Дверь подъезда поддалась как всегда с трудом. Марта с тоской посмотрела на лестницу. Тащиться на пятый этаж…

Навалилась усталость. Разом. Словно мешок с песком на плечи скинули. Плюнув на собственные правила, Марта нажала кнопку вызова лифта.

Скрипучая кабинка остановилась, судорожно дернувшись. Со скрипом ушли в пазы двери.

Перекатывая из одного угла рта в другой длинную зубочистку, на нее смотрел здоровенный жлоб в сером костюме и белой рубашке с галстуком.

Второй жлоб прихлопнул мясистой ладонью закрывающуюся дверь, и почти дружелюбно спросил:

— Лейтенант Марино?

Марта уже сунула руку за спину и сейчас сжимала в руке рубчатую рукоять пистолета:

— Предположим. А вот вы кто такие?

Спрашивая, Марта уже знала ответ, и внутри поднималась тоскливая обреченность.

Жлоб-один молча ткнул в лицо черное удостоверение с серебряными буквами. Второй даже не удостоил ответом.

— Очень рада, агент Родни. И по какому поводу такая встреча?

— Выйдите, для начала, — мотнул головой жлоб-два, продолжавший держать дверь лифта.

Отпустив пистолет, Марта вышла из кабины и встала, стараясь держаться спиной к стене, так, чтобы оба агента Девятки оставались в поле зрения.

— Повторю вопрос, что вы здесь делаете?

— Лейтенант Марино, мы имеем ордер на ваше задержание, в связи с вашими противоправными действиями, нападением на сотрудника Агентства, а также необходимостью допросить вас в связи с недавним нападением на сотрудников полиции, совершенных вашим любовником Кинби.

Последние слова жлоб-два выговорил с явным удовольствием и Марта дала себе слово, посчитаться с гаденышем при первой возможности.

Жлоб-один незаметным движением извлек пистолет и нацелил его Марте в лоб.

— Поднимите руки, лейтенант. Мой коллега обыщет вас.

Его напарник ловко ощупал Марту, вытащил ее пистолет из поясной кобуры, прошелся по карманам куртки. Вытащил серую коробочку, хмыкнув, показал первому:

— Это у нас, значит, использование незаконных устройств.

И уже обращаясь к Марте:

— Долго вам объясняться придется, лейтенант, до-о-олго. Лейтенант Марино, вы задержаны на основании соответствующего ордера, и обязаны проследовать с нами.

Он потянулся к кнопке вызова лифта. Сбоку, на лестнице, сгустилась темнота и послышался тихий свист.

Жлоб-один недоуменно уставился на фонтан крови, хлестнувший из обрубка руки. Начав поворачиваться к лестнице, махнул обрубком, Марта почувствовала, как брызнуло на лицо теплым и липким.

Второй оперативник молча рвал из кобуры пистолет, но по обреченности в глазах было понятно — он и сам понимал, что не успеет.

Булькнул перерезанным горлом жлоб-один, и из груди второго, успевшего, наконец, выхватить оружие, выросло тонкое лезвие. Агент всхлипнув, умер.

Марта изо всех сил долбила по кнопке вызова. Нестерпимо медленно открывались двери, изнутри ударил яркий, спасительный свет. Свет нормальной уютной жизни.

Марта прыгнула через перила, мимо невысокой фигуры с тонким клинком в руках.

Кто бы это ни был, Марта хотела оказаться от него как можно дальше.

Тишиг неторопливо взял из руки мертвого оперативника пистолет и три раза выстрелил Марте в спину.

Тело лейтенанта Марино отбросило к стене. Оно медленно сползло вниз.

Марта умерла на площадке между четвертым и пятым этажами от трех пулевых ранений, каждое из которых было несовместимо с жизнью.

***

Сначала Тишиг видел картину совершенно иной. Женщине, бывшей рядом с древним существом, не было места в полотне Художника. Ничем не примечательное создание, живущее серой жизнью человеческой массы — грунта, как называл их про себя Тишиг.

Однако, что-то во взгляде про́клятого, в том, как он касался руки женщины, заставило Тишага присмотреться к ней внимательнее. И она перестала быть просто строкой в отчете, который следовало предоставить заказчику, докладывая о восстановлении репутации компании-исполнителя.

Она явно представляла для вампира ценность. Сам полностью свободный от столь низменных и неинтересных эмоций, Тишиг прекрасно знал, как именно можно их использовать для создания картины.

Решив что эту возможность он рассмотрит позже, Художник сосредоточился на наблюдении за сотрудниками Реннингтона.

Увидев, как шеф Девятой комнаты подъезжает к Дому Тысячи Порогов, южанин улыбнулся и удалился в свой отель — обдумывать завершающую стадию создания полотна.

Необходимо было продумать мельчайшие детали, приготовить нужные инструменты, создать в уме тысячи набросков…

В каждом своем полотне Художник стремился к совершенству, к абсолютной безжалостной законченности. Это творение обещало стать настоящим шедевром — вершиной его карьеры. Получив в свое распоряжение Ангельскую Звезду, Тишиг мог более не связывать себя с этим миром.

Об этом шептали ему голоса среди серых равнин и черных холмов, куда отправлял он свой разум, этого страстно хотела его душа — новых пространств, нового материала для своих картин, неведомых красок, не испытанных прежде эмоций.

Но Кинби пропал. Затаился.

Тишиг не верил, что про́клятый мог просто сбежать, банально покинуть сцену.

Значит, он пережидает где-то, оценивает ситуацию. Давать ему время для такой оценки и подготовки совершенно не входило в планы южанина.

И вдруг, в один ослепительный миг, Тишиг увидел всю сцену.

Кинби послужит для него тем тараном, с помощью которого он получит не только Ангельскую Звезду, но и доступ к тайнам Дома Тысячи Порогов.

Для этого надо лишь занять обитателей Дома и Кинби друг другом.

Тишиг позволил себе короткую довольную улыбку и покинул номер отеля. Все складывалось как нельзя лучше.

Конечно, увидев засаду у дверей квартиры женщины-полицейского, Тишиг на долю секунды встревожился, но тут же оценил изящество ситуации. Вырисовывался прекрасный набросок, позволяющий оценить общий замысел полотна. Художник надеялся, что Кинби сможет понять символизм композиции.

Закончив работать, южанин постоял несколько мгновений, осматривая получившуюся сцену. Да, он ничего не упустил. Два тела на площадке — символ беспочвенной самоуверенности. Бессильно распластавшаяся мертвая женщина между этажами — тщетность ожиданий, невозможность изменений.

Вампир обязательно оценит тонкую иронию момента.

Бесшумно взбежав на последний этаж, Тишиг подпрыгнул, ухватился кончиками пальцев за край потолочного люка, втянул себя на чердак. И исчез в темноте.

Вернувшись в отель, он поднялся к себе и лег. Заснул мгновенно, без сновидений.

На следующий день он планировал несколько визитов, в том числе — в Дом Тысячи Порогов.

Пора было предоставить заказчику отчет.

***

Спустя пятнадцать минут после покушения, подъезд Марты наполнился светом, сигаретным дымом, властными раздраженными голосами.

Начальник управления Меес'к стоял у подъезда, в бешенстве скручивая и раскручивая спирали угольно черных усов.

Прибывший на место наряд действовал грамотно, но Меес'ка не устраивал ответ — никаких следов.

Наглухо перекрыв квартал, полиция устроила жесткий тотальный опрос.

Поднимали с кроватей добропорядочных обывателей, вламывались в наркопритоны и подпольные бордели, тяжелыми ботинками придавливали к полу бродяг и светя фонарями в белые от ужаса глаза требовали ответов.

Никто ничего не знал, никто ничего не видел.

Дэвид Стром наклонился над телом Марты, стоя так, чтобы не наступить в лужу крови, легонько прикоснулся кончиками пальцев к холодной щеке убитой.

Закрыл глаза.

Темнота… Серебристые росчерки клинка. Полные смерти глаза. Чьи?

На грани восприятия — тихий шепот безумия, змеей скользящий меж островов нечеловеческих кошмаров.

Открыв глаза, мант отшатнулся, потер ладонями виски.

Снизу донеслись раздраженные голоса. Слов не разобрать, тона становятся все более повышенными.

Наконец, все перекрывает низкий густой рев:

— А я сказал, что расследование ведет Управление! Результаты сообщим!

Раздраженный лай в ответ.

— Что-о?! Пшли вон! Сержант! Выставить оцепление, гражданских задерживать до выяснения обстоятельств! Да! Этих тоже!

Стром недобро усмехнулся. Судя по всему, Реннингтон решил прибрать к рукам и это дело. Формально, он имел на то основания — погибли двое его оперативников. Но снова погиб офицер полиции. Причем, не во время выполнения задания, как это произошло с Варшавски и его сослуживцами. Марту застрелили в подъезде собственного дома, в спину.

Такого не случалось уже несколько десятков лет.

Меес'к и так не отличался кротким нравом и дипломатическими талантами, а уж сейчас…

Завтра конечно Реннингтон надавит на все возможные рычаги, но эта ночь была полностью в распоряжении полиции.

Стром собирался воспользоваться этим в полной мере.

— Что-то нащупал? — негромко спросил его сержант Гловер. Судя по позе, он уже какое-то время стоял рядом, не решаясь прерывать размышления манта. И правильно делал.

— Кажется да, — Стром похлопал себя по бокам в поисках ручки, обнаружил ее во внутреннем кармане. Сделал несколько пометок в потрепанном блокноте.

— И? — коротко спросил Гловер.

— Ее застрелили не эти жмуры, — кивнул Стром на тела оперативников. Их как раз упаковывала «похоронная команда». Взвизгнула молния, дюжие санитары подняли черные коконы пластиковых мешков, занесли в лифт. Из тесной кабинки донеслось недовольное кряхтение, лязгнули двери, коробка лифта затряслась и поехала вниз.

— Кто?

— Тот, кто зарезал парней из Девятки. А вот кто это — не знаю. Только ощущение у меня от него очень поганое. Он «тень». Причем, настолько глубокая, что я такой и не видел.

Гловер мрачно присвистнул. На жаргоне полицейских мантов тенями называли адептов запрещенных культов, причем тех, кто ушел уже настолько далеко, что потерял всякую связь с обществом. Для «теней» существовали только свои цели, только своя реальность.

Как правило, иерархам культов недолго удавалось контролировать подобных одиночек, и дело кончалось гибелью тени, или гибелью культа. Тут уж, как повезет.

Снова заскрежетал, залязгал лифт.

Стром и Гловер переглянулись, и мант почувствовал тоскливое сосущее чувство внутри.

Полицейские сопровождали движение лифта хмурыми взглядами. Оба ловили себя на детской мысли — а вдруг получится все вернуть назад.

На площадку вышли санитары. У одного в руках черный пластиковый мешок.

Стром прокашлялся, на негнущихся ногах пошел вверх, протягивая руку:

— Ну-ка, дай. Мы сами.

— Э-э… Не положено, — санитар попытался завести руку с мешком за спину.

— Мешок дай. — Очень спокойно повторил Стром поднимаясь еще на пару ступеней.

Санитар опасливо протянул ему черную пластиковую скатку.

— Спасибо. Теперь уезжайте. Ждите внизу.

Сержанты уложили тело Марты в мешок и отнесли его вниз, к мигающему синим маячком фургону полицейских медиков.

Недобро зыркнув, Меес'к скрутил ус и отвернулся.

Стром потянул Гловера за рукав:

— Давай-ка отойдем, покурим.

Щелкнули зажигалки.

— Если Девятка у Марты своих поставила, то…

— У Кинби уже наши. Я узнавал.

Стром с облегчением кивнул. Но все же уточнил:

— А Девятка поблизости крутилась?

— Да, но Меес'к приказал гнать их взашей.

— Это конечно правильно. Но понимаешь, хорошо бы там сейчас быть кому-нибудь, кого Кинби знает.

— Это точно, — Гловер сломал недокуренную сигарету, отбросил и хлопнув Строма по плечу зашагал к своему автомобилю.

Стром поежился.

Ночь была душной, но ему показалось, что по городу только что пронесся холодный ветерок.

Той же ночью

Уже через пять минут после того, как дежурный мант принял рапорт, подтверждающий смерть лейтенанта Марты Марино, во многих домах Города зазвонили телефоны, вошли в транс личные астралоты, запульсировали экраны мант-связи.

Обитатели этих домов не имели отношения к Управлению полиции, однако, многих новость заставила судорожно сглотнуть и подумать о том, что неплохо было бы оказаться подальше от города.

Информация переданная Рональдом Конвертом еще накануне, привела Дома в состояние повышенной боевой готовности, десятки недобрых глаз наблюдали за Реннингтоном, составлялись и рушились союзы, просчитывались планы.

Но теперь… Никто не хотел попадаться под руку чудовищу, которое кто-то выпустил на свободу. Город превратился в охотничьи угодья хищника такого масштаба, что посторонним лучше было наблюдать происходящее со стороны.

Впервые в жизни решил предпринять загородное путешествие и сам Рональд Конверт. Ему очень хотелось увидеть голову Кинби отделенной от тела, но… лучше наблюдать за событиями издали.

Мистер Элингтон, принявший дела организации после трагического ухода из жизни мистера Джонсона, вызвал личного шофера и приказал немедленно готовиться к длительной командировке.

Сел на краю огромной кровати толстяк Марио. Грустно посмотрев на свой огромный живот, растекшийся по коленям, положил телефонную трубку на рычаги и жалко шмыгнул носом. Срывающимся голосом позвал:

— Антонио! Антонио!

Квадратный «племянник» открыл дверь и почтительно застыл на пороге.

— Антонио. Великое горе постигло одного из самых уважаемых жителей этого грешного города.

Сглотнув, толстяк продолжил:

— Прикажи доставить утром в управление полиции букет красных роз и передай, что я скорблю о безвременной гибели лейтенанта Марты Марино.

«Племянник» посерел и исчез.

А толстяк еще долго сидел на кровати, покачивая головой и шепча:

— Безумцы… Безумцы…

***

Вуралос негромко постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в командный пункт, ныне облюбованный Хранителем и шефом Девятки.

Реннингтон резко развернулся:

— Ну, что еще?

Хранитель смотрел молча. По-змеиному извернувшись в кресле.

— Только что доложили… Убита лейтенант Марино. Наши сотрудники, дежурившие около ее квартиры, погибли.

Доложив, Вуралос замолчал. Стоял на пороге, больше всего желая, чтобы шеф отпустил его небрежным взмахом руки.

— Подробности? — бросил Реннингтон.

— Почти никаких. Меес'к не допустил наших сотрудников на место преступления, сообщение о перестрелке пришло по открытым каналам, а не по экспресс-связи, как положено.

— Так-так… Так-так… — забарабанил пальцами по подоконнику Реннингтон.

— Сейчас усатая тварь не успокоится, и ни на какие доводы реагировать не будет. Попробуем давить — получим стрельбу. Так что до утра, на них не нажимать. Но следить за каждым шагом. Пока подготовить запрос в муниципалитет и армейским. И на всякий случай в Совет Домов Воцарения. Просто подготовить — ход давать только по моей команде.

Реннингтон чувствовал радостное беспокойство. Зависшая в состоянии неустойчивого равновесия ситуация, наконец, получила развитие.

Правда, сам он хотел поступить несколько иначе.

Достаточно было просто задержать любовницу Кинби и доставить в Дом Тысячи Порогов «для выполнения следственных действий».

После чего ждать появления про́клятого.

Сейчас все несколько усложнялась, но становилась куда интереснее.

Обернувшись, Реннингтон подмигнул Хранителю:

— Ну, как думаете, кто кокнул малышку?

***

Остановив машину, Гловер медленно потянулся к замку зажигания, повернул ключ, глуша двигатель.

Высотка, в которой жил Кинби, темной громадой возвышалась на другой стороне улицы. Надо было выйти, проверить, как расставлены люди.

Нужно было хотя бы поднести к губам рацию и предупредить своих о прибытии. Не было сил. Совсем.

Сержант сидел, откинувшись на спинку сиденья, и от всей души жалел, что не ушел в отставку лет на десять пораньше. А ведь была такая возможность.

Сейчас он жил бы в небольшом чистеньком доме на окраине Города, и знать не знал о Марте Марино, которую помнил еще новобранцем.

И не пришлось бы ему стоять над ее телом, следя, как бы не вляпаться в лужу крови.

Он бы спокойно спал, и утром, прочитав об этом кошмаре в газетах, осуждающе покачал головой.

В стекло со стороны пассажирского сиденья аккуратно постучали. Вздрогнув, Гловер повернулся. На него вопросительно смотрел Кинби.

Нагнувшись, сержант протянул руку, чтобы открыть дверь. Ему казалось, что секунды растянулись, превратились в длинные клейкие волокна, каждое мгновение не хотело заканчиваться, пальцы никак не могли коснуться рычага, открывающего дверь, все никак не чувствовали холода металла.

Наконец, замок щелкнул, Кинби скользнул на сиденье.

— Чем обязан, — спросил он, глядя на Гловера.

— Марта погибла, — выпалил сержант и замолчал.

Казалось, из машины выкачали воздух. Из города выкачали воздух. Каждой клеткой кожи Гловер ощущал растущую пустоту.

— Когда? Как? — мертво спросил Кинби, и Гловер понял, что сейчас расплачется от счастья.

Кинби заговорил, значит можно отвечать, произносить слова, рассказывать, делать хоть какие-то нормальные, обычные вещи, чтобы прогнать пустоту.

И Гловер принялся лихорадочно забивать ее словами. Он глядел перед собой, положив руки на руль, и старался припомнить малейшие крупицы информации, которые могли хоть как-то помочь Кинби.

Лишь бы не видеть каменно неподвижную фигуру на пассажирском сиденье.

Дослушав, Кинби сказал:

— Мне нужны сутки. Может быть, двое. Сейчас, прошу, сними пост, я хочу подняться в квартиру.

И вышел, аккуратно закрыв дверь.

Гловер поднес к губам рацию, обнаружил что, руки трясутся.

Онемевшими губами произнес:

— Сворачиваемся. До семи утра к объекту не приближаться.

Завел машину и уехал.

***

Больше всего Кинби хотелось почувствовать хоть что-нибудь.

Он сидел и ясно представлял, как поднимается внутри волна отчаянья, как перехватывает горло, как он сгибается и старается протолкнуть внутрь хоть немного воздуха. Он представлял, как нарастает тугой комок горя, он распрямляется и кричит, кричит, кричит.

Как раз за разом он обрушивает кулаки на мраморную столешницу, выворачивает тяжелые двери шкафа-купе, срывает вешалки, в клочья рвет костюмы, раздирает спинку ротангового кресла…

Он не чувствовал ничего.

Совсем.

Неподвижно сидел на краю постели, положив ладони на колени, неестественно выпрямив спину, и смотрел в одну точку.

В голове крутились слова Гловера:

— Марта погибла…

— Марта погибла…

Фраза звучала снова и снова, заполняя собой все вокруг. Кинби моргнул раз, другой, пытаясь отогнать непрошенные звуки в голове, мешавшие сосредоточиться, увидеть Марту, представить ее глаза, вечно растрепанные волосы, нетерпеливое похлопывание по карманам в поисках зажигалки — она никогда не могла ее найти с первого раза. И пачки у нее вечно валялись по карманам смятые, Кинби постоянно подшучивал, что курит она, как пьяный бродяга, а Марта смеялась и прижималась к нему — теплая, живая, дивно пахнущая, смотрела темными глазами и облизывала губы.

Марта погибла.

Неловко встав, Кинби разделся, прошел в ванную, долго стоял под душем. Вытерся, аккуратно повесил полотенце, прошел в комнату и принялся раздвигать двери шкафов.

На кровать легли черный костюм в тончайшую полоску и светло-серая сорочка.

Это он возьмет с собой, решил Кинби.

Натянул тонкий черный джемпер с высоким горлом, свободные брюки с накладными карманами, спортивную куртку, зашнуровал тупоносые ботинки на рубчатой платформе из толстой пористой резины.

Сдвинул в сторону ряд костюмов и надавил на заднюю стенку шкафа.

