…— Занятия в этом году мы начинаем с верой в будущее и надеждой на лучшее… — Президент академии, осыпанный научными регалиями, как собака — блохами, разливался соловьём перед студентами. Слушая профессорский спич, складывалось впечатление, будто нет в мире ничего лучше, чем стены академии, столь дорогие его сердцу.
Первое сентября, первый день осени и самый тоскливый день в глазах всей детей.
Сколько его не пытаются сделать привлекательным — получается не очень.
Вечно — учителя в мыле после приемок школ, родители — после закупок и сборов, а дети издерганы родителями.
Академию эта чаша тоже не обнесла — ремонтировался корпус общаги и два корпуса учебных — в этом году повезло попасть под ремонт общаге «психопатов», их же учебному корпусу и корпусу технарей.
— … Новые учебные аудитории откроют свои двери для самых востребованных специальностей. Академия, приложила все усилия, чтобы… — Президент разорялся, а в воздухе повисла странная, почти звенящая тишина.
Студенты, стоящие рядом со мной, переминались с ноги на ногу, обменивались мыслями, бросали косые взгляды в мою сторону, пытаясь пробиться под стенку моей защиты. Самые смелые и наглые, успели выкурить по сигарете, спрятавшись за спинами своих товарищей и выпуская дым в рукава.
Наивные.
Это я добрый и милый, стою к ним спиной. А вот Стелла — сидит на «амвоне» и очень даже хорошо все видит.
Да и складывать бычки, в карманы… Фу, как не культурно…
Очередной «наглец» начал подстраиваться под мой ритм, пробуя меня на зуб.
Следовало бы проучить, но — ломы!
Год работы в академии принес свои плоды — «ломизм крайней степени». Ну да ладно, «проживем как-нибудь без АЭС»!
Тем более что теперь, «пробовать меня на зуб», будут многие — злопамятная Стелла, поставила мой курс в список обязательных.
Получилось все, как в «Иронии…» — почти на грани выключения, я добился от декана карт-бланша на набор собственной группы, правда, с каким-то условием, о котором я наутро — убей! — не помнил.
Оказалось — «обязательная программа».
Низкий тебе поклон, Стелла-Свет-Тимуровна! Спасибо, что позвонила и напомнила, ближе к вечеру. Иначе — «СУРПРАЙЗ-З-З», как говорят наши «англоязыкие» студенты.
Осенний ветерок баловался с женскими прическами и, хоть еще под ногами не хрустели желтые листья, деревья словно вещали в эфир — «Спать! Спать! Спать!»
Весной они проснутся и снова — сперва зеленая дымка, потом — листва, потом — гроза…
Пятьсот учеников.
Пять сотен разных характеров и склонностей.
Они еще не знают точно, что именно их ждет за стенами академии, но уже догадываются — ничего хорошего.
— Я поздравляю вас, всех, с первым сентя… — Грохот и подпрыгнувший подиум летнего театра, прервали нашего президента.
— … бря! — Закончил фразу профессор Артанский и развернулся в сторону грохота. — Б…!
Студенты, как дети малые — покажи пальчик — смеяться будут, а тут — такой повод! Мат из уст целого Президента и Прохвессора!
Смешки, сперва робкие, а затем все нарастающие, как клубы табачного дыма, за змеились по рядам.
«Надеюсь это — не общага, гори она синим пропадом!» — Простонала в эфир Стелла.
Спохватилась и «закрылась».
«Может быть — пропаном?!» — Поправила декана ехидная химичка, добавив смайлик.
Наблюдая за пикировкой декана кафедры аналитики и декана кафедры химии, я добавил и своих пять копеек, о которых узнал совершенно случайно — на следующий год будут ремонтировать общагу химиков и их же корпуса — все два.
Той же конторой, что и ремонтировала!
Улыбка Стеллы, согрела мою душу, чуть больше, чем помрачневшее лицо «химички».
Интересно, после позавчерашней пьянки, Стелла стала если и не ближе, то понятнее — однозначно. Словно, потеряв контроль от выпитого, женщина открылась с новой и очень неожиданной, стороны.
«Интересно, а когда она ушла?» — Третий вопрос, терзающий меня после нашего «попоищества».
