****

Куда бы ни вел портал, лучше всего, если бы он не вел именно сюда!

Мой круг замкнулся, словно змея, наконец-то, догнала собственный хвост и вцепилась в него зубами, начиная пожирать саму себя.

Я смотрел на знакомые, обшарпанные панельные пятиэтажки, бетонные блоки детских песочниц, давно лишившихся своих "зонтиков", поржавевшие гаражи и разбитый асфальт дорог.

Деревья стали выше.

А деревянная постройка барачной больнички, в которую меня таскали все мое золотое детство, наконец-то сгнила, приказав долго жить. Остались лишь пластиковые пакеты окон, покосившиеся, с треснувшими стеклами. И куча шифера.

Помойка давно заросла молодым кустарником, проросшим через мусорные баки, повалившим бетонные стенки корнями, прикрывшим людское безобразие своими, пока еще зелеными, листьями.

Я оперся спиной о нагревшуюся на солнце подъездную дверь и молил все Звезды о том, что вот сейчас я закрою глаза, а когда их открою — города не будет. Пусть будет ад, с его котлами и чертями. Пусть будет рай, с его нимбоносными отродьями, но только не этот город!

Я пялился на знакомые места и не мог закрыть глаза…

Хотел сползти вниз и сесть, но ступор был сильнее.

Я знал этот двор.

Я знал этот город.

За моей спиной — подъезд девятиэтажки, когда я отсюда уезжал — заброшенной строителями и поставленной на консервацию. За ней — дорога, с автобусной остановкой, из-за которой не видно моего собственного дома, ядовито-зеленого, пятиэтажного, панельного, "крупнощельевого", как говорил один знаменитый юморист во времена оны…

И запах! Неистребимый запах очистных сооружений, когда-то давно располагавшихся совсем недалеко отсюда.

Все осталось на своих местах, словно и не минуло столько лет.

Все, окружающее меня осталось тем-же, что и было давным-давно. Улучшения, если они и были, поглотила Ее Величество Природа.

Впрочем, судя по тому, что дом все-таки восстановили, улучшения были.

Кривые, косые, но — были.

Вон и магазинчики в торце домов появились, с выгоревшими от солнца и дождя, вывесками. С неуничтожимой рекламой кока-колы, пепси и местных, "местечковых", напитков. Перила украшали лоскуты синей краски, а бетонные ступени обвалились внутрь, демонстрируя качество работы строителей.

Яркое солнце заливало округу своими лучами, живыми, горячими и оттого увиденное становилось невыносимо мерзким.

Высшие силы снова ткнули меня мордой в грязь, напоминая, что я далеко не герой, не святой и даже уж не офицер…

Так, человек со сглаженными извилинами, аватар некоего существа, присутствия которого я не чувствую.

И не почувствую, ведь извилины — сглажены.

Сделав вдох, сползаю по двери вниз и усаживаюсь на грязную бетонную площадку перед дверью, вытянув ноги.

Сейчас мне ничего не надо.

Ни участия, ни понимания, ни присутствия кого-бы то ни было.

Это — моя беда, моя слабость, мой предательский нож в спину, и я это переживу.

Вот сейчас, прямо сейчас, я вытру катящиеся из глаз слезы и кровь из прокушенной губы и встану.

Только, можно я еще чуть-чуть посижу? Вот так, запросто, на солнышке… В городе, который люблю до сих пор. Который ненавижу всей своей душой. Сейчас, только наберусь сил на то, чтобы встать на ватные ноги и сделать свой очередной первый шаг. Самый страшный, самый сложный, самый нужный.

Самый простой.

Мир не лопнет над моей головой, осыпая меня хрустальными осколками, если я посижу вот так еще чуть-чуть, собираясь силами, и унимая бешено бьющееся в груди сердце.

Человек рожден делать шаг вперед.

"Да будет шаг!" — Говорю я самому себе, вытираю сопли и встаю на ноги. Трясущиеся от страха, злости и навалившейся саможалости, ноги.

