****

Странный город, странные правила, странное течение времени, словно некто не только отключил в городе электричество, но и выпил все силы из его обитателей.

Аркан, в свои, теперь уже шестьдесят с хвостиком, казался бодрее многих встреченных мужчин, юношей, подростков и даже детей, лишь вяло споривших о том, где лучше спрятаться.

Вывернувшись из объятий спящей красавицы, сложившей на него руки, ноги и голову, словно жадная собака, он вновь принялся отсчитывать варианты.

За два дня, Джулия успела в откровенную, по-собственнически, выгулять мужчину по улицам города, демонстрируя свое приобретение и предупреждая взглядом каждую встречную самку: "Не подходи — горло вырву!"

Самки отводили глаза и переходили на противоположную сторону улицы, давая дорогу. Аркан сравнивал их с Джулией и сравнение получалось явно не в пользу горожанок! Забитые, дерганные движения и затравленные взгляды никак не вязались со свободным городом, вольготно раскинувшимся по берегу немаленького такого, озера.

На рынках мало рыбы, мало мяса и вдосталь зелени, от которой лишь стоят воротнички.

Легко подправляя повороты, небрежно гуляя, пара прошлась под окнами дома, чей адрес значился в записке Иветт.

Богатый дом, с ярко отмытыми окнами, пятком собак самого затрапезного вида, старательно делающих вид, что к забору никто не подходит и весь мир лежит лишь в рамках длинной цепи.

И, как очередная странность — это были единственные собаки, исключая охотничьих сук Джулии.

А еще, Джулия оказалась страшная любительница поспать. Желательно привалившись к кому-нибудь горячему и не выпуская из своих цепких лапок до тех пор, пока сама не повернется задом.

Симпатичным, задом, не мог не признаться самому себе, Аркан.

Ну, и из очень плохих новостей — женщина болтала во сне.

Морпех подумывал, за завтраком, обедом и ужином, а не прихватить ли с собой в спальню, полотенце? Но мамочка зорким глазом наблюдала за "свалившимся с неба" подарком, неодобрительно выгибая бровь в ответ на все шалости и вольности дочки, за семейным столом, накрытым двумя скатертями.

Под шумок, Аркан даже устроил спящей красавице малый ночной допрос, твердо взяв ее за мизинец и задавая простейшие вопросы.

Полученные ответы, хоть и льстили его самолюбию, но оставляли дело не сделанным.

А плохие предчувствия, уже не колоколами били — стреляли из реактивных минометов и взрывались все ближе и ближе.

Привычно быстро и старательно бесшумно одевшись, морпех подошел к приоткрытому окну и замер, изучая безлунную, черную ночь, разрываемую редкими фонарями, невкусным ветром с озера и липкой тишиной, лезущей в уши и замораживающей кровь.

Мужчина был совершенно уверен, что любопытная мамочка уже сунула нос в его вещмешок, изучая "приданное" и совершенно однозначно теперь подыхала от любопытства.

Пришло время его удовлетворить.

Необъятная мамочка действительно вязала на кухне, сидя в плетеном кресле, под светом пятка свечей в старинном канделябре, покрытом наплывами воска.

— И, как получается? — Вместо "доброй ночи", произнес Аркан, глядя на мелькающие спицы, отполированные и тонкие, словно жало осы.

Не дождавшись ответа, он налил себе кипяток из чайника в керамическую чашку и уселся на кухонный табурет, сработанный, вполне возможно, в прошлом веке.

— Ну, раз молчим, тогда и говорить не о чем. — Морпех отставил в сторону стакан. — Дела закончу и вернусь.

И вновь лишь мелькание спиц и блеск линз очков…

… Арвид-полуэльф, по прозвищу "Недокороль", любовался своим, крепко сбитым, готовым ко всяческим передрягам, отрядом. Две сотни воинов, полста магов, три десятка лекарей и сотня лучников!

И меньшие отряды отбивали для себя место под солнцем, давая вволю напиться своим клинкам красной крови, горячей и хмельной.

Жесткий порядок, контроль и запасы — три слагаемых его постоянного успеха.

За каждой лошадью — пригляд. За каждым воином — присмотр.