— Что, не отошел? — Стелла многозначительно «кивнула» в сторону Альбы.
Как ни крути — «мыслеречь», «лайн» и наши «комплектаты», они же «конструкты»» — самое шикарное, что могло произойти с миром.
Словами, такую гамму чувств и эмоций просто не передать!
Так что, в ответ, Стелла получила весьма многообещающий слоган.
Настолько «весьма», что Альба вздрогнула, ведь ее слоган касался в первую очередь.
— И вообще, с каких пор личная жизнь преподавателя является головной болью декана?! — Возмутился я, «вскрыв» второе дно ее «кивка».
— Так ты… — Изумление Стеллы было таким явным, что я, под шумок, «поймал» эхо и еще одной мысли, о некоем споре. Но тут Стелла пришла в себя и закрылась наглухо.
— Кстати, — решил я ковать железо, не отходя от кассы. — Согласно вашему спору…
— И о споре ты знаешь… — Стелла дернулась. — Кто проболтался, если не секрет? Или ты, по привычке, «жучков» везде накидал?
Мысли Стеллы панически метались. Она слегка изменилась в лице, но все равно выглядела очень даже хорошо. Вру, конечно — выглядела Стелла просто Фантастически!
Можно было чуть-чуть нажать и считать информацию. Скрипнув зубами, не стал этого делать.
Кое-что изменилось в моих отношениях к Стелле, с той пьянки. В лучшую, сторону.
— Я потом тебе расскажу. — Пообещала Стелла. — Потом. Все-все.
Пока мы общались и выясняли отношения, легкий осенний ветерок донес до нас запахи и клубы пыли.
Пара секунд мыслеречи.
А за клубами пыли — еще клубы пыли и снова дрогнул подиум, в этот раз, сбросив с себя всех на нем стоявших, сидевших и даже — лежавшего профессора, под ноги, точнее — рядом с валяющимися студентами.
Робкий голос Альбы, прокричавшей «землетрясение», перекрыл длинный вопль «врача и водки, тьфу, носилки, тьфу — аптечку, гады — хватит ржать — это не шутка — все серьезно!»
Студентки — медики развлекались, «ощупывая» упавших парней на предмет травм и повреждений, преподаватели пытались навести порядок в этом кавардаке, а я замер в ступоре.
«Привет, Мышонок! Я тебя нашел… А ты меня — найдешь?»
На месте учебного корпуса технарей — зияла масштабная воронка.
«Привет, вот и приплыли…» — Замер я, пытаясь отыскать Безобраза. — «Вот тебе, бабушка и Юрьев день…»
Кроме простенькой мыслеформы, отправленной мне — ни следа, ни шороха, ни вибрации.
Снова удар и многострадальная сцена, наконец-то, рассыпалась.
«Не нашел, Мышонок! Ая-яй! Плохо. Ищи лучше. Или я снова приду!» — Безобраз откровенно издевался надо мной — его десятый, против моего, «средненького», шестого. Это не Т-34 против «Абрамса»… Это с рогаткой против «Звезды смерти»!
На мгновение я превратился в самого настоящего «слухача», уловив нечто, что ввело меня в еще большее замешательство — происходящее не могло быть правдой.
По нервам ударил стон Стеллы, пробившейся через все барьеры.
Пришло время использовать то, чему меня учили.
Низкий поклон Анне, за ее науку — войти в скорость и Лиззи — держать скорость осознанно.
Недолго, всего пару минут, но это мои пара минут.
За пару минут успел, сколько мог, расчистить завал сцены и вытащить пару деканов.
Стеллу вытащил в первую очередь — почему-то именно ее мыслекрик бил по мозгам сильнее всего, отвлекая и пугая своим надрывом и обреченностью.
Через минуту, рядом со мной, расчищали завал еще три человека.
Сантана, Аша и Георг, ну куда ж без него, не освятится, святая троица, в бога мать, бога душу и в святое распятие!
Вот и есть ядро моей будущей группы.
Только от Георга, придется все едино — избавляться. Девчонки вертят им, как собака хвостом!
Вот ей-ей, поговорю-ка я с Анной — у нее опыт работы с людьми, может и подсоветует, что хорошего…
Мои две минуты закончились и я «выпал».
