Пооткрыли вновь церквей, будто извиняются И звонят колокола в ночь то там, то тут, Только бога нет и нет, ангел не является, Зря кадило машет поп и бабушки поют. А бог оставил нам в наказ старые инструкции, Почерневший образок, высохший елей, Ну а сам покинул нас после революции, И теперь в других краях, где живут светлей. Мимо кассы, чтоб быстрей, взял портвейн Таврический, Возвращаюсь и смотрю, верится с трудом, Кто-то в черном у дверей смотрит иронически, Отпираю дверь ключом, приглашаю в дом. То ль виденье, то ль обман, то ль к беде, то ль к радости, То ль плевать через плечо, то ли голосить. Достаю второй стакан, набираюсь храбрости, Мне так много у него следует спросить. Я давно другим не лгал, врать вообще не хочется, Только вот не врать себе во сто крат трудней. Я хочу спросить у вас, ваше одиночество, Как бы веру сохранить и что мне делать с ней. А еще вопрос такой, каково покойникам, Отчего маршрут туда день и ночь открыт, Но в конце не ждет покой с тихим светлым домиком, Не хранят меня глаза ваших маргарит. Я бы был ужасно рад слышать ваше мнение, Только молча гость сидел, попивал вино. Да смотрел программу «Взгляд», депутатов прения, На часы взглянув зевнул, и вылетел в окно. И в раскрытое окно ночь глядит загадочно, Дыры звезд на платье тьмы — драный материал, Дел, как видно, у него без меня достаточно, Ну а может он, как я силы утерял, Ну а может он, как мы знанье утерял, Ну а может он, как мы веру утерял.