Сытые, обученные и давно поверившие в своего командира солдаты, устроились компактным лагерем, разбросав секреты, сменяя дозорных и неусыпно бдя, ожидая ежесекундно нападения противника.

Четырнадцать лет не простой жизни посеребрили голову сединой, закалили нервы и в глаза, сиявшие ярче небесного свода, редко кто отваживался смотреть просто так.

Если все будет очень хорошо, завтра, на обеденном привале, к ним присоединится еще шесть сотен бойцов из леса Тармигон, сопровождающих мудрых старцев, откликнувшихся на просьбы его, все еще рьяного сердца, и он вернет себе свое королевство!

Старцы очистят землю от проклятья, а разлетающиеся во все стороны новости об этом, приведут народ на заброшенные земли.

Отец обещал помочь с эльфами, а старый соратник Моранд, отчаянно расчесывая свою чернючую бороду, клятвенно обещал привести молодые семейства гномов, которым горы Иллоны уже давно стали тесны.

Если все "срастется", то через десяток-другой лет, мало кто решится сунуться в Кармиллию с острым мечом, тяжелым топором или на быстром коне. Главное — протянуть эти двадцать лет, не протянув ноги от постоянных забот, свар между эльфами, людьми и гномами и прочими "приятными мелочами", из которых состоит монаршья жизнь-жистянка.

Это позже, начнутся заговоры и мятежи, интриги одних и дружба против всех — у других…

… Стоящий напротив Аркана мужчина, седой, как лунь сжимал и разжимал свои бочонки ладоней. Его сухенькая супруга прятала глаза под белым платком из-под которого текли ручьем слезы. Остальные домочадцы замерли вокруг стола, на самых краешках стульев, готовые сорваться со своих мест, как куры с насестов, при малейшем подозрении на опасное движение.

— Иветт Вашиннарра… Проклятая тварь! Пусть бог трижды поразит ее в ее мерзкое, лживое, нутро! — Мужчина, открывший дверь на стук, теперь, кажется, проклинал больше всего самого себя. — Погань… Развратная погань, хитрая и везучая… Лучше бы ты убил ее, прямо там, на месте!

"Интересно, он хотя бы понимает, о чем говорит?" — Отстраненно прислушивался к ругани, Аркан. — "Каким образом я ее убью, при ее регенерации, скорости? Он совсем умалишенный?"

— Ваша дочь просила отдать посылку. Я — отдал. — "Стекло" пожал плечами и кивнул головой в сторону рассыпанных предметов. — Что у вас случилось два года назад — дело не мое. И выслушивать все то, что вы вываливаете на мою голову, тратя мое время, желания нет.

Развернувшись, морской пехотинец запахнул свой плащ и направился к выходу.

— Иветт привела сюда тварей, на охоту. — Женщина отняла от глаз платок и глубоко вздохнула. — В первый же год их появления в нашем мире. Её Хозяин каждые два года, чистит ей память. И передает через верных людей лекарства и сыворотку от обращения. Те самые, "золотые" ампулы.

— Всего двадцать штук… — Ее муж прекратил разминать руки. — Вынуждая нас принимать решение, кому жить, кому умереть, а кому — обратиться. Твое появление — вестник смерти. И, для кого-то — спасение.

— Иветт была очень хорошей девочкой! — Лицо женщины озарила яркая вспышка теплого воспоминания и скрылась под привычными морщинами мук постоянного выбора. — Может, излишне эмоциональной, влюбчивой и романтичной. Мы с Гаральдом, скрепя сердце разрешили уехать ей в США, на обучение по гранту, что она выиграла. Она такая слабая и беззащитная!

— Эта "слабая и беззащитная", тетя Юсифь, разорвала моего отца, после того, как выпила из него всю кровь! — Молодой парнишка, которого Аркан сперва принял за блондина, стукнул кулаком по столу. — Вы собираете всех, кого она оставила сиротами, искупая ее грех! Лучше бы вы ее убили, когда она пришла сюда первый раз!

Неверный огонь керосиновых ламп, струйки поднимающейся вверх, копоти, игра теней.

Не блондин.

Седой.