Аша продержалась полторы минуты, Санти — минуту.
Кретин Георг — целых три, но… Разумеется, растянул связки, олух, и лег пластом, в аккурат на колени симпатичной второкурснице, вызвав целую бурю «частнособственнических эмоций»!
А второкурсница, не будь дурой, выдержала всю бурю…
И перенаправила ее на Георга!
«Хороша, чертовка! Заберу, с руками и ногами оторву! Отобью и уведу!» — Любовался я филигранной работой девушки, переводящей всю энергию нападающих, на лечение парня. — «Отжать!»
За полных пять минут работы реального времени, мы четверо расчистили всю сцену, правда, намусорив при этом изрядно — большинство материалов, при работе на «скорости», становились хрупкими, превращаясь в мелкие обломки при малейшем неравномерном движении. Я этот нюанс знал. Студенты, разумеется — нет.
Прихрамывая, подошел к второкурснице, отпугнув обеих красавиц, и ткнул пальцем в сторону раненых.
Стелла уже сидела, поджав ноги и придерживаясь кончиками пальцев правой руки за висок.
Подойдя, уселся рядом, прижал к себе и поцеловал в макушку.
К моему удивлению, госпожа декан не отстранилась. Наоборот, со вздохом облегчения, словно перекладывая безумно тяжелую ношу со своих плеч на мои, прижалась и спрятала лицо у меня на груди.
— Весело у нас учебный год начинается… — Усмехнулся я, едва касаясь ее уха. — Боюсь представить, что дальше будет…
— Слушай, Сайд… — Подняла голову женщина и посмотрела мне в глаза. — Пошли, напьемся, что-ли…
Год начался с интересных событий: вначале выяснилось, что под развалинами технического корпуса мог остаться преподаватель физики. Потом, туда же вписались пара студенток-отличниц. Потом — самое новейшее оборудование, ценою в лимон фиолетовых, европейских купюр, что нам поставили по гранту, как лучшему вузу. На закуску, я бы даже сказал — на десерт! — «испарились» результаты тестов, за прошлый год, согласно которых и формировались группы.
Чем не преминули воспользоваться особо умные студенты.
И не менее умные — преподаватели, которым кровь из носу надо было собрать группу студентов «под себя».
Иначе Стелла бы меня убила.
Пришлось перелопачивать целую тонну учебной и не очень, макулатуры, раскапывать старые журналы и ругаться, ругаться, ругаться. А потом — давать новые тесты и снова — ругаться, но в этот раз — с преподавателями, у которых я отжимал студентов.
Все «устаканилось» к концу семестра.
За это время, наш президент — профессор Артанский, Вадим Петрович, скинул десяток килограмм благородного брюшка, сменил контактные линзы на очки в простой оправе и стал упорно закрашивать седину.
Я пристально рассматривал свою, свежесобранную группу. Пятнадцать парней, восемь девчонок. Все с хитринкой в глазах и характером. Двадцать три человека, не ведающих собственных возможностей. И точно такой-же препод, в нагрузку.
«Когда Стелла догадается, по какому критерию я собирал эту группу — она меня убьет…» — Признался я самому себе. — «Ну и пусть убивает. Лишь бы отнять не попыталась…»
— Я рад видеть группу в полном составе. — Начал я, по привычке обходя учительский стол и садясь на его край. — Вы даже не знаете, как же я рад Вас видеть.
В виде исключения, моя группа была сборной солянкой — второй, третий год обучения. Ничего, что у них год разницы — старшие подтянут младших. В этом я был уверен. Например, Сантана и Аша, предпочли съехать с четвертого курса — на мой третий, вызвав шок у своих преподавателей. Второкурсница Нэт, оказалась сразу на третьем курсе и под патронажем героя, что отдыхал на ее коленках — Георга. Очень боялся, что начнутся «ревнушечки», но парней в группе оказалось больше и девчонкам пришлось быстро находить общий язык, чтобы парни не возгордились.
Георг обломался тоже.
