Так или иначе, со всеми адресами в восточной части трущоб они закончили. Время приближалось к полудню, и стало заметно жарче.

«Я обязан накормить тебя обедом, Ким,» - предложил Марк: «Ты заслужил, как минимум, бесплатный ленч за всю эту беготню.»

«Какая беготня, сэр? Я бы тут все равно весь день патрулировал. Тем не менее, от ленча отказываться глупо. Вы любите корейскую еду? Я покажу Вам лучшую кафешку в этих местах. Это рядом.»

Они крутили педали еще в течение четверти часа. Тропинка внезапно вывела их на довольно чистую, закатанную в бетон улицу. Здесь располагался центральный рынок ТШГ. По обе стороны дороги были лавки и небольшие кафе. «Видите, сэр?» - показал рукой Ким. «Эта часть трущоб уже амер-корейская, а не амер-индийская, как там, на востоке. Тут тоже трущобы, без вопросов! Однако - гораздо чище, не правда ли?»

Он прав, подумал Марк. Бетонные тротуары были чисто выметены, не было ни мусора, ни кучек какашек. И люди были одеты куда лучше. Не в смысле, что одежда была новее: многие носили такие же лохмотья, как и в восточной части ТШГ. Но, по крайней мере, лохмотья были хорошо выстираны.

Они остановились перед одним из заведений. Огромная вывеска была полностью на корейском, с латинскими буквами только в адресе веб-страницы, да еще номер телефона был понятен. Это кафе и в самом деле было популярным. Все столики были заняты, но владелец быстро прошел на задний двор и вынес офицерам два пластиковых стульчика и низенький столик, очевидно, из зарезервированных для специальных гостей. Они заказали « тубу тиге» - острый с суп соевым творогом и капустой « кимчи.» Цены были вполне приемлемые: 220 долларов за две порции.

Пока они ждали свой заказ, Ким вытащил из кармана коробку с табаком-самосадом и скрутил себе папироску. Марк не курил совершенно. Он принадлежал к «без-табачному» поколению конца прошлого столетия: во времена его юности курение было запрещено во всех общественных местах, и постепенно выходило из моды. Сейчас молодежь снова начала курить. Сигаретные корпорации обанкротились полностью во время «Обвала,» и курильщикам приходилось довольствоваться табаком, выращенным на местных огородах. Хьюстонская разновидность самосада не отличалась особенно приятным ароматом и дешевизной. Марк удивлялся про себя, почему молодежь вообще увлекается этой гадостью.

Вдруг, они услышали скрежет колес скейтборда о бетон. Молодая амер-африканкана скейте подкатилась к ним и протянула красное пластиковое ведерко: «Поможем инвалидам, полисмены?» У девушки не было ног по самое туловище, и она передвигалась на скейте, отталкиваясь от земли зажатыми в руках деревяшками. Сначала Марк подумал, что она - не настоящий инвалид войны. Женщина-инвалид войны - это было довольно необычно. С другой стороны, Марк знал, что кое-кто из уличных попрошаек любил приврать, что они были искалечены в армии, а не, к примеру, «на Куче.» Через секунду Марк изменил свое мнение. Не старше двадцати, безногая была одета в повседневную униформу ВМФ, и с настоящей медалью «Перпл Харт» на груди. Ее ведерко для пожертвований тоже было вполне настоящим: с эмблемой «Пути Спасения» и серийным номером. Она без сомнения была ветераном боевых действий. Марк и Ким, не сговариваясь, бросили в ведерко по паре долларов.

«Спасибо за пожертвования, офицеры!» - девушка выпрямилась на на своем скейте и отдала честь по флотски, приложив кончики пальцев к козырьку. Затем она указала на папироску Кима: «Извини, братишка, - еще одна просьба. Мне срочно надо дунуть. Курево у меня свое, а вот бумага закончилась. Как моряк - моряку, не подкинешь боеприпасов?..»

«Черт побери! Откуда ты знаешь, что я служил на флоте???» - удивился Ким, протягивая молодой женщине свою табакерку. Он был определенно впечатлен.

«И как ты догадалась, что мы оба из полиции?» - добавил Марк.

Безногая улыбнулась: «Два одинаковых полицейских велика, причем припаркованы рядом. Двое мужчин за столом, один из них в полицейской форме. Несложная задача: сложить два и два. А насчет флота, просто повезло. Твоя зажигалка лежит на столе, а на ней - якорек, и название: «USS Панишинг .» Ты за столом - единственный курильщик, значит, ты и служил на флоте. Хотя, это уже была догадка. Зажигалку тебе мог кто-нибудь подарить. Или ты купил ее на толкучке. С другой стороны, настоящий моряк никогда с такой зажигалкой не расстанется. На ней - имя корабля. Отдать такую - все равно что оставить корабль без приказа капитана... В общем, шансы были на моей стороне. И я угадала правильно!»

