Была такая организация…

В истории борьбы с властью в Советском Союзе была такая организация – Народно-трудовой союз.

Народно-трудовой союз был рожден в 1930 году конфликтом поколений внутри белой русской эмиграции. Молодое племя русских эмигрантов восстало против старых, скомпрометировавших себя бесславным бегством из Крыма под натиском красных, безликой организацией под названием Российский общевоинский союз (РОВС), сколоченной из остатков белой армии, прозевавших похищение большевистскими агентами главы РОВСа генерала Кутепова, и устранение ими же другого лидера союза, генерала Миллера. Небезызвестная акция ГПУ под названием «Операция «Трест», в результате которой белоэмигрантское движение сделало ставку на мифическую монархистскую организацию в России, созданную чекистами, окончательно подорвала авторитет отцов-основателей союза русской эмиграции. Их дети не могли смириться со столь позорными провалами и безысходностью, исходящей от старших, хотя и стойко несших на себе все удары трагической судьбы своего класса.

Молодые объединились в организацию, которую возглавил некто Виктор Михайлович Байдалаков, бывший офицер армии Врангеля. В нее вошли те, кто жаждал действий, а не смирения, которое демонстрировало старшее поколение эмигрантов. С годами союз, который назвали Народно-трудовым нового поколения, рос и мужал. И к началу Второй мировой войны уже являл собой организацию разветвленную и деятельную, имеющую свою программу и филиалы в столицах ряда европейских стран.

Согласно своей первой программе Народно-трудовой союз (НТС) стремился к установлению народно-трудового строя (как близка формулировка к социалистической фразеологии!), к превращению России в правовое государство, где основа экономики – рыночное хозяйство, где социальная справедливость основана на принципе солидарности, то есть в понимании «энтеэсовцев» на взаимной поддержке, взаимосвязанности и соборности, противостоящих «тоталитарным учениям классовой или расовой борьбы». В общем, идея солидаризма, родственная социал-демократизму, должна была объединить всех: и бедных, и богатых, и средних.

В начале становления союза роль главного идеолога творчески исполнял профессор Михаил Александрович Георгиевский. Это уже потом Поремский его заменил. Георгиевский, как положено, до 1917 года преподавал филологию в Санкт-Петербургском университете, а в 1919 году эмигрировал в Югославию, где скоро стал заметен в эмигрантских кругах и в последующие годы заработал себе репутацию теоретика борьбы с социалистическим советским режимом. Когда в 1944 году Красная Армия очистила от немцев Белград, советская контрразведка Смерш арестовала его и вывезла в СССР. А там все оказалось просто – сначала допросили, потом предъявили обвинение и расстреляли по решению суда.

Именно Георгиевский притянул идею солидаризма в идеологию союза, особенно настаивая в ней на синтезе философского идеализма и политического национализма. Несомненно, здесь влияние и хомяковской концепции соборности, и особенно политической философии профессора Ивана Александровича Ильина, которого в 1922 году по указанию Ленина в составе целой группы обществоведов выслали из России. Представь Ленин его дальнейшую судьбу, возможно, удовлетворенно хмыкнул бы, отдавая дань своему предвидению.

Ильин очень сблизился с НТС. Сначала в части программы. Георгиевский умудрился в ней соединить понятия соборности с ильинской «органической демократией», «органической свободой», имевшими свое звучание, в отличие от формальной свободы на Западе. У Ильина это больше образ, нежели научное понятие, но для «энтеэсовской» программы сгодилось. Но еще больше сгодились идеи из его книги 1925 года «О сопротивлении злу силой». В ней он шагнул от Льва Николаевича Толстого, от известного его «непротивления злу насилием». Если Толстой говорил о внутреннем сопротивлении злу, подразумевая под злом монархию и то лицемерное высшее общество, что свободно чувствовало себя в России в его времена, то для Ильина зло – советский режим, с которым нужно бороться не столько внутренним сопротивлением, сколько активным действием. По Ильину, именно агрессивность зла и необходимость для него выливаться во внешние поступки делает недостаточным только внутреннее сопротивление ему и объясняет необходимость внешней борьбы со злом, то есть физическом понуждении и пресечении. И в этой борьбе нравственный человек вынужден совершать неправедные поступки, в том числе и убийство – крайний случай в силовом одолении зла. Человек берет на себя неправедность, но не для себя, а во имя бога. И тем самым человек совершает высокий поступок, высокое деяние. Вот такую философию придумал Ильин.

Идеологи НТС приняли ее как философию идеологической и вооруженной борьбы с большевиками. Правда, ее отвергли многие русские эмигранты. Самые заметные среди отвергнувших – Зинаида Гиппиус, Сергей Франк и Николай Бердяев. Но, тем не менее, у «энтеэсовцев» эта теория устояла, стала популярной. Даже несмотря на саркастическое замечание Бердяева, что чекист, действующий во имя Божие, то есть «энтеэсовский чекист», опаснее чекиста, действующего во имя Дьявола.

Но больше всего Ильин способствовал сближению НТС с германскими нацистами. Когда Гитлер обосновался в Германии, Ильин как истинно русский националист с монархической статью разглядел в гитлеризме «спасение России от большевизма». В парижской эмигрантской газете «Возрождение» он выразился вполне определенно: «Мы не должны смотреть на национал-социализм глазами евреев». О близости программы НТС национал-социалистической говорил на допросах в советской контрразведке в ноябре 1944 года и Георгиевский.

Из протокола допроса М.А. Георгиевского: «Целью НТС была борьба против Советской власти. В программе предлагались задачи – создание нового государства в России путем национальной революции, которое должно было разрешить социальные проблемы без коммунизма. Программа была близка по своему содержанию к национал-фашистской. Принципом социальной реформы провозглашалась «социальная справедливость». Рабочий вопрос предполагалось разрешить путем установления норм рабочего времени и производительности труда, страхования и т. д. Земельный вопрос должен был быть разрешен путем введения частной собственности на землю в ограниченных размерах, наделением землей только трудящихся, оставления созданных Советской властью машинно-тракторных станций. Крупный капитал должен был ограничиваться, находясь под контролем. Пути сообщения, недра земли, предприятия оборонной промышленности и [другие] имеющие государственное значение должны находиться в собственности государства. Определенной формы политического строя государства выработано не было, мыслилось, что политическую форму управления выработает народ на основе официальных изменений, которые были предусмотрены программой НТС. Государственная организация должна была целиком и полностью опираться на профсоюзы, сохранение партий не мыслилось. Работники государственного аппарата должны были подбираться по принципу «делового представительства», т. е. из лиц, прошедших школу работы в профсоюзах. В 1936 г. я как идеолог НТС выдвинул в противовес теории марксизма идею солидаризма, которая целиком относится к вопросу взаимоотношения людей в капиталистическом обществе. В национальном вопросе мы стояли на точке [зрения] сохранения автономии народов России и отрицания роли права на самоопределение вплоть до отделения. Программа НТС была выработана мной от имени исполнительного бюро, и проект ее был утвержден Советом Союза».

В 1938 году офицеры разведотдела «Иностранные армии Востока» германского Генштаба предложили людям из распущенного тогда в Германии филиала НТС сотрудничать в деле добывания информации об СССР. Распущенные «энтеэсовцы» прибежали советоваться к своему большому другу, профессору Ильину. Один из прибежавших, Виген Нерсесиан, вспоминал: «Вместе с ним (Ильиным. – Э.М.) сформулировали ответ: до тех пор, пока не внесено изменений во вторую главу «Майн кампф», ни один русский, обладающий собственным достоинством, не сможет сотрудничать с национал-социалистической Германией». Ну, конечно, никто не взялся донести до Гитлера требование профессора Ильина, и вторая глава «Майн кампф» осталась без изменений – в ней по-прежнему утверждалось, что Россия должна стать удобрением для процветания немецкой расы. И, тем не менее, переговоры распущенных «энтеэсовцев» с германскими разведчиками продолжились. Сошлюсь опять на Нерсесиана.

«.Начались переговоры с немецким Генштабом, которые продолжались около двух недель. Со стороны немцев бывало до 20 человек офицеров и экспертов, с нашей – главным образом Георгиевский и Субботин. Во время переговоров мы часто встречались и советовались у Ильина. Георгиевский вел себя как полноправный представитель России, поражал немцев не только политическими, но и военными и экономическими знаниями. Он упорно отстаивал выработанную линию: наша страна должна освободиться от коммунизма собственными силами, и в этом направлении ей можно и нужно помочь. А в случае столкновения с СССР – искать союза с народом против Сталина; другая политика, в том числе попытка поработить наш народ, приведет к трагическим последствиям. В этом ключе был нами выработан и меморандум».

Но скоро сентенции Ильина о русском национализме, о претензиях к «Майн кампф» (оказывается, только ко второй главе) стали раздражать главных идеологов рейха – Геббельса и Розенберга. И Ильиным занялось гестапо. Явились за ним в его берлинскую квартиру двое агентов, велели одеться и потом на полицейском грузовике – какое неуважение! – доставили на допрос в Управление гестапо. Напугали профессора до смерти. После чего он спешно выехал в Швейцарию. Там он и жил в спокойствии и уважении и тихо скончался в 1954 году.

Но тогда, в незабвенные 30-е, Георгиевский и Ильин, пометавшись между гитлеровским «социализмом» и сталинским тоталитаризмом, в конце концов проложили дорогу для НТС в сторону германских военных, а не деятелей из СС и из гитлеровской партии НСДАП. Для русских профессоров немецкие генералы – это представители аристократии, и, как достойные аристократы, они должны были помочь России стать свободной страной, не допустить превращения ее в немецкую колонию, чего добивались партийные и эсэсовские фюреры. Именно с легкой руки профессоров перед Второй мировой войной НТС наладил сотрудничество с германским Генштабом и его разведкой, имея дальнюю цель – ни много ни мало свержение советской власти в СССР.