— Лето года 2003 было странным. — Усмехнулся я собственным воспоминаниям. — В этот год не было шумных катаклизмов. Народ не сходил с ума от жары или холода. Реки не выходили из берегов и жители этого города сладко спали, чтобы проснуться от яркой вспышки, за окном. Поворочавшись, те, кому было не на работу — продолжили досматривать сны. Утро разделило мир. Разделило на две части. На «живых» и «мертвых». Так и не выяснили, что же стало причиной вспышки — аномальная вспышка на Солнце, эффекты в небе или инопланетное вторжение.
Я прикрыл глаза и сжал кулаки.
То, что я сейчас рассказываю — история. И кроме меня, о ней, никто не расскажет — не принято. Есть учебники, есть мнения и есть — факты — разбирайтесь, детки, сами…
Мне очень повезло оказаться в самом начале.
Только я бы с радостью поменял всё — на поцелуй любимой девушки, на рассвет и на закат.
Всё, все свои дары — без остатка.
Впрочем, это просто минутная слабость. Сейчас я открою глаза, и всё пойдет, как запланировано.
Только почему-то очень хочется завыть.
И холодно мне, очень холодно…
— Самое страшное, что произошло в жизни людей — среди них появились те, кто смог услышать самые затаенные желания. Те самые, о которых и говорить не принято. За 2004–2007 годы процент «мертвых» ничем не выделялся. Ничем, кроме повышенного процента суицида. Мне выпало оказаться на «корабле» одним из первых — в октябре 2003. На моих глазах, на моем теле и на моих нервах, происходило становление «Фемиды». На моих глазах, «мертвые», осознали свои силы. И если Вам кто-то будет говорить, что все было легко, просто и красиво — плюньте ему в лицо. Плюньте в лицо — составителям учебника новейшей истории — трусливо умолчавшими об экспериментах, проводимых религиозными культами и о «крестовом походе против богомерзких и богопротивных…», объявленном папой римским в 2008. Ваше поколение, ваш выпуск — первая ласточка нового вида. Уже сейчас, нас больше двух миллиардов. Планете Земля, привыкшей к многообразию человеческих рас, придется теперь привыкать и к многообразию видов. Следом за нами, придет еще вид и еще, добавляя старушке все новые и новые позиции в списках, напротив слова «Homo».
За последний десяток лет, обычные, «простые смертные», «живые», уже привыкли, что от нас им ничего не угрожает — более того, став теми, кто мы есть, мы получили самый подлый подарок, от природы ли — уж не знаю — но при всех неравных условиях, нам оставили «тормоз» — болезненное чувство справедливости. «Совесть — лучший контролер!» — Девиз в автобусах Советского Союза. Каждый второй работник государственных аппаратов — «мертвый». Скорая, пожарка, полиция, спасатели, учителя. И — «Фемида».
Один из здесь присутствующих, может засвидетельствовать мои слова — мы вершим справедливость.
— Но… Фемида — богиня Правосудия! Если справедливость, должна быть — Немезида! — Перебил меня парнишка с шикарным именем Уран и втянул голову в плечи, сам испугавшись.
— «Немезида», говоришь… Может быть. Только она, больше богиня мести… — Ответил на вопрос, голосу с первого ряда. — У «нашей», если ты не заметил — нет ни весов, ни повязки на глазах. Так что, судит она не в слепую, а вполне даже по уму…
Я, честно говоря, горжусь своей группой. Вот так, от первого вопроса — вся группа вступила в обсуждения.
Теперь я могу вернуться за стол и тихонечко, как мышка, понаблюдать за ними, лишь изредка задавая наводящие вопросы.
Первая пара у нас постоянно уходит на болтовню об этике.
И, как ни странно, уже через месяц, среди «моих» — не было курильщиков. Да и куда пропали вызывающие наряды, знает только сама молодежь…
Ничего не поделаешь — преподаватель я не профессиональный, а выговориться детям надо в первую очередь. А они, как ни крути — дети.
На перемене, оставил группу без своего присутствия — они дошли до тем, слышать которые, мне не хотелось — пусть сами решают, кто с кем и когда. Тем более что наше горе заключается в том, что браки между «мертвыми» — бесплодны. Ну не выдерживает женский организм такое количество энергии, заключенное в маленьком сгустке протоплазмы. Может быть — позже… А пока, пусть девчонки начинают думать — чем быстрее дойдет до них, тем быстрее они все растолкуют своим обалдуям… Тем более, что я точно знаю, что уже кое-кто, задумывается съезжаться, после академии…
В столовой, быстро «захватил» кружку кофе и вырвался в курилку, унося добычу в цепких лапах — поварихи были в курсе моих предпочтений, посуду я возвращал, так что и «визгов» не было.