Или этот шаг сделаю сам… Или "нечто" заставит меня сделать шаг.

Я не люблю принуждения в любом его проявлении.

Я понимаю слово "надо" и делаю шаг.

Думаете, заиграли фанфары и стукнули медные тарелки, благословляя и поддерживая меня на этом пути? Или с неба пала молния и грянул гром, загоняя назад, под козырек?

Ничего подобного!

Миру все равно — все шаги мы делаем лишь для самих себя!

Судя по листве, траве и подсыхающей, неистребимой в моем городе детства, грязи — начало августа, никак не больше. И тогда, вся песня о двух месяцах лежания и восстановления становится похожей на правду, с поправкой дней на десять. Климатические условия меняются медленно, так что у меня впереди целый месяц устроить себе удобную "норку", в которую я стащу, всем хомякам назло, самые лучшие вещички.

А уж где их искать, в своем-то родном городишке, я знаю очень неплохо. И, смею вас заверить, это точно будут не моднючие бутики, салоны и торговые центры, распродающие брендовую одежку с опозданием в пять лет от европейской моды.

Расстегнув куртку, укорил себя в том, что не подумал о кепке, простой и незатейливой, прикрывающей мою обритую голову от жарких лучей, ниспосылаемых на земли нашим неутомимым светилом, да хватит ему водорода на долгие миллионы лет!

Но, сперва, навещу старую квартиру, как дань ностальгии и наивному чувству детства, играющего в одном месте.

Обойдя девятиэтажку, вышел на наш широкий бульвар. Когда-то, давным-давно, когда трава была зеленее, вода мокрее, а я был худым брюнетом, центр дороги разделял трехметровый газон, каждый год засаживаемый самыми дешевыми, вонючими цветами, из которых упорно складывали орнамент и каждый раз, при напоминании, что цветы кислорода почти не дают — разводили руками и упорно твердили, как попугаи, выучившие одну фразу: "зато красиво!"

Красиво, не спорю. Но воняли они настолько жутко, что жители придорожных пятиэтажек запечатывали окна наглухо, страдая от жестких головных болей и аллергий всех масштабов и степеней.

А теперь, от газона и вовсе ничего не осталось — видимо расширяли дорогу, в связи с возросшим количеством автолюбителей, страдающих от геморроя и мозговой лени.

Только, сколько ты природу не выкорчёвывай, она и асфальт проломит и воронку ядерного взрыва превратит в чудесное озеро.

Тополя и клены уже вовсю царствовали посреди дороги, чуть шевеля листьями на едва чувствующемся ветру.

Остановочный комплекс расширился, превратившись из трех, составленных вместе, вагончиков, в двухэтажную, кирпичную постройку, с навесом над остановкой на толстых, металлических швеллерах и трубах.

Девятиэтажка осталась цела — силикатный кирпич до сих пор старательно сопротивлялся времени и погоде, а вот пятиэтажная панелька слева, которую строили у меня на глазах в лохматом 1982-84 годах — сложилась карточным домиком, приказав долго жить. Судя по смятым вывескам, дом сложился не столько от хреновости постройки, сколько от слабоумия жильцов и обилия перепланировочных помещений на первом этаже — пройдя вдоль дома я насчитал восемь разномастных помещений, начиная от сетевого магазина в торце и заканчивая стоматологией с противоположной стороны.

Моя пятиэтажка, все так же гордо-зеленая, сколько ее не красили во все времена в другие цвета, посверкивала сохранившимися стеклами и внушала невольное уважение к построившим ее бригадам, умудрившимся из того что, было, сляпать хоть что-то, для молодых семей того времени.

С недрогнувшей душой, прошел через арку и замер, рассматривая двор своего детства.

Березу под моим балконом, настиг удар молнии, расщепив ее повдоль, почти до второго этажа. Разрослись кусты сирени, которые соседи корчевали раз в два-три года, ругаясь, что солнца и так нет. Газгольдер спрятался в молодых тополях, а вот от старого и кривого вяза ничего не осталось. Зато разрослась парковка и появилась спортивная коробка с поржавевшими и скосившимися, футбольными воротами.