— Она снова придет на охоту, а вы отсидитесь за высоким забором, откупившись собаками. Снова соберете сирот, что наплодило ваше отродье и будете решать, кому достанется золотая ампула. — Парень оттолкнул от себя табурет, на краешке которого сидел все это время. — А Вы? Что сделаете Вы? Просто уйдете, как это делали остальные "почтальоны"? Забьетеся в постель к Джулии или уйдете вниз по реке, охотиться вместе с ней? Чтобы не слышать крики и вой?

— А что сделаешь Ты? — Аркан ткнул парню в грудь своим крепким пальцем. — Будешь толкать революционные речи, спрятавшись за юбку тетушки Юсифь? А потом жрать их хлеб и брызгая слюнями обвинять во всех грехах? Так чем ты лучше меня? Ты обычный трус и болтун, парень! Если Ты такой смелый и умный — выйди за ворота. Сразись и победи! А нет… Так заткнись и помогай тем, кто делает хоть что-то, взваливая на свои плечи тяжесть решения. Только молча. Сколько ты живешь в этом доме? Два года? Четыре? На вид тебе все 18 и взять топор за топорище тебе под силу. Возьмешь?

Бен Аркан брезгливо вытер палец о плотную ткань куртки, обтягивающую широкую грудь парня, сделавшего испуганный шаг назад.

— Я так и думал. Провожать не надо, выход найду сам…

Пройдя через короткий коридор, морпех замешкался, отпирая многочисленные щеколды и цепочки, замочки и задвижки, навешанные на входную дверь. Уже сделав шаг наружу, в тяжелое ночное дыхание ветра с озера, на широкое крыльцо, он услышал быстрые шаги за своей спиной и девичий голос:

— "Почтальон", погодите же! — Молоденькая, рыжекудрая девчонка, лет 14–15, врезалась ему в бок, не успев вовремя остановиться. — Возьмите!

Девушка торопливо схватила морпеха за руку, развернула ладонью вверх и вложила тяжелые, металлические и оттого словно ледяные, ампулы.

Две штуки.

Развернулась и схватив дверь за ручку, с грохотом ее закрыла за собой, оставляя мужчину стоять столбом, словно мир только что лег ему на плечи, стараясь придавить к земле непосильной ношей выбора.

Глупый мир.

Солдат всегда солдат и лишь иногда — просто уставший человек, радующийся тому факту, что рядом с ним не только верные соратники по оружию, мирные жители испуганно высовывающие нос после очередного боя, из развалин своего бывшего дома, но и вот такие девочки, способные просто взять на себя право сделать выбор.

Маленькое, приятное исключение из правил.

Новолуние, самые темные ночи в году, безысходные и сводящие с ума от неотвратимости, неизбежности и пустоты рядом.

Собаки лениво прогремели цепями, делая вид, что их заинтересовал этот странный ночной гость и они его обязательно проводят до ворот. Или, вот-вот гавкнут, пытаясь испугать.

Только вот запах оружейного масла, въевшиеся в ладони частицы пороха и ширина плеч — три слагаемых, которые зверье держали в узде.

Спрятав в карман ампулы, Бен прошел через двор и вышел на широкую улицу, в конце которой болтался масляный фонарь.

За 20 лет стремительных изменений, отказов от электричества, глобального интернета и всеобщей гаджетизации, народ превратился в испуганно вжимающее в плечи, аморфное нечто.

Говорят, у русских остался интернет и, соответственно — электричество. И, по слухам, Европа платила бешеные деньги за уголь, газ и нефть, что поставляли ей лохматые дикари, разъезжающие повсюду на своих громко ревущих, бурых медведях.

Да и сколько ее осталось, той европы-то… Так, паре Хозяев на пару лет редкой охоты — остальные и сами попросятся, подставляя шею под длинные и острые клыки, благоговейно закатывая глаза и пуская пузыри. Видел Бен этих "соратников по оружию"… И их компьютеризированное оружие, выходящее из строя едва в полукилометре, появлялся Хозяин или его младший.

В годы своего детства, взахлеб смотрел маленький Бен фильмы о бесстрашном борце с вампирами, по имени Блэйд. И позже, встречался с парой человечков, обвешанных колюще-режущим инвентарем и бьющими себя пяткой в грудь, что они есть тот самый герой.