«Круто!» - восхитился Ким: «Если бы не цвет твоей кожи, я бы поставил миллион-другой, что твой пра-пра-прадедушка был мистер Шерлок Холмс, собственной персоной!»

«Для вашей информации, братишка, мистер Шерлок Холмс - это всего лишь литературный персонаж. Полностью выдуманный. Сэр Артур Конан-Дойль использовал своего университетского профессора в качестве прототипа, так? А насчет цвета кожи, так черный - происходит из доминантныхгенов. Говоря по-простому, если кто черный, то и все потомство будет черным. Неважно, если партнер черный или белый. Если бы мой пра-пра-прадедушка и в самом деле был Шерлок Холмс, все, что ему требовалось, было бы недолгое туристическое путешествие в колонии. Например, на Ямайку. Или даже еще проще: в Лондоне было полно самостоятельных чернокожих девушек, даже во времена, когда Сэр Артур писал свои детективы...» Объясняя Киму литературу и генетику, безногая не теряла времени даром. Она достала из табакерки Кима папиросную бумагу и умело скрутила себе папироску, только не с табаком, а с травой, которую она извлекла из собственной коробочки. Ким щелкнул зажигалкой.

«Могу и тебе свернуть такую,» - предложила девушка, возвращая Киму его табакерку. «У меня классная смесь: табак и травка, один и трем. Исключительно в лечебных целях, конечно...» Техас и Аляска были двумя последними американскими штатами, легализовавшими у себя марихуану. Предлагать травку сотрудникам полиции было очень модно.

«Нет, я при исполнении, сестренка,» - отказался Ким.

«Ну, не сейчас. Давай, я сейчас скатаю, а ты дома запалишь...»

«Нет, я пас. Предпочитаю с табаком.»

«Ну, как хочешь. Не против, если я тут с вами посижу немного? Мне стула не нужно...»

Марк и Ким кивнули в подтверждение. Девушка соскользнула со своего скейта на бетон и уселась, положив руку на ведерко «Пути Спасения,» как на подлокотник кресла.

«Я тебя не видел раньше в своем околотке,» - спросил Ким: «Ты откуда?»

Безногая захихикала: «Я - из «Мусоровоза.» Знаете, есть такой круизный лайнер?»

«Еще бы не знаем,» - буркнул, поджав губы, Марк: «Мой старший сын не так давно был в таком же круизе. Только тебя уполовинили снизу, а его - сверху.»

«Опа! Извиняюсь! Шутка вышла дурацкая... На самом деле я из Детройта, штат Мичиган.»

«А во флот - волонтером пошла?» - спросил Марк.

«Волонтером? Ну, можно и так сказать. Большого-то выбора не было. Детройт - мертвый город. Слышали, что у нас в Мичигане - перебои с едой, особенно зимой? Папашка мой сбежал, когда мне было три месяца. Мама умерла не так давно. Старший брательник и его подружка - оба алконавты... На «Мусоровозе» хотели отправить меня обратно на север, в Детройт, представляете? Дали пропуск на военный поезд. Ну, которые раз в неделю, через всю страну. А я им говорю: что я там, нафиг, забыла? Еще повезло, в Галвестоне пришел в порт мужик из «Пути Спасения.» Я его уломала, записал меня в программу тут. Вот, ведерко выделили. В Хьюстоне куда лучше, чем в Детройте! А снег мне никогда не нравился, по всякому.»

«Пять лет назад, когда я на флоте служил, нам говорили, что девушек в зону активных боевых действий не направляют. Только на авианосцы или на береговые батареи... Что, сестренка, у тебя с ногами вышло? Авария что-ли?» - полюбопытствовал Ким. «Ничего, что спрашиваю?»

