Кэрри останется без крыши над головой и все по его вине! Изо дня в день, вернее, из ночи в ночь, она помогала ему, не щадя себя, и в награду просила лишь об одной услуге. И он не смог ей помочь!

Гаррисон был глубоко недоволен собой. Вся неделя напоминала ему езду в полной темноте на мотоцикле по краю крутого обрыва, когда знаешь — впереди ямы и повороты, но подготовиться к ним, возможности нет.

Результаты перемены привычного образа жизни оказались самыми прескверными. Гаррисон почти полностью потерял рабочую неделю, даже если учитывать заготовки для домашнего букваря. Были отложены деловые встречи, телефонные звонки, проводимая по пятницам планерка вообще отменена. А ведь за все время существования Ротвелловской консультационной компании к планерке Гаррисон относился особенно трепетно.

А уж последнее его фиаско… Как он мог прийти на заседание неподготовленным, более того — начисто забыть о нем?! В нормальных условиях он бы надел темный костюм и явился задолго до начала — поболтать с людьми. И свой самый убедительный аргумент он выложил бы непринужденным тоном, как только что пришедшую в голову свежую мысль. Он бы расположил к себе членов правления, вместо того, чтобы озлоблять их.

А что на деле? Явился с опозданием, в рубашке покрытой пятнами от детской микстуры, говорил первое, что приходило на ум. И в результате настроил против себя не только членов правления, но и вообще всех присутствующих. Да, он написал нечто вроде протеста, но ведь это чистая формальность. Кэрри выиграет месяц отсрочки, после чего ее все равно выставят.

Уложив детей спать, Гаррисон задумался. Как сообщить неприятную новость Кэрри?

Она придет не раньше чем через несколько часов, к тому времени — если даст Бог — он будет спать. Наговаривать неприятную новость на автоответчик ему не хотелось, но ведь это может сделать кто-нибудь из правления, что еще хуже.

Гаррисон решил подождать до утра. Быть может, к тому времени у него появится какая-нибудь идея.

Но он и утром не стал звонить Кэрри. Сейчас, рассудил он, она ложится спать, зачем же ее тревожить?

Утро прошло спокойно, успел он немного, но ничего из ряда вон выходящего не произошло. По пятницам к нему приходила уборщица, и Гаррисон с вожделением думал о том моменте, когда его квартира снова обретет свой девственно-чистый вид.

Стефани приехала в два часа. Дети спали. Увидев, наконец, свою невестку, Гаррисон испытал огромное облегчение. Все возвращалось на круги своя.

— Ну, как ты себя чувствовал в роли отца?

Стефани на цыпочках приблизилась к манежу, в котором спал Мэтью.

— А с Джоном ты еще не разговаривала?

— Я звонила ему, но он на семинаре. Не хотелось отрывать его от дел.

Чем дальше, тем хуже. Теперь уже ему придется в один день сообщить две неприятные новости. Но ничего не поделаешь. И он вкратце рассказал невестке все, что произошло за время ее отсутствия.

Стефани пришла в ужас.

— Они болели, а меня не было рядом! — вскричала она со слезами на глазах.

— Ничего страшного. Всего-навсего обычная простуда, и я возил их к врачу. Сейчас им гораздо лучше.

Стефани бросилась в комнату Натана — взглянуть, как он.

А Гаррисон, набравшийся за неделю опыта, ни слова не говоря, начал укладывать в ящики неиспользованное детское питание, игрушки, детскую посуду. Когда на пороге кухни появилась Стефани, он жестом предложил ей присоединиться.

— Мне не следовало уезжать, — плача, твердила она.

— Тебе это было совершенно необходимо. Ты, как всегда, предпочитаешь чай?

Она кивнула.

— Не вини себя ни в чем, — твердо сказал он, поставив на огонь воду для чая. — Нужно же тебе хоть изредка снимать с себя бремя домашних забот. Да и я смог убедиться, что растить детей — дело нелегкое.

— Когда они болеют, трудно вдвойне.

— Это так, и признаюсь — я с нетерпением жду, когда снова останусь в одиночестве.

У Стефани по-прежнему был несчастный вид.

— Чтобы утешить тебя, — продолжал Гаррисон, — признаюсь, что, доведенный до отчаяния, я однажды бросился искать номер телефона авиакомпании с намерением заказать вертолет, разыскать тебя и вернуть домой.

Стефани улыбнулась.

