На рассказе о суперсерии 1972 года между канадскими профессионалами и советскими хоккеистами остановимся поподробнее. Во-первых, эти восемь игр — по четыре в Канаде и СССР — справедливо считаются и в нашей стране, и в Стране кленового листа главным хоккейным событием XX века. Во-вторых, именно в Канаде, на родине хоккея, в полной мере раскрылся и был по достоинству оценен талант Валерия Харламова, покорившего взыскательную канадскую публику.

Многие читатели книги, равно как и ее автор, в силу возраста не могли наблюдать за этим «ледовым побоищем» в 1972 году. Но с годами, спрашивая о нем у своих старших родственников, товарищей, прониклись великим духом накала тех встреч. Ну а сейчас, благодаря развитию глобального коммуникационного пространства, все эти игры можно увидеть на собственном компьютере. Конечно, это не 3 или 4D, к которым привыкла нынешняя молодежь. Но пробирает другое: сюжет в этих играх, каждой по отдельности и всей суперсерии, закручен по такой лихой спирали, какую, пожалуй, не сможет «накрутить» бывалый сценарист. Эти игры так захватывают, что кажется: ты наблюдаешь за ними в прямом эфире, хотя давно знаешь и счет, и сюжет.

Именно после этих поединков советская сборная развеяла миф о непобедимости канадских хоккейных профессионалов. «Наше поколение игроков первым скрестило клюшки с энхаэловцами. Знаю, что таких матчей, как в серии 1972 года, больше не будет. Будут другие — лучше, хуже, но не такие. Мы делали историю. Во всяком случае, историю хоккейную», — справедливо заметил Александр Николаевич Мальцев.

С 1957 года сильнейшие советские хоккеисты стали посещать Канаду и принимать у себя лучшие по тому времени любительские команды Страны кленового листа. Увиденные во время рабочей поездки в Канаду тренировки профессионалов НХЛ настолько потрясли Анатолия Тарасова, что позже он написал: «Разница была колоссальной. Но не в уровне подготовки, а в отношении друг к другу. Я просмотрел их занятие “от и до” и не припомню другого такого случая, когда бы записывал так много и так быстро».

Откровенно говоря, любительский хоккей у родоначальников этой игры к началу 1970-х годов утратил ведущее положение. Фред Шеро, который в 1970-е годы руководил самой грубой в НХЛ командой — «Филадельфия Флайерз», признавался, что в бытность игроком «тренеры не научили его ничему». Однажды перед выходом на лед он спросил своего тренера: дескать, что это за такая хитрая система, которую тот использует в игре? Дело в том, что никому из хоккеистов после тренерских установок в итоге так и не было понятно, что именно нужно демонстрировать на льду. «Что ты имеешь в виду под словом “система”?» — задался вопросом тренер и тут же ответил про «стратегию» игры: «Тебе надо просто выйти на лед и играть ради Христа». Поразительная установка! Будто на поле выходит команда протестантских священников, а не мастеров.

На чемпионатах мира канадцы были регулярно биты не только советскими хоккеистами, но и чехословаками и шведами. Так что теперь выявить сильнейшую хоккейную державу мира можно было только в поединках советских «любителей» и канадских профи.

Споры о том, нужно ли советским хоккеистам мериться силами с профессионалами, велись задолго до проведения серии. Еще в 1964 году Советский Союз попросил генерального менеджера «Нью-Йорк Рейнджерс» Патрика Музза об организации нескольких выставочных матчей. Однако только через восемь лет это желание осуществилось.

«В шестидесятые годы мы неоднократно предлагали профессионалам сыграть с нами. Канадцы не то чтобы побаивались, но не очень охотно шли на контакт. А когда однажды дали согласие встретиться на льду, Международная лига хоккея заняла двойственную позицию — принципиальных возражений против матча не было, но была такая оговорка: участники встречи не смогут выступить в мировом первенстве. На это мы не пошли. Страсти только подогрелись, и недостатка в прогнозах — как может закончиться такой матч, кто сильнее — не было», — писал в своей книге «Третий период» Виктор Коноваленко, основной вратарь сборной СССР по хоккею в 1960-е годы.

Конечно, больше всего мечтал встретиться с канадцами Анатолий Тарасов. Это была мечта всей его жизни, «идея фикс» в хорошем смысле этого слова. Он начал готовиться к этим встречам, значительно расширяя диапазон силовых упражнений.

«В ЦСКА в конце 1960-х годов появилось специальное упражнение, которое Тарасов называл “бей канадца”, — вспоминал в беседе Александр Гусев. — Практиковали мы его на воздухе, рядом с аэродромом у Дворца спорта. Подходишь к “столетнему” дубу, широкому, с могучей кроной, с виду он выглядит каменным. Тарасов командует: “Разбегайтесь и прыгайте в него”. Ничего себе, Анатолий Владимирович, ну вы и фокус придумали, про себя, мягко говоря, думаешь. Но прыгали. Прыгали что есть сил, врезаясь в дерево на полном ходу, с разбегу, прямо в крону дуба. Синяки были огромные, главное тут вовремя сгруппироваться и не выбить себе плечо. Ничего, живы-здоровы. Потом это в играх с канадцами действительно пригодилось».

Увы, Тарасову не суждено было проверить свой тренерский талант в матчах с канадскими профессионалами. Но за него осенью 1972 года бились его ребята, основательно подготовленные им к этим нелегким сражениям. «С драчливыми родоначальниками хоккея играть всегда и интересно, и трудно. Заокеанские хоккеисты по праву считаются теми соперниками, в матчах с которыми новичок проходит проверку на крепость духа, на мужество. Готовясь к матчам с канадцами, выходя играть против них, мы знали, что Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов (пристально наблюдавшие за этими баталиями) могли бы нам простить что угодно, но только не трусость», — признавался Валерий Харламов.

В то время в Советском Союзе готовились торжественно отметить пятидесятилетие основания государства. В политическом международном лексиконе стало активно использоваться слово «разрядка». Этот термин означал потепление международных отношений. В мае 1972 года в СССР, впервые после Франклина Рузвельта, приехал американский президент. Во время этого визита Ричард Никсон подписал с Леонидом Брежневым исторический договор об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1). Однако, несмотря на ощутимый прогресс, отношения между двумя сверхдержавами оставались крайне напряженными. Прежде всего, из-за атмосферы холодной войны — взаимного недоверия, которое пронизало все сферы двусторонних отношений. Спорт стал еще одним орудием в этой борьбе.

Канада долгие годы считалась и считается главным стратегическим союзником Соединенных Штатов в Западном полушарии. Две страны связывает не только граница в несколько тысяч километров, но и общие позиции по внешнеполитическим вопросам. Это тем более относилось к хоккею: НХЛ объединяла хоккейные команды обеих стран.

Переговоры о времени и месте проведения серии встреч между сильнейшей любительской командой мира и сборной, составленной из лучших игроков НХЛ, велись втайне. Наконец в один из последних дней чемпионата мира 1972 года в Праге член руководства Международной лиги хоккея на льду (ЛИХГ) от СССР Андрей Старовойтов выступил с сенсационным заявлением. «Сегодня в двадцать часов по местному времени президент Канадской хоккейной ассоциации (КАХА) Джозеф Кричка и я подписываем соглашение о восьми матчах сборной СССР с сильнейшими профессионалами», — сообщил он. В соглашении, скрепленном подписями двух сторон, говорилось о проведении серии в сентябре 1972 года.

Договорились играть по правилам не канадского профессионального хоккея, а по регламенту, принятому ЛИХГ. Единственное, что могло смутить советских игроков, это размеры хоккейных площадок, которые были меньше, чем в Европе. Правда, уже по окончании карьеры Борис Михайлов скажет, что ему, как и Харламову, было комфортно играть на небольших площадках: «Да, приходилось быстрее соображать, принимать решения, но ведь рядом были верные друзья-партнеры — Петров и Харламов, так что думали мы в три головы. Иногда такие кружева в “телефонной будке” плели, что канадцы не знали, куда бежать, кого держать». О грубой игре канадцев советские игроки были наслышаны, но, конечно, предположить не могли, что временами она будет так откровенно выходить за рамки правил.

Руководство Советского Союза тогда больше всего боялось не собственно спортивного поражения, а того, как оно будет воспринято на Западе. Ведь если унизят, морально «побьют» на льду советскую хоккейную сборную, которая была одним из «брендов», спортивной витриной СССР, значит, дискредитируют всю советскую систему, советский образ жизни. Околополитический накал страстей вокруг суперсерии был запредельным по обе стороны океана.