Точно такая же площадка, только с выломанными прутьями, была в соседнем дворе, намекая, что делами детей все же занялись. Только, как всегда, один раз, кинув кость и забыв…

Все еще набираясь храбрости, прошелся вдоль дома, высматривая отличия.

Парковок сделали четыре, из которых две — просто здоровые, в аккурат напротив окон — представляю, как радовались жильцы, когда автолюбители начинали греть свои тазы, усиленно чихая холодными моторами, скрипя ремнями и выбрасывая в окна клубы вонючего, ядовитого, дыма.

Пропали наши "крылатые качели", которые можно было раскачать до полного круга, могучие, на бетонных столбах-опорах. Вместо них — качельки в мой рост, для годовалого ребенка… Переломанные "тренажеры", сваренные из обрезков труб и развалившиеся, судя по всему, уже через год. От них остались лишь догнивающие запчасти и обломки. Поспиливали деревья в центре двора, оставив стандартное болото, на месте проводимых работ. Исчезли бетонные тротуары и телефонная будка.

Покачав головой, развернулся и подняв голову от земли, принялся изучать окна своей, когда-то своей, квартиры.

Новый владелец, застеклил балкон, хотя его и предупреждали, что делать этого не стоит — все его "остекленение" теперь покосилось и свесилось на одну сторону, угрожая вот-вот рухнуть в палисадник. Наши шикарные деревянные рамы сменились на пластиковый пакет-дешевку, тоже покосившийся от времени и нашего климата.

Только подъездная дверь была все та же, с погнутым левым, верхним углом — сосед сверху пытался войти с помощью монтировки, поспорив с соседом снизу. Войти-то он вошел, только вот угол обратно так и не поправил, зараза вечно поддающая!

Силумин доводчика, за все эти годы, приказал долго жить и дверь открылась мягко-мягко, словно вчера смазанная работящим слесарем КСК.

Я таковых, не видел, но, ведь где-то такое может быть?

Первый этаж наполнен совсем не ароматными запахами канализации, плесени и мертвечины. Темный и пустой, с покосившимся электрощитком, одним углом, упирающимся в дверь квартиры, а вторым — так и держащимся за крепко вбитый гвоздь.

Стараясь не хвататься за перила, пошел наверх, привычно считая ступени и рассматривая двери квартир.

Куда девались все наши "деревяшки" и "филенки"?!

Двери, словно на параде, как одна — металл!

Блеск и величие времени, когда каждый отделялся от соседей дверью посерьёзнее.

А вот наша дверь, на взгляд неказистая и простая, как три копейки, продолжала гордо занимать свое место. Новый хозяин перекрасил ее в серебристо-побитый цвет и снял номерок, словно чем-то он ему не понравился.

А может быть и вправду — не понравился.

Во всем подъезде, кстати, осталось только три квартиры с номерами… Никогда не понимал людей…

Встав на одно колено, присмотрелся к замку и расхохотался — новый хозяин поменял личинку, сняв самодельную, сделанную на заказ лучшим слесарем завода и поставив китайский ширпотреб!

Н-да..

Я все больше и больше понимал Эйнштейна с его верой в бесконечность человеческой глупости.

"Хотя, ребенок мог потерять ключ, например!" — Привел я аргумент в пользу замены замка и сам хохотнул, понимая, что ни черта, не зная о времени, можно кого хочешь обвинить в глупости.

Спустившись на первый этаж и поковырявшись в деталях доводчика, нашел пару вполне сносных металлических полос, сантиметров по десять длиной. Ржавые, но еще вполне успешно сопротивляющиеся времени…

Тихо хрустнув, китайская "личинка" развалилась на две части, открывая доступ к внутренностям замка.

Минута и дверь открылась.

Вторую дверь, деревянную, хозяин оставил без изменений. И замок тоже не поменял.

Нажал на ручку и…

"Дом, милый дом!"