Курилка у нас знатная, с фильтрами и щадящим режимом вентиляции — вроде и есть дым, а вроде и нет его. Правда, окна не открывались, заделанные намертво, зато вид был — на две стороны. Курилку догадались устроить в самом углу, так что — «курите и радуйтесь, уважаемые курящие!», как говорил наш президент, делая официальное открытие сего богоугодного заведения.
Сам Вадим Петрович относился к числу «бывших» курильщиков, но признавал, что аналитика и сигареты, вещи, странным образом взаимосвязанные. Так что нашей курилке завидовали даже математики, у которых все — по высшему разряду.
С удобством устроившись на деревянной лавочке, со вздохом вытянул ноги и сделав первый глоток кофе, сделал первую затяжку.
«Хорошо!»
Жаль только, перемена десять минут — самая длинная — только одна.
Через пару минут, на скамейках было уже «яблочно», а гул голосов, обсуждающих все, кроме занятий — не гласное правило нашей курилки — стал равен гулу работающей вытяжки в кабинете химии, после лабораторной…
«Интересно, до чего договорятся мои красавцы и красавицы, пока я тут сижу, курю?!» — Кофе приказал долго жить, сигарета уже полетела в пепельницу, а я собрался вставать, как в распахнувшуюся дверь ворвался наш «подкрашенный» президент и «сопровождающие его лица» и тут же кинулись к окну, выходящему на дорогу.
— О, нет… — Взвыл дурниной Артанский. — Только не эта сука климаксная… Только — не сегодня, а лучше — вообще никогда! Кто-нибудь, убейте ее — я заплачу и даже сам сяду…
Схватившись за голову, Артанский отошел от окна и плюхнулся на лавочку.
— Тут не то, что курить — «ширяться» начнешь! — Профессор почесал затылок и потребовал сигарету.
Пока «сопровождающей его лица» суматошно рылись по карманам, перед бледным лицом президента возникла черно-желтая пачка, с гостеприимно выдвинутой сигаретой.
Кивком поблагодарив Георга, Вадим Петрович помял сигарету, высыпая из нее табак и сунул в зубы, с протяжным выдохом — мол чему быть — того не миновать!
Щелкнула зажигалка и на лице президента появилось такое выражение, что проще пристрелить, чем видеть.
Выдохнув первую затяжку, президент встал, передернул плечами и зашвырнул тлеющую сигарету в пепельницу.
— Никто. Ничего. Не видел. И не слышал! — Потребовал Артанский и, поправив галстук, вышел из курилки с улыбкой на лице.
— А звонок уже был, господа учителя! — Ехидно подопнула нас, наша бессменная уборщица Серафима Самойловна. — Геть до классив, гайдамаки!
— А ты, — поймала она меня, — сперва кружку занеси…
Класс встретил меня потрясающей тишиной, точнее — ужасающей. Ведь известно каждому родителю — если ребенок молчит — жди беды!
— До чего договорились, группа? — Потребовал я отчета. — Впечатлениями не поделитесь?
— А правда, что работающий на «Фемиду», никогда не злоупотребляет служебным положением? — Выскочила вперед Нэт.
— Неправда. — Отрезал я. — Мы постоянно им злоупотребляем. Мы вершим справедливость, а служебное положение — наш якорь и груз на ногах.
Группа зашумела, обсуждая услышанное, пока не заметила моей ехидной улыбки.
— Сайд! Ну мы же серьезно! — Нэт сморщила носик. — Так не честно!
Поперхнувшись своими же словами, Нэт обвела класс таким взглядом, что улыбаться мне расхотелось.
Эта маленькая, миленькая, второкурсница, с полпинка смогла понять самую главную правду нашего подразделения: «Есть работа. Есть справедливость. Все остальное — пыль».