Не случайно главным противником предстоящих игр в СССР был серый кардинал и идеолог партии Михаил Суслов, которого на Западе называли «человеком без улыбки» и которому были чужды любые «мирские» развлечения и удовольствия. Он настаивал на отмене игр. Однако добро на участие советских хоккеистов в суперсерии к тому времени дал большой любитель хоккея и частый гость матчей в «Лужниках» генсек ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Страсть настоящего болельщика взяла в нем верх над соображениями «партийной целесообразности». Брежнев, который был простым в общении человеком, сказал предельно ясно и четко: «Пусть одни мужики поиграют с другими мужиками». Хотя задачу доказывать, что советский строй лучше империалистического, с отечественных хоккеистов партия не снимала.

Подобная идеологическая накрутка дошла и до канадцев: они также понимали, что будут представлять свой, отличный от советского, образ жизни. «Никогда не играл против этих русских красных дьяволов и негодяев» — эти слова капитана сборной канадских профессионалов Фила Эспозито вполне четко отражают накаленный антураж вокруг предстоящих игр.

Почти все канадские и американские хоккейные специалисты предсказывали восемь побед профессионалов с крупным счетом. Эксперт хоккея Джек Коффман писал в оттавской газете «Ситизен»: «Одно совершенно ясно: они не добьются успеха в играх с лучшими профессиональными клубами». Даже осторожное высказывание тренера Билла Харриса: «Дома все матчи с крупным счетом выиграют канадцы, а в Европе успех может сопутствовать и советским хоккеистам» — прозвучало как глас вопиющего в пустыне.

Подготовка к матчам сборной СССР проходила под руководством нового тандема наставников: старшим тренером был назначен Всеволод Михайлович Бобров, а его помощником — Борис Павлович Кулагин, который вскоре вместе с Аркадием Чернышевым вылетел в Северную Америку, с тем чтобы изучить будущих соперников.

У Всеволода Боброва действительно были сложные отношения с Тарасовым: рассказывали, что из-за упрямства они однажды даже не смогли разъехаться на автомобилях во дворе дома. Бобров был самостоятельным, свободолюбивым человеком, предпочитая оставаться «свободным художником» вне строгих тактических схем, что никогда не нравилось Тарасову. В пику Тарасову армеец Бобров заявил как-то, что является учеником динамовского наставника Аркадия Чернышева. Боброва с Чернышевым в первую очередь роднило то, что они оба не ограничивали игроков на площадке, позволяя им импровизировать на льду.

Советские спортсмены заблаговременно были отправлены на тренировочный сбор, где постарались забыть обо всем, кроме хоккея. В состав советской сборной включили 26 игроков. Тройки нападения были давно наиграны в клубах: армейская, спартаковская и из «Крылышек», еще недавно выступавшая в молодежной команде. Вместе игравшие в сборной на чемпионате мира в Праге весной 1972 года Викулов, Мальцев и Харламов на время проведения серии также были объединены в одно звено.

В советской сборной опять не оказалось одного из лучших форвардов в истории отечественного хоккея Анатолия Фирсова. Болельщики оживленно судачили о его травме, а информация из стана сборной СССР была крайне скупа. Лишь позже выяснилось, что Анатолий Фирсов бойкотировал это турне в знак протеста против исключения из тренерского штаба многолетнего тандема Тарасов — Чернышев.

Канадская команда включала в себя лучших игроков Канады и США. Она также недосчиталась главной звезды. Защитник Бобби Орр, который в первой половине 1970-х годов считался в Канаде лучшим хоккеистом мира, не смог сыграть в суперсерии из-за травмы. Лучшим его считал и Харламов. «К сожалению, я так и не увидел Орра в деле: бесконечные операции колена замучили этого выдающегося хоккеиста. Впервые против советских мастеров Бобби сыграл лишь в сентябре 1976 года, когда я по необходимости должен был остаться в Москве, в госпитале», — скажет годы спустя Валерий Харламов. Не включили в состав для игр с русскими и звезд ВХА (Всемирной хоккейной ассоциации) во главе с неувядающим Горди Хоу.

По времени начало серии совпало с летними Олимпийскими играми в Мюнхене. Матчи из Канады, как и потом из Москвы, транслировались на многие страны. Первые четыре игры были запланированы в Монреале, Торонто, Виннипеге и Ванкувере 2, 4, 6 и 8 сентября, оставшиеся четыре — в Москве 22, 24, 26 и 28 сентября 1972 года. В Канаде тогда вызвал недоумение тот факт, что игры проводятся в сентябре, когда местные игроки еще толком не отошли от каникул. Тренировались канадцы перед суперсерией считаные дни, собравшись вместе на полтора месяца позже советских хоккеистов. До этого они занимались всем, чем угодно, кроме хоккея. Кто-то залечивал старые травмы, кто-то нежился на пляже во Флориде. Друг о друге советские и канадские игроки не знали почти ничего, кроме баек и слухов, гулявших в хоккейном и около-спортивном мире.

Канадцев, например, искренне удивляло то, насколько долго советские спортсмены могут находиться на сборах — практически взаперти до одиннадцати месяцев в году. По канадскому телевидению в августе 1972 года показали документальный фильм с броским названием «Всё о советском хоккее». Его снимали в СССР с разрешения советской хоккейной федерации канадские документалисты. Только вот взяли они для своих съемок выгодный им ракурс, выставив советский хоккей преимущественно в комическом свете. Из репортажей канадских телевизионщиков выходило, что лед на хоккейных площадках в Советском Союзе заливают простым шлангом, а клюшки мастерят в обычных заводских мастерских. В подтверждение этого демонстрировались соответствующие кадры с обычной дворовой площадки и из какого-то слесарного цеха. Но знатокам хоккея было понятно, что такие ленты не отражают истинного положения дел в СССР. Ведь не могла же сборная страны, где играют «палками», постоянно, с 1963 по 1972 год, выигрывать звание чемпионов мира?!

И вот главный редактор канадской «Монреаль газетт» — заметим, не сугубо спортивной, а общественно-политической газеты, — пользуясь связями в советском посольстве, пробил поездку в СССР для своего лучшего хоккейного обозревателя Реда Фишера. Тому ставилось задание: втайне от канадских СМИ и дипломатов проникнуть в стан соперника, а по возвращении в Канаду написать большую статью об уровне мастерства хоккеистов сборной СССР, а главное, о их настроении перед началом серии. Самолеты «Аэрофлота» тогда летали из Монреаля в Москву раз в неделю, и сотрудник советского консульства, провожавший в аэропорту заметно нервничавшего канадского журналиста, заверил, что в столице СССР его встретят по высшему разряду.

Однако самолет опоздал с посадкой в Москве на целых шесть часов, и в Шереметьеве Фишера никто не встречал. Мобильных телефонов тогда не существовало, сообщить о задержке рейса было некому. В итоге Фишер обратился в канадское посольство. Ему помогли поселиться в гостинице в Москве. Лишь через два дня в его номере раздался звонок от русских. Александр Гресько, который представился сотрудником Спорткомитета, пригласил Фишера на встречу. (С 1972 года Гресько работал заместителем начальника управления международных спортивных связей Спорткомитета СССР и курировал вопросы, связанные с проведением первых встреч наших хоккеистов с командами профессионалов Канады. Канадцам он запомнился своим обаянием, блестящим знанием языка и профессионализмом.) Однако это не было свидание «тет-а-тет». Канадца ждала встреча с двадцатью советскими представителями, которые начали с ходу задавать вопросы о силе команды Страны кленового листа. Тот, понятное дело, опешил. Привыкший ко всему матерый западный журналист, он в этих обстоятельствах выбрал не оборонительную, а наступательную тактику и потребовал встречу с ведущими советскими хоккеистами — Харламовым, Якушевым, Михайловым, Мальцевым, а также тренером Бобровым. Эта напористость нисколько не смутила Гресько и других чиновников.

— Так как вы прилетели почти на день позже, господин Фишер, я с сожалением говорю вам, что Харламов находится в Восточной Германии, Якушев — на берегу Черного моря, Бобров отдыхает на Каспийском море, а Михайлов и Мальцев тренируются за пределами города, — невозмутимо ответил Гресько на безукоризненном английском.