И надо отдать должное союзу, который сумел «профессорскую эмиграцию», в особенности высланную из советской России на «философском» пароходе в 1922 году, сплотить на ниве борьбы с коммунистическим режимом в СССР. Под брэндом НТС случился настоящий «профессорский эмигрантский заговор» против Советов, в котором Ильин наряду с Георгиевским превратился в заметную фигуру.

Какой же имидж у НТС сложился за десятилетия? Если не брать крайности, то довольно-таки объемно представил публике эту организацию в конце 60-х годов журналист из США Санш де Грамон. В своем увесистом труде «Тайная война», который на презентации во Франции был представлен как полный курс истории борьбы секретных служб после Второй мировой войны, он так отзывается об НТС: «Эта организация русских антикоммунистов примечательна по двум соображениям. Она единственная организация, которая проникает в Советский Союз. Причем НТС не является порождением «холодной войны», так как он был создан в 1930 году и поставил своей целью свержение советской власти. С тех пор он забрасывает в СССР своих агентов, а также различные печатные издания. Опыт НТС пригодился для шпионажа, осуществляемого западными странами. Политическое лицо НТС довольно своеобразное. Это не разведывательная организация, а контрреволюционная группировка. Его члены поставили перед собой цель – свергнуть советскую власть».

А вот какую характеристику дает НТС, спустя почти три десятилетия после Санш де Грамона, бывший советский диссидент, сознательный противник советской системы, Владимир Буковский: «Созданный в 1930 году в Югославии профашистски настроенной эмигрантской молодежью (сначала он назывался Народно-трудовой союз нового поколения и находился под сильным влиянием идей Муссолини), в годы войны он сотрудничал с немцами (через Абвер), в частности, издавая газеты на оккупированных немцами территориях России. После войны в числе прочего имущества НТС достался американцам и англичанам и в разгар «холодной войны». использовался для засылки разведгрупп в СССР, вербовки агентуры и сбора информации».

Правда, деятели НТС от сотрудничества с гитлеровцами всячески открещивались и даже говорили, что некоторые из руководителей Союза были арестованы гестапо, сидели в концлагере. Пусть так. Но если НТС изначально создавался как боевая контрреволюционная организация, ставящая цель – свержение власти в Советском Союзе, то как же он мог в этом деле обойтись без фашистской Германии? Попробуем разобраться.

 

НТС нашел себя с генералом Власовым

Капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, из прибалтийских немцев, в начале войны служил в разведотделе группы армий «Центр», наступавших на Москву через Белоруссию. Человек острого ума, сильно ненавидевший Россию, он уже к середине осени 1941 года понял, что вряд ли немецкая армия завоюет эту страну. Он чувствовал, что есть некий стержень, который, к несчастью, не сломан, и он держит Россию, давая ей силу сопротивления. Этот стержень – власть в Кремле, которая сумела организовать это сопротивление. Но сломать его немецкая армия сможет только с помощью тех русских, кто готов выступить вместе с ней против советского режима, против Сталина. Так думал этот прибалтийский немец.

Он делился этими мыслями со своим начальником, руководившим разведкой в штабе армейской группы «Центр», полковником Герсдорфом, а тот в свою очередь с начальником оперативного отдела штаба полковником фон Тресковом, и со своим шефом, полковником фон Ренне, заместителем Рейнхарда Гелена – начальника отдела «Иностранные армии Востока» германского Генштаба. И взгляды их на участие русских в войне на стороне немцев не расходились. Когда совместным мыслям стало тесно, Штрик-Штрикфельдт предложил подать записку командующему группой, фельдмаршалу фон Боку, об организации из советских перебежчиков и пленных «освободительной армии» числом более четверти миллиона человек. Пусть солдаты этой армии идут в первых эшелонах и погибают за свободу в борьбе с тиранией Сталина, сохраняя жизни немецких солдат. А немецкая армия поддержит этих экс-советских солдат ударной силой своей авиации и своими дивизиями, наступающими во втором эшелоне.

Фон Бок благосклонно отнесся к этому плану. И в Генштабе вермахта его оценили. Гелен сразу понял его перспективность. В послевоенных воспоминаниях он так представил этот факт: «.мне хотелось бы особо отметить своего друга барона фон Ренне, который отлично понимал и всячески поддерживал проект создания антикоммунистической добровольческой русской армии для участия в борьбе против сталинской диктатуры, который предложил превосходный знаток России Вильфрид Штрик-Штрикфельдт».

Потом были разные времена. Разгром немцев под Москвой, отставка фон Бока, успешный натиск немецких армий на юге России весной и летом 1942 года. Но идея ведения войны против СССР с активным участием советских людей, отмобилизованных в военную силу, уже прижилась в головах немецких генералов. Армия восприняла эту идею, что не скажешь о Гитлере и его рейхсфюрерах, прежде всего Гиммлере – главе СС. Он, как и Гитлер, считал, что если следовать логике, то создание русской армии поставит, в конце концов, вопрос о русском правительстве и о некоем государстве российском, пусть и вассале Германии. Но гитлеровская концепция покорения славянской России, как и коммунистического Советского Союза, не предусматривала этого. Эти недочеловеки-русские не должны иметь своего государства и свое правительство. Вся советская земля будет разбита на территории, которыми будут управлять гауляйтеры. И оставшиеся русские должны работать на германскую нацию.

Тогда в середине 1942 года еще не произошло столкновения этих двух взглядов на роль русских в войне. И немецкий вермахт, прежде его Генштаб, поощряемый разведкой Гелена, еще надеялись на осуществление идеи ведения войны вместе с русской добровольческой армией. И даже встал вопрос – кто ее возглавит? Нужен был достаточно известный и авторитетный генерал. Служба Гелена занялась отбором и изучением подходящих кандидатур среди советских военачальников, где первенствовали Рокоссовский, Малиновский, Говоров и Власов. По разным причинам геленовские аналитики выделили их, предполагая, что они обижены на советскую власть и готовы при некоторых обстоятельствах изменить ей. Рокоссовский, например, незадолго до войны был осужден, а потом выпущен. Неужели он не затаил злобу на этот режим? – задавали себе вопросы геленовские офицеры.

И тут судьба – подарок. На Волховском фронте задохнулась в окружении 2-я Ударная армия, которой командовал генерал-лейтенант Андрей Андреевич Власов. Сам он, бросив свой штаб, несколько дней хоронился со своей любимой поварихой на сеновале в одной крестьянской хате, хозяин которой и сдал его немцам. Власов даже не подумал скрыться в лесу, до которого рукой было подать. Оперативная сводка главного командования вермахта от 14 июля 1942 года сообщала: «При прочесывании местности в бывшем волховском котле был извлечен из своего укрытия главнокомандующий 2-й советской ударной армией генерал-лейтенант Власов».

С ним и начал работать вышеупомянутый капитан из разведки Штрик-Штрикфельдт. Довольно-таки скоро Власов согласился с доводами этого умного немца о том, что главный враг – это Сталин и бороться надо против него и существующего советского режима. И он, Власов, объединив русских, сможет эту борьбу возглавить. На что Власов, лихорадочно искавший хоть какое-то внятное объяснение своего предательства, сразу заявил:

– С народом русским воевать не буду, а против Сталина пойду.

Кто же такой генерал Власов, так бездарно воевавший на Волховском фронте, бросивший остатки своей армии и так и не сумевший застрелиться из своего табельного пистолета? Власов хотел жить и готов был купить эту жизнь любой ценой. Труслив оказался в ситуации пика. Такую сущность его разглядели аналитики из гестапо, когда спустя полтора года после его добровольного шага в плен, готовили справку о нем для Гиммлера. Вот она, эта справка.

«Главное управление имперской безопасности.

Тайная государственная полиция

Берлинское отделение, секция 4-Н

26 октября 1944 года

Сведения № 6.

Касается: генерал-лейтенанта Андрея А.Власова, 1901 года рождения из села Ломакина Гагинского района Горьковской области.

У него русско-народнический характер, он умен, с легким душком крестьянской хитрости. Он грубый и резкий, но в состоянии владеть собой. Оскорблений не забывает. Очень эгоистичен, самолюбив, легко обижается. В момент личной опасности несколько труслив и боязлив.

Телом здоров и вынослив. Не особенно чистоплотен. Любит выпить. Переносит много алкоголя, но и тогда может владеть собой. Любит играть в карты. К женщинам не привязан. Дружбы с мужчинами не имеет. Человеческая жизнь для него малозначительна. Способен преспокойно выдать на повешение своих ближайших сотрудников. Особым вкусом не отличается. Одеваться не может. Может только различать старую и новую одежду. Способностей и интереса к иностранному языку не имеет.

Очень любит спорить, а войдя в азарт, может разболтать секреты. Однако это случается весьма редко. Может быть коварным, любит задавать заковыристые вопросы, философию не любит. Его типично советское образование является поверхностным. К религиозным вопросам относится иронически и сам совершенно неверующий. К поставленной цели идет неумолимо, в средствах при этом не стесняется. По тактическим соображениям может отказаться на некоторое время от проведения своих идей. К евреям относится не враждебно, ценит их как людей умных и пронырливых. Большой русский националист и шовинист. Принципиально настроен против разделения Великой России. Его изречение: «Хоть по шею в грязи, но зато хозяин».

Против коммунизма не по убеждению, а из личного безысходного положения и потому, что потерял личные позиции. Придерживается мнения, что русский народ очень благодарен большевизму за многое хорошее. Советское воспитание оказало на него влияние. Будучи в Советском Союзе сравнительно не известен, получил отказ других советских пленных генералов сотрудничать с ним. Как командир хорош на средних постах (комдив), а на более высоких постах считается сравнительно слабым. Хороший тактик, средний стратег. Так как в его распоряжении мало хороших офицеров, то большинство должностей занимается случайными людьми. Поэтому он сравнительно равнодушен к своим сотрудникам. Но уже начинает верить в свою новую миссию. К измене, т. е. к соглашательству с Советами, – по всей вероятности, уже не способен.