Чужая прихожка — казенно-бежевая, вздувшиеся полы от протекшего холодильника. Обои в коричневый квадратик.

Пыль и запустение.

Чужая квартира.

Ни памяти, ни чувства.

Прошел по квартире, заглядывая в шкафы, выглядывая в окна.

"Чужой мир. Чужая квартира. Только сам себе сердце рвал, дурак набитый!" — Я ругался сам на себя, сидя на маленькой кухоньке, на которой собиралась такая жаркая компания — сперва родители, потом старшие братья, ну а потом и я, слегка чудил на этой кухоньке…

Я пялился в окно, на уже давно чужой двор.

Зачем я сюда пришел?

"Блин, склеротик!" — Я подскочил с табуретки. — "Сосед!"

Сосед у нас был всем соседам — сосед, однозначно. Его коллекцию оружия я излазил еще пацаном, а чуть позже, "оперившись" даже пару раз ходил с ним на охоту.

Если дядь Дима так и не переехал, то у меня есть все шансы начать обрастать вещичками. Нужными и очень полезными, вещичками, для убийства не только ближнего своего, но и дальнего — Дмитрий Георгиевич обожал хорошую оптику!

Да и не старый он был, так что, шансы есть!

Привычно выскочив на лестничную площадку, прижал палец к дверному звонку, ожидая длинного трели, старой, как сам наш дом.

Хмыкнул и почесал ухо — культуру, хоть за двадцать лет смерти и пребывания звезды знает где, из головы так и не вытравило.

Потянул дверь на себя, в надежде, что открыто.

Наивный чукотский мальчик!

Пришлось возвращаться в "свою" квартиру и заходить в гости к соседу с "черного хода" — через кладовку, с давным-давно выпиленной стенкой, закрепленной на полозьях.

Новый хозяин квартиры, к моему удивлению, этот лаз не тронул, оставив его в первозданном виде.

А может и не нашел вовсе — завалив все рухлядью и инструментом до такой степени, что кладовку пришлось расчищать минут десять, выкидывая из нее плохо пахнущее барахло.

Узкая щель, в которую я пролетал не задумываясь, оказалась теперь тесновата для моего нового тела. Точнее, пока еще — тушки. Худеть мне не перехудеть, пока я себя в форму приведу…

Отчаянно втягивая пузо, пыхтя и отдуваясь, я обогнул встроенный оружейный шкаф и оказался в квартире дяди Димы.

Правда, сломал дверь кладовки, закрытую на шпингалет, но это уже мелочи. Дядя Дима меня за такое и не ругал даже. Так… Сунет в руки отвертку и не разговаривает, пока я все не починю.

Оглядевшись по сторонам, вздыхаю с облегчением — оружейный шкаф на месте, правда варварски раскрытый, с выгнутой неведомой мне силой, дверцей. На полу валяются красные и зеленые пластиковые гильзы, отпиленный ствол и приклад.

Кто бы это ни был — явно дядя Дима был в отсутствии.

Спасибо, что неизвестный "некто" закрыл за собой дверь, оставляя квартиру в неприкосновенности.

В голове сразу защелкало, отрабатывая варианты…

Закрытая дверь, ключи, обрез… Таким дикарем мог быть только "племянничек". Хороший он, только и вправду — дикошарый. Ломать у него всегда получалось лучше, чем создавать.

Зато — учитель от Бога!

Дети к нему липли, от первого класса и до 11-го, включительно.

Кроме него — некому!

Притворив дверцу оружейного шкафа, встал на коленки и отодвинул в сторону фальшпанель.

Дядя Дима еще тот параноик и в шкафу держал только "гладкостволы" — "ТоЗовку" и две ижевские "вертикалки" — охотничью и "спортивку".

Основные свои реликвии он хранил отдельно…

Не знаю, в каких чинах ходил дядя Дима, но вот держать дома "Штайер" ему никто не запрещал. А ведь был у него и калашников, еще под 7, 62…

В потайном шкафу остался только "Штайер" и цинк с патронами к нему.

