Понедельник, 14 мая. Сегодня я впервые после исчезновения Мадлен вышла на пробежку. Тот, кто не занимается бегом и вообще спортом, может удивиться: для чего или даже как я могла сделать это при таких обстоятельствах? Ответ прост. Физические нагрузки, в частности бег, одинаково полезны как для тела, так и для мозга. Они могут успокоить нервы, поднять настроение, снять стресс, избавить от волнения, излечить от бессонницы. Мне нужна была помощь. А что касается «как могла», думаю, я заставила себя делать это так же механически, как заставляла себя умываться по утрам, чистить зубы и встречать очередной день.

Однако у меня были и другие, более сложные мотивы. Я знала, что бег притупит нестерпимую душевную боль, пусть хотя бы временно. Более того, как это ни покажется кому-то странным, я чувствовала, что должна делать это, чтобы вернуть Мадлен. Я понимаю, что сейчас подобное представляется бессмысленным, но тогда я считала, что должна извести себя до предела, до грани возможностей организма. Если моя девочка мучилась, должна мучиться и я.

Помню, как я бежала по пляжу, стараясь думать только о Мадлен. В руке я держала ее фотографию. Чувствуя, что устаю, я сжимала ее крепче, и это придавало мне сил, особенно на круто уходящей в гору Руа да Прайя. О том, чтобы остановиться, у меня и мысли не было. Одновременно я читала про себя Розарий. Вернувшись к корпусу, я села на ступеньки и заплакала как ребенок. То ли бег, то ли слезы, а возможно, и все разом, принесли мне ощущение покоя.

В те дни я чувствовала жгучее желание взбежать на вершину Роша Негра, и в последующие месяцы мы с Джерри делали это не раз. Местами подъем был настолько крутым, что я вынуждена была замедлять движение и переходить на шаг, но стоило мне остановиться, мой мозг воспринимал это как слабость, неудачу и тут же вынуждал меня двигаться вперед. Мне по-прежнему казалось, что ради Мадлен я должна себя доводить до полного изнурения. Никому не пожелаю таких игр разума, они отнюдь не делают жизнь проще. Но, Джерри подтвердит, я могу быть очень упрямой, хотя предпочитаю называть эту черту своего характера твердостью.

В понедельник мы сделали еще одно заявление для прессы у дверей своего номера и на этот раз ответили на несколько вопросов. Позже, ближе к вечеру, мы узнали, что Роберта Мюрата, который однажды помогал нам переводить, вызвали на допрос. Нас об этом полицейские не предупредили, мы узнали о произошедшем случайно, когда смотрели по телевизору последние новости. Мы, оцепенев от изумления, наблюдали в прямой трансляции, как полицейские суетятся вокруг дома Мюрата, выносят компьютерное оборудование и коробки с вещами. С ужасом мы ждали, что в следующую секунду из дома появится полицейский с маленьким тельцем в мешке для трупов на руках.

Почему нас не поставили в известность, не оградили от этого мучительного зрелища? То ли полицейские были совершенно равнодушны к нашему горю, то ли это было каким-то образом связано с тайной следствия — не знаю. Сэнди с Майклом сходили к дому, где жила семья Мюрата, Каса Лилиана, чтобы узнать, что происходит. Встреченный там журналист «Санди таймс» кое-что рассказал им, но немного. Чуть позже один из британских ОСС заглянул в наш номер, чтобы извиниться за то, что нас не предупредили. Конечно, его вины не было в том, что мы пережили мучительные часы.

По сообщениям прессы Мюрат, тридцатитрехлетний сын португальца и англичанки, был застройщиком. В Каса Лилиана он жил с матерью. В полицию о нем донес репортер «Санди миррор» Лори Кэмпбелл, которому его поведение показалось подозрительным — тот крутился возле репортеров и постоянно задавал вопросы. В том, что некоторые называют обычным любопытством, конечно, ничего предосудительного нет, но его назойливость встревожила кое-кого из репортеров.