Ценит, по-видимому, только генерал-майора Трухина как умного человека. Вероятно, заметил отсутствие пользовавшегося дурной славой капитана Зыкова (бывший ответственный редактор изданий «Заря» и «Доброволец»), после того, как тот исчез. Раньше он говорил: «Хотя Зыков и еврей, но пока он нам нужен, пусть работает». К генерал-майору Благовещенскому питает антипатию и как интеллигента немного презирает. Офицеров своей среды, которые имеют личные отношения с немцами, не любит и с ними не дружит.

Подпись: Штунде-Сармистэ».

Первым делом армейское командование потребовало от Власова вербовать людей из советских военнопленных, не возражающих воевать с Германией против Советов, и укреплять в них антисоветскую веру. Так он оказался в Берлине.

Служба Гелена уже имела лагерь-школу в Дабендорфе, близ Берлина, где шла подготовка русских пропагандистов для работы в лагерях советских военнопленных, и в сформированных из бывших советских граждан добровольческих частях, которые использовались вермахтом на востоке. Преподавали в этом лагере функционеры НТС. Гелен их туда и направил по взаимному согласию. Здесь вовсю развернулся талант старшего преподавателя Зайцева. За этим псевдо скрывался один из лидеров НТС Артемов, бывший старший лейтенант Красной Армии, ученый человек, в прошлом – аспирант Биологического института Академии наук, выпускник Московского университета. Он пришел к немцам сам, когда попал в окружение и понял, что жизнь для него выше, чем всякие химеры, вроде борьбы с врагом до последней капли крови. Артемов старался в Дабендорфе, антисоветских пропагандистов готовил на совесть. А в отделе пропаганды главного командования вооруженных сил Германии трудился другой «энтеэсовец» – Александр Казанцев. Рядом с ним обитал в берлинской гостинице средней руки его товарищ по кадетскому корпусу Игорь Новосильцев, тоже из активистов НТС, в некотором роде подмастерье у Казанцева. Каждый день к восьми утра шагал Казанцев на улицу Виктория, в трех кварталах от гостиницы, где находился отдел пропаганды. Там в подвале старого берлинского особняка сидело несколько советских генералов, с которыми «работал» Казанцев, пытаясь настроить их для пропагандистской работы в лагерях военнопленных.

Однажды туда привезли генерал-лейтенанта Власова – это стало событием для НТС. Из воспоминаний Новосильцева понятно почему.

«Однажды Казанцев сказал, что туда привезли недавно взятого в плен советского генерала – Власова. И добавил, что есть надежда, что этот генерал возглавит Российское освободительное движение. Казанцев мне сказал, что у генерала нет костюма, что его военная форма сильно потрепана, и попросил меня привезти кое-что. Общими усилиями мы Андрея Андреевича одели. Впервые выйдя из тюрьмы, Андрей Андреевич пришел к нам в гостиницу. Мы заранее знали об этом и устроили ему встречу с ужином. Моя комната была больше, чем у других, и все собрались у меня. Целый вечер мы просидели, беседуя. Андрею Андреевичу было очень приятно, он неоднократно повторял: «Друзья мои, как мне хорошо среди вас». Всегда, когда мы встречались с новыми людьми, Андрей Андреевич, показывая на Казанцева или на меня, говорил с улыбкой: «Вот мои первые друзья». А про меня иногда добавлял: «Ему никогда не забуду мою первую чистую рубашку в Европе».

«Энтеэсовцы» протянули Власову не только чистую рубашку. Они дали ему политическую программу. Власов вообще-то затребовал тексты всех эмигрантских программ, чтобы сочинить свою. Но скоро остановился на «энтеэсовской», тем более что консультанты от нее были рядом. Он ее подробно изучил, даже пометки на полях сделал. Пришлась она ему. Впрочем, как и его соратникам – бывшим советским генералам Трухину, Меандрову, Малышкину. Те даже вступили в этот «энтеэсовский» союз. Как не вступишь, когда такие инструкторы рядом – Казанцев, Артемов, Новосильцев. Правда, споры были. Но «энтеэсовцы» умели вести дискуссии. Да и споры оказались не столь принципиальные. Спорщики сходились в главном – нужна третья сила из русских, чтобы с помощью немцев разжечь гражданскую войну, в пламени которой должна сгореть сталинская деспотия.

Дело за малым – создать русские дивизии. Власов видел себя во главе их. Но тут его куратор, все тот же капитан Штрик-Штрикфельдт, предложил ему написать листовку, обращенную к советским солдатам, призывающую переходить к немцам, чтобы бороться со Сталиным. Власов долго возмущался, хлопал дверями, орал, что он политик и не будет призывать к дезертирству. Потом успокоился. Через пару дней Штрик-Штрикфельдт уже читал текст, сочиненный Власовым с помощью «энтеэсовцев».

«Я, нижеподписавшийся, генерал-лейтенант А.А.Власов, бывший командующий 2-й Ударной армией и заместитель главкома Волховского фронта, являюсь на сегодняшний день военнопленным № 1691 Германии.

Перед лицом безмерных страданий нашего народа в этой войне и болезненно переживая наши военные неудачи нельзя не задаться естественным вопросом: кто же в этом виноват?

Если оглянуться на последние 12–15 предвоенных лет, то неизбежно придешь к выводу: во всех несчастьях повинна клика Сталина. Это она разорила страну коллективизацией. Это она уничтожила миллионы честных людей. Это она ликвидировала в 1937–1938 годах лучшие кадры нашей армии. Это она ввергла своей авантюристической политикой страну в бесполезную и бессмысленную войну за чужие интересы. Теперь она ведет страну к поражению, потеряв поддержку масс, развалив государственный аппарат и загубив народное хозяйство. Немецкая армия после захвата Крыма и разгрома Юго-Западного фронта вышла на Волгу и, не встречая сколько-нибудь значительного сопротивления, заняла Северный Кавказ.

Положение командира на фронте бесперспективно. Сталинская клика валит на него вину за все неудачи. К тому же он скован в своих действиях комиссарами, политотделами, НКВД, которые все вместе ничего не понимают в военном деле.

На Родине полный хаос и надвигающаяся беспримерная катастрофа.

Сталинская клика возлагает большие надежды на помощь со стороны Англии и Америки, на открытие второго фронта. Большинство из вас хорошо знают политику Англии и Америки – воевать до последнего русского солдата, таскать чужими руками каштаны из огня, истощать Германию с помощью русских, обещая им мифический второй фронт.

Вспомните историю! Не впервые русский народ проливает свою кровь за англо-американские интересы!

Так какой же выход из тупика, в который завела нашу страну клика Сталина? Есть только один выход. Тот, кто еще любит свое Отечество, кто хочет счастья своему народу, должен обратить все силы и средства на свержение ненавистного сталинского режима, стремиться к созданию нового антисталинского правительства, выступать за окончание преступной, служащей интересам Англии и Америки войны, за почетный мир с Германией.

Все сейчас зависит от вас!»

В службе Гелена были удовлетворены этим произведением. По лагерям поехал Власов, вербовать советских генералов, попавших в плен. Лукин, Понеделин, Снегов отказались сотрудничать.

Дело не шло. Все переговоры армейских штабистов с подачи Гелена в гитлеровских верхах о создании отдельной русской армии кончались одним: никакой политики, никакой армии, пусть Власов занимается пропагандой и разложением войск противника.

В этой тупиковой ситуации Штрик-Штрикфельдт предложил создать Русский комитет, чтобы от его имени обратиться к народу России. Гелен предложение оценил. Надо же было чем-то увлечь Власова. И тот загорелся.

– Давайте манифест сочиним и подумаем, кто войдет в комитет.

Над манифестом работал Казанцев. Перебрал явно, и с идеями, и с языком. Так и лезла профессорская школа. Власов возмущался, читая текст.

– Какая приватизация промышленности, какое, к черту, свободное движение капиталов, какое восстановление прав законных собственников?! Эмигрантские фантазии! Народ русский изменился. Даром годы советской власти не прошли. Бороться надо за справедливость, за права, завоеванные в Февральскую революцию и отобранные большевиками. Бороться против большевиков, против Сталина. Вот что надо показать в манифесте, – вразумлял Власов.

Наконец добились того, что воззвание устроило всех. И Власов поехал в Смоленск, встречаться с местной общественностью. Конечно, повезли. И рядом в купе человек из геленовской службы. В Смоленске встреча с интеллигенцией в областном драмтеатре. Нетопленый зрительный зал, февральский холод пробирает основательно. В зале, наполовину заполненном, местные интеллигенты вперемешку с немцами. Власов держал речь. Обстоятельно отвечал на вопросы. Сказал, что Русский комитет, который он возглавляет, ставит своей задачей заключить с Германией договор о сотрудничестве, что, мол, до войны у нас, у русских, не было возможности подняться против большевиков, нам была нужна помощь, теперь она есть – немецкая армия, что теперь их интересы будет защищать он и что он добровольно перешел на сторону немцев, а для того, чтобы победить, ему нужна их помощь и доверие, за которыми он и приехал в Смоленск.

В зале среди немцев и местных интеллигентов сидел Георгий Околович, эмиссар НТС, который здесь, в Смоленске, обосновался с конца 1941 года. Его квартира на улице Декабристов, 24, стала оперативным центром для всех групп НТС, действовавших на оккупированной советской территории. Он как резидент руководил ими, обеспечивая впрок пропагандистскими текстами и системой связи.

Там же в драмтеатре, после всех речей, Околович за кулисами представился Власову. Проговорили минут сорок. Околович все рассказывал о делах НТС здесь, на оккупированной земле – в Смоленске, Брянске, Минске, Могилеве. «Надо сотрудничать», – не уставал повторять Околович. Власов устало кивал. Вдруг оживился: да ведь это целая сеть, если Околович не врет, ее можно превратить в группы русского комитета на местах. Может так и партия получится?

Расстались довольные. Окрыленный Власов вернулся в Берлин. Но скоро опять впал в меланхолию. Развернуться не давали. Генеральный штаб так и не смог пробить идею Русской освободительной армии, подчиненной Власову. А незабвенный Штрик-Штрикфельдт не уставал повторять: пропаганда, пропаганда, и еще раз пропаганда. Чем больше русских военнопленных согласиться служить в частях вермахта, тем лучше для него, Власова.