— Вы полагаете, что я проделал весь этот путь и теперь буду не в состоянии поговорить с игроками и тренером? — не унимался канадец. — Господин Гресько, я уверен, вы знаете: посольство Канады потратило два дня, пытаясь найти вас. Я проделал длинный путь, и моя газета потратила много денег, чтобы командировать меня сюда, с тем чтобы написать о вашей хоккейной команде. Если они, как вы говорите, не в Москве, то я должен вам сказать, что немедленно возвращаюсь в Монреаль, где напишу о том, как жестоко вы «кинули» меня, — без тени смущения заявил Фишер.

Гресько пообещал «что-нибудь придумать», правда, оговорившись, что в случае с «неуловимым» Бобровым организовать интервью представляется делом почти невозможным. «Я продолжал сидеть в своем номере в отеле в разгар самой сильной жары, которая была отмечена в Москве за последние три десятилетия, — вспоминал Ред Фишер в своей статье для «Монреаль газетт». — Кондиционера нет. Звонков от Гресько в течение следующих восьми часов не раздавалось. Я звонил в его офис каждый час. Никто не брал трубку. Наконец журналист, который работал на “Советский спорт”, нанес мне визит. В СССР, сказал он весело, не всегда можно легко обнаружить Боброва. Как журналист, я сочувствую вам. Это не Бобров, это настоящий Джеймс Бонд».

В конце концов некоторые интервью с людьми из мира советского хоккея, в том числе и с «неуловимым Бобровым», канадцу организовали. Но домой он возвращался в невеселом настроении, так и не докопавшись до секрета побед лучшей любительской команды в истории мирового хоккея. А что он хотел?! Еще буржуины в произведении Аркадия Гайдара тщетно пытались узнать у Мальчиша-Кибальчиша секрет побед Красной армии. Бесполезно. Русские своих не сдали.

Это, конечно, лирическое отступление. Но советские представители умело спрятали от Фишера и Якушева, и Мальцева, и Харламова, а посмотреть на игру молодого вундеркинда Третьяка, по словам канадского журналиста, «было равносильно попаданию за ворота Кремлевской стены».

Тем временем сборная СССР вовсю готовилась к предстоящим поединкам. Тренеры Аркадий Чернышев и Борис Кулагин, ранее отправившиеся с «разведкой» за океан, вынесли об игре своих визави отнюдь не такое однобокое мнение, как представители канадцев. Они работали, делали заметки в блокнотах, подмечая различные игровые нюансы. Сначала отечественных тренеров поразило то, что после игр и тренировок канадские хоккеисты не оставались на базе, а уезжали на своих личных автомобилях. Удивило и то, сколько времени на тренировках канадцы отводили отработке бросков и силовой борьбе. То, как не щадили друг друга. С трибуны происходящее на льду выглядело значительно жестче, чем в СССР, где на тренировках все-таки старались беречь товарища.

Впрочем, Чернышев и Кулагин отзывались о канадцах с уважением и говорили советским игрокам о том, насколько сильны их будущие противники. Канадцы практически не тратили время на бросок, «стреляя» без подготовки при первой же возможности, даже из самых неудобных положений. Их броски, большей частью щелчки, отличались силой и точностью. Канадские нападающие хотя и мало маневрировали и не закладывали такие виражи на скорости, как Мальцев, Харламов или Якушев, но были очень сильны индивидуально и хорошо обучены технике владения клюшкой. Впечатлило Кулагина и Чернышева умение канадцев играть корпусом, особенно у бортиков и на пятачке.

На игроков сборной СССР с приближением серии оказывалось большое психологическое давление. В Канаде все вокруг только и говорили о предстоящем разгроме. Об этом советские игроки, безусловно, догадывались. В СССР им внушалась мысль о «непомерном грузе ответственности» перед огромной страной. В этот момент мастерским психологом проявил себя Всеволод Бобров, который почти за 20 лет до суперсерии вместе со своими товарищами по сборной СССР успешно играл с канадцами. «В 1954 году нас тоже пугали канадцами, — говорил он своим игрокам накануне суперсерии. — Они будто надо льдом летают, шайбу бросают так, что гвозди ею забивать могут. И что приготовиться нам нужно к поражению с двузначным счетом. У некоторых из ребят зуб на зуб не попадал при мысли о канадских страшилищах. И что получилось? Страшилища при ближайшем рассмотрении оказались обычными игроками, даже послабее нас, и мы родоначальников хоккея обыграли. Да не просто у них выиграли, а расколотили со счетом 7:2».

Настала пора отправляться за океан. Вылетели скромно, без лишней помпы и толп поклонников. В Канаду прилетели 30 августа. В Монреале их ждал неприятный сюрприз. Один из чехословацких эмигрантов, осевший в Канаде, подал в канадский суд иск, узнав о том, что сюда прилетают советские представители. Этот эмигрант «требовал от Советов» возмещения материального ущерба в размере 1889 долларов. В эту сумму он оценил свой якобы раздавленный советскими танками автомобиль, пострадавший во время ввода советских войск в Прагу в 1968 году. Местный суд, несмотря на отсутствие каких-либо доказательств, внял доводам «борца с коммунистическим режимом» и удовлетворил его прошение. Решение «умиляло» своей оригинальностью. Судья постановил ни много ни мало опечатать хоккейное снаряжение советской команды до тех пор, пока чеху не будут выплачены деньги, которые он просит. Ситуацию разрешил один из руководителей канадской сборной Алан Иглсон. Не вдаваясь в подробности, он просто достал чековую книжку и выписал на имя назойливого эмигранта требуемую сумму. Таким образом, поездка началась с нервотрепки. В большей степени не для самих игроков, а для руководителей советской делегации.

В Канаде между тем приезд загадочных русских стал темой номер один на полосах ведущих газет. О каждом «часе» советских хоккеистов становилось известно и их будущим соперникам.

«Они в один голос говорили: с нами в хоккей приехали играть медведи», — признавался Александр Мальцев. Сам статус любителей, да еще и приехавших из социалистической страны, принижал в глазах канадцев реноме советских спортсменов.

Во время первой тренировки сборной СССР на монреальском льду пришедшие понаблюдать канадцы вели себя крайне вальяжно и высокомерно. Кто-то даже задымил сигарой. У игроков советской сборной сложилось впечатление, что за ними действительно наблюдали, словно за медведями в зоопарке.

Канадцев особенно умиляло то, что русские вышли на лед в допотопных шлемах, а вратари надели решетчатые маски, которые уже вышли из оборота в НХЛ. Их также веселило то, как русские защитники «неуклюже» пятятся к воротам, хотя на самом деле движение спиной для защиты собственных ворот было важным компонентом игры советской обороны. «Канадцы посмеивались над нашей формой. Мы действительно немножко убогие вышли. В конце 1960-х в чем играли-то? Кто что достанет. Нам, молодым, перепадало от мастеров кое-какое старье. И наколенники, и наплечники. Кто в сборной играл, тот что-то получал, а в командах, когда молодые были, сами выкручивались. Свитера шерстяные какие-то нелепые были. Хорошо, что канадцы нам трусы выдали, перчатки “Купер”, еще кое-какую форму. А в майках мы в своих играли. Они бы нам и майки хорошие сделали с надписью “СССР”, но нет, наши руководители сказали: “В своих играть будем”. Клюшки гнули сами. Три штуки настрогаешь, так за игру сломаешь их все. Их нам выдавали, а они постоянно ломались», — с юмором вспоминал Александр Гусев.

«Мне говорили накануне серии, что у русских в составе есть звезды. Чего? У русских? — отвечал я им. Это я — звезда. У них там, в их команде одни медведи. Что бы там ни говорили, мы их положим одной левой», — писал Фил Эспозито в своей книге воспоминаний, характеризуя настрой в рядах своей сборной накануне серии.

Не подозревал Эспозито, что советские хоккеисты, по указанию тренерского штаба, выйдя на предыгровую тренировку, просто дурачат их. Всеволод Бобров и Борис Кулагин решили, что канадцев как можно дольше нужно держать в неведении, создавая у них иллюзию полного непрофессионализма и отсутствия мастерства у советских игроков. Можно представить, как же «чесались» на тренировке руки у таких технарей, как Харламов, Мальцев или Якушев, продемонстрировать всё то, что они действительно умеют делать на льду. Но сдержались. Работали под «простачков», как велели наставники.