Затрещав, фанерное полотнище ушло в незаметный боковой паз. Щелкнув выключателем, Кинби осмотрел спрятанный за фальшивой стенкой стенд с оружием и нехорошо ухмыльнулся.

***

Юринэ снова и снова драила полы маленькой квартирки, выливала в ванну флаконы средства для чистки и терла ее, пока пена не начинала переваливаться через белоснежные края. Но тяжелый лекарственный запах пропитал все ее существо и не желал выветриваться.

Запах этот ударил ей в ноздри, когда она пришла в себя и обнаружила, что лежит в ярко освещенном зале, а над ней склонились хмурые женщины в белых, закрывающих нижнюю половину лица, масках.

Юринэ сделала судорожный вдох и упала в непроглядную черноту.

Снова пришла в себя уже в палате.

Она лежала и, снова и снова, чувствовала тяжелый удар в плечо, онемение, разливающееся по телу и жуткий страх — все кончено, сейчас она закроет глаза и навсегда перестанет быть. И желание, с которым все труднее бороться — лечь и закрыть глаза. Темнота по ту сторону жизни казалась такой манящей, казалось так просто сделать шаг…

Милосердные Сестры сотворили очередное, щедро оплаченное деньгами Кинби, чудо, и уже на следующий день Юринэ отвезла домой молчаливая женщина, проводившая ее до квартиры и проследившая, чтобы молоденький храт из службы доставки забил ее холодильник свежими овощами, мясом и соками, а аптечку — лекарствами и травяными сборами.

Юринэ с хрустом вгрызлась в брызнувший соком яблочный бок и расплакалась.

Кинби не появлялся, пару раз Юринэ пыталась с ним связаться, звонила и Марте, но та отвечала невпопад и выглядела совершенно замотанной.

Иногда она думала что, надо бы дойти до конторы, разобрать документы, прибраться, но каждый раз ее охватывал страх, снова начинало болеть плечо, и она забиралась с ногами на диван.

Она стала бояться Города.

Истошный ночной звонок сорвал Юринэ с кровати. Покрывшись липким потом, она смотрела на входную дверь. Новый звонок.

Облизав пересохшие губы, она заставила себя подняться на ноги, шагнула к двери, уговаривая себя, что убить ее можно было и не звоня в дверь.

На лестничной площадке стоял Кинби.

***

Юринэ смотрела на неподвижную фигуру, сидевшую на стуле в углу крохотной кухоньки, и не знала, что делать.

Два слова, сказанные Кинби на пороге, окончательно отправили Юринэ в жуткое путешествие по стране кошмаров. Не было верха, низа, добра и зла, правильного и ошибочного.

Только пузырь кухни, наполненный желтым светом, плывущий среди черных скал городских домов — враждебных, населенных зловещими, неимоверно чужими, существами.

Мир Юринэ рухнул. До сегодняшней ночи она сама не понимала, что центром ее существования, точкой опоры являлись Кинби и Марта. Их жизни она примеряла на себя, за них переживала, их радостям радовалась, о такой судьбе мечтала.

В одну секунду волшебное стекло, через которое Юринэ смотрела на жизнь, разлетелось миллионом острых осколков, изрезав душу.

Остался только страх.

Кинби молчал.

Руки действовали механически, спасая разум. Достать чашки, сполоснуть чайник, насыпать зеленого чая, залить горячей водой, закрыть крышкой. Привычная последовательность движений помогла обрести подобие спокойствия, зацепиться за реальность.

Сделав первый обжигающий глоток, поморщилась и спросила, становясь собранной и деловой Юринэ:

— Что от меня требуется?

***

Гитарист слушал тихие шуршащие голоса. Он постоянно слышал их с тех пор, как первый раз открыл глаза, придя в себя в том термитнике посреди леса. Голосам не было до него никакого дела, они разговаривали между собой, но чем больше он слушал, тем сильнее завладевали они его вниманием. Разум, душа, тело — все стремилось к этому равнодушному шепоту.

Потом пришла боль, разрывающая личность подобно тому, как ослепительная молния разрывает небо, и больше он не помнил себя.

О том, что произошло с ним после того, как Кинби вытащил его из леса, Дэмьен не рассказывал никому.

К нему стали приходить гости. Сначала это были бледные тени, видимые только уголком глаза, но постепенно они обретали тела, наполнялись жизнью. Гости переговаривались, не обращая на Дэмьена никакого внимания, и от этих разговоров ему хотелось убить себя. Но это было как раз то, чего хотели его запредельные посетители.

Дэмьен знал, что умерев, он навсегда окажется там — в окружении непрерывно двигающихся силуэтов. Из века в век он слушал бы их беседы, не в силах даже сойти с ума. И он решил держаться.

Поняв это, существа стали показывать манту картины иных миров, времен и пространств. Проплывая над черными полированными холмами, Дэмьен кричал от ужаса, видя то, что скрывали глубокие расщелины, замирал от восторга, видя нечеловечески прекрасные замки, поднимающиеся из полных тумана провалов, наблюдал процессии существ, поклонявшихся богам, неведомым в его пространстве и времени.

Затем гости его разума начинали игру в смерть.

Изощреннейшими способами они опустошали целые планеты, и Дэмьен кричал снова и снова.

Но он запоминал. Против своей воли запоминал, КАК они это делают. Не спрашивая его разрешения, знание, которого он никогда не просил, вошло в его кровь, стало его частью.

Демоны, чьи тени лишали разума людей, склоняли перед ним головы, жрецы неведомых культов, за которыми он наблюдал в своих снах, опускались на колени, почувствовав его присутствие и просительно складывали руки на груди.

Знание и ужас разрывали Дэмьена на части, и вечная тьма поселилась в его глазах, заполнив непроглядной чернотой пустоты.

Его снова спас Кинби.

Браслеты, стоившие многих бессонных ночей техножрецам Лантоя, позволили Дэмьену существовать, не перерождаясь, балансируя на тонкой грани миров.

Теперь он мог наблюдать за гостями не сходя с ума от ужаса, запоминать то, что проходило перед его глазами, не распадаясь на звенящие осколки.

Его отдушиной, связующей нитью с реальностью, стала музыка. Превратившись в Ночного Гитариста, он обрел счастье и проклятье вечного наблюдателя.

Тонкие пальцы дрогнули на струнах, мелодия оборвалась, по трубе подземного перехода поплыл тоскливый высокий звук. Дэмьен резко, по-птичьи повернул голову.

Своими нечеловеческими глазами, он видел, как взвихрилась ткань реальности там, где заканчивались ступени лестницы. На нижней ступени возник кокон непроглядной черноты. Приобрел очертания человеческой фигуры.

Дэмьен вздохнул:

— Это ты, Кинби. Я ждал тебя столько лет.

Вампир приближался медленно, опустив голову.

Подошел вплотную, обхватил тонкой, нечеловечески сильной рукой шею Дэмьена и прижал его к себе. Уткнувшись лицом в выцветший серый плащ, глухо выдавил:

— Марту убили, Дэмьен. Убили.

***

Кинби сходил с ума оттого, что приходилось постоянно повторять:

— Марта умерла, Марту убили…

С каждым повторением из него исчезала частичка чего-то такого, что позволяло ему существовать, и все росла, росла пустота, никогда не ведавшая света.

Кинби постоянно прислушивался к себе, ожидая, когда же он хоть что-нибудь почувствует.

Внутри расстилался лед.

Миллионы километров льда, никогда не знавшего света.

Они сидели в переходе, там, где несколькими часами ранее сидела Марта.

— Она искала тебя. Просила передать, что тебя обвиняют в убийстве, — сказал Дэмьен.

Кинби молчал.

— Она тебя любила, ты знал?

— Я знаю, кто ее убил, — сказал Кинби. — И я убью их. Всех.

— Я задал тебе вопрос, Кинби, — мягко сказал Гитарист, — ты знаешь, что она тебя любила?

— Да. Я знал это. Но я не человек, друг мой и делаю сейчас единственное, что могу.

— Я знаю, — так же мягко ответил Гитарист.

— Мне нужна твоя помощь, Дэмьен.

Гитарист улыбнулся и поднял согнутые руки, показывая запястья. Тяжелые серебряные браслеты наливались звездным сиянием.

— Они мне мешают.

— Тогда идем, — резко поднялся Кинби и зашагал, не оглядываясь.

Он знал, что Дэмьен его догонит.

***

Той ночью в городе многие не спали.

Визжа покрышками, унеслись, переполошив тихие пригороды, несколько автомобилей с тонированными стеклами, падали, истощенные трансом, астралоты, обслуживающие линии повышенной секретности между некоторыми уважаемыми семействами, сбивались с ног полицейские.

Техножреца Юлиуса Ланга это не беспокоило. Он мирно почивал в своей маленькой квартирке, располагавшейся сразу же за мастерской квартального храма бога Лантоя.

Юлиус закрывал храм в 23:30 по часам, висящим над входом. В половину двенадцатого часы издавали длинный писк, жрец выходил из-за прилавка, и принимался вежливо выпроваживать задержавшихся покупателей.

В храмах Лантоя не было алтарей. Каждое устройство, приобретенное в храме, являлось алтарем и воплощением бога. Каждая кредитка, уплаченная за протез или новые глазные линзы, радиоприемник или электрошокер, были жертвоприношением Лантою.

Юлиус искренне почитал своего бога.

И спал спокойно.

До тех пор, пока его не коснулась мертвенно-холодная рука. Он резко открыл глаза и тут же потянулся к пульту с кнопкой тревоги, постоянно лежавшему под подушкой.

— Не надо, Юлиус, — прошипел холодный тихий голос.

Щелкнул выключатель.

На жреца смотрели спокойные серые глаза. Нечеловечески спокойные. Не может быть таких глаз у живого человека, с ужасом осознал бедолага.

Одной рукой сероглазый зажимал своей жертве рот, другой… От ужаса у Юлиуса полезли на лоб глаза, он забился на кровати, сдавленно мыча. Кинби демонстративно снял свой огромный кольт с предохранителя.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, — сказал он и встал с кровати.

Только теперь Юлиус заметил, что незваный гость был не один.

Около стены на корточках сидел человек в сером плаще. Подняв голову, он грустно улыбнулся. Глаза его скрывались за стеклами черных очков, но Юлиусу почему-то это совсем не показалось смешным. Он не хотел, чтобы человек снимал их.

Мелодичным голосом второй посетитель сказал:

— Снимите их. Пожалуйста.

И вытянул руку.

Юлиус снова почувствовал, что глаза у него готовы выскочить из орбит.

Он знал эти браслеты.

За все время существования храмов Лантоя, жрецы изготовили лишь три пары таких устройств, наглухо перекрывающих любое воздействие на эмосферу и астрал-каналы пациентов. Две пары пришлось надевать насильно. Обладатель третьей канул в безвестность.

— В-вы понимаете, о ЧЕМ прочите? Вы хоть представляете, какие силы блокирует этот браслет? — обратился он к человеку в плаще, игнорируя Кинби.

Собеседник кивнул.

— Сколько вы просуществуете без них? — спросил Юлиус с горечью. Он больше не боялся. Стоявший напротив человек обрекал себя на безумие и гибель. Вопрос был только во времени.

— Трех дней мне хватит, а дальше — никто не знает, — пожал плечами человек в плаще и обнял жреца за плечи. — Пойдемте. Время не ждет. Уверен, в вашей мастерской найдется все, что нужно.

Юлиус накинул старый махровый халат, пошарил под кроватью ногами, нащупывая тапочки. Ему совершенно не хотелось знать, что будет делать эта странная пара после того, как он закончит ритуал Разъятия.

Войдя в мастерскую, жрец провел рукой по стене. Разгоняя тени, загорелись с тихим потрескиванием электрические светильники. Впрочем, комната так и осталась полутемной. Голые лампочки без абажуров осветили только рабочий стол жреца и витрину с кассовым аппаратом.

Подойдя к столу, Юлиус, поежившись, поплотнее запахнул полы халата, и задумчиво осмотрел разложенные инструменты.

— Подойдите сюда, — поманил он рукой Дэмьена и взял со стола аппарат на массивной треноге, похожий на увеличительное стекло в вычурной оправе.

— Кладите сюда руку, — велел он, указывая на бронзовую площадку, укрепленную в нижней части треножника.

Дэмьен без колебаний закатал рукав плаща и положил руку так, как показал жрец. Тот изменил угол наклона линзы, пожевал губами, и склонился над линзой. Вглядевшись в знаки, покрывающие браслет, отпрянул и замахал руками:

— Я не могу! Я не буду этого делать! Вы безумец! Вы сами не представляете, что хотите сотворить!

Он не заметил движения Кинби. Только что тот стоял на противоположном конце комнаты, привалившись к дверному косяку и вот он уже навис над ним и шипит в лицо:

— Сейчас вы снимете эти браслеты. И спокойно ляжете спать. Или я сделаю так, что каждое следующее мгновение вашего существования, будет более мучительным, чем предыдущее.

— В-вы… можете убить меня, но я…

— Убить? — горько усмехнулся Кинби. — А кто говорил о смерти?

И Юлиус сдался.

Повинуясь его указаниям, Дэмьен положил на площадку другую руку, и Юлиус долго записывал что-то, водя тонким черным стержнем по стеклянной пластине. На ней появлялись и тут же исчезали руны тайного языка техножрецов, с помощью которого они общались с консультационными машинами божества.

Кинби внимательно следил. Сейчас все зависело от того, удастся ли толстяку снять браслеты Дэмьена. Для себя Кинби уже решил если заметит, что жрец пытается связаться с кем-нибудь, пристрелит его не медля ни секунды и двинется в другой храм, и так, пока они не избавятся от мешающих его замыслам, предметов.

О Дэмьене он не думал.

— Подойдите сюда, — сказал Юлиус, соскакивая со стула, он зашагал в глубь комнаты, где, теряясь в тенях, возвышался аппарат неопределенных очертаний.

Сложив руки в ритуальном молитвенном жесте, жрец поклонился и зашептал слова церемониального обращения к Лантою.

Аппарат загудел, оживая, вспыхнули огни маленьких лампочек на корпусе.

— Что это? — с подозрением спросил Кинби.

— Вообще то, с помощью этой машины я провожу диагностические ритуалы и сеансы обслуживания аппаратов, милостью Лантоя вживленных в тела существ, коим необходима его мудрость и поддержка. Но сейчас мне придется использовать ее чудесные возможности для богохульного дела, — с тоской произнес Юлиус.

Вращая маленькое золотое колесо на боку аппарата, он открыл хрустальную крышку капсулы, устланной изнутри черным шелком, и приказал Дэмбену залезать.

Место в капсуле хватило как раз для того, чтобы человек разместился внутри, не сгибаясь. Жрец поправил руки Дэмьена, уложив их в специальные углубления, и захлопнул крышку. Кинби демонстративно взвел кольт, хотя этого и не требовалось.

Жрец лишь поморщился:

— Ах, оставьте. Я прекрасно знаю устройство этого примитивного орудия разрушения. Нет необходимости запугивать меня еще больше.

Взяв золотистый стержень, соединяющийся с аппаратом гибким шнуром, он принялся чертить на хрустале ритуальные знаки.

Гудение аппарата стало басовитым, крышка потемнела. По мере того, как новые знаки вспыхивали и растворялись на поверхности капсулы, стекло чернело, наливалось тьмой, гудение аппарата превратилось в угрожающий вой, замигали лампы, освещающие комнату.

Невидимая злая сила высасывала энергию из окружающего пространства.

Юлиус побледнел и быстрее заводил стержнем по поверхности хрусталя. Гудение машины вышло за пределы слышимости, но Кинби продолжал воспринимать его как невыносимо низкую вибрацию, от которой содрогались внутренности и ныли зубы.

— Вы понимаете, что обрекаете своего друга на безумие и смерть? — спросил жрец.

Кинби пожал плечами, равнодушно глядя на Юлиуса:

— Надеюсь, вы ошибаетесь.

Из капсулы раздался короткий крик, в котором смешались боль, отчаянье и яростное торжество. В тот же момент оборвалось гудение, перестали мигать лампы. С шипением откинулась крышка капсулы. Демьен с наслаждением покрутил кистями рук, глядя на бледные запястья. Браслеты остались в капсуле — оплавленные и почерневшие.

На секунду Кинби показалось, что тени вокруг Гитариста несколько гуще, чем должны быть, словно он идет через комнату полную дыма и каждое его движение заставляет тени клубиться и менять очертания.

Жрец так и остался стоять возле своей машины, обессиленный, опустошенный.

Уже шагнув на порог, Дэмьен обернулся и сказал:

— Советую вам покинуть город, почтенный. И молчать о том, что произошло сегодня. Иначе, я убью вас.

Это было произнесено абсолютно спокойно. Даже равнодушно.

***

До рассвета оставалась пара часов.

Дэмьен и Кинби стояли возле храма-мастерской. Дэмьен ждал. Он то и дело неловко встряхивал кистями рук, растирал запястья — чужие, слишком легкие, без привычного груза браслетов.

— Что будем делать теперь? — задал он давно вертевшийся на языке вопрос. Не рассчитывая на долгую счастливую жизнь, он хотел использовать оставшееся время с максимальной пользой. Не для себя, так хоть для друга и его мертвой женщины.

Кинби протянул ему клочок бумаги:

— Это адрес моей секретарши Юринэ. Я поручил ей собрать сведения обо всех южанах, прибывших в Город за последние четыре дня. Во въездных документах есть фотографии. Мне они нужны к полудню. Я приеду к этому времени к ней на квартиру. Помоги девочке и охраняй ее.

— Хорошо. А ты?

— А мне надо сделать еще кое-что.

Дэмьен кивнул и зашагал вниз по переулку.

— И вот еще что, — сказал Кинби вдогонку.

— Да?

— Постарайся не напугать ее.

Кинби смотрел вслед уходящему другу и думал, что он действительно не понимает, что выпустил в мир. Но ему было все равно. Дэмьен поможет ему проникнуть в Дом Тысячи Порогов и, если потребуется, погибнет там. Следовательно, поможет уничтожить тех, кто виноват в смерти Марты. Только это имело значение.

Небо еще не начало сереть, но Кинби уже чувствовал приближение рассвета.

Еще один день без сна, еще одна ампула омерзительного зелья, позволяющего бодрствовать, снова мир через поляризованное стекло шлема, и убийственный солнечный свет, лижущий плотную кожу черного комбинезона.

Кинби поднял сумку, в которую уложил, покидая свое жилище, костюм и оружие, и пересек улицу. Предстояло пройти пару кварталов до дома, где он оборудовал одно из своих убежищ.

Еще до поступления на службу в полицию, он начал готовить такие вот «лёжки» — покупал по фальшивым документам квартиры, арендовал ячейки вещевых складов и неприметные гаражи в спальных районах.

Вместо этого он пошел к дому Марты. Это было глупо, опасно, этого нельзя было делать ни при каких обстоятельствах.

Закинув сумку с вещами за плечи на манер рюкзака, Кинби подтянулся, и оказался на крыше гаража, стоявшего в глубине двора. Отсюда хорошо просматривался нужный дом.

У подъезда все еще стояла, лениво мигая маячком, патрульная машина, но того оживленного движения, что должно сопровождать активную фазу осмотра места преступления, уже не наблюдалось.

Стремительно промчавшись по стене, сгусток теней исчез в окне второго этажа. Не заскрипела рама, не звякнуло стекло…

Кинби осторожно закрыл окно лестничной площадки, и боком, ступая на самый край ступеней, зашагал по лестнице. Невыносимо пахло кровью. Он узнал запах Марты и скрипнул зубами. Чем ближе к площадке, на которой она умерла, тем сильнее становился запах. Закружилась голова, перед глазами поплыли желтые пятна.

Лестничная площадка между четвертым и пятым этажами.

Запах оглушал, звоном отдаваясь в ушах, заставляя стискивать зубы. Темное пятно на кафельных плитках. Опустившись на одно колено, вампир прикоснулся кончиками пятна пальцев. Резко отдернул руку, с силой потер лицо. Прошептал:

— Хоть что-нибудь. Ну, хоть что-нибудь.