Вскоре мы узнали, что Мюрата сделали arguido — подозреваемым. Этот формальный статус давал полиции право проводить с ним соответствующие действия. Также это дает определенные права и подозреваемому, такие как право молчать и право на юридическое представительство. По этой причине бывает, что человек, проходящий в деле как свидетель, менее защищенный юридически, ведет себя так, чтобы стать arguido. Такое может произойти, если, например, свидетель полагает, что полиция подозревает его в совершении преступления.

Мы встретились с Аланом Пайком, чтобы поговорить о том, как мы себя чувствуем. Если одним словом, чувствовали мы себя странно: от мысли о возможном скором возвращении Мадлен на какое-то короткое время у меня даже немного поднялось настроение. Но радость эта растаяла, когда мы сходили в гости к Фионе и Дэвиду. Фиона рассказала мне, что в ночь похищения Мадлен видела Роберта Мюрата рядом с номером 5А. Я слегка запаниковала. Только сейчас мне подумалось: если выяснится, что к похищению Мадлен причастен Роберт Мюрат, человек, живший к нам так близко, будет ли это такой уж хорошей новостью? Пока Фиона и Дэвид обсуждали Мюрата, меня охватывало все большее и большее волнение. Я не хотела этого слушать. Еще пара часов — и от моего оптимизма не осталось и следа, у меня снова стало тяжело на сердце. Наступила очередная долгая темная ночь.

Позже стало известно, что за день до допроса Мюрата полиция вызвала Джейн на загадочную встречу на автостоянке возле «Миллениума», не сказав, чего они от нее хотят, но строго предупредив, чтобы она никому об этом не рассказывала. Их поведение показалось ей таким зловещим, что ее охватил страх.

Рассел проводил ее до парковки. По дороге они прошли мимо Каса Лилиана, как раз когда Мюрат возвращался домой на своем фургоне. Он остановился поговорить с Расселом, которого, надо полагать, видел раньше, и стал рассказывать, как они с матерью помогают в поисках Мадлен. Джейн, которая Мюрата никогда раньше не видела, к их разговору не прислушивалась. Она хотела как можно скорее идти дальше, чтобы побыстрее покончить с этими шпионскими делишками. Когда Рассел стал прощаться, Мюрат сказал, что ему тоже надо идти, и упомянул, что его вызывали в полицию.

С парковки Джейн отвели на ближайшую улицу, и там один из офицеров СП попросил ее пересесть в маленький фургон, замаскированный под машину доставки. Оттуда полиция отвезла ее прямиком в «Оушен клаб». Они хотели припарковаться на том месте, где Джейн 3 мая видела мужчину с ребенком, но там стояла машина, и им пришлось остановиться чуть дальше. Там ее попросили посмотреть в окно и сказать, узнает ли она человека, которого видела в тот вечер среди переходящих через дорогу в месте пересечения Руа Доктор Гентиль Мартинс и Руа Доктор Агостино да Силва. Через дорогу перешли трое мужчин. Двое из них совсем не были похожи на описанного ею человека: один был слишком толстый, а второй слишком высокий, да к тому же еще и блондин. Третий вызвал сомнения, но с такого расстояния она не могла его как следует рассмотреть, и, к сожалению, именно когда он переходил через дорогу, его заслонила проезжающая машина.

Фургон переехал на парковку напротив входа в «Оушен клаб», чтобы Джейн могла получше его рассмотреть. Но теперь он двигался по дорожке, обсаженной кустами, и видно его было еще хуже. Да и окна в фургоне уже начали запотевать. Джейн сказала, что не может сказать наверняка, тот ли это человек. Один из полицейских позвонил куда-то узнать, нужно ли ей подписать показания, но ему ответили, что это необязательно.

Когда на следующий день Мюрата показали в новостях, Рассел узнал в нем человека, с которым накануне вечером разговаривал у Каса Лилиана. Джейн предположила, что его взяли только из-за того, что он случайно принял участие во вчерашней импровизированной процедуре опознания подозреваемого. Как и Фиона, Рассел сообщил, что видел Мюрата рядом с номером 5А вечером 3 мая. Потом они узнали, что его видела и Рейчел.