Как и Блэйд, они тоже не были бессмертны, становясь кормом для своры младших или легкой закуской для одного старшего — Хозяина.

Ноги сами несли Бена к знакомому дому, в кухоньке которого восседала необъятная "мадама", ожидающая чего-то непонятного. Сидела, щурилась через стекла и упорно вязала, под светом пяти свечей.

Всего двадцать лет и такой шаг назад, такой быстрый регресс и такое страшное настоящее.

"А ведь дальше будет только хуже…" — Аркан сунул руку в карман, нащупав в нем тяжелый пистолет. — "Закончатся патроны, истратится порох, уйдут те, кто знает химию, физику, математику… И все, человек вновь останется тет-а-тет с природой, которая, без единой улыбки на своем прекрасном и вечноцветущем лице, укажет человечеству место!"

Скрипнув дверью, морпех вошел в дом, прошел по черному коридору и заглянул в кухню, ожидая увидеть что угодно, от спящей женщины до женщины привычно занимающейся домашним хозяйством. Хозяева быстро все расставили по местам, вернув женщинам их домашние хлопоты, а мужчин выпнув на добывание пропитания и дальние заработки. Начавшее складываться общество матриархата развалилось кирпичным домиком, похороним под собой феминисток, амазонок и прочих "равноправных".

Законы природы просты и уникальны в своей простоте — мужчина рожать не может. Все. Точка. Женское занятие, которое "поменять" ни на что другое, нельзя.

Женщина все так же мерно тренькала спицами, набирая петли, накидывая петли и переворачивая бесконечную трубу вязаного чулка вокруг его оси, добавляя ряд за рядом.

Нахально топая, "Стекло" прошел по кухне и выложил на стол две золотых ампулы, как венец сегодняшней ночи и оплату "за постой".

Треньканье на миг прекратилось, а затем, уставший женский голос тихо вздохнул, отвечая на вопрос мужчины, озвученный перед выходом:

— Хреново получается, как всегда. И вязание — тоже!

Скрипнуло кресло, выпуская из своих объятий массивную фигуру, небрежно бросившую вязание на спинку, не боясь спутавшихся ниток и выпавших спиц.

— Прислушайся, Бен. — Иоанна замерла статуей, давая морпеху услышать далекие звуки.

Волчий вой и длинный свист.

— На рассвете они будут здесь, "почтальон". Успеешь сбежать? Или думаешь, что отсидишься за юбкой старой отравительницы и ее безумной дочки, что держится в разуме лишь моими ядами? Для этого ампулы выклянчил? Скормишь меня собакам, а сам с Джулией — в стороне? Или, в бой кинешься? Спасать всех?

Вот за что Аркан не любил пожилых людей, так это за то, что они приписывали окружающим свои действия, судя по себе и подходя ко всем со своей крыши.

— Спать я кинусь. — Широко улыбнулся он "отравительнице". — До рассвета часа три оторву, отдохну. Дочку вашу, поваляю. Перед смертью-то, можно? Или молиться прикажете? Так, молились уже. Так молились, что чуть с голоду не подохли, заперевшись в своих церквях и молельных домах. И что теперь в тех церквях? Правильно — ничего.

Почесав затылок и ругая себя за внезапную вспышку злости, Бен бочком прошел мимо Иоанны и потопал на второй этаж, под горячий бочок любовницы…

— … Арвид I, "Жестокий", "Восстановитель" и "Душитель". Это далеко не полный список его прозвищ, описывающих деяния короля-воссоздателя. — Молоденькая девушка почтительно замерла рядом с обычной мраморной статуей, высотой чуть больше двух метров. — Положив в основу нашего государства самые простые и эффективные законы, вырастив целое поколение молодых управленцев и передав им власть, он остался номинальным главой государства, с правом вето. Через 12 лет, Арвид Первый покинул территорию своего государства, будучи вознесенным в небеса в светящемся коконе. На прощание он предупредил, что будет присматривать за нами, сверху и вернется, буде понадобиться такая нужда…