Внутри было пусто и холодно. Он рассуждал с холодной логикой автомата.

Марту нельзя было трогать. Ее убили. Значит, те, кто это сделал, должны прекратить свое существование. Но этого было мало. Этого не хватало, чтобы сохранилась личность, старательно, по мельчайшим крупицам, собираемая им на протяжении столетий.

Уже не скрываясь, чуя, что в квартире никого, взлетел, перескакивая несколько ступеней, на площадку пятого этажа.

Снова резкий запах крови, уже чужой. Просто жидкости, вытекший вместе с жизнью из здоровых сильных тел. Холодный медицинский запах химических реактивов, которыми обрабатывали пятна эксперты. Брызги крови на стенах. Всего несколько пятен. Кинби нагнулся, присмотрелся внимательнее. Провел пальцами по стене, обернулся. Постояв несколько секунд, переместился и встал так, как стоял, нанося удары, Тишиг.

Посмотрев налево и направо, чуть изменил позу, выбросил вперед руку, нанося удар невидимым клинком. Если бы его видел южанин, то наверняка удивился точности, с которой детектив воспроизвел его действия. Но Тишиг его не видел и потому никаких корректив в свои действия не внес.

Ключи от своей квартиры Марта дала два года назад.

Со словами: «Держи, пока я не передумала, и не вздумай вваливаться без предупреждения.»

Кинби не заходил ни разу.

Считал, что ему не место в этой части жизни лейтенанта Марты Марино, смешной кареглазой Марты, засыпавшей, крепко обхватив его руку, прижавшись к нему всем телом. Марты, смешно хмурившейся, когда приходилось обдумывать сложную задачу, хитрой и бесстрашной, взбалмошной и доброй Марты.

Бесшумно открыв дверь, Кинби оказался в тесной прихожей. Направо узенький коридор в кухню, прямо — дверь в единственную комнату. Что он рассчитывал здесь найти?

Ничего.

Только сейчас он понял, что должен был побывать здесь, чтобы в последний раз почувствовать Марту. Понять, от какой части ее жизни отказался два года назад.

Кинби не зажигал свет, это ему было не нужно. Осторожно шагнул в комнату. Узкая кровать вдоль стены. В изголовье тумбочка. Будильник, стакан с водой. И браслет.

Бессильно сев, почти упав, на кровать, Кинби взял браслет и прижал его ко лбу.

Это украшение он подарил Марте несколько лет назад. Вещь из его далекого прошлого — массивная золотая спираль, украшенная тончайшим цветочным орнаментом.

Марта фыркнула и сказала, что никогда не будет его носить. Она вообще не носила никаких украшений, считая, что они стесняют ее движения, ужасно мешают печатать и цепляются за карманы в самый неподходящий момент.

Даже часов у нее не было.

Кинби так и не решился спросить, что случилось с браслетом.

Теперь он сидел на кровати и машинально вертел золотую спираль в руке. Он не смог защитить Марту, хотя знал, что после той ночи, когда она застрелила убийцу Шесински, ей будет грозить опасность. Кодекс чести южных орденов-корпораций, требовал восстановления репутации и устранения тех, кто послужил причиной смерти их «изделий», как они называли своих убийц.

Еще он вспоминал слова мистера Джонсона, сказанные им незадолго до смерти:

— Дому Тысячи Порогов не отказывают.

Туда вели все дороги. Что ж, он хотел сделать это иначе, но теперь разрабатывать сложные планы и беспокоиться о безопасности окружающих стало бессмысленно.

Кинби окинул комнату растерянным взглядом. На мгновение его охватило чувство жуткой беспомощности. Что, неужели Марта никогда не войдет сюда? Она обязательно, обязательно должна войти. Вот, прямо сейчас. И с порога сморщить нос:

— Я же просила не заваливаться без предупреждения.

А потом улыбнуться, подойти и крепко обнять. И он снова ощутит чудесное тепло живого человека, доверяющего ему, любящего его…

Кинби разжал руку. Он и не заметил, что все это время судорожно сжимал кулак. На потертый ковер упала исковерканная золотая спираль.

***

Дэмьен шел по пустынным улицам спящего города, чувствуя, как постепенно пробуждаются те силы, что заставляли его кричать и безумно хохотать тогда, много лет назад.

Сопровождавший все эти годы шепот становился громче, из густых предрассветных теней, накопившихся за ночь в переулках, выступали смутные фигуры, провожали поворотами безглазых голов и отступали обратно в темноту.

Плыли, на глазах меняясь, очертания домов, обросли башнями, подъездами, балконами непривычных, чуждых для этого мира, очертаний.

Город двоился, троился, множился, кружился вокруг Дэмьена, голоса становились все громче, звук возрастал, превращаясь в режущий визг.

Гитарист сдавил голову руками, задыхаясь, упал на колени. Призрачные здания обступали со всех сторон, силуэты, десятилетиями таившиеся за плечом, обступали Дэмьена, кружились, наклоняясь, заглядывали в лицо.

Мант повалился на бок, подтянув колени к груди, скорчился в позе зародыша. Но хладнокровный наблюдатель, годами прятавшийся внутри, лишь иронично хмыкнул:

— Собрался подыхать? Так хотя бы сделай это красиво. Иначе, спустя пару часов, тебя найдут здесь, еще живого, мычащего, слюнявого и обделавшегося. Ты хочешь, чтобы от тебя воняло дерьмом?

Гитарист зашипел. Рывком поднялся на колени. Уперся руками в теплый асфальт. И открыв глаза поднял голову. Силуэты отпрянули. Черные провалы, за которыми не было ничего, кроме пустоты, затягивали их в себя, губы маски, в которую превратилось лицо Дэмьена, кривила злая ухмылка.

Дэмьен зашептал. Ядовитые слова срывались с губ и таяли в предутреннем воздухе, оставляя после себя завитки зеленоватого дыма, постепенно сливающиеся в кольцо, смыкающееся вокруг стоящей на коленях фигуры.

Гитарист попытался сжать кулаки. Пальцы глубоко ушли в асфальт. Мостовая плавилась, не выдерживая исходившей от него силы. Реальность колебалась, подчиняясь его воле, сжимались пространства, населенные существами, что являются в кошмарах лишь Воцарившимся Богам, незримый прилив, поднимался над городскими крышами, грозя обрушиться на спящий город.

Резко выпрямившись, Дэмьен сказал:

— Хватит.

И наступила тишина.

Он стоял, спокойно дыша, расслабленный и собранный одновременно, готовый к любому действию. Потом, когда-нибудь, этот прилив затопит его, и создания кошмаров вовсю позабавятся с остатками разума. Но не сейчас. Сейчас он нужен Кинби. Тому, кто подарил ему годы, за которые он научился слушать шепоты, выуживать из них крупицы темного знания, обуздывать ужас, всегда таящийся за тонкой пленкой привычной реальности. Благодаря которому получил крохотный шанс выжить и продолжить свое существование.

Подняв голову, Дэмьен посмотрел в начавшее сереть небо, и двинулся дальше, посматривая по сторонам, в поисках названия нужной улицы. Его ждала незнакомая Юринэ, которую нельзя было пугать.

***

Сидя в кресле посреди маленькой душной комнаты, Кинби с ненавистью смотрел на тяжелые пыльные портьеры. Там, отгороженный от него прямоугольниками ткани, цвета давно свернувшейся крови, просыпался мир, отнявший у него Марту.

Вампир вылил в рот содержимое ампулы. Скривившись проглотил и откинулся в кресле.

Как всегда, после приема снадобья, мутило. Тяжело дыша, он смотрел на растрескавшуюся побелку, ожидая, пока вязкий ком упадет в желудок и растечется тошнотворным огнем.

Перед глазами мелькали лица убитых. Бестолковая девица, решившая продать Ангельскую Звезду. Паланакиди — обескровленный, навсегда застывший в смертельном ужасе. Шесински — оседает, в груди клинок. Марта — нажимает на спусковой крючок, лицо искажено криком…

Марта, Марта. До этого момента он сам боялся себе признаться — не пойди она к Дэмьену, не попытайся разыскать его, Кинби, могла бы остаться в живых. Пусть под арестом, пусть отстранена от работы, но жива.

Он резко выпрямился в кресле.

Оглушенный известием о смерти Марты, он только сейчас понял, что именно сказал ему ночью Гловер. Девятая комната обвиняет его в убийстве полицейских. Совершенном, судя по всему, ангелом, подчиненным Ангельской Звезде. А значит это…

Детектив резко поднялся.

Пора было поговорить по душам с неизменно элегантным доббером Вуралосом. Кинби надел шлем, посмотрел на часы перед тем, как захлопнуть стекло. Если он поторопится, то успеет нанести визит до полудня и не опоздает на встречу с Юринэ и Дэмьеном.

***

Вуралоса считали странным все, начиная с соплеменников — за то, что жил один, и за пристрастие к человеческим костюмам и тонким галстукам, и заканчивая людьми-сослуживцами, тертыми парнями, за годы работы в самой могущественной и незаметной конторе Города повидавшими всякое.

Он жил не в улье и даже не в добберском квартале — как только появилась возможность, начал снимать квартиру. А поскольку служба хорошо оплачивалась, вскоре купил маленький дом на окраине Города, обнес его безобразной бетонной оградой, усаженной поверху битым стеклом, и подключил сразу к двум системам охранной сигнализации.

Последние полгода он появлялся в своем убежище только для того, чтобы выспаться. Это если повезет. Или, гораздо чаще, чтобы урвать несколько часов сна, сменить костюм и сорочку, принять ванну.

Вуралос полностью погрузился в операцию своего шефа. Чутьем хищника, он чувствовал, вот он — тот самый шанс, что может вознести его на вершины, о которых он и не мечтал ранее. Немного удачи, и не нужен будет этот жалкий домишка, хранящий его тайны, отпадет необходимость вообще что-либо скрывать. Он получит власть, настоящую, Большую Власть.

Ни разу не усомнился он в Реннингтоне, покорившем его безжалостностью и стальной, не ведающей ограничений морали, логикой. Сделав один раз ставку на него, служил верно, постепенно став совершенно незаменимым.

Вуралос знал обо всех «серых» операциях Реннингтона, анонимных счетах, незарегистрированной группе астралотов, постоянно находившихся в распоряжении шефа и многом-многом другом. Одно время он готовился к тому, что Реннингтон попытается его устранить. Готовить спасательные «шантаж-пакеты» было совершенно бессмысленно, оставалось только надеяться на чутье и исчезать при первых же признаках опасности.

Вуралос уже начал готовить себе убежище в одном из закрытых ульев культа Тысячеликой Пустоты, но время шло, а никаких признаков немилости не появлялось.

В конце-концов отношения Вуралоса с шефом стали такими, что устранять его стало совершенно невыгодно — на то, чтобы подготовить ему замену, ушли бы годы, если не десятилетия.

Доббер понял, что еще на одну ступеньку приблизился к своей мечте о Большой Власти.

Когда Реннингтон впервые заговорил об Ангельской Звезде, Вуралос не придал информации слишком большого значения — в хранилищах Девятки находилось немало артефактов, за обладание которыми нелегальные манты или директора-монахи южных корпораций отдали бы не то, что правую руку, а всю семью, включая прабабушек.

Но постепенно он оценил величие и изящество замысла Алекса Реннингтона.

Устройство, позволяющее получить абсолютную власть над независимыми, живущими только по своим законам, ангелами…

А если изучить его, и попробовать использовать для контроля над другими видами разумных?

А если…

Люди в таких случаях говорили — голова кружится от открывшихся перспектив. Добберам головокружение было неведомо, но человеческое выражение Вуралосу нравилось.

К сожалению вовремя перехватить артефакт не удалось, а ввязываться в открытое противостояние с Домом Тысячи Порогов не хотел даже Реннингтон. Оставалось внимательно наблюдать и ждать, когда они совершат ошибку.

Все шло своим чередом, пока в комбинацию не влез непредсказуемый Кинби. Шеф, узнав об этом, рассмеялся тихим мелким смешком, и приказал не вмешиваться.

Тогда Вуралос впервые засомневался, но решил оставить свои мысли при себе. Однако, сигнализацию проверил и навестил небольшой храм Лантоя, где техножрецы специализировались на безумно дорогих охранных амулетах. После чего несколько успокоился и снова с головой погрузился в работу.

События развивались стремительно, Вуралос метался между штаб-квартирой Девятки, Домом Тысячи Порогов, нелегальными лабораториями Реннингтона и жилищем храта Л'рена — старательно опекаемого жреца Аланая-Кукловода. В свое время, Вуралос лично вывел его из-под судебной ответственности и доставил в тихий пригород, под круглосуточный надзор двух смен астропатов и мантов из спецотдела.

Последние часы непривычно возбужденный Л'рен хлестал усами воздух и говорил, что на границе реальности собираются странные, невиданные им ранее, существа, пристально смотрят на Город, переговариваются между собой. Ждут.

Странное молчание хранили Воцарившиеся Боги. Верховные иерархи храмов Итилора и Леди Сновидений якобы ни о чем не подозревали. Окончательный Лодочник демонстрировал полное равнодушие, Лантой не появлялся…

Что-то назревало.

Узнав о смерти лейтенанта Марино, Вуралос второй раз всерьез занервничал.

Историю уголовника, которого про́клятый заставил писать на стене извинения вырванным языком, помнили все, кто о происшествии слышал. Вуралос, правда, надеялся, что сейчас Кинби будет не до подобных эффектов — обвинение в убийстве полицейских сфабриковали как нельзя вовремя.

Реннингтон обещал, что ситуация решится в ближайшие два-три дня.

Пока основной задачей Вуралоса оставалась незаметная подготовка захвата Дома Тысячи Порогов и главное, нейтрализация спецгруппы, постоянно охранявшей Ангельскую Звезду и камеру с сумасшедшим ангелом.

Сегодня под утро он подошел к Реннингтону и попросил разрешения съездить домой, переодеться. Шеф резко обернулся, посмотрел веселыми безумными глазами, красными от постоянного недосыпа и махнул рукой:

— Давай. К семнадцати возвращайся.

Подъезжая к дому Вуралос бросил взгляд на датчик системы безопасности, вделанный в приборную панель автомобиля. Тот мигал успокаивающим фиолетовым огоньком.

Браслет на запястье, служивший, помимо всего прочего, датчиком мант-системы охранной сигнализации, тоже помалкивал.

Вуралос с силой потер лицо — все же эта последняя операция здорово выматывала.

Несмотря на все внешние различия, добберы были куда ближе к людям, чем храты, и организм их реагировал на усталость примерно также как и человеческий. Дико хотелось спать, в глаза словно насыпали толченого стекла, да еще и язык превратился в наждак, словно он, Вуралос, неделю брел по пустыне.

Он не стал загонять машину в гараж — поставил рядом с крыльцом и взбежал по ступенькам. Открыл дверь, аккуратно притворил, запер. Лишь после этого открыл щиток сигнализации, набрал код, подтверждающий прибытие хозяина, и пошел на кухню. Пить хотелось страшно.

Браслет слабо дернулся на руке, когда Вуралос открывал дверцу холодильника. Доббер начал распрямляться, но из тени надвинулась черная фигура и все исчезло.

Придя в себя от жуткой боли, Вуралос попытался закричать. Губы не разлеплялись, наружу проникало лишь жалкое мычание.

Задергал руками — жестко связаны за спиной. Непроглядная темнота — глаза заклеены. Второе лицо, из-за которого добберы получили презрительную кличку «янусы», упирается во что-то жесткое, повернуть голову не удается — примотана к ровной, обтянутой материей, поверхности.

Вуралос попытался выровнять дыхание.

Сильные пальцы зажали нос. Доббер мог задерживать дыхание на шесть, а то и семь, минут, но ужас не давал сконцентрироваться. Пленник знал, кто пришел за ним. Не хватало воздуха. Перед глазами поплыли черные круги.

Пальцы отпустили нос, Вуралос начал делать глубокий жадный вдох и тут же получил страшный, сбивающий дыхание, сотрясающий внутренности, удар в живот. Обмякнув, доббер завалился набок. Рука невидимого мучителя ухватила его за пиджак, не позволила упасть.

— Если понял, кто я, — шепнул глухой, искаженный голос, — пошевели правой рукой. Ладонью сможешь.

Вуралос мгновение помедлил мгновение и пошевелил указательным и средним пальцами правой руки.

— Вот и умница, — шепнул Кинби ему в ухо, и сломал указательный палец.

Доббер затрясся, замычал, рванулся в сторону.

На этот раз вампир позволил ему упасть.

Поднял стул, поправил гладильную доску, к которой примотал широким скотчем голову пленника, потрепал по щеке. Заговорил громче:

— Я буду спрашивать. Ты будешь отвечать. Тогда не будет больно. Пока все ясно? Пошевели рукой.

Доббер задергал конечностями, пытаясь отодвинуться. Кинби поставил ногу в тяжелом кованом ботинке ему на колено, нажал:

— Будешь дергаться, сломаю ногу. Понял? Пошевели рукой.

Вуралос пошевелил левой рукой.

— Отлично, ты понятлив, — спокойно сказал Кинби и сломал ему указательный палец и на другой руке.

На этот раз он не отпускал мычащее, извивающееся тело, держа доббера за сломанный палец, пока тот не затих, дрожа всем своим мощным телом.

— Ты не думай, я тебе потерять сознание не дам, — утешил он пленника. — Итак, мы поняли друг друга. Сейчас я распечатаю тебе рот и ты будешь отвечать.

Это не было вопросом — Кинби констатировал факт, и именно от этого Вуралосу стало страшно настолько, что он едва не обмочился.

Щелкнуло что-то невидимое, щеки доббера коснулся холодный металл. Кинби поддел ножом скотч, перерезал, дернул. Вскрикнув от боли, пленник жадно задышал ртом. Кинби ударил.

Вуралоса вырвало на собственную сорочку и брюки. Он не мог нагнуться, поэтому Кинби заботливо наклонил стул, чтобы сидевший не захлебнулся.

Здоровенный доббер отплевывался и рыдал.

— Теперь ты будешь отвечать, — равнодушно продолжил Кинби. — Вопрос первый, почему полицейских повесили на меня?

— Шеф… Ты не выполнил то, что он, — Вуралос глотнул воздуха, — тебе приказал. Он считает, тебе тот старый крылан что-то передал или сообщил. Ты пропал — он решил подключить к твоим поискам все ресурсы.

Это был легкий вопрос, ответ на который не слишком интересовал Кинби. Нужно было разговорить Вуралоса, позволить ему надеяться, что боли не будет. Дать надежду.

— Что известно Реннингтону об Ангельской Звезде?

— Все, что известно Хранителю.

— Вуралос, я повторю вопрос, — мягко сказал Кинби, и нежно тронул сломанный палец доббера.

Вуралос попытался заорать. Рот зажала рука в перчатке грубой кожи. Сдавила челюсти, сминая кожу, царапая.

— Повторяю вопрос… — рука исчезла.

— Он говорил… что знал о Звезде еще во время Войн Воцарения. Но упустил тогда. Потом искал, но никаких следов. Вышел на ее след, но его опередил Хранитель.

— Ты не о том говоришь, — поправил доббера Кинби, — я спросил тебя, что ему известно о Звезде?

— Он собирал о ней все. Все упоминания, документы, легенды ангелов. Покупал для крыланов «весенние дары», двоих задержал для получения информации.

— Похитил. — уточнил вампир. — А исполнитель, ты. — И снова это прозвучало утверждением.

— Сейчас он готов к тому, чтобы испробовать Звезду на людях или хратах, — выпалил Вуралос, — но не хочет показывать это Хранителю.

— Зачем ваши топтуны торчали около Марты?

— Шеф приказал привезти ее в Дом.

— В Дом Тысячи Порогов? — впервые в голосе послышалась нотка легкого удивления.

— Да. Он там постоянно. Ни на минуту не выпускает Звезду из виду. И следит за материалом.

— За ангелом? — уточнил Кинби.

— Да. У них сейчас есть действующий экземпляр.

— Понятно. А зачем вам нужна Марта?

