Глава I

Комиссия Ла Фоллета в Калифорнии

Комиссия Ла Фоллета начала свою работу 6 декабря 1939 г. в Сан-Франциско. С первых же дней деятельность комиссии протекала в чрезвычайно напряженной обстановке вследствие исключительно грубого, вызывающего тона ее противников. Немедленно после того, как сенатор Ла Фоллет объявил первое заседание открытым, руководитель Фермерской ассоциации (Associated Farmers) Фил Банкрофт потребовал, чтобы сенатор прекратил «оказывать помощь и поддержку коммунистам», не вмешивался бы в чужие дела и отправлялся бы назад в Висконсин. В течение первой недели работы комиссии Фермерская ассоциация провела свой ежегодный съезд, на который собралось свыше 2 тыс. членов. Выступления на этом съезде носили характер открытого вызова комиссии Ла Фоллета. На протяжении многих лет поля Калифорнии были свидетелями частых волнений, насилия, бунтов и временами кровопролития. Но уже и без того трудная проблема сельскохозяйственных рабочих рук резко усложнилась в 1933–1939 гг. из-за появления в Калифорнии из засушливых районов страны, в которых свирепствовали пыльные бури, около 350 тыс. ищущих работы мигрантов. Эти сотни тысяч людей внезапно столкнулись в Калифорнии с новым типом сельскохозяйственной экономики, столь же необычным для них, как и для большинства населения Соединенных Штатов. В «Гроздьях гнева» сбитый с толку, раздраженный Мьюли гневно спрашивает: «В кого же стрелять?» Мигранты, дававшие показания сенаторам Томасу и Ла Фоллету, казались такими же пораженными и смущенными. Ведь широкие долины Калифорнии представлялись им такими прекрасными, девственными и манящими к себе. И вдруг они стали местом ожесточенных битв. Как будто в стоге сена была оставлена остро наточенная коса и люди, порезавшись, отскакивали потрясенные и окровавленные.

Еще в самом начале работы комиссии в Калифорнии сенатор Ла Фоллет вскрыл некоторые важные моменты, давшие ключ к объяснению грубых, разнузданных действий виджилянтов. Он выяснил, что первопричина осложнений кроется не в поведении возмущенных и озлобленных фермеров, но в поразительных изменениях, происшедших в отношениях между различными земледельческими группами, а также между этими группами и промышленными кругами. Именно эти изменения, являющиеся следствием промышленной революции в сельском хозяйстве, и породили напряжение, приведшее к насилию и беспорядкам. Уже в первую неделю работы комиссии сенатор Ла Фоллет приступил к обсуждению экономических проблем индустриализированного сельского хозяйства. Он начал правильно, ибо эти изменения носят в Калифорнии гораздо более ярко выраженный характер, чем в других районах Соединенных Штатов. Однако, как будет видно из дальнейших глав, взаимоотношения, вскрытые сенатором Ла Фоллетом в Калифорнии, показательны также и для тенденций, уже начинающих проявлять себя в других сельскохозяйственных районах страны. Поэтому, приподняв, пусть хотя бы слегка, завесу над картиной индустриализированного сельского хозяйства Калифорнии, Ла Фоллет как бы показал, что ожидает вообще все сельское хозяйство Соединенных Штатов. По всей вероятности, мало кто из бежавших от пыльных бурь мигрантов, выступавших перед комиссией, когда-либо прочитают ее отчет. Однако, если бы они это сделали, они поняли бы причину того странного приема, который был им оказан в Калифорнии. Они поняли бы также, что в своих поисках возможности вновь осесть на землю они пришли не туда, куда следовало. Они, вероятно, поняли бы, что американская экономика нигде больше не сможет предоставить им эту возможность, ибо комиссия Ла Фоллета, допросив членов конгресса, установила, что процессы, имеющие место в Калифорнии, представляют собой лишь более яркий вариант аналогичных процессов, происходящих во всем сельском хозяйстве Соединенных Штатов.

Консультант комиссии Генри Г. Фаулер привел статистические данные относительно напряженного экономического положения в сельском хозяйстве Калифорнии в результате наплыва мигрантов из засушливых районов страны.

С 1 января 1933 г. по 1 июня 1939 г. (годы самой интенсивной миграции) в Калифорнии произошло около 180 забастовок сельскохозяйственных рабочих. Эти забастовки имели место в 34 из 58 графств Калифорнии, в каждом значительном сельскохозяйственном районе и в каждой крупной отрасли сельского хозяйства. Общегосударственное значение этих забастовок может быть лучше всего оценено, если учесть, например, что Калифорния дает около 40 % всех фруктов и овошей, потребляемых в Соединенных Штатах. Хотя в Калифорнии обычно занято всего лишь 4,4 % всех сельскохозяйственных рабочих, имеющихся в стране, в этом штате происходит ежегодно от 34,3 до 100 % всех забастовок, возникающих в сельском хозяйстве. Значение этих забастовок может быть проиллюстрировано на многочисленных примерах. Из 180 забастовок, зарегистрированных за этот период, 113 забастовок охватили около 89 276 рабочих. В 65 случаях из 180 имели место гражданские беспорядки. Во время 39 забастовок были произведены аресты. После окончания 15 забастовок имели место случаи выселения и ссылок их участников. 1937 год — год наибольшего расцвета миграции из засушливых районов — был также годом, когда произошло 14 бурных забастовок.

Во всех расследованных комиссией Ла Фоллета случаях разнузданных действий виджилянтов отчетливо сказывалось влияние миграции из засушливых районов на и без того чрезвычайно острую проблему сельскохозяйственных рабочих. «Абрикосовая» забастовка в Винтерсе (Калифорния) в 1937 г. (один из случаев, расследованных комиссией) представляет собой типичный пример деятельности виджилянтов: выселение, использование специальных понятых, создание полицейского «абрикосового патруля» и обычные методы насилия и произвола. В этой забастовке участвовало около 3,5–4 тыс. мигрантов. При расследовании грубых методов, применявшихся Фермерской ассоциацией в графстве Контра-Коста (где ни один человек не может выйти на работу в поле, не зарегистрировавшись и не подвергшись допросу со стороны шерифа), выявилось то же самое. Так, например, в 1939 г. в этом графстве в абрикосовых садах работало 2046 мужчин и 626 женщин. Среди них были рабочие из 43 штатов США; кроме того, 123 рабочих из Мексики и 31 — с Филиппин. В начале сезона 1939 г. там имелись мигранты из следующих штатов: 549 человек — из Оклахомы, 256 — из Техаса, 228 — из Арканзаса. Другим случаем, расследованным комиссией, была «персиковая» забастовка, вспыхнувшая в Мэрисзиле в 1939 г. Большинство свидетелей, дававших показания о методах, применявшихся виджилянтами для борьбы с забастовкой, были мигрантами из Оклахомы, Небраски, Айдахо, Иллинойса, Техаса, Миссури, Мичигана, Канзаса, Огайо и Южной Дакоты. Пятью главными свидетелями были «оки». Среди свидетелей не было ни одного местного жителя Калифорнии.

Вряд ли существует необходимость подробно описывать различные забастовки, в которых участвовали мигранты, или же, основываясь на множестве документальных данных, содержащихся в отчете комиссии Ла Фоллета, заниматься анализом диких методов, систематически практикуемых в Калифорнии Фермерской ассоциацией, чтобы держать в постоянном страхе и повиновении сельскохозяйственных рабочих. Все это описано и подтверждено документальными данными в отчете комиссии. Кроме того, ведь ни техника, ни методы, применяемые Фермерской ассоциацией для подавления забастовок и при попытках воспрепятствовать сплочению рабочих, не представляют собой ничего нового. Как убедительно явствует из прежних расследований, проведенных комиссией, черные списки, шпионаж, использование наемных убийц и гангстеров, подстрекательство местных жителей против забастовщиков, собачья преданность государственных чиновников частным компаниям уже давно представляют собой более чем типичное явление для американской промышленности. Основное же значение проделанного комиссией Ла Фоллета в Калифорнии обследования заключается в том, что эта комиссия в ходе разрешения своей основной задачи, так сказать случайно, сделала открытия большой важности.

1. Новый стиль

Первое, что открыл сенатор Ла Фоллет, было существование в Калифорнии высокой степени концентрации сельского хозяйства. Доктор Пол С. Тэйлор сообщил, что в сельском хозяйстве Калифорнии при общем числе ферм в 150 тыс. господствуют 2892 крупные фермы. Составляя всего лишь 2,1 % всех ферм, они дают по стоимости 28,5 % всей сельскохозяйственной продукции штата. На долю этих ферм приходится 35 % всей заработной платы, выплачиваемой в сельском хозяйстве штата, и они используют труд 200 тыс. мигрирующих рабочих. В 1930 г. свыше 30 % всех ферм Калифорнии не имели наемных рабочих, а в январе 1935 г. наемных рабочих уже не использовали 70 % всех ферм. Для иллюстрации концентрации сельского хозяйства в Калифорнии д-р Тэйлор представил ряд диаграмм, из которых явствовало, что на 10 % всех ферм падает 53,2 % валового дохода фермеров; 9,4 % ферм расходуют 65 % всех сумм, уплаченных рабочим за их труд; 7 % ферм используют 66 % всех сельскохозяйственных рабочих; на долю 6,8 % ферм приходилось в 1934 г. 41,6 % всей площади убранного урожая, а в 1935 г. 3,5 % ферм (в количественном выражении) владели 62,3 % всей фермерской земли. Такая концентрация характерна не только для одной определенной сельскохозяйственной культуры или какой-либо отрасли сельского хозяйства. Она распространяется на выращивание абрикосов, спаржи, хлопка, хмеля, лимонов, салата, оливок, винограда, апельсинов, персиков, картофеля, слив, риса, сахарной свеклы, пшеницы и даже на производство молочных продуктов и разведение кур. В 1938 г. 2 % ферм (в количественном выражении) Калифорнии получили 43,6 % всех премий, выплачиваемых на основании закона о регулировании сельского хозяйства. Поэтому не будет преувеличением сказать, что из 150 тыс. ферм Калифорнии около 3 тыс. ферм полностью господствовали в сельском хозяйстве этого штата. Эти 3 тыс. ферм фактически не что иное, как «фабрики в поле», хотя, по мнению Фермерской ассоциации, «фабрики в поле» — лишь плод «больного воображения».

В ходе расследования забастовки, происходившей в Мэрисвиле (Калифорния) в мае 1939 г. при участии нескольких сот мигрантов из засушливых районов, сенатор Ла Фоллет выявил интересные факты об одной типичной для Калифорнии «фабрике-ферме» — «Эрл фрут К°». Эта компания представляет собой дочернее предприятие акционерной компании «Ди Джиорджио фрут корпорейшн». Она владеет 27 фермерскими хозяйствами, которые обрабатываются ею как единое целое, и, кроме того, дополнительно арендует 11 фермерских хозяйств. Кроме того, она скупает значительное количество свежих фруктов, выращиваемых мелкими садоводами. Ей принадлежат в Калифорнии 11 упаковочных предприятий, и она ежегодно упаковывает и отправляет на рынок по поручению других садоводов около тысячи вагонов фруктов.

Представляя собой типичное современное промышленное предприятие, эта компания распространила свой контроль на смежные отрасли производства. Ей принадлежит 95 % акций компании «Кламат ламбер энд бокс» (вырабатывающей 25 млн. футов древесины в год), и поэтому она имеет возможность покупать ящики и корзинки, используемые для упаковки фруктов, по себестоимости. Она контролирует в Калифорнии 2 винодельческих завода, один из них самый крупный в Соединенных Штатах. Кроме того, ее собственник — «Ди Джиорджио фрут корпорейшн» — владеет 37,5 % акций мощного объединения «Италиен — Суис колони» (одно из крупнейших в Калифорнии объединений виноградарей и владельцев винодельческих заводов). Но синьор Джо Ди Джиорджио не только садовод, он к тому же и торговец фруктами. Поэтому «Эрл фрут К°» владеет балтиморской фруктовой биржей и имеет большие капиталовложения в компаниях, занимающихся продажей фруктов в Чикаго, Нью-Йорке, Цинциннати и Питсбурге. В течение последних 3 лет «Эрл фрут К°» использовала на работе в среднем 2887 сельскохозяйственных рабочих. Это, бесспорно, новый тип фермы, содержащей круглый год 3 тыс. рабочих и выплачивающей сельскохозяйственным рабочим 2,4 млн. долл. заработной платы в год. Через еще одно из своих дочерних предприятий компания владеет 13 833 акрами фруктовых садов в других штатах. В 1938 г. стоимость земли и инвестиций компании «Ди Джиорджио фрут корпорейшн» составляла 10 955 418,48 долл., а ее годовой торговый оборот достигал почти 7 млн. долл. Из 5 тыс. мигрантов, находящих себе работу в графстве Саттер в период сбора персиков и груш, свыше половины работают на эту компанию. А это лишь одна из нескольких крупных «фабрик-ферм», обследованных комиссией Ла Фоллета.

Все же, как выяснил сенатор Ла Фоллет, было бы ошибочным прийти к выводу, что крупное производство в сельском хозяйстве равнозначно переходу производства сельскохозяйственных продуктов в руки корпораций или же что о масштабах производства можно судить по фактическому объему землевладения. Концентрация контроля достигается различными методами и самыми различными путями. Простейшим методом концентрации сельскохозяйственного производства была, конечно, непосредственная концентрация землевладения. В начале 1939 г. компания «Керн каунти лэнд» имела около 1,1 млн. акров земли в штатах Орегон, Аризона, Нью-Мексико и Калифорния (413,5 тыс. акров). Ей принадлежал также весь акционерный капитал компании «Керн каунти кэнал энд уотер», которая, в свою очередь, руководит деятельностью 14 компаний, снабжающих фермеров графства Керн водой. Большая часть принадлежащей ей земли отведена под животноводство, но в Калифорнии компания владеет нефтяными промыслами и большими хлопковыми плантациями, на которых работают арендаторы. В 1938 г. ее валовой доход от разведения и продажи скота составил 1163 тыс. долл., от сдачи в аренду земельных участков под хлопок — 127,3 тыс. долл., под зерновые культуры — 62,9 тыс. долл. и от нефтяных промыслов — 1931 тыс. долл. Когда в графстве Керн вспыхивают забастовки, компания устанавливает охрану у входов в свои владения и делит все расходы по охране пропорционально между собой и примерно 25 или 30 крупными арендаторами. Графство Керн привлекло, вероятно, больше мигрантов, чем любой другой сельскохозяйственный район Калифорнии; в этом графстве книга «Гроздья гнева» была изъята из всех публичных библиотек. Хотя, начиная с 1870 г., в этой местности для компании «Керн каунти лэнд» было сколько угодно «жизненного пространства», для мигрантов там земли не оказалось.

Образцом компании, приобревшей большое количество фермерской земли вследствие просрочки закладных, служит компания «Калифорния лэндс, инкорпорейтед» — дочернее предприятие «Трансамерика корпорейшн» («Бэнк ов Америка»). В 1936 г. эта компания хвалилась, что стала «крупнейшей в мире многоотраслевой земледельческой организацией, имеющей и обрабатывающей примерно 600 тыс. акров земли». В 1936 г. эта компания собрала урожай 17 различных культур и отгрузила 4121 вагон продукции. На 31 октября 1939 г. компания имела 1718 ферм стоимостью 25 млн. долл. Общая земельная площадь этих ферм составляла 395,8 тыс. акров. Доход, полученный компанией в 1937 г. от сельскохозяйственных операций, составил 2 511 643 долл. В эти цифры не входит стоимость принадлежащих банку «Бэнк ов Америка» закладных на 7398 ферм с земельной площадью в 1023 тыс. акров, с общей задолженностью в 40 340 тыс. долл. Сюда не входят также стоимость закладных под урожай и суммы, затраченные на организацию сбыта сельскохозяйственных продуктов, что косвенным образом дает банку значительный контроль над сельским хозяйством Калифорнии.

Другой вид концентрации осуществляется путем «обработки многочисленных земельных участков». Для того чтобы бесперебойно поставлять свои продукты на рынок, крупные предприниматели могут снять землю в аренду в 6 или 7 различных графствах или иметь десяток арендованных участков в одном графстве. Землевладельческие компании часто сдают в аренду всю свою землю крупным арендаторам. В Калифорнии имеется компания, сдающая в аренду примерно 60 тыс. акров прекрасной пахотной земли 600 «текучим» арендаторам, которые почти ежегодно переходят с одной фермы на другую. Уолтер Паккард рассказал комиссии об одном предпринимателе, который слил 78 независимых ферм по 65 акров каждая в «фермерскую фабрику» с общей площадью в 5 тыс. акров и в результате стал получать 70 тыс. долл. прибыли, в то время как 78 независимых фермеров оказались вытесненными. Подобный результат часто достигается не путем приобретения земельных участков в собственность, а посредством аренды.

Третий метод, обычно используемый при товарных культурах, заключается в том, что крупный предприниматель еще до наступления сезона заранее договаривается о покупке урожая с определенного земельного участка и о финансировании производства. «В огородничестве, — указал д-р Пол Тэйлор, — достигнута исключительно высокая степень концентрации. Нередко одна компания сосредоточивает в своих руках все процессы, начиная от посева и кончая отправкой продукции на рынок в города, находящиеся на расстоянии около 5 тыс. км. Земельные участки некоторых компаний разбросаны по всему пути от штатов Вашингтон и Аризона до Флориды. Управление этими участками сосредоточено в центральных конторах, которые поддерживают прямую телеграфную связь с подверженными сильным колебаниям рынками Восточных штатов». Очень часто такую же концентрацию всех операций, начиная от работы в поле и кончая упаковкой и отправкой на рынок, можно встретить теперь в садоводстве и плодоводстве.

Корпорации в первую очередь заинтересованы в получении дешевых рабочих рук, а фермер, вкладывающий лишь свой собственный труд, — в обеспечении себе нормального «существования», являющегося в сущности его заработной платой. Поэтому его труд непосредственно конкурирует с дешевой рабочей силой крупных ферм. Более того, уже самый масштаб деятельности этих корпораций указывает на то, что наше прежнее представление о ферме отжило свой век. Эти корпорации не имеют ничего общего с традиционными фермами прошлого: это промышленные предприятия, мало чем отличающиеся от фабрик.

2. Вторжение на поля

Комиссия Ла Фоллета обнаружила, что за пять лет компания «Калифорния пэкинг корпорейшн» выделила из своих собственных средств или из средств, полученных от других компаний, 74 161,09 долл. на деятельность Фермерской ассоциации в Калифорнии. Этот солидный вклад представляет собой не больше не меньше как 41 % всех поступлений в кассу Фермерской ассоциации за тот же период. На всей территории Калифорнии буквы «КПК» можно увидеть на плетеных корзинах для фруктов и на ящиках, стоящих на полях у дорог или возвышающихся на грузовиках, мчащихся по шоссе. Вскрытые комиссией Ла Фоллета факты, относящиеся к деятельности этой корпорации, без труда объясняют, почему эта компания так заинтересована в деятельности Фермерской ассоциации.

«Калифорния пэкинг корпорейшн» с капиталом в 65 млн. долл. — крупнейшая компания по заготовке и переработке фруктов. Хотя основной вид ее деятельности заключается в консервировании и сушке фруктов, она, кроме того, через посредство дочерних предприятий занимается продажей свежих фруктов, упаковкой кофе и даже консервированием рыбы (компания «Аляска пэкерс ассошиэйтед» — ее дочернее предприятие). Эта компания имеет примерно 50 консервных заводов в Калифорнии, на Среднем Западе, в Юте, Орегоне, Вашингтоне, Флориде, Нью-Йорке, Миннесоте, Иллинойсе, а также на Гавайских и Филиппинских островах. Ее торговые конторы имеются во всех более или менее крупных городах Соединенных Штатов, а ее отделения разбросаны по всему миру. Годовой торговый оборот компании достигает 60 млн. долл. В 1939 г. она реализовала свыше 2 млн. ящиков консервированных персиков и свыше 600 тыс. ящиков консервированной спаржи (примерно 25 % всей спаржи, законсервированной в том году в Соединенных Штатах). Но вдобавок ко всему «КПК» является также и «фермером». Она владеет плодородными землями на Среднем Западе, на Гавайских и Филиппинских островах, а в Калифорнии она имеет свыше 21 тыс. акров фруктовых садов. Все же о масштабе операций «КПК» нельзя судить только по ее непосредственной фермерской деятельности, так как она, кроме того, закупает фрукты и овощи на договорных началах у других садоводов. «КПК» не только покупает фрукты и овощи, поставляемые на ее многочисленные заводы, но также договаривается до наступления сезона о закупке всего урожая на месте. Так, в 1939 г. в одной лишь Калифорнии она заключила договоры с 4713 садоводами на покупку урожая с 82 тыс. акров земли. Это количество земли в сочетании с площадями, которыми эта компания сама владеет и непосредственно обрабатывает, дает полное представление о масштабе ее фермерских операций.