И этот план сработал. У энхаэловцев действительно сложилось впечатление, что они забьют русским столько, сколько захотят. К тому же побывавшие за пару недель до этого в СССР канадские «разведчики» докладывали, что «самым слабым звеном у русских» является их вратарь, «юниор» Третьяк. (В той тренировочной игре, которую наблюдали канадцы, Владислав пропустил в свои ворота несколько «бабочек». Как позднее объяснял сам Третьяк, на следующий день у него была свадьба и все мысли были заняты ею. В итоге канадцы решили, что у русских в воротах стоит довольно слабенький игрок.)

Кстати, Третьяка перед игрой пришел успокаивать не кто иной, как легендарный вратарь Жак Плант, изобретатель хоккейной маски. За час до игры он специально зашел в раздевалку советской сборной. Этот его приход в стан соперников шокировал многих канадских игроков. На самом же деле Плант просто пожалел молодого вратаря, которому впервые в жизни предстояло выйти против матерых канадских профессионалов.

Впрочем, отдельных советских игроков канадские журналисты выделяли. И о Харламове в Канаде знали, благо местные газеты, анализируя состав советской сборной, относили ее «семнадцатого номера» к ведущим игрокам. Так, газета «Торонто стар» сообщала читателям, что «много забивавший в Саппоро Харламов — мастер необычно хитроумного дриблинга и великолепного паса».

Перед первой встречей в Монреале спортивный обозреватель Дик Беддос написал в газете «Глоб энд мейл»: «В победе профессионалов с крупным счетом в первом матче я настолько уверен, что в противном случае обещаю публично съесть эту свою статью». Беддос персонально «прошелся» и по советским игрокам: «Русские умеют точно пасовать, но они всегда опаздывают, как их поезда на великой Транссибирской дороге. Вячеслав Старшинов, безусловно, хороший нападающий, а Юрий Блинов — неплохой защитник (хотя Блинов был нападающим! — М. М.). Но никто при всем желании не спутает Старшинова с Фрэнком Маховличем или Виком Хэдфилдом, а Брэд Парк съест Блинова, словно сладкоежка пирог с черникой».

Пикантности ситуации придавало то обстоятельство, что в своей газетной статье Беддос на всю Канаду обратился к главному редактору издания «прислать сметану» в случае, если ему все-таки придется «откушать борщ».

Билеты стоимостью восемь долларов на первый матч в Монреале не продавались: так много было желающих посмотреть на «разгром русских». Организаторы устроили лотерею, выпустив билеты ценой по три доллара. Причем из ста таких лотерейных билетов выигрыш — входной билет на матч — приходился лишь на один! Зрители шли в «Форум» с цветами в руках, нарядно одетые, готовясь праздновать победу над Советами.

Во время подготовки книги Александр Мальцев рассказал автору этих строк одну ранее неизвестную историю. Перед первой игрой в Монреале в гостинице они с Харламовым спускались в лифте и обомлели, увидев, как на одном из нижних этажей в лифт зашли Владимир Высоцкий с Мариной Влади. Приятели обнялись. «Володя, какими судьбами? На нас, что ли, посмотреть приехал?» — улыбнулся Харламов. «Да так, я тут с супругой. Хочу концерт дать», — отвечал Высоцкий. Пожелав друг другу удачи, они разошлись. Надо заметить, что Мальцев и Харламов поддерживали приятельские отношения с Высоцким. А иначе и быть не могло: три этих «гения земли русской», любимые всем народом, обязательно должны были встретиться и подружиться. «Впервые мы познакомились с ним на базе сборной в 1971 году, когда Владимир Семенович с актерами Театра на Таганке приехал туда и пел свои песни, — вспоминал Александр Николаевич Мальцев спустя почти 42 года после той исторической встречи. — Высоцкий много сделал для воспитания и формирования людей в патриотическом духе. Мы очень ценили его за это».

Владимир Семенович с Мариной не смогли присутствовать в тот вечер на матче: у Высоцкого действительно был запланирован концерт. А на следующий день они улетели в Нью-Йорк.

Но продолжим рассказ об атмосфере вокруг матча в Монреале. В победу хоккеистов сборной СССР не верили даже руководители советской делегации. Этот настрой конечно же не мог не передаваться самим игрокам. Взявший слово на установке перед игрой глава советской делегации, заместитель председателя Спорткомитета СССР Георгий Рагульский, просил хоккеистов: «Ребята, вы должны достойно проиграть». В итоге на лед советские хоккеисты вышли не с тем настроем, с которым следовало бы и к которому они привыкли. Кстати, по прилете к главе советской делегации во избежание провокаций и международного скандала приставили целых девять телохранителей, трое из которых посменно дежурили у его гостиничного номера.

На представлении команд у многих начался мандраж. «Такое было ощущение, что соперникам рукоплескала вся Канада, — вспоминал Александр Гусев. — Говорю на разминке Валере Васильеву: “Валерка! Как бы нас тут не убили!” Он отвечает, улыбаясь: “Не волнуйся, насмерть-то не убьют”».

— У вас внутри было какое-то особое ощущение? Страх перед канадцами, осознание важности предстоящих поединков? — спрашиваю у Гусева.

— Как-то страшновато было. Ни разу в жизни никто не играл против них. Конечно, мандраж был.

— А сам этот антураж, который сопровождал игры, когда вы на тренировках первый раз пришли посмотреть на них, уже в Монреале?

— А что тренировка? Вот когда мы на предыгровую раскатку перед игрой в Монреале вышли и начали упражнения делать, они встали и смеются над нами: дескать, что за русские идиоты, ерундой занимаются.

— Задирали вас во время разминок?

— Нет. Это в основном «Филя» Эспозито занимался ерундой. А так — ничего. Задача главная, которую озвучили нам, была такая: «Ребята, надо сыграть достойно». Не было такого, что настраивали выйти на лед и выиграть во что бы то ни стало. Этой точки зрения придерживались и Бобров с Кулагиным, и большие люди, которые с нами ездили.

«В первенстве СССР тогда не было представления игроков, и эта процедура шокировала нас. Тем более что канадцев представляли минут сорок, каждого по две-три минуты, а вся эта церемония затянулась на час с лишним. У нас ноги от непривычки затекли. А канадцам хоть бы что. Это и показали первые минуты, когда они обрушились с атаками на наши ворота», — признавался Александр Мальцев.

2 сентября 1972 года места у телевизоров заняли вся Канада и весь Советский Союз. «В то время жить в СССР и остаться вне хоккея было невозможно. Люди знали наперечет всех канадцев, не говоря уже о наших игроках», — говорил нападающий Евгений Зимин о том повышенном интересе к хоккею, который испытывали во всем Советском Союзе. В Канаде на время игр отменили занятия в школах и закрылись многие офисы. За игрой в Монреале наблюдали около 25 миллионов человек в Северной Америке и около 100 миллионов зрителей в СССР. Чтобы провести репортаж, советский комментатор Николай Озеров покинул Олимпийские игры в Мюнхене и перелетел через океан в Монреаль. Игра началась в 19.15 по местному времени. В СССР она транслировалась в 10 часов утра следующего дня, в записи. Но это не мешало болельщикам, некоторые из которых уже знали результат, вместе со счастливым Озеровым семь раз прокричать «гол!» при каждой новой шайбе хоккеистов сборной СССР в ворота канадцев.

Итак, шайбу в игру в Монреале вбросил лично премьер-министр Канады Пьер Эллиот Трюдо. В начале первого периода советские игроки были сметены, подавлены канадцами, бросившимися в наступление при оглушительной поддержке трибун. «Когда Третьяк пропустил первую шайбу на 30-й секунде, все стали кричать: “Мы съедим их сырыми! Какого черта они здесь делают?!”», — писал Жан Терру в книге «Вбрасывание века». «Там и думать-то не приходилось. Это было как на войне, когда снаряды летят каждую секунду, ты голову высунешь и можешь без нее остаться. Они нанесли за первый период 16 бросков. Это было очень много», — вспоминал Владислав Третьяк в фильме «Битва титанов», посвященном суперсерии-1972.

После второй шайбы, заброшенной Полом Хендерсоном, казалось, что восемнадцатитысячный монреальский «Форум», в котором не было ни одного свободного места, вот-вот взорвется от напряжения, от безумного ликования и непривычных уху советских игроков оваций. Празднуя голы своих любимцев, канадцы, все как один, вскочили со своих мест. Советские хоккеисты конечно же знали, что такое — обожание публики. Но чтобы это было до такой степени?!

Теперь они поняли, что значит в Канаде хоккей. Это национальная религия. «Если ты не любишь хоккей, то появляются сомнения, какой ты канадец на самом деле», — справедливо заметил спортивный обозреватель Всеволод Кукушкин.