Вуралос обратил внимание на то, что Кинби говорит о девушке в настоящем времени.

— Шеф хотел расспросить ее о тебе. Думал, ты мог с ней поделиться информацией. И еще, естественно, как рычаг воздействия на тебя.

— Заложница, значит, — снова перевел Кинби, — решили на нее меня ловить.

Вуралос промолчал. Что он мог сказать? Подготовка Кинби была не хуже а, честно говоря, куда лучше, чем у него. Детектив не столько хотел получить новую информацию, сколько искал подтверждения своим соображениям.

Впрочем, Вуралос ошибся.

На какое-то время Кинби замолчал. Вуралос слышал его легкие неторопливые шаги. Так ходят люди, когда что-то обдумывают.

Кинби действительно размышлял. Пока он не услышал от доббера ничего такого, что шло бы в разрез с его собственными мыслями. Предсказуемые мысли, мелкие желания — жажда власти, жадность, подлость… Правда, жажда власти в очень, очень крупных масштабах.

— Что Реннингтон знает о нейтрализаторе?

— О чем? — с искренним удивлением переспросил пленник.

— О нейтрализаторе, — повторил Кинби. — О той штуке, что мне передал старый ангел.

Вуралос пожал плечами. Совершенно человеческий, нехарактерный для добберов жест.

— Ничего определенного. К сожалению, его контакт с тобой засекли слишком поздно, а взять живым не удалось. Знаю только, что шеф предполагал что-то такое и считал это очень важным. Для того, чтобы получить от тебя информацию девчонка и понадобилась.

Вуралос заговорил спокойнее. Он почувствовал, что Кинби удалось выстроить связную картину и что-то для себя решить. Значит, скоро он его убьет, и боли больше не будет. И на него, Вуралоса, будет вечно смотреть Тысячеликая Пустота.

Но вопросы продолжались:

— Южанин. Кто нанял? Что об этом знает Реннингтон.

Доббер мог сказать немногое. Знал только, что нанимал его Олон, что погибли двое оперативников, отправленных за Кинби, их нашли с ранами, явно нанесенными холодным оружием, а дежурный некромант Девятки едва не свихнулся, пытаясь прочитать эмофон убийцы.

— Значит, — прервал излияния Вуралоса Кинби, — сейчас Алекс вовсю колет Хранителя и играет с ним в дружбу. Так?

— Да.

— Замечательно. — Кинби отодрал клейкую ленту с глаз доббера. Присел перед ним на корточки.

— Значит, ты сможешь мне рассказать о расположении комнат, системе охраны, и нарисовать схему всех помещений, где ты был. Ведь можешь. Правда?

Самым страшным был вкрадчивый, почти просящий голос вампира. Вуралос моргнул и облизнул губы:

— Да. Хорошо.

— Только я хочу тебя предупредить, — потрепал Кинби пленника по щеке, — врать не надо. Хорошо?

И доббер понял — действительно, не надо.

— Сейчас я освобожу тебе одну руку. Дам карандаш и лист бумаги. Ты будешь рассказывать и чертить.

Держать карандаш рукой со сломанным пальцем было неудобно, руку простреливали острые клинья боли, но Вуралос старательно чертил.

Кинби засыпал его вопросами. Через какие входы он попадал в Дом? Где охрана? Какие виды охраны он засек? Ах, лабораторию охраняют люди из спецгруппы? А отдыхают они где? Так, рисуй, рисуй!

Особый интерес у него вызвали хозяйственные постройки, соединявшиеся с основными корпусами крытыми переходами.

— А свита Реннингтона где?

Вуралос отметил, где именно расставил своих сотрудников.

— Вооружение?

И так до бесконечности…

Кинби раз за разом спрашивал о ширине коридоров и высоте потолков, вооружении охранников и количестве ступеней лестницы, ведущей к камере ангела. Его интересовало все.

В конце концов Вуралос самому себе стал напоминать губку, из которой выжали воду до последней капли, и наполнили безысходностью и болью.

Наконец, Кинби, видимо, удовлетворился. Хмыкнув, он сказал:

— А теперь мы поговорим о других вещах.

И Вуралос рассказал все. И о жреце Аланая, спрятанном Реннингтоном, и секретных мант-лабораториях за городом, об анонимных счетах…

Доббер говорил долго, временами замолкал, и тогда Кинби ломал ему палец на руке или тяжелым каблуком дробил ступни.

В конце концов, доббер перестал говорить, поскольку сказал все. Кинби снова заклеил ему глаза и рот, и вырвал кадык. Слушая, как бьется в агонии враг, он подошел к раковине, открыл кран и неторопливо смыл кровь с перчаток. После чего покинул дом.

***

После ухода Кинби, Юринэ даже не пыталась заснуть. Она бесцельно бродила по квартире, трогала вещи, рассеянно проводила кончиками пальцев по стеклам книжного шкафа, вздрагивала, что-то вспоминая, и спешила на кухню.

Входила в крохотную кухню и замирала на пороге, забыв, зачем пришла.

Самой себе она казалась рыбкой, бестолково мечущейся в круглом, полном золотистого электрического света, аквариуме. Одновременно она смотрела на этот аквариум снаружи, бесстрастно изучая, прикидывая, насколько еще хватит у рыбки сил, скоро ли она начнет биться о стенки аквариума или просто сложит плавнички и всплывет кверху брюхом.

Паника трогала ее отвратительными липкими пальцами и именно эта мерзкая липкость привела Юринэ в чувство.

С самого детства она была болезненно чистоплотна, несвежая блузка приводила ее в ярость, а случайное пятно на школьной форме повергало в глубокое уныние.

Девушка остановилась, глубоко вдохнула и медленно-медленно выдохнула. После чего достала из шкафа свежее полотенце и пошла в душ.

Стоя под обжигающими струями, она чувствовала, как к ней возвращается спокойствие.

Потом она села в ванной на корточки, обхватила руками колени и горько расплакалась.

Тяжелые упругие струи били ее по худенькой спине с выступающими позвонками, кожа наливалась краснотой, а она все не могла остановиться.

Произошедшее было настолько диким и несправедливым, что не укладывалось в голове Юринэ. Кто-то, не понятно зачем, походя, разрушил несколько жизней и даже не обратил на это внимания.

Шмыгая носом и всхлипывая, она встала, держась за край ванной. С силой растерлась жесткой массажной рукавицей, постояла еще несколько минут под душем, успокаивая дыхание, решительно закрыла кран.

Накинув легкий халат, босиком пошла в комнату, где достала с верхней полки тяжелую деревянную коробку. Для этого ей пришлось придвинуть стул и все равно — до верха она достала, только встав на цыпочки.

Юринэ принесла из коридора газету, разложила на столе и откинула крышку коробки.

Пистолет ей подарила Марта.

Зайдя в очередной раз в контору Кинби, она увидела трясущуюся от злости Юринэ и в своей обычной манере спросила, какая паскуда посмела ее довести до такого состояния.

Кинби в то время вел муторное дело о шантаже, и однажды, по дороге на работу, к Юринэ подошли двое неумело пытавшихся быть вежливыми «шестерок», в пиджаках, распираемых перекачанными плечами, и завели беседу о том, что было бы неплохо, если бы такая симпатичная и умная девушка обзавелась новыми друзьями. Которые, надо сказать, готовы хорошо заплатить за определенные сведения. А если девушка не такая умная, как они решили, то ведь кто-нибудь ее может и вразумить.

Юринэ упросила Марту ничего не рассказывать Кинби. Хотя она недавно работала на детектива-вампира, но о том, как он расправляется с теми, кто угрожает ему или его знакомым, была наслышана.

На следующий вечер Марта водрузила на ее рабочий стол деревянный ящик и сказала:

— Открывай.

Юринэ подняла крышку и обомлела.

Довольная Марта торжественно возвестила:

— Автоматический. Семнадцатизарядный. Калибр девять миллиметров. И весит, полностью снаряженный меньше килограмма. Владей.

Протесты Юринэ Марта решительно пресекла. Попросту махнула рукой, развернулась, и вышла, не слушая воплей девушки.

Кинби попытался выяснить, с чего это лейтенант Марино делает его секретарше подобные подарки, но Марта и тут махнула рукой и заявила, что только идиот считает лучшем подарком для честной работающей девушки бриллианты. Хороший автоматический пистолет, дескать, куда практичнее.

Оружие буквально заворожило Юринэ лаконичным угрожающим изяществом и скрытой мощью.

С тех пор она регулярно ходила в тир и с удовольствием тренировалась.

Достав пистолет, девушка взвесила его в руке и отложила в сторону, после чего принялась снаряжать обоймы.

Звонок заставил ее вздрогнуть так, что патроны раскатились по столу, один упал на пол и закатился под стол. Юринэ не раздумывая загнала обойму в рукоять пистолета, сняла его с предохранителя и держа оружие в опущенной руке, бочком направилась к двери.

Звонок снова разразился трелью.

Посмотрев в глазок, она увидела высокого худощавого мужчину в сером плаще-пыльнике и, зачем-то, черных очках.

Он спокойно стоял перед дверью, оружия видно, вроде бы, не было. Но это ничего не значило.

— Хотели бы убить, уже убили бы, — решила Юринэ, и в этот момент незнакомец заговорил:

— Кинби послал. Сказал, вам помогать.

Юринэ надолго задумалась. Открыть дверь? А если это ловушка? Она может понадобиться тем, кто убил Марту, не только мертвой.

Неизвестный подождал, Юринэ слышала, как он переминается с ноги на ногу на лестничной площадке, затем сказал:

— Кинби говорил — не поверите. Тогда сказать — он просил вас узнать о южанах. Которые приехали в Город. Теперь верите?

Она открыла дверь.

Шагнув через порог, странный человек посмотрел на пистолет, и сказал:

— Еще просил не пугать.

И Юринэ успокоилась окончательно.

Они молча стояли друг напротив друга в тесной прихожей, пока хозяйка, наконец, не спохватилась:

— Ой, проходите же. Есть хотите?

Дэмьен закивал в ответ, и Юринэ обрадовалась. Можно было делать что-то привычное и мирное.

— Тогда пойдемте на кухню.

Гость проскользнул мимо нее, и девушка заметила, как тихо он двигается, насколько ловко и экономно каждое его движение.

— Вас как зовут? — наконец сообразила спросить она.

— Дэмьен, — ответил гость, устраиваясь на стуле в углу.

Юринэ сама не заметила, как начала рассказывать нежданному гостю все, что знала.

О том, как впервые пришел к Кинби тот человек, что просил найти его сестру, которая, это сразу ясно, никакая ему была не сестра, и как напали на их контору и ей пришлось стрелять, а Марта, то есть, лейтенант Марино… Тут голос Юринэ дрогнул и она, зашмыгав носом, поставила на стол масленку и закрыла лицо руками.

— Она приходила ко мне. Совсем недавно приходила. Вот в прошлый вечер, — тихо сказал Дэмьен. — Она его любила. Очень. Давайте теперь поможем.

Юринэ закивала, длинно глубоко выдохнула, и ответила:

— Да. Я понимаю. С утра и начнем.

Кивнула в сторону комнаты:

— Там компьютер. Я сейчас проверю все гостиничные базы, а утром еще и позвоню нескольким своим знакомым. Если найдем подходящих приезжих, будем следить.

Рассвет встретили на кухне.

Сидя на табуретке, подобрав под себя ноги, Юринэ говорила, говорила, говорила, выплескивая ужас прошедших дней.

Дэмьен молча крутил в ладонях огромную чашку зеленого чая и молчал.

Он был доволен.

Не напугал.

***

Пришло время привычных и понятных дел, временно вернувших Кинби ощущение осмысленности существования.

Он старался не думать о том, что будет завтра, послезавтра… Необходимо было сосредоточиться на сиюминутных вопросах, и он зарывался в дела, стараясь предусмотреть каждую мелочь, обдумывал мельчайшие вопросы, прокручивал невероятное количество вариантов.

Сколько входов можно будет держать под мант-контролем Дэмьена? Удастся ли раздобыть «летунов» — летающие камеры, вот уже много лет поставляемые жрецами Лантоя городской полиции?

Как устроить отвлекающий удар… Хватит ли оружия… Куда пробиваться в первую очередь… И будет ли в Доме Тысячи Порогов южанин.

Кинби не думал, что его будет сложно найти. Судя по тому, что он показался им с Мартой на глаза, убийца хотел, чтобы детектив его заметил. Это было частью ритуала, столь же обязательной для южанина, как ежедневная медитация или тренировка.

Детектив взглянул на часы. Да, времени больше, чем он полагал. Солнце снова ползет по небу, выжигая из Города остатки влаги. На Вуралоса пришлось потратить больше времени, чем ожидалось. Но результат того стоил — исчерченные дрожащей рукой листки, лежащие во внутреннем кармане комбинезона, сыграют им хорошую службу.

Теперь надо разыскать убийцу Марты.

Точнее, признался Кинби самому себе, надо позволить южанину проводить себя до места. Он не рассчитывал, что убийца не заметит слежку. Все происходящее для этого существа игра, с четко определенными правилами и многовековыми ритуалами. Но, решил он, Юринэ об этом знать совершенно не обязательно.

Сейчас, поднимаясь по лестнице к квартире девушки, он думал только о порядке действий во время подготовки к операции.

Мизерный шанс на успех давала скорость и жестокость натиска. И еще, может быть, беспредельная наглость. Но для этого надо подготовить сильную группу прикрытия. Тех, кто примет на себя первый удар.

И скорее всего погибнет. Нужно, чтобы это произошло как можно позднее, и принесло как можно больше пользы.

Утопив кнопку дверного звонка, Кинби отступил на шаг назад и прислушался. И не услышал ничего до тех пор, пока дверь не открыл Дэмьен, который посмотрел в зеркальное стекло шлема и кивнул:

— Проходи. Юринэ нашла того, кто тебе нужен.

Все это время девушка маячила позади Дэмьена, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Ее охватило лихорадочное возбуждение, усиленое недосыпом. Нервы гудели натянутыми струнами, на которых исполнялась безумная мелодия отчаянья и безнадежности.

Схватив Кинби за руку, она поволокла его в комнату:

— Смотри. Этот? Дэмьен сразу сказал, что это тот самый.

Кинби смотрел на распечатку. Непримечательное лицо, неброская стрижка, стандартный черный костюм с однотонным галстуком. Господин Омаяру Тишиг.

Убийца.

— Да, он.

Повернувшись к Дэмьену:

— Как ты узнал?

Гитарист пожал плечами:

— Увидел лицо. Понял — он. Посмотри сам. Он постоянно слушает.

— Слушает что?

— Голоса. Которые среди холмов. Шепчут.

И сняв очки Дэмьен посмотрел на Кинби провалами нечеловеческих глаз:

— И ты слушаешь. Сейчас они с тобой громко говорят.

Выпалив эту неимоверно длинную тираду Гитарист замолчал.

А Юринэ тихо опустилась на кровать и сидела там, изо всех сил впившись зубами в ладонь. Она увидела, что скрывали все это время очки смешного долговязого гостя. Теперь в ней боролись страх, отвращение и рвущая сердце жалость.

Кинби повернулся к девушке, делая вид, что не замечает ее состояния:

— Ты узнала, где он остановился?

Юринэ молча кивнула. Прокашлявшись, выдавила:

— Да. В отеле «Шале». Не скрывается, документы в полном порядке, сейчас в своем номере.

— Когда узнавала?

— Как только выяснила, где он живет, позвонила гостиничному детективу. Он нам должен до сих пор за то дело…

Кинби жестом попросил ее говорить быстрее, и Юринэ зачастила:

— Сейчас постоялец в номере. Попросил не беспокоить до двух дня. Если что — детектив мне перезвонит.

— Хорошо, — кивнул Кинби. — Сейчас обсудим, как действовать. Как закончим, поезжайте к отелю, пусть гостиничный детектив звонит тебе на мобильный. Присаживайтесь.

И Кинби разложил перед ними листки, полученные от Вуралоса.

Юринэ и Дэмьен не стали спрашивать, откуда он их взял. Пара кровавых отпечатков по краям говорили лучше всяких слов.

— Смотрите, вот тут вход, которым обычно пользуется Хранитель, когда выезжает в город, — Кинби постучал по листку. — Сразу за ним большой прямоугольный холл. Там я был, помню и дорогу до комнат, где меня принимал Хранитель Порогов. Интереснее другое.

И он положил второй листок в стык первому:

— А вот это — моя основная цель. Здесь покои Хранителя. Вот тут, дальше — оперативный зал, лаборатории и камера, где держат подопытного. Там же и Ангельская Звезда.

Рука Юринэ накрыла руку Кинби в грубой кожаной перчатке. Девушка всматривалась в свое искаженное отражение в зеркальной поверхности щитка:

— Скажи, зачем ты туда идешь? Ответь. Я должна знать. Это месть за Марту или что-то большее?

Кинби мягко оторвал ладонь Юринэ от своей руки.

— Нет. Не только. Там, в этом лабиринте комнат, залов и коридоров — зло. Большое настоящее зло, попавшее в руки очень умных и очень страшных ублюдков. И если они решились на убийство полицейских, значит или уже готовы использовать это зло в полную силу, или вот-вот будут готовы. Если их не остановить сейчас — завтра все проснемся безмозглыми зомби и будем послушно выполнять их волю. А тех, кто не подчинится — убьют. Быстро и страшно убьют. Понимаешь?

Юринэ кивнула, но лицо ее продолжало выражать сомнение.

— Что еще ты хочешь узнать? — мягко спросил Кинби.

— А почему не обратиться к Богам? Ну, к Леди, например? Она же добрая.

— Понимаешь ли, Звезда — это оружие. Страшное. Позволяющее подчинить всех. Неважно, доброй или злой ты считаешь Леди или Итилора — если Звезда попадет к кому-нибудь из них, снова начнется то, что произошло сейчас. Сегодня Дома Воцарения не вмешиваются только потому, что каждый из них следит за всеми остальными. Все они ждут, когда кто-нибудь выступит, чтобы наброситься и, заручившись поддержкой остальных, растерзать.

— Нет, отдавать им Звезду нельзя, — покачал головой вампир. — Это новая война.

И они вернулись к обсуждению плана.

Он был логичен и прост. Одна группа отвлекает внимание охраны, затевая с ней затяжной бой. В это время вторая группа, с Кинби во главе, атакует другой вход — тот, что ближе к оперативному залу. После чего он отделяется от основной группы и пробирается в центр.

Детектив показывал пути движения, распределял обязанности, а сам думал о том что врать очень легко.

Кинби знал, что говорит правильные слова, которые должны были убедить тех, кто составит группу смертников, в правильности их действий. Но для вампира это никакого значения не имело. Там, в центре проклятой паутины, сидел паук, посмевший отнять у Кинби единственную ценность, единственное существо, имевшее для него значение. Он должен умереть.

Остальное следовало принимать в расчет лишь настолько, насколько оно помогало или мешало осуществить задуманное.

— Нас мало, — подал голос Дэмьен. — Оружия мало. Не пройдем.

— Пройдем, — с уверенностью сказал Кинби. — Сейчас вы отправитесь к отелю, а я еще кое с кем встречусь. Если все пройдет, как надо, у нас будет серьезная поддержка.

***

Открыв глаза, Тишиг сел на кровати. В номере царила абсолютная темнота — плотные шторы задернуты, не пробивается ни единого лучика света. Но Художник знал — там, за шторами, раскаленный город цвета выбеленной временем кости. Похожий на скелет древнего гиганта, рухнувшего под собственной тяжестью посреди пустынной равнины.

Тишиг улыбнулся. Радовало, что для самой совершенной его картины удалось выбрать столь подходящее во всех отношениях место.

Размяв запястья, он встал в исходную стойку и начал танец Водяной Змеи. Бесшумно скользя по номеру, наносил стремительные удары руками и ногами, загоняя невидимого противника в угол.

Выпад следовал за выпадом, каждое движение, защитный блок, являлись элементом атаки, служили одной задаче — уничтожению противника.

Клинок появился из ниоткуда. Возник, как продолжение руки. Неуловимый глазом рубящий удар сверху вниз и вбок, изящная подпись мастера в правом нижнем углу картины. И танец продолжился, уже в обратном направлении. Только теперь все движения завершались стремительными выпадами клинка.