Так прошли и 1943 год, и половина 44-го. Германия катилась в пропасть. А с ней ее союзники, все сочувствующие и сопереживающие. Будущее становилось туманным и тревожным. Главный вопрос, который преследовал Власова днем и ночью: «Что делать?» В этой сумятице и мыслей и чувств отводил душу с «энтеэсовцами». Собирались у Байдалакова, как правило, еще был Казанцев. Пили, жестоко спорили, крыли на чем свет стоит немцев, прозевавших свою победу. И снова: «Что делать?» И Казанцев подсказал выход: «Надо идти к СС. Теперь Гиммлер решает все. Он поймет идею русской армии под вашим началом против Сталина».

Вспыхнул Власов. Разве мог он забыть переданные ему Штрик-Штрикфельдтом слова Гиммлера, когда он, выступая перед офицерами СС еще в октябре 1943 года, обозвал его, Власова, «свиньей», «подмастерьем мясника», и объявил наглостью его заявление: «Россия может быть побеждена только русскими». Насчет «свиньи» и наглости – это в стиле СС. Аристократы из службы Гелена так не выражались. Хотя Власов, вечно пропахший водкой и луком, был им неприятен, но они сдерживались – все же «союзник». Хотя в душе и кляли Гиммлера, но зачастую так же и думали – «свинья и будет свиньей, даже в ранге «союзника». И все же главное – не в прозвищах. Суть в том, что аристократы из армии были беспомощными хозяевами. И здесь, на очередной пьяной встрече, случился такой диалог.

Власов: «Да Гиммлер больше всего сделал, чтобы замысел русского освободительного движения, который «пробивали» наши друзья из Генштаба, «похоронить. Он же категорически против самостоятельной силы – русской армии».

Казанцев. «Сейчас не та ситуация, чтобы быть против. Сейчас они готовы принять любую силу в помощь. Гиммлер! У него возможности, реальная власть, ему Гитлер доверяет больше, чем генералам из армии. У Гиммлера и программа сейчас перспективная: европейские нации должны сплотиться в борьбе с большевиками, и ядром этого сплочения должны стать СС. Гиммлер, и только Гиммлер наш союзник».

Так убеждали «энтеэсовцы» Власова. Согласился скоро, выхода-то действительно не было. Сначала он встретился с д’Алькеном, главным пропагандистом СС, главным редактором эсесовской газеты «Черный корпус». Его хорошо знал Казанцев, дружили, оказывается. Казанцев и свел Власова с д’Алькеном. Поняли они друг друга с первой встречи. Д’Алькен потом подробно пересказал Гиммлеру разговор с этим русским генералом, закончив обнадеживающе: «Есть перспективы».

С таким настроем Гиммлер принял Власова в своей ставке в Растенбурге. И протянул ему руку. Долгая беседа закончилась тем, что рейхсфюрер сказал: «Я согласен создать русскую армию. Но пока в составе двух дивизий. Дальше посмотрим».

Хотя Власов рассчитывал на большее, но пришлось согласиться. Две так две. Только попросил передать ему добровольческие подразделения из русских, что несли службу в составе немецких частей.

После, в доверительной беседе с д’Алькеном, Гиммлер был откровенен:

– Вермахт не смог обеспечить широкое участие советских пленных и перемещенных лиц в войне с большевиками. Теперь СС, в частности, вам придется вновь заняться этим делом. Целесообразно сформировать одну-две дивизии из русских под командованием Власова. И главное, надо создать нечто вроде русского национального комитета. Пусть он объединит русских для войны с большевиками, и пусть у него появиться военная сила – эти две дивизии. А там, как дело пойдет.

И Власов, и «энтеэсовцы», воодушевленные планом рейхсфюрера, споро взялись строить русский национальный комитет, теперь в редакции СС. Назвали его – Комитет освобождения народов России. Ну, конечно, как заведено, первым делом взялись сочинять манифест. Что за комитет без манифеста? Трудилась ударная бригада «энтеэсовцев» и власовцев. Руководил Жиленков Георгий Николаевич, бывший бригадный комиссар, бывший член Военного совета 32-й армии, бывший член компартии с 1929 года, так и не «вычищенный» из нее сталинскими тройками. Жиленков и Казанцев двигали главный тезис: свержение кровавой диктатуры Сталина и создание демократического народного правительства России социальной ориентации, гарантировавшего соблюдение прав человека.

Странновато, конечно, читать тезис о соблюдении прав человека от людей, работавших над проектом, патронируемым Гиммлером. Но, что было, то было. «Энтеэсовские» профессора всегда были открыты для новых идей. Потом идею прав человека можно будет найти и у гарвардских профессоров, сочинивших в ЦРУ доктрину борьбы с режимом в СССР.

Но этот текст Гиммлер в целом одобрил, только потребовал внести тезис по еврейскому вопросу. Доработали и еврейский вопрос, в редакции СС и НТС, в которой зазвучали слова о еврейском большевизме. Больше вопросов не было. Тогда в штабе Гиммлера решили провести учредительный конгресс Русского комитета в Праге, все-таки славянский город. И Власов вместе с представителем Гиммлера, штандартенфюрером Крегером, заменившим ему Штрик-Штрикфельдта, отправился в Прагу.

Делегатов конгресса нашли среди русских, вывезенных в Германию для работы на немецких предприятиях, и среди добровольцев из батальонов, сколоченных из военнопленных. Дело провернули в Пражском граде – «дворце-жемчужине», 14 ноября 1944 года. При сем присутствовали заместитель главы протектората Богемии и Моравии Франк, представитель германского правительства, обергруппенфюрер СС Лоренц, главнокомандующий частями вермахта в Богемии и Моравии генерал Туссен, советник германского МИДа Хильгер, и много эсэсовских и военных чинов. Говорили речи, потом приняли манифест все в той же редакции НТС и СС, и избрали членов и кандидатов в члены президиума комитета. А Красная армия в это время уже вела бои на территории Польши, Венгрии, Румынии и Болгарии, а до краха Германии оставалось менее шести месяцев.

Этот день 14 ноября, как водится, закончился банкетом, где все основательно набрались. Было с чего. Власов и «энтеэсовцы» выторговали у людей Гиммлера главное – в будущем преобразовать этот комитет в некое русское правительство в изгнании. Вот она – сила антибольшевистской мечты. Находясь в шаге от краха Германии, они предавались иллюзиям о каком-то правительстве.

Комитет обзавелся президиумом, который возглавил Власов. Сначала в комитете было 62 члена и кандидата в члены, а к началу 1945 года уже 102, входящих в национальные советы, представляющие в комитете народы России. Между ними началась грызня за право самостоятельности и независимости от решений комитета и руководящих указаний Власова. Пока Бергер не прикрикнул, эта грызня и склоки не прекращались. А еще у комитета был аппарат, который имел штаб вооруженных сил. Штабом командовал Трухин. А помимо штаба еще появилось главное организационное управление во главе с Малышкиным, которому отвели политические, национальные, правовые, экономические и даже культурные вопросы. Был и центральный секретариат во главе с «энтеэсовцем» Левицким, и, конечно, идеологический отдел, отписанный заслуженному члену «энтеэсовского» движения Артемову – бывшему ученому и старшему лейтенанту Красной армии. А еще создали газету комитета «Воля народа», главным в ней стал бывший партработник Жиленков, а реально газету делал член НТС Казанцев. Было даже свое управление безопасности – подполковник Тензоров там начальствовал.

В том же ноябре 1944 года началось формирование первых двух дивизий власовской армии. Первая была готова к концу января 1945 года, и ее отправили на фронт воевать с красными. Командовал ею полковник Буняченко, из бывших советских командиров, прожженный циник, давно расставшийся с честью и принципами. Из оставшихся добродетелей только злая воля исходила от него, и она удерживала в неких рамках подчиненные ему полки. Многообещающее начало битве с красными русскими положило противотанковое подразделение, которое бросили против советских танков, рвущихся к Одеру. «Противотанковые» власовцы немало тогда пожгли машин – больше сотни советских танкистов сгорели от их фауст-патронов. Даже немцы удивились старательности и стойкости этих русских, что так удачно жгли своих соотечественников. За этот бой лучших наградили немецкими крестами – лейтенантов Керженевского, Ромашкина, Бабницкого.

Начало «фаустников» действительно было многообещающим, но дивизию Буняченко, брошенную на плацдарм перед Одером, ждал разгром. 12 апреля 1945 года полки дивизии пошли в атаку, прошли нейтральную полосу – 500 метров, и их положили огнем батальоны, закрепившиеся на плацдарме. Большая часть власовцев там и полегла, уцелевшие разбежались. Немцы были недовольны: так не воюют! Буняченко, разозлившийся на всех, и на немцев, и на своих, и на красных, игнорируя немецкий приказ, собрал остатки дивизии и увел их в Прагу.

А через месяц там, в Праге, он поддержал чехов, восставших против немцев в эти последние дни войны. Из-за вмешательства власовцев немцам не удалось разрушить Прагу. Но не судьба чехословацкой столицы волновала Власова и его командиров. Затевая поддержку пражского восстания, они рассчитывали, что американцы войдут в Прагу первыми. Но первыми в нее ворвались танкисты маршала Конева, совершившие бросок из-под самого Берлина. И они готовы были растереть в порошок власовскую солдатню из дивизии Буняченко, и из второй дивизии Зверева, которая к тому времени тоже оказалась в Праге. И тогда власовцы бросились на запад, сдаваться американцам. Это было в мае 1945-го.