— Э-э-э-э… Сайд… Вас вызывает декан Стелла Нихх… — В открытую дверь, без стука, ввалился странный паренек, в кричаще безвкусной синей рубашке, с желтым горохом и галстуком в тон глазам — красным.
На кафедре я такого чуда не видел, но не факт, что это «нечто» не новенькое.
Ну да и пусть на него, лишь бы к моим не лез — опустят ниже плинтуса и раскатают — за одну только рубашку, не считая галстука…
— Группа! Сидим тихо, пожалуйста. — Попросил я. — Молодой человек, вы останетесь или?
— Или… — Мотнул головой молодой человек и вымелся за дверь.
Ну да, я бы тоже вымелся, под такими-то взглядами, девичьей части группы!
Погрозив пальцем, вышел в коридор и потопал по переходам — деканат у нас расположен ближе к Богу — под самой крышей, на четвертом этаже.
У нас даже лифт есть, точнее — два, грузовых. Ни разу не видел, чтобы они работали…
В кабинете Стеллы не оказалось — «вышла вот только прямо сейчас будет прямо через минуточку!» — Заверила меня Наша секретарь Алиса, своей очаровательной скороговоркой, понимать которую я научился только через два месяца общения.
От ее «прямо», хотелось стукнуть головой прямо в стенку.
Но Стелла запретила бить Алису — словно чувствовала — сразу, вот прямо в первый же день и запретила…
А свою голову — жалко…
Появилась Стелла через несколько минут, задумчивая и настороженная.
— Ты чего здесь? — Уставилась она на меня, взглядом удава Каа на бандарлогов. — Заблудился?
— Вот, прямо по твоему вызову и явился! — Выпалил я и с любовью посмотрел на Алисочку — может быть, ее в декрет отправить…
Повертев пальцем у виска, Стелла прошла мимо меня.
— Стелла…
— Сайд, сейчас правда, не до тебя… Гароева прибыла, с инспекцией… Кто-то ей уже успел настучать, что у нас тут ЧП за ЧП и преподаватель новый…
Мы переглянулись и пулей вылетели из кабинета.
Я впервые увидел, каким вихрем может стать женщина на каблуках…
По лестнице мы скатились быстрее шариков, миг, мгновение и мы у входа в мой кабинет.
Стоявших у дверей бугаев я положил носом в землю раньше, чем понял, что делаю — тренировки, вбивавшие движение в подсознание, даром не прошли.
Все равно мы не успели…
Госпожа Гароева вжималась в стенку, белая как простыня.
Ее черный, крашеный парик — стоял дыбом, а глаза…
В зеркале ее души бился ужас.
— Гадоева Сульмира, 47 лет, инспектор отдела высшего образования. Дочь Рафика Гадоева и Тахмины Суладзе, осужденных на 15 лет за махинации с лекарственными средствами, повлекшими человеческие жертвы. Трижды находилась под следствием. Дважды прошла как свидетель, в третий раз, запугав свидетелей, была признана невиновной.
— Я — Гароева Гульмира! — Попыталась вклиниться инспектор, но Сантана, стоящая перед ней с закрытыми глазами просто улыбнулась.
— Документы вы исправили в 1998 году, просто подчистив и дописав пару штрихов в паспорте. После чего вы его намочили и поменяли, уехав для этого из Тулы, где Вы проживали на тот момент, в Омск. После этого, вы дважды попытались поступить на заочное отделение Омского института — в первый раз на грант, второй — платно. Оба раза — безуспешно. Оклеветав директора института, привлекли к себе внимание отдела образования. «Горизонтальным» методом смогли окончить Барнаульский медицинский. Через полгода — первая афера с медикаментами.
Стелла сползла по стеночке, наградив меня таким взглядом, что температура в классе понизилась, махом, градусов на десять.
— Пять лет назад, по истечении брачного контракта, получили в собственность недвижимость за рубежом. — Продолжала Сантана. — Сдавали ее в аренду…
Один из бугаев, придя в себя, решил вмешаться, но получил в лоб каблуком изящной женской туфельки и снова прилег отдохнуть.
Гадоева — Гароева пыталась ретироваться, но не тут-то было — на шум и вопли, в кабинете собралось уже достаточно народа, а умничка Алиска — вот раз в месяц теперь ей буду носить шоколад! — «вызвонила» президента, сразу после нашего лихорадочного исчезновения из деканата.