Завершающий удар, возврат в исходную стойку…

Он готов.

Приняв душ, Тишиг надел традиционный черный костюм, белую сорочку и однотонный черный галстук. Завязал шнурки на мягких черных туфлях, выпрямился.

Посмотрев в зеркало, чуть поправил узел галстука. Взял стоявший в углу длинный нейлоновый футляр, и покинул номер, аккуратно затворив дверь.

Выйдя из вращающихся дверей, он легко сбежал по ступеням и поднял руку. Старое такси лениво подползло к подъезду отеля. Открыв дверь, южанин скользнул на заднее сиденье и назвал адрес. Такси тронулось. Художник снова улыбнулся. Следом за его машиной двинулся неприметный седан.

Все складывалось как нельзя лучше.

***

Конечно же, Хранитель ни на йоту не верил Реннингтону. Однако, это не мешало ему искренне восхищаться глубиной его знаний и силой таланта.

С его появлением изучение Ангельской Звезды стремительно продвинулось вперед. То, на что раньше уходили дни и недели, теперь делалось за минуты. Реннингтон дал то, чего остро не хватало разработкам Хранителя — знания и техники других Домов Воцарения.

Реннингтон получил к ним доступ еще во время Войн Воцарения и с тех пор старательно копил информацию обо всех способностях, приемах и техниках Домов, от техноритуалов жрецов Лантоя, до сеансов Слияния с миром, проводимых Милосердными Сестрами в обстановке глубокой секретности. Пусть и не имея возможности воспользоваться многими ритуалами и приемами, он точно знал, как именно они должны проводиться и в каких случаях.

Каждый из Домов старательно оберегал свои тайны, и откровения Реннингтона стали неоценимым подарком для Хранителя.

Разумеется, он сразу же заметил и то, что своих людей Реннингтон расставил так, что они блокировали все подходы к оперативному залу, но это сейчас его не слишком беспокоило.

Подопытный показывал потрясающие результаты. Буквально за несколько часов, им удалось добиться безусловного подчинения, значительно сократилось время выполнения команд, а операторы мант-вычислителей доложили, что практически исчезла реакция отторжения, из-за которой еще вчера приходилось накачивать ангела наркотиками, подавляя волю.

Они вплотную приблизились к уровню контроля, достигнутому жрецами Аланая.

Хранитель еще раз бросил взгляд на экран и повернулся к Реннингтону:

— Это потрясающе. Мне кажется, уже сейчас можно приступать к опыту с объектами других видов.

— Советую начать с добберов. Они по самой природе своей склонны к коллективному подчинению. Так что, по возможности, привлеките к опытам полную семью. А в идеале — ячейку улья.

Неслышно ступая, вошел Олон, склонился к уху Хранителя:

— В нижнем зале ожидает некий Тишиг. Его направили для завершения контракта, заключенного нами с покойным мистером Джонсоном.

Хранитель дернул плечом:

— Подожди в моей комнате.

И, уже Реннингтону:

— Я вынужден оставить вас на некоторое время. Увы, текущие дела требуют личного присутствия.

— Да-да. Конечно. Прекрасно вас понимаю. Я буду здесь. Наблюдать за происходящим крайне… увлекательно.

Олон расхаживал из угла в угол по комнате, которую Кинби узнал бы без труда. Правда, сейчас ширмы с четырехрукими монстрами стояли сложенными вдоль стен, отчего помещение казалась нежилым.

— Что ему нужно? — резко спросил Хранитель.

— Формально, это соблюдение ритуала ордена-корпорации. Он должен принести извинения работодателю за несоответствие их продукции требованиям заказчика.

— Об этом я знаю, — отмахнулся Хранитель, — Что ему нужно на самом деле?

Олон пожал плечами:

— Увы, я не знаю. Но принять его все равно придется.

Тишиг терпеливо ждал хозяина Дома, стоя в середине небольшого светлого зала со сводчатым потолком.

При появлении Хранителя он склонился в поклоне, демонстрирующем подчинение младшего старшему и более мудрому. Хранитель по достоинству оценил этот жест и ответил поклоном «хозяин — уважаемому гостю», что сразу позволило вести беседу на более высоком уровне.

— Я слушаю вас, почтенный… — Хранитель сделал паузу, давая гостю возможность представиться.

— Тишиг. Недостойный посланник, нижайше умоляющий о прощении. От имени всего нашего ордена, я приношу свои глубочайшие извинения за то, что поставленная перед нашей продукцией задача не была выполнена.

— Извинения приняты, уважаемый Тишиг, — ответил Хранитель, пристально всматриваясь в южанина.

Он постарался ничем не показать своего удивления. Невысокий стройный человек с незапоминающимися чертами лица, являлся воплощением темноты. Для Хранителя он являлся черным силуэтом, вырезанным в структуре реальности, провалом в те пространства, куда вели наиболее тщательно охраняемые двери Дома.

— Также я должен передать, что орден скорбит о потере мистера Джонсона, нашего давнего партнера, и доводит до вашего сведения, что все обязательства по контракту будут нами выполнены. Также, совершенно бесплатно, будут устранены существа, причастные к гибели нашей продукции и сотрудников мистера Джонсона.

— Мы с благодарностью принимаем это щедрое предложение.

— Сегодня ночью я уже приступил к выполнению наших обязательств. Женщина-полицейский, послужившая одной из причин невыполнения контракта, устранена.

Хранитель тихонько хмыкнул:

— А сотрудники Девятой комнаты тоже входили в этот… перечень?

— Нет. Это было одно из тех непредвиденных обстоятельств, что постоянно встречаются на жизненном пути, — невозмутимо ответил Тишиг.

— Как изящно вы выражаетесь. Впрочем, это одна из особенностей южной культуры, — оборвал сам себя Хранитель.

— Итак, вы можете передать уважаемым директорам, что их извинения приняты. Более того, я должен поблагодарить их, и вас лично, за проявленную заботу о процветании Дома Тысячи Порогов.

Тишиг поклонился, демонстрируя глубокое уважение гостя к хозяину-нанимателю.

— Могу ли я, недостойный, просить вас о милости, которую буду вспоминать до конца своих дней? — мягко опустившись на колени, гость согнулся в поклоне касаясь пола лбом и ладонями.

— О чем именно? — удивленно приподнял бровь Хранитель.

— Я знаю, что в Доме Тысячи Порогов существует Комната Перекрестков. Комната, о медитации в стенах которой мечтают лишь избранные. Лишь те, кто умеет слушать голоса с изнанки мира.

Хранитель задумчиво смотрел на склонившегося перед ним человека. Впрочем, человека ли?

Приложив сплетенные указательные пальцы к губам, он закачался с носка на пятку. Наконец, приняв какое-то решение, порывисто бросил:

— Хорошо. Вас проводят в Комнату Перекрестков. Я ценю ваше рвение и польщен вниманием к Дому, скромным хранителем которого являюсь. Надеюсь, мы сможем поговорить завтра, по окончании вашей медитации.

Тишиг одним движением оказался на ногах. Только что он стоял коленопреклоненный, и вот уже, все так же почтительно склонив спину, стоит перед Хранителем.

Олон, наблюдавший за разговором, стоя у дверей, чуть не присвистнул. Этот человек был смертельно опасен. Олон прекрасно владел самыми разными техниками убийства и вполне мог выстоять против стандартного «призрака», вроде тех, что предоставлял в его распоряжение покойный мистер Джонсон, да будет комфортно его путешествие на корабле Окончательного Лодочника. Но этот… Схватка с «призраком» могла его разве что насмешить.

Хранитель поманил начальника службы безопасности:

— Пожалуйста, прикажи, чтобы нашего гостя проводили.

Выглянув за дверь, Олон щелкнул пальцами и из теней, заполняющих коридор, возник невысокий седоватый служитель.

— Проводи нашего гостя в Комнату Перекрестков и проследи, чтобы он получил все необходимое для медитации.

Еще раз поклонившись, Тишиг вышел из комнаты и последовал за служителем.

— Вы уверены, что его стоило допускать к Перекресткам? — Олон не скрывал своей обеспокоенности.

— Лучше, чтобы он оставался в поле зрения, — проговорил Хранитель, опускаясь в кресло. Сложив указательные пальцы домиком, он задумчиво постукивал ими себя по губам.

— Он непрост. Очень непрост, уверен, ты это тоже почувствовал. И мне крайне интересно, что же ему, на самом деле, нужно. Лучше, чтобы он был здесь, где мы сможем его контролировать.

И Хранитель направился к выходу. Уже в дверях, обернувшись, коснулся плеча Олона:

— Да, я думаю, не стоит говорить, что наши люди должны постоянно следить за комнатой Перекрестков? Ничто не должно беспокоить нашего… гостя.

***

Марио переживал. Очень сильно переживал. Ему категорически не нравилось происходящее. Неясное, поначалу, ощущение неправильности того, что творится вокруг, за последние несколько дней достигло пика. Марио стал нервным, раздражительным, потерял аппетит и похудел.

«Племянники» переглядывались и встревожено шептались — совсем с лица спал, бедняга, что же делать то?

Окончательно добило его известие о смерти Марты Марино. Симпатичного лейтенанта он считал абсолютно ненормальной, поскольку она добровольно связалась с про́клятым, с нежитью, но искренне ей восхищался.

К тому же он всегда питал слабость к темноволосым женщинам с большой красивой грудью.

Сейчас он сидел в своем кабинете и с отвращением смотрел на новый ковер. Большой ковер. Красивый. Племяннички постарались. И ворс хороший, густой. Но все равно, кажется, что по ковру растекается темное пятно, и до сих пор остро пахнет в кабинете кровью.

Запах крови повис над всем городом и толстяк Марио безошибочно это чувствовал.

Убийство Билла Грузовика заставило все силы, поделившие между собой Город, замереть. Все настороженно присматривались, гадая, кто же посмел так нагло заявить о себе. Шептались между собой торговцы информацией, с величайшей осторожностью встречались на тщательно охраняемых нейтральных территориях советники Домов, обменивались тщательно выверенными фразами и расходились, не веря друг другу ни на грош.

Лишь Дома Воцарения хранили ледяное молчание.

Затем Рональд Конверт выдал сенсацию, и начался новый виток подготовки к Большому Переделу. Девятку, конечно же, боялись до ужаса, но уж больно жирным был куш.

Нападение на машину Дома Контино и убийство полицейских натянуло нервы еще больше. Улицы Города опустели. Многие кафе поутру не открылись.

Марио видел как пакует чемодан знакомый биржевой жучок, а парочка нелегальных астралотов вежливо предупредила его, что некоторое время будет недоступна и упорхнула за город.

Все это отвратительно влияло не только на нервы почтенного Марио, но и на его бизнес. К тому же, падла Морган все настойчивей предъявлял претензии по поводу своих пестрозадых придурков. Это было совсем уж не по-людски, но Морган все больше напоминал акулу, почуявшую кровь в воде. Это не давало Марио покоя. Морган всегда давил жестко, но чтобы настолько? Значит, у него появился новый и очень сильный покровитель.

Монополизмом пахнет, тяжко вздыхал про себя Марио, имевший некоторое понятие об экономических процессах. А монополизм — это очень плохо для деловых людей. Конкуренции нет, качество товаров и обслуживания падает. Все недовольны, а выхода нет.

К тому же Марио было попросту тошно.

Погрузившись в свои тяжкие думы, он не расслышал, как открылась дверь. Понял, что в кабинете кто-то есть, только когда тихо скрипнуло кресло, в которое усаживался гость.

Увидев фигуру, затянутую в черное, толстяк, взвизгнув, выпрыгнул из кресла. Голова в нелепом здесь, в кабинете делового человека, шлеме, повернулась вслед за торговцем автомобилями, пытавшемся обогнуть стол.

— Да не суетитесь вы так, Марио. Ничего я вам не сделаю, — с легкой досадой сказал Кинби. — Вернитесь за стол и давайте поговорим.

Опасливо посматривая на вампира, Марио, вернулся за стол. Нащупав подлокотник кресла, сел.

— Кинби, уважаемый… Вы понимаете, что только что едва не сделали меня покойным? Я бы лежал здесь, а мои дорогие племянники плакали бы над хладным трупом…

— Достаточно, — мягко сказал Кинби, и Марио заткнулся. — Я пришел к вам потому, почтенный, что считаю человеком разумным, и думающим не только о сиюминутной выгоде.

Хозяин кабинета промолчал, но заметно приосанился.

— Я внимательно слушаю вас, уважаемый господин Кинби.

— Марио, — вдруг совершенно по-дружески обратился к нему Кинби, — скажите, сколько лет вы меня знаете?

— Много. Очень много, — с удивлением ответил торговец, — Мне кажется, вы были всегда…

— Не совсем так, но достаточно точно. Скажите, я когда-нибудь врал вам? Требовал чего-нибудь, что могло повредить вашему бизнесу?

— Нет-нет! Что вы? Зачем же вы такие вещи спрашиваете? — с искренним возмущением замахал руками Марио.

— Хорошо. Тогда последний вопрос. Вы знаете, что убили Марту. Как вы думаете, что теперь будет?

Сказано это было очень спокойно, словно собеседник вежливо интересовался погодой на завтра.

А перед глазами Марио вдруг предстал падающий на ковер парень с кровавой дырой на месте горла и нечеловечески спокойное существо, неторопливо шагающее перед столом.

Перекладывая бумаги на столе, он пытался успокоиться, но сердце билось все сильнее. Сейчас раздастся глуховатый голос и его размеренная жизнь почтенного торговца подержанными автомобилями, навсегда изменится.

— Я думаю, — тут Марио задержал дыхание, — что теперь будет очень много смертей.

— Правильно думаете, — Кинби пугал его все больше. Не может быть таким спокойным человек, только что потерявший свою любимую. Впрочем, напомнил он самому себе, перед ним не человек, и не стоит обращать внимание на внешность.

— Я хочу, чтобы крови было как можно меньше. Вы мне поможете?

— Я?! — Голос торговца сорвался, толстяк дал петуха, как мальчишка. Он ожидал всего, чего угодно, но только не этого.

— Понимаете ли, почтенный Марио, — Кинби нагнулся вперед. Теперь зеркальный щиток его шлема находился прямо напротив глаз толстяка. Тот изо всех сил всматривался в зеркальную поверхность, и чувствовал, что она затягивает его, как стихают посторонние звуки, и нет уже сил отвести взгляд.

— Понимаете ли, — повторил Кинби. — Те, кто имел отношение к смерти Марты, умрут. Они все обязательно умрут, уж вы мне поверьте. И лучше, если я убью их сейчас, пока они не залили кровью весь город. Или весь мир — если получится. К тому же, это я вам точно обещаю, тот же Морган вам жизни не даст.

Марио сглотнул и задал вопрос, который ему самому казался нелепым, но уже очень давно не давал покоя:

— Но почему же молчат Воцарившиеся?

Из-за зеркального забрала послышался странный звук, не то короткий смешок, не то всхлип:

— Запомните, Марио, боги, любые боги, обращают внимание на дела смертных только, когда им выгодно. До нас с вами им дела нет. Сейчас вмешиваться невыгодно.

— Кинби, почтеннейший, — облизнул губы Марио, — я-то чем могу вам помочь?

— А вот это мы с вами сейчас подробно обсудим, — Кинби откинулся в кресле. — И желательно делать это в присутствии кого-нибудь из ваших племянников. Потолковее, и с военным опытом.

***

— Это он? Это, точно он? — переспрашивала Юринэ, крепко вцепившись в руль.

Водила она хорошо, а стараниями Кинби и Марты, в приказном порядке отправивших ее на курсы спецподготовки офицеров полиции, могла вести слежку, но тренировки и неспешная езда за ничего не подозревающим адвокатом, решившим развлечься в лав-отеле, это одно, а висеть на хвосте хорошо тренированного убийцы, совсем другое.

К тому же сказывалось отсутствие постоянной практики.

Сейчас Юринэ заметно нервничала.

— Не волнуйся, он это почувствует, — спокойно ответил Дэмьен.

Он расслабленно сидел на пассажирском месте, до упора отодвинув сиденье. Так его длинные ноги не упирались ему же в подбородок.

Рядом с Юринэ ему было неожиданно хорошо, и даже постоянно двоящийся и расплывающийся силуэт призрачного города, существующего рядом, но в каком-то другом пространстве, бледнел и отступал.

Увидев Тишига, Дэмьен попытался его прощупать — осторожно прикоснуться к его эмофону, и наткнулся на глухую стену. Этот неприметный человек являлся провалом в структуре реальности. Невероятно, но его не было.

Демьен потянулся за этой пустотой и почувствовал, как его затягивает туда, в холодное ничто. Краешком сознания он успел заглянуть за грань того, что казалось человеком, и резко откинулся на сиденье, вжимаясь в спинку так, что взвизгнули крепления.

На той стороне расстилалась серая холмистая равнина, над которой нависло неподвижное, полное навеки застывших облаков, небо. Меж холмов струился густой туман, скрывающий обладателей шепчущих голосов.

Тех голосов, что десятилетиями отдавались в голове Дэмьена.

Он лишь заглянул в эти пустоши, но и этого хватило ему, чтобы ужаснуться и отпрянуть. В тот момент, когда он выдергивал себя в реальность жаркого летнего дня, ему послышался тихий холодный смешок.

— Что?! Что с тобой? — Юринеэ смотрела на Дэмьена полными тревоги глазами.

— Все нормально. Следи за дорогой.

Юринэ сосредоточилась на вождении, стараясь не упускать из виду идущее впереди такси, но продолжала коситься на Дэмьена. Лицо ее выражало недоверчивость и настороженность.

Да, — подумал Гитарист, я бы тоже был на взводе, получив в напарники сумасшедшего.

Между тем такси южанина перестроилось в крайний правый ряд. Вдоль улицы тянулись строения Дома Тысячи Порогов. Южанин вышел, расплатился с таксистом и не глядя по сторонам взбежал по ступенькам. Позвонив в дверной звонок, подождал несколько секунд, и склонился в вежливом поклоне за мгновение до того, как дверь открылась.

— Заметила? — кивнул Дэмьен Юринэ.

— Он поклонился до того, как ему открыли. Может, просто услышал шаги?

— Может быть, — задумчиво сказал Гитарист. — Но мне так не кажется.

— Если честно, мне тоже, — передернула плечами девушка.

— Можем уезжать.

— А если он выйдет?

— Поверь, он не выйдет оттуда раньше завтрашнего дня.

Дэмьен не стал упоминать, что скорее всего выйдет оттуда только один из двоих, Тишиг или Кинби.

— Откуда ты знаешь? — Юринэ смотрела Дэмьену прямо в глаза.

Ему захотелось снять очки, но он вовремя себя одернул. Напарник, который тебя боится — что может быть хуже. А он, за эти несколько часов, уже привык воспринимать ее именно как младшего товарища. Девушка ему нравилась. Спокойная, рассудительная, удивительно надежная и преданная.

Если получится, решил Дэмьен, я постараюсь, чтобы она не умерла сегодня.

В отношении южанина он был уверен абсолютно.

Способность воспринимать ситуацию целиком, просчитывать ее развитие в разных вариантах, не фиксируя сами расчеты, разом понимая результаты, вернулась внезапно. Знание это оказалось естественным и уже казалось удивительным, как это раньше он не понимал таких простых вещей.

Ощущение понимания он испытывал уже не раз, но давно, очень давно, когда учился овладевать своими способностями, постигал науку мант-взаимодействия с миром. Дэмьен усмехнулся неожиданным воспоминаниям. Тогда все казалось чудесным. То, что еще вчера представало перед ним лишь неясными контурами и случайными догадками, вдруг становилось кристально ясным, и можно лишь удивляться — как он не понимал таких простых вещей?

Сегодня происходило нечто подобное. Мир разворачивался перед Дэмьеном, словно некогда прочитанный, но основательно позабытый свиток. Разноцветные линии взаимосвязей накладывались друг на друга, вспыхивали и гасли в местах пересечения, беспорядочное нагромождение повседневности превращалось в строгую упорядоченность тщательно выверенного узора.