Но еще в марте 45-го, когда стало нестерпимо горячо от приближения Красной Армии, перед Власовым опять замаячил во всей своей откровенности вопрос: «Что делать?» И опять ответ подсказали «энтеэсовцы»: «Выходить на американцев!» Известный деятель НТС Владимир Быкадоров вспоминал: «Пятого марта 1945 года я выехал из Берлина с заданием от генералов Меандрова и Трухина – установить контакт с союзниками. Я, с капитаном Лапиным, 21 апреля перешел фронт – просто засели в одном селе у города Нордлинген и дождались, пока фронт через него перекатился. Мы прямо явились к союзникам и заявили, что у нас – задание попасть к Эйзенхауэру. Нас перевозили из батальона – в полк, из полка – в 7-ю армию. В контрразведке 7-й армии мы осветили четыре пункта, предложенные руководством армии Власова – основу переговоров. Главное: не считать «остовцев», военнопленных и власовцев врагами и не выдавать их Советам. Если бы американцы согласились на эти условия, меня должны были забросить с парашютом в районе расположения штаба РОА и договориться о встрече руководства КОНР с американцами. Но этого не случилось. Война закончилась, и из парламентеров мы превратились в военнопленных».

А сам Власов в те майские дни пробирался на Запад, к американцам, из предместий цветущей весенней Праги. Не повезло. Разведчики одной из передовых частей армии Конева успели его взять. Нашли завернутого в ковер и пристроенного на полу вместительной немецкой «легковушки» БМВ. Конец его и его соратников известен: по решению военного трибунала 1 августа 1946 года всех повесили.

А НТС, советчик, наставник Власова, продолжал жить и действовать. Говоря о теме сотрудничества, надо посмотреть – кто же были вожди Союза? Особо интересны Георгий Сергеевич Околович и Владимир Дмитриевич Поремский.

 

Вожди НТС: Околович

Георгий Околович – видный антисоветский эмигрантский руководитель. Это по оценке шефа ЦРУ Аллена Даллеса, нашедшей место в его книге «Искусство разведки». Особый руководитель – можно добавить. Ибо занимался он в основном оперативной, агентурной, боевой работой НТС, занимался увлеченно, изобретательно, так, что прослыл «душой секретных операций». Санш де Грамон, французский журналист, в 60-е годы прошлого века увидел его таким: «Несмотря на шестьдесят прожитых им лет, Околович сохранил моложавое лицо, у него живые голубые глаза и густые волосы, спадающие на лоб. Приземистый, широкий в плечах, он похож на тех русских, которые живут до ста лет и относят свое долгожитие за счет водки и сигарет. Околович скрипит зубами, когда НТС называют группой эмигрантов. Он любит вспоминать афоризм Наполеона: «Эмигрант – это человек, который ничего не забыл и ничему не научился».

Сам Околович, конечно, научился многому. И то, что на определенном отрезке истории НТС стала активной группой борьбы его немалая заслуга. Прошлое его темновато. НТС так и не создало энциклопедию своих героев, хотя бы и пропагандистски отмытых. Поэтому многие биографии канули в Лету или истерты временем. Об Околовиче известно, что еще до Второй мировой войны, в 30-е годы, он вместе с напарником по фамилии Колков пробрался на территорию СССР, поездил по стране, посмотрел на жизнь, особенности перемещения, устройства на работу и благополучно отбыл восвояси. НКВД тогда и не заметило гастролеров. Но впоследствии отметило этот визит в приговоре суда по делу Михаила Георгиевского.

Вторично следы Околовича обнаруживаются в годы войны в Минске, Борисове и в Смоленске. Как утверждают современные «энтеэсовские» историки, он там, на оккупированной немцами советской территории, занимался организацией подпольных групп НТС, что не приветствовалось СД, в отличие от Абвера и разведотдела Генштаба «Иностранные армии Востока». Абвер смотрел дальше, загадывал перспективу. В целом ряде документов имя Околовича упоминается в связи с деятельностью оперативной группы «Зондерштаб-Россия». В официальном издании «История советских органов государственной безопасности» говорится, что созданный в марте 1942 года в системе Абвера специальный орган «Зондерштаб-Россия», поддерживавший тесную связь с карательными органами посредством резидентур и агентов, занимался поиском расположения партизанских формирований, сбором информации об их руководителях и численном составе, о районах их действия, способах их связи с центром, занимался уничтожением командиров и комиссаров, выявлением подпольных патриотических организаций и советских агентов, заброшенных в немецкий тыл.

И здесь непромытый шлепок на биографии «энтеэсовцев» и Околовича – 200 членов НТС служили в «Зондерштабе-Россия» под командованием ветерана немецких спецслужб, а попросту шпиона со стажем, Бориса Смысловского. И это не выдумка. Стоит лишь заглянуть в статью С.И.Дробязко «Эпопея генерала Смысловского» в «Материалах по истории Русского освободительного движения».

Похоже, что кадры НТС «обкатывались» в годы войны на борьбе с партизанами, коммунистами, чекистами и советскими офицерами. Большую часть этой борьбы составляли убийства этих людей. Особенно отметились агенты из «Зондерштаба-Россия» в Минске, где их стараниями был уничтожен подпольный горком компартии Белоруссии. Потом он восстановился, но агентура Смысловского вновь выявила подпольную сеть коммунистов. Около ста членов горкома нашли свою смерть в пыточных камерах, в показательных расстрелах, проводимых немецкой службой СД. Третий состав горкома действовал уже при спецотряде НКВД, базой которого стали леса около Минска.

Тогда в годы оккупации каждый делал свое дело. Партизаны, подпольщики, спецгруппы НКВД противодействовали новому порядку, насаждаемому гитлеровцами. Уничтожали оккупантов, подрывали транспортные коммуникации вермахта, сражающегося на Восточном фронте. Немецкие спецслужбы и карательные части выявляли и уничтожали группы и отряды сопротивления. А агенты НТС помогали немцам в этих кровавых акциях и параллельно создавали свои законспирированные группы на оккупированной территории России, Белоруссии и Украины.

Биографы НТС в сегодняшних трудах скрупулезно отмечают созидательную деятельность союза в годы Великой Отечественной войны. «В 1942 году подпольные группы НТС работали в 120 городах оккупированной России. Действовала сеть тайных типографий. Члены НТС под самыми невероятными легендами и с самыми разнообразными документами колесили по занятой немцами территории России. Устраивались на работу, ездили курьерами между подпольным центром НТС и группами в Киеве, Днепропетровске, Витебске, Орше и других городах».

Не откажешь Околовичу в творческом уме. Поскольку германские власти не признавали НТС в качестве самостоятельной национальной организации, то как было создавать группы союза на советской территории, контролируемой немцами? Здесь не проходила схема, когда нижестоящими ячейками руководит «сверху» центральный совет, находящийся либо в Берлине, либо еще где. Околович догадался, мелкие группы НТС в России из одного-трех человек должны быть автономны и складываться в общую сеть не по принципу подчиненности центру, а по принципу единства взглядов на судьбу советского режима. Каждая ячейка сама выбирает приемы борьбы, сама развивает в себе ненависть к власти и силу находит в понимании того, что она не одна, где-то рядом единомышленники. Вот такую сеть сплетал Околович в оккупированных советских городах, и на время этого плетения сделал Смоленск оперативным центром НТС на оккупированной советской территории. Это уже потом Поремский, теоретик НТС, осмыслил те приемы Околовича в СССР. И когда немцы оставили завоеванные города, в них для советской контрразведки остались агенты немецких спецслужб – СД и абвера и независимая сеть Околовича.

Создавал он эти «энтеэсовские» ячейки из пострадавших от советской власти интеллигентов и потомков разоренных предпринимателей, к коим относились уставший от жизни учитель, страдающий врач, бывший советский чиновник, что, выживая, работал у немцев, дьячок из местного прихода, сын нэпмана, дослужившийся до чина в местной русской полиции. Разве мог пройти Околович там, в Смоленске, мимо вот такого типа, о котором упоминает писатель Константин Симонов в своих подготовительных материалах к роману «Живые и мертвые». Шуриком его писатель назвал, был он сыном нэпмана, служил в том же Смоленске в русской полиции. И рассуждал он так:

– Конечно, война внесла в ту полосу разорения и прозябания, которую мы пережили при советской власти, еще новые унылые краски. Это неизбежно и печально, но Россия перешагнет через это и станет еще на здоровую европейскую почву. Мы, в сущности, пока еще все азиаты, и я, конечно, тоже. Очень бы хотелось посмотреть Германию. Наверное, скоро это будет возможно, и, наверное, любой заштатный немецкий городишко покажется нам по сравнению с этим же Смоленском оазисом культуры, и я буду смотреть на него как дикарь. Это стыдно, но я не скрываю от себя этого, я трезво смотрю в будущее. Конечно, война, в которой большевистское, но, в общем-то, по существу, русское войско так позорно бьют, как бьют его немцы, будет унизительным воспоминанием в нашей армии, но помните, как сказано в «Полтаве» про Петра и шведов: «Пью за учителей своих». Конечно, мы – я именно говорю о таких, как я, – в своем роде потерянное поколение. Мы прожили двадцать четыре года в пустоте, среди чужих идей, и многие из нас просто потеряли представление, какой могла бы быть сейчас жизнь в России, если бы наши отцы сначала собственными руками не предали царя, а потом не поджали хвост перед большевиками. Все заново, все заново. Россию надо будет восстанавливать из пепла, с азов. надо считать исходным положением не то, что было перед Октябрьской революцией, а то, что было перед Февральской. Строя новую Россию, надо будет мыслить широко и обдумывать все заново, совершенно заново.

Этот Шурик у Симонова плохо кончил, в романной реальности башку ему подпольщики размозжили, а в натуральной ситуации бежал бы он с немцами из Смоленска. И одной ячейкой НТС стало бы меньше. Но здесь интересны его разговоры, логика мысли. У всех завербованных Околовичем она примерно была такая, как у Шурика. Да, и у Околовича она была такая же. И у немалого числа советских граждан 90-х годов, периода горбачевской перестройки и начала ельцинских реформ. Кто в военные годы не «засветился» при немцах, служа им, продолжил жить при вернувшейся советской власти, жить в автономном режиме – тело при коммунистах, душа с НТС.