Жаль. "АК" мне нравился больше, хотя "немец" удобнее, не скрою.

"Оптики" тоже не было, так что, дядя Дима выбрал лучшее и был таков.

Руки привычно разобрали автомат и…

Я принялся материться длинно, долго и с чувством: мне достался пистолет-пулемет под патрон 9х19, а цинк с патронами — 5,56х45, судя по маркировке…

С горя, вскрыл цинк и от души отлегло — пошутил дядя Дима, зло пошутил…

В цинке, правда, оказалось всего 10 пачек патронов 9х19, но вот все остальное место оказалось плотно забито запасным стволом, парой пластиковых магазинов и сменной оптикой!

Разгрузка и брезентовый рюкзак приказали долго жить, за 20-то то лет бесхозного валяния на антресолях, а вот обычная китайская сумка через плечо оказалась вполне себе жива. Замок, конечно, вывалился при первом же использовании, зато во всем остальном — хоть куда.

Уходил дядя Дима из квартиры явно без спешки, спокойно и вдумчиво подбирая себе "инструмент". Уходил не один и, скорее всего, на четырехколесном друге — стареньком УАЗ-ике, который холил и лелеял намного больше собственной холостяцкой внешности. Странно, что оставил "Штайер", да еще и полностью комплектный… Да еще этот обрез, наводил на странные мысли…

Перецепив ремень покороче, повесил на плечо пистолет-пулемет, на другое взгромоздил сумку и… Скривился — неудобно. Жутко неудобно!

Только в кино главгер мужественно прет на себе до полутонны живого веса и у него нигде, ничего не брякнет, не натрет кожу, а в бою не окажется тем самым фактом, из-за которого, бой этот окажется смертельно-последним.

Кино…

Пришлось вновь "пройтись" по вещам, присматривая необходимое.

За двадцать лет, из необходимого, неповрежденного ничего, почитай и не осталось!

Лишь две катушки лески, да пара кожаных ремней, уже порядком растрескавшихся, но "держащихся бодрячком".

Найдя иголку, за пару часов, исколов себе пальцы и вспомнив все ругательства, "подновил" рюкзак и легкую ветровку, привлекшую мое внимание огромным количеством карманов.

Проголодавшийся, злой от избытка непередаваемых эмоций, выбрался из квартиры соседа и затворив лаз, закидал вещи, разбросанные по залу, обратно в кладовку.

Не думаю, что сюда вернусь.

Но…

"Спасибо этому дому, пойдем к другому!" — Я поправил лямки рюкзака и закрыл дверь квартиры, в которой прожил больше 20 лет. Теперь, надо подыскать себе домик в частном секторе, желательно не здоровенный, в три этажа и с централизованной подачей отопления, а маленький, комнатки на три-четыре, с колодцем и обязательно — банькой!

И у меня уже есть такой, на примете!

Не торопясь, спустился вниз и вышел во двор.

Привычно обходя промоины и разваливающийся асфальт, направил свои стопы на восток. Там, ближе к нашим горам, в постоянном танце ветра, поднимающего пыль и играющего с оборванной листвой, был неплохой домик, с видом на реку. С чудесной банькой и огородом в девять соток…

Живот, сперва бурчал, напоминая, что пришло время обеда, а потом, поняв, что я снова "на диете" и получив в качестве утешения поллитра воды и десяток мелких, кисло-сладких яблочек, сдался на милость владельца.

Ближе к вечеру, он о себе напомнит, но там я уже буду в районе дач, а значит, подножный корм мне обеспечен. Можно было даже не тащить за собой посуду — в чем сварить картошку, можно найти в любом домике — народ у нас трудолюбивый и не раз не любящий пожрать!

Не торопясь, выбрался из нашего "спального района" на центральный проспект и потопал, совершенно не таясь, по самому центру дороги: во-первых, там было намного удобнее идти, чем прыгать по ямам и канавам, в которые превратились обочины и тротуары — трубопроводы канализации и теплоснабжения, проложенные под ними, давным-давно сгнили и провалились вниз, набрали дождевой воды и теперь стояли зловонными лужами, в которых обильно плодились комары.