Вышеупомянутые соглашения о закупке урожая создают лишь фиктивные юридические отношения между «КПК» и садоводами, как между покупателем и продавцом. В действительности же они гораздо более походят на обычные взаимоотношения между работодателем и служащим. Согласно типовому договору подобного рода компания берет на себя уборку урожая, выступает в роли советника относительно того, какого сорта и качества следует выращивать фрукты, и оставляет за собой право определять время и способ их уборки. При помощи подобных соглашений о закупке урожая компания обеспечивает непрерывный поток сырья для своих перерабатывающих заводов.

Компания такого типа выступает в двойной роли — как землевладелец и как собственник консервных заводов. С другой стороны, типичный мелкий садовод Калифорнии полностью зависит от цены на свежие фрукты. Он не может заработать на консервированных или переработанных продуктах, а может получить деньги только за сырье. В случае необходимости «КПК» может себе позволить заниматься земледелием в убыток, так как она зарабатывает на консервировании. Поскольку компания покупает больше фруктов и овощей, чем выращивает сама, она в первую очередь заинтересована в низких ценах на покупаемое ею сырье. Мелкий садовод должен продолжать выращивать фрукты, сколько бы они ни стоили, в то время как «КПК» в зависимости от рыночной конъюнктуры может перерабатывать фрукты и овощи или же отказаться от этого. Компания такого типа не только может вести двойную игру, но к тому же ее отношение к рабочей силе резко расходится с интересами мелкого садовода. «КПК» использует тысячи сельскохозяйственных рабочих (около 5 тыс. человек, общая заработная плата которых составляет 1 098 520 долл. в год), а мелкий садовод почти или совсем не пользуется трудом наемных рабочих. Поскольку «КПК» конкурирует с мелкими садоводами, возможность использовать дешевый труд дает компании решающее преимущество. Поэтому совершенно естественно, что «КПК» заинтересована в существовании Фермерской ассоциации и не жалеет денег, чтобы всемерно поощрять ее разнузданную деятельность.

Комиссия Ла Фоллета установила, что в настоящее время многие консервные заводы обрабатывают большие площади фермерской земли. Четырнадцать консервных, заготовительных и сахарных компаний в Калифорнии владеют 106 900 акрами и арендуют еще 24 417 акров фермерской земли. В 1935 г. 10 консервных заводов имели договоры с 25 724 садоводами на закупку урожая с 97 237 акров земли. Возросший во всей стране спрос на переработанные продукты увеличил долю фруктов и овощей, предназначающихся не для продажи в свежем виде на рынке, а для переработки на консервных заводах. Это касается не только Калифорнии. Компания «Кэмпбел соуп» в Кэмдене (Нью-Джерси) во время сезона ежедневно покупает 300 тыс. корзин помидоров. Каждый год она подписывает с 2 тыс. фермеров соглашения, на основе которых фермеры обязуются выращивать для нее помидоры. Эта компания «терпеть не может покупать на свободном рынке» и предпочитает подписывать с фермерами индивидуальные контракты с заранее оговоренной ценой. Совершенно очевидно, что подобная практика, столь характерная для консервной промышленности, ослабляет позиции фермеров, выращивающих помидоры. «Кэмпбел соуп компани», по заявлению журнала «Форчун» (ноябрь 1935 г.), «держит своих фермеров в руках».

В результате подобной практики во многих районах и во многих отраслях сельского хозяйства процессы переработки и распределения продукции оттеснили на задний план чисто земледельческие процессы. В этих «фабричных районах» — в производстве сахарной свеклы, помидоров и многих других культур — ферма, с помощью различных методов финансового контроля, превратилась в поставщика сырья для завода. Она связана с заводом многочисленными узами, видимыми и невидимыми; она стала частью завода, или, другими словами, завод вторгся в поле. Крупные компании вторглись в сельское хозяйство: фермеры уже не ведут с ними торговли, они работают на них. Сельское хозяйство действует под диктовку промышленности, подобно тому, как промышленность стала действовать под диктовку финансового капитала.

Чтобы понять, каким образом целые отрасли сельского хозяйства подпали под господство промышленности, можно для примера остановиться на какой-либо определенной культуре. В 1939 г. спаржа, предназначавшаяся для консервирования, выращивалась в Калифорнии 338 предпринимателями. Из этой группы всего лишь 36 предпринимателей, или 10,8 %, поставляли на консервные заводы 57,4 % всей спаржи, предназначенной для консервирования. Кто же были эти 36 предпринимателей? Четверо из них были консервными компаниями. Под спаржей у них было занято 11 787 акров земли, т. е. 14,2 % всей земли, отведенной под спаржу; кроме того, они имели договоры еще на 11 007 акров земли, так что фактически контролировали 27,5 % производства спаржи. В данном случае мы имеем дело с завершенной концентрацией всех процессов, ибо эти четыре консервные компании не только являются крупнейшими производителями спаржи, но, кроме того, в их руках сосредоточено 67,4 % переработки спаржи в Соединенных Штатах. Спаржа всего лишь одна из многих культур, почти целиком втянутых тем же способом в «орбиту индустриализма». В Калифорнии, где имеются тысячи плодоовощных ферм, насчитывается всего лишь 78 консервных заводов, объединенных при этом в мощную торговую ассоциацию «Кэннерс лига», существующую уже свыше четверти века. Вместо того чтобы торговаться с фермерами о цене, консервные предприятия, естественно, предпочитают поощрять их снижать заработную плату.

Консервные предприятия не только финансируют Фермерскую ассоциацию, но имеют также свою собственную организацию, ведающую вопросами рабочей силы, свой собственный трудовой «фронт», возглавляемый ассоциацией «Калифорния просессорз энд гроуерз, инкорпорейтед». Ведь для того чтобы держать в беспрекословном повиновении 60 тыс. рабочих, им приходится использовать всю свою объединенную экономическую мощь. Правда, аналогично тому, как владельцы консервных заводов «помогли» фермерам организоваться против сельскохозяйственных рабочих, так и им самим было оказано «содействие» в создании трудового «фронта». Дело в том, что за спиной владельцев консервных предприятий стоят компании, изготовляющие консервные банки. В то время как в одной лишь Калифорнии насчитывается 78 консервных заводов, на всей территории Соединенных Штатов имеется только четыре крупных компании, занятых изготовлением жестяных банок. Комиссия Ла Фоллета выявила, что приходная часть бюджета «Калифорния просессорз энд гроуерз, инкорпорейтед», равная 144 795,61 долл., состояла из сумм, вносимых компаниями по производству консервных банок, делающими, в свою очередь, соответствующие отчисления с консервных заводов. Компании по производству консервных банок не только занимаются сбором отчислений с консервных заводов для пополнения бюджета «Просессорз энд гроуерз, инкорпорейтед», но также вносят крупные суммы в созданный этой организацией фонд борьбы с требованиями рабочих. Подобно тому, как Фермерская ассоциация финансируется промышленными фирмами, связанными с сельским хозяйством, точно так же и организация «Просессорз энд гроуерз, инкорпорейтед» финансируется узким кругом фирм, связанных с производством консервов. Используя такие же грубые и разнузданные методы, как и те, которые практикует Фермерская ассоциация, «Просессорз энд гроуерз, инкорпорейтед» при любом случае терроризирует рабочих консервных заводов.

Почему компании по производству консервных банок так заинтересованы в финансировании антирабочего фронта консервных заводов? Ответ совершенно ясен. В декабре 1938 г. потребители платили при розничной продаже 4,08 долл. за ящик в 24 банки консервированных персиков. За 45 или 50 фунтов свежих персиков, вошедших в эти банки, садоводы получили 20 центов, или около 5 % розничной цены. Стоимость самой банки составляла непропорционально большую часть фактической цены консервированных фруктов. По данным Временной национальной экономической комиссии, в 1929 г. 24 цента из каждого доллара, который платил потребитель за консервированные помидоры, шли на оплату консервным заводом стоимости банки. Подобно тому, как консервные заводы занимают сильные позиции в своих сделках с садоводами, так и компании по производству консервных банок диктуют свои условия консервным заводам. Опасаясь, что объединенные протесты со стороны владельцев консервных заводов отразятся на установленных монопольных ценах, компании по производству консервных банок предпочитают поощрять консервные заводы компенсироваться за счет рабочих.

Обращает на себя внимание неравенство в положении внутри каждой из этих групп, существующее при заключении сделок. Сенатор Ла Фоллет обнаружил, что в 1934 г. 4 % всех садоводов, выращивающих в Калифорнии персики, идущие на консервирование, держали в своих руках 41,4 % всего производства персиков. В отношении заводов по консервированию персиков мы наблюдаем аналогичное явление. В 1935 г. четыре крупнейших консервных предприятия Калифорнии перерабатывали 34,6 % всего количества персиков, консервировавшихся в Соединенных Штатах. Итак, крупный садовод (который может быть одновременно и владельцем предприятия по переработке) господствует в производстве, крупная консервная фирма господствует в процессе переработки, а компании по производству консервных банок подчиняют своему господству консервные предприятия. За этими же компаниями, в свою очередь, стоит уже ничем не прикрытая власть финансового капитала. При такой системе сельскохозяйственной экономики фермер становится пешкой в руках промышленности, а ферма превращается в сельскую потогонную мастерскую. В самом же низу этой экономической пирамиды находится бесправный мигрирующий рабочий. Медленно передвигаясь по дорогам в своей допотопной, изношенной машине, карабкаясь на фруктовые деревья, живя в придорожном лагере, он имеет лишь самое смутное представление о том комплексе сил, жертвой которых он является.

3. Промышленники-«союзники»

В период с 1 мая 1935 г. по 31 октября 1939 г. в фонд Фермерской ассоциации поступило 178 542 долл., причем непосредственно от «фермеров» было получено лишь 26 % этой суммы. Вот список организаций, внесших наиболее крупные суммы, начиная с 1934 г.: «Саузерн калифорнианс, инкорпорейтед» (группа промышленников), «Саузерн пасифик К°», «Санта-Фе рейлроуд К°», «Пасифик гэз энд электрик К°», «Индастриал ассошиэйшн ов Сан-Франциско», «Кэннерс лига ов Калифорния», «Холли шуар корпорейшн» «Сан-Хоакин коттон ойл К°», «Спрекелс инвестмент К°». Комиссия Ла Фоллета обнаружила, что, передавая Фермерской ассоциации средства для финансирования ее разнузданной деятельности, большинство этих компаний считало необходимым дать следующее наставление: «Для того чтобы Ассоциация могла сохранить свое собственное лицо, как организация «фермеров», мы считаем целесообразным, чтобы имя нашей компании ни в коем случае не упоминалось».

Почему же компании, владеющие предприятиями общественного пользования, железные дороги и консервные заводы так ревностно и вместе с тем столь скрытно поддерживают антирабочую организацию сельскохозяйственных предпринимателей? Объясняется ли это лишь желанием скрыть подлинный характер этой организации и тем самым ввести в заблуждение общественное мнение или же это делается для того, чтобы избежать необходимости открытого признания факта господства промышленности над сельским хозяйством? В действительности в каждом отдельном случае существуют разные причины, зависящие оттого, является ли данная компания лишь одним из членов «группы промышленников-союзников» или же она сама имеет непосредственное отношение к сельскохозяйственному производству.

Многие промышленные компании, субсидирующие Фермерскую ассоциацию, относятся к числу фирм, составляющих, по определению торговой палаты штата Калифорния, «группы промышленников-союзников», т. е. промышленные группы, якобы являющиеся союзниками сельского хозяйства. Сюда относятся компании, которые за свои услуги и поставляемые ими материалы в течение долгого времени облагают большими поборами сельское хозяйство. К этой категории, по существу, относится «любая группа, имеющая дело с сельскохозяйственными продуктами на их пути к рынку, как-то: железные дороги, предприятия общественного пользования, компании, снабжающие электроэнергией, поставляющие бумагу, ящики и другие материалы, используемые для упаковки». Характер союза этих групп с сельским хозяйством весьма нетрудно продемонстрировать. Хотя компания «Краун Вилламет пейпер» не занимается сельским хозяйством, тем не менее она жертвует крупные средства в фонд Фермерской ассоциации. Характер ее заинтересованности в сельском хозяйстве очевиден: компания ежегодно продает садоводам южной Калифорнии различных изделий из бумаги на сумму в 3 млн. долл. Компании, владеющие предприятиями общественного пользования, также вносят крупные суммы в фонд Ассоциации. Ведь одна лишь такая компания ежегодно выжимает из фермеров Калифорнии 17 млн. долл. (причем мелкие фермеры платят примерно в 2½ раза больше за киловатт-час энергии, применяемой при ирригационных работах, чем крупные предприниматели). Сборы, которые взимают железные дороги, также огромны. Они состоят не только из стоимости транспортировки, но также из крупных сумм, ежегодно получаемых за замораживание и хранение продуктов в холодильниках. Во многих местностях местные холодильные предприятия косвенным образом также чрезвычайно тесно связаны с сельским хозяйством. Список различных видов предприятий, входящих в эту категорию, может быть еще значительно расширен.

Осуществляя свои экономические интересы, подобные компании не только не находятся в союзе с сельским хозяйством, а, наоборот, они враждебны ему. Эти компании продают фермерам свои услуги и материалы. Они черпают свою долю из общей суммы дохода сельского хозяйства. Поэтому весьма понятно, что они хотят скрыть свое благожелательное отношение к Фермерской ассоциации. Фактически они являются «молчаливыми» партнерами в этом деле. Сознавая, что превосходство на стороне этих групп, фермеры вынуждены были согласиться на те различные поборы, которыми они облагают сельское хозяйство — подобно налогам, взимаемым с промышленности. Это тяжелый и жесткий налог, не поддающийся никакому контролю. Поскольку нет почти никакой возможности снизить расходы, связанные с платежами за эти услуги и материалы, давление на доступные изменению эксплоатационные расходы, а именно: расходы на рабочую силу, становится все более интенсивным. «Союзные» промышленные группировки, естественно, дружественно относятся к любому движению и к любой организации, которая согласна руководить волнениями среди фермеров, направленными не против них, а против рабочих. Поэтому они готовы финансировать деятельность виджилянтов, подстрекающих фермеров ненавидеть рабочих. В связи с этим встречающееся в изданиях Фермерской ассоциации упоминание о «красной опасности» преследует лишь цель отвлечь внимание фермеров от основного вопроса.

Итак, все грубые, разнузданные действия против сельскохозяйственных рабочих Калифорнии направляются крупными сельскохозяйственными предпринимателями, образовавшими между собой союз, и «союзными» промышленными группами. Ознакомление с составом советов директоров местных отделений Фермерской ассоциации показывает, как осуществляется этот союз. В 1938 и 1939 гг. в правление отделения этой организации в графстве Кинг входили директор банка «Ферст нейшнел бэнк ов Коркарен», представитель бостонской земельной компании «Бостон лэнд К°» (владеющий в этом округе земельной собственностью на сумму в 957 518 долл.), представитель одной из упаковочных фирм и представитель крупной хлопкоочистительной компании «Дж. Г. Басуэлл К°». В графстве Керн в состав правления входили представители компаний «Керн каунти лэнд К°», «Бэнк ов Америка», «Коттон ойл К°», «Фарм имплемент энд энджин К°», «Эрл фрут К°», «Ферст нейшнел бэнк ов Делано» и «Сан-Хоакин коттон ойл К°». В графстве Сан-Хоакин в правлении местного отделения этой ассоциации были представлены компании «Хант бразерс пэкинг К°» (владеющая земельной собственностью на сумму в 503 016 долл.) и «Андерсон орчард К°» (владеющая земельной собственностью на сумму в 235 953 долл.). В числе предприятий, отпускавших крупные суммы в фонд местного отделения Фермерской ассоциации, были также такие «фермеры», как «Калифорния дельта фармс» (владеющая земельной собственностью на сумму в 750 425 долл.), «Эмпайр фармс, инкорпорейтед» (владеющая земельной собственностью на сумму в 960 840 долл.) и «Гринфилд К°» (принадлежащая Герберту Гуверу), владеющая земельной собственностью на сумму в 196 803 долл. Как установила комиссия Ла Фоллета, просмотр состава правления почти любого отделения Фермерской ассоциации вскроет аналогичную картину. Поэтому, хотя многие мелкие владельцы ферм являются членами Фермерской ассоциации и иногда даже выдвигаются на руководящие «роли», фактически всем заправляют крупные сельскохозяйственные предприниматели и субсидирующие Ассоциацию промышленные предприятия (часто также одновременно являющиеся сельскохозяйственными предпринимателями). Джентльмены, сидящие в своих конторах в Сан-Франциско и Оклэнде и выписывающие чеки для Фермерской ассоциации, не носят нарукавных повязок, свидетельствующих об их членстве, не подстрекают толпу запугивать и чинить насилия над сельскохозяйственными рабочими. Они очень ловко превратили фермеров и горожан в свои штурмовые отряды. Тем не менее подлинный штаб виджилянтов Калифорнии находится не в сельских местностях, а на Монтгомери-стрит в Сан-Франциско.

* * *

В какую сторону ни обращала бы своего внимания комиссия Ла Фоллета, повсюду она обнаруживала тот же комплекс сил. Прослеживая ли трудности, с которыми сталкивались бежавшие от пыльных бурь мигранты из засушливых районов, изучая ли забастовки, в которых они участвовали, — будь то при уборке абрикосов, персиков, винограда или хлопка, — каждый раз выявлялись те же направляющие силы. Во всех случаях, когда забастовки были безжалостно подавлены, а гражданские свободы грубо нарушены, Фермерская ассоциация выступала лишь в роли координирующего механизма подавления, что служило лишь ширмой, прикрывающей подлинные цели этой «фермерской» организации. Расследуя забастовку сборщиков хлопка, вспыхнувшую за несколько недель до начала работы комиссии, сенатор Ла Фоллет обнаружил, что она была вызвана теми же силами. Несмотря на то, что в Калифорнии имеется примерно 8700 хлопководов, только 204 из них, состоящие членами Фермерской ассоциации, получили в 1938 г. 1 107 544,72 долл. поощрительных премий на основе закона о регулировании сельского хозяйства. Другими словами, 2,34 % всех хлопководов получили 33 % всех премий. В 1939 г. в графстве Фресно два крупных хлопковода получили 71 543 долл. премий. Здесь, также как и в других земледельческих отраслях, за фасадом «сельского хозяйства» скрываются всемогущие силы. За хлопководом стоит хлопкоочистительная компания. В Калифорнии одна такая компания «Андерсон, Клейтон энд К°» очищает около 35 % всего производимого хлопка. Эта компания имеет 46 хлопкоочистительных заводов в долине Сан-Хоакин и 28 в Аризоне. Отпуская крупные суммы Фермерской ассоциации, эта компания в то же время предоставила в 1939 г. 1986 калифорнийским хлопководам займы на общую сумму свыше 6,5 млн. долл. Путем использования своего финансового контроля эта компания в состоянии косвенным путем диктовать ставки заработной платы и определять условия существования 35 тыс. мигрантов, в своем большинстве бежавших от пыльных бурь из засушливых районов страны и собирающих хлопок в Калифорнии.

Комиссия Ла Фоллета отправилась в Калифорнию не для того, чтобы выяснять вопросы, связанные с наличием промышленной революции в сельском хозяйстве. Однако характер проводимого ею расследования выдвинул на первый план весь комплекс экономических сил, действующих в современном американском сельском хозяйстве. Ибо без вскрытия основных проблем было невозможно понять, что произошло с джоудами в Калифорнии, а также понять причину той жестокости, с которой подавлялись их попытки самоорганизоваться. Когда же эти тенденции были вскрыты, стало ясно, что в сельском хозяйстве Калифорнии произошли глубокие изменения; что в процессе индустриализации земледелие обрело новую движущую силу, что силы, находящиеся вне сферы самого сельского хозяйства, через сложную систему экономических взаимоотношений диктовали характер социальных взаимоотношений в сельских местностях. При ознакомлении комиссии с печальной участью джоудов в Калифорнии стало очевидным, что они стали наряду с тысячами профессиональных кочующих рабочих жертвами коренных изменений, происходящих в самом сельском хозяйстве. Согнанные с земли процессом индустриализации на Юго-Западе, джоуды очутились в Калифорнии в вопиющем противоречии с развитой системой индустриализированного сельского хозяйства. Те же самые силы, которые вытеснили их с земли в тех штатах, откуда они пришли, также лишили их возможности закрепиться, а тем более снова стать фермерами в Калифорнии.

 

Глава II

Вестники прибывают

С 1 июля 1935 г. по 1 июля 1939 г. около 350 тыс. бежавших от пыльных бурь мигрантов из засушливых районов страны — фермеры и потомки фермеров — перешли границу Аризоны и вступили в Калифорнию, надеясь вновь стать тем, чем они были на протяжении многих лет — мелкими независимыми американскими фермерами. Эта армия мелких фермеров вошла в Калифорнию не сразу и не под барабанный бой. Она двигалась на запад почти незаметно, одна старая, разбитая машина следовала за другой с неравномерными интервалами, днем и ночью. Хотя это было одно из величайших в американской истории массовых переселений фермерских семей, звуки фанфар не возвещали прохождения этой армии через пограничную станцию сельскохозяйственного карантина. Даже те, кто видели этих диковинных людей на шоссе, не понимали, что они являются свидетелями не только драмы человеческих лишений и тяжкого труда, но и распада системы фермерства, в течение долгого времени считавшейся основой американской экономики.