— Что я тебе говорила? Растить детей не легче, чем управлять фирмой.

— Ты оказалась права. Никак не припомню: мы с тобой заключали пари или нет?

— Ты признал мою правоту, и этого вполне достаточно.

Гаррисон заварил чай.

— А теперь расскажи о ваших приключениях. Каково вдали от цивилизации?

Они проговорили минут двадцать, чего раньше никогда не случалось. Вдруг раздался тихий стук в дверь.

— Это Кэрри, — сказал Гаррисон, направляясь к двери. — Очень хорошо, я хочу тебя с ней познакомить.

По лицу вошедшей Кэрри Гаррисон сразу понял, что ей известно все, что произошло накануне.

— Поговорим потом, — пробормотал он. — Приехала Стефани — мать Натана и Мэтью.

— Хорошо, я смогу попрощаться с детьми, — напряженно кивнула Кэрри.

Представляя женщин друг другу, Гаррисон внимательно наблюдал за их первой реакцией.

Стефани, естественно, не могла не понравиться женщина, ухаживавшая за ее больными детьми, тем более что полноватая Кэрри уже в силу своей комплекции производила впечатление человека твердого и надежного.

Гаррисон поймал себя на мысли, что первые впечатления Стефани от этой знаменательной встречи чрезвычайно для него важны.

Стефани пошла, будить Натана, чтобы подготовить к отъезду, и если у нее и оставались какие-то сомнения относительно Кэрри, они рассеялись, как только личико ребенка озарилось улыбкой при виде девушки.

— Кэви! — воскликнул он, ткнув в ее сторону пальчиком.

Кэрри раскинула руки, и Натан, подбежав, повис у нее на шее.

Кэрри нужен собственный ребенок, подумал Гаррисон. Он, правда, еще не делился с ней своими намерениями, но это его нисколько не беспокоило. Дети — часть его плана, а план Гаррисон ставил превыше всего.

Наконец все детские вещи были уложены и погружены в багажник. Стефани с детьми уехала.

Едва за ней захлопнулась дверь, Кэрри воскликнула:

— Ну, так что было на заседании?

— Они проголосовали против. — Он взял ее за руку, подвел к тахте, уже передвинутой на прежнее место, и усадил поудобнее. — Я даже не вправе утверждать, что сделал все от меня зависящее.

Он подробно рассказал, как все было, не забыв и о художествах Натана.

К его удивлению, Кэрри рассмеялась.

— Хотела бы я тоже быть там. Особенно когда они ополчились против вас.

— Это были не самые приятные минуты в моей жизни.

— О, Гарри, я прямо вижу, как вы, взволнованный, растрепанный, даете отпор этой зазнавшейся даме. Вы обожаете порядок, все всегда заранее раскладываете по полочкам, но, даже будучи совершенно неподготовленным, бесспорно, сокрушили все их доводы.

— К сожалению, я стрелял из рогатки, а надо бы из ружья для охоты на слонов.

Кэрри уставилась в пространство.

— На слонов… А ведь миссис Гринбороу и впрямь напоминает слониху.

— Но в следующий раз я прицелюсь получше. Протест от вашего имени я уже подал и составил план действий на будущее. Первым делом поручу нашему юристу изучить типовой договор с членами жилищного кооператива. Мы побьем правление его же оружием.

— Не стоит с ними связываться, Гаррисон.

— Тогда вам придется выехать отсюда.

Это не входило в планы Гаррисона.

— Они станут придираться ко мне пуще прежнего, сделают мою жизнь невыносимой. А поскольку я твердо решила бросить свою работу, то где я буду жить — для меня не будет иметь значения.

— А для меня будет, — твердо возразил Гаррисон.

Она недоуменно посмотрела на него.

— И даже очень, — прошептал он, стараясь представить, каково это будет — никогда больше не видеть Кэрри.

Сейчас вроде бы самое время ее поцеловать, подумал Гаррисон, сообразив, что, когда ее выселят, такая возможность представится ему лишь в том случае, если она без ума в него влюбится.

Однако целоваться следовало лишь после выяснения отношений. Но глаза Кэрри уже томно блуждали, рот приоткрылся. Распущенные волосы падали на футболку из тонкой шелковистой ткани, к которой так и хотелось прикоснуться. Как и к самой Кэрри.