Во-вторых, проспект наш, прямой, как стрела и намного приятнее видеть, что же ждет тебя впереди, чем затравленно перебегать от дома к дому, не зная, толи на тебя обрушится старый балкон, толи земля уйдет из-под ног, проваливаясь в очередную пустоту на месте сгнивших от времени, труб.

Поправив обычную шляпу — ни кепки, ни бейсболки у дяди Димы я не нашел — я шагал по осевой линии, повесив "Штайер" на плечо и беззаботно насвистывая "Чиж и Ко".

От моего исполнения "Фантома", в сторону разлетались не только птицы. Несколько раз, я сам, собственными глазами видел, как пара бродячих собак, заслышав мой свист, предпочла нырнуть в развалины новенького супермаркета, построенного уже во времена моего отсутствия, лишь бы не встретиться с источником адской фальши.

"Дураками, иногда, становятся… Но, чаще — ими рождаются!" — Вспомнил я высказывание своего непосредственного начальства, когда асфальт под моими ногами, неторопливо поплыл вниз, и пришлось резво отпрыгивать в сторону.

"Что же, как "бараньему роду — нет переводу", так и "дебилам-строителям — нет ни конца, ни переводу!"" — Продекламировал я давно известный факт и поплелся в обход свеженького обвала, теперь уже не насвистывая и внимательно глядя себе под ноги — представить себе не могу, что кто-то мог догадаться провести в этом месте какие-либо коммуникации, но…

"Провели, однакож!"

Как результат — и "кольцо" с памятником в центре, обрушилось вниз, тоже…

Мост, по которому я сейчас иду, ремонтировали на моей памяти уже дважды. Его расширяли, модернизировали, улучшали, а плафоны со столбов, так и продолжали время от времени падать на головы беспечных прохожих, сдаваясь двум законам физики — притяжению и вибрации.

Рельсы поржавели, мост украсился обвалившимися перилами и провалившимся дорожным покрытием, обнажающим путаницу труб, далекую поверхность мелеющей реки и богатую зеленую поросль, грозящую каждый год пробить своими верхушками возвышающийся над нами, дряхлеющий мост.

"На мой век хватит…" — Я уже решил, что если все "будет", то наведаюсь в город еще пару раз — надо пробежаться по оружейным магазинам, подбирая себе ружьишко для охоты, а то выходить на кабанчика со "Штайером", это конечно забавно, но, увы, может оказаться смертельно совсем не для кабанчика! Да и так, по мелочи… Топор подобрать по руке, например…

Шевельнувшаяся кочка, заросшая длинной травой, заставила меня сделать очередной прыжок вверх и в сторону, упасть на ломаный асфальт и колобком откатиться под призрачную защиту разросшихся на противоположной обочине, бывших декоративных цветов, снимая оружие с предохранителя и наводя ствол на цель.

Кочка снова шевельнулась и я, не ожидая от нее ничего хорошего и руководствуясь правилом, что самый лучший бой тот, которого не было, мужественно задал стрекача… Отползая задним ходом до тех пор, пока каблук не уперся во что-то шипящееся и матерящееся на трех языках.

"Шипел и матерился" еще один заросший "бугорок на ровном месте", которому мой каблук засветил в ухо.

— Диверсанты хреновы! — Вырвалось у меня в ответ на все маты, коими меня покрыли с ног до головы, а потом обратно. — Сам шары разуй! Ты в засаде лежишь, а не я!

— Я не в засаде! — Гордо поправил меня странно знакомый голос. — Я — в секрете!

Блеснули зеленые глаза и широкая улыбка, на все 36 зубов.

Удержав рифму на слово "секрет", я поднялся на ноги и принялся отряхиваться от пыли и налипших травинок.

— Никитос! — Раздалось с противоположной стороны моста. — Повязал хмыря?