Безногая хихикнула. «Ничего, братишка. Спрашивай, я не против. Не знаю, где у них сейчас «активные» боевые действия, а где - «пассивные.» Я была пулеметчицей на речном бронекатере. Бронекатер класса «Пиранья,» весь экипаж - женский. По нам стреляли каждый день, и мы стреляли, из всех стволов. Конечно, на катере - не так, как в джунглях. Броня все-таки. Не высовывай задницу - не получишь. Огонь из мелкого оружия нам был совершенно пофиг. Даже из РПГ. Ну, если бы русской гранатой, или чешской - тогда да. Но откуда у этих обезьян русские гранаты? А китайские нам были пофиг. Но потом у партизан появились откуда-то управляемые ракеты, с лазерным наведением... Наверное, тоже китайские. Но ракета, тля, - это тебе не китайская граната из РПГ. Нам долбанули точно в боевую рубку. Пулеметчица по правому борту только успела прокричать: «Запуск ракеты - по корме справа!» И все. Ракета сзади пришла - на пять часов. А там еще загрузочный люк, и броня тонкая. На «Пираньях,» если вы не в курсе, экипаж семь человек. По боевому расписанию, двое в пушечной башне, пятеро в боевой рубке. Из этих пятерых только я осталась, а остальных... В общем - на куски...»

«И тебя отправили на «Мусоровоз?»

«А куда еще меня можно было отправить? Таких как я - сразу на помойку. Ха-ха! Выкинули, в общем. В «Мусоровоз!» Она глубоко затянулась своей папироской, закрыла на несколько секунд глаза, а затем выдохнула сладковато-пахнувший дым. «Я такая просыпаюсь после операции... Уже укороченная... Как Вы, сэр, сказали? Уполовинили?! Надо запомнить. Классное определение. Уполовинили! Ха-ха-ха.» - Она снова хихикнула и подвигала ладонью, как будто отпиливая воображаемые ноги от своего тела. «Надо сказать, бензопильщик все отлично сделал, я не жалуюсь.»

«Бензопильщик?»

«А, на «Мусоровозе» так всех хирургов называли. Какой-то остряк придумал, и так пошло. Как в каком-нибудь старом фильме ужасов... Типа: маньяк в бензопилой. Бу-хо-хо-хо! Кто здесь у нас раненый??? Этот? Без проблем! Вжик - одна нога! Вжик - вторая! Вжик-вжик! Руки тоже! Нафига ему руки, правда? Так, медсестры, этот готов, унесите! Сле-е-едующий!..» - она снова глубоко затянулась сигаретой. Видно было, что марихуана сильно подействовала на нее: речь становилась все более и более несвязной. Девушка - официантка принесла Марку и Киму заказанный ленч и начала расставлять тарелочки на столике. Она ничего не сказала, но посмотрела на безногую с явным неодобрением.

«Не обращайте внимания на мой треп, джентльмены. Это все от травки! После травки я всегда несу всякую чушь. Забавно, да?» Ее папироска уже догорела почти то самых пальцев, и она потушила окурок о бетон. «Не буду вам мешать. Спасибо за денежку, за папироску и за разговор... Я дальше пойду... то есть поеду, ха-ха-ха... Я теперь на колесах...» - она взгромоздила обрубок своего тела на скейт и пристроила спереди красное ведерко «Пути Спасения:» «Ну, пока!»

«Увидимся,» - ответил Ким. Безногая помахала им рукой и стала пробираться между столиками. Некоторые посетители бросали в ведерко пожертвования. Затем девушка выкатилась на дорогу и двинулась к следующему придорожному кафе.

«Симпатичная,» - заметил Ким, глядя ей вслед.

«Она была бы еще симпатичнее, если бы ей ноги не отпилили,» - заметил Марк и принялся за еду. Рассказ безногой произвел на него гнетущее впечатление. Воображение нарисовало Марку одну из его дочерей, Памелу либо Саманту, без ног, сидящую на скейте, так же, как эта вот девушка-инвалид. Долбаные генералы, подумал он, за девчонок принялись. Как будто им убитых и искалеченных парней не хватает!

«Не знаю, как в других местах, сэр. Здесь, в трущобах, в каждой третьей семье: либо погибший, либо инвалид. Зачем нам так много локальных войн, да еще и одновременно? Поразительно, как Соединенные Штаты усей Америки умудрились так обосраться за такое короткое время.»

«Там, где мы живем - то же самое,» - кивнул Марк: «Каждая третья семья. Каждый день - та же самая история. Призывают парня в армию. Год-полтора - и возвращается калекой. Я тебе про моего Уильяма говорил, так? Или еще хлеще: вместо парня, приходит письмо. И посылочка с медалькой. Посмертно. Хорошо еще, что хоть кто-тоумудряется вернутся домой целым и невредимым... Тебе сколько лет? Двадцать четыре - двадцать пять? Ты помнишь какая жизнь была до «Обвала?»