«Шум тогда поднялся чудовищный. Мне показалось, что на трибунах началось какое-то всеобщее безумие. Рев, треск, свист.

— О’кей, — покровительственно похлопал меня рукавицей Фил Эспозито, открывший счет. Мол, не переживай, паренек. Вспомни, с кем играешь.

— О’кей, — скорее по инерции пробормотал я в ответ. Выли сирены, вспыхивали мигалки, электроорган играл “Подмосковные вечера”. До сих пор удивляюсь, как нас это всё не сбило с толку… Еще более яростное ликование захлестнуло трибуны, когда Хендерсон на 6-й минуте забил мне вторую шайбу. Орган заиграл похоронную музыку», — вспоминал в своей книге «Хоккейная эпопея» Владислав Третьяк.

Игроков других сборных органный похоронный марш, наверное, добил и «пригвоздил бы ниже плинтуса» окончательно. Но наши доказали, что одна из главных установок нации, передающаяся из поколения в поколение, ее «посыл», состоит в том, что «русские не сдаются». Били нещадно, били жестоко. Но в итоге-то победили, хотя могли психологически сломаться в считанные минуты.

«Помню, когда в Монреале Канада повела 2:0, на всю арену врубили похоронный марш. Мы там обалдели просто. Поджилки затряслись. Приходим в раздевалку — Бобров с Кулагиным — нам: “Вы что, не видите, что с ними можно играть? Ладно бы звери какие были, но вы ж переигрываете их вчистую”. Вышли и заиграли в свою игру. Так и пошло», — вспоминал Юрий Лебедев.

«Помню, как на скамейке запасных при счете 0:2 Всеволод Михайлович Бобров крикнул нам: “Мы же русские, на нас смотрит весь Советский Союз!”», — рассказывал Владимир Лутченко.

«Кроме собственной шкуры и ног терять нам было нечего. И мы полетели», — вспоминал Борис Михайлов. На 12-й минуте шайба попала к Александру Якушеву, перед которым был один защитник. Форвард двинулся на канадца, и когда их разделяли считанные сантиметры, защитник не выдержал и рванулся навстречу. В это мгновение Якушев искусно переправил шайбу Шадрину, который, увидев Зимина, отпасовал шайбу последнему. Зимин бросил в нижний угол. Гол! «Мы так обрадовались этой шайбе, словно нас запустили в космос», — признался Михайлов. Вскоре Владимир Петров сравнял счет.

И вот тогда настал звездный час связки Мальцев-Харламов, двух друзей в жизни, получивших в Канаде шанс сыграть в одном звене против местных профи. «Отправляясь в раздевалку, я начинаю понимать, что игра будет долгой и трудной, более трудной, чем мы могли вообразить. В комнату вошел Гарри Синден; узел его галстука распущен, по лицу струится пот. “Мы играем в хоккей, — сказал он. — Вы что, ожидали чего-то другого?” В комнате установилась напряженная тишина. Нет-нет. Ничего другого мы и не ждали. Конечно нет. И все-таки — да. Но у нас же превосходная техника. Чтобы победить, нам нужно только одно: немного собраться. По тому, как Гарри сказал это, показалось, что и он рассчитывал на легкую победу. И вообще, сомневался ли кто-нибудь в том, что мы легко преодолеем сопротивление русских? — писал в своей книге Кен Драйден. — В этом усомнился Валерий Харламов. Он играл на левом крыле первой тройки советской команды и двигался с неимоверной быстротой. Находясь у противоположного борта, он получил шайбу от Александра Мальцева. Ушел от Рода Джилберта, обыграл Дона Оури. Совершенно неожиданно шайба проскакивает у меня между ног и влетает в ворота».

В «Форуме» стих гул и замолкли трещотки, когда через восемь минут ситуация повторилась. Снова последовал пас Мальцева на Харламова и армеец произвел неожиданный для Кена Драйдена выстрел. Канадский вратарь среагировал на бросок с опозданием, успев лишь выставить перчатку, от которой шайба влетела в створ ворот. Счет стал 4:2.

Второй период действительно стал триумфом Валерия Харламова, которого ни канадские зрители, ни специалисты, ни сами игроки перед началом серии не принимали всерьез. Дескать, куда ему с его габаритами против мощнейшей канадской обороны. А он взял канадцев не силой, а мастерством, умом и бесстрашием. Как Суворов своих неприятелей.

«Он демонстрировал превосходство искусства над силой, скорости — над массой. Он обходил противников с легкостью, которая заставляла их ошеломленно озираться по сторонам: где этот дьяволенок, который, казалось, только что уперся в защитника и остановился в нерешительности, а в следующее мгновение уже оказался позади него. Искушенные в тонкостях хоккея канадские зрители видели много великих игроков. Они аплодировали легендарному Морису Ришару, прозванному за реактивную скорость “Ракета”. Они скандировали: “Ка-та-пуль-та!” — когда на поле выходил знаменитый ревнитель чистого хоккея двухметровый гигант Жак Беливо. Они восторгались реакцией вратарей Жака Планта и Джорджа Везины. Они видели стремительный бег на коньках, видели искусное владение клюшкой, снайперские мощные броски, видели точные пасы, игру без шайбы. А теперь своим виртуозным мастерством их удивлял этот невысокий, не отличающийся мощью игрок», — писал Владимир Дворцов.

По мнению первого тренера Харламова, Виталия Ерфилова, в этой игре в Монреале ярко проявилось главное, что было в арсенале его питомца, — изумительное умение кататься и распределять центр тяжести во время движения: «Сказать, что у него был какой-то фирменный финт, такого не было, потому что он всю свою жизнь импровизировал. Но импровизировал на очень высоком уровне мастерства. Бог дал ему великий талант. Что нужно, чтобы воспитать выдающегося игрока? Найти талант и не мешать ему развиваться. Не вешать на него свои возможности и свои умения, свои неумения. Вот и всё».

«Бояться мы их не боялись. И не потому, конечно, что считали противников слабаками. Это было бы глупо. Во время предыдущей поездки в Канаду мы видели матчи профессионалов, знали, на что они способны. Но мы верили в себя. Эта вера воспитывалась победами нескольких поколений наших хоккеистов. К тому же с нами был Всеволод Михайлович Бобров, который в 1954 году был героем сенсационной победы над канадцами, когда также советской команде прочили поражение, — вспоминал позже сам Валерий Харламов. — Волновались мы очень. Особенно когда они забили нам два гола. Но тут помог тренер. Авторитет Всеволода Михайловича был для нас очень высок. Возбужденный, плюхнешься на скамейку во время смены, сделаешь глоток из кувшинчика, передашь соседу, а напряжение не спадает. И тут взглянешь на Боброва, лицо, как обычно, чуть нахмуренное, но совершенно спокойное, и спокойствие, и уверенность снова возвращаются к тебе».

В третьем периоде канадцы сократили разрыв в счете. Но в последние семь минут матча получили еще три пробоины от русских. Михайлов, Зимин и Якушев довели счет до неприличного для родоначальников хоккея. Бобби Кларк, названный лучшим канадским хоккеистом в этом матче, заметил: «Если бы счет был — 5:4, можно было бы в чем-то сомневаться, но сегодняшний итог безапелляционен».

«Мы смотрим хоккей в 1972 году с канадцами у телевизора, наши проигрывают. 0:2. Ну, всё, думаю, сейчас похоронный марш заиграет. Заиграл действительно. И вдруг Женя Зимин забивает первую шайбу. Мы у телеэкранов воодушевились немножечко. Потом Володя Петров вторую шайбу забивает. И тут, наконец, Валерка третью шайбу забивает. 3:2 в нашу пользу. И тут сосед мне через стенку что есть мочи кричит: “Сергеич, Валерка забил! Иди сюда!” Я тоже вскочил, кричу жене: “Бабуля, давай, это дело отметить надо!” Потом еще Валерка забивает одну шайбу. Ну, тут, как говорится, сам Бог (рюмочку налить) велел», — вспоминал в 2000-е годы в интервью отец Валерия Харламова, Борис Сергеевич.

Поразительный эпизод случился в концовке встречи. Минут за десять до конца третьего периода исполнительный директор Ассоциации игроков НХЛ Алан Иглсон сказал представителю советской делегации Андрею Старовойтову, что организаторы по заведенной на родине хоккея традиции определили лучшего игрока матча. Им с советской стороны, «разумеется», как отметил канадец, стал Харламов. Организаторы хотели бы, чтобы игрок не уезжал сразу после игры в раздевалку, а получил приз. Передать это Харламову они попросили Старовойтова.