Сначала Калифорния не понимала значения той «вести», которую несли с собой эти мигранты. Но спустя некоторое время жители штата внезапно осознали, что в Калифорнию вступила армия мигрантов, и обнаружили, что эти современные «пионеры» во многих отношениях отличались от мигрантов, двигавшихся на запад на протяжении многих десятилетий. Первая реакция штата носила чисто оборонительный характер. Штат хотел защитить себя от этих «жертв происходящих перемен». Но когда, несмотря на пограничные патрули и бурный протест населения, мигранты все же продолжали тысячами вливаться в штат, население штата, объятое негодованием, попыталось изгнать «чужеземцев» из своей среды. Когда и эта тактика окончилась неудачей, Калифорния обратила взоры за пределы своих границ и начала отчаянно взывать к федеральному правительству о помощи. Однако никто, повидимому, не хотел принять к себе этих беженцев и никто не знал, что с ними делать. Все ощущали, что в Калифорнии что-то неладно, но смысл происходящих там событий едва ли был кому-либо ясен.

В ходе проведенного затем расследования было, однако, обнаружено, что коренные изменения произошли во всем сельском хозяйстве США. Казалось, что восстала сама земля. Выяснилось, что эти мигранты были лишь первой крупной армией обездоленных, что происходит процесс формирования других таких же армий мигрантов и что некоторые из них, возможно, уже двинулись в путь. Движение мигрантов не только выдвинуло такие проблемы, касающиеся участи нескольких сот тысяч американских фермерских семей беженцев, как проблемы крова, образования, здравоохранения и обеспечения работой, но также поставило ряд вопросов, затрагивающих будущую судьбу американского сельского хозяйства. Однако расследование никогда не продвинулось бы так далеко, и земельные вопросы не были бы, наконец, изучены, если бы появление мигрантов не вызвало в Калифорнии социальных волнений.

Мигрирующие семьи, вытесненные из Оклахомы, Техаса и Миссури процессами, происходящими в земледелии под влиянием внедрения новой техники, прибыв в Калифорнию, вскоре обнаружили, что в сельском хозяйстве этого штата для них нет иного места, кроме места подсобных поденных рабочих, выполняющих случайные работы. Глубоко привязанные к земле привычкой, выработавшейся у них на протяжении многих поколений, они никак не могли примириться с этим фактом — об этом свидетельствует ряд забастовок, изученных комиссией Ла Фоллета. Конфликты и трения, вызванные столкновением мигрантов с индустриализированной сельскохозяйственной экономикой Калифорнии, предвещают борьбу, которая, вероятно, вспыхнет в других районах, когда живущие там фермеры поймут, что им тоже грозит участь мигрантов. Поэтому «инциденты», расследованные сенатором Ла Фоллетом, свидетельствовали не только о том, что индустриализованное сельское хозяйство вызывает конфликты, характерные в промышленности: по существу это было восстание обездоленных против новой системы сельского хозяйства, не предоставлявшей им права на существование. Пытаясь найти в Калифорнии возможность снова стать фермерами, мигранты пришли в столкновение с совершенно зрелой системой индустриализированного сельского хозяйства. Все их попытки выразить свое возмущение были с самого начала обречены на провал. Прежде чем закончилась их борьба, мигранты уже оказались в плену системы, против которой они протестовали, и были вынуждены работать не как фермеры, а лишь как простые сезонные рабочие. Это обстоятельство также имеет далеко не случайное значение.

1. Попытка мигрантов стать фермерами на новом месте

Из 350 тыс. сельскохозяйственных мигрантов, прибывших в Калифорнию в период с 1935 по 1939 г., большинство являются выходцами из штатов, расположенных в южной части центра Великих равнин. Не менее половины этих мигрантов родом из Оклахомы, Техаса, Арканзаса и Миссури; другая половина по большей части родом из Канзаса, Небраски, Колорадо, Айовы и Южной Дакоты. Опрос 6 тыс. семей показал, что 42 % семей — выходцы из Оклахомы, 16 % — из Техаса, 11 % — из Арканзаса и 7 % — из Миссури. Хотя значительное число мигрантов прибыло в городские центры, не менее 190 тыс. двинулось непосредственно в то или другое из 12 графств долины Сан-Хоакин — сердца сельских районов Калифорнии. За 5 лет — с 1935 по 1940 г. — население некоторых из этих графств возросло на 40–50 %, а одного графства даже на 70 %. Поэтому в сельских местностях последствия появления мигрантов ощущались значительно острее, чем в городских районах, и наиболее серьезные трения, естественно, возникли там, где число мигрантов по сравнению с числом местных жителей было наибольшим.

Следует иметь в виду, что уже на протяжении более четверти века в сельских районах Калифорнии не было «жизненного пространства». В Калифорнии земледелие в основном носит характер крупного механизированного производства, требующего больших капиталовложений; такое производство связано со значительными эксплоатационными расходами. Хотя за последние десятилетия объем сельскохозяйственного производства значительно возрос, фактическая площадь обрабатываемой земли почти не увеличилась. Калифорния уже давно герметически закрыта для дополнительного сельскохозяйственного населения. Несмотря на то, что с 1920 по 1930 г. в этот штат прибыло около 2 млн. людей, сельское фермерское население Калифорнии возросло лишь на 0,2 %. Фактически сельское население Калифорнии никогда не составляло более 10 % всего населения штата, несмотря на то, что сельское хозяйство является здесь основной отраслью экономики. Индустриализация сельского хозяйства неуклонно ведет к сокращению численности сельского фермерского населения, так как не предоставляет ему почти никакого поля деятельности. Вследствие наличия подобной экономической системы человеку, стремящемуся стать фермером, уже давно стало чрезвычайно трудно подняться по социальной лестнице сельского хозяйства до положения собственника. «Поскольку при интенсивном коммерческом земледелии, являющемся отличительной чертой высоко развитых орошаемых районов этого штата, — указывает торговая палата штата Калифорния, — на каждого человека, занятого здесь в сельском хозяйстве, требуются очень крупные капиталовложения, возможности размещения на калифорнийской земле крупных партий мигрантов из южных районов центра Великих равнин весьма ограничены». Когда 350 тыс. изголодавшихся по земле мигрантов неожиданно приходят в соприкосновение с подобным типом сельской экономики, то между этими новыми пришельцами и представителями монополистических интересов в земледелии, естественно, возникает ожесточенная борьба.

Нет сомнений, что основная масса сельскохозяйственных мигрантов отправилась в Калифорнию в надежде там осесть и вновь стать фермерами. В большинстве случаев мигранты прибывали в Калифорнию именно с таким твердым намерением. Это подтверждается тем, что 60 % семей мигрантов держали путь непосредственно в Калифорнию и в 1939 г. безвыездно жили именно в тех округах, куда они вначале прибыли. У них почти не наблюдалось тенденций передвигаться по Калифорнии, и даже наоборот — большинство из них проявило явную склонность осесть в каком-либо определенном районе. Некоторые из них, примерно 5 % общего числа, совершали одну поездку домой, обычно для того, чтобы прихватить с собой родных и затем навсегда поселиться в Калифорнии. Незначительное количество мигрантов покинуло Калифорнию и возвратилось в район Южных равнин, но в своем подавляющем большинстве мигранты совершенно не собираются возвращаться обратно. Они стали постоянными жителями Калифорнии.

Национальный состав этой массы сельскохозяйственных мигрантов теперь хорошо изучен. Это «исконные белые американцы». Негры, мексиканцы и лица, родившиеся за границей, составляют менее 5 % общей цифры. По своему возрастному составу мигранты в среднем несколько моложе местных жителей, а дети их моложе детей средней семьи, издавна проживающей в Калифорнии. В большинстве случаев глава мигрантской семьи находится в расцвете сил. Хотя в целом уровень их образования невысок, это все же отнюдь не безграмотные люди. О том, что они не являются социально опасными, свидетельствует тот факт, что в районах, где сосредоточены мигранты, несмотря на существующую нищету и тяжелые условия жизни, не отмечено роста преступности. Несомненно, что мигранты горят желанием работать и мечтают приспособиться к своему новому окружению. Этого сейчас никто не отрицает даже в Калифорнии. Однако, несмотря на то, что они пришли в Калифорнию работать, а не бездельничать, и хотя они представляют собой исключительно легко приспособляющуюся группу, все же для них, как фермеров, места в штате не оказалось.

В отличие от некоторых более ранних мигрантов беженцы из засушливых районов страны не обладали достаточным капиталом, чтобы по-настоящему утвердиться в Калифорнии. При изучении положения одной группы в тысячу семей было найдено, что в среднем все достояние семьи в момент ее прибытия оценивалось в 265 долл. Из этой суммы 111 долл. было наличными, а 101 долл. представлял собой стоимость автомобиля; остальное имущество состояло из домашней утвари и личных вещей.

He имея возможности с таким ограниченным капиталом снять в аренду, а тем более купить ферму, мигранты делали самое лучшее, что могли, а именно — покупали дешевые участки в «ветошных городках». В настоящее время долина Сан-Хоакин усеяна множеством таких мигрантских поселений, большинство которых возникло после 1933 г. Почти в каждом крупном населенном пункте в долине Сан-Хоакин имеется своя «маленькая Оклахома» или свой «маленький Арканзас». Сперва поселения мигрантов появились на окраинах уже существовавших населенных пунктов. Большинство таких поселений возникло стихийно, без всякого плана; по существу это походные лагери. Быстро ориентирующиеся земельные компании разбили новые участки и продавали их мигрантам на льготных условиях. Многие из этих поселений находятся в самых неблагоприятных районах — на непригодной для обработки, бросовой земле или же возле общественной свалки. Большинство таких дешевых участков не только имеют очень скудную почву, но многие из них расположены в районах, где почти нет канализации, или же в местах, где часто случаются наводнения. Где бы вы ни увидели в Калифорнии хотя бы небольшой участок каменистой земли, вы там, вероятно, встретите мигрантов. Ибо, помимо подобных участков негодной для обработки земли, им не было предоставлено нигде места для поселения.

На таких участках они и селились тысячами. Обычно они должны были внести единовременно 5 долл. наличными за участок стоимостью в 200 долл., а оставшуюся сумму погашать периодическими взносами. После первого взноса мигранты первым долгом сооружают себе на участке какое-нибудь жилье, которое, естественно, носит весьма импровизированный характер. Здесь можно найти любые типы жилищ, начиная от палаток, передвижных домиков, пристроек с односкатной крышей и лачуг и кончая маленькими хижинами в 1–2 комнаты. Хижины, построенные из сучковатой сосны или букса, в большинстве случаев обходятся не более чем в 75 долл. В этих трущобах почти полностью отсутствуют необходимые санитарные условия. Преобладают открытые уборные, нет тротуаров, а дорогами служат обыкновенные тропинки. За воду часто берут столько же, сколько мигрант должен ежемесячно вносить за свой участок. Разведение огородов почти невозможно из-за плохой почвы. Однако большинство мигрантов героически пытается озеленить свои участки и развести цветы. Результаты, естественно, далеко не ободряющие. Для строительства используется любой кусок дерева, выброшенный за ненадобностью, — доски, планки, железнодорожные шпалы, а также листовое железо, ящики, кузова и дверцы машин. Некоторые поселения мигрантов представляют собой довольно большие общины, насчитывающие от 4 до 8 тыс. жителей. Поскольку большинство таких поселений не имеет юридического лица, у них отсутствует пожарная охрана и полиция и они не имеют также никакого местного самоуправления. Они существуют на окраинах крупных населенных пунктов лишь как их побочные придатки, как потенциальные трущобы.

Многие из этих поселений мигрантов фактически представляют собой прежние общины, пересаженные на новое место. Очень часто можно обнаружить, что большинство семей, обитающих в каком-либо «ветошном городке» или на одной из его улиц, жили раньше в одной общине. Мигрантский поселок в Гринфилде (Калифорния) состоит примерно из 200 бывших жителей графства Карол (Арканзас).

Промышленный характер сельского хозяйства Калифорнии лишил мигрантов возможности ассимилироваться в экономической жизни штата и стать фермерами. Этот же фактор препятствует использованию неосвоенной земли для поселения. Ирригационные работы в долине Сан-Хоакин имеют прежде всего целью снабжение водой уже освоенных земель. Во многих районах, где будет построена ирригационная сеть, процент земли, принадлежащей корпорациям, достигает 98,4. Нет сомнения, что в конечном счете в процесс производства будут втянуты и новые земли. Но, как указал Марион Клоусон из Бюро сельскохозяйственной экономики, эти вновь осваиваемые земли очень мало пригодны для заселения, так как: «земледелие базируется теперь на денежной экономике». Сумма денежных средств, необходимых для того, чтобы фермерская семья могла заняться земледелием на одном из таких участков, оценивается в 5 тыс. долл. Должна быть закуплена земля, сделаны необходимые усовершенствования и проведены ирригационные работы. В настоящее время ни государственные, ни частные кредитующие организации не в состоянии предоставить мигрантам капитал, необходимый для того, чтобы они могли осесть на вновь осваиваемых землях. «Сравнительно немногие из прибывших в Западные штаты мигрантов, — указывает Клоусон, — обладают капиталом, необходимым для превращения необработанной земли в производительные фермы». Кроме того, прежде чем новые земли начнут давать продукцию, необходимо сначала увеличить покупательную способность потребителей, чтобы создать спрос, способный поддерживать цены на нормальном уровне. Поэтому в отношении расселения бывших фермеров можно сказать, что мигранты сменили свое безнадежное полуголодное существование в штатах южной части центра Великих равнин на лишь слегка менее безнадежное существование в Калифорнии. Только незначительное число мигрантов вновь осели на землю в Калифорнии и опять стали фермерами. Я сильно сомневаюсь в том, составляет ли число таких мигрантов более 1 %. Остальные же мигранты остались такими же «бедствующими фермерскими семьями», какими они были в Оклахоме, Техасе, Арканзасе и Миссури. Теперь, однако, они бедствуют не среди засохших полей и пустых житниц, а в самом богатом сельскохозяйственном районе Соединенных Штатов.

2. «Неокалифорнийцы»

Чтобы дать правильную оценку вызванной пыльными бурями миграции в Калифорнию из засушливых районов страны, необходимо понять, что это всего лишь одно из проявлений миграции в этом штате. До 1930 г. практически во всех крупных сельскохозяйственных районах Калифорнии можно было найти тысячи мексиканцев. Они также пришли в столкновение с сельской экономикой штата. Так же как и в случае с мигрантами, их появление влекло за собой ухудшение условий труда; их также не любили и презирали. Мексиканские иммигранты не смогли стать в Калифорнии фермерами. Подобно мигрантам, они селились в частных трудовых лагерях, трущобных поселках и «джимтаунах», возникших по всей южной Калифорнии. Подобно мигранту, мексиканец всегда стоял как бы на грани общества, никогда не имея возможности стать его составной частью. Поэтому, когда разразился кризис, мексиканцы начали покидать Калифорнию. В первый год кризиса из штата уехало примерно 160 тыс. мексиканцев. Хотя далеко не все мексиканцы покинули Калифорнию, общее количество выехавших между 1929 и 1939 гг. достигло примерно 200 тыс. человек. Когда катастрофические последствия кризиса начали изгонять из Калифорнии мексиканцев, туда начался приток мигрантов.

Прибывшие в Калифорнию мигранты смогли конкурировать с мексиканцами и вытеснить их с сезонной сельскохозяйственной работы главным образом потому, что рынок труда в этом штате всегда был неорганизованным. Отношения между нанимателем и рабочим в сельском хозяйстве Калифорнии носят совершенно безличный характер. Наниматели всегда стремятся поддерживать крупный резерв безработных, который давал бы им возможность удовлетворять сезонные потребности в рабочих руках. Они хотят пользоваться этим резервом, подобно тому, как с помощью крана открывают или закрывают воду. Это резервуар рабочей силы, которым пользуются не только отдельные предприниматели, но и все сельское хозяйство. Сезонный характер работ, одновременное созревание в различных частях штата разных сельскохозяйственных культур и потребность в единовременном наличии большого количества рабочих рук породили необходимость создания хронического избытка рабочих. «Нужды» индустриализированного сельского хозяйства может удовлетворить лишь абсолютный излишек сельскохозяйственных рабочих; отсутствие же подобного излишка рассматривается как «нехватка рабочих рук». Все же именно вследствие плохой организации рабочего рынка новый рабочий всегда может найти хоть какую-нибудь работу. Поэтому человек, только недавно ставший мигрантом, не находится в особенно неблагоприятном положении по сравнению с наиболее опытным мигрирующим рабочим. На рынке груда, и без того уже переполненном, с 1933 г., в связи с наплывом мигрантов, воцарился полный хаос. Когда обрабатываемая площадь остается неизменной, общее количество рабочих, имеющих возможность получить работу, не может сильно возрасти. Однако можно использовать все возрастающее количество рабочих при условии сокращения сроков их занятости.

«Нам не удалось заработать на сборе гороха, — заявил комиссии один мигрант, — так как я увидел только на одном поле 1500 человек, каждый из которых не мог собрать более одной корзины гороха. Я видел, как они дрались на грядках, пытаясь оттеснить друг друга».

В связи с этим наплыв мигрантов был до некоторой степени выгоден крупным сельскохозяйственным предпринимателям. Вначале они усиленно поощряли миграцию, так как их сильно беспокоил уход из штата мексиканских сельскохозяйственных рабочих. Но вскоре положение, за создание которого они несут значительную долю ответственности, начало вызывать у них беспокойство. Современные мигранты не были одиночками, искавшими сезонной работы; это были главы семей, стремящиеся вновь осесть на землю. Они проявляли опасную тенденцию поселяться в какой-либо определенной местности и становиться ее постоянными жителями; они не уезжали в конце сезона. Крупные предприниматели всегда стремились заручиться текучей рабочей силой; они и по сей день оказывают предпочтение приезжающим на сезон рабочим перед рабочими, постоянно проживающими в данной местности. Рабочий, являющийся постоянным жителем местности, избирателем, владельцем лачуги, пользуется некоторой степенью экономической независимости, а потому может в какой-то мере отстаивать свои интересы. Всегда существует возможность, что рабочие, имеющие постоянное местожительство, сорганизуются; кроме того, они имеют право на пособие. Поскольку в Калифорнии ни один рабочий-мигрант не может заработать себе на жизнь, общая сумма выплачиваемых пособий начинает, естественно, возрастать. Возьмем, например, графство Туляр. Это четвертое по богатству сельскохозяйственное графство Соединенных Штатов. И все же каждую зиму с 1936 по 1938 г. почти треть его постоянных жителей получала пособие.

Совершенно естественно поэтому, что проблема содержания этих сельскохозяйственных мигрантов, которые в отличие от мексиканцев остались на месте и приобрели права постоянных граждан, вскоре начала сильно тревожить «набобов» сельского хозяйства Калифорнии, несмотря на то, что система помощи, с их точки зрения, была не такой уж плохой, пока они сами контролировали выдачу пособий. Ведь с наступлением сезонных работ выдачу пособий можно было прекратить, и тогда рынок труда оказывался наводненным рабочими.

Несколько цитат смогут показать, почему мигранты стали для Фермерской ассоциации Калифорнии persona non grata. «Можно ли ожидать, — писал в 1936 г. А. С. Арнолл из торговой палаты Лос-Анжелоса, — что эти люди — белые американцы, рассчитывающие на средний американский уровень жизни, окажутся удовлетворенными условиями, создаваемыми для трудящихся в сельском хозяйстве Калифорнии? Ведь это труженики, легко воспринимающие идеи сплочения и объединения в профсоюзы. Не окажутся ли они в условиях кризиса, который должен возникнуть в результате отсутствия в зимнее время работы в сельском хозяйстве, превосходной почвой для подрывного влияния. В памятной записке от 18 декабря 1936 г. д-р Джордж Клементс из торговой палаты Лос-Анжелоса выразился еще яснее:

«Из 175 тыс. мексиканцев, обеспечивавших в период с 1917 до 1920 г. потребность сельского хозяйства всего штата в рабочей силе, кочующих с места на место в поисках работы, в 1936 г. осталось, вероятно, не более 10 %… Это были сговорчивые сельскохозяйственные рабочие. Они не объединялись в профсоюзы. Их можно было легко «обрабатывать». Можем ли мы ожидать, что новые приезжие белые граждане заменят их? Белые приезжие — несговорчивые рабочие. Они потребуют, чтобы им обеспечили так называемый американский уровень жизни».

В письме от 15 октября 1935 г. д-р Клементс дал прекрасное резюме проблемы сельскохозяйственных рабочих в Калифорнии: «Мы, жители сельских местностей, — писал он. — всегда признавали, что условия труда в сельском хозяйстве Калифорнии сделали для занятых там людей невозможным пользоваться всеми правами, которые предоставляются американцам, а также иметь нормальный уровень жизни».