«Классная была жизнь. Как шоколад. Может, потому, что я еще маленький был тогда. Первый кризис я вообще не помню - мне три года было,» - ответил Ким, также принимаясь за « тубу тиге.» «Да и кризис два-ноль как-то не очень нас затронул. Мой отец был управляющим филиала банка, мама - аудитор. Оба работали в сфере финансов и делали хорошие деньги. Мы жили в Чарльстоне, Западная Вирджиния. У нас был огромный особняк, и райончик, что называется «для людей с доходами гораздо выше среднего.» Я учился в шикарной частной школе. Школа только для мальчиков. Пиджаки, галстуки и соломенные шляпы с шелковыми ленточками на английский манер - вот такого типа была школа! Банк, где работал отец, был национализирован и выжил. Папа не только работу не терял - получил повышение. После Кризиса два-ноль, мой родители решили, что мы будем делать альтернативные инвестиции. Вот и все, что я знал про оба Кризиса.»

«Альтернативные инвестиции? Во что?»

«Отец заезжал в «Уол-март » три раза в неделю и закупал еду. Консервированная фасоль, мясные консервы, макароны, мука, сухое молоко... Этой лабудой он заполнил весь подвал. Одной туалетной бумаги была - целая полка! У нас были автономный электрогенератор и две бочки бензина в гараже... Сейчас я думаю, что мой папа знал заранее, что «Обвал» случится.»

«Ну, и помогли вам эти ваши инвестиции?»

«Ни хрена... После «Обвала,» мои родители сразу потеряли работу, но это не было большой проблемой: в магазинах все равно были только пустые полки. Мы начали потихоньку юзать то, что хранилось в подвале. Две-три банки консервов в день. Папа рассчитал, что у нам хватит по крайней мере на четыре года... Хрен там! Два месяца спустя, нас ограбили. Как банки грабят - под дулом пистолета. Может быть, соседи узнали о наших запасах, и стало им завидно, кто знает? Отца застрелили. Прямо на лестнице в подвале... Грабителей было шесть. Две бабы, четыре мужика. Они заперли меня и моего братишку в туалете наверху, и сказали маме, что отправят нас вслед за отцом, если она не будет помогать. Ну, она и помогала. Они грузили наши вещи в наши же машины... У нас две машины было: внедорожник отца и компакт у мамы. Грузили, увозили, приезжали снова. Заправлялись нашим же бензином из бочек. Не знаю, они вещи продавали или прятали для себя. А потом они уехали. У нас не осталось ничего, только диван и пустые шкафы. Они во внедорожник не поместились.»

«В полицию звонили?»

«Конечно. Они помогли. Направили труповозку, чтобы увезти тело отца в морг. Все.»

Марк хорошо помнил, как федеральные и местные службы не могли справиться с волной преступлений и происшествий в течение нескольких месяцев после «Обвала.» Операторы службы 911 не могли потратить более сорока секунд на вызов! Самое печальное было то, что они почти ничем не могли помочь большинству звонивших. Что делать? В вашем распоряжении столько-то патрульных автомобилей, столько-то пожарных машин, столько-то машин «скорой.» Даже работая сорок восемь часов в сутки, эти автомобили не успели бы объехать все места убийств и вооруженных ограблений. А что до краж со взломом и других менее опасных преступлений, Полиции просто некого было туда отправить. Не считая того, что и с бензином начались перебои! Слава Богу, через пять или шесть месяцев после «Обвала,» волна звонков в 911 начала спадать. В полиции была шутка, что люди перестали звонить 911 не потому, что стало меньше преступлений, а потому, что у мобильников сели все батарейки. На самом деле, во многих местах у преступников просто закончился бензин, и им пришлось срочно изобретать менее моторизованные версии своих преступлений. А в некоторых кварталах преступникам стало просто очень неуютно. «Граждане-активисты,» при негласной поддержке полиции, ввели там немедленное линчевание за любые насильственные преступления. Суд Линча - это вам не гуманное американское правосудие, с адвокатами и экспертами защиты. Соседи быстро приносят все необходимое: веревку покрепче, табуретку под ноги, а для гуманизма - кусочек мыла. Пять минут - и бандит уже болтается на фонарном столбе!