И он принял важное решение — расширить понятие «выяснение отношений». Сейчас они вместе. Притом — наедине, вдвоем. И именно сейчас они должны раз и навсегда разобраться в своих чувствах.

Их губы встретились. Ее поцелуй показался одновременно и знакомым, и новым. Гаррисон поймал себя на мысли, что целовать Кэрри — все равно, что нырять в реку, прыгая с вышки. Ты или погружаешься в глубину, или ударяешься о поверхность воды. Другого не дано.

И он нырнул.

Почувствовав сопротивление Кэрри, Гаррисон оторвался от нее.

— Гарри, что мы делаем?

Голос Кэрри дрожал.

— Я целую тебя. Мне хочется тебя целовать. — Он нежно провел пальцем по ее шее. — Долго целовать. — Он чуть прикусил мочку ее уха. — Часами.

Кэрри отвернула от него лицо, но Гаррисон целовал девушке шею.

— Мне хочется целовать тебя до тех пор, пока я не запомню навсегда твой вкус и запах…

— Я надеюсь, что это так, но все же, не хочу испытать разочарование.

Он отстранился и внимательно вгляделся в Кэрри. В ее широко раскрытых глазах он заметил настороженность, и сердце его переполнилось нежностью.

— Я тебя не разочарую. Пока еще рано называть словами чувство, которое мы испытываем, но оно вполне реально, оно существует и будет расти.

— Тогда его назову я. Это — любовь.

Гаррисон откинул волосы с ее лба.

— Думаешь, я испугаюсь и сбегу?

— Да.

Он улыбнулся, ощущая на губах тепло ее кожи.

— А я, как видишь, еще здесь.

— И что же теперь?

Он притянул ее к себе.

— Время работает на меня.

— О, Гаррисон… — Она вздохнула. — А ты не хочешь, чтобы я поцеловала тебя?

— Еще как хочу.

— Тогда дай мне это сделать.

Она обняла его и поцеловала в губы. Гаррисона словно обдало жаром. Он теснее привлек ее к себе. Его рука скользила по груди Кэрри. Их чувства сливались в одно могучее пламя.

Ни он, ни она не услышали предупредительного стука в дверь и позвякивания ключей.

Зато услышали женский возглас.

Они отскочили друг от друга в разные стороны. Гаррисон часто-часто моргал, стараясь прийти в себя, а Кэрри оправляла платье и приглаживала взлохмаченные волосы.

Уборщица Гаррисона, дородная миссис Петрофф, стояла в дверном проеме, держа в руках ведро и швабру.

— Мистер Ротвелл!!! — Прислонясь к косяку, она пробормотала что-то на своем родном языке. — Как вы меня напугали! Похоже, я не вовремя. Простите, сэр, но я не ожидала застать вас дома в такое время. Может, мне лучше уйти?

— Нет, нет, — поспешно отозвался Гаррисон. — У меня целую неделю жили маленькие дети, и ваша рука тут сейчас необходима как никогда. — Он схватил Кэрри за руку. — Познакомьтесь — Кэрри Брент, моя соседка снизу.

— Здравствуйте, Кэрри-соседка-снизу.

Миссис Петрофф смерила девушку оценивающим взглядом и, неопределенно хмыкнув, удалилась в комнату.

Гаррисон с Кэрри, не сговариваясь, выскользнули на лестницу. Оставшись одни, они облегченно расхохотались. Гаррисон положил руку на плечо Кэрри.

— Прости, пожалуйста. У меня начисто вылетело из головы, что пятница — ее день.

— Ничего страшного.

— Моя машина в самом конце парковки, — он неопределенно показал рукой.

— А зачем нам машина? — спросила Кэрри, когда они начали спускаться по лестнице. — Вот моя квартира.

И она застенчиво улыбнулась.

— Очень заманчиво. — Гаррисону давно хотелось посмотреть квартиру, которая вот уже столько месяцев была яблоком раздора между Кэрри и правлением.

Он предполагал, что она обставлена разношерстной мебелью, украшена причудливыми произведениями народного искусства и керамикой. Кэрри, казалось ему, должна увлекаться керамикой. А также цветным стеклом. И у нее, надеялся он, уютно.

Наконец Кэрри отперла дверь.

Гаррисон сделал шаг вперед, замер и схватил Кэрри за плечо.

Квартира выглядела так, будто ее только что разбомбили или по крайней мере ограбили. И не исключено, что грабитель еще скрывается где-то внутри.