Джейн на всякий случай позвонила старшему инспектору Бобу Смоллу. Она рассказала, что столкнулась с Мюратом до встречи с полицейскими и упомянула, что Рассел и Рейчел видели его у нашего номера в тот день, когда исчезла Мадлен. Хотя тогда нашим друзьям не казалось важным то, что Мюрат находился поблизости в момент похищения Мадлен (в конце концов, он ведь жил рядом и мало ли почему мог там оказаться!), полиция подробно расспросила об этом Фиону, Рассела и Рейчел.

То, что Джейн тогда не пришлось ничего подписывать, имело свои последствия. За неимением документов, подтверждающих противоположное, позже кое-кто стал утверждать, что в Мюрате она узнала человека, которого видела 3 мая. Неправда. Джейн была бы счастлива дать четкий и однозначный ответ, он это или не он, потому что это помогло бы следствию, но она не смогла этого сделать. Условия опознания были такими, что в этом мужчине она даже не узнала Мюрата, с которым общалась каких-то полчаса назад, и тем более она не могла утверждать, что видела этого человека десять дней назад.

Мы обратились в судебную полицию с просьбой разрешить нам встречаться со следователями, чтобы быть в курсе развития событий. Мы считали само собой разумеющимся, что люди, отвечающие за расследование похищения нашей дочери, должны сообщать нам, насколько они близки к раскрытию этого преступления. Но мы ошибались. Как нам сказали, существующий в Португалии закон о судебной тайне исключает разглашение каких бы то ни было сведений. В подобной ситуации оставлять родителей в полном неведении просто жестоко. Не знать, где твой ребенок, что с ним, с кем он и увидишь ли ты его когда-нибудь снова, страшнее любой адовой муки. Когда тебе неизвестно, что делается (и делается ли что-нибудь вообще) для его спасения, и гадать, что известно тем, кто его ищет, боль становится еще невыносимее.

Не имея возможности узнать что-либо от судебной полиции, мы попытались сосредоточить внимание на организации «Фонда Мадлен» и на том, как наилучшим образом использовать накапливающиеся пожертвования. Отклик филантропов и обычных людей на несчастье, случившееся с Мадлен, и призыв Джерри был просто фантастическим. В конце той недели в Глазго у церкви Святого Андрея выстроилась очередь желающих присутствовать на службе, посвященной Мадлен. Звезда футбола Дэвид Бекхэм призвал всех владеющих какой-либо информацией, обратиться в полицию; будущий премьер-министр Гордон Браун выразил нам сочувствие. В Португалии сотни мотоциклистов разъехались по всей стране с листовками.

Идею обратиться к Бекхэму подал бывший начальник Джерри из Глазго, который теперь был врачом шотландской футбольной команды. От нашего имени он поговорил с сэром Алексом Фергюсоном, и сэр Алекс связался с Бекхэмом, который тут же откликнулся на нашу просьбу. Мы ему очень благодарны. В своем видеообращении он был настолько искренен, что оно не могло не тронуть сердца людей. Сэр Алекс организовал и обращение Криштиану Роналду, знаменитого португальского футболиста, игравшего за его клуб «Манчестер Юнайтед». Потом последовали призывы и других футболистов, в том числе таких игроков «Челси», как Джон Терри, Рикардо Карвальо и украинец Андрей Шевченко, который произнес свое обращение на нескольких языках.

Представители юридической фирмы «Бейтс Уэллс энд Брейтуэйт», занимавшейся подготовкой устава фонда, направили в Комиссию по делам благотворительных организаций запрос, можно ли присвоить фонду статус благотворительного. Поскольку задачи фонда ограничивались поискам одного ребенка и пожертвованиями пользовалась одна семья, речь об «общественном благе» не шла. Таким образом, фонд принял форму некоммерческой частной компании с ограниченной ответственностью. Организацией этого предприятия занимались настоящие специалисты. С самого начала все согласились с тем, что, учитывая крупные денежные вливания, деятельность компании должна быть абсолютно прозрачной. В правление компании должны были войти независимые директора и представители семьи, и возглавили фонд вместе с моим дядей Брайаном Кеннеди и братом Джерри Джонни люди самых разных профессий. Тогда мы и не предполагали, насколько это поможет нам выдержать серьезные проверки, которым в будущем подвергся наш фонд, особенно когда волна повернулась против нас.