Но так как крупные предприниматели понимали, что мексиканских сельскохозяйственных рабочих нельзя вернуть, и знали, что сами они целиком и полностью зависят от крупного «резерва» безработных, они твердо решили захватить в свои руки контроль над правительственным аппаратом штата и поставить мигрантов на положение второсортных граждан. Захватив решающие позиции в управлении штатом, они поняли, что у них имеется возможность использовать мигрантов для вытеснения даже тех мексиканцев, которые еще не покинули Калифорнию. Дело в том, что эти мексиканцы, хорошо знакомые с условиями в сельском хозяйстве Калифорнии, проявляли больше чем кто-либо другой решимость бороться за более высокий уровень жизни.

Весной 1941 г. мексиканские рабочие цитрусовых полей объявили в южной Калифорнии забастовку. Эта забастовка не в пример многим сельскохозяйственным забастовкам в прошлом была хорошо организована и охватила большое количество рабочих. Сначала предприниматели решили, что им не представит никакого труда ликвидировать эту забастовку, но вскоре они убедились, что это далеко не так. Проходили дни, недели, месяцы, а мексиканцы все еще бастовали. Тогда предприниматели выселили мексиканцев из рабочих лагерей и начали ввозить «оков» из долины Сан-Хоакин. Ввезенные сначала в качестве штрейкбрехеров, «оки» в скором времени попытались совершенно вытеснить с полей оставшихся мексиканцев. Хотя использование мигрантских семей для вытеснения мексиканцев оказалось на данном этапе весьма успешным, в будущем предприниматели, несомненно, столкнутся с крупными затруднениями. Ибо эти белые рабочие американцы, как справедливо указал д-р Клементс, рано или поздно потребуют, чтобы им был обеспечен средний американский уровень жизни, а как только они этого потребуют, они перестанут быть «любимцами» Фермерской ассоциации. Обитая в построенных ими «ветошных городках», многие мигранты теперь прочно закрепились в Калифорнии в качестве сельскохозяйственных рабочих. Выполняя, кроме того, разные неземледельческие работы и получая изредка пособие, они кое-как сводят концы с концами. Но, хотя они и живут на территории Калифорнии вместе с другими жителями этого штата, они еще не рассматриваются как члены общества, а попрежнему считаются «мигрантами». Это, так сказать, «неокалифорнийцы». Однако, для того чтобы заставить мигрантов стать обычными сезонными рабочими, промышленные компании, господствующие в сельском хозяйстве Калифорнии, должны были вернуть себе в штате контроль над органами власти, который в 1938 г., казалось, ускользнул у них из рук. Ряд тесно связанных событий быстро выдвинул в 1939 г. «проблему мигрантов» в Калифорнии на первый план и вызвал совершенно неожиданные последствия.

3. Буря разразилась

В прошлом бывали случаи, когда «старожилы» Калифорнии выступали против «новых пришельцев». В первое время такие выступления происходили редко и обычно лишь в периоды кризиса. В газете «Сан-Хосе меркьюри геральд» за январь 1879 г. можно, например, найти ряд редакционных статей и информационных сообщений, содержащих горькие жалобы на так называемое «нашествие бездельников», наводнивших штат и посягавших на места, занятые более давними жителями Калифорнии. Как эти протесты, так и многие аналогичные проявления тревоги быстро стихали, как только начинался общий подъем деловой конъюнктуры. Еще задолго до джоудов в Калифорнии появились «пайки», прибывшие из Миссури. Об этих «пайках» в Калифорнии ходило много рассказов и поговорок. В 1849 г. калифорнийцы могли еще позволить себе смеяться над «пайками», но джоуды их уже не веселили. На заре своей истории Калифорния ополчилась против китайцев, позднее — против японцев и затем отчасти — против мексиканцев и филиппинцев. Но лишь тогда, когда прибыли джоуды, была сделана попытка изгнать из Калифорнии «чужаков».

Только политические пертурбации предотвратили восстание против джоудов. В течение 44 лет, вплоть до 1938 г., губернаторами Калифорнии неизменно избирались республиканцы. За исключением того периода, когда на посту губернатора был Хирам Джонсон, реакционные элементы все время крепко держали в своих руках административный аппарат штата. Избирательная кампания 1934 г., в ходе которой был выдвинут лозунг ликвидации нищеты в Калифорнии, показала, однако, что контроль начинает ускользать из их рук. В избирательную кампанию 1938 г. свыше миллиона человек голосовало за программу выплаты еженедельной пенсии в 30 долл. В том же 1938 г. организаторам кампании ликвидации нищеты в Калифорнии при мощной поддержке профсоюзов рабочих удалось добиться избрания губернатором Калифорнии демократа Кальберта Л. Олсона. Во время избирательной кампании 1938 г. отмечалось, что за демократов в Калифорнии было, вероятно, подано 200 тыс. голосов мигрантов, так как большинство мигрантов с юга центральной части Великих равнин по традиции демократы.

В январе 1939 г. губернатор Олсон вступил в должность, и казалось, что, наконец, простые люди штата — тысячи мигрантов со всех концов Америки — добились решающего голоса в управлении штатом. Администрация Олсона имела свою широкую программу в отношении сельскохозяйственных рабочих Калифорнии. Она выступала против нищенской оплаты труда на общественных работах, предлагала установить либеральную систему выдачи пособий, создать сеть бюро по установлению ставок заработной платы сельскохозяйственных рабочих, защитить право на заключение коллективных договоров в сельском хозяйстве, создать кооперативную программу для безработных, взяв за основу наиболее здоровые стороны плана «производства для потребления». Но «старые заправилы» предусмотрели такую возможность и были готовы к бою. Они, например, сохранили контроль над сенатом штата. Это оказалось возможным из-за того, что графство Лос-Анжелос, насчитывающее половину населения всего штата, имело в сенате только одного представителя. Контролируя законодательный орган, реакционные элементы вскоре показали, что они все еще правят Калифорнией. Буквально все статьи законодательной программы губернатора Олсона были провалены, избирателей лишили плодов победы, одержанной ими на выборах 1938 г. В значительной степени это было достигнуто запугиванием робких членов законодательного органа и созданием паники среди публики. С этой целью наплыв мигрантов из засушливых районов страны был превращен в страшное пугало.

14 апреля 1939 г., когда администрация Олсона все еще воевала с законодательным органом, Джон Стейнбек опубликовал свою книгу «Гроздья гнева». Изданная в подходящий момент, книга Стейнбека сыграла роль спички, брошенной в пороховой погреб. Со времен всеобщей забастовки и кампании 1934 г. (за ликвидацию нищеты в Калифорнии) политическое положение в Калифорнии было весьма напряженным. Дело не только в том, что с 1934 по 1938 г. проблема мигрирующих сельскохозяйственных рабочих вызывала серьезное возбуждение и что этот период был отмечен многочисленными волнениями среди рабочих, а в том, что сама проблема мигрантов к 1939 г. обострилась до предела. В некотором отношении «Гроздья гнева» явились порождением этого возбужденного состояния умов.

Фермерская ассоциация немедленно осудила «Гроздья гнева» как непристойную, вульгарную и безнравственную книгу. В графстве Керн ей удалось добиться изъятия этой книги из публичных библиотек. Попытка запретить это произведение, естественно, лишь стимулировала его распространение в долине Сан-Хоакин. 21 августа 1939 г., на другой день после запрещения в графстве Керн «Гроздьев гнева», женская организация республиканской партии «Про-Америка» устроила в Сан-Франциско банкет в отеле «Палас». Перед микрофоном выступали один за другим представители Фермерской ассоциации и убеждали радиослушателей, что во всем сказанном Стейнбеком и мною о проблеме сельскохозяйственных рабочих в Калифорнии нет ни крупинки правды, ни одного правильного факта. Председательствовавшая на собрании Рут Комфорт Митчелл горько жаловалась, что «Калифорния, некогда являвшаяся Меккой строителей империи, превратилась в прибежище для кукушек, бранящихся соек и остроклювых сорокопутов».

Этот банкет послужил лишь отправной точкой в развернувшейся затем кампании. Фермерская ассоциация создала специальный фонд в 15 тыс. долл. для проведения грязной кампании клеветы против этих двух книг и их авторов. Фонд Джианнини при Калифорнийском университете (финансируемый А. П. Джианнини из «Бэнк ов Америка») начал публиковать всевозможного рода сообщения для печати и так называемые «обзоры книг». Во всех сельских газетах Калифорнии начали появляться шаблонные редакционные статьи и специальные сенсационные сообщения. «Красный» вопрос был использован, как говорится, во всю. Однако Фермерской ассоциации требовался роман, который мог бы послужить ответом на «Гроздья гнева». Этот ответ скоро появился на свет в виде романа Рут Комфорт Митчелл «О человеческой доброте». Это произведение настолько слабое, что может лишь послужить блестящим доказательством утверждений Стейнбека. Когда в газетах «Крисчен сайенс монитор», «Сан-Франциско кроникл» и «Нью-Йорк таймс» начали появляться статьи, подтверждавшие обвинения, содержащиеся в «Гроздьях гнева» и «Фабриках в поле», Фермерская ассоциация забеспокоилась и начала прикомандировывать к приезжим журналистам специальных людей, возивших их по штату по тщательно разработанному заранее маршруту.

Используя возбуждение, вызванное в Калифорнии проблемой мигрантов, в 1939 г. была предпринята искусно задуманная кампания с целью вызвать обратную миграцию в засушливые районы и в то же время прекратить дальнейший приток мигрантов в штат. «Лос-Анжелос таймс» и другие газеты, выходящие в Калифорнии, не щадили усилий, чтобы помочь Сю Сендерс убедить мигрантов возвратиться на старые места. Все же, когда Сендерс затем посетила Оклахому и Техас, она поняла, что расселение там мигрантов стало уже невозможно.

В ходе той же кампании на протяжении всего 1939 г. создавались специальные комиссии, проводившие в долине Сан-Хоакин периодические расследования «системы выдачи пособий». В каждом случае о расследовании возвещалось в газетах под крупными заголовками, причем сообщения были составлены таким образом, чтобы запугать всех, обращавшихся за пособием, ужасающими последствиями. Когда за пособием обращались мигранты, не имеющие еще юридических прав на постоянное жительство в Калифорнии, во многих случаях их немедленно отправляли в «штат, откуда они происходят». Один шестидесятипятилетний старик был отправлен обратно из Калифорнии в Оклахому только для того, чтобы из Оклахомы его немедленно отправили в Калифорнию, где он снова оказался в положении человека, не имевшего права на пособие.

Когда все эти уловки не смогли вызвать обратное движение в засушливые районы, началась злобная кампания за сокращение ассигнований на выдачу пособий в Калифорнии и за повышение требований, которым должно отвечать лицо, имеющее право на пособие. Для того чтобы достичь этой цели, делалось все возможное, чтобы представить в зловещем, драматическом свете «угрозу со стороны мигрантов». В крупных газетах штата в тщательно рассчитанное время появлялись сенсационные, искусно подготовленные статьи, которые внушали читателю, что мигранты подрывают экономику Калифорнии. Население убеждали в том, что Калифорния стоит перед угрозой банкротства и что ответственность за неминуемое разорение несут мигранты. «Не мешкайте! — вопила Элен Робинсон в газете «Сан-Франциско экземинер». — Решите раз и навсегда, кто вы — люди или мыши! Не будьте простофилями. Не допускайте, чтобы вас губили. Выбросьте красных со всех административных постов». Такая пропаганда оказала в своей совокупности совершенно деморализующее действие. Ассигнования на выдачу пособий были урезаны до минимума (бюджеты организаций по оказанию помощи были сильно сокращены); прогрессивно настроенные работники системы социального обеспечения были подвергнуты нападкам и лишены занимаемых ими должностей; срок безвыездного проживания на одном месте для получения права на пособие был повышен с 1 года до 3 лет, потом — с 3 до 5, и, наконец, Администрация по выдаче пособий была полностью ликвидирована. В таких условиях у мигрантов, находившихся в сельских районах Калифорнии, не оставалось иного выхода, как отправляться на работу в поле при любых ставках заработной платы.

4. Ход времени

Теперь, когда шум и волнение в Калифорнии в значительной мере стихли, можно задать вопрос, что же было сделано для мигрантов? Каковы их перспективы на будущее?

Нет сомнений, что расследования, проведенные в Калифорнии комиссией Ла Фоллета, в значительной степени были вызваны появлением книги «Гроздья гнева». Еще в январе 1939 г. сенатор Ла Фоллет объявил, что комиссия отказалась от своего намеченного расследования деятельности Фермерской ассоциации в Калифорнии. Если бы не возбуждение, вызванное появлением в свет этого романа, весьма вероятно, что сегодня мы не располагали бы тем исключительно ценным материалом, который был собран комиссией. Так же справедливо, что эти же факторы содействовали созданию в мае 1940 г. комиссии Толана. Сейчас еще преждевременно говорить о том, какое влияние окажут эти два расследования, предпринятые конгрессом, на направление сельскохозяйственной политики Соединенных Штатов, но они уже привлекли внимание общественности к некоторым важнейшим проблемам, и благодаря этим расследованиям мы, наконец, «открыли», что в сельском хозяйстве происходит промышленная революция.

В настоящее время мигранты так же далеки от того, чтобы вновь осесть на землю, как и в день своего прибытия в Калифорнию. Джоуды не стали фермерами и вряд ли станут ими. Крупные предприниматели в сельском хозяйстве Калифорнии не только выдержали натиск мигрантов, но еще более укрепились. Что же касается положения самих мигрантов, то проведенное в графстве Монтерей изучение показало, что хотя большинство из них находилось в несколько лучшем финансовом положении, чем в первое время после их приезда, все же положение одной трети этих мигрантов значительно ухудшилось. Несмотря на то, что 90 % семей объявили о своем намерении остаться в Калифорнии, они, как правило, смотрят на свое будущее с большим пессимизмом. Следующее высказывание Бюро сельскохозяйственной экономики дает довольно правильную картину существующего положения:

«Даже в районе, где имеются относительно благоприятные возможности для поселения, миграция, лишенная какого бы то ни было руководства или помощи со стороны государства или же штата, привела лишь к появлению новых трущоб, к заселению некоторых районов, где почти нет перспектив на будущее, и к созданию новых ферм в местах, далеко отстоящих от рынков, или же на такой земле, которая не представляет ценности ввиду истощения почвы или постоянной угрозы наводнения. Для некоторых миграция вылилась в бродячую жизнь на Западе, так как семьи беспрерывно передвигаются по большой территории вслед урожаю. Некоторые из этих отрицательных явлений расселения мигрантов впоследствии несомненно будут дорого стоить обществу. В конечном счете нет почти никакого сомнения в том, что исправление этих недостатков обойдется значительно дороже, чем обошлось бы разрешение проблемы мигрантов в ее нынешнем или будущем виде».

Тем временем миграция в Калифорнии продолжается почти беспрепятственно. В 1937 г. 105 185 человек пересекли в поисках работы границу Аризоны и прибыли в Калифорнию; в 1938 г. — 85 166 человек, в 1939 г. — 79 246, а в 1940 г. — 80 200 человек. За январь, февраль и март 1941 г. границу штата пересекло больше мигрантов, чем за те же месяцы 1940 г. Это свидетельствует о том, что интенсивность миграции вновь усиливается. Имеются все основания полагать, что мигранты еще в течение многих лет будут продолжать двигаться на Запад и что в последующие годы масштабы миграции будут возрастать. Развертывание военного производства уже заметно стимулировало миграцию в Калифорнии, предоставляя работу тысячам мигрантов. Однако в Калифорнии никто не хочет думать о том, что случится после окончания военного положения. Никому не хочется думать также о тех важных основных вопросах, которые были подняты в ходе расследований, проведенных комиссиями Ла Фоллета и Толана, и которые не были, к сожалению, урегулированы. Ведь проблема мигрантов в Калифорнии лишь временно потеряла свою остроту, но далеко еще не разрешена.

 

Глава III

«Зеленые пастбища»

Наплыв мигрантов в северо-западную часть тихоокеанского побережья носил почти столь же внушительный характер, как и движение мигрантов в Калифорнию. В некоторых отношениях оба движения были сходны, однако между ними имеется и существенная разница. Различия в характере расселения можно объяснить коренными отличиями в экономике этих двух районов. Северо-Запад является более молодым районом, менее развитым и открывающим большие возможности для приспособления. Для людей, страдавших от последствий засухи, зеленые пастбища Северо-Запада должны были показаться обетованной землей. Но несмотря на все возможности для поселения, несмотря на все богатства этого района, мигранты не смогли закрепиться на Северо-Западе прочнее, чем в Калифорнии. Если бы миграция неизменно способствовала созданию равновесия между населением и природными ресурсами, то, казалось бы, что здесь, по крайней мере, эта теория найдет свое подтверждение. Но каковы факты?

1. Караваны движутся на Северо-Запад

В период между 1930 и 1940 гг. на Северо-Запад приехало около 465 тыс. мигрантов. Считают, что ежедневно в этот район прибывает в среднем 120 человек. Покидая свои родные места, большинство мигрантов устремляется непосредственно на Запад. По имеющимся данным, 90,3 % мигрантов прибыли на Северо-Запад из северо-центральной и северной части Великих равнин. В настоящее время 39,1 % мигрантов приезжают из штатов, расположенных в северной части Великих равнин. Они, следовательно, движутся по уже проторенному мигрантами пути, по дорогам, идущим на восток и запад, следуя по легким и доступным маршрутам. На Северо-Западе имеется значительное количество мигрантов из Арканзаса, Миссури, Оклахомы и Техаса, прибывших туда в большинстве случаев через Калифорнию. Из районов восточнее Миссисипи на Северо-Запад прибыло менее 10 % всех мигрантов. Все же больше всего мигрантов прибыло на Северо-Запад из близлежащих или прилегающих штатов, — чем короче путь, который приходится проделать мигрантам, тем больше их наплыв.

Два бесспорно установленных в отношении этих мигрантов существенных факта вскрывают ошибочность некоторых прочно укоренившихся убеждений. Прежде всего, это не странники и не бродяги. Среди мигрантов очень мало людей, легко снимающихся с места. 34 % мигрантов до своего прибытия на Северо-Запад прожили всю жизнь в пределах одного штата. Путем обследований установлено также, что 70 % семей прибыли на новые места непосредственно из своего родного штата. После того как они достигли Северо-Запада, они не двинулись дальше. Большинство из них, включая приехавших из самых отдаленных районов, после обоснования на Северо-Западе только один раз меняли местожительство. Это отнюдь не слепая или случайная миграция — это скорее прямая и целеустремленная попытка тысяч людей найти себе новое местожительство.

Глава такой мигрантской семьи, прибывшей на Северо-Запад, в среднем моложе главы семьи, проживающей в местности, откуда происходит эта семья, или в местности, куда она прибыла. Почти 85 % мигрантов, прибывших на Северо-Запад, моложе 45 лет, а возраст более чем половины из них колеблется от 20 до 45 лет. На Северо-Западе всегда наблюдалась большая текучесть населения, беспрерывное движение людей вдоль тихоокеанского побережья. Теперь же, в результате наплыва мигрантов, текучесть населения быстро приходит к концу. До сих пор ввиду большого процента людей старших возрастов и вследствие исключительно низкой рождаемости штатам Орегон и Вашингтон грозило уменьшение численности населения после 1950 г. В настоящее время благодаря возрастному составу мигрантов у обоих штатов появилась возможность иметь стабильное население, поддерживающее свое существование собственным хозяйством.

Среди современных мигрантов, прибывших на Северо-Запад, имеются практически все профессиональные группы (это относится и к миграции в Калифорнию). Среди них отнюдь не преобладают сельские жители. Наоборот, в миграции участвуют представители всех слоев населения. Засуха и кризис в сельском хозяйстве прежде всего отражаются на фермерах; но эти моменты оказывают свое влияние и на другие группы населения. Поэтому городское население, так же как и фермеры, двинулось на Запад.

В исследовании д-ра Пола Лэндиса перечисляются следующие причины, вызвавшие миграцию: засуха и неурожай — 52,7 %, безработица и низкая заработная плата — 24,4 %, неудовлетворенность и желание перемен — 19,7 %, плохой климат, вредно влияющий на здоровье, — 19,7 %, отсутствие перспектив на будущее — 13,1 %, влияние друзей и родственников — 4,5 %. Самой важной причиной, несомненно, была засуха. Мигранты, с которыми беседовал д-р Лэндис, склонны были, по его словам, «считать свою прошлую жизнь в засушливых районах каким-то кошмаром». Когда они бежали от засухи, взоры их были обращены на Запад, и большинство из них не имеет никакого намерения вернуться обратно в покинутые ими районы, где они родились и выросли и где они прожили большую часть своей жизни. Они жаловались на пыль, жару, обособленность жизни и однообразие; они жаловались также на плохое здоровье и утверждали, что их дети больны «пыльным воспалением легких» (хотя врачи утверждают, что такой болезни не существует). В скудно населенных районах северной части Великих равнин расстояния между отдельными фермами значительно больше чем на Северо-Западе. На новых местах мигранты теперь ближе к городу, ближе к своим соседям, ближе к крупным культурным центрам. Д-р Лэндис, превосходно изучивший историю миграции, указывает, что «преимущества жизни в штате Вашингтон, на которые указывают мигранты, в основном носят неэкономический характер». Им нравится Северо-Запад: земля здесь зелена и прекрасна, здесь много цветов, лесов и озер. Несравненно приятнее смотреть на эту землю, чем на высохшие, бесплодные пустыри.