Желая защитить девушку, он притянул ее к себе.

Споткнувшись, она упала на него и рассмеялась.

— Что с тобой?

Значит, для нее это зрелище вполне естественно.

У него же от ужаса волосы встали дыбом.

Кэрри между тем, ничего не подозревая, спокойно ожидала его объяснения.

— Просто мне захотелось прижать тебя к себе, — промямлил он, удивляясь, как это он еще не утратил способности разговаривать.

Некоторое время они продолжали стоять в обнимку, слегка покачиваясь, что наверняка казалось Кэрри очень романтичным.

А ему — нисколько, он лишь старался восстановить свое душевное равновесие, оскорбленный в своих лучших чувствах. Такого вопиющего беспорядка он еще не видел никогда.

— Вот мое уютное гнездышко, — проворковала Кэрри. — Как оно тебе?

— Уж очень маленькое, — сказал он вслух.

А про себя добавил: «Особенно при этом хаосе».

Помещение было вытянуто в длину, что ясно говорило о его происхождении — площадь, оставшаяся после ремонтных работ. Комната сильно смахивала на товарный вагон.

Кэрри втащила Гаррисона внутрь. Затем подошла к кушетке, покрытой шотландским пледом, который никогда не накинул бы себе на плечи ни один нормальный шотландец, сгребла в одну кучу валявшиеся на ней газеты, журналы, расчетные письма, рекламные объявления, каталоги, компьютерные распечатки, дискеты, пустую коробку из-под конфет и сбросила все это на пол.

— На этой неделе я тут почти не убирала.

— Тебе было не до того, — возразил Гаррисон.

И в самом деле. Ведь, оставаясь с мальчиками, она поддерживала в его квартире порядок. Значит, при желании могла бы прибрать и здесь.

В его доме порядок царил всегда. Ей необходимо лишь взять его за образец.

Гаррисон понемногу приходил в себя. Ему не раз приходилось бывать в учреждениях, где дела находились в таком хаосе, что он только удивлялся, как эти фирмы еще могут функционировать. Истины, казавшиеся ему простыми, были совершенно неведомы рядовым служащим, но стоило Гаррисону наставить их на путь истинный, и они становились горячими приверженцами его принципов и осуществляли их на практике.

А значит, Кэрри будет ему только благодарна за наставления и помощь. И он улыбнулся девушке, которая с некоторой настороженностью следила за выражением его лица.

— Ты говорила что-то о кофе?

— Ах да, кофе! — Она рассмеялась и всплеснула руками. — Совсем вылетело из головы!

В кухне стояла плита с двумя конфорками и духовкой, на разделочном столе рядом с раковиной — микроволновая печь, над ними — маленький холодильник. Все было завалено записками, меню, почтовыми открытками.

У крошечного обеденного столика стояли два покореженных железных стула с пластиковыми сиденьями в красно-белую полоску. Кэрри убрала висевшую на них одежду и предложила Гаррисону сесть. Он сел, но при этом едва не упал — у выбранного им стула одна ножка оказалась короче остальных.

Кэрри наполнила чайник водой, поставила его на огонь, открыла стенной шкаф, забитый бутылками, банками, коробками с крупами, явно засунутыми туда, как попало. Чтобы отыскать кофе, ей пришлось прежде вытащить наружу несколько других предметов.

А кофе оказался растворимым.

У нее нет места для кофемолки, сообразил Гаррисон.

После их прихода к Кэрри, они, по сути дела, толком не разговаривали, и Гаррисон опасался, как бы девушка не почувствовала его недовольство. А ему никак не хотелось ее обижать, хотя он недоумевал вполне искренне — ну как человек может так жить?

— Нам необходимо кое-что обсудить, — заявил он со свойственной ему прямотой.

— Я вижу, тебя что-то беспокоит, — заметила Кэрри. Она открыла другой шкаф, и при виде ее посуды Гаррисон чуть не вздрогнул: одинаковые по форме чашки, но при этом разного цвета! Она вытащила розовую и лиловую.

— Я считаю, ты не должна смиряться с исключением.

— Бесполезно, ты снова останешься в меньшинстве.

— Возможно, но мне хочется пощекотать им нервы.

Кэрри прислонилась к холодильнику и скрестила руки на груди.

— Зачем?

— Затем, что они не правы.

— Ты говоришь так, будто сам не состоишь в правлении.