Тем временем Алекс Вулфол посоветовал нам, учитывая большой резонанс нашего дела и тот факт, что сам он работал на компанию «Марк Уорнер», нанять собственного семейного представителя. Джерри обратился в министерство иностранных дел с просьбой помочь, и отклик был положительным. В Прайя-да-Луш на неделю приехала Шери Додд, независимый консультант, которая должна была представлять наши интересы и помогать с набирающей обороты кампанией. Шери присоединилась к нам 15 мая и в тот же день приступила к работе.

К этому времени один из номеров, предоставленных нам компанией «Марк Уорнер», уже превратился в офис (наши родственники окрестили его «Центр управления»), в котором работа не прекращалась ни на минуту. Мне очень помогали моя старинная подруга Линда, которая когда-то недремлющим сестринским оком наблюдала за мной, играющей у дороги возле нашего дома в Хайтоне, еще в те далекие времена, когда мне было четыре года, а ей — десять лет, и отец Пол (которого мы между собой называли Седдо), важная фигура для нашей семьи. Для меня его присутствие очень много значило. Отец Пол не только поддерживал нас морально, но и всячески помогал в любых начинаниях.

Мы понимали, что пресса в Великобритании и Португалии в освещении дела Мадлен достигла предела своих возможностей. Поскольку существовала вероятность того, что нашу дочь вывезли за границу, мы начали думать о том, как сделать так, чтобы наша кампания охватила и другие страны.

У Шери опыта в ведении масштабных кампаний было хоть отбавляй (раньше она, к примеру, делала это для министерства торговли и промышленности), к тому же она, что не менее важно, была отзывчивым, тактичным и общительным человеком. Вскоре она стала практически членом нашей семьи, мы ели вместе, и она всегда была рада пообщаться с нами. Однажды она даже погладила Джерри рубашку, что точно не входило в ее обязанности.

На следующий день после приезда Шери в Лестере начал свою деятельность «Фонд Мадлен: сделать все возможное». Презентацию любезно согласился провести Мартин Джонсон, регбист, бывший капитан команды «Лестер Тайгерс» и сборной Англии, победившей на чемпионате мира в 2003-м. Нас на церемонии представляли наши друзья и родственники, а сами мы, оставаясь в Прайя-да-Луш, смотрели прямую трансляцию этого события по телевизору. Джон Корнер подготовил DVD-диск с фотографиями Мадлен и видео о ней. Его главной музыкальной темой была песня «Don’t You Forget About Me» («Не забывай обо мне») группы «Симпл Майндс». Это был чудесный фильм, но нам с Джерри смотреть его было нелегко. В тот день его показали на финальном матче Кубка УЕФА, проходившем на стадионе «Хэмпден Парк» в Глазго, в котором участвовали две испанские команды — «Севилья» и «Эспаньол». Прайя-да-Луш находится совсем недалеко от испанской границы, поэтому мы очень обрадовались, что и в Испании узнают о нашей кампании. Чем больше людей будет знать о Мадлен, чем больше глаз будет ее искать, тем больше вероятность того, что она найдется.

В тот день Джерри играл в теннис с Седдо, Дэвидом и инструктором по теннису из компании «Марк Уорнер». Я себя не могла заставить играть, помня о том, что в последний раз играла в теннис в день исчезновения Мадлен. К тому же меньше всего мне хотелось заниматься тем, что приносит удовольствие. Два дня назад я бегала, но для меня, как я уже говорила, это была скорее необходимость, чем удовольствие. И несомненно, отчасти это было своего рода искуплением, даже наказанием, которое я назначила сама себе. Любые развлечения казались неуместными, это было неуважением по отношению к Мадлен, и поскольку я так считала, мне было трудно понять, как Джерри может этим заниматься.