"Кокон Перемещения" пригодился Арвиду еще несколько раз — перебраться под крыло к папочке, на дальние острова, населенные эльфами, скрывшимися от войны, гонений и тотального уничтожения и пару раз, для собственного развлечения — на охоту в восстановленное королевство, да "явить себя миру", чтобы не забывали своего монарха. Родной "папочка", видя, что из сына вышел толк, подыскал ему молоденькую эльфийку, из приличного семейства и наслаждался беготней внука и внучки — двойняшек — подававших весьма серьезные надежды в изучении магических наук и уже совершенно не шутя гоняющие местных хищников своими "самодельными" заклинаниями, вдвойне страшными потому, что пятилетние детишки плохо понимали, что такое смерть и оттого некоторым волкам приходилось умирать уже добрый десяток раз, возрождаться и снова палить небо своими горящими шкурами.

Арвид и Мелисса — хватались за голову, дед — бурчал, объясняя внукам, что так с "животинками" нельзя, а соседские детишки постарше отчаянно копировали заклинания и никак не могли понять отчего у них они не работают.

Первый, до кого дошел ответ — магию забросил навсегда.

Дети жестоки и бессердечны и неважно человеческие они или эльфийские.

Шкатулка с "Коконом" досталась по наследству дочери, Аннабель или, на эльфийском — Аниаэльбеллин.

За пару тысячелетий, что промелькнуло над мирным небом их райского островка, "Кокон" так и не понадобился: Арвид тихо отошел в иной мир в своей постели, довольный своими свершениями, детьми и внуками. Дед предпочитал больше читать, чем снова ввязываться в, сомнительного типа, авантюры.

Так и лежала драгоценная коробочка в семейном хранилище, запертом на пяток тяжелых ключей — от детишек и на два "проклятья" от воров.

Изменилось все в тот странный день, когда мимо их острова важно, словно лебеди, потянулись на закат белопарусные корабли, с золотыми, красными и коричневыми стягами на длинных, серебристых, мачтах.

Странное слово "Исход", прозвучавшее из уст пожилого эльфа, что вышел из приставшего к их берегу корабля, наполнил души островитян странной, тянущей болью.

Лица сами собой обращались на закат, а слезы текли из глаз, понимая, что за спиной — рассвет.

Рассвет нового мира, в котором нет места эльфам, гномам, дриадам и мелкому народцу, волшебному в своем дивном облике, проказливому и непосредственному.

Корабли окружили остров со всех сторон, закрыв водную гладь своими корпусами и небеса — парусами. Они по очереди подходили к берегу, забирали на борт плачущих эльфов, прощающихся со своей привычной жизнью и отходили в сторону, собираясь в длинные вереницы и давая место другим у прекрасного берега. Будь в семье Арвида "полная" кровь, тьмы поколений эльфийцев, стала бы и им понятна вся эта тоска, что обуяла жителей острова. Увы, человеческая кровь, хоть и мало ее оставалось в жилах, тем не менее, там плескалась. Из двадцати тысяч жителей, после отплытия кораблей, на острове осталось всего пятьдесят. Наивные жители, простые и светлые.

Аннабель и ее брат, остались, отправив на закат детей и старого деда, отдав ему, на прощание и втихомолку от всех — "Кокон перемещения", чтобы всегда и в любое время, члены семьи могли воссоединиться.

Минули вновь столетия и тысячелетия, переписали историю победители, а затем, еще и еще раз, оставляя крохи истины в человеческих умах, да сказках. Нет уж и следа от поколения Арвидова, а вот вернулась коробочка…

Бен проснулся в холодном поту, понимая, что все его видения, с момента обретения им такого полезного артефакта, совершенно не относятся к снам или галлюцинациям. Вот и новые страницы истории открылись, объясняя, отчего у всех народов одни и те же страхи, драконы и… Такое разное отношение к жизни. Недовольная Джулия, полусонная, села рядом, уткнувшись носом между лопаток и, поелозив носом, повернула голову, прижимаясь щекой к спине своего мужчины.

Наивный морпех искренне считал, что успеет оторвать три часа сна у истекающей ночи!

