«Я счастливый человек. Мне довелось выступать с такими звездами, о встрече с которыми можно только мечтать. Валерий Харламов, Анатолий Фирсов, Владимир Викулов… Комментарии нужны?» – как-то признался Александр Мальцев, который много лет в «Динамо» опровергал известный тезис о том, что «один в поле не воин».

«Однажды я был свидетелем такой сцены в нашем динамовском клубе. В кабинете тогдашнего его президента Михаила Титова встретились Мальцев и Фахрутдинов, один сезон игравшие в первой тройке. К нашему удивлению, Фахрутдинов разговаривал с бывшим партнером на “вы”, называл его Александром Николаевичем, что в нашей среде, особенно среди сверстников, не принято, – вспоминает Виталий Давыдов. – И тогда Фахрутдинов рассказал такую историю: “Когда меня включили в звено Мальцева, на первой же тренировке он очень доходчиво объяснил мне, где я должен находиться в той или иной ситуации. Я старался следовать указаниям нашего лидера и стал одним из лучших бомбардиров чемпионата. В следующем сезоне нас разлучили, и я сразу утратил снайперские качества, хотя физически чувствовал себя превосходно”».

Не зря говорят, что тема партнеров – совершенно особая глава в хоккейной жизни Мальцева. Несмотря на свою внешнюю закрытость, Александр Мальцев из породы тех людей, которые «отдадут последнюю рубашку». «Я и вправду человек довольно замкнутый, всем подряд не открываюсь. Но когда чувствую искреннее отношение, поверьте, ради таких людей я всю душу наизнанку способен вывернуть», – подчеркивал в одном из интервью Александр Мальцев.

Эта черта характера во многом повлияла на манеру игры Мальцева – он никогда не жадничал и даже, находясь в более выигрышной ситуации, предпочитал сыграть на товарища по команде. Ведь начинал свою хоккейную карьеру он центральным нападающим, одна из главных задач которого – раздавать голевые пасы своим товарищам по звену. «Он был очень хорош, как центральный нападающий, а у нас в хоккее говорят, покажи мне, кто центральный нападающий, и я скажу, какая у тебя тройка. Да и слева, и справа в нападении Саша играл без каких-либо проблем, – вспоминает в разговоре со мной Борис Михайлов. – При этом Александр настолько комфортно уживался на льду с новыми партнерами, что у нас в сборной говорили: “Проблемы в тройке? Поставьте туда Сашу Мальцева”. Особо ценным в его игре было то, что отличает великого мастера от других хоккеистов – попав в новую тройку, Саша показывал, что в первую очередь будет играть на партнеров, а не на свои индивидуальные показатели. Потому так любили играть с ним молодые ребята, чье мастерство рядом с Мальцевым росло на глазах».

«В сборной Саша был как пожарник, в том смысле, что всегда приходил на помощь, когда нужно было заменить человека, из-за травмы или по другой причине выпавшего из звена, – вспоминает Александр Якушев. – Не зря Тарасов и Чернышев говорили, что Саша Мальцев – это наша заплатка. Где нужно усилить звено или закрыть дыру, туда ставили Мальцева».

«Просто так с новыми хоккеистами с листа никогда не сыграешь. На это требуется время. Надо понять их, изучить, догадаться, направлять ли их на льду или тащить их за собой. Саше этого не требовалось. Он понимал партнеров с полуслова. На мой взгляд, это врожденное», – убежден Борис Михайлов.

«Про меня говорят, что по своему характеру – я одиночка. Наверное, это правда. Но, как мне кажется, я всегда умел находить общий язык с другими игроками, а они, в свою очередь, понимали меня», – признается в разговоре со мной Александр Мальцев.

«Что отличает Александра Мальцева от других великих хоккеистов? – задается вопросом телекомментатор Григорий Твалтвадзе. – У него было четкое понимание своей звездности, но он никогда не забывал играть на своих партнеров на льду. А за его пределами говорить о них, не выпячивая себя на передний план. Понимая, какой огромный воз ответственности он тащит на себе в “Динамо”, он старался не вступать в конфликты внутри коллектива и тем более создавать их».

Александр Мальцев, высоко ценивший (и ценящий) понятия дружбы и товарищества, искренне радовался успехам партнеров. Наверное, даже больше, чем своим. Даже когда защитники стали уделять ему повышенное внимание, опекая его по двое, он нашел выход из ситуации: стягивал на себя двух-трех противников, не шел в обводку, хотя запросто мог обыграть соперников, а, улучив момент, делал голевую передачу на своего товарища.

«Без Мальцева непросто было сполна раскрыть свои возможности и его партнерам по сборной. Своей стабильной игрой он приучил их к мысли, что как бы ни стала складываться игра, они все равно получат от него такую передачу, что для дополнительной обработки шайбы не потребуется ни одного лишнего мгновения. В каждом матче Александр оказывался в ситуации, когда создавалось впечатление, что партнеры не могут получить от него шайбу – их очень внимательно опекали соперники. Более того, казалось, что и Александр не может сделать точную, острую передачу, поскольку сам находится в плотном окружении защитников. Однако следовало одно движение Мальцева, и шайба передавалась на клюшку партнеру», – вспоминает Виталий Давыдов.

«Как-то я спросил у Мальцева: “Саш, а как тебе лучше давать пас?” Он ответил: “Мне все равно куда: хоть в ноги, хоть вперед, хоть назад”. Ну как с таким не заиграть?» – признавался Юрий Королев, в конце 1970-х годов руководитель научной комплексной группы сборной СССР по хоккею.

В различных источниках приводится разное число троек нападения, в которых играл Мальцев в «Динамо» и сборной: от 68 до 75. Достоверно известно, что в сборной СССР он сыграл в 71 сочетании. Младший брат Александра Николаевича – Сергей как-то посчитал, что старший Мальцев за годы карьеры выходил на лед в 86 звеньях! Правда, сразу оговоримся. В этот показатель внесены сочетания, в которых Александр Николаевич играл еще у себя на родине, в кирово-чепецкой «Олимпии». Но и без них этот феноменальный результат если и не претендует на право быть упомянутым в Книге рекордов Гиннесса, то, право, искреннего уважения, безусловно, заслуживает. В этом отношении Мальцев, как, наверное, справедливо полагают некоторые аналитики, является мировым хоккейным рекордсменом.

Так, в сборной СССР свой первый матч Александр Мальцев провел в тройке с Владимиром Викуловым и своим другом по «Динамо» Анатолием Мотовиловым, последний – с молодыми Вячеславом Быковым и Андреем Хомутовым. Впечатляет список партнеров, с которыми ему довелось выступать в звеньях: это – сплошь и рядом звезды отечественного хоккея. И глубоко почитаемый им Анатолий Фирсов, и лучший друг Валерий Харламов, а также Старшинов, Шадрин, Александр Якушев, Михайлов, Петров, Анисин, Капустин, Балдерис, Жлуктов, братья Голиковы, Ковин, Борис Александров, Ларионов, Крутов и многие другие великие хоккеисты! Заметим, каждый со своей неповторимой манерой игры, более того, со своим ее пониманием, к которым еще нужно приноровиться.

Как-то один из журналистов после очередной игры, в которой Мальцев опять вышел на лед с новыми партнерами, выразил ему сочувствие, дескать, играли бы вы, Александр Николаевич, постоянно с кем-нибудь в одной тройке, наверное, и «Динамо» стало бы чемпионом, да и ваши личные показатели бы увеличились. На лице Мальцева появилось удивление. «Все не так. Я, напротив, считаю себя счастливым человеком, потому что поиграл со столькими прекрасными мастерами бок о бок», – ответил хоккеист.