— Мля-я-я-я, ну точно — Никитос! — Я хлопнул себя по лбу, вспоминая этих двух гостей моей больничной палаты и коллег по "губе", так понравившейся мне девушки. — А на той стороне, получается, Шизов лежит?

— Рыжов! — Никитос выпрямился. — Мой друг — Анатолий Рыжов! А вот ты, шляпник, кто такой?

Камуфляж для Никитоса был явно тяжеловат — голова так и норовила свернуться на бок от веса травы и пары цветочков…

— Рыжов, Пажанов! — Рыкнула рация голосом Валии. — Что у вас опять случилось? Аркана прислать?

— Не-не-не-не! — Замотал головой и замахал руками, Никитос. — У нас тут, нарушитель. Сейчас мы его упакуем и доставим… Пред ваши светлые очи, Миледи…

Последнюю фразу парень пробормотал шепотом, себе под нос и дождавшись, когда Валия скажет "отбой".

— Миледи была блондинкой… — Щегольнул знаниями я и замер, судорожно вспоминая Дюма. Вроде и верно — блондинка… А еще, глядя на Никитоса в его роскошном, но явно тяжеленном камуфляже, видел я совсем другого человека, которому этот камуфляж, как родная пижама — легонькая и привычная.

— Камуфляж "Стекло" делал? — Я закинул автомат за спину и обошел вокруг "бойца в секрете". — Из "подручных средств"?

Никитос "завис".

— Пажанов! Какой нарушитель? — Валия засуетилась, словно только сейчас до нее дошло сообщение о нарушителе.

— Нормальный нарушитель. В шляпе и со "Штайером". — Никитос, наконец-то, избавился от "каски с цветами", сбросив ее на землю. — Я допрашиваю, Рыжов на контроле, все как учили!

— Шляпа зеленая и с пером? — Валия начала издеваться. — Одет в зеленое, обтягивающее трико и такого же цвета, плащ?

— Нет. В штормовку, почти белую. И шляпа, такая, в "дырочку". Белая.

— Кремовая. — Поправил я. — А штормовка — светло-зеленая. Просто старая, очень. Выгорела на солнце.

— Нет. Не наш. — Валия вздохнула. — Сейчас патруль пришлю, заберут. Ждите! "Отбой"

— Русский час — 60 минут! — Я рассмеялся. — Пока патруль придет, пока разберется…

— А мы не торопимся… — Толик уже избавился от своего собственного масккостюма и теперь наслаждался свежим ветерком и отсутствием лишних килограммов на плечах. Ну и на голове — тоже. — Сейчас мы тебя задержим, поговорим…

— Рижофф! Это кого ты задерживат зобрался? — Ожила теперь рация на поясе Толика и голос моего напарника, откровенно коверкая русские слова, принялся набирать обороты. — Вам сказано — лежатт неподвижно! Час, два, три… Фы — секретт на пути врага…

Как ни крути, но Бену легче давался немецкий язык, чем русский. Но, за год нашего общения… Аркан явно переигрывал! Так и хотелось отнять у Толика микрофон и гаркнуть, совсем по Станиславскому: "Не верю!"

— Бен, погоди… — Валия, кажется, что-то стала подозревать. — А этот ваш, в зеленом трико, случайно не толстый, лысый и зеленоглазый?

— Ну-у-у… Здоровый, конечно… Но не толстый — плотно сбитый… А так, да — лысый и зеленоглазый. — Никитос для верности обошел вокруг меня два раза, решая для себя, толстый я или здоровый. — Сопляк, правда. Но борзый…

— Олег, ты что ли? — Без малейшего акцента "всплыл" в эфире Аркан. — Толик, дай ему гарнитуру. Живо!

Рыжов отстегнул с пояса рацию с проводком гарнитуры и протянул мне.

— Олег?

— Ну, я… — Отчего-то очень хотелось пожать плечами, словно Бен сможет это увидеть. — Чего надо-то?

— Беги, дурак! — Аркан веселился за мой счет. — Валия "вышла на тропу войны"! Ты ей, за этот год, много чего должен…