Харламов в этот момент отбывал двухминутный штраф. Старовойтов спустился к игроку и передал ему слова Иглсона. «Лучшим, говорите, признали. Да я сейчас такое сделаю!» — расплылся в своей обворожительной улыбке Валерий Борисович. И, выскочив на лед, начал феерить. «Только его выпустили на поле, как он подхватил шайбу и минуты полторы гонял ее по площадке, не отдавая даже своим, а чужие ничего сделать не могли. Стадион был потрясен таким дриблингом…» — вспоминал Старовойтов.

«С мистера Харламова, когда он был на льду, нельзя было спускать глаз ни на секунду. Я понял это после первой же встречи осенью семьдесят второго года, когда он забил мне два гола. Он бросал шайбу сильно, точно и, что опаснее всего, часто неожиданно», — скажет позже вратарь канадцев Кен Драйден.

В конце игры стадион еще раз взорвало. «Форум» бурлил как вулкан, только не от ликования, а от негодования. Болельщики стали бросать на лед всё, что у них было под рукой. Зонтики, сложенные вчетверо газеты, даже курительные трубки. Дело в том, что в то время, как советские игроки стали стягиваться в центральный круг, чтобы обменяться рукопожатиями с соперниками, как они к этому привыкли, канадцы, понурив головы, словно нашкодившие школьники, тихо ушли со льда через открывшуюся у борта калитку.

«Никогда не забуду, как зрители улюлюкали нам вслед, — писал в книге «Гром и молнии» Фил Эспозито. — Они материли нас буквально с трибун. Такого позора в своей жизни я больше никогда не переживал. Я тогда откровенно сказал на всю Канаду: не наша вина, что русские играют так хорошо. О том, что у них есть сильные игроки, мы ни черта заранее не знали. Мы думали, что эти комми только идеологически накачаны. А у них оказались мускулы, быстрые ноги и острые клюшки». Уход со льда без традиционного рукопожатия — этот некрасивый жест канадцев — потом критиковали и симпатизировавшие им до игры местные журналисты. Мол, если проигрываете, то не грубите, не теряйте своего достоинства. На следующий день после матча, 3 сентября, вся Канада сникла, будто погрузившись в национальный траур.

А когда игроки сборной СССР остались на льду одни, грянули аплодисменты. Искушенные канадские болельщики признали талант советских хоккеистов. Наши вернулись в раздевалку счастливые, едва не падая с ног. «Ребята не обращали внимания ни на ушибы, ни на травмы, а после игры все едва дышали, едва добрались до раздевалки. Но были счастливы, и потому к следующему матчу, к сожалению, нами проигранному, готовились так, как будто трудная победа потребовала не слишком много сил», — признавался Валерий Харламов.

После матча в раздевалку советской сборной забежал взволнованный от счастья посол СССР в Канаде: «Спасибо за всё, что вы сделали сегодня, — я такого и за 20 лет бы не сделал. Мы сегодня договорились с канадцами о поставках пшеницы на пять лет вперед!»

Тогда на свитерах хоккеистов не писали фамилии. Более того, болельщики не знали советских игроков в лицо, а диктор на монреальской ледовой арене всякий раз, когда называл фамилии, неизменно их «коверкал». Журналист Владимир Дворцов, в ту пору спецкор ТАСС, освещавший серию, вспоминал, что из всего советского состава «более или менее правильно именовали лишь одного Анисина, и то потому, что в Северной Америке было довольно распространено лекарство под названием “Энисин”». Но после матча в Монреале советских хоккеистов узнавали на каждом шагу, где бы они ни появлялись. Для них было непривычно, что к ним сразу бежит толпа людей, всем им были нужны автографы, причем каждый непременно хотел поговорить с Харламовым.

Канадские хоккеисты были ошеломлены его игрой. «То, что он делал с канадскими игроками, было для них очень пугающим. Канадцы всегда смотрели на Харламова с открытыми ртами. Они просто не могли принять его. По их меркам он был просто тощий парень. Но на льду он становился фокусником», — писал живущий за океаном известный историк хоккея Артур Шидловски. «Клянусь, что теперь все до одного в Канаде знают, что отчество Валерия Харламова — Борисович, а Владислава Третьяка — Александрович. Всё было приготовлено для великого торжества канадского хоккея. Но приехали русские и всё испортили, показав 60 минут такой игры, какая нам никогда не снилась», — писал вратарь канадской сборной Кен Драйден в вышедшей спустя год после суперсерии книге «Хоккей на высшем уровне».

Гарри Синден, который был тренером канадской команды в 1972 году, сразу же после первой игры понял, что Харламов, с его «глубиной мастерства», является ключевым элементом российской атаки. «Он был нашей главной мишенью. Каждую ночь меня терзали сомнения, как же справиться с этим парнем. Он был настоящий динамит», — признавался годы спустя Гарри Синден. И добавлял: «Тот факт, что Харламов никогда не играл в НХЛ, ничего не значил. Доказательство его ценности состояло в том, что в качестве игрока он преуспел против самых лучших защитников в мире. Серж Савар, бывший игрок “Канадиенс”, полагал, что Харламов — один из величайших игроков, которых он когда-либо видел, и это мнение было достаточно показательно для меня».

К советской делегации во время матчей в Канаде был прикреплен канадский тренер, медик, механик, знаток русского языка, словом — мастер на все руки Рик Нунан. Он был единственным канадцем, который имел регулярный доступ к советской раздевалке. «Я стоял позади российской скамейки, — вспоминал Нунан. — Когда счет стал 2:0, я посмотрел на канадскую скамейку, они держались довольно высокомерно. При счете 2:1 они были всё еще довольно дерзкими. Когда на табло загорелось 2:2, они задались вопросом, что происходит. Затем были 5:3, 6:3, 7:3».

«После окончания матча “Форум” молчал. Вы могли слышать писк мыши. Люди были в шоке», — лаконично, но вместе с тем предельно достоверно передал Рик Нунан атмосферу, царившую на монреальской арене. По его словам, после этой впечатляющей игры советские хоккеисты выпили все оставленные в раздевалке 72 бутылки кока-колы, а за ужином радостные, с хорошим «молодецким» аппетитом попробовали стейки, салаты, мясное ассорти, томатный сок и минеральную воду.

В Советском Союзе эта историческая победа была воспринята как полет Юрия Гагарина в космос. Народное единение, восторг и радость, неимоверная радость обуяли всех собравшихся у телевизоров. И накрывались столы на Сахалине и Кавказе, и некоторые советские болельщики, еще до трансляции знавшие о нашем громком успехе, готовились праздновать эту, безусловно, выдающуюся победу…

Впрочем, впереди были еще семь трудных матчей.

На следующее утро в гостиничный номер Валерия Харламова постучали. В дверях стоял агент одного из клубов НХЛ с переводчиком. Попросив разрешения пройти в номер, он, заметно волнуясь, с ходу приступил к делу. «Предлагаю вам контракт на один миллион долларов», — заявил скаут (это примерно семь миллионов долларов по нынешнему курсу). При том что самый высокооплачиваемый в ту пору игрок в Канаде Горди Хоу в год получал 800 тысяч долларов!

Как выяснилось позже, контракт предлагал владелец клуба «Торонто Мейпл Лифс» Гарольд Баллард. Естественно, ни о каком договоре, подписанном между клубом НХЛ и советским игроком, речи идти не могло. Харламову надо было как-то выходить из этой непростой ситуации, не обидев гостя. Все-таки он был воспитанным и учтивым человеком. И тогда Валерий Борисович, понимая, что сделке не суждено состояться, но все-таки «ноблесс оближ» («честь обязывает»), сказал, что никуда не поедет без своих партнеров по звену Владимира Петрова и Бориса Михайлова. Канадцы покачали головами. Ушли, серьезно обещав подумать. Правда, больше не приходили.

По словам Мальцева, он тогда прямо ответил канадцам, предлагавшим ему также внушительный контракт: «Если я останусь, то меня наш народ не поймет». «Валера потом эти слова почти в точности повторил, — признался Александр Николаевич. — Если бы мы хотя бы раз дали знак в сторону канадцев, дали тем малейший повод, не поздоровилось бы нам по возвращении на родину. Хотя какие суммы там назывались! Заоблачные по тем и нынешним временам».