Находились те, кто обвинял Мальцева в том, что он якобы «душит чужой потенциал», оттеняя величием своего таланта других игроков. «Говорили такое, помню, – признается Александр Мальцев. – Но стоило мне прекратить играть с этими хоккеистами и, по воле тренеров, перейти в другое сочетание, как эти хоккеисты незаметно исчезали из рядов сборной».

Однажды во время мастер-класса в родном Кирово-Чепецке мальчишки спросили у Александра Мальцева, что нужно сделать, чтобы вырасти в настоящего бомбардира. «Чтобы быть техничным и забивным нападающим, нужно также хорошо кататься на коньках, как Валерий Харламов, владеть клюшкой, как Анатолий Фирсов, иметь ритм скоростей, как Вениамин Александров, и быть таким же преданным хоккею, как Виталий Семенович Давыдов. Я думаю, что из этих компонентов и получится великолепный мастер современного хоккея», – говорил начинающим игрокам Александр Мальцев.

Кому как не Мальцеву, который, что называется, прочувствовал силу многих великих хоккеистов, играя бок о бок с ними на льду, составить свою символическую сборную лучших отечественных игроков. Этот выбор он сделал давно и не отказывается от своих слов и сейчас. Он уточняет, что в этот список включает тех хоккеистов, с которыми он сам играл на льду и игру которых видел своими глазами. «Я не видел, как играли, скажем, Бобров или Трегубов. Так что выбираю из числа тех, о которых знаю не понаслышке», – подводит черту Александр Николаевич.

Итак, символическая сборная СССР 1960– 1980-х годов по принципу – «великолепная пятерка и вратарь», по Мальцеву, предстает в следующем виде: вратарь горьковского «Торпедо» и сборной Виктор Коноваленко, в защите – армеец Александр Рагулин и одноклубник Мальцева по «Динамо» Валерий Васильев. Выбор Мальцева в нападении – крайние нападающие, игроки ЦСКА Анатолий Фирсов и Валерий Харламов, и центрфорвард Вячеслав Старшинов из «Спартака».

О каждом из этих великих игроков можно написать отдельную книгу, настолько они были неординарны, как хоккеисты, и цельны, как личности, вне пределов ледовой площадки. Остановимся коротко на каждом из них и попытаемся с помощью самого Мальцева понять, почему именно этих игроков он включил в свой список избранных.

Признаться, меня несколько удивило то, что на месте вратаря отсутствует фамилия Третьяка, с которым Мальцев почти в одно время пришел в сборную. Того самого Третьяка, которого по некоторым опросам называют даже не просто лучшим вратарем, а лучшим хоккеистом XX века. Причем поклоняются ему и на родине хоккея, в Канаде. Мальцев в ответ на мой вопрос был немногословен: «Не хочу обидеть Владислава, но с Коноваленко мне было надежнее». Потом выдержал паузу в своем стиле: «Просто надежнее играть». У Мальцева и Коноваленко, двух выходцев из российской провинции, много общего.

Виктор Коноваленко, именем которого названа сегодня домашняя арена нижегородского «Торпедо», как и Мальцев, являет собой пример уникальной преданности одному клубу, воспитавшему его. Он, несмотря на все посулы лучших команд страны, остался верен горьковскому «Торпедо», в котором начинал свою карьеру в 1956 году и за который закончил выступать через 16 лет. До Третьяка он был самым титулованным вратарем в мировой хоккейной истории: восьмикратным чемпионом мира и двукратным победителем Олимпиад.

Коноваленко заложил основы современного вратарского искусства. Именно он, бывший нападающий, первым из вратарей, благодаря своему превосходному катанию, начал молниеносно перемещаться в рамке, сокращая угол обстрела своих ворот. Именно он первым стал настаивать на том, чтобы тренеры на занятиях уделяли вратарю больше внимания, чем полевым игрокам, тем самым осознавая особенное, «привилегированное» положение голкипера.

В 14 лет Коноваленко пошел трудиться на Горьковский автозавод – надо было помочь кормить семью. Начинал, как многие его сверстники, выбравшие хоккей, сначала футболистом – в 14 лет был основным полузащитником горьковского «Торпедо». Параллельно занимался в хоккейной секции, где ему, из-за небольшого роста, предложили переквалифицироваться во вратаря. Он выиграл с юношеским «Торпедо» чемпионат РСФСР своего возраста и в итоге, миновав молодежную команду и дубль, за относительно короткий срок попал в команду мастеров.

Как и Мальцев, Виктор Коноваленко был застенчивым, немногословным человеком. Про эту неразговорчивость вратаря в хоккейном мире ходили легенды. Григорий Твалтвадзе в подтверждение этих слов рассказал о том, что, готовя фильм о знаменитом вратаре в Нижнем Новгороде, спросил у одного из одноклубников, как молчун Коноваленко командовал игроками обороны. «А он с нами и не разговаривал, он выстраивал защиту короткими словечками, – ошарашил телекомментатора игрок. – У Виктора были свои секретные слова и звуки, которые воспринимали защитники, типа: “А!”, “Ну!”, “Куда?”» Жена Коноваленко как-то в шутку сказала, что в их доме иногда стояла такая тишина, что она сомневалась, есть ли у нее вообще муж.

И в сборной, приезжая из Горького, вратарь старался слушать других и оставаться в стороне от разговоров. «В начале сезона я всегда охотно и много тренировался, а в конце зимы только проводил матчи календаря, давала знать о себе нагрузка», – признавался в одном из интервью Виктор Коноваленко.

С этими словами перекликается один любопытный эпизод, который случился в сборной. «Витя приезжал на сборы национальной команды в значительно худших, чем динамовцы, армейцы, спартаковцы, физических кондициях, в немного разобранном состоянии, – рассказывает Виталий Давыдов. – Для него были настоящим испытанием физические нагрузки, которые начинали предлагаться Тарасовым с первого же дня. Помню, мы пришли в зал для разминки и Анатолий Владимирович начал ее с упражнений на поднятие 20-килограммовых блинов от штанги. Все легли спиной на пол и по команде тренера начали поднимать груз. “Подняли – опустили”, – четко командовал Тарасов, прохаживаясь между рядами игроков. Наконец подошел к Коноваленко. Тот кряхтит, с трудом поднимает блин, пот с него градом льется. Постоял возле него Анатолий Владимирович, пока Витя не признался, выдавливая слова: “Тяжело, может, хватит?” Тарасов, как показалось, только этого и ждал. Заложил руки за спину, наклонился к вратарю и сказал так, чтобы слышали другие игроки: “Тяжело, говоришь, Витя? А ты пойди на завод устройся, может, легче будет!?” Под общий хохот хоккеистов Коноваленко, тужась, продолжил упражнения с блином».

Журналист Владимир Дворцов в своей книге «Хоккейный репортаж» привел курьезный случай, происшедший с вратарем уже в 1973 году после завершения карьеры. Он приехал в Москву для вручения в «Лужниках» приза «Лучшему вратарю первенства». Однако возле служебного входа, через который обычно проходили ветераны, контролер наотрез отказалась пропустить его. «Мало ли, что ты с призом, сегодня, знаешь, сколько таких ловкачей ходит, нет билетов на матч, так купят такие штуки и говорят, что идут вручать приз от газеты», – отрезала контролер. Тогда Виктор Коноваленко был вынужден признаться, что он – тот самый голкипер, который еще недавно защищал ворота сборной Советского Союза. «Коноваленко я бы, конечно, пропустила без всякого звука, – сказала женщина. – Но ведь вас я всегда видела в маске, а теперь непривычно видеть таким, без нее».

Александр Мальцев видел в Коноваленко не только старшего товарища по сборной, а в первую очередь надежного и порядочного человека. Он импонировал Мальцеву тем, что, несмотря на все «соблазны столиц», не предал клуб, его взрастивший. «До сих пор вспоминается эпизод, который случился весной 1972 года, – признается брат Мальцева, Сергей. – Хоккейный сезон заканчивался, уже прошел чемпионат мира, оставалось провести несколько тренировок в “Динамо” и со спокойной душой готовиться в отпуск. В команде нам дали выходной прямо посередине недели, мы приехали в Сашину квартиру на проспекте Мира».