И нечто незримое и страшное продолжало тихо хихикать там — на изнанке мира.

Юринэ барабанила пальцами по рулю.

— И все равно… Что теперь делать?

— Как минимум, не светиться тут, — несколько резче, чем собирался, сказал мант.

— Да здесь-то мы можем светиться хоть до вечера, — и она указала на витрину небольшого кафе, возле которого припарковала автомобиль. — Кафешка тихая, семейная, здесь частенько парочки часами сидят.

Да… вот тебе и увидел вероятности. Очевидного и приземленного не заметил. Но все же оставаться здесь смысла не было.

— Поверь, этот человек пробудет здесь очень долго.

Да он знал! Знал с самого начала, что вы за ним следите, и вел вас сюда! — орал внутренний голос Дэмьена, но он приказал ему утихомириться. Незачем расстраивать девочку. Она и так на взводе, держится исключительно силой воли.

— Ты знаешь, давай действительно перекусим. Или хотя бы попьем чего-нибудь холодного, — улыбнулся он, и не дожидаясь ответа Юринэ открыл дверь машины.

Прохлада маленького чистого зала оказалась приятной неожиданностью. Напарники расположились у окна, Дэмьен сразу же откинулся на стуле и сложил руки на груди.

Неторопливо подошла пожилая официантка, похожая на добрую бабушку из сказок.

— Что желаете, почтенные?

— А? Для начала, наверное, дайте нам холодного апельсинового сока, а там посмотрим, да? — Юринэ посмотрела на Дэмьена, тот молча кивнул, соглашаясь.

Ему хотелось как можно дольше сидеть в этом тихом кафе и смотреть, как миниатюрная черноволосая девушка, сидящая напротив, морщит лоб, читая меню, застенчиво улыбается, спрашивая, что будет заказывать он, и смешно сдувает с лица непослушную прядь волос.

Не хотелось говорить. Не хотелось думать о том, что этот вечер станет временем кровавой бойни. Умирать не хотелось.

Перед глазами всплыло узкое бледное лицо. Гибкое тело, возникающее из ночной темноты, полной теней. Нестерпимо страшных, словно в детстве, теней. Запредельный ужас, наполнивший все его существо безысходностью.

В ту ночь, Кинби оказался единственной ниточкой, за которую удалось уцепиться утонувшему в иномирности рассудку Дэмьена.

Гитарист криво ухмыльнулся — в том, что его спасло существо, которое даже напрочь отмороженные парни из мант-разведки считали сумасшедшим, была какая-то жестокая ирония.

Сегодня утром он почувствовал, что Кинби сознательно уничтожает в себе последние остатки человечности, готовясь к достижению цели.

Дэмьен собирался ему в этом помочь.

Одновременно, он чувствовал, как неожиданно крепнет тонкая ниточка, связывающая его с реальностью. Стало легче подчинять себе зов с той, невидимой стороны. Захотелось остаться в Городе и смотреть, как живет смешная девчонка с самыми красивыми на свете черными глазами.

— Так что ты будешь заказывать? — Юринэ сердито смотрела на него. — Я уже третий раз тебя спрашиваю!

— Да? Прости, я задумался. Пожалуй, фруктового салата вполне хватит. Они же здесь делают фруктовый салат?

***

За одну ночь сержант Гловер постарел на двадцать лет. После разговора с Кинби он отозвал оперативников, дежуривших возле квартиры, и приказал им возвращаться в Управление.

Утро он встретил в комнате следственной группы — сидя в углу с дымящейся сигаретой, прилипшей к нижней губе, бесцельно щелкая авторучкой.

Сейчас Марту должны готовить к вскрытию, думал он, представляя залитое мертвящим белым светом помещение морга. Сначала к столу подходит дежурный некромант — он всегда начинает процедуру, и пытается прочесть остаточный эмофон.

Обычно это абсолютно бесполезно — если не удается прочитать фон в первый час после смерти, то можно и не пытаться, но правила есть правила.

Затем к столу подходит паталогоанатом и включает свой диктофон.

Полицейский потряс головой, серый столбик пепла упал на лацкан пиджака, рассыпался невесомыми хлопьями.

Сержант недоуменно посмотрел, попытался стряхнуть пепел, но лишь размазал его по ткани.

Перед глазами все еще стояло лицо мертвой Марты — маленькое, беззащитное в обрамлении жесткого черного пластика. Там, на лестничной площадке, он все смотрел и смотрел, не решаясь застегнуть молнию, словно боялся, что этим движением оборвет нить, связывающую Марту с миром живых.

К полудню он понял, что хочет на пенсию. И как только, так или иначе, закончится дело об убийстве лейтенанта Марты Марино, он подаст рапорт и уедет к своей мечте — домику в тихом пригороде.

Пока что, он старался не обращать внимания на боль в пояснице и глушил стучащие в висках молотки бесчисленными сигаретами и пригоршнями аспирина.

Комнаты для допросов переполнены, из кабинетов тянет табачным дымом, из-за ближайшей двери доносится визгливый женский плач, его перекрывает могучий бас. Гловер узнает голос Вальтера Хорта — одного из самых жестких следаков, работающих по делу Марино.

Бабе которую он обрабатывает не позавидуешь.

Увы, все это напрасно, уверен старый сержант.

Ближе к середине дня его опасения начинают сбываться. Из муниципалитета присылают пару лощеных типчиков, которые усиленно не обращая внимания на полицейских, проходят в кабинет Месск'а. Спустя несколько секунд из-за двери доносится разъяренный рев начальника Управления.

Толкнув тяжелую дверь, Гловер вываливается на улицу. Хочется глотнуть свежего воздуха, но его нет. Рядом останавливается парень из отдела по борьбе с мошенничеством. Помятый пиджак, красные глаза. Пальцы в желтых никотиновых пятнах. Галстук похоже попытались выстирать, отжали, да так и завязали.

Гловер протягивает руку, парень вяло хлопает ладонью о ладонь сержанта. Рука бессильно падает вдоль тела, полицейский приваливается спиной к раскаленному камню:

— Что там? — кивает на закрытую дверь.

Гловер пожимает плечами, закуривает:

— Дым столбом, только что приперлись костюмчики из муниципалитета, сношают мозг нашему усатому.

— Понятно.

— Вас тоже припахали?

— Да мы здесь с той поры, как стрельба в «Башне» случилась, ночуем. Там же берлога та еще была, вот и прессуем всех своих стукачей. А нас — «торпеды» из внутреннего. Сейчас, правда, поотстали.

— Ладно, пойду я, — отлепившись от стены, парень похлопал Гловера по плечу:

— Ты держись, давай…

В кармане задушено мявкнул телефон. Сержант достал пластинку аппарата — на экране мигал синий конверт.

Прочитав сообщение, он выкинул бычок и набрал номер руководителя группы:

— Лейтенант? Да, я. Гловер. Я на часок отлучусь. Нет. По делу. Стукачок один шепнуть что-то хочет. Нет, не знаю. Может и по делу Марты. Вы ж знаете, по телефону говорить не будет.

Свою машину сержант оставлял не на внутренней стоянке, как большинство коллег, а за пару кварталов от здания управления, во дворе многоподъездного дома, растянувшегося на целый квартал.

Это давало возможность посмотреть, не идет ли кто следом. Того, что в машину подложат какую-нибудь гадость, Гловер не беспокоился — за безопасностью присматривала окрестная пацанва, которую Гловер, по негласному соглашению, регулярно выручал из переделок.

Входя во двор, он обернулся — нет, никого подозрительного, и прямиком двинулся к машине. Сев за руль, потянулся ключом к замку зажигания, когда уловил движение на заднем сиденье.

Он попытался достать пистолет и одновременно дернув ручку двери вывалиться из машины, но понимал — не успеет. Уже не успеет.

— Тихо, тихо, не дергайся, — ухватил его за плечо Кинби.

***

На границе Дымки танцевали Переродившиеся. Жуткие фигуры извивались, вытягивая к слепящему диску солнца длинные костистые руки. Раскрывались в немом крике черные провалы ртов, ударяли в пыльный асфальт сухие желтые пятки.

Исковерканные, напоминающие пустынных змей, тела кружились, кружились, кружились…

— Не смотри, потом кошмары замучают, — толкнут своего молодого напарника патрульный Крауч. Сухопарый ветеран сидел за рулем автомобиля, медленно ползущего вдоль пустыря.

— Ты глянь только, сколько их, — заворожено прошептал в ответ рыжеволосый парень, сидевший рядом. Пот градом катил по его веснушчатому лицу, темные пятна расползались по форменной рубашке. Не отрывая взгляда от Переродившихся, он снял фуражку и рукавом вытер лоб.

Крауч пихнул его в плечо:

— Эй, Мик, я тебе что сказал? Мне на хрен не надо, чтоб ты часа в два ночи начал орать в комнате отдыха.

Мик взглянул на сержанта:

— Да ладно тебе Патрик, брехня небось.

— Не брехня, — сержант посмотрел в боковое зеркало на удаляющиеся фигуры. — По себе знаю. Ох, не нравится мне это.

— А что такого то? Они ж постоянно пляшут.

— Ночью они пляшут. А если днем, то возле покойников. Или когда помереть кто должен. А ты здесь поблизости видишь кого-нибудь, кроме нас?

— Не-а.

— А сколько их, сечешь?

— Много, и что?

— Слушай, салага, — возмутился Крауч, — вас в академии чему-нибудь учат?

Продолжить он не успел, запиликал мобильник. Крауч достал телефон, улыбнулся, взглянув на экран:

— Здорово, старик. Да, конечно. Слушай, Гловер, я когда-нибудь тебя подводил? Ага. Да, понял, сегодня вечером.

Он замолчал, слушая собеседника. Продолжая вести машину одной рукой, зажал телефон между щекой и плечом, черкнул в прикрепленном к «торпеде» блокноте. Покосился на напарника:

— Ага. Рыжик Мик. Точно. Салага, но толковый. Спрошу. Но думаю согласится. Все, лады.

Нажав кнопку отбоя, глянул на Мика, во время разговора превратившегося в слух.

— Кажется у тебя появился шанс стать героем. Или сдохнуть.

Мик радостно осклабился.

***

Вуралос позвонил в 16.45 на личный номер Реннингтона и сказал, что задержится — усатый кретин Меес'к закусил свои грёбаные усы и ни в какую не хотел отдавать дело о перестрелке в доме лейтенанта Марино. Более того, этот идиот не отдавал даже тела офицеров Девятки.

Реннингтон рассеянно приказал держать его в курсе дела и обязательно явиться для личного доклада не позднее двадцати одного ноль-ноль.

Отдав это распоряжение, он крутанулся в кресле и снова положил руки на пульт мант-вычислителя.

Глаза Артура Реннингтона горели лихорадочным блеском, пальцы с неимоверной скоростью бегали по костяным кнопкам. Операторы научного отдела Дома Тысячи Порогов падали от усталости у своих пультов, подгоняемые волей безжалостных существ — начальника Девятки и Хранителя.

Результаты превосходили все возможные ожидания.

Предложенное Реннингтоном использование некоторых техник гипноза Милосердных Сестер одновременно с Ангельской Звездой окончательно сломило сопротивление подопытного.

Удалось выработать и несколько новых режимов Звезды, один из которых позволял держать объект в состоянии боевой готовности практически неограниченное время.

Долгожданный прорыв произошел.

Подойдя к Реннингтону, Хранитель положил руку ему на плечо:

— Вы понимаете, что нам за сутки удалось достичь уровня великого Аланая?

— А? Да-да… Сейчас мы примерно на его уровне, — рассеянно ответил Реннингтон, не отрывая взгляда от экрана, на котором вращалась модель Звезды.

— Но нам ведь нужно нечто иное, не так ли? — со смешком ответил он. — А потому, с вашего позволения, продолжим.

Дэмьен захлопнул телефон и аккуратно положил его на место — в нагрудный карман пиджака Вуралоса.

— Поверил? — спросил его стоявший в дверях Кинби.

— Конечно, он же сейчас только о Звезде думает.

— Тогда пойдем. Надо съездить еще кое-куда.

— Минутку. Дай я еще раз посмотрю.

Подняв за волосы голову мертвеца, Дэмьен всмотрелся в лицо доббера, удовлетворенно хмыкнул и повернулся к Кинби.

На вампира смотрело улыбающееся лицо Вуралоса.

Дэмьен прижался щекой к щеке трупа и хихикнул:

— Ну, как? Кажется, я ничего не забыл.

Кинби передернуло от этого смешка и от зрелища двух одинаковых нечеловеческих лиц, глядящих на него из полумрака.

Стараясь не показать отвращения, Кинби сказал:

— Главное, вечером не забудь полностью сымитировать. А теперь пойдем.

И они вышли из дома.

В Комнате Перекрестков неподвижно сидел Тишиг.

На коленях лежал обнаженный клинок. Указательными пальцами Художник касался лезвия рядом с острием и возле рукояти. Закрыв глаза, он впитывал восхитительную энергию темных пространств, пересекающихся в этой комнате. Каждой клеточкой ощущал биение божественной Звезды, все громче поющей под воздействием воли Реннингтона и Хранителя.

Восхитительная песня беспредельной власти. Она пела для него. Для художника, способного оценить красоту песни. Скоро они будут вместе. Скоро.

Сидя посреди пустоты, крепко привязанный невидимыми ремнями, Чикарро переставал чувствовать себя. Оставалось лишь одно желание — подчиняться. Делать то, что диктует ослепительное Ничто, слиться с ним и испытать наивысшее запредельное блаженство, к которому он стремился все эти годы, глуша себя «весенними дарами». Нечто подобное он уже испытывал когда-то — восторженное погружение в Несебя, растворение в Нигде. После него он обнаруживал себя забрызганным кровью, стоящим над изрубленными телами, но воспоминание о восторге уничтожало стыд, стирало ужас.

Сейчас ощущения были еще сильнее.

Чикарро орал, снова и снова умоляя позволить ему перестать быть.

Выжигающее мозг сияние смеялось, дразнило, ускользало, не позволяя полностью раствориться.

То, что осталось от личности Чикарро, рыдало от ужаса, клубком свернувшись в уголке полностью разрушенного сознания.

Полночь. Один из хозяйственных входов Дома Тысячи Порогов

Сумерки пронеслись стремительно, как удар ножа — только что светило солнце и вот, багровая вспышка, обжигающий жар, зарево заката на полгоризонта, и душная, полная электрического света, холодного сияния мант-светильников и непроглядной тьмы в воняющих мочой и грехом переулках, городская ночь.

Далеко над Суранским лесом беззвучно полыхнула, раздирая небосвод, молния.

От неприметного служебного входа Дома Тысячи Порогов отъезжала машина начальника дежурной смены хозяйственного отдела.

День выдался на редкость суматошным, и сейчас хозяйственник думал лишь о том, чтобы побыстрее добраться до дома, наскоро перекусить сандвичем с холодным мясом, выпить бутылочку холодного пива, да завалиться спать.

Но не успел он вырулить, как по крылу его подержанной машины, чиркнул боком сияющий черный джип.

Злобно взвизгнув тормозами, внедорожник остановился. Из него выбрался здоровенный коротко стриженый мужик, обошел свое авто, задумчиво почесал в затылке, глядя на отвратительную царапину, уродующую зеркальную поверхность, и двинулся к машине «обидчика».

Не дожидаясь, когда водитель джипа подойдет, взбешенный хозяйственник вылез из машины и пошел ему навстречу:

— Эй, почтенный, вы совсем по сторонам не смотри…

Перед глазами почему-то мелькнуло темное ночное небо, перечеркнутое еще более черными линиями проводов, затем он больно ударился затылком и спиной обо что-то твердое и сполз на землю по капоту собственной машины.

— Зенки протри! — рявкнул водитель джипа.

Хозяйственник сидел на земле, ощупывая стремительно немеющую челюсть.

На четвереньках добравшись до водительской двери, он рывком открыл ее и достал из бардачка маленький короткоствольный револьвер.

Подняв дуло вверх, два раза выстрелил, отчаянно моля все силы, какие только есть, чтобы охранник был сейчас на своем посту, а не ушел на обход, в сортир или куда еще ходят охранники, когда они нужнее всего.

Сработало!

Хлопнула дверь, срывающийся на визг голос разрезал вечернюю духоту:

— А ну стоять! Мой напарник уже звонит в полицию!

Подошедший к хозяйственнику громила из джипа неожиданно дружелюбно улыбнулся, и сказал:

— Спасибо мужик.

После чего, откинув полу пиджака, с немыслимой скоростью извлек из-за пояса огромный пистолет и застрелил охранника.

По переулку уже подлетал второй джип, из открытого окна которого высовывалось дуло армейской автоматической винтовки. Глухо булькнул подствольный гранатомет, и в проем открытой двери влетела граната.

В первом джипе Марио обернулся к Юринэ:

— Ну девочка, жди когда мы войдем, да звони кому Кинби сказал.

И пыхтя, полез из джипа, причитая:

— Ну что вы сидите, что вы сидите? Вы идите, а не сидите, вы же видите, Паоло там один старается, мальчик не может все делать один!

«Мальчик» тем временем, уже взбежал по ступеням, заглянул в полный дыма дверной проем, резко отпрянул, и встав на одно колено несколько раз выстрелил в неясные тени, мечущиеся внутри.

Из второго джипа уже бодро выпрыгивали и бежали вверх по лестнице «племяннички» в темных костюмах и с автоматическими винтовками.

Через несколько мгновений они исчезли внутри Дома.

То же время. Центральный вход Дома Тысячи Порогов

Деловито взбежав по лестнице, Вуралос потянул тяжелую дверь.

Огромный холл главного здания Дома, казался еще больше из-за неяркого света плавающих в воздухе светильников. Язычки пламени колебались в потоках воздуха, множа скользящие по стенам тени.

К вошедшему уже спешила пара оперативников.

Внезапно пожилой привратник, придерживавший дверь, резко повернулся и бросил в спину Вуралоса резкое гортанное восклицание.

Фигуру Вуралоса охватило голубоватое сияние, черты лица его задрожали и поплыли. Улыбнувшись, доббер замер посреди холла, раскинув руки ладонями вверх. Резко вскинув руки над головой, хлопнул в ладоши. Окружающее его сияние налилось багровым, и он взорвался.

Взрыв опустошил холл.

Оперативников Девятки швырнуло на стену и они сползли на пол бесформенными кусками обугленного мяса. Привратника вместе с дверью швырнуло наружу и размозжило о стену здания на противоположной стороне улицы. Влетевшая в кафе дверь вдребезги разнесла витрину, проехалась по залу, круша пластиковые столики, но к счастью никого не убила.

Опустив руки, Дэмьен осмотрелся.

Холл превратился в темную, полную дыма и запаха жареного мяса, пещеру. Светильники растерло в пыль, от немногочисленной мебели остались лишь щепки.

Гитарист повернулся к входу.

По ступенькам поднимался Кинби. В великолепно отглаженном костюме, белоснежной сорочке и элегантной шляпе, он напоминал гостя, явившегося на званый прием. Правда, гости не ходят на приемы с двумя огромными кольтами в руках.

Дэмьен открыл холщовую сумку, висевшую у него на плече, достал из нее помповое ружье. Он чувствовал, что его мант-способности многократно возросли, но пользоваться ими без лишней необходимости не хотелось.

Кинби подошел, встал рядом.

— Куда теперь? — спросил Гитарист.

— Туда. Прямо по коридору, — кольтом показал вампир.

И они двинулись в глубь Дома Тысячи Порогов, чтобы убивать.

***

Сигнал тревоги заставил Реннингтона подскочить в кресле.

— Что? Что это? — резко спросил он Хранителя.

Тот молча щелкнул пальцами и указал на экраны. Изображение моментально сменилось, теперь на них выводились картинки с камер слежения.

На одном из экранов какие-то парни бандитского вида сноровисто пробирались вглубь хозяйственного крыла, поливая огнем дверные проемы, а на другом…

— Кинби! — сквозь зубы прошипел мант.