Ну-ну…

Радостный волчий вой, забрехавшие в испуге собаки, огненные сполохи, отражающиеся от воды и летящие в щели запертых ставен, расцветили потолок и стены комнаты, разбудили спящего чутким сном солдата и замерли, погружая окружающий мирок в оцепенение предстоящего побоища.

— Еще можно поспать… — Равнодушно зевнула Джулия. — Они начнут через час, после рассвета. Будут снова с ленцой выбирать жертву и гонять ее по улицам города, дожидаясь у кого сдадут нервы, и он придет на помощь. А потом убьют всех…

— А если никто не придет на помощь?

— Такого еще не было. — Понимая, что сна больше не будет, Джулия встала с широченной кровати, закуталась в халат и скрылась за дверью, на всякий случай ее не запирая: а вдруг?

Прикидывая свою вооруженность, Аркан лишь покачал головой — маловато. Ни на оборону, ни на атаку просто не хватит.

— Патроны считаешь? — Джулия появилась из ванной полностью одетая, деловитая и слегка подкрашенная, чего внимательный Бен за ней не замечал. — Бесполезно.

— Бесполезно. — Аркан согласился с ней, открывая ставни. — Но живым — не дамся. Уж на это, патронов у меня хватит.

— Не рыпайся. К моей матери они не заходят. И сейчас не зайдут. Яды нужны всем. Одним — лечить, а другим… Сам догадываешься… — Джулия замерла, прислушиваясь к звукам, доносящимся с берега озера. — Однако их сегодня много. И Младших и Хозяев и… Этих… Слуг…

Открыв дверцу большого шкафа, она сдвинула в сторону вещи, сняла длинную перекладину и вытащила боковую полку. С щелчком, шкаф отодвинулся от стены и съехал вбок, открывая потайную комнату.

— Тебе сюда. — Джулия повела рукой, приглашая входить. — Удобств немного, но в живых останешься точно.

— Так, к вам же не заходят? — Усмехнулся Бен, отходя от окна.

— От тебя за километры разит "юбилеем" — раз. — Глаза Джулии странно блеснули. — На тебе две печати ведьм — два. И, в-третьих, ты слишком хороший любовник, чтобы отдавать тебя этим кровососам.

— А еще, я — солдат. — Бен привычно развел руками, давая понять, что готов к диалогу.

— А я — дочь ведьмы. Так что, бери свою старую жопу в горсть и топай в комнату. Когда эти уйдут, городу понадобятся мужские руки. И холодная голова на плечах. А этим не отличаюсь ни я, ни моя матушка. — Джулия, как и полагается ведьме, на диалог не пошла, начав сразу давить авторитетом.

— Знаешь, "любимая", а ведь у меня своя дорога есть. — Бен улыбнулся, своей особой, неповторимой, улыбкой, которую приберегал для женщин и врагов. — Пойду-ка я, отсюда… Пока меня в юбку не обрядили и не заставили ноги брить!

Оставив удивленную женщину стоять у стены, морпех вышел в коридор и протопал в свою комнату, за вещами.

Едва дверь за ним закрылась, Джулия сердито дернула бровкой и кинулась следом.

Раз дернула ручку двери. Два. И сползла на пол, от истеричного хохота — хитрый мужчина запер ее, в ее собственной комнате!

А говорят, что "коварство" — исключительно женская черта!

Из полутьмы потайной комнаты на порог выползла длинная тень и, прошествовав по деревянному полу, замерла у ее ног, вырастая и становясь странной фигурой с синими глазами, разбрасывающими вокруг льдистые молнии.

— Договор дороже денег, намного дороже. Я разрешил Вам жить, пока вы Мне нужны. Вижу, опрометчиво, разрешил. — Тень блеснула глазами, разрастаясь вверх и вширь, загромождая собой комнату. — Или у вас есть оправдание? У вас ведь всегда есть оправдания, не так ли, милочка? Весь ваш "божий промысел" — большое оправдание… И сами вы — оправдание, что не оправдало надежд. Трусливые, злопамятные, жадные. Божье семя, такое же дурное, как и сам бог. Видел бы Творец, что тут наделали его… Наблюдатели!