Братья решили отдохнуть как следует, выспаться, никого не приглашая к себе в гости. На следующее утро, прямо спозаранку, в начале седьмого, в дверь позвонили. Мальцев-старший, как и любой нормальный человек, разразившись тирадой на тему прихода нежданного утреннего гостя, попросил брата открыть дверь и «настойчиво спросить», кого носят черти в такую рань. На пороге мальцевской квартиры стоял Виктор Коноваленко, в плаще, видно, что после долгой дороги, с небольшим пакетиком в руках. «Сашка дома?» – спросил вратарь у Сергея Мальцева.

В коридор вышел заспанный нападающий и обомлел, увидев в столь ранний час на пороге своей квартиры друга-горьковчанина. «Витя, ты чего это?» – только и вымолвил Мальцев. А Коноваленко, который уже ушел из сборной и доигрывал последний сезон в горьковском «Торпедо», вдруг ошеломил братьев: «Сашка, я мчался всю ночь из Горького увидеть тебя, тоска замучила, соскучился по общению с тобой». – «Да ладно тебе», – ответил изумленный Мальцев, не веря в реальность происходящего. «Посмотрите во двор», – произнес Коноваленко.

Братья вышли на балкон. Вернулись с открытыми ртами. У подъезда с включенными оборотами стояло такси – «Волга» с горьковскими номерами. Выходит, Виктор Коноваленко, с учетом расстояния между двумя городами, действительно ехал в Москву всю ночь.

Александр Мальцев, по-прежнему пораженный этим фактом, предложил Коноваленко отправить водителя домой, раздеться и присесть позавтракать. «Саша, я на самом деле к тебе на двадцать минут. Если только угостишь кофе…» – произнес вратарь. «Да ладно тебе, оставайся», – настаивал Мальцев. «Саша, дорогой, не могу, надо обратно ехать, сегодня вечером тренировка, – печально произнес Коноваленко. – Я просто хотел повидать тебя».

Виктор Коноваленко, подарив братьям Мальцевым сочную вяленую рыбу из вод великой русской реки Волги, выпил кофе. Он сдержал свое слово и через двадцать минут уехал в Горький на той самой машине, которая привезла его в Москву. А потрясенные братья, стоя на балконе в этот рассветный час, молча провожали взглядом такси, которое везло на родину великого вратаря сборной СССР…

В последние годы жизни Виктор Коноваленко работал директором того самого ледового дворца в родном городе, который сейчас носит его имя. Он трудился не покладая рук, несмотря на большие проблемы со зрением и прогрессирующий артроз. Умер легендарный страж ворот советской сборной 20 февраля 1996 года. От сердечного приступа прямо на рабочем месте во время планерки. На кладбище, теперь уже в Нижнем Новгороде, неповторимому вратарю сборной установлен оригинальный памятник. В полный рост, будто живой, Виктор Коноваленко, одетый в хоккейные доспехи, облокачивается на рамку ворот, которые он блистательно защищал в 1960– 1970-е годы.

Не менее легендарной личностью был игрок одного с Виктором Коноваленко хоккейного поколения Александр Рагулин, которого в знак особого уважения партнеры по сборной и ЦСКА называли с молодых лет Палычем. Пожалуй, ничье имя в сборной не было овеяно такими легендами, как рагулинское. «Уменьшенное отчество было вообще характерно не только в среде хоккеистов, но и внутри многих советских спортивных команд, – признается Виталий Семенович Давыдов. – Так, несмотря на молодой возраст, называли хоккеиста, зарекомендовавшего себя внутри коллектива. Меня начали называть Семенычем буквально после пары сезонов в “Динамо”. По отчеству обращались к Мальцеву, хотя вначале величали его Малец. Про Рагулина вообще говорить нечего: авторитет и в сборной, и в ЦСКА у него был неимоверный».

Уроженец Воскресенска, перешедший играть в ЦСКА, Александр Рагулин является обладателем рекордной в истории хоккея коллекции медалей чемпионатов мира, Европы, Олимпийских игр. Их у Рагулина было 27. Он единственный в мировой истории десятикратный чемпион мира по хоккею.

Александра Рагулина называли самым надежным защитником мирового любительского хоккея и «богатырем земли русской». Не только из-за двух метров исполинского роста и ста с лишним килограммов веса. От него, несмотря на грозные габариты, исходила аура доброты. Он был самым надежным редутом обороны для остающихся за спиной вратарей. Получив удар от соперника исподтишка, Рагулин не гонялся за ним по площадке, норовя отомстить любой ценой, не бил наотмашь, не ставил подножки. А так зажимал его в своих объятиях – по-доброму, по-рагулински, что грубияну становилось неповадно нападать на русского богатыря.

При всех его устрашающих для противника габаритах Рагулин обладал высокой скоростью, великолепным щелчком (в одном из союзных чемпионатов за сезон наколотил в ворота соперников 35 шайб – немыслимый показатель по нынешним временам!). Однако главным у Александра Рагулина, одного из трех братьев-близнецов из Воскресенска, было умение видеть площадку и стремительно принимать решение в самой сложной игровой ситуации. Мощь советского защитника настолько впечатляла иностранцев, что во время одного из чемпионатов мира финская газета «Аамулехти» приписала Рагулину 202 килограмма живого веса при 192 сантиметрах роста!

Русская школа хоккейной защиты славится умением начать тонкую комбинацию, отдать точный первый пас. У истоков этой школы стоял именно Александр Рагулин. В молодости он отличался богатырским здоровьем. Молодым хоккеистам советовали ни в коем случае не состязаться с Александром Павловичем в искусстве употребления спиртных напитков – перепить его было невозможно. «“Губит вас то, что вы начинаете с пива и заканчиваете пивом”, – поднимая бокал с пенным напитком и улыбаясь, напутствовал меня, молодого тогда хоккеиста, Палыч», – признавался автору этих строк один из выдающихся советских игроков.

Статный, высокий, красивый Александр Рагулин пользовался особой популярностью у женщин, приходивших на хоккей. Однажды югославская журналистка, освещавшая один из чемпионатов мира, призналась своему советскому коллеге Владимиру Дворцову, что когда на льду играет сборная СССР, она откладывает все дела и идет смотреть на Рагулина. Дворцов вспоминал, что после чемпионата мира в Любляне в 1966 году перед заключительным приемом для спортсменов, устроенным организаторами, его подкараулил незнакомый мужчина. «Извините, я вижу, что вы – советский журналист и знакомый мистера Рагулина, – сказал незнакомец, показывая в сторону дорогого лимузина. – Видите, в том “кадиллаке” находится моя госпожа из США, она – очень богатая женщина даже по американским меркам. Она без ума от мистера Рагулина и очень хотела бы провести сегодняшний вечер с ним. Она готова заплатить за весь сегодняшний прием для участников чемпионата, только чтобы попасть туда и познакомиться с богатырем из России».

Увы, очень богатую американку не пустили на прием для хоккеистов в социалистической Любляне, и Александр Рагулин, к слову, признанный лучшим защитником того чемпионата мира, праздновал успех как обычно. В компании с верными и надежными товарищами по сборной СССР. И ничуть от этого не расстроился. Популярность Рагулина в 1960-е годы была такой, что отдельные горе-болельщики, зная о том, что у него есть два родных брата, пытались выдать себя за его близких родственников. Однажды к директору одного из известных московских мебельных магазинов в кабинет вломился здоровый мужик, который, очень приветливо поздоровавшись, представился Васей, родным братом Александра Рагулина и попросил отпустить ему без очереди модный мебельный гарнитур (тогда народ записывался в очередь, чтобы через несколько лет или месяцев купить импортную вещь). Однако директор магазина не просто болел за ЦСКА, но был лично знаком с Рагулиным и его братьями Михаилом и Анатолием. Директор улыбнулся и набрал номер телефона армейской базы, попросив Александра Рагулина. А когда защитник взял трубку, сказал ему: «Тут пришел ваш четвертый брат Вася и требует отпустить ему без очереди модный чехословацкий гарнитур. Мы были бы рады, Александр Иванович, но уж больно он у вас шумный…» Когда директор произносил последние слова, незадачливый болельщик уже галопом мчался из магазина.