Рядом с вампиром стоял долговязый оборванец в мятом пыльнике. Словно заметив взгляд Реннингтона, он посмотрел прямо в камеру и снял темные очки.

Мант отшатнулся от экрана — ощущение было такое, словно на него глянули ожившие ружейные дула.

Затем оборванец сделал движение рукой и изображение исчезло.

— Олон, ваши люди уже действуют? — как о чем-то второстепенном спросил Хранитель.

— Разумеется, — слегка поклонился Олон. — Если позволите, я хотел бы присоединиться к ним. В такие моменты присутствие руководителя очень важно.

— Идите, идите, — несколько рассеянно ответил Хранитель и неожиданно резко взглянул на Реннингтона.

— Друг мой, я могу рассчитывать и на ваших сотрудников?

— Разумеется, — несколько высокомерно ответил мант и кивнул стоящему в дверях оперативнику. — С этого момента ты старший. Координируешь все действия с начальником охраны Дома. Задача проста — уничтожить эту мразь, — он кивнул в сторону экранов.

— Вызывайте подкрепление.

Надо отдать оперативнику должное, отреагировал он быстро. Уже через несколько секунд дежурная смена оперативников Девятки неслась к Дому Тысячи Порогов, а остальных поднимали по тревоге.

Но не успела группа выехать на скоростную трассу, как в ведущую машину с разлету врезался грузовик дорожной службы, а с боков колонну блокировали «крейсеры» дорожной полиции.

Полицейские с наслаждением положили оперативников Девятки носом в асфальт, после чего принялись разыгрывать идиотов, обыскивая машины и составляя протоколы изъятия оружия.

В ответ на возмущенные вопли несколько раз пнули лежащих тяжелыми ботинками под ребра и уехали с чувством выполненного долга.

Старший одной из машин достал мобильник, нажал кнопку быстрого вызова:

— Гловер? Ага. Как ты и говорил. Да, там и оставили. Не, не доедут, я отвечаю.

***

Юринэ дождалась, когда последние боевики Марио исчезнут в дверном проеме, выждала оговоренные пять минут и набрала номер сержанта Гловера:

— Сержант? Да, ваш телефон дал мне наш общий знакомый. Нет, по телефону никаких имен. Он просил передать, что в хозяйственных блоках Дома Тысячи Порогов идет стрельба.

И нажала кнопку отбоя.

Пробормотав, — умница девочка, — Гловер выжал сцепление. Следом рванулись еще две машины, набитые полицейскими. Старый сержант потратил всю вторую половину дня, отбирая наиболее надежных и отчаянных — тех, кто не побоится сунуться в пекло и не сдаст муниципальным крысам.

Звонок Юринэ, зафиксированный на станции связи и записанный на диктофон сержантова мобильника, развязывал команде руки — они ехали проверять оперативную информацию.

Позвонив сержанту, Юринэ застыла на заднем сиденье джипа, не мигая, глядя на темный зев входа. Кинби и Дэмьен строго-настрого приказали сразу после звонка уходить, собирать вещи, и уезжать из города.

Глубоко вздохнув, девушка достала пистолет, проверила запасные обоймы, и выбралась из джипа.

Во рту скопилась противная кислая слюна, ноги дрожали, но стараясь отогнать нарастающий страх Юрине побежала верх по ступеням.

Она не могла оставить Дэмьена.

И конечно же Кинби.

***

Тревога Реннингтона сменилась лихорадочным оживлением.

— Все к лучшему! Все к лучшему-у! — напевал он себе под нос, щелкая клавишами пульта.

За его спиной Хранитель порогов шептал что-то неразборчивое впавшему в транс астралоту.

— Вот он, наш великий шанс! — крутанулся на стуле Реннингтон, — Вот она, возможность как следует проверить результаты наших экспериментов!

— Что вы имеете в виду? — вопросительно поднял бровь Хранитель.

— Выпускайте вашего ангела. Дадим ему в поддержку моих людей, а вашу спецгруппу кидайте против этих молодчиков, — мант кивнул на экран, показывающий коридор, по которому как раз пробегали боевики Марио.

— Это же полное безумие! Рисковать столь ценным экземпляром! Применять в боевой обстановке неизученные методы!

— Почтенный! Ваши парни для такого чудовища, как Кинби, даже не разминка. Он их убьет, скучая и позевывая!

На мгновение задумавшись, Хранитель кивнул:

— Хорошо. Руководите Звездой. Я пока приму кое-какие меры.

И резко повернувшись вышел из зала.

***

Кинби и Дэмьен продвигались по коридору первого этажа, почти не встречая сопротивления. Немногочисленные охранники попытались организовать сопротивление, забаррикадировавшись в небольшой приемной, но Дэмьен смел их баррикаду движением руки.

Кинби одним прыжком ворвался в комнату, и на несколько секунд в ней воцарился ад.

Вампир даже не стал тратить патроны. Вернув кольты в кобуры, он убивал людей голыми руками, зубами рвал глотки, с наслаждением захлебываясь кровью жертв.

Отбросив последний окровавленный труп, пинком вышиб дверь и двинулся дальше по коридору.

Дэмьен на секунду задержался.

Ему послышался шорох за закрытыми дверями кабинета, примыкавшего к месту побоища. Бесшумно повернув ручку, он заглянул в комнату. Из открытого окна пытался выбраться всхлипывающий от ужаса толстяк.

Дэмьен тихонько свистнул. Толстяк обернулся, и Гитарист снес ему голову выстрелом из помповика, после чего, аккуратно закрыв дверь, последовал за другом.

Машина Гловера тормознула у неприметного входа, через который обычно вывозили мусор из Дома Тысячи Порогов. Каждый из сидящих в машинах знал, что ему делать, поэтому сержант даже не стал тратить время на повторение задач.

Обернувшись, сказал только, глядя на товарищей:

— Ну, помянем лейтенанта.

И сняв пистолет с предохранителя выпрыгнул из машины. Прикрывая друг друга, полицейские подобрались к двери, после чего Сторм выбил ее заклинанием.

— Лежать, руки за голову! — Отряд сержанта Гловера ворвался в здание.

Хранитель влетел в покои, дернул ширму, перегораживая помещение, и опустился на колени. Закрыв глаза, забормотал, сплетая и расплетая пальцы. Медленно развел руки в стороны — засверкала между ними зеленоватая прозрачная сфера.

Резко выдохнув, свел руки — оторвавшись от ладоней, сфера поплыла вверх. С мелодичным звоном просочилась через потолок и исчезла. Звон нарастал, пока не взорвался оглушительным грохотом, и вновь наступила тишина.

Кинби и Дэмьен проходили через длинный, уставленный изваяниями невиданных существ зал, когда раздался звон. По стенам и потолку пробежала волна зеленого свечения, здание задрожало, лопнуло несколько стекол. С грохотом упала и разлетелась на куски статуя чудовища с телом змеи и головой плачущего ребенка.

Каменная голова подкатилась к ногам Кинби и уставилась снизу мертвыми глазами. Вампир наступил на лицо, прислушался. Грохот стих, откуда-то из глубины здания доносились редкие выстрелы.

— Дэмьен, что это было? — спросил он товарища.

Гитарист смотрел на потолок, где гасли последние искры зеленого света.

— Если я все правильно понимаю, то Хранитель заключил Дом в Капсулу Перекрестка.

— Подробнее, — потребовал вампир.

— Он изолировал дом от нашего пространства. Теперь к нам не может проникнуть никто из Города.

— А не из Города? — делая ударение на «не», уточнил Кинби.

— А не из Города, не знаю. Закрыв нас от одной реальности, он открыл проходы из других. Из каких — не знаю. Но могу сказать одно — долго держать Капсулу он не сможет. Пару часов, не больше. Но за эту пару часов снаружи может пройти часов шесть, а то и восемь. Кстати, есть и хорошие новости — у всех, кто находится внутри Капсулы, ослабнут мант-возможности.

И еще — если мы выживем, то ты, друг мой, можешь оказаться посреди дня.

Пожав плечами, Кинби двинулся вперед.

— Будь осторожен, — крикнул ему в спину Гитарист, — теперь за поворотом нас может ожидать все, что угодно.

***

В Комнате Перекрестков Художник открыл глаза.

Медленно вытянул перед собой руки. Послушный его воле клинок завис на уровне глаз, словно приклеенный к кончикам указательных пальцев.

Всем своим существом Тишиг чувствовал, как открываются двери между пространствами и реальностями, как проникают они друг в друга, словно истосковавшиеся любовники, полные мрачной жажды и ненависти, что слаще любви.

Он слышал торжествующие крики крылатых тварей из жарких миров, наполненных песком и смертью, плеск кожистых лап по воде, красной от крови, свист кривых клинков, зажатых в руках четвероруких обитателей Мертвой империи, посвятивших себя утонченнейшим видам убийства.

Малейшая дрожь ткани пространства отдавалась в его тренированном теле.

Неисчислимые миры ждали, готовые склониться перед новым повелителем.

Нужно было лишь получить знак своей власти.

Благоговейно взяв из воздуха налившийся серебряным светом клинок, Тишиг открыл дверь и убил стоявшего в коридоре охранника.

Почувствовал возникновение Капсулы Перекрестков и Реннингтон. Не отвлекаясь от манипуляций с клавишами мант-вычислителя, пробормотал сквозь зубы: — Толково. Толково, — и продолжил ввод команд.

На экране Ангельская Звезда вращалась, наливалась насыщенным синим светом, раздувалась, подобно насыщающейся пиявке.

В залитой светом камере открыл глаза Чикарро.

Белое Ничто разрешило ему стать частью себя, слиться с собой, стать орудием НеБытия.

Сами собой расстегнулись удерживавшие ангела ремни.

Бесшумно открылась дверь.

Встав, Ангел Смерти вышел в коридор, где, прислоненный к стене, его ждал гигантский черный меч. Чикарро коснулся рукояти — пение в голове достигло торжествующего пика и приняло в себя несчастное разорванное сознание ангела.

С немыслимой легкостью держа перед собой черный клинок, убийца зашагал по коридору.

***

Юринэ нагоняла «племянников» Марио.

Она уже ясно слышала короткие сухие щелчки автоматических винтовок и отрывистые возгласы, которыми обменивались боевики.

Не забывая постоянно контролировать взглядом пространство не только перед собой, но и по бокам, как учили ее на полицейских курсах, она поспешила на звук.

Завернув за угол увидела, как поводя дулами винтовок, входят в более светлое помещение боевики, и бросилась к ним, но не заметила валяющуюся под ногами доску из выбитой двери. Споткнувшись, полетела на пол, стараясь сгруппироваться и упасть как можно тише.

Это спасло ее саму и всю группу толстяка Марио.

Не издав ни звука, Юринэ поднялась и увидела, как из темноты над дверью появляется черный силуэт человека, висящего вниз головой. В руках человек держал какое-то оружие.

Юринэ не успела ничего сообразить — руки сами подняли пистолет, палец без участия мозга три раза нажал на спусковой крючок, и она услышала, как кто-то оглушительно орет.

Оказалось — она сама.

Мертвый человек в черном комбинезоне так и остался висеть в дверном проеме, а боевики Марио моментально раскатились в разные стороны и попрятались за тяжелой мебелью, стоявшей в зале.

Опергруппа Олона утратила элемент неожиданности.

Толстяк Марио, шедший последним с неожиданной прытью нырнул обратно в коридор и в несколько прыжков оказался рядом с Юринэ, втолкнул ее в комнату рядом с которой упала девушка.

Несколько пуль тут же шлепнулось о дверной косяк, выбивая щепу.

Марио смотрел бешеными глазами:

— Я что ж тебе приказал то, а? Ты что же это тут, а?! — от возмущения он все никак не мог подобрать слова.

Потом он сгреб Юринэ в охапку, прижал к себе и чмокнул в макушку:

— Спасибо тебе, девочка. Спасла.

Высунувшись в коридор, несколько раз выстрелил и заорал:

— Паоло, мальчик мой! Я здесь, с очаровательной девушкой! Нам грустно и одиноко! И в нас стреляют!

Ответом была усилившаяся винтовочная пальба и возглас из зала:

— Вперед бегом-бегом-бегом!

Схватив Юринэ за руку, Марио бросился в зал.

Его боевики рассредоточились в одной половине зала и вели ожесточенную перестрелку с бойцами спецгруппы, посланной Олоном для их уничтожения.

Выстрелы Юринэ смешали нападающим карты, и теперь «племянники» Марио поливали их огнем из крупнокалиберных винтовок, компенсируя недостаток подготовки энтузиазмом.

Марио прижался к спинке роскошного дивана, за которым прятался Паоло.

Молодой человек глянул на Юринэ, одобрительно что-то пробормотал и возобновил огонь.

А Юринэ не могла отвести взгляд от висящего в дверном проеме мертвеца.

К горлу подступала тошнота, глаза стекленели. Ее привела в себя короткая хлесткая пощечина. Марио сердито смотрел на девушку, сжимая в руке пистолет:

— Барышня, если уж вы здесь, то таки стреляйте, пока вас вместе с моими мальчиками не сделали совсем холодной!

И Юринэ решила, что тошнить ее будет потом, если для этого будет время. Она легла на пол и по-пластунски доползла до угла дивана. Осторожно высунулась из-за массивной изогнутой ножки.

Увидев вспышки выстрелов в дальнем конце зала, навела пистолет, как учили, немного ниже вспышек, и несколько раз выстрелила. Сквозь грохот пальбы послышался крик, и шум падающего тела.

В лицо брызнули щепки и Юрине, взвизгнув, отпрянула под прикрытие дивана.

— Долго мы так не продержимся! — кричал Паоло своему боссу. — Если обойдут, нам крышка! Пробиваться надо!

В этот момент возле огромного книжного шкафа, опрокинутого на бок, упало с металлическим лязгом, круглое рубчатое яйцо.

Резкий грохот ударил по ушам, и на Юринэ, вышибая воздух из легких, обрушилось что-то неимоверно тяжелое.

***

Дом менялся. Со скрипом изгибались под новыми углами коридоры, исчезали одни лестницы, на их месте появлялись другие. Тайные закутки, закрытые портьерами, превращались в поля, уходящие за горизонт.

Из стен вырастали извивающиеся лианы, усаженные острыми подрагивающими шипами, затхлый запах давно не проветривавшихся помещений выдуло порывами нездешних ветров, несущих с собой запах пустыни и моря, болота и свежескошенной травы.

Сидя в своих покоях, отгороженный от мира бумажной ширмой, Хранитель открывал Двери. Он слился в единое целое со своим Домом. Он слышал, как прогибаются ступени под осторожными шагами полицейских, поднимающихся по скрипучей лестнице на второй этаж, вздрагивал, когда выбивая плитки драгоценного паркета, на пол библиотеки третьего этажа, рухнуло очередное обескровленное тело, чувствовал как оседает на шелковых обоях пороховая гарь.

Разорвав контакт, Хранитель тяжело дыша вытер пот со лба. Подобное единение отнимало огромное количество энергии, но дело того стоило.

Теперь можно было приглашать гостей.

***

Олон с отборными бойцами спецгруппы спешил по растекающимся между временами и пространствами, коридорам дома. Такое он видел впервые, но удивления происходящее не вызывало. Люди тоже держались достойно, не отвлекаясь на происходящие метаморфозы четко держали под контролем свои секторы ответственности, готовые отправить на тот свет любого, кого прикажут.

Получив приказ, Олон обрадовался. Перед ним стояла вполне конкретная задача. Ее надо было решать. Все стало простым и понятным и это его радовало. К тому же можно было убивать, не заботясь о последствиях.

Как только Хранитель выдернул Дом из привычной реальности, перестали работать рации, так что на какое-то время Олон оказался отрезанным от информации.

Впрочем, ненадолго. В голове раздался напряженный голос Хранителя:

— Берешь людей, двигаешься в сторону центрального входа. Задача — уничтожить нежить и его напарника.

Впереди показалась дверь. За ней должен был находиться небольшой проходной зал, где иногда Хранитель устраивал приемы. Если они успеют встретить гостей на входе, получится очень неплохо, решил Олон и приказал открыть двери и рассредоточиться.

Осторожно, прикрывая друг друга, он и его люди вошли в зал.

Бойцы спецгруппы рассредоточились, используя в качестве прикрытий мебель, и замерли.

Олон, присевший за массивным книжным шкафом, достал пистолет и снял его с предохранителя.

В комнате воцарилась абсолютная тишина, прерванная коротким смешком.

Олон рывком запрокинул голову, и успел увидеть, как сверху, с потолка, падает, раскидывая руки, темная фигура.

Первыми же выстрелами Кинби снял двоих бойцов спецгруппы. Упав, рывком сел, и послал пулю в кресло, за которым пряталась очередная жертва. В спину тяжело ударило, вампир опрокинулся набок, и покатился, уходя с линии огня.

Увидел перед собой ногу в тяжелом ботинке, ухватил, дернул. Человек, падая, коротко заорал, крик оборвался, сменившись утробным ворчанием Кинби, разорвавшим горло солдата.

Взвилась от порыва ветра тяжелая портьера, и Олон увидел тощего человека в сером пыльнике, медленно выходящего на середину зала. С трех сторон в него ударили очереди, но оборванец сделал легкое движение рукой, и пули срикошетили от невидимого щита.

Затем мант гортанно крикнул и обвел рукой зал.

Олона подняло и ударило о стену. Уже лежа на полу, обессиленный, он видел, как пытаются спастись его бойцы, как отступая, посылают очередь за очередью в окровавленное чудовище, с раскрытой в неслышном крике пастью рвущееся к ним.

Мант в сером пыльнике с неподвижным лицом стоял в середине зала, убивая бойцов спецгруппы, сжигая их заживо.

Олон попытался встать и отползти. И увидел, как на него падает огромный шкаф.

***

Тишига не смущали изменения, происходящие с домом. Его вела песня Звезды. Завернув за угол очередного коридора, он ускорил шаг. Уже близко. Совсем близко.

Кинби чувствовал, как нагревается и пульсирует нейтрализатор, лежащий в боковом кармане пиджака. Он вел его к цели лучше всякого компаса — две половины единого целого стремились слиться в одно.

Дэмьен едва поспевал за все ускоряющим шаг вампиром. Бесконечный глухой коридор, казалось, никогда не кончится, но вот впереди забрезжил неяркий золотистый свет. Друзья ускорили шаг.

Позади, поднимая тучу пыли, с грохотом вылетела часть стены. Из образовавшегося пролома потянуло ледяным зловонием, дом сотряс громовой рык. В коридор, тяжко ступая, один за другим выбирались, вооруженные массивными булавами, воины в шлемах, напоминающих маски древних демонов. Или это и были они — забытые ныне живущими и призванные силой Хранителя сюда — в сердце измученного жарой, предательством и жадностью Города?

Сняв с плеча сумку с оружием, Дэмьен передал ее Кинби:

— Иди. Делай свое дело.

И зашагал навстречу противникам, выкрикивая первые слова заклинания.

***

Кинби оказался в овальном зале, освещенном плавающими под потолком светильниками.

Пульсация нейтрализатора усилилась, и вампир шагнул налево — к небольшой белой двери, украшенной затейливым орнаментом.

Да, артефакт явно указывал именно это направление.

— Не стоит так спешить, — произнес мягкий голос у него за спиной.

Кинби не стал тратить время на развороты и взгляды. Мягким перекатом ушел вперед, одновременно роняя с плеча сумку, и выпрямился уже около противоположной стены.

Кольты рявкнули, посылая в Тишига пули.

Южанин изящно увернулся от выстрелов и сделал шаг вперед, продолжая говорить.

— Прекрасно. Прекрасно. Вы станете вершиной моего творчества.

Кинби стоял неподвижно, глядя в мечтательные глаза Тишига. Наверное, он должен ненавидеть его до судорог и звона в ушах. Увы, он не ощущал ничего, отметил только — противник замечательно двигается. Для человека — сказочно быстро и точно.

Для человека.

Сделав маленький шаг, Тишиг неожиданно рванулся вперед, нанося удар снизу вверх. Если бы он достиг цели, то развалил Кинби наискосок от паха до ключицы. Но вампира уже не было на месте.

