообще не упоминал ФБР. Наверное, подумал Марк, моя офисная одежда на них производит такое впечатление, и они думают, что я богач? Вот к Киму они же не пристают. Проклятые амер-индийцы! В следующий раз, когда поеду сюда, надо одолжить полицейскую униформу, решил он. Кое-как отбившись от предложений футболок и брюк, Марк получил-таки необходимую информацию. Да, Хобсоны жили здесь – два или три года назад, но с тех пор куда-то переехали. Куда – они не сообщили! А майка Вам не нужна? Нет, никто из них не был Ником Хобсоном. А может, женское платье? Для Вашей супруги, сэр?

По второму адресу, амер-индийская бабушка просто махнула рукой: «Не Хобсоны мы, не Хобсоны.» Она явно боялась разговаривать с Кимом в его полицейской форме. И в форме плохо, и без формы, отметил про себя Марк. Так или иначе, из старухи ничего вытащить не удалось, и пришлось обходить соседей. Несколько вопросов, заданных соседям, подтвердили, что федеральные базы данных сильно устарели.

Следующий адрес был из базы данных ОВК (Офиса Военной Карьеры). Эта база считалась понадёжнее прочих. Может быть, им повезёт в конце концов, надеялся Марк. Они подошли к группе лачуг, построенных из дёрна и обломков дерева. Покосившиеся домишки опирались друг на друга для дополнительной поддержки.

— А я помню это место, — неожиданно сказал депьюти, — Нас сюда вызывали на место преступления – года три назад. Фамилию я забыл, конечно, но сейчас припоминаю. Точно, там фигурировали какие-то Хобсоны.

— А что за преступление?

— Двух девушек изнасиловали. Хотя, я был просто стажёр в то время, и к дознанию меня не допускали… — добавил он в качестве оправдания.

Маленькая хижина была пуста. Пожилой сосед доложил — Прекрасная семья, прекрасная. Но невезучая. Да, сэр, невезучая! Девушки работают день и ночь, чтобы младшие братья могли быть в школе. Законопослушные. Мальчики сами ходили пару месяцев назад, чтобы зарегистрироваться для армии… Такое сейчас не часто увидишь. Все бегают от службы, да! Вот в наше время, мы все шли волонтёрами! Я служил во время операции «Буря в Пустыне»! Мы были развёрнуты в… А, говорите, это вам не интересно… Ну значит, о семье, да. Их отец умер четыре или пять лет назад, – авария на производстве, так они сказали, да. А на следующий год их мама скончалась. Рак. Старшая дочка, Ами, ей было только шестнадцать или семнадцать тогда, а второй – не уверен, тринадцать, кажется. А потом – бум! Обеих девочек снасиловали, представьте себе! Так я и говорю: прекрасная семья, но не везёт им по жизни, не везёт…

— У них нет родственника, молодого человека, который служил в Инженерных Войсках, а теперь – инвалид с искусственной ногой? — спросил Марк.

— Молодой человек? Из Инженерных? Нет, не видал такого… Точно – нет. Если бы он тут был, я бы заметил. Я же тут весь день сижу. Ходить мне трудно – артрит, да… А военного – я бы за версту узнал! Когда я в Кувейте служил, мы бывало… Это вам не интересно? Ну да, понимаю, вы занятые, да… Нет, военных родственников у них не было. Не везёт им по жизни, да… Извините, господа, не мог вам ничем помочь в работе…