Впрочем, что бы я ни думала по этому поводу, насколько бы разными ни были наши способы справиться со стрессом, я знала, что наша общая и единственная цель — найти Мадлен, а все остальное не столь важно. Так что моя обостренная чувствительность не была причиной серьезных размолвок. Последние несколько лет стали для нас настоящей борьбой за выживание, нам пришлось пройти, пожалуй, через все невзгоды, которые может обрушить на человека рок, и все это научило меня главному: никогда не судить других. Не бывает однозначным «прав» или «не прав». Судить о чем-то, не вникнув в суть, самонадеянно, если не сказать безрассудно. Джерри не мог обходиться без движения. Может быть, ему было нужно на какое-то время отключаться. Я знаю, как он любит Мадлен, и знаю, как ему тягостно жить без нее. Он добрый, сильный, невероятно целеустремленный и преданный мужчина, и до сих пор я корю себя за то, что тогда усомнилась в правильности его действий, пусть даже молча, в своей голове.

В тот вечер мы с Джерри и Линда с Полом пошли в церковь. По дороге на улице Руа 25 де Април мы увидели толпу репортеров и машины с тарелками спутниковых антенн. Несколько операторов заметили нас и бросились догонять, но мы каким-то образом успели войти в церковь, прежде чем они подбежали. Слава Богу, чудеса случаются! О причине ажиотажа мы узнали позже, и опять же из выпуска новостей, а не от полиции. На этой улице жил некто Сергей Малинка, русский IT-специалист и бизнес-партнер Роберта Мюрата, которому он сделал сайт. Когда полиция узнала, что Мюрат звонил ему со своего телефона 3 мая, незадолго до полуночи, россиянина забрали в отделение для допроса в качестве свидетеля, а его квартиру обыскали. В конце концов судебная полиция установила, что он ни к чему не причастен.

Остаток дня мы с Джерри провели вместе с нашей компанией в номере Джейн и Рассела. Это был первый раз за последние тринадцать дней, когда мы смогли собраться все вместе. А также и последний, потому что на следующее утро Джейн, Рассел, Мэтт, Рейчел и Дайан улетели домой. Фиона и Дэвид решили задержаться до следующего вторника. Я уверена, что решение уехать далось нашим друзьям нелегко, и они потом, наверное, долго винили себя за то, что оставили нас в Прайя-да-Луш, когда Мадлен все еще не была найдена. Рано или поздно им все равно нужно было возвращаться домой. Их жизнь продолжалась. Но тот ужас, через который им довелось пройти вместе с нами, до сих пор прочно связывает нас. Конечно же, прощание было очень эмоциональным.

Лишившись трех друзей, улетевших в Великобританию, Шон и Амели продолжали ходить в Клуб для малышей каждый день. Поиски Мадлен требовали от нас все больше и больше сил и времени, и на детей их у нас оставалось все меньше, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что в те первые недели мы не могли, да и не должны были вести себя иначе, как по отношению к близнецам, так и ко всему остальному. Мы всегда были где-то рядом, и я надеюсь, что за то недолгое время, которое нам удавалось с ними проводить, они успевали осознать, что мы их любим и что они очень важны для нас. Хаос происходящего и витавшая в воздухе печаль, похоже, их не коснулись. Когда близнецы видели Мадлен по телевизору, они радовались и махали ей ручками.

Трудно сказать, что они тогда понимали, ведь им в то время было всего по два года и два месяца. Но до этого они проводили в обществе Мадлен практически каждый день своей жизни и, как и их старшая сестра, были очень смышлеными для своего возраста. Между близнецами складываются особенные отношения, это все знают, и хотя Шон и Амели во многом не похожи друг на друга, как небо и земля, думаю, то, что у каждого из них есть своя «половинка», смягчило для них удар. Я уверена, что столь существенные изменения в семье и психологические последствия этого один ребенок или даже дети разного возраста восприняли бы куда острее.

Алан Пайк, конечно, говорил с нами и о близнецах (хотя мы тогда этого не знали, он и с нашими друзьями провел беседу насчет того, что можно, а что нельзя рассказывать детям). Так же Алан связал нас с Дэвидом Трики, дипломированным детским психологом, специализирующимся на травмах, вызванных утратой близких, которому уже приходилось работать с семьями похищенных детей. Дэвид, по случайному совпадению недавно получивший должность в Лестере, приехал в следующем месяце в Прайя-да-Луш и провел с нами четыре часа. Нам просто надо было убедиться, что мы все делаем правильно.