— Вот только Бога трогать не надо! — Взвилась Джулия, с усилием вставая на ноги и сжимая кулаки.

— А то что произойдет, девочка? — Тень сбросила с себя капюшон и демонстрируя правильные, тонкие черты лица, безукоризненной очертание губ и глаз, черные волосы и совершенные зубы, с острыми клыками, которые демонстративно облизывал красный язык. — Их было столько на моей памяти, "Великих", "Совершенных", "Божественных". Не осталось от них ни капищ, ни мест силы, ни памяти. И твой божок уйдет, едва явится что-то новое. Не первый он, кого предали его последователи, ни последний. Да и никогда не было у него сил, сотворить хоть что-то чудесное, чаще разрушить, предать и наказать — вот его возможности.

— Джаулин, я приму наказание… — Джулия склонила голову, находя в себе силы принять сказанное. — Только…

— Ой, какая ты… — Джаулин поморщился. — Кайта, какая ты… Вот скажи на милость, чего ты так привязалась к этой толстой кошелке? И этот, вояка, чем он так тебя вдохновил? Наказание, наказание… Как быстро людей портят боги… Вот, вроде и лет тебе уже за тысячу, а как в этот мир попала, так всякую чушь нести начала. Впрочем, раз уж зашла речь о наказании…

Мужчина накинул капюшон на голову, пряча свою улыбку.

— Ты Наказана, Кайта! Покинь это тело и иди со мной. — Не дожидаясь реакции, он развернулся к ней спиной и сделал шаг в сторону тайной комнаты, из которой наружу рвались веселые языки пламени, пробуя на зуб стоящий рядом шкаф, тканые половички на полу и деревянные доски самого пола, отполированные и с любовью отмытые женскими руками.

Женщина за его спиной сделала шаг, другой и, с тихим шорохом, словно снимаемое платье, легла на пол тонкая пленка с нарисованной на ней женским лицом и кучка одежды.

Существо, скрывавшееся под обличьем, расправило два узких серебристых крыла и склонило свой искаженный страданием, лик, в попытке спрятать слезы.

— Мне не ври. — Джаулин погрозил ей пальцем, даже не собираясь оборачиваться. — Я давно не верю ангелам. Вы создания богов, а не Творца!

Ангел поднял глаза, в которых, действительно, не было ни капли влаги.

Скрипнула открываемая снаружи дверь, впуская в комнату толстую женщину с пустым взглядом и сжатыми в руках спицами. Она прошествовала мимо замершей ангелицы, мимо сгорбившегося при ее появлении Джаулина и вошла в пламя первой, даже не вскрикнув, когда огонь охватил ее платье и принялся пожирать ее плоть.

— Как ты глупо, мелочно, жестока, Кайта… — Существо вновь откинуло капюшон и развернулось к ангелице. — Как и твой создатель, ущербна, порочна и нетерпима к другим проявлениям воли, ревнива и злопамятна. Все так же требуешь жертв и так же трусишь их принять… Твой бог прекрасен в своем предательстве паствы. Впрочем, тебя и тебе подобных он тоже с радостью предал, обменяв на очередную безделушку и горстку новых рабынь… Собирай своих сестер, Кайта. Мне наскучил этот город и его жители. Я привел большую охоту и твой бог с радостью примет их души после того, как мы насытимся их телами и кровью. Ему нужны новые мученики на небесах, ведь из них получаются отменные рабы, что отмахивают своего господина от назойливых мух!

— Да, Джаулин. — Ангелица склонила голову и хлопнула крыльями, поднимая горячий ветер и раздувая пламя. — Мои сестры уже ждут.

— Люблю послушных рабынь. Даже если они — ангелы, они так смешно пытаются скинуть путы повиновения, забывая, что эти путы натянул на них их собственный создатель. — Джаулин пропустил крылатую особу вперед себя и странным взглядом уставился в стену, словно на ней находился невидимый экран, по которому показывали лишь одному ему видимую сцену. И, то что он видел, доставляло старому вампиру несказанное удовольствие.

"Творец — гений, а его люди — лучшее из того что он мог создать…" — Шепнул он самому себе под нос и вошел пламя, с треском закрывая за собой весело горящие двери тайной комнаты.