«В начале 2000-х годов, когда ветераны московского “Динамо” находились в поездке в Швеции, мы увиделись с Александром Павловичем Рагулиным, приглашенным на турнир в качестве почетного гостя, – вспоминает бывший президент ХК «Динамо» Сергей Сидоровский. – Улучив момент, поговорил с одним из кумиров своей юности на трибуне и задал ему один вопрос: “Вам довелось выступать бок о бок с такими величайшими мастерами, кого из советских игроков, с кем вы поиграли в 1960–1970-е годы, вы считаете лучшим?” Рагулин, не долго думая, отвечает: “Сережа! Ну, чего говорить? Саша Мальцев”. Вы представляете, как это много значит, если великий армеец, игравший столько лет рядом с Альметовым, Александровым, Викуловым, Фирсовым, Харламовым, целой россыпью звезд, называет лучшим Мальцева!»

В последние годы жизни здоровье часто подводило великого игрока. Стойкий и несокрушимый на льду защитник перенес четыре инфаркта и умер в госпитале имени Бурденко в ноябре 2004 года…

Друга Мальцева по «Динамо», его ровесника Валерия Васильева, за былинную мощь и богатырскую стать за океаном называли «Хозяином тайги». Об уникальной мощи Валерия Васильева, выходца с берегов Волги, слагали легенды. В сборной, памятуя о его малой родине и зная о его «удалой силушке», Валерия Васильева называли «горьковским бурлаком». А друзья, в шутку, – «горьковской шпаной». Сам Васильев признавался, что его запросто могла бы «поглотить улица», если бы он не начал серьезно заниматься хоккеем.

Так же как и Виктор Коноваленко, он был выходцем из славного города Горького на Волге. «Если бы, наверное, не спорт и не занятия хоккеем, действительно быть бы Валере предводителем местных хулиганов, – шутит Сергей Мальцев. – Силища у него была неимоверная. А сам он был парень отчаянный. Я однажды видел, как он своим кулаком, без последствий для кулака, проломил внушительную доску, да так, что в ней оказалась дырка».

Анатолий Тарасов полагал, что на льду переиграть Васильева было практически невозможно. Валерию Васильеву, как и Александру Рагулину, совершенно не нужно было ввязываться в драки, силовые столкновения. Помню, что в конце 1970-х годов в народе была популярна шутка: «Шайба летит. Васильев стоит. Канадец лежит».

В мою память с детских лет четко врезалась картинка. Шайба проброшена к воротам Третьяка и предательски ползет возле борта. К ней катит «спокойный, как удав», Васильев и мчится готовый искромсать всех и вся канадец. Валерий Васильев прижимает шайбу к борту, внешне даже так лениво оборачивается назад и очень спокойно смотрит на канадца, который вдруг резко тормозит, предпочитая не входить в контакт с «Хозяином тайги».

Сергей Мальцев вспоминает, как, оказавшись в 17 лет в «Динамо», на одной из первых тренировок в 1972 году попытался посостязаться в мощи с Валерием Васильевым. «Решил я обойти его, пробравшись вдоль борта, крадусь с шайбой, пробросил ее вперед и думаю, сейчас от Васильева увильну, – улыбается Сергей Николаевич. – Ну, и махнул клюшкой ему по ребру, а сам локтями работаю. Васильев был попросту ошарашен. Смотрит на меня, как лев на зайца, ты чего, мол, пацан, делаешь? Меня держит даже не двумя руками, а одной перчаткой, рот открыт у него, и говорит так недоуменно: “Ты, куда, малой, полез?” А я не угомонился, еще раз толкнул его локтями. Вдруг он так прижал меня к борту, все по правилам, что кости хрустнули. У меня помутнело в глазах, я чуть не сполз на лед. Ребята покатились со смеху, а мне раз и навсегда стало понятно, что с “горьковским хулиганом” такие номера не прокатят».

«Когда меня просят коротко охарактеризовать Валеру Васильева, мне на ум приходит одно слово, зато какое – глыба. Во всем. В своей исполинской физической мощи, в своем поведении по отношению к себе и товарищам, в своей манере игры, в благородстве и мужестве. Мне кажется, он сам не знал предела своих возможностей, настолько они были безграничны. Но не меньше его внешней физической силы меня впечатляла его огромная внутренняя сила. Думаю, если бы Валера в свое время, как говорят у нас, соблюдал спортивный режим, то мог бы запросто, с его-то физическими данными играть и по сегодняшний день», – признается мне Владимир Юрзинов.

Порой одного немигающего взгляда защитника «Динамо» было достаточно, чтобы противник отступил и забыл о том, что собирался пойти в жесткий стык. Это была ситуация из разряда тех, когда «удав смотрит на кролика». Вратари сборной и «Динамо» всегда чувствовали себя, как за каменной стеной, в те минуты, когда Васильев находился на площадке, зная, что он не допустит «безобразий» на пятаке и немедленно охладит пыл соперника, который попытается войти в «святая святых» вратаря – небольшое пространство перед воротами.

Канадцы знали о том, что Валерий Васильев не любит ввязываться в потасовки и что его лучше не дразнить – себе дороже будет. Однако на одном из турниров на приз газеты «Известия» шустрый и прыткий нападающий сборной Канады крайне жестко, с нарушением правил атаковал Васильева. Судьи пропустили этот момент, а сам защитник отвечать грубияну сразу не стал. Он «мудро и по-хозяйски» подождал несколько смен и в итоге провел против канадца такой жесткий, но чистый силовой прием, что бедолага с поврежденной кистью и в сопровождении врача уехал сначала в раздевалку, а потом в больницу.

Знаменитую «мельницу» с броском соперника через спину при защите своих ворот он перенял у своего учителя и напарника по «Динамо» Виталия Давыдова. Однажды после силового приема Васильева у его «жертвы» слетели краги и лопнули шнурки на коньках. В другой раз после почти «гимнастического» пируэта в результате силового приема Васильева игрок команды соперника перелетел за борт, неудачно приземлился и в результате попал в госпиталь, где его, к счастью, быстро вылечили.

При всей своей несокрушимой силе Валерий Васильев никогда не бил соперника исподтишка, не начинал драку первым. Этот благородный хоккеист и человек был хорош не только силовыми приемами. Мало кто из игроков обладал такой заряженностью на борьбу и умением завести партнеров в самые трудные минуты игры. Во многом благодаря авторитету и классу Александра Мальцева и Валерия Васильева гораздо менее звездное «Динамо» боролось с непобедимым ЦСКА за первое место в чемпионатах СССР в 1970-е годы.

«Когда Валерий в ударе, вокруг него как бы круг образуется – никому из соперников не хочется подъезжать к этому “отчаянному парню”, – писал в своей книге журналист Владимир Дворцов. – Васильев, пожалуй, и самый невозмутимый хоккеист из всех, которых мне приходилось видеть. Помню, буквально всю нашу делегацию он поразил своим хладнокровием в Ванкувере осенью 1974 года. Сборная СССР проигрывала заключительный матч второй хоккейной серии канадской команде с крупным счетом – 2:5. Во время одной из кратких остановок игры к нам с Николаем Озеровым подъехал Валерий и, облокотившись на бортик, как ни в чем не бывало поинтересовался:

– Как там в шахматы претенденты сыграли? (Речь идет о матче претендентов на мировую шахматную корону между Анатолием Карповым и Виктором Корчным, который рассматривался через призму политического противостояния между СССР и Западом. – М. М. )

– Ничья, – ответили мы хоккеисту.