С внешней стороны может показаться, что миграция на Северо-Запад является нормальным процессом приспособления населения к природным ресурсам, весьма желательным с точки зрения будущего развития этого района. Но в настоящее время поселение на новых местах далеко не всегда возможно. Поэтому там, где миграция проходит без плана и при отсутствии какой бы то ни было направленности, мигранты в своей попытке приспособиться сталкиваются с трудностями, которые не были известны предыдущему поколению; причем трудности, с которыми мигрантам пришлось столкнуться на Северо-Западе, несколько отличаются от тех, которые они обнаружили в Калифорнии. Калифорния значительно более индустриализована; ее экономика более уравновешена; ее сельское хозяйство по преимуществу представлено крупными и высокоиндустриализованными фермами. На Северо-Западе, за исключением орошаемых районов, сельское хозяйство носит по преимуществу мелкий характер и основой его служит ферма, собственник которой обрабатывает ее силами своей семьи. Это создавало большую возможность приспособления нового населения в сельских районах Северо-Запада, чем в Калифорнии. Северо-Запад представлял также большие возможности получить работу в сельском хозяйстве, поскольку там не имело места такое скопление излишков рабочей силы, как в Калифорнии. С другой стороны, он предоставлял меньше возможностей устроиться на работу в промышленность. Основные отрасли хозяйства этого района — лесоводство, рыболовство и консервное производство — высоко специализированы и носят исключительно сезонный характер. Кроме того, к тому времени, когда миграция достигла значительных размеров, важнейшие отрасли промышленности этого района переживали кризис; в 1937 г., например, на Северо-Западе имелось 270 тыс. безработных. Отличительной чертой миграции в этот район служит отсутствие в современных условиях достаточных возможностей и все увеличивающиеся трудности приспособления. «Существующие теперь условия, — указывается в докладе планового управления штата Орегон, — резко отличаются от тех, с которыми сталкивались предшественники нынешних пионеров. Богатые сельскохозяйственные земли перешли в руки частных собственников. Большая часть лесов приобретена капиталистами или резервирована федеральным правительством. Для подавляющего большинства поселенцев остаются лишь районы с вырубленными лесами и фермы, заброшенные из-за бесплодия почвы. Не многие могут приобретать за большие деньги уже обрабатываемые участки».

2. «Карликовые фермы»

Где можно теперь встретить на Северо-Западе этих мигрантов? Как правило, наиболее густо населенные районы привлекли максимальное число новых пришельцев: мигранты тяготеют к уже имеющимся поселениям и, подобно местным жителям, стремятся попасть в крупные населенные центры. В штатах Орегон, Вашингтон и Айдахо десять графств, на которые приходится 50 % всего населения этих трех штатов, приняли 43 % мигрантов. Все же последствия появления мигрантов сильнее всего ощущаются в сельских районах, принявших пропорционально несколько большую часть мигрантов. Мигрантов привлекали в первую очередь богатые влагой районы к западу от Каскадных гор и орошаемые долины; их мало интересовали сухие районы, расположенные восточнее Каскадных гор. Чем зеленее земля и чем больше дождей, тем больше мигрантов. В Орегоне, куда прибыло около 200 тыс. мигрантов, всех тех, кто не отправился в города, можно найти в долине Вилламет, вдоль побережья или же в районах Кламет и Малер. В штате Вашингтон вновь прибывшее сельское население поселилось в основном в районах вырубленных лесов у западных склонов Каскадных гор и в орошаемых долинах, особенно в долине Якима. Характерным признаком на Северо-Западе, так же как и в Калифорнии, служит рост трущобных поселений на окраинах уже существующих городов.

Четвертая часть всех мигрантов, с которыми беседовал д-р Лэндис, оценивала стоимость всего своего имущества (автомобиль, деньги, одежда и личные вещи) к моменту прибытия на Северо-Запад в 100 долл. и меньше. Франк Дж. Тэйлор рассказывает о семье, прибывшей к месту нового поселения с одним галлоном бензина и 63 центами. 8 % мигрантов или меньше в момент прибытия владели различным имуществом на сумму 2 тыс. долл. (сумма, считавшаяся необходимой для поселения на новом месте). Практически ни один из этих мигрантов не оставил никакого имущества на прежнем местожительстве: все было продано перед отъездом. Имевшиеся деньги обычно расходовались во время пути на Северо-Запад. Помимо того, следует учесть, что многие сельские мигранты в момент принятия решения двинуться на Запад состояли на пособии.

Мигранты, естественно, путешествуют в нищенских условиях. Поэтому они неизбежно тяготеют к тем районам, где можно обосноваться с наименьшими затратами. В настоящее время больше всего мигрантов осело главным образом в беднейших сельских графствах Северо-Запада, в самых неподходящих для поселения местах. Администрация по охране фермерского хозяйства обследовала положение 20 917 новых поселенцев в этом районе и выяснила, что 24 % поселенцев обосновалось на заброшенных фермах, 48 % пытались поселиться на бесплодной почве и лишь 28 % получили фермы или части ферм. Считают, что не менее 50 % мигрантов поселилось в районах, где не были разрешены серьезные сельскохозяйственные проблемы. Когда мигранты появились на Северо-Западе, там уже имелось 34 тыс. сельских семей, проживавших на фермах, неспособных обеспечить их существование. Обычно мигранты селились в районах вырубленных лесов. Расчистка такой земли стоит столько же, сколько стоит сама земля, и требует много времени. Мигранты отправлялись также в места, где в лесах встречаются вырубки, отстоящие на много миль от ближайшего поселения. Снять в аренду землю, даже с самой скудной почвой, мигрантам чрезвычайно трудно. Появление большого количества мигрантов вызвало конкуренцию, которая привела к повышению арендной платы на землю. Земельные компании быстро сообразили, что могут нажить себе капитал на бедствиях мигрантов. Для этого они разбили землю на многочисленные дешевые мелкие участки, создали кроликовые фермы, козьи ранчо, а также так называемые «карликовые фермы» и пустили их в продажу в рассрочку.

Опасность, возникающая из-за подобного искусственного расселения, носящего характер временной и паллиативной попытки вновь осесть на землю, заключается в том, что оно может привести в будущем к дальнейшей миграции. Многие мигранты уже покидают свои «карликовые фермы» и устремляются в поселки и города, вызывая там дальнейшее увеличение излишков неквалифицированной рабочей силы. Другие, оставшиеся без средств к существованию всего лишь через год или два после своей попытки вновь осесть на землю, вступают в армию рабочих, кочующих по тихоокеанскому побережью, и, переполняя рынок труда, еще больше ухудшают условия, в которых находятся рабочие. Все рабочие, занимающиеся на Северо-Западе самым низкооплачиваемым трудом, почувствовали на себе последствия конкуренции мигрантов.

Одной из причин движения мигрантов на Северо-Запад послужила шумиха, поднятая вокруг проводимых в этом районе работ по освоению земель. Так, например, тогдашний министр внутренних дел Икес приветствовал эти работы как «разрешение» проблемы мигрантов. К сожалению, однако, для подобного заявления нет почти никакого основания. Осуществляемая в районе Гранд-Кули программа работ, именуемая «Гранд-Кули проджект», будет закончена не ранее 1960 г. В то же время между 1935 и 1940 гг. на Северо-Запад прибыло больше семей, чем можно будет разместить на фермах во всем бассейне реки Колумбии даже после полного развития этого района. Бюро по организации поселений заявило, что получило в 10 раз больше заявлений с просьбами о предоставлении ферм, чем оно могло бы удовлетворить. Согласно подсчетам руководителей «Гранд-Кули проджект» поселенцы должны будут уплатить 3 тыс. долл. наличными для того, чтобы получить 80 акров орошаемой земли. Помимо стоимости земли, будущие фермеры должны будут выплачивать от 85 до 100 долл. с акра за строительство ирригационных сооружений. В настоящее время нет ни одной кредитующей организации — государственной или частной, — которая готова была бы взять на себя финансовые расходы, связанные с расселением обездоленных мигрантских фермерских семей на участках, подготовляемых для поселения в районе Гранд-Кули.

Фермеры, переселяющиеся с Великих равнин, с самого начала оказываются в невыгодном положении в той новой среде, которую они находят на Северо-Западе. Они привыкли не к интенсивному, а к экстенсивному богарному земледелию и почти ничего не знают о возделывании поливных культур. Им трудно приспособиться к выращиванию на мелких земельных участках культур, требующих особого ухода. В этой новой обстановке они не всегда могут правильно судить о качествах земли. «Деревья, зеленая растительность и обильные дожди вводят в заблуждение жителя равнин, который ранее терпел неудачи главным образом из-за отсутствия достаточного количества осадков». Даже в тех случаях, когда мигранты пытаются дополнить свое натуральное сельское хозяйство побочной работой на стороне, они также оказываются в невыгодном положении. Рыболовство и лесоводство — новое для них дело. При обработке земли их не только часто вводит в заблуждение почва, качество которой на Северо-Западе исключительно неравномерно, но они также не знают, как рассчитать стоимость ирригации и мелиорации. Все это приводит к тому, что в бедствующих районах земли быстро переходят из рук в руки; один мигрант уступает место другому, ранее прибывшие дают место новой жертве. Резюмируя положение в сельском хозяйстве Северо-Запада, Совет тихоокеанского северо — западного района вынужден был заявить следующее: «Многие из тех, кому вначале удавалось достигнуть успеха, в конечном счете терпели неудачу, и около половины поселившихся в сельских районах уже оказались вынужденными обратиться к властям штата за помощью».

В настоящее время следы «вторжения» мигрантов можно найти на всем Северо-Западе. «Во время поездки по району Пюджетсаунд, — пишет Тэйлор, — я видел тысячи новых некрашеных лачуг; долина Вилламет в Орегоне также усеяна ими». Мигранты живут в самых разнообразных жилищах и в самых различных условиях. Они заняли покинутые фермы, развалившиеся лачуги, брошенные лагери лесорубов, туристские хижины, не были даже обойдены хижины сборщиков ягод и яблок. Тысячи однокомнатных и двухкомнатных лачуг, построенных из сырых сучковатых досок, а иногда из бревен, появились вокруг городов и поселков. В большинстве домиков нет никакой обстановки. Ящики, табуретки и скамейки заменяют стулья. Это — предел нищеты, зияющей, как открытая рана.

3. Сборщики яблок и хмеля

С 1933 г. в связи с наплывом мигрантов на Северо-Запад миграция вдоль тихоокеанского побережья перестала играть первостепенную роль. Правда, некоторые профессиональные сборщики фруктов, специализирующиеся главным образом на сборе яблок, ежегодно отправляются из Калифорнии на Северо-Запад; но в настоящее время число таких рабочих, повидимому, не превышает 3–4 тыс. Поскольку в Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне в основном выращиваются одни и те же культуры, а период сбора урожая наступает почти одновременно, наниматели каждой отрасли земледелия в этом районе всегда стремились создать свои собственные «резервы» сезонных рабочих. Этот долгожданный «резерв» создали для владельцев коммерческих сельскохозяйственных предприятий Северо-Запада мигранты, прибывшие из северной части Великих равнин. Дело в том, что основным фактором, притягивающим в этот район мигрантов, была возможность получить сезонную сельскохозяйственную работу.

Орегон нуждается в большом количестве сезонных рабочих. Его потребность в мае составляет 10 тыс. рабочих, в июне — 21 660, в июле — 45 500, в августе — 25 400 и в сентябре — 38 500. Сезон начинается в Грешеме, где на ягодных полях находят себе работу 4–5 тыс. мигрантов. После окончания ягодного сезона мигранты отправляются на сбор овощей в Дэйтон, потом направляются дальше на юг вплоть до Корнинга (Калифорния) на сбор оливок, а затем возвращаются в Кламат Фолс и Меррил (Орегон) для осенней копки картофеля. Другая группа направляется из Орегона на север в округа Якима и Уэнатчи (Вашингтон) на сбор яблок и хмеля. После сбора урожая в районе Якима (обычно в октябре или ноябре) они возвращаются на свои маленькие фермы в Орегоне или снова записываются на получение пособия. Сезон сбора хмеля в Орегоне, продолжающийся с 15 августа по 15 сентября, привлекает от 50 до 75 тыс. рабочих. В этот период «лачуги и бараки переполнены людьми и с наступлением темноты возникают целые городки из палаток».

Путь, по которому движутся мигранты, в штате Вашингтон проходит по треугольнику, протяженность сторон которого составляет свыше тысячи километров. В декабре мигранты работают вокруг Сентралии, собирая папоротник, который используется зимой как декоративное цветочное украшение. Затем они направляются в Копалис и Ошеан-Сити для сбора с 1 февраля по 1 июня съедобных морских моллюсков. Многие мигранты зимой регулярно отправляются в район Грей-Харбор, так как там некоторую часть сезона хижины предоставляются бесплатно. Летом они отправляются на север, в долину Пиялап, на сбор ягод, на юг, в Орегон, или же по большей части в долину Якима на сбор хмеля и яблок. Мигранты, кочующие на Северо-Западе по этим различным дорогам вслед урожаю, в большинстве случаев принадлежат к семьям «белых американцев», основная масса которых недавно прибыла из северной части Великих равнин. В разгар сезона на полях или же на пути следования от сбора одной культуры к сбору другой находится около 150 тыс. мигрантов.

Один из основных районов, использующих труд мигрантов, — это долина Якима, где колебания в спросе на сезонный труд подобны кривой температуры больного малярией. В декабре и январе в этом округе требуется всего лишь от 500 до 1000 сельскохозяйственных рабочих, а в разгар сезона эта цифра доходит до 35 тыс. Местная рабочая сила никогда не могла покрыть сезонный спрос. Потребность в приезжих рабочих подымается с 4 тыс. в июне до 25 тыс. в сентябре, причем эти рабочие составляют 49 % всех рабочих, занятых на сборе яблок, 31 % — на сборе персиков, 10 % — на сборе винограда и 53 % — на сборе абрикосов и вишен. Текучесть рабочей силы в долине чрезвычайно высока: каждые 5–6 дней сменяется 60–70 % рабочих, так как в большинстве срок занятости на одном месте не превышает недели. Поскольку число рабочих, прибывающих в долину каждый сезон, значительно превышает фактическую потребность в рабочей силе, рынок труда совершенно дезорганизован, а наплыв мигрантов еще более увеличивает эту дезорганизацию. В самый разгар сезона даже местные сельскохозяйственные рабочие 30 % всего времени находятся без работы.

В долине Якима в течение нескольких недель сентября требуется 33 тыс. рабочих для сбора хмеля, а в октябре — около 12 тыс. рабочих для сбора яблок. Поскольку производство этих важных культур поставлено на сугубо коммерческую ногу, а их сбыт сильно зависит от условий, существующих на рынке, предприниматели стремятся в кратчайший срок использовать максимальное количество рабочих рук. Поэтому число рабочих, которые могут в течение нескольких недель получить работу по сбору этих культур, фактически неограничено. Каждая из этих культур привлекает совершенно разные типы рабочих: большие мигрантские семьи собирают хмель, а небольшие семьи местных жителей работают на сборе яблок. У сельскохозяйственных рабочих имеется своя иерархия, причем сбор хмеля обычно рассматривается как самая низшая форма сельскохозяйственного труда. Около трех четвертей сборщиков хмеля не профессиональные сельскохозяйственные рабочие; сборщики же яблок, наоборот, обычно профессиональные сезонные рабочие. Сборщики фруктов, как правило, приходят из более дальних местностей, чем сборщики хмеля.

30–40 тыс. рабочих, направляющихся каждый сезон в долину Якима, теперь в своем большинстве «белые американцы». Правда, в долину приходит несколько сот рабочих филиппинцев, но все попытки широко использовать филиппинских рабочих вызывают серьезные беспорядки и волнения как в Орегоне, так и в Вашингтоне. По сбору хмеля работает также несколько тысяч индейцев из Британской Колумбии (Канада), Монтаны и Айдахо, но они никогда не допускаются к сбору яблок, где заработная плата несколько выше. На протяжении многих лет в долине Якима во время сезона работало довольно значительное количество выходцев из других штатов. В 1926 г. в долине имелись мигранты из Иллинойса, Миссури, Небраски, Канзаса, Колорадо, Нью-Мексико, Техаса и Оклахомы; а в 1931 г. на работах во фруктовых садах были заняты мигранты из 24 штатов.

На работу в долине Якима рабочие вербуются различными способами при помощи рекламных объявлений и плакатов, расклеенных около бензиновых колонок, развешенных в туристских лагерях и на шоссе. В прежние годы рабочих вербовали специальные агенты, получавшие 50 центов за каждого рабочего, доставленного в долину. В настоящее время в связи с наплывом мигрантов больше всего распространен тип рабочих, которые сами являются к предпринимателю и просят работы. За последние 20 лет предложение труда значительно превышало имеющийся спрос. В результате местные рабочие оказывались настроенными против мигрантов, а на рынке труда создавался хаос. Хотя мигранты и могут получить кое-какую работу, нет нужды указывать, что при таком рынке труда они не в состоянии существовать на свой заработок.

Чтобы добраться в долину Якима, сборщики яблок и хмеля используют самые различные транспортные средства: 71,5 % едут туда на автомобилях (по 5 и более человек в одной машине), 15,4 % —«зайцами» в товарных поездах, 7,9 % бесплатно подвозятся попутными машинами, и лишь 5,2 % — избранные — едут с билетами по железной дороге или в автобусах. Одиночки обычно едут «зайцами» в товарных поездах; семьи — в машинах. «Автомобиль, — пишет д-р Лэндис, — окружается неустанной заботой, и, для того чтобы он был в порядке, семья готова лишить себя самого необходимого». Большинство автомобилей — закрытые машины старых моделей, выпущенные лет 10–12 назад, постоянно требующие ремонта. Правда, в самое последнее время начали больше использоваться грузовики и прицепы. По словам д-ра Карла Ф. Реуса, мигрант в среднем покрывает в год 1860 км. Считая, что минимальная стоимость эксплоатации автомобиля составляет 2¼ цента за 1,5 км, Реус приходит к выводу, что семьи тратят 11 % своего ежегодного дохода на расходы по передвижению.

После окончания сезона принимаются все меры, чтобы мигранты не оставались в долине Якима. Специальные чиновники делают налеты на лагери, сгоняют мигрантов вместе и «рекомендуют» им немедленно убираться. Летом чиновник Бюро социального обеспечения занят подготовкой повесток, которые должны быть вручены семьям, подававшим в период сезона просьбу об оказании им помощи. Как только сбор яблок и хмеля приходит к концу, эти повестки вручаются по месту назначения. Ссылаясь на закон о пауперах, повестка «предупреждает» мигранта о необходимости сняться с места и предостерегает, что в случае, если он останется, он не получит пособия. Несмотря на эти меры предосторожности, многие рабочие, залезшие летом в долги, вынуждены оставаться на месте до весны. Из числа тех кочующих семей, положение которых было изучено д-ром Реусом, 54 % получали после окончания сезона пособие. «Показательно, — пишет д-р Реус, — что такой огромный процент людей, занятых на работах исключительно в сельском хозяйстве, получал пособие. Из фонда по выдаче пособий в округе Якима фактически субсидируется сельское хозяйство, поскольку эти пособия подымают заработную плату сельскохозяйственных рабочих, которая далеко не обеспечивает возможность существования, до суммы, составляющей минимальный прожиточный уровень». На деле же субсидия, выплачиваемая сельскому хозяйству, представляет собой не что иное, как финансирование определенной его категории, а именно, крупного коммерческого земледелия.

Помимо того, что работа в сельском хозяйстве носит исключительно сезонный характер, ставки заработной платы строго контролируются соглашением между предпринимателями. При таких условиях мигранты, отправляющиеся на Северо-Запад, не имеют возможности разбогатеть. «Доход сельскохозяйственных рабочих в долине Якима настолько низок, — пишет д-р Лэндис, — что рабочие никак не могут прокормить себя». Поскольку в зимние месяцы в сельском хозяйстве практически нет никакой работы, а работ другого рода очень мало, рабочие вынуждены обращаться за получением пособия. Половина семей, обследованных в 1936 г., зарабатывала менее 200 долл. в год. По подсчетам д-ра Реуса, мигрирующие семьи зарабатывают в год в среднем 254 долл. Обычно семьи находятся в значительно худшем положении, чем одиночки. «Рабочие семьи, — пишет д-р Лэндис, — работают меньшее количество дней в году, чем одиночки, и все члены семьи, вместе взятые, зарабатывают немногим более чем рабочие без семьи, тогда как расходы их значительно выше». Подобная разница существует, несмотря на то, что во главе этих кочующих семей обычно стоят молодые люди в самом трудоспособном возрасте. Теперь, как отмечает д-р Реус, «перед ними имеется только одна перспектива — жизнь в нищете до тех пор, пока они настолько состарятся, что уже не смогут выдержать ее тягот. Тогда, не обладая никакими средствами к существованию, они, если их не поддерживают родственники или друзья, должны стать обузой для общества».