После войны НТС посылал им сигналы – радиопередачи, литература, листовки с воздушных шаров. Кто так и жил затаившись, с ощущением тревоги и ненависти, кто-то постарался все забыть. До некоторых после войны органы безопасности так и не добрались, хорошо законспирированная сеть выжила. Иногда собственной тени боялись. Но при случае могли вставить шпильку власти. Немного их было, агентов НТС, завербованных в годы войны, но вербовал их Околович и его люди под идею третьей силы, якобы не принадлежащей ни Гитлеру, ни Сталину. Одним словом, НТС борющийся с обоими диктаторами за национальную, независимую, единую Россию. Немцы, свалив Сталина, не будут же вечно оставаться в России, а если попробуют, то, как говорил в своем кругу Околович, «мы им такую партизанщину разведем, что небу жарко станет!».

Но все оказалось не так. Помощь НТС немецким спецслужбам была конкретной и скорее смахивала на деловое сотрудничество. Ветеран «энтеэсовского» движения член совета НТС Александр Вюрглер, вспоминает: «По версии Байдалакова (глава НТС того периода. – Э.М.) положение. сложилось так: Войцеховский (представитель НТС в «Зондерштабе-Россия». – Э.М.) и Регенау (он же Смысловский, глава «Зондерштаба». – Э.М.) оценили ту большую работу, которую проделали члены НТС через «Зондерштаб». Им импонировала жертвенная и горячая молодежь». Надо полагать, что большая работа, о которой говорит Регенау, касалась борьбы с подпольщиками-коммунистами, чекистами и партизанами.

После войны, когда НТС уже сотрудничал с английской разведкой, скорее работал под ее началом, Околович занимается привычным делом: организацией агентурной сети. Он готовит агентов и забрасывает их в Советский Союз с помощью англичан. На удивление их быстро ловят. Американские информационные агентства и советские газеты и радиостанции сообщают о поимке в Молдавии в августе 1951 года двух шпионов-диверсантов Османова и Саранцева, сброшенных на парашютах, потом в апреле 1953 года на территории Украинской ССР задержали четырех агентов – Лахно, Макова, Горбунова и Ремигу, также выброшенных на парашютах с самолета. В сообщении советского МВД говорилось, что у них нашли огнестрельное оружие, яд, четыре радиостанции американского производства, радиомаяки для наводки самолетов, средства тайнописи, приспособления для изготовления фальшивых советских документов, крупные суммы советских денег, клише с текстом для изготовления антисоветских листовок. Традиционный шпионско-диверсионный набор середины прошлого века. Деятельность с таким снаряжением тянет не столько на шпионскую, сколько на подрывную, диверсионную, что отметил и суд. Приговорили их к расстрелу.

А тот, кто их послал, гулял на свободе, готовил очередную группу – Хмельницкого и Новикова. Их сбросили над территорией Украины. Задание у них было то же, что и у их предшественников: немножко шпионских дел, а больше – общение с людьми, выяснение взглядов, отношения к режиму, информирование об этом центра. Этакие агенты-социологи, прощупывающие настроения. А дальше им вменялось вербовать «достойных», создавать ячейки НТС. И конечно, попытаться реанимировать ячейки, уже заложенные НТС в годы немецкой оккупации на советской земле. Такая программа у них была. Но эти агенты явились с повинной.

А вот почему тех первых так быстро поймали? Оказывается советская контрразведка имела своего человека в руководстве НТС. Это бывший советский капитан Никита Хорунжий. Сбежал он в свое время из своей части в Восточной Германии в Западную. Но его скоро нашел советский агент и передал письмо с предупреждением, что если он не вернется, то его родственники в СССР будут иметь неприятности из-за его измены. Тогда-то Хорунжий и согласился поработать на советскую разведку. Он сблизился с НТС и через некоторое время стал инструктором в разведшколе в Бад-Хомбурге, где обучали агентов для работы в Советском Союзе. Их имена и время заброски он и сообщал советским контрразведчикам, которые весьма оперативно ловили «подарки» с неба.

На допросах агенты рассказывали, что сначала их учили в школе НТС идеологически премудростям. Видные «энтеэсовские» деятели – все те же Поремский, Редлих, Романов – читали им лекции о Советском Союзе и о коммунистической системе, которая не имеет права на существование. Все как в армии Власова. А затем за учеников брался Околович и вместе с английскими инструкторами учил их подрывному ремеслу: радио и шифровальному делу, изготовлению документов, агентурным методам, прыжкам с парашютом. Вместе с англичанами он их и отправлял на задание с последним напутствием – проверить старые адреса, еще со времен войны, оживить «энтеэсовскую» агентуру, продолжить создание сети. Это привлекало и американское ЦРУ. Какая-никакая, а база для работы, канал проникновения за «железный занавес». ЦРУ тогда не особо верило в идеологические штучки НТС и ставило агентам Околовича конкретные шпионские задачи. От них не откажешься, деньги-то американцы немалые давали.

А в «энтеэсовском» досье советской контрразведки наслаивалось одно дело на другое, и везде Околович, Околович, Околович. Он рассматривался как враг, как пособник гитлеровцев, не сложивший оружия и теперь активно работающий на новых хозяев – американцев и англичан, жаждавших снести советскую империю. Он работал на их разведывательную программу и не забывал «энтеэсовскую» – в перспективе изнутри надломить советский режим. А для этого неустанно собирал «пятую колонну» в Советском Союзе. Это был человек подпольного ремесла, ненавидящий все советское до людей включительно, и во имя этой ненависти не гнушавшийся черной работы – боевик и «агентурщик» по способностям, наглый, бесцеремонный, безжалостный и изворотливый – по характеру. Не удивительно, что однажды в одном высоком кабинете в Москве задумались: а не убрать ли его? И если бы не измена Хохлова, отправленного на выполнение этого задания, гнусная карьера Околовича закончилась бы намного раньше.

 

Вожди НТС: Поремский

А вот соратник Околовича, его шеф – Поремский. Тот больше по части идеологии и пропаганды совершенствовался. Талантом и способностями, как и Околович, был не обделен. Судьба интересная. Он 1909 года рождения, из семьи русского офицера. В 1920-м, когда красные взяли Крым, семья бежала, в официальной биографии – эвакуировалась из Севастополя в Югославию. Ему тогда одиннадцать лет было. Дальше, русская гимназия в Белграде и университеты. Начал в Белградском, продолжил в Сорбонне, а окончил институт химии. И по диплому инженер-химик. Семь лет работал в исследовательской лаборатории, и еще два года, до 1941-го, в Институте прикладной химии. Много публиковался и добился-таки научного авторитета. Здесь надо особо отметить, что этот авторитет принесли ему, прежде всего, работы по молекулярным структурам. Это было выстраданное. И когда он всецело ушел в политику и занялся разработкой теории свержения власти коммунистов в СССР, он назвал эту теорию тоже молекулярной.

А политикой он начал заниматься еще студентом. В 1930 году он представлял французский филиал НТС на первом съезде союза. Все последующие годы, занимаясь профессионально химией, он вел и активную политическую деятельность в НТС, бился с оппозиционерами за чистоту рядов, разоблачал «советофильствующих» младороссов. И много печатался в газете «За Россию». В этой идейно-политической круговерти Поремскому, как и в химии, сопутствовал успех и признание. Личность, конечно, была незаурядная. Странно, даже, что состояла в деловых отношениях с Околовичем.

А дальше процитируем фрагмент из его, можно сказать, официальной биографии, написанной В.Пушкаревым, что на сайте Московского синергетического форума. «В 1941 году ВДП (Владимир Дмитриевич Поремский. – Э.М.) был задержан в Париже гестапо и препровожден под его надзором в Берлин. Здесь он получил работу переводчика и преподавателя в лагере для переподготовки военнопленных в Вустрау, находившемся в ведении Восточного министерства. При всей одиозности этого учреждения, в нем, как и в других ведомствах тогдашней Германии, находились люди, не разделявшие гитлеровскую политику, сочувствовавшие возрождению национальной России и покрывавшие деятельность формально закрытого в Германии НТС. Таким образом, лагерь Вустрау, где из военнопленных отбирались работники для администрации оккупированных областей, стал на первом этапе войны средоточием подпольной деятельности НТС. Здесь рядом с ВДП работали Брунст, Вергун, Редлих и другие видные руководители Союза. Здесь ВДП в декабре 1943 года был избран в Исполнительное Бюро (в Совете он, как председатель Французского отдела, состоял по тогдашнему Уставу с начала 1930-х годов)».

Дополним этот сюжет свидетельством Евгения Ивановича Дивнича, который с 1934-го по 1940 год входил в руководство НТС. «Мне памятен, – писал он, – случайный разговор с солидаристом В.Д.Поремским зимою в 1941 году. Разговор происходил в Берлине за обедом в «Итальянском ресторане». Поремский тогда работал диктором на немецком радио, где числился и я. В то время меня раздирали внутренние сомнения о моей роли. Завязался разговор. Я высказал свое мнение – не пора ли бежать от грязного дела: хозяева требуют от нас призывать советских солдат сдаваться в плен немцам. Мало того, что это ведет к поражению России, но мы еще знаем нечеловеческие условия немецкого плена.

Поремский не переставал жевать спокойно, слишком спокойно для русского патриота. Так мог жевать человек, у которого совесть в полной гармонии с поступками.

– Меня это ничуть не пугает. Я совершенно сознательно призываю. Главное – свергнуть большевиков.

– Но это захват России немцами!

– Пустяки. Идея солидаризма их растворит. В русской душе, когда жизнь будет построена на солидаризме, потонут немецкие чаяния захвата. Русская водка, русская песня, русская женщина, русское радушие хоть кого переделают».

Деятельная служба Поремского в лагере Вустрау, где готовили пропагандистов из русских для русских, прежде всего, для армии генерала Власова, по существу, сделали его идеологом власовской армии, вместе с Артемовым и Казанцевым. Артемов заразился его стилем, который угадывается в «Пражском манифесте» – политическом меморандуме Власова.

Вернемся, однако, к официальной биографии Поремского на сайте Московского синергетического форума.