– Ну и у нас тут ничья будет, – без тени сомнения, громко, так, чтобы слышали журналисты и товарищи по команде, провозгласил Васильев и отъехал к центру площадки. Когда закончилась игра (вничью 5:5), Валерий вновь подъехал к нашей скамейке, подмигнул нам и напомнил:

– Я говорил, будет ничья! Пожалуйста, получите!»

Шутник, душа компаний, Валерий Васильев как бы дополнял молчаливого Александра Мальцева. Когда они отдыхали вместе – жди веселых историй. «Хорошо помню свою первую поездку в Москву в начале 1970-х годов. Я тогда играл в хоккей и учился в минском институте физкультуры. В Минск возвращался с каникул в родном городе. Была середина августа, и я подумал, наберу телефон Саши Мальцева, может, там находится и его брат Серега, с которым мы играли в Кирово-Чепецке, – вспоминает друг детства Мальцевых Виктор Перетягин. – Звоню, трубку поднимает Саша, я представляюсь. Он мне успевает сказать: “Приезжай, с Валерой Васильевым познакомлю!” Я лечу на всех парах в знаменитую квартиру Саши на проспекте Мира и действительно вижу там Васильева с Мальцевыми. “Привет, студент, – говорят мне ребята. – Присаживайся за стол, выпьем на дорожку шампанского, тебе же лететь на самолете”. Говорю им: “Я ненадолго, мне бы в аэропорт не опоздать”. А Васильев мне говорит: “Не торопись, студент, присаживайся, расскажи нам, как ты учишься”.

В общем, эти посиделки с шампанским, а я тогда почти не пил, закончились тем, что я проснулся привязанным на приставном диване в самолете Ан-12, уже когда он приземлился в столице Белоруссии. Вместо подушки у меня была спортивная сумка, с которой я ехал. Отвязываюсь, открываю сумку, а там лежит буханка белого хлеба, колбаса и записка, оставленная легендарным защитником “Динамо” и сборной СССР Васильевым: “Это, студент, тебе, чтобы было чем позавтракать”. Уже потом узнаю, что они отправили меня в Минск на последнем рейсе, который улетал в час ночи, провели меня через регистрацию к самолету и уложили спать. Велик был тогда авторитет Саши Мальцева и Валеры Васильева. Перед ними открывались любые двери. Жалко, что записку не сохранил».

«Возвращаемся мы как-то с завтрака, а навстречу опаздывающий Толя Мотовилов бежит, – вспоминает Сергей Мальцев. – Увидел нас и впереди идущего Валеру Васильева и говорит: “Привет, Валера! Как здоровье?” Васильев ему: “Чего тебе до моего здоровья-то? Что, плохо выгляжу, что ли?” – “Да нет, всё в порядке. Как позавтракал, как аппетит?” – спрашивает Мотовилов. “Чего это тебе до моего аппетита? Ты давай зубы не заговаривай, а кушай быстрее и на лед не опаздывай”, – улыбнувшись, ответил Валера».

Однажды во время руководства сборной Кулагиным на одной из тренировок последний собрал хоккеистов и предложил им: «Ребята, надо посовещаться, тут медики предлагают нам стимулирующую биодобавку. В общем, укол в задницу, и будете летать по льду». Тут слово взял известный правдолюбец и шутник Валерий Васильев. «У нас два условия, – сказал защитник. – За укол – сто рублей. Я, например, задаром своей задницей рисковать не буду. И первым такой укол делаете вы, Борис Павлович».

Сработало. Кулагин согласился на эксперимент. А хоккеистам выдали в кассе по сто рублей. На следующей тренировке команда встала. Ноги ватные, бегать не хочется. Еле ходит и Кулагин. Собрал мужиков и говорит: «А ну их, эти уколы! Больше в сборной – никаких опытов со стимуляторами». Они и прекратились, толком не начавшись. Так Васильев отстоял честь сборной играть без каких-либо добавок.

Мальцев и Васильев пришли в «Динамо» практически одновременно. «Саша приехал из Кирово-Чепецка, я – из Нижнего Новгорода, – вспоминал Валерий Васильев. – Может быть, поэтому мы сразу подружились. Первое, что меня поразило – его владение коньками. Сделав три-четыре виража влево-вправо, он, как бы шутя, освобождался от опеки соперников. И это ставило в тупик защиту. Но, пожалуй, особенно ценны в Саше его доброта, открытость характера».

В сборной знали, что Васильев, несмотря на стальной характер, крайне раним и причиненные ему обиды по-настоящему заводят его.

В декабре 1979 года на турнире на приз газеты «Известия» сборная СССР громила всех подряд. Оставалось сыграть матч с чехословаками, который ничего не решал. «Сидим мы на базе в Новогорске, я говорю Харламову: “Ну что, турнир мы выиграли. Пойдем в магазин, возьмем шампанского…”», – вспоминал Валерий Васильев. Праздник по случаю досрочной победы сборной на известинском турнире прошел весело, и Васильев с Харламовым вернулись на базу уже после отбоя. «Я предлагаю Валерию: “Пойдем в бассейн”. Ну, мы попарились в баньке, а потом и искупались. Вылезаем из воды и видим, что Тихонов стоит. Наутро случилось собрание: “Вы отстранены от игры”. Мы – к Михайлову, Петрову, мол, похлопочите, порвем чехов. Тихонов смилостивился. Харлам две положил, а я на шайбу как под пулемет кидался. Да еще приговаривал на скамейке Михайлову, капитану сборной, скажи, чтобы Тихонов слышал: берите пример с Васильева. Виктор Васильевич уловил и поддакивает: “Да, да, играйте, как Васильев”. Но, видимо, с подачи Тихонова после турнира “Золотую клюшку” как лучшему игроку Европы дали не мне, а Михайлову», – улыбаясь, вспоминал Валерий Васильев в интервью.

Васильев в сборной и «Динамо» был эталоном мужественного игрока. Во время чемпионата мира в 1976 году, проводившегося в польских Катовицах, ему в одной из игр раздробили мизинец. «Отправляйся в раздевалку! Немедленно лечиться», – буквально приказал защитнику тренер Борис Кулагин. «Нет, я могу и буду играть», – уперся Валерий Васильев, который понимал, что нужен команде, неудачно выступавшей на этом первенстве мира. Когда уже после окончания матча в раздевалке Васильев снял хоккейную крагу, все в сборной обомлели. Перчатка защитника до краев была наполнена кровью.

В 1973, 1977, 1979 годах Валерия Васильева признавали лучшим защитником чемпионатов мира. Подобное достижение в истории было лишь у легендарного Николая Сологубова. Васильева пять раз (!) в 1974–1975, 1977, 1979, 1981 годах включали в символическую сборную мира по итогам первенств планеты.

К сожалению, тяжелые нагрузки и годы изнурительных матчей для легенды советского хоккея не прошли бесследно. Васильев перенес три инфаркта. Причем один из них в 1978 году, в то время, когда еще был действующим хоккеистом. Во время пражского чемпионата мира в заключительной, незабываемой по своему внутреннему напряжению игре с чехословаками Васильев упал от сердечного приступа прямо на скамейке запасных. Уже позже, в Москве, врач динамовской команды во время медосмотра сообщил Валерию Васильеву, что тот перенес инфаркт на ногах. Но спустя несколько дней мужественный защитник уже был на льду…

Однажды в динамовском офисе я стал свидетелем одной любопытной сцены. Виталий Семенович Давыдов перебирал архивные материалы и нашел фотографию Анатолия Фирсова, мчащегося к воротам противника на огромной скорости. Давыдов показал снимок Мальцеву, зная, с каким искренним уважением тот всегда отзывается о выдающемся армейском игроке, которого наряду со Старшиновым и Харламовым включил в «свою тройку» самых лучших нападающих отечественного хоккея.