Условия, в которых находятся кочующие рабочие в долине Якима, уже давно считаются самыми худшими на всем Западе. Одно из четырех богатейших сельскохозяйственных графств Соединенных Штатов, графство Якима известно тем, что по числу заболеваний тифом оно стоит на первом месте среди всех графств Америки. В этой долине можно нередко увидеть, как, достигнув территории лагеря сборщиков хмеля, кристально чистые горные потоки покидают его пределы загрязненные нечистотами и мусором. В других районах Северо-Запада уже давно имеются частные рабочие лагери; но Якима славится тем, что здесь нет таких лагерей. Предприниматели считают, что лагери, построенные вблизи садов, дадут рабочим слишком удобную возможность красть фрукты. Для описания же существующих лагерей потребовалось бы слишком много места; такое описание вместе с фотоснимками можно найти в работе д-ра Мариона Хэтуэя, изданной в 1934 г., и в более поздней работе д-ра Лэндиса.

Многие лагери сборщиков хмеля в Орегоне и Вашингтоне представляют собой довольно большие поселки. В каждом лагере проживает до тысячи человек. В типичном большом лагере (обычно тщательно охраняемом в течение сезона) имеется продовольственная лавка, мясной рынок, столовая, контора компании, танцовальная площадка и пивная. Цены в продовольственной лавке, содержащейся предпринимателем, почти всегда выше, чем цены в городских магазинах — разница иногда достигает 20 %. Основными предметами торговли в этих лавках являются хлеб, бобы, бэкон, консервы, лук, а также холодные закуски и бутерброды. «Кроме того, доходной статьей служат лимонад, мороженое и леденцы». Торговцы объезжают лагери, распродавая самые различные товары. Пища в таких лагерях в большинстве случаев приготовляется на открытом воздухе; канализация обычно плохая, а санитарные условия — весьма неважные. Вполне естественно, что в лагерях распространены всевозможные болезни. В последнее время хмелеводы начали проводить политику выселения из лагерей беременных женщин. Поскольку медицинское обслуживание почти полностью отсутствует, в лагерях процветает всевозможного рода знахарство.

4. Насилие и произвол

В долине Якима предприниматели уже давно прибегают к незаконным действиям, чтобы держать в полной зависимости 35 тыс. мигрирующих рабочих, ежегодно прибывающих в долину. Большинство лагерей, в которых живут сборщики хмеля, находится в период сезона под присмотром специальных понятых, и каждый год знаменитый «патруль порядка», состоящий из полицейских, охраняющих дороги штата, появляется в долине. В течение всего сезона этот патруль денно и нощно держит под своим наблюдением лагери и поля, всегда готовый подавить волнения среди рабочих. Один крупный хмелевод, по словам д-ра Лэндиса, создал даже арестантскую камеру для временного содержания там лиц, арестованных охранниками, состоящими на службе компании. «Патруль порядка, — пишет д-р Лэндис, — используется для предотвращения беспорядков среди рабочих». Дальнейшие его комментарии разъясняют эту фразу: «Предприниматели внимательно следят за попытками рабочих организоваться. Один предприниматель дошел даже до того, что составил контракт, который были обязаны подписывать его рабочие. Вторая статья этого контракта гласила: «Рабочие обязуются ни прямым, ни косвенным путем не участвовать в какой-либо забастовке, беспорядках или волнениях среди рабочих в течение вышеуказанного сезона». Рабочие-сборщики, проживавшие в лагере этого предпринимателя да и во многих других, опасались шпионажа со стороны предпринимателя. Редко кто осмеливался высказать свое мнение о положении рабочих, а разговор о забастовках даже не поднимался, так как рабочие знали, что это вернейший способ оказаться изгнанными из лагеря. В печати приводились случаи, когда рабочих выпроваживали из графства за то, что они требовали повышения заработной платы».

Вблизи Якима находится одна из достопримечательностей восточной части штата Вашингтон — замок Конгдон. Этот замок построен богатой семьей из восточных штатов. У него роскошный, величественный вид; это точная копия средневекового замка, с башнями, рыцарским залом и великолепно отделанными подъездами. Замок построен на территории образцовой фермы, где импортные чистокровные коровы содержатся в большом комфорте.

Автоматическая промывочная система через определенные промежутки времени смывает навоз из стойл. Но на расстоянии километра отсюда мигранты жили в 1933 г. в лачугах и спали на одеялах, постеленных на полу. Толстый слой пыли покрывал все их вещи. На 40 семей, проживавших в лачугах, приходился один водопроводный кран. Мигранты мылись в бочке, защищенной от нескромных взглядов мешками из рогожи, натянутыми на колья. Контраст между стойлами образцовой фермы замка и лачугами был столь же велик, как и контраст между холеностью коров и нищетой мигрантов.

В 1933 г. от Калифорнии до Нью-Джерси сельскохозяйственные рабочие пытались организоваться, считая, что на основании раздела 7-а закона о промышленном восстановлении страны они имеют право на заключение коллективных договоров. В августе 1933 г. во время сбора груш в поместье Конгдон вспыхнула забастовка. Забастовщики были изгнаны с территории поместья и собрались на треугольном участке земли на пересечении двух шоссе, который согласно местной традиции считался общественной собственностью. Здесь они разбили лагерь и считали себя временно в безопасности. Но не успели они опомниться, как на них обрушилась целая армия плантаторов, собравшихся со всех концов долины. Плантаторы появились верхом на лошадях, с белыми повязками на рукавах, с дубинками, винтовками и дробовиками. Мигранты, вооружившись камнями, вступили в бой с окружившими их всадниками, палившими из дробовиков. Эта схватка вошла в историю округа Якима под названием «битва у замка Конгдон».

«Битва», естественно, длилась недолго. Вскоре забастовщиков погнали, как стадо коров, вниз по шоссе до того места, где в десяти милях от Якима, близ окружной тюрьмы, был построен специальный арестантский барак. Сообщают, что этот барак представляет собой «прочное сооружение из толстых балок, покрытых наверху колючей проволокой. На стенах имеются помостки, по которым расхаживают по ночам стражники, охраняющие «непокорных красных». В эту тюрьму было заключено около 200 бастовавших рабочих. Большинство из них продержали там с августа 1933 г. до весны 1934 г. Во многих случаях заключенным не было предъявлено никаких обвинений, однако человек 75 были признаны виновными в различных «преступлениях», таких, как угроза физическим насилием, незаконные сборища и нарушение тишины. В письме, написанном одним из жителей Якима, сообщается следующее: «Весной рабочих не освободили всех вместе, а выпускали по ночам небольшими группами по 2–3 человека. Когда рабочие выходили из тюрьмы, поджидавшие виджилянты хватали их, выпроваживали из графства и приказывали никогда не возвращаться обратно. Некоторых рабочих обмазали дегтем и обсыпали перьями. Одному человеку вылили на голову кувшин меда, связали руки за спиной и выбросили на рассвете из машины примерно в 15 км к югу от Якима». Местная печать, нисколько не смущаясь, приводила многочисленные факты подобного рода, и в Якиме есть люди, которые могли бы назвать имена основных вожаков этих виджилянтов, кстати сказать, принадлежащих к «самым видным» и «высокочтимым» жителям долины. Согласно сообщению Биля Гринберга в газете «Вашингтон нью-дилер» от 24 ноября 1939 г. это мрачное тюремное сооружение все еще стояло в Якиме, напоминая всему миру, что событие, происшедшее в замке Конгдон, может повториться.

5. Кочующие люди

Миграцию на Северо-Запад необходимо рассматривать в свете экономического и социального положения, существующего в районах, откуда прибывает большая часть мигрантов. Как уже указывалось, больший процент мигрантов, направляющихся на Северо-Запад, дают северные районы Великих равнин. Утверждают, что «почти не было случаев, чтобы столь большой район был заселен и освоен за такой короткий срок». 70 лет назад в северных штатах Великих равнин — Монтане, Небраске, Северной Дакоте, Южной Дакоте и Вайоминге — проживало всего лишь 166 877 человек, а в 1930 г. эти штаты насчитывали уже 3 514 828 жителей. Так за сравнительно небольшой срок оказался заселенным громадный район.

Весьма сомнительно, однако, был ли этот район когда — либо заселен в действительном смысле этого слова. Исключительная текучесть населения в этом районе говорит о частом переходе земельных участков из рук в руки. Неустойчивость населения в этом районе долгое время обусловливалась многими факторами. Многие части этого района никогда не должны были бы быть открыты для поселения земледельцев. Законы о гомстедах не были приспособлены к условиям, существующим в данном районе, и применение этих законов привело к распылению землевладения и к созданию тысяч нерентабельных ферм. Вряд ли когда-либо такое множество людей пыталось поселиться в столь мало знакомых для них условиях. При заселении этого района в течение многих лет сохранялись привычки и навыки, приобретенные поселенцами на родных местах. Все, кто только хотел, получали гомстеды: учителя, юристы, инвалиды. Только незначительное количество первых поселенцев были опытными земледельцами. Но и у них по большей части отсутствовал опыт в отношении суходольного земледелия в засушливых районах. Даже правительственные организации создавались по образцу тех, которые существовали в густо населенных районах, что неизбежно привело к появлению слишком большого числа таких организаций, чрезмерного количества дорог, городских поселений и административных округов. Бюджетный дефицит штата и частная задолженность населения достигли катастрофических размеров. Компании по разработке земли и железные дороги, заинтересованные только в том, чтобы сбыть земельные участки, расселяли по всему району людей, совершенно не считаясь с имеющимися в районе возможностями в отношении обеспечения населения прожиточным минимумом.

К 1930 г. в северной части Великих равнин уже имелось многочисленное население, проживавшее главным образом в сельских местностях. Во всем районе был только один город с населением в 100 тыс. человек. Большинство существовавших городов и поселков совершенно правильно называли «обслуживающими станциями» сельскохозяйственного населения. Среди сельского населения отмечался один из наиболее высоких коэфициентов рождаемости в стране. Процент в этом районе детей в возрасте до 5 лет был самым высоким в Соединенных Штатах. Поэтому нет ничего удивительного в том, что к 1920 г. этот район начал «экспортировать» население. С тех пор миграция из этого района, естественно, достигла огромных размеров. С 1930 по 1940 г. из Небраски, Южной Дакоты, Северной Дакоты и Вайоминга уехало около 400 тыс. человек. В этих четырех штатах отмечается убыль населения. Вайоминг потерял 1 % населения, Небраска — 11,9 %, Южная Дакота — 15,8 % и Северная Дакота — 16,2 %. Во многих округах уменьшение населения носит катастрофический характер, достигая, например, в отдельных случаях 46 %. Из одной только Южной Дакоты за последнее десятилетие, по имеющимся данным, выехало 119 тыс. человек.

Но миграция за пределы этих штатов далеко не полностью отражает фактическую текучесть населения. Со времени первоначального заселения в этом районе всегда происходили большие передвижения и наблюдалась сильная текучесть. Обследования, проведенные в 1936, 1937 и 1938 гг., показали, что в большинстве случаев миграция происходила в рамках самого района и всего лишь одна треть мигрантов уехала за его пределы. В течение многих лет люди перемещались в районе с фермы на ферму, из графства в графство, из штата в штат — в бесплодной попытке обеспечить себе терпимые условия жизни. В настоящее время, несмотря на интенсивный отъезд, в районе имеются тысячи бедствующих мигрантских семей, так называемое «севшее на мель» фермерское население. В штатах Вайоминг, Колорадо и Монтана имеется примерно 12 604 такие бедствующие фермерские семьи. Итак, имеются три типа мигрантов: мигранты, уехавшие из своего штата и направившиеся к тихоокеанскому побережью; мигранты, продолжающие переселяться с места на место в пределах района и пытающиеся приспособиться к существующим условиям, и, наконец, «севшие на мель» потенциальные мигранты, у которых совершенно нет денег, чтобы тронуться в путь и вырваться из этого района.

Поток мигрантов обычно устремляется на запад. Половина людей, навсегда покинувших этот район, отправилась на тихоокеанское побережье, с запада же возвратного движения мигрантов практически не было. С другой стороны, в северные штаты Великих равнин постоянно прибывают мигранты из районов, расположенных еще дальше на восток. Из Северной и Южной Дакоты семьи мигрантов направляются в восточную часть Монтаны, оттуда дальше — в районы вырубленных лесов западной Монтаны и, наконец, на побережье. Когда они покидают эти районы, туда прибывают новые мигранты. В общем происходит постепенный, но не прекращающийся процесс перемещения населения на запад. Новые фермеры, заменяющие тех, кто ушел из этого района, — в большинстве случаев молодые люди, почти не имеющие никакого опыта в сельском хозяйстве. К тому же семьи, покидающие штат, по своему численному составу обычно несколько меньше прибывающих семей.

В современных условиях миграция не обязательно приводит к более действенному приспособлению людей к природным условиям. Д-р Карл Ф. Крензел из колледжа штата Монтана указал, что «усиленная миграция из этого района (района Великих равнин) в штаты тихоокеанского побережья не разрешит проблем, существующих в этом районе, а, наоборот, приведет к дальнейшему сокращению населения, необходимого для поддержания нормальной общественной деятельности и работы коммунальных организаций, к более низким налоговым сборам и к другим плачевным последствиям. Кроме того, движение людей в другие сельскохозяйственные районы и городские центры привело к росту в этих более благоприятных районах количества бедствующих людей, причем не только из числа мигрантов, но и постоянных жителей этих районов». В данном случае миграция не только не разрешила никаких проблем, но привела к бедственному положению как в тех местах, которые покидали мигранты, так и там, куда они прибывали.

Фактически миграция из северных районов Великих равнин, вместо того чтобы способствовать, как это можно было бы предположить, созданию правильного соотношения между населением и природными ресурсами, наоборот, усилила существующую диспропорцию. Когда засуха и неурожай вытеснили людей с земли, банки и страховые общества захватили в свои руки огромные земельные участки. Одно страховое общество, действующее в этом районе, владеет 800 фермами, земельная площадь которых составляет 200 тыс. акров. Вследствие неуплаты налогов в ближайшее время около 35 % всей обрабатываемой земли в штате Северная Дакота будет принадлежать государству. Государственные уполномоченные, имеющие дело с землей, налоги за которую не были выплачены, а также страховые общества, владеющие землей из-за просрочки закладных, стремятся как можно скорее продать или сдать в аренду эти земли. Это создало такое положение, когда крупные предприниматели, обладающие необходимым сельскохозяйственным оборудованием, могут снимать в аренду большие земельные участки на выгодных условиях. Обезземеленные фермерские семьи, не имеющие ни капитала, ни сельскохозяйственного оборудования, не могут конкурировать с этими крупными предпринимателями. Миграция из этого района фактически стимулировала дальнейшее обезземеливание ранних поселенцев, что, в свою очередь, вызвало дальнейшее увеличение миграции. Она также усилила миграцию с фермы на ферму в пределах самого района. Землевладельцы предпочитают сдавать землю крупным арендаторам; во многих случаях они отказываются сдавать землю в аренду лицу, не имеющему трактора и другого необходимого оборудования. Газета «Нью-Йорк таймс» 1 марта 1940 г. поместила сообщение из Сент-Пола, в котором указывается, что «1 марта — в день, когда ежегодно кончатся срок аренды, многие арендаторы столкнулись с фактом отсутствия ферм для аренды. Более широкое использование машинного оборудования, в частности тракторов, делает возможным ведение хозяйства на более крупных фермах фактически без всякого увеличения рабочей силы». Крупные предприниматели снимают в аренду большие участки земли, чтобы получать поощрительные премии на основе закона о регулировании сельского хозяйства, и используют эти премии для аренды новых участков.

 

Глава IV

Аризона — этап на пути мигрантов

Когда мигранты попадают на шоссе № 66, ведущее к побережью, многие из них стремятся в первую очередь к хлопковым полям штатов Нью-Мексико и Аризона. Аризона — это не только канал, по которому должен пройти поток мигрантов в своем движении на запад, но также и первоначальная цель многих мигрантов, когда они отправляются в путь. В течение более четверти века хлопководы Аризоны вербуют рабочих из других штатов. Хлопководы утверждают, что местное население относится к хлопку «несознательно». Ежегодная вербовка рабочих в других штатах на протяжении столь длительного периода времени вызвала появление постоянной сезонной волны миграции на запад. Когда хлопок собран, в Аризоне уже нет работы, которая могла бы удержать там мигрантов, и они, естественно, переезжают в Калифорнию. Таким образом Аризона стала зимним прибежищем мигрантов — этапом на пути к побережью.

В Аризоне мигранты впервые знакомятся с широко развитой системой индустриализированного сельского хозяйства. Основные сельскохозяйственные районы этого штата расположены в нескольких орошаемых долинах, где земля уже давно перешла в руки частных собственников. Стоимость обработки земли, а также расходы на электроэнергию и орошение чрезвычайно высоки. Вода имеет большее значение, чем сама земля. Даже для первых поселенцев жизнь в Аризоне была очень ненадежной и трудной. Указывают, например, что этот штат в течение долгого времени подвергался нашествию «чрезмерно текучего сельского населения. Обескураженные неудачами поселенцы постоянно переходили с места на место в поисках более благоприятных и надежных условий». Если даже в то время поселение было сопряжено с большими трудностями, то сейчас оно стало значительно труднее.

Вследствие того что в Аризоне проживают представители различных рас, местный рынок труда предоставляет для семей мигрантов очень мало возможностей найти работу. Население состоит из трех основных элементов: «белых американцев», мексиканцев и индейцев, причем последние две группы составляют около трети всего населения. Ввиду незначительности культурного общения между этими группами в районе утвердилась отличительная для него сугубо профессиональная диференциация по расовому признаку. На протяжении долгого времени в сельском хозяйстве штата использовались мексиканцы; «аризонский поденщик» — мексиканец, хорошо приспособленный к местному климату и знакомый с обработкой орошаемых земель, — был идеалом сельскохозяйственного рабочего. Так как больше всего мексиканцев работало в восточной части штата, мигранты, попадающие в Аризону с востока, естественно, тяготеют к западным районам, где у них больше возможности получить работу. Двигаясь на запад по территории штата, они все ближе и ближе подходят к Калифорнии.

Профессиональная диференциация возникла в Аризоне не только как неизбежный спутник индустриализации сельского хозяйства, но, по крайней мере частично, и как результат неспособности профсоюзного движения организовать рынок труда. Одно время в штате существовало сильное профсоюзное движение, но профсоюзы, по словам журнала «Аутлук», «до того, как Аризона получила статут штата, и даже позднее проводили политику дискриминации в отношении мексиканцев и не давали им возможности заниматься более или менее выгодными ремеслами или профессиями». Так как мексиканцев не принимали в профсоюзы, они должны были ограничиваться самой тяжелой работой на полях. Была даже предпринята попытка вытеснить их из сельского хозяйства. С этой целью провели постановление (впоследствии объявленное неконституционным), в соответствии с которым все предприятия как сельскохозяйственные, так и промышленные, имеющие 5 или более рабочих, должны были нанимать не менее 80 % рабочих из числа пользующихся избирательными правами местных граждан. Поскольку мексиканцы вынуждены были оставаться сельскохозяйственными рабочими, общественное разделение труда в сельском хозяйстве Аризоны было прочно закреплено. Батрак оставался батраком вплоть до третьего и четвертого поколения. Вследствие этого, когда мигранты начали двигаться на Запад, они обнаружили, что им приходится конкурировать с угнетенной расовой группой, представители которой на протяжении многих лет должны были ограничиваться выполнением наиболее тяжелой работы. Такое положение привело к появлению в Аризоне избытка рабочей силы, и мигрантам пришлось двинуться дальше — в Калифорнию.

1. Король хлопок

Аризона служит блестящей иллюстрацией того, что происходит в экономике сельского хозяйства штата, после того как это сельское хозяйство достигает высокой степени индустриализации. Индустриализация ведет не только к закреплению разделения труда в земледелии, но и к постепенному вытеснению мелких фермеров. Земельная собственность концентрируется в руках немногих; небольшие сельские поселения чахнут и замирают; местное самоуправление сводится на-нет. История бурного развития крупного хлопководства в Аризоне особенно наглядно выявляет эти процессы, ибо орошаемые долины штата, где некогда жило и процветало много семей мелких фермеров, теперь превратились в место безжалостной эксплоатации сельскохозяйственных рабочих, в сельские потогонные мастерские. К 1912 г. первые поселенцы ценою больших усилий и лишений создали потребительскую сельскохозяйственную экономику, вполне соответствующую естественным возможностям этого района. Указывалось, что «основой процветания хозяйства района была люцерна». Молочная промышленность, бахчеводство и огородничество содействовали процветанию сельского населения. Основной сельскохозяйственной единицей продолжала оставаться мелкая «семейная» ферма, на которой жила и работала одна семья; проблемы наемного труда и здравоохранения не существовало, так же как не существовало необходимости в выдаче пособий. И вот за короткий срок эта экономика была насильственно уничтожена и заменена крупным индустриализированным сельским хозяйством. Аризона служит теперь наглядным примером того, к каким разрушительным последствиям может привести в сельских районах беспрепятственно проводимая и бесконтрольная индустриализация, не только в отношении самой земли и общего экономического благо состояния сельских поселений, но также и самих людей.