«В Вустрау, в противовес гитлеровской русофобской пропаганде, ВДП перевел и отпечатал на ротаторе книгу немецкого философа Вальтера Шубарта «Европа и душа Востока» – о высоких духовных качествах русского народа и всемирном призвании России. Перевод этот, наряду с общей «неподконтрольностью» НТС, ставился ВДП в вину, когда он в июне 1944 года был арестован гестапо. Заключение он отбывал в тюрьме на Александерплац в Берлине и в концлагере Заксенхаузен. Освобожден он был вместе с несколькими другими руководителями Союза лишь в апреле 1945 года в результате личного вмешательства генерала А.А.Власова. Как человек, вхожий в западные круги и владеющий несколькими языками, он был в последние дни войны направлен Власовым на связь с англичанами в Гамбург, для ознакомления союзников с замыслом Освободительного движения. Но англичане его слушать не пожелали и заключили в лагерь военнопленных, откуда он вышел, после тяжелой болезни, лишь в 1946 году».

Что было вполне естественно. Тогда, весной 1945 года, для англичан, союзников советской России по антигитлеровской коалиции, любой, кто был замечен в сотрудничестве с гитлеровцами и их пособниками, рассматривался как преступник. Поэтому и попал Поремский в лагерь. Через год, когда забрезжила холодная война, английские профи оценили его полезность для борьбы с Советами и освободили.

«Профи» из разведки подобрали тогда «энтеэсовцев», заинтересовавшись агентурой НТС на советской территории, которую там так усердно при немцах насаждал Околович и другие эмиссары союза. НТС пригрели, дали денег, определили с ним планы сотрудничества и совместных операций. И пока оперативная служба НТС под началом Околовича готовила новых агентов для «заброски» в Советский Союз, Поремский, пребывавший к тому времени в должности ответственного за связь с внешним миром, эдакого министра иностранных дел НТС, работал над программой идеологического удара по советской власти.

Первым делом «поднять» издательство и журнал «Посев», затем радио, которое назовем «Свободная Россия», – планировал он. Оснастить их идейной платформой, которая сделает их выступления концептуальными. Под это англичане дали неплохое финансирование, хотя и давили больше на агентурную, разведывательную работу.

Мысль Поремского обгоняла время. Талантлив был. Стратегическая теория нужна была для низвержения власти коммунистов в Советском Союзе. Теория, включавшая не столько конечную цель, сколько приемы, методы обрушения режима. И он ее тогда и создал. Так называемую «молекулярную» теорию. Недооцененную, часто не понятую коммунистами и принятую спохватившимися американцами. Он, конечно, перечитал много, обосновывая свой труд, заряжаясь идеями Маркса, Энгельса, Ленина, конечно, прежде всего, о деятельности в условиях подполья, и, конечно, Антонио Грамши, выдающегося итальянского марксиста, размышлявшего о взаимоотношениях элиты и власти, власти и народа, о революциях и государственных переворотах. В этом ряду и сочинение итальянского писателя Курцио Малапарте «Теория государственного переворота», и Троцкий с его теорией перманентной революции, и сочинения католиков из ордена иезуитов. И все же более всего Грамши, проштудированный буквально до корки.

Как же его теория увлекла Поремского! Вертел ее так и эдак, бывали дни, когда с мыслями о ней ложился, и с мыслями о том же вставал. И настал день, когда он предъявил руководству НТС и эмигрантской элите свою концепцию. Как инженер-химик, занимавшийся молекулярными процессами, он и в политику привнес образ молекулы, взаимодействующей с системой. Но эта его «молекулярная» теория – по сути, теория Грамши, переработанная для оперативных целей, чтобы воздействовать на элиту и на массы. Не стесняясь, приватизировал его наследие.

В начале зимы 1949 года Поремский закончил рукопись под названием «К теории революции в условиях тоталитарного режима». Теория, конечно, «молекулярная».

 

«Молекулярная» теория Поремского

Как повлиять на массу, спрашивает Поремский? Вначале он тоже, как и Грамши, отвечает на вопрос: что невозможно в тоталитарных условиях? Невозможна разветвленная организационная структура, разделение функций, система подчинения и связи для борьбы с режимом. Но может быть структура организации и не столь важна, когда есть единство идей и действий? Если эффективность организации, – рассуждал Поремский, – равна произведению трех факторов – структуры, единства идей и единства действий, – то эту самую эффективность можно получить, уменьшив первый фактор и увеличив последние два.

Вот в чем суть организации «молекулярного» типа. Она становится неуязвимой из-за сведения к минимуму структуры внутри страны-противника. Ведь структура, организация всегда вызывает интерес органов безопасности. А когда нет осязаемой структуры, а существует только некий центр за пределами страны, который направляет людям-«молекулам», жителям этой страны, одностороннюю безадресную информацию, чтобы усилить единство их взглядов и индивидуальных действий, – то сопротивление режиму становится невидимым. При размытой, а то и отсутствующей организации сопротивленцев есть единство взглядов, настроений, способных в определенный час «Х» поднять этих людей. Сами же «молекулы»-люди между собой тоже жестко не связаны, а сигнализируют другим людям-«молекулам» о своем существовании безадресно, то есть распространяя листовки, подпольную литературу, рисуя символы, делая надписи в публичных местах. Усиление единства идей означает как можно более широкое распространение простых и одновременно стандартных ответов на вопросы «против чего» и «за что» бороться. Ответов, помеченных единым символом НТС и единой целью – национальная или так называемая народно-освободительная революция. Единство действий, в свою очередь, предусматривало, по мнению Поремского, самообразование, общение в группах из двух-четырех человек («кухонные» разговоры), продвижение на выгодные в будущем позиции.

По мере роста числа «молекул» самые активные из них перестают лишь пассивно принимать безадресную связь от зарубежного центра, а вступают с ним в строго конспиративном порядке в обратную связь, создавая «каркас» организации. Насыщение страны-противника «молекулами», – делает вывод Поремский, – изменяет психологический климат в обществе, вселяет веру в собственные силы, подтачивает могущество коммунистической власти и, главное, – создает условия, при которых взрывные ситуации станут возможными даже при сравнительно небольших толчках: забастовках, демонстрациях, митингах.

Один из соратников Поремского, некто Редлих, участвуя в представлении «молекулярной» доктрины на заседании руководства НТС, так выразил ее суть: «Совершенно очевидно, что при достаточной мощности пропагандистского потока, оформляющего стремления и чаяния людей, можно настроить их так, что они будут играть как хорошо срепетировавшийся оркестр без дирижера, что, обходясь минимумом организационных начал, можно добиться накопления политического потенциала, который Поремский удачно сравнивает с постепенным охватом молекул переохлажденной жидкости, так называемым «предкристаллическим состоянием» (отсюда и название его идеи «молекулярной» теории или доктрины). В этой «организации без организации», в элементарной солидарности единомышленников, в готовности искать не то, что разделяет, а то, что объединяет людей, лежит ключ к успеху общего дела».

Вот такую теорию изобрел талантливый Поремский. Она шла на смену агентам Околовича. Она опередила время и оказалась востребованной чуть позже. Хотя какие-то элементы ее НТС начал пробовать параллельно с делами Околовича.

 

Люди Гарварда в ЦРУ и услуги НТС в борьбе с советским влиянием

Вот уж воистину, когда смолкают пушки, за дело берутся специалисты по связям с общественностью, командующие пропагандистами, литераторами, публицистами, кинодеятелями. Теперь сражения переносятся на страницы исторических изысканий, популярных книг, киноэкран, и в речи государственных деятелей. И глядишь через годы, через десятилетия проигранные сражения для проигравших становятся почти победами.

Сразу после Второй мировой войны генералы, командовавшие американскими войсками в Европе, озаботились созданием истории участия США в этой войне – размахнулись на 99 томов. Под этот генеральский заказ, патроном которого выступило ЦРУ, начали приглашать ученых. Но сочинение трудов о войне оказалось лишь частичкой «научной» деятельности ЦРУ. Оно было больше озабочено привлечением профессорских умов для выработки оценок ситуации в мире и стратегических рекомендаций в борьбе с коммунистической экспансией (по их терминологии). Для этого в 1949 году создали целое Управление национальных оценок. И первыми туда пришли гарвардские профессора во главе с президентом Гарварда Джеймсом Конантом.

Если есть впечатляющий миф об американском профессоре, так это о Конанте. Худощавый, вытянутый как струна, постоянно погруженный в себя, прагматик до мозга костей. Замкнутый индивидуал и открытый полемист. Научное тщеславие, осознание своего светлого ума гнали его по научно-карьерной лестнице. Только американский профессор, следуя мифу о себе, мог молвить такое провидческое: «Мы осилим СССР, и это будет нашим триумфом до конца столетия».

Отдел оценок ЦРУ, насыщенный теоретиками Гарварда во главе с долговязым, креативным Конантом, целиком погрузился в тот поток информации о политической и идеологической ситуации в Советском Союзе, что шел от резидентуры американского посольства в Москве, от английской СИС, информирующей об НТС. Однажды в английском пакете появилась пухлая записка о «молекулярной» теории Поремского. Люди Конанта читали ее с жадностью, по-профессорски завидуя способностям автора. Конант неплохо распределил роли в своей команде, по каждому направлению творческая группа: московские материалы, британские, «энтеэсовские». Два раза в неделю общий «мозговой» штурм.

В конце концов, они сочинили некий меморандум, который проходил под названием «Психологическое наступление против СССР. Цели и задачи. 10 апреля 1951 года». Документ этот был рассекречен Белым домом в 1976 году и явил собою довольно-таки оригинальную интеллектуальную разработку для политической и идеологической борьбы с СССР. Привожу ее главные фрагменты.

«При определении. целей и задач, безусловно, предполагается указать советскому народу, что есть альтернатива существующему режиму. В задачу Соединенных Штатов не входит указывать ее конкретно. Следовательно, мы не будем выдвигать предложений по определенным вопросам (коллективизация, демократические выборы и т. д.) без получения на это особых политических указаний. Однако во всей нашей пропаганде должно подразумеваться, что конечное решение лежит в восстановлении прав человека, являющихся наследием русского народа.