Снова грохнули кольты, но Тишигу удалось уклониться и на этот раз.

Схватка становилась все более интересной.

— Замечательно. Великолепно, — шептал Художник. — Вы доставляете мне истинное наслаждение. Этюд, основой которого послужила ваша женщина, оказался чудесным.

По залу пронесся холодный ветер, забилось пламя светильников.

Кинби пошел вперед, посылая в Тишига пулю за пулей. Художник в экстазе танцевал, уклоняясь от выстрелов, пока не обнаружил, что Кинби уже рядом, на расстоянии вытянутой руки. Щелкнули разряженные кольты.

Прямым выпадом Тишиг вогнал клинок в грудь вампиру.

Кинби резко вздохнул, чувствуя, как разгорается внутри огонь серебра, и ухватил Художника за плечи. Рывком потянул противника на себя, насаживаясь на клинок, подгребая южанина к себе.

Тишиг попытался резко рвануть клинок вверх и вбок, но тот намертво застрял. И уже слишком близко были охотник и жертва.

— Застряло. Между ребер, — выдохнул Кинби в лицо Тишигу, и южанин почувствовал на своем лице смрадное, пахнущее кровью, дыхание древнего чудовища.

Кинби снова дернул южанина на себя и впился ему в горло.

Не отрываясь от горла жертвы, он резко отвел руку назад и вонзил сложенную копьем ладонь под ребра Тишига.

Тело южанина задергалось, когда безжалостная рука нащупала его сердце.

Тело пронзила немыслимая боль, и гаснущим взором Тишиг увидел, как вампир поднимает над головой кровавый комок.

***

Со стоном оттолкнувшись от мертвеца, Кинби сделал несколько неуверенных шагов.

Отбросил вырванное сердце южанина, и со стоном ухватился за рукоять меча.

Боли не было. Он чувствовал лишь легкую брезгливость от ощущения чего-то чужеродного в своем теле. Несколькими рывками выдернул из груди меч, и упал на колени, выпустив из рук клинок.

Серебро продолжало свою разрушительную работу, но медленно, куда медленнее, чем рассчитывал Тишиг.

Кинби криво ухмыльнулся — отчего-то люди склонны верить старым легендам о смертоносном для Детей Ночи серебре. Что ж, для только что ставшего вампиром, оно опасно. Но не для монстра, существующего столетиями.

Вытер о пиджак окровавленные руки. Прислушался. Из коридора не доносилось ни звука. Кинби пополз к сумке с оружием, достал обоймы для кольтов, перезарядил оружие, и, пошатываясь, поднялся. Стоя сбоку от двери открыл ее, и, выждав пару секунд, шагнул за порог.

***

— Парни, лафа кончилась, — сержант Гловер сидел, привалившись спиной к сырой каменной стене.

Вытащив из внутреннего кармана маленькое зеркальце, он стволом винтовки аккуратно выдвинул его из-за угла. Зеркальце моментально разлетелось стеклянными брызгами.

— Ага, вот он, — удовлетворенно пробормотал Гловер, и махнул рукой Строму.

Мант бочком-бочком подобрался к командиру группы.

— Слушай, там комната. Квадратная, кажется, метров пять на пять. Что-то типа кабинета секретарши или приемной. В общем, фикусы, кресла и вся фигня. Стол перевернут, за ним пара гаденышей. Кто еще есть, не чувствую. Тебя на эту комнатушку хватит?

Стром презрительно фыркнул, поднялся и закрыл глаза. Затем резко выбросил вперед правую руку, будто кидал что-то в комнату. С его ладони с пронзительным визгом сорвался прозрачный, отсвечивающий синим, шар. Полицейские отработанным жестом закрыли глаза и уши. В комнате полыхнуло, и тут же Рыжик Мик вкатился внутрь, поливая злополучный стол автоматным огнем.

Впрочем, необходимости в этом не было. Увидев, во что превратились охранники, молодой полицейский позеленел, и его вывернуло прямо на обожженные мант-огнем трупы.

Пробегая мимо, Крауч похлопал его по спине:

— Бодро держишься, салага. Дуй вперед.

И Рыжик дунул.

Ручку следующей двери он повернул первым. Аккуратно открыл, подождал, как учили, и быстро заглянул внутрь. Свистнуло прозрачное лезвие, и обезглавленное тело упало на руки товарищей, заливая полицейских кровью.

Комната и коридор таяли, меняли свои очертания, превращаясь в огромный сводчатый зал. Тонкие колонны из неизвестного зеленого камня поддерживали на огромной высоте волнистый асимметричный потолок. Дверь, возле которой стояли полицейские, вместе с куском стены пропала, и они оказались в проходе между двумя рядами колонн.

Меченосца, снесшего голову Рыжику, Гловер уложил очередью в упор. Остальных отсек Стром, взмахом руки послав в пространство перед собой веер алых шаров, накрывших атакующих веером острых, насквозь прошивающих доспехи, осколков.

После чего побледнел и сполз по колонне. Сил не осталось ни на что. Мант закрыл глаза, равнодушно думая, что сейчас его убьют и можно будет хоть немного отдохнуть.

— За колонны! — замахал Гловер и полицейские, рассыпавшись, открыли огонь по наступающим воинам, вооруженным прозрачными изогнутыми клинками и странными, похожими на арбалеты, устройствами, стреляющими сгустками светящейся фиолетовой слизи.

Один такой комок попал в грудь храту, выбивавшему дверь в Дом. Бедняга страшно закричал и упал, раздирая руками грудь, в которой разрасталась громадная дыра с обугленными краями.

В зал вбегали все новые противники.

— Гранаты! — скомандовал Гловер, оттаскивая Строма за воротник под прикрытие колонны.

Попытаться закидать противника гранатами, пока они не рассредоточились по всему залу и не перешли в атаку, было последним шансом полицейских.

***

Юринэ рывками приходила в себя и снова проваливалась в небытие. Вот перед глазами плывет пол. Ребра во что-то упираются, неудобно дышать. Кажется, ее кто-то несет.

Темнота.

Новая картина. Она сидит, привалившись к холодной стене. Перед ней присаживается на корточки симпатичный парень в изодранном костюме. Изо рта у него идет пар. Очень холодно. Откуда-то доносится стрельба.

— Сидите, сидите синьорита, — говорит парень, его голова взрывается, забрызгивая Юринэ мозгом и кровью.

Темнота.

Снова тряска. Пыль забивает ноздри, не дает дышать. Внизу кто-то тяжело пыхтит.

— Паоло, мальчик мой, не надо так бежать, когда ты путешествуешь с пожилым человеком и несчастной девушкой. Да застрели же ты эту гадость, что ты на нее смотришь!

Звуки выстрелов, нечленораздельный рев, Юринэ падает и отползает в угол.

Стоя посреди зала с обвалившимся потолком и увитыми лианами колоннами, Паоло и Марио увлеченно палят в кошмарную помесь тигра и скорпиона. Юринэ нащупывает в наплечной кобуре пистолет и присоединяется к ним. Тварь падает на бок, сучит лапами, издыхает. Смешно переваливаясь, к ней подбегает Марио.

— Вот и умница, девочка. Это же просто замечательно, когда сразу можно понять, пришла ли синьорита в себя.

Юринэ слабо улыбается и шепчет:

— Дэмьен?

Марио грустно качает головой:

— Увы, мы никого не видели, кроме кошмарных тварей, которые даже не хотели поговорить, а сразу нас ели.

— Где… Где остальные?

Марио покачал головой и показал рукой на Паоло.

— Надеюсь, дело того стоило, — грустно вздохнул он. — А теперь я предлагаю выбираться отсюда. Идти сможете?

***

Кинби оказался в саду. Под ногами хрустели камешки, устилавшие прихотливо извивающуюся тропинку, ведущую к сооружению странных нечеловеческих пропорций.

Здание напомнило Кинби что-то из его настолько давнего прошлого, что само воспоминание о нем успело стереться.

Многоступенчатую крышу по углам украшали головы демонов, застывшие в беззвучном крике, ко входу вели несколько тропинок, извивающихся меж невысоких деревьев и старательно подстриженных кустов. В начале одной из них вампир и стоял.

Он оглянулся — дверь, через которую он вошел, не исчезла, но ее очертания расплывались, текли, таяли в напоенном тяжелыми ароматами, воздухе.

Кинби подумал о Дэмьене, но его внимание отвлекла усилившаяся пульсация нейтрализатора.

Вампир побежал по тропинке. Звезда была где-то в этом непонятном строении, она пела, звала, требовала…

Он едва уклонился от рубящего удара и покатился по дорожке, разряжая обойму в туловище четырехрукого существа, пытавшегося зарубить Кинби огромным серпом. Второй серп существо держало в другой верхней руке, нижняя пара сжимала длинные кинжалы с широкими лезвиями.

Пули отбросили его в кусты, где нападавший и затих.

А из дверей строения вышли Реннингтон и Хранитель Порогов. Следом за ними с оружием наготове двигались оперативники Девятки и бойцы Хранителя.

— Браво, браво! — мягко захлопал в ладоши мант. — Кто бы мог подумать, что ты окажешься еще полезнее, чем я рассчитывал. Мы получаем не только прекрасного подопытного, но и чудеснейший артефакт, о котором я до этого только слышал.

— Также вы помогли нам решить проблему с совершенно ненужным представителем южных орденов-корпораций. За что мы вам искренне благодарны, — добавил Хранитель, сплетая и расплетая пальцы. Выглядел он неважно — лицо побелело от напряжения, взгляд отсутствующий, на виске бьется похожая на червяка жила. Кинби вспомнил слова Дэмьена о том, что долго держать Капсулу Перекрестков Хранитель не сможет.

— Теперь нам хотелось бы получить предмет, который вы так благоразумно принесли с собой, — протянул руку Реннингтон. Кажется, он всерьез думал, что вампир отдаст ему нейтрализатор.

Вместо этого ожили кольты, сметая людей со ступеней. Кинби понимал, что убить Реннингтона и Хранителя уже не получится. Он попытался и проиграл. Оставалось только захватить с собой побольше врагов. Скоро все закончится, и его уже не будет волновать, что происходит в этом, не самом лучшем, из миров.

Одинаковым движением манты вскинули правые руки, ставя защиту. Но Кинби целил не в них. Отлетел один из оперативников с развороченной грудью, упал, заливая кровью ступени, другой. Кольты вампира пожинали кровавый урожай, и с каждым выстрелом Кинби приближался к фигурам на крыльце.

Не было страха, злости, разочарования…

Сейчас он останется лежать под этим чужим небом, и уже через несколько лет не останется никого, кто мог бы о нем вспомнить. Кинби услышал топот ног позади, но не стал оглядываться. Уничтожить его не так просто, так что пусть поработают.

Сбоку упруго бухнуло, на крыльце расцвел цветок взрыва. Завели торопливый разговор автоматы, мимо Кинби пролетел шар мант-энергии и расплескался по защите Реннингтона.

Вот теперь Кинби обернулся, и не поверил своим глазам.

На месте двери, через которую он входил, зияла огромная дыра, сквозь оседающую пыль врывались фигуры полицейских из отряда Гловера.

А возле прохода, пошатываясь, стоял с ног до головы перепачканный кровью Дэмьен, опираясь на плечо совершенно серого от усталости и боли человека, посылающего вперед все новые и новые мант-заряды. Увидев, что Кинби смотрит на него, он слабо улыбнулся, и помахал рукой.

Злобно вскрикнув, Реннингтон развернулся, и бросился в дом. Спустя несколько секунд тяжелые двери вынесло наружу. По ступенькам дворца спускался Ангел Смерти.

Кинби узнал Чикарро… Но сходство было только внешним. Эти безумные восторженные глаза не могли принадлежать усталому ангелу из переулка.

Гигантский меч описывал круги над его головой, с легкостью круша стволы деревьев, балки, ступени…

В грудь ангела ударило несколько пуль, но он не обратил на это внимания. Скрипнув зубами, Кинби бросился в атаку. Оставалось одно — подобраться вплотную и вышибить безумцу мозги. Или разорвать горло. Давала о себе знать так и не затянувшаяся рана. Слегка кружилась голова.

В последнее мгновение Кинби заметил приближающееся лезвие, отпрянул — поперек груди полоснуло льдом. Закричав от ярости, вампир упал на колени. Грудь пересекала глубокая рана, в глубине сахарно блестела кость, рассеченные мышцы мешали шевелить руками. Перед глазами проплыли кусты, деревья…

Кинби упал на спину. С высоты на него надвигалось лезвие. Неимоверным усилием, он увернулся, уходя от удара. На четвереньках проскользнул мимо безумного ангела, сотрясавшегося под ударами автоматных пуль, и бросился вверх по ступенькам.

Обернулся. Взмахнув крыльями, ангел поднялся в воздух и спикировал на полицейских. Снова фонтаны крови в воздухе, снова короткие предсмертные крики.

Заставив себя забыть о ранах, Кинби рванулся к месту бойни.

Отбросив пистолеты, прыгнул на спину ангелу и погрузил клыки глубоко в шею безумного убийцы. Мотнул головой, раздирая неподатливую плоть. Выпустив меч, Чикарро замахал руками, пытаясь дотянуться до Кинби.

Невыносимо пахло карамелью.

Намертво обхватив ангела за плечи, вампир снова и снова терзал его шею, пока жертва не упала на колени.

— А ты куришь много, — всплыло перед глазами улыбающееся лицо оборванца из темного переулка.

Вампир снова рванул горло жертвы и дернул тело на себя. Обмякнув, ангел повалился на спину и застыл. Пошатываясь, Кинби встал, подобрал кольт и заковылял к дворцу.

Внутри строение напоминало панцирь улитки. Спиральный коридор, на стенах фрески, изображающие пытки и казни, ни одной двери. Позади чьи-то шаги. Остановившись, Кинби вытянул руку с кольтом в направлении шагов.

— Стой! — голос Дэмьена.

Задыхаясь, Гитарист промчался мимо. Детектив бросился следом. Жадно ловя ртом воздух, Дэмьен выдавил на бегу:

— Ты — бери Звезду. А я их тут… Займу, как сумею.

Впереди показалась непривычных пропорций дверь. Дэмьен выкрикнул заклинание, полотнище двери унесло в комнату. Друзья сбавили шаг. Кинби держал проем на прицеле. Боковым зрением увидел, как сосредотачиваясь закрыл глаза Гитарист.

Из дверного проема показался Хранитель. На губах змеиная улыбка, руки плетут узор заклинания. Тихо засмеявшись, Дэмьен открыл глаза, и Хранитель непроизвольно отшатнулся. Впрочем, быстро взял себя в руки и губы задвигались с удвоенной скоростью.

Заговорил Дэмьен.

Каждое его слово глыбой падало в наливающееся тьмой пространство коридора. Свет исчезал. Глаза Демьена высасывали его из окружающего мира, за спиной наливались чернотой, увеличиваясь в размерах, неясные силуэты.

— Добро пожаловать в наш мир, — прошептал Дэмьен и вытянул вперед руку. Огромные черные волки пронеслись мимо, слегка задев полы его плаща.

Хранитель выкрикнул заклинание, но вместо яркой вспышки с пальцев сорвались бессильные зеленоватые искры.

Не дожидаясь развязки, Кинби в два прыжка промчался мимо черного рычащего шара, и оказался в комнате. Реннингтон открывал дверь в противоположном конце. Кинби выстрелил. Тонко закричав, всесильный шеф Девятки рухнул на пол, с ужасом глядя на хлещущую из огромной раны в бедре, кровь. Болевой шок не давал ему сосредоточиться, сформировать заклинание. К тому же, припомнил вампир слова Гитариста, Капсула ослабляет мант-способности.

Перед Кинби корчился обычный смертный. Вампир присел на корточки и достал из кармана пиджака Реннингтона Ангельскую Звезду. Она была совсем небольшой и невыразимо прекрасной.

Из своего кармана Кинби достал нейтрализатор и вложил Звезду в выемку. Она вошла в нее как влитая. Наполнилась глубоким зеленым светом и погасла. Камень волнами потек, облепляя Звезду словно тесто и застыл некрасивым серым комком.

— Вот и все, — равнодушно сказал вампир, и приставил ствол кольта ко лбу Реннингтона.

Судорожно глотнув, Артур Реннингтон закрыл глаза. Кинби нажал на курок. Из коридора доносились жуткие крики и рычание волков.

Хромая, Кинби прошел мимо визжащего куска мяса, терзаемого двумя тенями. Дэмьен стоял, сложив руки на груди и не отрываясь смотрел на кровавую забаву своих зверей.

— Пойдем, пойдем друг, — сказал Кинби, и они двинулись в обратный путь.

Снаружи стояла тишина.

Мертвый ангел лежал на дорожке, глядя неподвижными глазами в небо. Медленно впитывалась в землю коричневая, пахнущая карамелью, кровь.

Проходя мимо, Дэмьен с усилием поднял черный меч и размахнувшись, зашвырнул в кусты.

У взорванного Дэмьеном прохода поддерживали друг друга Сторм и Гловер, единственные, выжившие из отряда полиции.

Земля под ногами затряслась, сержант замахал рукой:

— Скорее! Стром говорит, тут все сейчас захлопнется! Быстрее, а то останетесь здесь!

Едва успев перебраться через проход, Дэмьен упал. Почувствовав, что ноги больше не держат, сполз на пол Кинби.

Стены дома скрутило судорогой, проход закрылся.

Они лежали посреди коридора, чуть дальше упиравшегося в завал из досок, кусков бетона, стальной арматуры, обломков колонн зеленого мрамора и непонятно откуда взявшихся полотнищ тяжелой коричневой ткани.

С другой стороны тянуло неуверенной ночной прохладой и сладостным запахом влажного асфальта.

Кинби склонился над товарищем:

— Сильно задело?

Гитарист слабо улыбнулся:

— Жить. Буду. Наверное…

Кровь толчками вытекала из ран в боку и животе. Скверно выглядело обожженное бедро.

Зашевелились доски, из-за стены раздалась приглушенная ругань, кто-то толчком выбил заваленную мусором дверь рядом с завалом. В коридор вывалились Марио и Паоло, под руки поддерживающие бессильно висящую между ними Юринэ. Увидев Дэмьена, девушка выпрямилась, оттолкнула Паоло и бросилась к Гитаристу.

— Жив! Живой! — Юринэ подлетела к Дэмьену, упала на колени, лихорадочно ощупывая, гладя лицо раненого, что-то неразборчиво бормоча, плача и смеясь одновременно.

— Выводи его, я следом. Попробую, — пробормотал детектив, и Юринэ положила руку раненого себе на шею так, чтобы он хотя бы отчасти мог опираться на нее при ходьбе.

Кинби мутило. Близился рассвет. Раны, нанесенные мечом Тишига и черным клинком ангела, не затягивались. Хотелось лечь и уснуть.

Поднялся, сделал пару неуверенных шагов, тупо глядя на удаляющиеся фигуры друзей.

Смотреть на них было неприятно — слишком резко выделялись силуэты на фоне рассвета, чьи первые лучи уже заглядывали в дверной проем.

Дэмьен обернулся:

— А ты?

— Иди… А я тут найду себе место. До вечера.

Юринэ всхлипывая, потащила Дэмьена к крыльцу. Щелчок предохранителя показался Кинби грохотом взрыва. Из теней в глубине коридора выступил Олон. Перемазанный копотью, с глубоким порезом через все, залитое кровью, лицо. Пистолет в вытянутой руке не дрожал. Олон улыбнулся, и перевел ствол с Кинби на тоненькую фигурку Юринэ.

Кинби прыгнул.

В спину тяжело ударили крупнокалиберные пули. Столкнув Юринэ и Дэмьена с лестницы, вампир вылетел в яркий летний рассвет.

Упав, перевернулся на спину, попытался подняться. Солнечный свет припечатал к ступеням, обрушился с неба бетонной плитой. Наконец, пришла боль. На мгновение мелькнуло перед глазами женское лицо — непослушные темные волосы, серьезные карие глаза, внимательно смотрящие на него. Утопая в океане боли, он пытался вспомнить ее имя.

Не успел.