Проблема сельскохозяйственного труда в Аризоне связана с внедрением культуры длинноволокнистого египетского хлопка, который особенно ценен для производства ниток, тканей для обшивки самолетов и кордных тканей для шин. Было установлено, что этот сорт хлопка превосходно растет в орошаемых долинах штата. Все же к началу первой мировой войны в Аризоне было всего лишь около 400 акров, занятых под хлопком. Когда цена на длинноволокнистый хлопок начала стремительно расти, в Аризоне начался ажиотаж. Спекулирующие на конъюнктуре предприниматели по баснословным ценам снимали в аренду тысячи акров земли для производства хлопка. За один лишь год отдельные предприниматели составляли себе состояния в 350 тыс. долл. Прибыли в 100, 150 и 250 долл. с акра были обычным явлением. Многоотраслевое сельское хозяйство этого штата было мгновенно уничтожено. Тысячи акров, засевавшихся люцерной, были заняты под хлопок, что привело к распродаже около 65 тыс. молочных коров.

Предприниматели всеми мерами стремились получить дешевую рабочую силу, в результате чего соблюдение иммиграционных законов было ослаблено, и мексиканцы начали проникать в США на всем протяжении государственной границы с Мексикой.

Однако за этим хлопковым бумом последовал сильный кризис. Падение цен на хлопок привело к ужасающим последствиям. «За один сезон, — указывает Уолтер В. Уелк, — убытки, понесенные хлопководами в долине Солт-Ривер, достигли стоимости плотины Рузвельта, включая расходы на строительство всей ее сложной системы каналов». Бельке, посетивший в этот период Аризону, приводит следующие слова местного банкира; «За последние три года хлопок стал проклятием для орошаемых долин Юго-Запада. Наша экономика должна базироваться на фермах в 40 акров, возделываемых их собственниками. Хлопок же привел к возникновению ферм в 300, 1000 и 2000 акров, обрабатываемых наемными рабочими и арендаторами. Хлопок привел к наплыву тысяч индусов, негров и мексиканцев; к появлению нищих белых южан с многочисленными детьми, которых не пускают в школу и заставляют от зари до зари собирать хлопок».

В то время когда Аризона еще не решила, следует ли ей вернуться к многоотраслевому сельскому хозяйству, специалисты по рабочим вопросам указывали, что создание крупного хлопководческого хозяйства влечет за собой гибель мелкого фермера. Цена на длинноволокнистый хлопок устанавливается несколькими промышленниками, часть из которых сами производят хлопок. Мелкий хлопковод, вынужденный конкурировать с крупными хлопководами, не имеет никаких шансов на успех. Ферма-фабрика, базирующаяся на использовании сезонного труда мигрантов, начинает вытеснять мелкие фермы. Как отметил д-р Джордж У. Барр, возникла система «заочной» собственности, при которой фермы эксплоатируются арендаторами или управляющими, а собственники часто проживают в других штатах». Использование машинного оборудования привело к увеличению размеров фермы и сокращению числа собственников, самостоятельно обрабатывающих свои земли. С использованием машин, удобрений и наемного труда возросли капиталовложения, и производство все больше и больше приобретает коммерческий характер. Подобное изменение не только подорвало положение мелкого фермера, но и создало угрозу социальным устоям сельского общества. «Рынки и машины, — пишет д-р И. Д. Тетро из Аризонского университета, — бесспорно, представляют собой угрозу для мелких семейных ферм орошаемых районов Аризоны. Крупные предприниматели, производящие на рынок и применяющие механизированные методы обработки земли, используют дешевый кредит и дешевый труд, доводя почву до полного истощения и часто подрывая общественный уклад сельского населения». Ибо «чрезмерное сокращение числа мелких собственников ферм в данной местности» ведет к ослаблению местной инициативы, «без которой самоуправление превращается в фикцию».

В Аризоне вопрос решился в пользу крупной индустриализированной фермы. «В недавно освоенных орошаемых округах, — указывается в одном из проведенных недавно обследований, — где выращивается основная масса аризонского хлопка, широко распространены крупные фермы, применяющие высоко механизированные способы обработки. В графстве Пима половина всей земли, засеянной под хлопок, принадлежит двум хлопководам. Одному из этих хлопководов принадлежит земельный участок, где некогда находился целый ряд мелких ферм, обанкротившихся в период кризиса. В графстве Марикопа одна корпорация контролирует 19 тыс. акров орошаемой земли. В 30 км западнее Феникса несколько хлопководов выращивают хлопок на территории в 55 тыс. акров. В 1937 г., согласно местным данным, примерно половина всей отведенной в Аризоне под хлопок земли обрабатывалась всего лишь несколькими десятками хлопководов, каждый из которых имел тысячу акров и более. Времена, когда сельское хозяйство Аризоны носило потребительский характер, канули в вечность. Идеально приспособленная для молочного хозяйства Аризона производит сегодня всего лишь половину домашней птицы и яиц, потребляемых в штате, и значительно меньше масла и сыра, чем ей самой нужно. Фермеры, занимающиеся выращиванием одной товарной культуры, не хотят «возиться» с коровами и курами. Вполне естественно, что при таком типе сельскохозяйственной экономики в Аризоне нет места для тысяч мигрантов и их семей.

2. Это старая песня

Еще задолго до того, как джоудам могло даже прийти в голову стать кочующими рабочими, Ассоциация хлопководов Аризоны ежегодно вербовала на сбор хлопка тысячи мексиканских семей. Начиная с 1914 г., каждый сезон вербовщики рабочих отправлялись в Мексику и на Юго-Запад для найма сборщиков хлопка. Тысячи мексиканцев ввозились по контракту для работы на полях, причем хлопководы обязаны были оплачивать их расходы на обратный путь. Однако, как правило, хлопководы не выполняли своего обязательства: одни — потому, что оказались разоренными во время краха 1919 г., а другие — потому, что хотели задержать рабочих в Аризоне, чтобы в следующем году не тратить снова деньги на их ввоз.

На основе типового трудового договора мексиканец должен был выплатить хлопководу все расходы по проезду. Если семья была большой, то подобные расходы могли поглотить весь ее сезонный заработок. Однако после выплаты этой суммы мексиканцы начинали требовать заработную плату, которая дала бы им возможность существовать. Поскольку после первой мировой войны отпала возможность ввозить законтрактованных рабочих из Мексики, уже находившиеся в Аризоне мексиканцы решили, что им удастся при поддержке своего правительства настоять на выполнении хлопководами взятых ими на себя первоначальных обязательств. В связи с этим в 1920 г. около 4 тыс. мексиканских рабочих уведомили хлопководов о своем желании получать такую заработную плату, которая давала бы им возможность существовать, и настаивали на полном выполнении первоначальных обязательств.

«Сразу же после этого заявления, — указывала газета «Аризона лейбор джорнал», — агенты хлопководческих компаний объявили, что мексиканцы бастуют, арестовали их руководителей, отправили их в Темп и посадили там в тюрьму». Большинство руководителей были арестованы или высланы. 25 июня 1920 г. 6 мексиканцев были «посажены на вечерний поезд и на рассвете высажены по ту сторону границы в Ногалесе», причем это было сделано не представителями иммиграционных властей, а агентами хлопководческих компаний. Торопясь выслать руководителей мексиканских рабочих, хлопководы забыли, что у многих из этих людей в Аризоне имеются семьи. Один из высланных таким образом рабочих был разлучен со своим малолетним сыном, а семья другого просидела целые сутки в конторе Ассоциации хлопководов Аризоны в Темпе, тщетно пытаясь выяснить, что случилось с неким Аполонио Круз. 2 июля 1920 г. последовали дальнейшие высылки, а через неделю в «Аризона лейбор джорнал» появилась статья, предупреждавшая читателей о том, что «хлопководы угрожают прибегнуть к насильственным мерам». Действительно, начались повальные аресты мексиканцев, осмеливавшихся пожаловаться на чрезмерные цены, установленные в принадлежавших компаниям магазинах. Одного мексиканского рабочего выслали лишь за то, что он просил выплатить причитавшуюся ему заработную плату. Его семья — жена, двое детей и сестра — очутилась в Аризоне на улице без средств к существованию. Свыше 200 мексиканцев из Соноры оказались абсолютно без копейки денег в Ногалесе и должны были быть перевезены на родину за счет мексиканского правительства. Стремясь подавить забастовку, компании нанимали из среды мексиканцев ренегатов, прекрасно одевали их и отправляли в Мексику, чтобы распространять там всякие небылицы о высокой заработной плате, которую якобы получают сборщики хлопка в Аризоне.

Оставшиеся в Аризоне мексиканцы попали в столь тяжелое положение, что мексиканский консул занялся тщательным расследованием вопроса и обратился к губернатору штата. Консул указал, что он получил от мексиканцев сотни жалоб на то, что им не выплачивают заработную плату, что в магазинах компаний с них берут непомерно высокие цены и что стоимость перевозки чрезмерно высока, в особенности в тех случаях, когда за перевозку детей взимается, независимо от их возраста, полная сумма. Даже несмотря на сравнительно высокую заработную плату, существовавшую в то время, мексиканские семьи зарабатывали всего лишь около 18 долл. в неделю, причем половина этой суммы уходила на покрытие расходов по перевозке, другая — на погашение долга в магазине компании. По заявлению консула, три четверти рабочих жили в легких палатках, пили воду из канавы и страдали от множества мух и москитов. До 30 июня 1919 г. в Аризону на разные сельскохозяйственные работы было ввезено 5824 мексиканца; кроме того, по контракту в Аризону было допущено еще 7269 рабочих специально для сбора хлопка. Из этого числа 62 мексиканца умерли в Аризоне, 1527 «дезертировали», отказавшись от соблюдения контрактов, и около 8446 человек бедствовали в долинах, где занимаются хлопководством. Многие из них, оказавшись вынужденными скитаться в течение зимы, отправились пешком в Феникс и другие города Аризоны, где им пришлось конкурировать с «белыми американцами» в погоне за немногочисленными возможностями получить работу. Промышленники не замедлили воспользоваться этим в своих интересах. 25 января 1921 г. железнодорожная компания Санта-Фе объявила, что она заменяет в Аризоне всех белых стрелочников и обходчиков мексиканцами. Обсудив создавшееся положение, Федерация труда штата Аризоны осудила стремление крупных хлопководов «создать в штате резерв безработной мексиканской рабочей силы за счет общества».

Более того, хлопководы воспользовались забастовкой, как предлогом, чтобы после окончания сезона не отправлять законтрактованных рабочих обратно в Мексику. В течение зимы 1921 г. Федерации труда штата Аризона пришлось организовать на свои средства выдачу бесплатного супа для сотни мексиканцев, «умиравших с голоду из-за того, что хлопководы, которые ввезли их, не уплатили им полностью заработной платы и не отправили их обратно в Мексику, как того требовало соглашение». 10 марта 1921 г. Вильям Дж. Берри, выступая в законодательном собрании штата Аризона, осудил крупные хлопководческие компании за то, что они ввезли тысячи мексиканцев, а затем, когда рынок труда оказался переполненным, «бросили их и не дали им возможности получить следуемые им деньги». Он утверждал, что мужчины, женщины и дети были оставлены «без крыши над головой, многие из них без одежды и фактически все без достаточного количества пищи». 28 марта 1921 г. мексиканский консул был вынужден получить от своего правительства ассигнование в 17 тыс. долл. для оказания помощи бедствующим мексиканцам в Аризоне. Мэр г. Феникса дал указание согнать вместе сотни мексиканских семей, погрузить их на грузовики и доставить к дверям Ассоциации хлопководов Аризоны в Темпе с категорическим требованием: «Заботиться о своих людях, пока их не удастся выслать». Небольшие города и поселки в Аризоне тщетно обращались с петициями в законодательное собрание штата и в конгресс с просьбой об ассигновании средств на помощь безработным. В одной только долине Солт-Ривер в течение всей зимы «бедствовало 10 тыс. мексиканцев», в Глендейле (штат Аризона) мэр предложил хлопководам выполнять свои соглашения с мексиканцами, угрожая, что «в противном случае граждане Глендейла насильно заставят их сделать это». В результате подобного нажима хлопководческие компании в конце концов перевезли несколько сот семей обратно в Мексику. Все же возвращено было не более одной десятой всех вывезенных мексиканцев.

С 1920 по 1930 г. почти каждую зиму повторялось примерно то же самое. На протяжении десятилетия Федерация труда штата Аризона беспрерывно вела агитацию против использования на хлопковых полях дешевого труда мигрантов. Федерация неоднократно указывала, что дело заключается не только в жестоком обращении с мексиканцами, но и в том, что создание постоянного резерва дешевой рабочей силы резко ухудшит условия труда в данной местности. Так, например, 18 февраля 1928 г. «Аризона лейбор джорнал» сообщала, что «тысячи белых граждан Аризоны, Калифорнии, Техаса и Нью-Мексико продали свои дома за бесценок и покинули Аризону, пытаясь избежать конкуренции мексиканских рабочих». Редактор газеты «Майами сильвер бэлт», выходящей в Майами (Аризона), 3 марта 1926 г. следующим образом охарактеризовал создавшееся положение: «Суть тактики Ассоциации хлопководов заключается в том, что эта ассоциация заинтересована в сохранении излишка рабочей силы, из которого она могла бы черпать необходимые ей рабочие руки. Она стремится сохранить минимальные ставки заработной платы, получаемой сельскохозяйственными рабочими, а это возможно лишь в том случае, когда существует избыток рабочей силы и когда люди борются за получение работы». 30 октября 1926 г. газета «Аризона лейбор джорнал» указала на тот факт, что власти графства Марикопа снова оказались вынужденными переправлять бедствующие мексиканские семьи через границу. В течение всего десятилетия Аризона каждую зиму должна была оказывать помощь в среднем 6 тыс. мексиканцев, бедствовавшим в хлопковых районах. Но мексиканцы были не единственными рабочими, находившимися в бедственном положении; в таком же положении находились негритянские семьи и семьи «белых американцев».

Во второй половине 20-х годов хлопководы начали привлекать на работу белые семьи и выдавать авансы на бензин, пытаясь таким образом привлечь мигрантов на хлопковые поля. Сидней Т. Осборн, комментируя беспрерывную вербовку сборщиков хлопка, заявил: «В Аризоне нет недостатка в рабочей силе; наоборот, там ощущается излишек рабочих. Если заработная плата, уплачиваемая за сбор хлопка, меньше прожиточного минимума, город, графство и штат могут счесть желательным и выгодным выплату премии за сбор хлопка, вместо того чтобы содержать бесплатные столовые или предоставлять какую-то другую помощь нищим». Именно так и поступили позднее правительственные органы, введя систему выдачи пособий. Профессор Вашингтонского университета Кларк Керр указал, что все расходы по выдаче пособия сельскохозяйственным и неквалифицированным рабочим в хлопководческих районах Калифорнии и Аризоны составили в 1939 г. 5 млн. долл. В этом же году Администрация регулирования сельского хозяйства выплатила хлопководам свыше 9 млн. долл., т. е. сумму, равную примерно одной трети предпринимательской себестоимости всего урожая. Но одни лишь затраты на выдачу пособия далеко не дают полной картины всех общественных расходов, связанных с производством хлопка.

Под предлогом продолжающейся «нехватки рабочих» Ассоциация хлопководов Аризоны договорилась с Бюро по делам островных владений министерства внутренних дел США о ввозе 1500 человек с острова Порто-Рико. Это мероприятие с самого начала оказалось обреченным на неудачу. В день, когда первый пароход с рабочими отправлялся из Сан-Хуана, 6 тыс. жителей Порто-Рико, изголодавшихся по работе, подняли в порту страшный шум, требуя разрешить им сесть на пароход. Возникли беспорядки, и когда в конце концов пароход вышел в море, было обнаружено, что члены многих семей были разлучены, а на борту парохода оказалось много «зайцев». Большинство вывезенных из Порто-Рико рабочих были неграми, «плохо приспособленными к новой среде». В первой партии в 500 человек имелись строительные механики, рабочие сигарных фабрик, рабочие кофейных, табачных плантаций и плантаций сахарного тростника, но сборщиков хлопка среди них не было. В Аризоне прибывшие из Порто-Рико рабочие «не смогли быть определены в такое место, где могли бы собирать достаточно хлопка для того, чтобы заработать себе на жизнь, вскоре они стали обузой для общества».

Агенты, завербовавшие этих рабочих, убеждали их в том, что в Аризоне дома имеют электрическое освещение, хорошо меблированы, а ставки заработной платы весьма высоки. Когда рабочие обнаружили, что их обманули, вспыхнуло возмущение. На полях осталось менее 50 % рабочих, остальные же бросили лагери и направились в Феникс. 25 сентября 1926 г. газета «Аризона лейбор джорнал» сообщила, что 90 человек мужчин, женщин и детей расположились на улице перед зданием, где помещалась контора Ассоциации хлопководов Аризоны. Поскольку в течение 2–3 дней они ничего не ели, Федерации труда штата Аризона снова пришлось организовать выдачу хлеба и супа. В течение некоторого времени большинство прибывших из Порто-Рико жило в помещении Федерации, а позднее на территории окружной ярмарки Феникса был создан импровизированный лагерь, куда сгонялись негры, отказавшиеся выполнять «контракт». 5 марта 1927 г. проживавшие в лагере порто-риканцы направились в Капитолий штата и обратились к губернатору Ханту за помощью. Когда губернатор вызвал представителей хлопководов для объяснений, те предложили, чтобы город и графство издали жесткие постановления, направленные против людей, «слоняющихся без дела». «Если будет проведено это мероприятие, — говорили они, — нам нетрудно будет удержать неквалифицированных рабочих на фермах». К следующему сезону 90 % порто-риканцев исчезли; они «рассеялись, подобно тучам». Никто не знает, куда они ушли и что с ними случилось.

В хлопководстве Аризоны заняты представители еще одной расовой группы. В Аризоне проживают 3 индейских племени — папаго, пима и марикопа. Эти три племени насчитывают около 11 700 человек, и о них говорят, как о «самых бедных индейцах в Соединенных Штатах». Они имеют то преимущество перед другими сборщиками хлопка, что постоянно проживают в данной местности и, что еще более важно, считаются постоянными подопечными правительства. «В противоположность безземельным сезонным сельским рабочим, прибывающим в Аризону из Арканзаса, Техаса и Оклахомы или с тихоокеанского побережья, сельскохозяйственные рабочие индейцы почти без исключения круглый год заняты какой-либо работой». После окончания сезона их можно отправить обратно в резервации. По данным д-ра Тетро, число сборщиков хлопка — индейцев — достигает 2 тыс., но Тед Шипли из Бюро трудового устройства индейцев в Фениксе сообщил в 1940 г., что в Аризоне на сборе хлопка занято около 4–6 тыс. индейцев. Ввиду того что индейцы работают очень медленно, хотя и тщательно, их заработки весьма невелики. Шипли считает, что они зарабатывают от 50 до 60 центов в день, а средний заработок семьи составляет в день около 2,5 долл. Однако, по словам Шипли, их потребности также весьма невелики, так как «в основном они питаются бобами». С 1923 по 1927 г. Шипли часто вербовал индейцев в резервации Мескалеро (Нью — Мексико) для хлопководов Аризоны. Он вспоминает, что как-то за один год он отправил в Аризону «5 товарных вагонов, набитых индейцами». Кроме этих племен, на хлопковых полях работают также мексиканские индейцы из племени яки. Как мексиканские граждане, они, естественно, не находятся под опекой федеральных властей. Число их невелико, но это неутомимые работники, и на них имеется большой спрос. Большинство из них живет в своих деревнях, так называемых «змеиных городках», и после окончания сезона работает на оросительных каналах долины реки Солт.

В отношении рабочей силы хлопководы Аризоны находятся сейчас в превосходном положении. Сбор длинноволокнистого хлопка представляет собой значительно более трудную операцию, чем сбор хлопка с коротким волокном. Обычно на полях, где произрастает длинноволокнистый хлопок, используются мексиканцы и индейцы, а на полях, где растет хлопок с коротким волокном — негры и «оки». Естественно, что местные мексиканские рабочие начинают все сильнее ощущать конкуренцию белых мигрантов. Мексиканский консул в Фениксе рассказал мне, что хлопководы постоянно предупреждают мексиканцев, как работающих по сбору хлопка, так и по сбору других культур, что если они не согласятся на снижение ставок, то хлопководы ввезут рабочих из Оклахомы. Консул считает, что мексиканские сезонные рабочие зарабатывают в неделю около 6 долл., а ежегодный заработок семьи в среднем не превышает 250 долл. Кроме того, консул полагает, что в Аризону ежегодно прибывает для работы на хлопковых полях около тысячи мексиканских рабочих из Техаса. В свое время мексиканцы, постоянно проживавшие в Аризоне, особенно в верхней части долины Гила, сами были фермерами. Но когда там появились первые белые поселенцы, «многие мексиканцы продали свои участки и переехали в небольшие города. Они продолжают работать на фермах, но уже главным образом в качестве наемных рабочих». В настоящее время они обычно живут поблизости друг от друга в хибарках, расположенных вокруг какой-нибудь площади или вдоль боковых улиц. По всей вероятности, они навсегда останутся простыми сельскохозяйственными рабочими, ибо в Аризоне, как указал д-р Тетро, наблюдается сильная тенденция к профессиональной диференциации.