«В общем, «Обвал» он и есть «Обвал.» Вот сегодня у тебя все есть, а завтра - ничего не стало. У нас ничего не было, никаких продуктов, одежды, ничего,» - продолжал депьюти свой рассказ. «Спали на диване, а шкафы разломали, чтобы топить камин. Хорошо еще, уже весна была, не так холодно. Мама бегала по всем благотворительным заведениям, искала еду. Но большинство из контор были уже закрыты. Какая благотворительность? Жратвы ни у кого не было, так, - старые запасы. Мама сказала: если мы останемся в Чарльстоне, лето, может, и протянем, а зимой - загнемся. Не от голода, так от холода. Надо ехать туда, где зимой теплее. Она нашла какого-то дальнобойщика, тот сжалился над нами. Грузовики тогда еще работали, только ездили большими колоннами, чтобы избежать грабителей. В общем, нас водила взял в такой рейс и довез до самого Хьюстона. И мы поселились тут, в трущобах. ТШГ тогда были куда меньше, только вдоль шоссе на пару миль. Это теперь они разрослись... Культурный шок был еще тот... Мать пошла работать на свалке. Финансовый аудитор - мусорщицей! Снимали угол. Представляете: после особняка - угол! В комнатушке семнадцать человек! Потом построили себе дом. Ну, не совсем дом, так - хибару в три стены, но все же свою. Так и живем здесь с тех пор. Привыкли...»

«Да, офигенная история,» - сказал Марк. «А вот мои дети «Обвал» не помнят совершенно. Старшему, Уильяму, во время «Обвала» было пять. Он только в школу пошел в том году.»

«В школах тоже тогда всякая фигня творилась,» - кивнул Ким. «Мой братик и я пошли, конечно, в школу Нулла - ближе к трущобам и сейчас ничего нет. Я помню, как моя мама надрывалась, чтобы купить нам школьную форму. Помните те первые обязательные школьные формы в Техасе? «Скул-смартс?» Белые рубашки, темно-синие брюки, черные ботинки?»

Марк тоже помнил эти самые «Скул-смартс.» До «Обвала,» в Техасе на было школьных униформ. Сразу же после, Конгресс штата Техас ввел их в оборот. Это было что-то вроде симптоматического лечения неизлечимой болезни: как морфин от рака, укололи, и какое-то время не больно. Если одеть всех школьников в одинаковые белые рубашечки и синие брючки, не будет так заметно, что большинство живет впроголодь. Беднейшим семьям выделяли деньги из бюджета на покупку этих школьных форм, а остальным - пообещали вычесть стоимость из налогов. Тем не менее, большинство семей, даже не бедных, затруднялись купить форму. Китай прекратил экспорт дешевой одежды и обуви, на всех рубашечек не хватало... Дизайн «Скул-смартс» не выдержал и двух лет и был заменен на более демократичную форму, которую почему-то прозвали «Сингапуркой:» синие шортики до колен, такие же синие футболки и спортивные тапочки. Когда Патрик, младший сын Марка, пошел в школу, была еще одна, последняя реформа школьной формы. Ей дали прозвище «Сафари:» ткани защитного цвета и камуфляж все еще выпускались в достаточных количествах, и их было легче достать, чем синюю ткань.

«Ну вот: наш первый день в школе,» - продолжил Ким. «Старшеклассники нас в дерьмо втоптали. Буквально. Там, за школьной спортивной площадкой, и сейчас есть эта огромная лужа с дерьмом. И форму всю порезали бритвой. Иш, чистенькие пришли! Это вам не частная школа - нефиг выделяться. Ботинки у брата были совершенно новые - отобрали. Он потом месяца два в шлепанцах в школу ходил, пока мама другие ботинки ему нашла. Учителя его каждый день доставали: почему не в ботинках, почему не в ботинках? Тогда еще нельзя было в школу без ботинок ходить... Но, с другой стороны, школа Нулла здорово нам по жизни помогла. Практические навыки выживания. Убить или быть убитым...»

«Знаешь ли, школы, они и сейчас - того,» - подтвердил Марк. «Но, по крайней мере, они больше не настаивают на школьной форме.» За последние несколько лет правила значительно упростили. Теперь за школьную форму могла сойти любая одежда цвета хаки - у кого что найдется. Большинство учеников щеголяло в перешитых обносках армейских униформ, разной степени сохранности. Учитывая относительно мягкий климат Техаса и «временные экономические трудности,» школьная обувь была необязательна. Последние два-три года, Саманта, Памела и Патрик почти всегда ходили в школу босиком. Не потому, что Марк не мог позволить себе купить детям три пары сандалий. «Нефиг выделяться» продолжал оставаться лозунгом в государственных школах, и те, немногие, кто приходил в школу обутым или в новой одежде, сильно рисковали получить нахлобучку от «агрессивного большинства» вечно-босоногих оборвышей из бедных семей.