Как вспоминал сам Харламов, когда «ему предлагали миллион — в душе было чувство глубокого удовлетворения». Дескать, канадцы грозились задавить на площадке, а теперь «приглашают к себе в команду с поклонами». Харламов говорил, что в тот момент ему было смешно: «Я — и вдруг миллионер!»

«И Саша (Мальцев), и Валера Харламов, и Валера Васильев, может быть, и жалели внутри себя, что не могут играть в НХЛ. Но не из-за того, что не могут зарабатывать огромные деньги (они были по-другому воспитаны), а из-за того, что не могут проверить свой потенциал в сравнении с теми, кого западная пресса называла лучшими. По сути, они были лишены той самой нормальной конкуренции (отдельные игры не в счет), которая способствует росту таланта», — говорил автору этих строк брат Александра Мальцева Сергей.

Уже после первой игры стало ясно, что канадцы хотят не только победить мастерством, но и задавить силой. Проигрывая, они начали грубить, использовали тычки, хамили. Амуниция в те годы защищала канадских игроков лучше, чем наших. Зная о «слабых местах» в форме советских хоккеистов, канадцы тыкали клюшкой в район икр. Наши «отвечали» им по ребрам. Ругали друг друга на разных языках: канадцы матерились по-английски, русские — используя «изысканные глаголы и прилагательные» великого и могучего. Забегая вперед скажем, что у Евгения Мишакова в третьем матче серии произошла потасовка с игроком канадцев Жильбером. Тот остановил советского игрока у борта, ткнул его клюшкой в бок и скинул перчатки, чтобы подраться. Хоккеистов развели в разные стороны, и уже со скамейки Мишаков жестом показал: дескать, давай, отсидим и продолжим. Но канадец не принял вызов, хотя на льду, в компании своих же игроков, вел себя как тот самый настоящий провокатор, пацан-задира со двора, за которого непременно заступятся старшие товарищи.

Уже спустя много лет, на одном из совместных мероприятий с профессионалами Мишаков спросил с улыбкой у своего тогдашнего визави: «Ты чего тогда мне не ответил?» Жильбер улыбнулся советскому игроку: «Да ты бы тогда меня убил!» Боялись, выходит. Хоть и задирались.

«Игры канадской части серии, которые довелось комментировать с Николаем Озеровым, проходили на таком накале страстей и при таком, хорошо заметном из комментаторской трибуны давлении со стороны зрителей, что мы с Николаем Николаевичем переживали за наших игроков: выдюжат ли, не дрогнут? Одну из игр пришлось наблюдать, стоя за бортиком, рядом со скамейкой запасных советской команды. Именно там лучше всего было видно, как бьют, цепляют, причем едва ли не каждую секунду Харламова канадские игроки, почувствовав, от кого исходит главная угроза. Было очень хорошо заметно, как ему тяжело. Могу уверить, Харламов играл, стиснув зубы, умудряясь при таком силовом давлении раз за разом оставлять не у дел канадских защитников. За это они потом отомстили ему в Москве», — вспоминал в беседе комментатор Владимир Писаревский. И тут же добавил: «Но вот что интересно. Возвращаясь на площадку запасных и присаживаясь на нее рядом с партнерами, он становился тем самым Харламовым, которого мы все успели полюбить. Веселым, обаятельным, по-доброму подначивавшим грустных партнеров. Валера отпускал какие-то шутки, которые сейчас, через сорок с лишним лет, и не припомнишь. Словом, разряжал атмосферу на скамейке, словно и не было той адской боли. Игроки в ответ улыбались и выходили на площадку уже не такими зажатыми».

«Перед игрой в Монреале спортивные руководители говорили нам: “Ваша задача — не проиграть крупно канадцам. Ваша задача — проиграть достойно”. Когда мы выиграли и на следующий день переехали в Торонто, раздалась другая установка. Рагульский от Спорткомитета тогда сказал: “Товарищи хоккеисты, вы не имеете права канадцам проиграть!” Мы говорим, ничего себе, вчера говорили одно, а сейчас ситуация поменялась на 360 градусов», — вспоминал Борис Михайлов.

«После матча в Монреале мы последними из пассажиров вошли в самолет, летевший в Торонто. Вдруг все пассажиры встали, узнали нас и долго нам аплодировали, как в театре. Такое забыть невозможно!» — признавался Владимир Лутченко.

На вторую игру в Торонто, которая состоялась 4 сентября 1972 года, канадцы вышли раздосадованные и злые. Состав у них поменялся почти наполовину: появилось девять новых игроков. В воротах Кена Драйдена заменил Тони Эспозито. Профессионалы понимали, что шутки закончились. Теперь им было нечего терять. К тому же, как писали канадские хоккейные аналитики, поражение могло поставить крест для игроков при получении выгодных контрактов от клубов НХЛ.

«Поражение для них было равносильно спортивной смерти. Смерти их имиджа, смерти НХЛ, смерти своего имени. Поэтому игра в Торонто была такая жесткая и грязная», — вспоминал в документальном фильме «Битва титанов» Александр Якушев. «Мы разбудили, разбередили этого зверя, обыграв их. Им, естественно, нужно было доказывать, что они — сильнее», — вторил своему товарищу по команде Владимир Петров.

Перед игрой случилось примечательное событие. Дик Беддос, тот самый, который заявил, что съест собственную статью, если русские выиграют хотя бы один матч, выполнил обещание. В присутствии публики съел родную газету. Правда, без «сметанки», о которой просил главного редактора.

Итак, Беддос пришел в гостиницу, где жили советские хоккеисты, пригласил их спуститься вниз. Сел прямо на лестницу, под софитами и камерами. Сначала предложил Третьяку, чтобы тот «покрошил» газету, но после того, как советский вратарь отказался, сам организовал трапезу и все-таки «откушал» свою родную газету.

Правда, о том, что именно ел Беддос, мнения расходятся. Одни говорят, что борщ, другие, что чуть ли не кисель. Вот как рассказывал об этом Владимир Петров в интервью для фильма «Валерий Харламов» из цикла «Живая история»: «В Торонто, куда мы приехали и где разместились в гостинице, нам сказали: “Спуститесь, пожалуйста, вниз, на улицу”. Мы спускаемся. Там много репортеров, кинокамеры, журналисты. Мы думаем: что здесь такое случилось? Оказывается, журналист из Торонто сдержал свое слово. Он сел на крылечко, начал рвать газету на куски. Валера Харламов ему говорит: “Давай ешь”. Он сжался весь. Говорит, так не могу, можно мне с киселем? Ему дали большую чашку с киселем. И он туда бросал мелкие кусочки газеты. И ел эту смесь ложками. Валерка подошел к нему, улыбается и говорит: “Так не пойдет!” Рвет газету на более крупные куски и кладет ему в чашку, взял у него ложку, помешал. И говорит: “Теперь вот ешь”».

Ну, да ладно. Не важно, с чем ел газету Беддос и кто подкладывал ему «добавку». Главное, что съел. Этот факт запечатлен на кадрах кинохроники. Молодец канадский коллега. Выполнил обещание.

Накануне игры в Торонто не было недостатка в прогнозах. Вспомнилось в эти дни и одно давнее любопытное пророчество. Встретившись с Анатолием Тарасовым на чемпионате мира 1968 года в Вене, один из лучших защитников НХЛ того времени Карл Томас Бревер, словно предчувствуя ход дальнейших событий, поделился с советским тренером любопытным соображением. Бревер предположил, что когда советская сборная приедет в Канаду, то в первых встречах, несомненно, канадцы проиграют, но потом обязательно возьмут реванш: «Профессионалы, пока их не побьют, не принимают всерьез никакого противника. В дебюте обязательно скажется их неполная мобилизация на серьезную игру. К тому же у вас будет преимущество за счет вашей необычной манеры. Вы ведь действительно играете в совсем другой хоккей. Но, проиграв матч-другой, профи быстро перестроятся, примут контрмеры, и вот тогда ваши козыри, я думаю, будут биты». Бревер оказался хорошим прорицателем.

Арена в Торонто, как и «Форум», была забита до отказа, собралось 16 485 зрителей. В ожидании игры публика нервно топала ногами и свистела. В звене с Харламовым и Мальцевым вместо Викулова появился Вячеслав Старшинов.