3. Прибытие джоудов

Семьи мигрантов из Оклахомы и Техаса уже с 1921 г. работают на хлопковых полях Аризоны. Но после того как в засушливых районах начали свирепствовать пыльные бури, на Запад устремился уже целый поток мигрантов. Свыше 400 тыс. человек пересекли Аризону, направляясь на побережье, и это движение на Запад продолжается до сего времени. Правда, не все, но многие из этих мигрантов останавливаются в Аризоне на период сбора хлопка. Некоторые работают в Аризоне часть сезона, а затем двигаются дальше; другие живут там в течение всего сезона и затем остаются в Аризоне или же отправляются в Калифорнию. Поток мигрантов, по существу, движется в двух направлениях — на восток и запад, но возвращающиеся на восток мигранты составляют лишь незначительную долю стремящегося на запад людского потока.

В ноябре 1937 г. в Аризоне требовалось примерно 45 600 сборщиков хлопка. Из этого числа 20 400 были местными жителями (мексиканцы, негры, индейцы и некоторое количество белых), а 25 200 было завербовано за пределами штата. Движение по шоссе подобной армии в 25 200 рабочих проходит почти незаметно. Мигранты путешествуют как днем, так и ночью, небольшими семейными группами, и поэтому никто их не замечает и не осознает, что эти проезжие представляют собой часть крупного потока рабочих. Ежегодные прилеты ласточек в Сан-Хуан-Капистрано и их обратный отлет вызывают в Калифорнии всеобщий интерес. Если бы джоуды двигались вместе, подобно ласточкам, они тоже привлекли бы к себе внимание. Автомобили мигрантов ежегодно терпят множество аварий в Аризоне на шоссе № 66, но и на это никто не обращает внимания.

Систематической ежегодной вербовке американских фермерских семей на работу в Аризоне положила начало Ассоциация хлопководов Аризоны в 1929 г. С 1929 по 1933 г. Ассоциация сама занималась вербовкой рабочих; но с 1933 г. и по сей день вербовкой рабочих занимается Бюро найма сельскохозяйственных рабочих. Это бюро финансируется не хлопководами, а хлопкоочистительными компаниями. Одна из таких компаний — «Вестерн коттон продактс К°» (дочернее предприятие компании «Андерсон энд Клейтон») — финансировала в 1939 г. вербовку рабочих для 485 хлопководов, обрабатывающих в общей сложности 57 236 акров земли. О размерах операций этой компании можно судить по тому, что в том же 1939 г. она очистила 41 % всего хлопка, произведенного в Аризоне. Подобно сахарным заводам, хлопкоочистительные компании утверждают, что, авансируя денежные средства на вербовку дешевых рабочих рук, они лишь «заботятся» о хлопководах. Когда вербовку сезонных рабочих проводила Ассоциация хлопководов Аризоны, она часто давала рабочим аванс на покрытие расходов по перевозке. Эти суммы, конечно, впоследствии вычитались из заработка рабочих. Но Ассоциация ежегодно терпела убытки (за один год 25 тыс. долл.), поскольку многие рабочие, ознакомившись с условиями труда, уходили до окончания сезона. Бюро же найма сельскохозяйственных рабочих не дает рабочим аванса на покрытие расходов по переезду; его представители лишь уговаривают мигрантов отправиться в Аризону. Подобная тактика была до прошлого года возможной лишь благодаря недопустимо тесной связи, существовавшей в Аризоне между Бюро найма сельскохозяйственных рабочих (т. е. хлопкоочистительными компаниями) и федеральным Управлением трудоустройства в сельском хозяйстве. Обе организации занимали одно и то же помещение, имели одну и ту же стенографистку, и, до тех пор пока сенатор Ла Фоллет своим обследованием не привлек внимания к Аризоне, Бюро найма сельскохозяйственных рабочих даже посылало свою корреспонденцию бесплатно, используя права, предоставляемые федеральному органу. Ежегодно, начиная с 1933 г., Бюро найма сельскохозяйственных рабочих рассылало своих агентов по Оклахоме, Техасу и Арканзасу для вербовки сборщиков хлопка, распространяло там для привлечения рабочих всевозможные плакаты, афиши и объявления и широко пользовалось услугами радио и газет. В одном только 1927 г. деятельность Бюро найма сельскохозяйственных рабочих привлекла в Аризону из других штатов 20 тыс. сборщиков хлопка. Под влиянием происходящих в настоящее время в сельском хозяйстве в результате промышленной революции процессов вытесняются с земли фермерские семьи одних районов; в то же время еще больше укрепляется полностью развитое индустриализированное сельское хозяйство других районов. Мигранты, вытесненные с земли в Оклахоме и Техасе, направляются в другие штаты — большей частью в Аризону и Калифорнию. В то время как в 1920 г. хлопководам Аризоны пришлось израсходовать 300 тыс. долл. на вербовку в других штатах 20 тыс. сборщиков, в 1937 г. с помощью государственного Бюро труда они смогли завербовать столько же рабочих, затратив на это всего лишь 900 долл.

Ставшие мигрантами американские фермерские семьи, завербованные Бюро найма сельскохозяйственных рабочих и приехавшие в Аризону на свой счет, встретили в этом штате точно такой же прием (и создали такие же проблемы), как и завербованные Ассоциацией хлопководов Аризоны в период с 1914 по 1933 г. мексиканские семьи. Картина сходится почти во всех деталях. Мигранты, как и мексиканцы, очутились в Аризоне в исключительно тяжелом положении. В этом нет ничего удивительного, поскольку, как заявил инспектор Управления трудоустройства в сельском хозяйстве У. В. Аллен, «все сборщики хлопка — потенциальные кандидаты на получение пособия уже через 10 дней после окончания сезона». Подобно взбунтовавшимся в 1920 г. мексиканцам, джоуды в 1937 г. послали свою делегацию в Феникс, наказав ей не отходить от здания правительства штата до тех пор, пока она не добьется предоставления продовольствия, крова, одежды и медицинской помощи. Однако в 1937 г. в Аризоне срок безвыездного проживания, дающий право на получение пособия, был повышен с 1 года до 3 лет, и поэтому мигранты не могли по закону претендовать на пособие. Они не имели права также на получение работы от Управления общественных работ, поскольку это управление обеспечивает работой только тех, кто зарегистрирован и прислан Отделом социального обеспечения штата. «Очень часто сообщают о том, что в лагерях сборщиков хлопка царит голод и свирепствуют болезни. В лагере вблизи Феникса вспыхнул тиф, и посетивший этот лагерь представитель медицинской службы штата заявил: «Лагерь в ужасном состоянии. Большинство сборщиков хлопка продали все, что имели, даже свои автомобили, и истратили вырученные от этого деньги на пропитание». «Аризона рипаблик» сообщила, что губернатор Р. С. Стенфорд, посетив лагери, обнаружил, что большинство обитателей этих лагерей страдает от болезней и недоедания. Делегация сборщиков хлопка из лагерей, расположенных в долине реки Солт, заявила губернатору, что несколько тысяч семей, «привлеченных в Аризону объявлениями о найме на работу сборщиков хлопка, живут близ Феникса в ужасающих условиях и им грозит смерть от истощения». В конце концов положение стало настолько невыносимым, что Управление по охране фермерского хозяйства ассигновало 50 тыс. долл. на выдачу пособия. В течение зимы 1938 г. Управление выдало пособие в 4500 случаях. Включая членов семей, эта помощь распространилась почти на 16 тыс. человек. Несмотря на подобную нищету и бедствия, Бюро найма сельскохозяйственных рабочих в 1938, 1939 и 1940 гг. продолжало вербовать рабочих в других штатах.

Начиная с 1937 г., Управление по охране фермерского хозяйства каждую зиму должно было поддерживать в Аризоне около 3 тыс. мигрантских семей, или около 12 тыс. человек. Помимо этих семей, проживающих в Аризоне с 1937 г., ежегодно на сбор хлопка в штат прибывает около 6 тыс. семей. Многие из них каждый год регулярно приезжают в Аризону из Оклахомы и Техаса, другие же держат путь в Калифорнию и пользуются лишь случаем подработать. Чтобы предоставить мигрантам хоть какое — либо жилье, в котором особенно нуждаются застрявшие на зиму бедствующие семьи, Управление содержит 3 лагеря для мигрантов: в Юме, Агуа-Фриа и Элевен-Майл-Корнер. Эти лагери вмещают примерно около 800 семей. Кроме того, во время сезона администрация содержит 4 передвижных лагеря, способных вместить около 150 семей каждый. Зимой, чтобы не дать этим людям умереть, Управление оказывает им разовую помощь в виде ордеров на продовольствие и одежду. Какой бы превосходной ни была эта программа, она не может охватить все 3 тыс. семей, бедствующих в Аризоне, а тем более всех тех, кто работает на полях во время сезона. Многие из этих семей вскоре будут иметь право получать государственное пособие (прожив в Аризоне в течение 3 лет), и тогда бремя оказания помощи ляжет на штат. Мало вероятно, чтобы многим из этих семей удалось осесть в Аризоне и вновь стать фермерами. В связи с наплывом пришлых сборщиков хлопка и полевых рабочих местным мексиканским рабочим становится все труднее заработать себе на жизнь. Все же, несмотря на существующие условия, кочующие Фермерские семьи продолжают ежегодно приезжать в Аризону. «Нельзя забывать о том, — указывает Управление по охране фермерского хозяйства, — что местных рабочих вполне достаточно для сбора урожая, а использование приезжих рабочих фактически приводит к замене ими местных рабочих. Если бы не сбор хлопка, в Аризоне никогда не было бы значительного количества мигрирующих рабочих». Следует отметить, что это замечание можно с таким же успехом отнести к 1920 г., как и к 1940 г.

В Аризоне мигрирующие фермерские семьи проживают в поселениях 4 типов: в лагерях хлопководов; в дешевых лагерях, где жильем служат автомобили и передвижные домики; в походных лагерях и в трущобных поселках Феникса и Таксона. В графствах Марикопа и Пайнал, где выращивается основная масса хлопка, 68,4 % мигрантов проживают в лагерях хлопководов. В этих графствах имеется 191 лагерь хлопководов, в которых может поместиться свыше 4647 семей, иначе говоря, во время сезона в этих лагерях живет около 21 тыс. человек. Многие лагери заселены в течение всего года, поскольку семьи находятся в бедственном положении и не имеют денег на отъезд. Согласно сообщению Управления по охране фермерского хозяйства, эти лагери в большинстве случаев состоят из «палаток, не имеющих никакой мебели, разбитых прямо на раскаленной солнцем земле, по краям или вблизи хлопковых полей. Существуют лишь общие примитивные уборные для мужчин и женщин. Водой пользуются из колодцев или резервуаров, а часто в ход идет и вода из оросительных канав». Поскольку в лагерях нет абсолютно никакой обстановки, мигранты должны привозить с собой кровати, домашнюю утварь и «мебель». Б. Дарнтон, посетивший в 1940 г. несколько таких лагерей, писал:

«Во многих лагерях не было другой воды, кроме воды из оросительных канав. Пыль на дорогах доходила до 15 см толщины и покрывала густым слоем поля. В палатках мигрантов также все было покрыто пылью. Пища, которую они ели, была сильно „приправлена“ пылью, подобной же пылью был густо насыщен воздух, которым они дышали»

В большинстве лагерей мигранты вынуждены были собирать в качестве топлива хворост; электричества там нет и в помине. Только в одном из обследованных Администрацией по охране фермерского хозяйства лагерей (принадлежащем компании «Кортаро фармс») условия были более или менее сносными. В лагерях хлопководов средняя мигрантская семья состоит из 7 человек — матери, отца и 5 детей. В лагерях имеются жилища самого разнообразного типа: глинобитные бараки, палатки, хижины и лачуги. Маккиен в своем докладе приводит фотографию здания барачного типа, где под одной крышей проживало 36 семей.

Около 21,2 % мигрантов живут в дешевых лагерях, состоящих из автомашин и передвижных домиков. Эти лагери расположены на окраинах небольших городков в хлопководческих графствах. Арендная плата с семьи составляет от 1,5 до 2,5 долл. в неделю. Несмотря на то, что им приходится платить в подобных туристских лагерях арендную плату, многие сборщики хлопка предпочитают жить там, так как это дает им свободу выбора места работы. Когда же они живут в лагерях хлопководов, они имеют право работать только на одного предпринимателя. В большинстве лагерей хлопководы имеют свои магазины, или же в лагери приезжают передвижные фургоны с бакалейными товарами, обслуживаемые торговцами-китайцами. Сборщики хлопка, живущие в туристских лагерях, хотя и платят арендную плату, но зато избавлены от необходимости покупать по повышенным ценам товары в магазине хлопководов.

Самые плохие лагери это, конечно, походные лагери, в которых проживает около 10 % мигрантов. Они расположены по обочинам канав, вдоль дорог и просто на пустырях. Иногда в таких импровизированных лагерях, где — либо у шоссейного перекрестка или вблизи какого-нибудь источника воды, собирается до 50 семей. Администрация по охране фермерского хозяйства отмечает, что в походных лагерях имеют место «многочисленные случаи, когда у мигрантов нет иного убежища, кроме автомобиля». Вряд ли нужно указывать, что в период сбора хлопка, который длится в Аризоне в течение декабря и первой половины января, погода может быть исключительно жаркой днем и чрезвычайно холодной ночью. Многие походные лагери возникли из-за того, что хлопководы строго придерживаются правила не допускать в свои лагери семьи, насчитывающие менее 3 сборщиков. Естественно, что подобное отношение заставляет небольшие семьи селиться на пустырях. «На окраине Глендейла (Аризона) был обнаружен походный лагерь из 12 хижин, где уборной служил кузов старой автомашины». В подобных лагерях не выделено специальных мест для отбросов, которые сваливаются где попало. Администрация по охране фермерского хозяйства отметила в одном лагере вблизи Илоя следующие «улучшения»: одна уборная под брезентовым навесом, один водопроводный кран и один импровизированный свинарник.

Многие мигранты ютятся также в трущобных поселках вокруг крупных городов. В трущобном районе Феникса проживает примерно 3744 семьи (1166 белых, 1566 мексиканских и 912 негритянских семей). Из этого района во время сезона на поля и обратно перевозится на грузовиках примерно 3 тыс. рабочих в день. Во многих случаях рабочие ежедневно совершают поездки в 100–130 км. В большинстве случаев рабочих возят подрядчики, которые обычно взимают за перевозку по 15 центов в один конец. В полдень на поля приезжают принадлежащие подрядчикам специальные фургоны со съестными продуктами. Таким образом доход подрядчика зависит от перевозки рабочих и продажи им продуктов. Если рабочие не будут покупать у него продукты или ездить на его грузовиках, то они не смогут работать на полях тех хлопководов, с которыми у данного подрядчика имеется договор на поставку рабочей силы. В других случаях подрядчик получает по 10 центов с сотни фунтов собранного хлопка за наблюдение за работой его артели в поле и за взвешивание хлопка. Некоторые подрядчики каждый сезон отправляются в Техас и привозят в Аризону негритянских рабочих. Одна такая группа негритянских юношей оказалась зимой 1940 г. в бедственном положении в Илое, и Администрации по охране фермерского хозяйства пришлось оказать им помощь. В Фениксе около 16-й улицы и улицы Джефферсона в 5 час. утра выстраиваются грузовики. Водители гудят и кричат: «Эй! Сборщики!» Через несколько минут грузовики заполнены и уже мчатся в поле. Они возвращаются лишь в 9 ч. 30 м. или в 10 час. вечера. Никто не видит, как уезжают и приезжают эти люди, так как это происходит в трущобах Феникса рано утром или поздно вечером.

Исключительно важной, хотя далеко не единственной проблемой в связи с использованием в Аризоне кочующих рабочих является проблема здравоохранения. Для иллюстрации этой проблемы ознакомьтесь с упомянутым 31 октября 1939 г. в «Сакраменто би» случаем, происшедшим в Сэффорде (Аризона). Чарлз Метьюз с женой и тремя маленькими детьми — мальчиком 8 лет и двумя девочками 5–6 лет — пытались добраться с хлопковых полей Аризоны домой в Оклахома-Сити, прося попутно идущие машины хоть немного подвезти их. Они заночевали на шоссе № 70 в 10 км восточнее Сэффорда. Там в 3 часа утра миссис Метьюз родила ребенка. Когда ребенок появился на свет, миссис Метьюз, по словам шерифа Эмерта Кэмптона, лежала «очень легко одетая на холодной влажной земле без всякой подстилки и едва прикрытая».

Следует отметить, что появление мигрантов и их последующие бедствия вызваны разведением хлопка. Именно занятие хлопководством превратило фермеров Оклахомы и Техаса сначала в арендаторов, затем в кропперов и, наконец, в мигрантов. Именно хлопок погнал их на запад — в Аризону. Но первопричина вытеснения с земли фермеров и превращения их в мигрантов кроется не столько в разведении хлопка, сколько в индустриальной революции в сельском хозяйстве. Благодаря механизации производство хлопка расширялось с такой быстротой, что конгресс счел необходимым издать закон о регулировании сельского хозяйства. Введение механизации и выплата поощрительных премий на основе закона о регулировании сельского хозяйства явились основными причинами гибели системы арендаторов в хлопководстве, что, в свою очередь, привело к появлению в Аризоне мигрантов. Но в Аризоне мигранты не могут стать фермерами, потому что сельское хозяйство стало настолько индустриализованным и механизированным, что расходы по земледелию превышают имеющиеся у них скудные средства. Премии, выплачиваемые на основе закона о регулировании сельского хозяйства, дали возможность крупным предпринимателям Аризоны снимать в аренду государственные земельные наделы величиной 1,5 км² каждый по 1 долл. за акр и при затрате в 640 долл. зарабатывать на одном наделе 30 тыс. долл. в год. Подробности о подобных комбинациях тщательно изложены Дарнтоном в статье, опубликованной 5 марта 1940 г. в «Нью-Йорк таймс». Дело заключается в том, что хлопководы в орошаемых долинах Аризоны и Калифорнии (где урожай с акра земли в 3 раза превышает средний урожай по всей стране, где стоимость производства хлопка ниже, чем в других районах, и где можно выращивать такой сорт хлопка, за который на рынке дают наивысшую цену) получают такие же премии, как и хлопководы на малоурожайных, подвергшихся сильной эрозии землях Оклахомы и Техаса.

В Аризоне можно найти многочисленные примеры того, как отражается индустриализация сельского хозяйства на социальном строе сельского общества и что остается от старого, идиллического представления о фермерстве. Один из таких примеров был приведен д-ром Полом Тэйлором в его показаниях комиссии Толана. В 1940 г. д-р Тэйлор посетил крупный недавно освоенный хлопководческий участок вблизи Илоя (Аризона), где около 35 тыс. акров земли, в основном принадлежащей государству, были с 1934 г. включены в систему орошения. «Только насосы, хлопкоочистительные машины и некоторое сельскохозяйственное оборудование, — указал Тэйлор, — подлежат обложению местным налогом, хотя развитие хлопководства на этом участке сопряжено для графства с крупными дополнительными расходами. Фермы в несколько квадратных километров представляют собой обычное явление. Почти все владельцы этих ферм живут в других местах, нередко даже в другом штате. Я не видел в этом районе ни одного хорошего сельского дома, и лишь иногда можно было увидеть дешевый домик служащего ирригационных сооружений или десятника. Этот район усеян сотнями палаток и лачуг, в которых временно проживают тысячи сборщиков хлопка, прибывших в большинстве из других штатов и принесших с собой оттуда оспу и тиф. Таким образом, не только владельцы ферм, капитал и рабочие, но и проблемы здравоохранения и обеспечения пособиями в основном не местного происхождения.

По субботам, в период сбора урожая, городок Илой переполнен тысячами сборщиков, толпящихся в продовольственных магазинах и охотно покупающих вещи во время распродажи. Но то, что во всем районе насчитывается в лучшем случае лишь 350 человек, имеющих право на основе имущественного ценза принимать участие в выборах, служит красноречивым доказательством того, как эти 35 тыс. акров обеспечивают существование американского сельского населения».

В связи с этим было весьма забавно слышать заявление Р. В. Иенсена из «Андерсон Клейтон энд К°», сделанное сенатору Ла Фоллету, что мигранты явились в Аризону потому, что «они убедились, что здесь очень хорошо». Эту фразу — «Здесь очень хорошо» — следовало бы начертать над входом в каждый хлопковый лагерь в Аризоне.