«И все равно, Саша, я считаю, что Фирсов – второй после тебя. Ты – лучше. Хотя, когда Толя находился в расцвете сил, с его броском, катанием, осанкой, выносливостью, равных ему не было и близко», – произнес Давыдов, пока Мальцев разглядывал снимок. «Не соглашусь. Он – первый. Куда мне…» – оборвав фразу на полуслове, произнес Мальцев.

«Как игрок, как хоккейный эталон для Мальцева был Фирсов. Я освещал чемпионат мира 1969 года и хорошо помню, как завороженно наблюдал Саша за тренировками и игрой своего старшего товарища по сборной, как разучивал его финты и продвигался дальше», – вспоминает Владимир Писаревский.

Мальцеву, который когда-то сказал своей маме, что «хочет быть, как Фирсов», довелось сыграть с кумиром детства в одной тройке в сборной СССР целых 29 матчей! «Это дорогого стоит, – признается Александр Якушев. – У Тарасова нужно было заслужить, чтобы игрок из другого клуба сыграл в одной тройке с его любимцем Фирсовым. Случайных людей в этой тройке никогда не было».

Сам Анатолий Фирсов так высказывался по поводу таланта юного нападающего в начале его карьеры: «Высокий класс Александра Мальцева состоит в том, что, выходя на площадку, он моментально исчезал из поля зрения противников и болельщиков, а затем возникал откуда-то и забивал гол».

«В игре Анатолия Фирсова меня поражала его скорость. Прежде всего, скорость мысли. Порой мне кажется, что игра Фирсова состоит из непрерывного ряда озарений: в горячей, напряженной обстановке, мгновенно ориентируясь, он находит самые неожиданные решения. Затем скорость выполнения того или иного технического приема, паса, обводки. И скорость бега. Три скорости, взятые вместе и перемноженные. Он мыслит в игре, не отделяя задуманное от исполнения, думает синхронно с действиями и действует синхронно с поисками правильного решения», – вспоминал об игре одного из своих любимцев Анатолий Тарасов.

Анатолий Фирсов достиг феноменального показателя в выступлениях за национальную команду: в 166 играх за сборную СССР забросил 134 шайбы, в среднем 0,8 шайбы за игру! Он, как и свой знаменитый финт, многое начал делать в советском и европейском хоккее первым. Первый стал загибать крюк у клюшки. Фирсов в сборной был своего рода предтечей Мальцеву: тренеры пробовали армейца в разнообразных сочетаниях, и со всеми игроками Фирсов быстро находил общий язык.

«Толя Фирсов был не только самым техничным игроком моего хоккейного поколения, но и настоящим атлетом, уделявшим большое внимание физической подготовке. Не говоря уже о его природной силе. Тело Фирсова было настоящей горой мышц», – признается Виталий Давыдов.

Недавно Владислав Третьяк рассказал автору этих строк, что, вопреки устоявшемуся мнению, первым не Харламова в 1972 году, а Фирсова в конце 1960-х годов хотели видеть в своей профессиональной лиге руководители некоторых клубов НХЛ.

Анатолий Фирсов был непревзойденным мастером при игре в неравных составах. Это сегодня никого не удивишь, когда нападающий сменяет защитника, стоит только команде получить преимущество, чтобы усилить атакующую мощь пятерки при численном перевесе. В 1960-е годы именно Фирсова выпускали четвертым нападающим в те минуты, когда ЦСКА или советская сборная имели численный перевес. И подобное новшество Тарасова для многих было в диковинку. Но еще больше Фирсов запомнился болельщикам, когда появлялся в роли защитника при численном меньшинстве его команды. В хоккее есть термин «тайм-киллер». Им называют игрока, умело «убивающего», крадущего время у противника, имеющего большинство. Фирсов был эталоном такого игрока, при этом умудряясь оставаться на льду по две-три смены подряд. Однажды во время встречи московских армейцев с питерскими Анатолий Фирсов провел на льду 46 игровых минут из 60!

Игрока необычайной выносливости, Фирсова, как настоящего гения, окружали легенды. Одна из них была связана с недюжинной силой этого хоккеиста, отнюдь не богатырского роста, особенно в сравнении с тем же Александром Рагулиным. Из уст в уста передавалась история про то, как однажды Анатолий Фирсов ремонтировал свою «Волгу». Он закрепил домкрат на земле, а не на асфальте. Как только игрок стал залезать под машину, домкрат просел в землю и неожиданно соскочил в сторону, придавив бедра Фирсова. Руками и ногами целых полчаса он удерживал машину, пока не подоспела помощь.

У Фирсова был свой конек – коронный финт, на который регулярно «покупались» защитники соперника. На высокой скорости он применял фирменную обводку «клюшка – конек – клюшка» – направлял шайбу назад, при этом проводя клюшку вперед, тут же коньком резко подталкивал шайбу вперед к клюшке, оставляя соперника за своей спиной. Повторить этот финт и сейчас удается далеко не каждому зрелому игроку, тем более в важном матче – он требует от хоккеиста не только отшлифованного исполнения, но и чрезвычайного хладнокровия и ощущения себя абсолютно уверенным и раскрепощенным на льду. «У Анатолия была очень оригинальная обводка. Я просто даже не знаю, с кем его из нынешних игроков сравнить. Его сложный прием “клюшка – конек – клюшка” до сих пор никто не может выполнить так же безупречно, как это делал он сам, – вспоминает Виталий Давыдов. – Отдельные слова надо сказать о его сверхмощном броске. Он бросал по воротам от синей линии с такой силой, что добровольцев грудью остановить свистевшую шайбу не находилось. До сих пор вижу перед собой глаза одного из лучших чешских вратарей Дзуриллы, который, видя Фирсова, выходящего на лед, начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Казалось, что даже через маску проступает холодный пот. А когда Фирсов еще только катил к синей линии, намереваясь бросить по его воротам, бедолага Дзурилла принимал не классическую вратарскую стойку, не сжимался, а, наоборот, вопреки законам вратарской логики, распрямлялся, лишь бы шайба не угодила ему в голову».

Про Фирсова говорили, что у него самый сильный щелчок не только в СССР, но и во всей Европе. «Вратари смертельно боялись, когда Фирсов замахивался и щелкал по их воротам. Он бил по шайбе с такой силой и скоростью, что уследить за ней было невозможно. В ЦСКА и сборной мы особенно ценили Анатолия за то, что в трудные минуты он умел повести за собой команду, сплотить ребят», – вспоминает Владислав Третьяк.

В 1967 и 1968 годах, дважды подряд его признавали лучшим нападающим мировых чемпионатов. Причем на первенстве планеты 1967 года в своих анкетах лучшим игроком Анатолия Фирсова назвал 121 журналист из 122! Ушел Фирсов из сборной, как и полагается великому таланту, победителем, так чтобы запомнили надолго, став в 1971 году чемпионом мира, в третий раз лучшим нападающим этих турниров, и вместе с Викуловым и Мальцевым войдя в символическую сборную чемпионата.

После хоккейной жизни, закончившейся фактическим отлучением от сборной, ранимый и чуткий к несправедливости Анатолий Фирсов не сразу нашел себя. Одно время даже опустил руки. В 1980-е годы его часто видели приходящим на Кунцевское кладбище к могиле Валерия Харламова.