Дэвид сказал нам, что с детьми мы должны быть абсолютно честны. Если они задают вопрос, отвечать нужно правду, ничего не утаивая. В нашем случае, отметил он, нам ничего действительно страшного рассказывать Амели и Шону не придется, поскольку мы не знаем, что произошло с Мадлен. Естественно, взрослея, они будут задавать более серьезные вопросы, и на основании наших ответов постепенно составят картину произошедшего — получится своего рода информационная «пирамида». Пообщавшись с Шоном и Амели, которые беззаботно играли и смеялись так, словно весь мир создан для них, Дэвид заверил нас, что их состояние у него тревоги не вызывает. Но даже после этого мы поддерживали с ним связь, просто чтобы удостовериться, что мы на верном пути.

В четверг, 17 мая, Майкл с подачи Шери сделал заявление для прессы о начале деятельности фонда и о наших планах сделать кампанию более масштабной. Заработал веб-сайт «Фонда Мадлен», и за первые четыре дня его посетило сто миллионов интернет-пользователей. Листовки с призывом о помощи уже распространились по всей Европе, и различные международные организации начали включать фотографии Мадлен во все свои рассылки. В прессе появились фотографии нескольких наших друзей и родственников, читающих некоторые из множества писем, приходивших в Прайя-да-Луш.

Подобные встречи с журналистами проходили гладко, и все было бы хорошо, если бы не два коротких слова. Шери посчитала, что выражение «команда Макканнов» звучит очень хлестко, хорошо запоминается и наводит на мысль о сплоченной, решительной и деятельной группе, какой мы и являлись. Однако реакция была обратной: людям показалось, что это звучит слишком банально, и в результате в прессе появилось другое выражение — «медиамашина Макканнов» и даже «танк». И это стало первой ласточкой той критики, к которой нам в последующие месяцы пришлось привыкать.

Гуляя по променаду с Линдой и Седдо, мы совершенно случайно встретили Фиону, Дэвида и Скарлетт, после чего все вместе пошли в кафе перекусить. Что там теннис, даже такое, казалось бы, обычное дело, как поход в кафе с друзьями, вызвало у меня панику: как смею я развлекаться, не зная, что с Мадлен?

Это чувство и сегодня не покидает меня, проявляясь с разной силой: подспудное тревожное ощущение, что мы должны каждое мгновение нашего существования делать что-то связанное с главной целью этого самого существования. Оно не поддается логике и противится разумному осмыслению, поэтому мне пришлось просто научиться жить с этим. Но сейчас я готова признать, что нам нужно на какое-то время отключаться, забывать об этом, чтобы не сгореть окончательно. Конечно, для нас не менее важны наши Шон и Амели, которые нуждаются в полноценной родительской заботе. Но я твердо знаю: мы окружены таким количеством преданных друзей, что, когда делаем паузу, чтобы отдохнуть, нам есть на кого положиться. Мне и Джерри давным-давно стало понятно, как нам повезло — ведь мы имеем таких добрых и отзывчивых родственников и друзей.

На следующий день, это была пятница, 18 мая, нас покинули Линда и Пол. Расставаться при таких обстоятельствах тяжело. Мы уже много раз говорили «здравствуй» и «до свидания», и впереди нас ждало еще много встреч и разлук, но от этого было не легче.

В воскресенье на пару дней уезжал домой и Джерри. В Португалии мы провели уже почти три недели. На работе Джерри предоставили оплачиваемый отпуск по семейным обстоятельствам. Мне как замещающему врачу такой отпуск был не положен, но все мои коллеги скинулись и предложили мне двухмесячную зарплату, и я с благодарностью приняла эти деньги. Дома должно было состояться первое собрание вступивших в должность директоров «Фонда Мадлен», а еще мы хотели встретиться с нашими адвокатами, представителями «Контрол рискс» и британскими полицейскими, поэтому решили, что Джерри должен какое-то время провести в Великобритании и заняться этими вопросами. Учитывая огромный интерес прессы, этот перелет планировался с особой тщательностью. Власти обеих стран способствовали тому, чтобы все прошло гладко.