И все, как на подбор, держали в руках свои смартфоны, записывая происходящее.
— Это — грязные инсинуации! — Гадоева развернулась и замерла — Сантана вновь стояло прямо напротив нее. — «Грязные инсинуации» — это ваше письмо, в отношении заслуженного учителя. «Грязные инсинуации» — это оскорбление школьников и принуждение их…
Гадоева рванула к двери.
— Я Вас научу… Отучу… — Задыхаясь, она перла через весь класс, к открытой двери.
В лаборантскую…
Дождавшись, когда разъярённая женщина туда войдет, Георг закрыл за ней дверь и повернул ключ в дверном замке.
— Ну… «Как-то так», как говорит наш препод… — Сообщил собравшимся парень и пожал плечами, ославив меня на всю академию…
— Блин… Что делать-то будем? — Аша, подхватила свою подругу и усадила на стул.
— Ничего. Обвинения «ментата» являются неоспоримыми. — Скривился я и обернулся к Артанскому. — Вот и сбылась Ваша мечта, Вадим Петрович… Вызывайте, полицию.
— Лучше — «Фемиду»! — Профессор Артанский широко улыбнулся и расправил плечи. — Только — «Фемиду»!
В дверь лаборантской что-то стукнуло, потом еще и еще, раз.
— На сегодня — все свободны! — Президент академии набрал полную грудь воздуха и рявкнул. — От лица академии, благодарю за… Всё! Спасибо!
Аудитория, в которой я остался сейчас один, небольшая — квадратов 60–65. Столы, исписанные бесчисленными поколениями студентов, истертый паркет, магнитная доска, проектор на всю стену за спиной лектора, да развешанные по стенам знаменитые люди. Точнее — их портреты, разумеется. Средняя университетская аудитория. Не хуже и не лучше других.
Пустой стол, пульт управления и больше ничего.
Хотя и этого слишком много для умного человека. Или — ленивого.
— Итак, что там, впереди? — Задал я самому себе вопрос и сам же на него ответил — Ничего, кроме длинной дороги из ниоткуда в никуда. Дороги, в которую, веришь ты или нет, а идти надо…
Вот и поговорил, с умным человеком…
Хлопнув себя по карманам, проверяя, ничего ли я не забыл, я вышел из аудитории.
Пустой коридор академического корпуса кафедры психологии и аналитики.
Пустой, на прострел.
От острого укола боли в висок хочется выть и кидаться на стенку.
Огромные окна.
Скоро станет еще больнее…
Прямой солнечный свет.
Скоро все пойдет наперекосяк…
Солнечные зайчики на стенах.
Идиллия, наверное.
«Сайд» — Тоненькая нить мыслеречи. — «Ответь, пожалуйста…»
«Ну да…»
«Не будь Букой, все что было — давно прошло!»
«Да ну?!»
«Так и будешь на меня злится?»
«Ну — да…»
«Послушай, ну будь нормальным человеком!»
«Не хочу. Никогда им не был. И, надеюсь — не стану!»
Тихий писк вызова «лайна» выбил неприятный голос из головы. Попрощавшись с давно ненужным человеком, я ответил на вызов.
— Привет, Сайд.
— Добрый день, шеф. Что опят на мою голову?
— Чума сгодится? — «Вот так-так, у шефа тоже есть чувство юмора! Замечательная новость…»
— А еще? Дело?
— Дело… — Шеф словно готовился прыгнуть в прорубь. — Дела в общем такие — преподаватель ваш, физик, вот уже четыре года занимался ТЛСП. После появления в его группе двух, тоже пропавших, студенток, добился весьма впечатляющих успехов. Оборудование, исчезнувшее вместе с ними, мы нашли в городке, на другом краю нашей прекрасной планеты, в состоянии, близком к дауну.
— «Поматросил» и бросил?
— Не похоже. Активация подобного оборудования, незаметной не бывает. А тут — ни малейших следов. Действия не отслежено. По заверениям экспертов… Оно просто состарилось.
— Я видел дату изготовления.