К счастью, ситуация изменилась. В конце 1980-х, в самые светлые годы перестройки, когда в законодатели проходили не партийным скопом, а достучавшись до народа своими страстными речами, Анатолия Фирсова избрали народным депутатом СССР по одномандатному избирательному округу в Москве. В его общественной приемной всегда толпились люди. Он помогал всем: одинокой бабушке, которую обидели чиновники, воину-афганцу, который не мог дождаться протезов, десяткам и десяткам людей, которые шли к нему, как в последнюю инстанцию.

Ушел из жизни прославленный советский хоккеист в июле 2000 года. Анатолий Фирсов не сумел пережить смерти своей горячо любимой жены. Когда она умерла, он три месяца каждый день появлялся на кладбище, часами сидел возле ее могилы. В конце концов сердце великого хоккеиста не выдержало. Он умер на своей подмосковной даче от сердечного приступа…

Жив и занимает ответственный пост президента хоккейного московского «Спартака» еще один игрок из «сборной Мальцева», нападающий Вячеслав Старшинов. Он, как и Мальцев, родился в простой многодетной рабочей семье. Его отец трудился столяром, а мама работала на заводе «Красный богатырь» в Москве. В семье, кроме Славы, было три старших сестры. В некоторых источниках пишут, что свою спортивную карьеру он начал в качестве вратаря футбольной команды, куда его, как и Мальцева (!), якобы отправили как самого маленького из компании, а продолжил занятия спортом в акробатической секции, что сыграло большую роль в его хоккейном будущем.

«В ворота я встал сам, потому что любил прыгать, к тому времени уже неплохо занимаясь в секции по акробатике», – поправляет меня Вячеслав Старшинов. Перворазрядник по этому виду спорта и «нижний» в так называемой акробатической тройке, Старшинов хорошо развил мышцы рук и ног и, что особенно важно, координацию движений. В акробатике он достиг таких успехов, что Славу с товарищами были готовы принять в труппу цирка на Цветном бульваре. «Мы добились с товарищами по секции такого прогресса, что нас весной 1952 года пригласили принять участие в авиационном шоу в Тушине, где на трибуне стоял сам Иосиф Виссарионович. Это было одно из последних появлений Сталина на публике», – вспоминает в разговоре со мной Вячеслав Старшинов.

Он также играл в волейбол, футбол, хоккей с мячом. Был даже чемпионом Москвы по волейболу. Начал заниматься хоккеем с шайбой в 1957 году. Признается, что попал в хоккей случайно, так как больше любил футбол. С момента появления в «Спартаке» восемнадцатилетний Старшинов был определен в тройку к братьям Майоровым. Он стал стержнем этого звена, которое едва ли не в одиночку противостояло мощи армейской ледовой дружины. Вячеслав Старшинов стал одним из первых советских хоккеистов, который понял особое значение игры на пятачке. Большую часть своих многочисленных шайб в ворота противника он забросил с близкого расстояния – в этом ему долгое время не было равных не только в Советском Союзе, но и в Европе. После Олимпиады в Гренобле, выигранной советскими хоккеистами, главная французская спортивная газета «Экип» назвала звено Старшинова и братьев Майоровых «самым сыгранным сочетанием мирового хоккея». «И мы в “Динамо”, и Старшинов с братьями Майоровыми в “Спартаке” добивались успеха за счет импровизации. Теперь же все внимание в атаке сосредоточено на скорости, на беготне», – признавался Александр Мальцев в одном из интервью в начале 2000-х годов.

Уже через шесть лет после своего дебюта в хоккейном «Спартаке» Вячеслав Старшинов примерял свитер игрока национальной сборной, куда был приглашен А. И. Чернышевым. «В хоккейных поединках я, между прочим, два раза поиграл за другой клуб, хотя об этом не сообщается в справочниках, угадайте какой?» – спрашивает мэтр, и я тщетно пытаюсь вспомнить под сканирующим взглядом бывшего преподавателя Старшинова, за какой именно.

«Нет, наверное, не “Динамо”, не мог спартаковец играть за этот клуб, – проносится в голове, пока не произношу. – ЦСКА? “Локомотив”?» (Была в Москве в свое время такая хоккейная команда.)

«А вот не угадали, – хитро прищуривается Старшинов. – “Динамо”, да-да, то самое “Динамо”. В 1961 году Аркадий Иванович на два товарищеских матча с приехавшими канадцами укрепил динамовцев нашей тройкой из “Спартака”. И что вы думаете? В первой встрече динамовцы выиграли со счетом 3:2, причем все три гола забросила наша тройка».

Расцвет его хоккейной карьеры, как и у Рагулина с Коноваленко, пришелся на 1960-е годы, когда они вместе играли в непобедимой сборной Советского Союза. Двукратный олимпийский чемпион, девятикратный чемпион мира и трехкратный победитель первенств СССР в составе московского «Спартака», Старшинов забил за спартаковцев в чемпионатах Советского Союза 405 шайб в 540 играх, что является уникальным показателем в сравнении с нынешними временами. Этот рекорд удалось побить только Борису Михайлову. «Рекорд мой не уцелел только потому, что его превзошел сам Борис Петрович. Но не забывайте, что я играл центральным нападающим, в задачи которого вменяется пасовать партнерам по тройке. К тому же он играл на три сезона больше меня. И где? В непобедимом ЦСКА, который традиционно забрасывал в нашем чемпионате больше всех шайб, “отгружая целые авоськи” слабым командам. Так что смело умножайте мои шайбы на два», – улыбается Вячеслав Старшинов.

Когда я попросил Александра Николаевича Мальцева в двух словах охарактеризовать своего спартаковского визави и товарища по сборной, он ответил по-мальцевски кратко, но ясно и искренне: «Боец и настоящий лидер». Не случайно, что с 1969 по 1971 год Старшинов был капитаном той самой несокрушимой советской сборной, где каждый игрок являлся яркой личностью. Прирожденный бомбардир, Старшинов был одним из самых эрудированных отечественных хоккеистов. «Не надо забывать, что советские спортсмены были любителями, и для того чтобы прожить в дальнейшей, гораздо более трудной жизни после хоккея, мы старались получить высшее образование. Конечно, речи о том, чтобы полноценно совмещать хоккей и учебу, тогда не было. Хотя я лично находился в привилегированном положении, обучаясь на дневном отделении авиационного института. Благо на сборах, в отличие от нынешних, была, как правило, одна тренировка в день, и меня отпускали в институт», – признается Старшинов. Он получил диплом инженера-самолетостроителя и не раз говорил, что «высшее образование никогда никому еще не мешало», полагая, что общий уровень развития хоккеиста зависит не в последнюю очередь от его образования.

В 1960-е годы во время сборов и выездов за границу он жил в одном номере с Виталием Семеновичем Давыдовым. А произошло это во многом потому, что они вдвоем выпускали стенгазету про сборную. «Виталий был ее редактором, я сочинял забавные стишки вроде этого: “За Фирсова болеет вся страна и Толи Фирсова жена”. Кроме того, я иллюстрировал газету – сказалось то, что неплохо рисовал в юности», – Вячеслав Старшинов показывает на нарисованные им отличные пейзажи, висящие на стенах его рабочего кабинета во Дворце спорта «Сокольники». (Спартаковский хоккеист даже написал стихотворение, которое позже стало гимном «Золотой шайбы».)

«Знаете, в чем был главный секрет успеха непобедимой советской сборной в 1960-е годы? – спрашивает Старшинов у меня и тут же отвечает сам: – Приезжая в сборную из разных конкурирующих клубов, мы мгновенно превращались в единое целое. Мы были, как в бане, где все равны, мгновенно забывая о ледовых баталиях союзного чемпионата. Еще не вышел на экраны тот самый знаменитый фильм про мушкетеров, после которого во всех дворах мальчишки кричали: “Один за всех и все за одного!”, а мы практиковали этот лозунг Дюма в нашей хоккейной сборной. Собираясь вместе без тренеров, говорили себе: “Мужики, давайте будем сражаться друг за друга”. Чернышеву и Тарасову не нужно было говорить нам больше каких-либо дополнительных слов».