Суббота стала нашим семейным днем. Этот день был одновременно и сладостным, и горьким. Семья без Мадлен… Возможно ли такое? Ведь мы были семьей из пяти человек! Мы чувствовали, что должны выделить день на то, чтобы посвятить его Шону и Амели, и суббота, когда они не ходили в свой клуб, подходила всем. И все же для нас с Джерри это было ох как нелегко! Невозможно описать охватывавшее нас чувство вины всякий раз, когда мы испытывали радость от общения с близнецами. Без Мадлен все было не так. Близняшки были умничками и, конечно же, радовали нас, но отсутствие Мадлен делало наше существование мучительным. Мы старались изо всех сил: у нас три ребенка, и все они заслуживают счастливой жизни с родителями.

В субботу, 19 мая, мы с близнецами и Фиона с Дэвидом и детьми пошли на пляж. Мы строили из песка замки, бегали с Амели и Шоном по воде, играли с ними у лодок. Все это какому-нибудь случайному наблюдателю показалось бы самым обычным семейным отдыхом. Однако за внешним весельем скрывалась непреходящая тревога, которая терзает меня и сейчас. К тому же я думала, что люди, увидев нас, скажут: «Как могут они веселиться на пляже, когда у них пропала дочь? Мы бы на их месте так себя не вели!» Какой-нибудь месяц назад я бы сказала то же самое.

Днем мы договорились о встрече с фотографом из «Санди миррор», который должен был передать эти снимки другим воскресным газетам. Фотографироваться для прессы для нас было и остается непростым занятием. Кроме того, что мы перед объективом чувствуем себя неуверенно, из-за чего выходим неестественными, как нам вести себя на этих фотосессиях? Улыбаться, по моему мнению, было совершенно неуместно, даже когда мы, скажем, играем с Шоном и Амели, — люди все равно будут критиковать нас. «Поглядите-ка! Улыбаются они! Как будто ничего не случилось!» Но, с другой стороны, если ты не улыбаешься, тебя называют холодным и бесчувственным. Замкнутый круг.

По крайней мере, в этот раз на фотографиях мы вышли более-менее естественными. Фотограф, очень милый человек, снимал, как мы занимаемся обычными домашними делами. Но, если честно, все это получилось как-то… безвкусно, что ли. Лучшего слова я подобрать не могу. Вспоминая об этом сейчас, я задаюсь вопросом, почему мы тогда соглашались на подобное. Наверно, чтобы поддерживать у СМИ интерес к делу Мадлен. Журналисты всегда повторяли нам, что людям важно видеть в нас самую обычную семью. Так ли это, я не знаю, зато мне известно, как непросто поддерживать равновесие между частной жизнью и ненасытным аппетитом СМИ к тому, что «интересно широкой публике». Тогда мы были еще наивны, особенно я, и пройдет еще какое-то время, прежде чем мне откроется их истинная система ценностей. Эта дилемма всегда являла собой как бы сердцевину наших непростых отношений со СМИ. Но как мы ни страдали от их вторжения в нашу жизнь, нам было нужно, чтобы имя Мадлен не забылось.

Фотограф хотел еще снять, как мы смотрим фильм Джона о Мадлен, который снова должны были показывать в тот день во время финального матча на Кубок Футбольной ассоциации, но мы отказались. Подобное уж точно выглядело бы постановочным сюжетом.

Прошло уже две недели со дня исчезновения Мадлен, но внимание СМИ к этому происшествию лишь усиливалось. Канал «Скай» направил сразу трех репортеров в Прайя-да-Луш. Из Би-би-си прислали знаменитого телеведущего Хью Эдвардса. Ай-ти-ви откомандировал сэра Тревора Макдоналда, который подготовил часовую передачу. Каждый хотел первым взять у нас интервью. К нам обращались напрямую и из Ай-ти-ви, и из Би-би-си. Сэр Тревор прислал написанную от руки записку. Похоже, все эти журналисты считали, что громкие имена открывают любые двери. Но мы тогда просто не были готовы давать интервью. Джери почему-то предполагал, что, если мы начнем это делать, вскоре интерес к нам и к Мадлен пойдет на спад, а этого допустить мы не могли.