— Тем не менее. По оценке экспертов, это оборудование валялось на помойке не меньше десяти лет. И, что самое неприятное — на станинах обнаружены следы одного, очень редкоземельного вещества, используемого, между прочим, в очень узкоспециализированных отраслях.
— Отлично. От меня, что требуется?
— Ничего. Учи детишек — они наша смена. Ведь мы все — не вечны…
— Весело и ласково. Спасибо.
— Как там Твои студенты? Набрал группу?
— Спасибо, Вашими молитвами. Есть пяток «редких»…
— Даже так… Это хорошо! Это — замечательно! Только, что-то ты не радостный. Боишься конкуренции?
— Нет. Боюсь внутренней грызни. Коллектив здесь… Взрывоопасный…
— Голова болит? — Голос шефа дрогнул.
Вот и стало понятно, что весь этот разговор он завел только ради этого, одного-единственного, вопроса.
— Пожалел волк кобылу… Отчего такая забота, осмелюсь спросить?
— Примета ходит такая… Если у Сайда болит голова…
— Быть беде?
Вместо ответа шеф вздохнул.
За всеми этими разговорами, я успел дойти до курилки и теперь мрачно вертел в руках сигареты.
— Нет, шеф, голова у меня не болит. Уже давно. Спасибо врачам, старым знакомым и вашей опеке. Просто нечему болеть. Так что и проблем — не ждите. Гарантирую!
— Вот и славно. Шел бы ты спать, Сайд… А то вид у тебя… Дерьмовастый. На редкость. — Шеф всегда меня удивлял — он действительно видел человека по лайну!
— Обязательно, Шеф.
Окурок полетел в пепельницу, стоящую в дальнем углу. Я проводил его взглядом, приготовившись к чуду…
— Опять мимо?
— Стелла… Просто проходила мимо?
— Да нет. Искала тебя. Есть разговор.
— Пошли в деканат.
— Нет, лучше на улице.
Я пожал плечами и скрипнул зубами — надеюсь незаметно: головная боль уже не пульсировала, а била отбойным молотком.
Мы вышли из здания, прошли по тенистой аллее, свернули на тропинку, ведущую к беседке, увитой диким виноградом, с огромными, красными листьями.
— Стелла, что случилось?
— Не случилось, а случится. Когда ты здесь появился, я не зря тебя встречала. За день до твоего прибытия, Энрикс приснилось, что человек, приехавший к нам, получит три вещи: Любовь студентов, ненависть преподавателей и… — Стелла набрала полную грудь воздуха. — И мою душу. Альба поспорила, что тот, кто приедет, станет ее любовником, и пророчество не исполнится.
— С Альбой мы на «штыках», так что… — Прищурился, любуясь солнечными бликами на виноградных листьях. — Ваше пророчество…
— Ненависть ты уже заработал. А твоя группа — тебя боготворит… Уезжай, Сайд. Пожалуйста. Не разрушай наш мирок… — Стелла отвернулась. Ее тонкие руки перебирали сохнущие лозы, выламывая ярко-красные листья. — Уезжай. Ты и так — притча во языцех всей Академии. Ты перетянул в свою группу, прямо скажем, не совсем честным методом, студентов, которых очень многие жаждали видеть своими. Твои дела, твои лекции — обмусоливают все, кому не лень. Ты не преподаватель — ты ходячее приключение!
— Стелла. Ты начиталась моего досье. Все очень просто — из 23-х студентов в моей группе — пять «редких». Остальные — «уник». Покажешь мне, хоть одного препода, который «потянет» их? Оставь их на обычном курсе и ты получишь — ничто. — Голова просила топора, а приходилось разговаривать. Связно разговаривать, а не скрипеть зубами.
— Душа, душа, душа… Да не нужна мне ни твоя душа, ни чья бы то вообще — я не знаю, что мне со своей-то делать!
— Ты страшный человек, Сайд…
— Нет. Ученый.
Я сорвал виноградный лист и свернул его в трубочку. Закатное солнышко пробивалось сквозь листву, играло с тенями на полу беседки, золотило листья.
Впереди бесконечно долгий вечер.
И головная боль.
Кивнув на прощанье, вышел из беседки и пошел по тропинке в сторону дома. Я чувствовал, что Стелла смотрит мне вслед. А то, что она думала…