Когда в советскую сборную в конце 1960-х годов влились совсем молодой Александр Мальцев и семнадцатилетний Владислав Третьяк, Старшинову поручили шефство над ними. «Это было в 1969 году. Я был для них этаким батькой, человеком, который был, во-первых, старше их на десять лет и, во-вторых, выиграл в хоккее все, что можно. С Мальцевым я вообще делил номер во время поездок на крупнейшие турниры, – рассказывает Старшинов. – Но он постоянно молчал, и когда я пытался расшевелить его, говорил ему, Саша, не молчи, встряхнись, поругай кого-нибудь. Он улыбался и говорил, зачем кого-то ругать, рассказывайте лучше вы, Вячеслав Иванович, а я помолчу, вас послушаю. Это потом Саша стал называть меня по имени, и сейчас мы, встречаясь, обнимаемся, перейдя в разряд хоккеистов старшего поколения. Теперь в глазах молодых хоккеистов мы практически не отличаемся друг от друга по возрасту.

Когда вместе мы играли в сборной, у меня всегда оставалось впечатление, что у Саши присутствовало некое сомнение в своем истинном даре, в собственных силах, у него была определенная неуверенность в том, что он, возможно, недорабатывает, делает что-то не совсем так, как хотели тренеры. Хотя мы все видели, что из этого парня получится один из самых величайших хоккеистов, он сначала стеснялся быть первым номером, предпочитая оставаться на вторых ролях. Повторяю, он уже пришел в сборную, будучи прекрасным, состоявшимся игроком, которому практически не требовалась так называемая “обкатка”. И это он, собственно, доказал уже в 1970 году, став лучшим бомбардиром и нападающим чемпионата в Швеции».

Вячеслав Старшинов признается, что больше всего поражался тому, насколько разным был Мальцев в начале своей карьеры: на льду – неустрашимо рвущийся на редуты противника, в раздевалке же и вне игры – человек, предпочитавший не выходить из тени, чего-то всегда стесняющийся. Старшинов даже пошутил, что для него было странным видеть то, насколько робок и молчалив был динамовец Мальцев, «поскольку лозунг этого общества всегда был “Сила в движении”, а сами динамовцы в сборной, как, например, Давыдов, производили впечатление очень уверенных, ничуть не колеблющихся спортсменов».

На взгляд спартаковского ветерана, мальцевская замкнутость, скромность, мягкость сыграли свою роль после окончания им игровой карьеры, когда он не смог заняться тренерской работой на высшем уровне. «Саша Мальцев – мягкий и обидчивый одновременно. В этом он напоминает мне Валерия Брумеля, нашего знаменитого прыгуна в высоту, с которым я дружил, – признается Вячеслав Старшинов. – Наверное, Саше необходимо было проявить твердость и даже жесткость по окончании карьеры игрока, настояв на продолжении тренерской карьеры. Но просить у кого-то что-то было не в его правилах».

Когда я рассказал Старшинову, каким весельчаком и заводилой был Саша Мальцев в детстве, кстати, за шесть-семь лет до появления в сборной, нынешний президент «Спартака» чуть не открыл рот: «Да? С трудом верится. Не знаю, каким он там шутником был в юные годы… Шутку помню одну, но постоянную. Когда мы встречались в сборной, я на правах старшего товарища говорил ему. “Саша, опять с Харламовым отличились, по Москве слухи идут, как вы весело время проводите. Саша, ты чего? Я же твой наставник, а ты мне давал слово…” Мальцев, как он умеет, хитро улыбался и отвечал непременно свою коронную фразу: “Все, Иваныч, все, с завтрашнего дня прекращаю. Все будет нормально”».

Вячеслав Иванович вспоминает, как однажды, когда он уже завершал свои выступления в сборной, к нему подошли два больших друга Мальцев и Харламов, пригласив поехать с ними втайне от всех. «Я был заинтригован, на разборки, что ли, вызывают молодые, – улыбается Старшинов, – а они привезли меня в один из самых известных московских ресторанов и накрыли “роскошную поляну”. “Иваныч, – сказал Мальцев, – мы в знак нашего искреннего к тебе почтения проставляемся за то, что ты, когда мы зелеными новичками пришли в сборную, опекал нас, помогал и не давал в обиду”. Я был очень тронут и этими словами, и тем, что они не забывают выразить свое уважение старшим».

В 1975 году Старшинов стал кандидатом технических наук, а еще через четыре года возглавил кафедру физического воспитания Московского инженерно-физического института, знаменитого МИФИ. Любопытна и тема диссертации, которая дает представление о мировоззрении хоккеиста: «Исследование нравственного долга и ответственности спортсмена». «Мне кажется, что я ушел со льда вовремя. У человека наступает момент в жизни, когда, стремясь к воплощению мечты, он наконец-то, осуществив ее, получает заряд суперэмоций. Причем часто один раз в жизни. В спорте я достиг всего и неоднократно. В итоге дальнейшее свое призвание я нашел в науке и, занимаясь ею, также получил свой заряд положительных эмоций», – заключает Вячеслав Старшинов.

В 2004 году Старшинов дал большое интервью великому русскому реставратору и своему другу Савелию Ямщикову, ушедшему из жизни в конце 2009 года. Оно дает представление о жизненных приоритетах великого хоккеиста, для которого главной ценностью было сражаться за честь своей родины и выигрывать. «Какие вещи в жизни ты ценишь превыше всего?» – спросил Савва Ямщиков у своего друга. «Без всякого пафоса для себя самого, я это главное сформулировал бы так: делать людям добро. Как получается – другой вопрос, но если от моих действий другому человеку хорошо, то, значит, прожил не зря. Вот что всегда во главу угла ставлю», – ответил Старшинов.

Чуть позже Ямщиков спросил у хоккеиста, что двигало им в его многолетней трудной, но блистательной карьере. «Естественно, в спорте очень важно стремление побеждать, несмотря на то, что соперник сильный. Просто, если он очень силен, значит, больше желания победы, и концентрируешься на этом весь, без остатка. А второе, но может быть, оно первое, не знаю, это, как ни банально, патриотизм, любовь к Родине, в хорошем смысле этого слова. Чтобы не посрамить землю русскую, – честно признался Вячеслав Старшинов. – Почему ты болеешь за “Спартак”, кто-то за “Динамо” или персонально за Мальцева, Фирсова, Харламова? Потому что человек так устроен, что он не может проявить все свои лучшие качества и стремления – какой бы гениальный ни был. Но, болея за того или иного игрока и команду в целом, ты его как бы идентифицируешь с собой. Он такой же, и у него получается. Вот это самое главное в болении, я имею в виду настоящее боление, где есть взаимопонимание и взаимодоверие. Ты верно заметил, что мы-то играли не только за себя, но за всю страну. А как иначе, если ночами миллионы людей сидят у телевизоров. Телеграммы, письма – мешками. Поэтому мы знали, что за нами Родина, отступать некуда. Вот, собственно, две силы, которые двигали нами».

Рассказ о лучшем друге Александра Мальцева, Валерии Харламове, в этой книге выведен в отдельную главу, на что есть свои веские основания.

Автор этих строк неслучайно, пройдясь «мазками», остановился на хоккеистах из символической «сборной Мальцева». Если вдуматься, то сам Мальцев выбрал не просто лучших из лучших хоккеистов, а предпочел назвать тех людей, кто близок ему по духу. Кто не предавал свой клуб, не перебегал из команды в команду, кто протягивал ему руку в трудную минуту, кто любил и любит свою Родину. Наконец, тех, с которыми, тут Мальцев абсолютно прав, ему просто «было надежнее». Воистину: «Скажи мне, кто твой друг – и я скажу, кто ты».