…Речь идет о том, чтобы вызвать ощущение тирании у тех, кто привык к ней или не видит дальше собственного носа.

Задача № 1. Вскрыть и развивать духовные ценности, моральные и этические концепции советского народа, особенно русских, и установить идентичность этих ценностей с ценностями свободного мира.

Предлагаемая тематика:

а) Правдивость, сострадание, щедрость, любовь к семье, гостеприимство – вот некоторые ценности, дорогие советскому народу, все это производное от их духовной жизни. Это общее достояние с народами свободного мира, но оно презирается правителями СССР.

б) Исторический вклад русских в различных творческих сферах свободного мира: философии, искусстве и науке – всегда признавался и уважался.

в) Изучение классической русской литературы, политической философии и этики показывает: Россия разделяла и находилась под влиянием творческих социальных и культурных сил, которые развивал Запад. Политические и этические идеалы русского народа в основе такие же, как на Западе, ибо они проистекают из тех же духовных источников, они извращены в коммунистическом государстве, но не умерли.

Предостережение. Мы не должны перебарщивать, говоря о западном влиянии, и не производить впечатления говорящих свысока.

г) Русская семья основывается на любви, доверии, взаимопомощи и уважении к правам других. Это ценности, общие со свободным миром.

д) То, за что советские люди сражались в годы революции, – мир, свобода и хорошая жизнь для всех, является основными концепциями, общими со свободным миром. Эти концепции ежедневно осуществляются в политической жизни свободного мира.

е) Заверить русский народ, что свободный мир не вынашивает никаких замыслов ни против них, ни против их страны, а лишь добивается для них свободы и процветания в дружественном и сотрудничающем мире.

Задача № 2. [Образ США в сознании русских]

а) США миролюбивы, уважают суверенитет и независимость народов и государств;

б) американцы проводят различие между советским народом и его правительством;

в) США никогда не воевали с Россией;

г) США помогали советскому народу во Второй мировой войне еще до вступления США в войну с Германией;

д) США продолжали помогать народу СССР даже после завершения боевых действий во Второй мировой войне (оказывали помощь и после революции, АРА);

е) американцы предоставили свои знания и опыт при строительстве промышленности в СССР;

ж) любовь к технике и науке в повседневной жизни общи для народов СССР и США;

з) наши страны велики, и мы строим смелые планы;

и) у нас общий дух пионеров;

к) в США живут многие тысячи людей русского и украинского происхождения, которые оказывают существенное влияние на американскую жизнь;

л) русская и украинская народная музыка и музыка их композиторов (включая советских) очень часто исполняются в США; многие наши выдающиеся музыканты русского происхождения;

м) романы и рассказы русских писателей очень популярны в США и в свободном мире. Во всех главных университетах изучают русскую литературу.

Примечание. Нужно рецензировать новые биографии русских писателей и исследования по русской литературе, даже если в них нет политического содержания;

н) народы США и свободного мира знают о мужестве, энергии и чаяниях советских людей, многие американцы выражали публично восхищение этими качествами;

о) США помогают всем народам где только могут, независимо от того, согласны они или нет с политикой США;

п) в американском театре все еще изучают систему Станиславского, и не делается никаких попыток скрыть ее русское происхождение;

р) правительство США, многие частные организации и отдельные лица пытались установить культурные, научные и технические обмены с СССР;

с) о сущности Америки и свободного мира, об основных идеалах, которые мы разделяем с советским народом, дает представление американская и другая западная литература, имеющаяся в СССР: Стейнбек, Эптон Синклер, Марк Твен, Джек Лондон, Диккенс и т. д. Хотя некоторые из этих книг принадлежат к направлению «социального протеста», они показывают демократическую веру в социальный прогресс в действии».

Все же они, гарвардцы, взяли за основу тезис Поремского о направлении нужной информации людям-«молекулам» в СССР, для выращивания там «подпольного» общественного мнения. Ключевой тезис этой информации, которым так и сочится вышеприведенный текст, – восстановление в СССР прав человека, тезис, опробованный НТС еще в Пражском меморандуме для Власова и потом прозвучавший в фултоновской речи Черчилля. В документе, сочиненном гарвардскими аналитиками, акцент сделан не просто на права человека, а на права, являющиеся наследием русского народа. Для нужд пропагандистской войны они переиначили тезис Черчилля, который с изяществом английского политика и журналиста ваял имидж западной демократии: «Мы должны неустанно и бесстрашно провозглашать великие принципы свободы и прав человека, которые представляют собой совместное наследие англоязычного мира». Теперь аналитики «англоязычный мир» заменили «русским народом», государствообразующим народом, имеющим такое наследие от царского режима – права человека от русского императора. Ну, пусть император, лишь бы не генеральный секретарь. Поистине, нет предела аналитической изворотливости!

Разбудив у русских стремление к осознанию прав человека, можно надеяться, что они по-настоящему ощутят царящую в СССР коммунистическую тиранию, – считали гарвардские сотрудники аналитического отдела ЦРУ. Русские – свободолюбивый народ, готовы постоять за права человека: эту идею им надо внушать постоянно, – предписывали они.

А дальше – выполнение задачи номер один. Всячески показывать, что духовные, моральные ценности советского народа, особенно русских (!), идентичны таким же ценностям свободного мира. Мы одинаковы, мы такие же, как вы, мы должны сотрудничать. Западный мир должен приблизить к себе русских, говоря им, что они такие же, как западные люди – приверженцы свободы, прав человека, частной собственности и рынка. У нас одни ценности, близкие культуры, похожая литература, тоже, между прочим, воюющая за социальную справедливость. И мы, американцы, никогда не воевали с Россией. Ну, а об экспедиционном корпусе, высадившемся на российскую землю в начале Гражданской войны, лучше промолчать.

Надо русским не уставая внушать, что Россия всегда находилась под влиянием творческих, культурных сил Запада. Наверное, Сталин интуитивно чувствовал эти изыскания гарвардских профессоров, когда раздумывал над своей известной концепцией борьбы с космополитизмом. А эти профессора, развивая свою концепцию, доказывали, что русские люди должны идти вслед за «англоязычным сообществом» по дороге западной цивилизации. Но вот мешает этому коммунистический режим. Поэтому этим людям надо настойчиво повторять: есть ценности, отдельные от режима, есть «вклад русских», есть «русская семья», «русский народ», есть «русская и украинская народная музыка», «русская литература», «романы и рассказы русских писателей». Иногда, для оттенения русскости, надо добавлять некий фон в виде привычных для них словосочетаний «советский народ». Советские – значит, русские. И вновь по кругу: русский народ – часть западной цивилизации, а не советской. И Запад добивается для него свободы и процветания, Запад борется за русский народ с коммунистическим советским режимом. И поэтому, русские, помогите нам в борьбе с вашим тираническим режимом. Для этого мы поднимем русский народ в его глазах, разбудим его, чтобы встал он, стряхнул с себя «налипшие» на него другие народы вместе с коммунистическим режимом. А США помогут, они помогают всем, кто стремится к свободе.

Так можно объяснить этот документ под названием «Психологическое наступление против СССР», сохранявший боеспособность все 44 года «холодной войны». Гарвардцы тогда послушались Поремского – обосновали необходимость «непрерывного, достаточно мощного пропагандистского потока», направленного на «русский советский народ». Содержанием этого потока и стали основные тезисы вышеупомянутого меморандума. А тут уж недолго ждать осталось, когда для наращивания мощности потока к радиостанции «Голос Америки» присоединились радио «Свободная Европа», в том же 1951 году, и радио «Свобода», только для СССР, в 1953 году.

Чутье политика подсказало Сталину, что космополитизм каким-то боком к концу века тронет проблему глобализации. И в своей речи на Девятнадцатом съезде партии, в 1952 году, он сказал в связи с этим: «Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от «национального принципа». Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомненья, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять».

…Появление гарвардских профессоров в ЦРУ оказалось оправданным – они там свою задачу в сороковые-пятидесятые годы выполнили, потрудившись над технологией идейной войны с Советским Союзом. Но ирония истории в том, что через 44 года именно гарвардские профессора поспособствовали окончательному умертвлению советского наследства в новой России, осуществив прогноз Конанта: «Мы осилим СССР, и это будет нашим триумфом до конца столетия». В 90-е годы министр финансов США Ларри Саммерс, определявший экономическую политику США по отношению к падшей России, Саммерс, вышедший из Гарварда, бывший его президентом, порекомендовал ельцинскому правительству в качестве советников двух гарвардских профессоров – Андрея Шлейфера и Джонатана Хэя. Саммерс рекомендовал их вице-премьеру Анатолию Чубайсу и главе комиссии по ценным бумагам Дмитрию Васильеву, что, мол, это «надежные, дельные парни». Надежные парни здорово помогли американской администрации и Саммерсу убедить ельцинское руководство действовать в двух направлениях: остановить гиперинфляцию и как можно скорее провести приватизацию государственной собственности. Потом умные экономисты доказали, что это было ошибкой (сознательной или нет?), обернувшейся тем, что российский народ остался без зарплат и пенсий. А приватизация оказалась жульнической, посеявшей смуту на долгие времена. Но при этом сами гарвардцы оказались еще и нечисты на руку. Используя свои должности советников в российском правительстве, они приложили достойные усилия для своего обогащения в хаосе российской приватизации. Потом за них взялся американский суд в Бостоне, который вынес по ним решение. Да и сам Гарвардский университет попался: корпорация Нагуагё Management Co., которая управляет университетскими деньгами, в 90-х годах занималась инвестициями в России. Но университет не имел права этого делать. В суде ответчики согласились уплатить истцу – американскому государству – более 31 миллиона долларов.

Вот такая грязная история с гарвардскими профессорами и российскими чиновниками. Был ли это триумф гарвардской школы, трудно сказать, но то, как измельчал гарвардский профессор, – это заметно. Однако дело было сделано и заняло свое почетное место в череде многолетних усилий, толкавших СССР, а потом и Россию в пропасть. И среди многих толкавших в первых рядах суетились Околович с Поремским…