— Если они проголосуют за исключение, я выйду из правления, — сказал он решительно.

— Если подходить формально, то я и вправду нарушала правила, установленные для жильцов.

— Никак не пойму, зачем. Ведь после первых замечаний ты могла уяснить себе, с кем имеешь дело.

— Я не хотела никому насолить. Не исключено, однако, что подсознательно я желала быть исключенной.

— Не понимаю.

— Я въехала сюда сразу после ухода из школы, по совету отца. Они с матерью решили, что мне лучше места не найти. Ну, сам знаешь, респектабельный дом, в хорошем районе. И он действительно был таким, да и сейчас такой. Но, в то же время, он старомодный и какой-то неживой.

А Гаррисону он казался удобным и спокойным. Оглядевшись вокруг себя, он понял, почему правила проживания в кооперативе не могли не стеснять ее.

— Родители поставили условие: если я вселяюсь в этот дом, они оплачивают половину ренты. А если в другой — я ни шиша не получу.

И Кэрри поступила так, как на ее месте поступали тысячи молодых людей.

— Ну что ж, — рассудил Гаррисон, — по-моему, ты приняла правильное решение.

— Да, родители тогда были в полном восторге. Они растрезвонили всем, где я поселилась. Все знакомые приятно удивились. «Значит, она преуспела», — говорили они. И родителям не приходилось краснеть из-за того, что я так и не сделала карьеры.

— Понимаю, — промолвил Гаррисон. — Но ведь отец с матерью будут недовольны, если тебя исключат.

— Что бы я ни делала, они все равно недовольны.

— Все же я хочу тебе помочь.

Он имел в виду не только отношения с правлением, но и упорядочение ее быта.

Кэрри мотнула головой в знак отказа.

— Если они не достанут меня на этот раз, то будут пытаться снова и снова. А тебе не следует с ними ссориться. Если я буду вынуждена выехать, они начнут искать новую мишень.

Спору нет, она права, но Гаррисон не желал сдаваться.

Вода вскипела, Кэрри насыпала в чашки растворимый кофе, добавила кипятку, чуть помешала получившуюся смесь и поставила чашки на стол. Гаррисону досталась розовая.

— Ты пьешь черный?

— Да, разумеется. — Он взглянул на свой кофе — по его поверхности плавал нерастворившийся порошок, кое-где образовавший желтую пену. — Я хочу серьезно поговорить с тобой. — Гаррисон облокотился о столик, но тот также оказался шатким. Гаррисон мгновенно убрал руку. — Как-то так получилось, что Фелиция считает тебя моей помощницей в составлении «Домашнего букваря».

— Это оказалось очень кстати, — улыбнулась Кэрри.

— Так вот, не хочешь ли ты официально занять эту должность?

— Что ты имеешь в виду?

— Предлагаю тебе поступить ко мне на работу. На полдня, а если решишься расстаться с клубами и оркестрами, то и на полный день.

— Ну да? — Она так обрадовалась, что Гаррисон в душе похвалил себя за удачную идею. — А что мне придется делать?

— Брать интервью, обрабатывать поступающую корреспонденцию, отвечать на письма, да и вообще все, что понадобится. В том числе часто и подолгу беседовать с Фелицией по телефону.

— Замечательно. Как постоянная работа это не годится, но как временная — пойдет. — Она отхлебнула кофе. — И мои родители очень обрадуются.

— Так полдня или, полный день? Выбирай.

— Полный, — ответила она с лукавой улыбкой. — Знаешь, как я распрощалась с моей работой? Накатала кучу отзывов — в иное время я столько пишу за неделю, — а к ним приложила письмо с уведомлением, чтобы они на меня больше не рассчитывали. Так что я свободна как ветер.

В душе Гаррисон возликовал, но вслух произнес лишь «Прекрасно», после чего сделал глоток отвратительного бурого напитка.

— А где я буду сидеть?

Об этом Гаррисон еще не подумал — он ведь не предполагал, что она уже успела отказаться от ночных бдений.

— Там же, где и я. Уж найдем для тебя где-нибудь местечко.

Все получилось лучше, чем он мог предположить. Работая на него, Кэрри проникнется духом Ротвелловского учения. А попутно ознакомится и с положениями «Домашнего букваря».

В течение всего испытательного срока, — а он составляет двадцать один день, — Кэрри Брент будет жить по-ротвелловски. И жизнь эта не сможет ей не понравиться.