Именно этот матч стал самым тяжелым для советской команды в суперсерии. Тактика канадцев была предельно проста: не задерживаясь в средней зоне, отправлять шайбу ближе к воротам Третьяка и нещадно биться на пятачке противника. Если первые два периода сборной СССР удалось сдерживать атаки родоначальников хоккея, уступая одну шайбу, то в последнем периоде канадцев прорвало. Они забросили три шайбы в ворота Третьяка, получив в свои лишь одну, таким образом, выиграв встречу со счетом 4:1.

Серьезные вопросы возникли у советских представителей к судьям. Андрей Старовойтов, сам в прошлом судья, войдя в раздевалку, едва не снес дверь, заявив, что арбитры из Северной Америки, судившие матч, позволяли канадцам действовать как «шайке разбойников». Именно в этой игре советские хоккеисты впервые столкнулись с тем, чего боялись больше всего, — с откровенной грубостью на льду местных игроков.

Грязные силовые приемы, удары исподтишка, захваты клюшкой — канадцы задействовали целый арсенал своих излюбленных методов. Кен Драйден, оставшийся в тот вечер в запасе, позже отмечал: «Иногда наша игра становилась весьма пошлой. Не раз вверх угрожающе взлетали клюшки, намекая русским, что может произойти вслед за этим. Были в игре и откровенно грубые моменты. Мне самому порой становилось неловко и даже стыдно за своих. На месте русских хоккеистов я бы наверняка подумал: “Эти канадцы, должно быть, настоящие звери, раз они позволяют себе такие выходки”».

В игре в Торонто Валерия Харламова удостоили десятиминутным штрафом, хотя он лишь подъехал к арбитру, с тем чтобы выяснить, за что был удален Геннадий Цыганков. Произошло удивительное: канадец ударил его товарища по шлему, едва не снеся ему голову. А на лавку отправился советский игрок.

Наиболее бескомпромиссный поединок команды провели в Виннипеге, куда переехали из Торонто. В этой игре Харламов забил один из самых красивых голов в серии. При счете 3:1 в пользу канадцев во втором периоде после шикарного паса Цыганкова через половину площадки умчался на рандеву с голкипером и забросил шайбу, обхитрив Тони Эспозито. Причем эта шайба была заброшена, когда советская команда находилась в меньшинстве. Счет 4:4, установившийся после двух периодов, так и не изменился. «После игры мы пытались подсластить результат, заявляя, что упустили верный выигрыш. Мы не упустили его. Его у нас отняли русские. Мы твердили, что им везло и что они использовали все отрывы. Чепуха. Они проигрывали, но не растерялись, а отрывы были созданы их собственными действиями. Они могут играть, по меньшей мере, в двух тактических ключах. В Монреале они применили тактику давления в течение всех шестидесяти минут игры. Здесь, в Виннипеге, они сумели уверенно использовать представившиеся возможности. Наверное, им приятно сознавать, что их трудно выбить из седла. Часто ли команды НХЛ дважды сравнивают результат, проигрывая по две шайбы?» — подвел итог этой игры в своих воспоминаниях Кен Драйден.

Перед заключительной игрой канадской серии в Ванкувере тренеры сборной «кленовых листьев» снова решились на радикальные перестановки в составе, поменяв сразу восемь игроков. В воротах появился неудачник первой встречи Кен Драйден. Настрой на игру у родоначальников хоккея был запредельный. Они вышли агрессивные и мотивированные, рассчитывая победить в этой игре, а значит, в домашней части серии.

Но не тут-то было. Советская сборная приготовила свой сюрприз. На этот раз не канадцы, а советские игроки обрушили шквал атак на ворота соперника в первые минуты встречи. Как результат — 2:0 в пользу сборной СССР на 8-й минуте. Валерий Харламов отдал пас Борису Михайлову, забросившему первую шайбу. Это произошло в тот момент, когда сборная СССР играла в меньшинстве. Харламов еще раз выступил ассистентом для забивающего, отдав голевой пас своему товарищу по звену Викулову, когда тот забрасывал четвертую шайбу советской сборной. Итог матча — 5:3 в пользу сборной СССР.

Своих хоккеистов, заметно уступивших советским во всех компонентах игры, болельщики проводили многотысячным гулом. Ведь не два поражения за четыре матча мечтали увидеть местные зрители. Но результат ванкуверского матча и общий итог: две победы русских при одном поражении и одной ничьей — были закономерными.

После этой игры Фил Эспозито дал очень эмоциональное интервью канадскому национальному телевидению. Он выступил с обвинениями в адрес канадской прессы, болельщиков и специалистов за их отношение к игрокам своей национальной сборной. «Мы делаем всё, что можем, и выкладываемся до конца, и я хотел бы, черт побери, чтобы вы поняли это. Эти русские — великие хоккеисты. Почему бы вам не оценить их по достоинству и не прекратить осыпать нас обвинениями?» — вопрошал он.

Больше всех понравились канадцам Владислав Третьяк и Александр Якушев. Но покорил всех Валерий Харламов. В местной прессе его сравнивали с Бобби Орром, что являлось высшим мерилом в Канаде по отношению к мастерству хоккеиста. Но было много неприятных моментов, не красивших хозяев. Владислав Третьяк вспоминал, что канадские игроки выходили на лед после первой игры в Монреале со специальной установкой: бить Харламову по ногам. Однако Валерий продолжал забрасывать шайбы. Связка Харламов — Мальцев, которой по объективным причинам, к сожалению, так и не удалось заиграть в сборной впоследствии, стала настоящим открытием серии.

«У Валеры в арсенале было очень много финтов. За счет чего он канадцев обыгрывал? За счет этих неординарных финтов, которых они попросту не знали. Он шел в обводку смело, на двоих. Выходил на ворота, абсолютно не боясь, что ему достанется. А ему ведь часто доставалось и по ногам, и по рукам, и по лицу», — вспоминал Валерий Васильев.

Вернувшись домой после канадской части серии, Харламов часто вспоминал старый советский мультфильм, в котором «добрые» мягкие игрушки играли с «грубыми» деревянными. «Мягкие» были более техничными и играли в более корректный хоккей, что злило туповатых «деревянных», постоянно нарушавших правила. «Мы вызываем вас на бой!» — говорилось в том мультфильме. «Валера, улыбаясь, любил по-своему переиначить эту фразу. Он говорил: “Они, значит, вызывают нас на бой?” — подразумевая грубых канадцев. “Ну и дураки, что вызвали, — выдерживал паузу, произнося с улыбкой: — Согласились на свою голову играть с нами и только потом поняли, куда на самом деле вляпались”», — вспоминал в беседе брат Александра Мальцева Сергей.

За четыре матча канадской части суперсерии хоккеистам сборной СССР выплатили по 150-200 долларов каждому, что по нынешним временам кажется чем-то «несусветным». Да еще по 10 долларов сборники скинулись на «премию» врачам и массажистам, которым такие вознаграждения отечественным Спорткомитетом не были предусмотрены вовсе. «Да еще за домашние матчи дали рублей по 800, — вспоминал Александр Гусев. — Тогда это очень большие деньги были».

В Москве должна была пройти вторая часть серии. Для того чтобы победить, канадцам предстояло выиграть три матча из четырех, что было крайне непростой задачей. Они не скрывали, что ехали играть в чужую, непонятную и неприветливую для них страну. Но для начала канадцы отправились в Швецию, где очень злые и постоянно грубившие провели две игры со сборной «Тре крунур».

Советские же хоккеисты вернулись в Москву. На следующий после прилета день Мальцев и Харламов собрались откушать в одном из своих любимых ресторанов на аэровокзале, что на Ленинградском проспекте. Там их, естественно, знали и любили. А после суперсерии встречали как королей. Наступало бабье лето. Было уже не жарко, но еще не холодно.

«Как-то мы сидели в ресторане “Аэропорт” после прилета из Канады в 1972 году. Что-то мне стало скучно. Полетели, Валера, на юг, говорю ему. Харламов улыбается и отвечает: “Нет, Саня, в другой раз”. — “Ладно, не хочешь, как хочешь”. Встаю, беру билет в Адлер и улетаю один, без него. Молодые были тогда, заводные», — улыбается Мальцев.

Через пару часов динамовец летел в самолете, взявшем курс в южные края. Боброву ничего не сказал. Приехал, потратив там не больше десяти рублей: везде обижались, если Мальцев хотел заплатить. Вернулся сильно загоревший. Окружающим было понятно, что хоккеист отдыхал явно не в Москве.

В аэропорту Внуково, как и договаривались, его встретил лучший друг. «Поужинать, Александр Николаевич, не желаете с дорожки?» — улыбнулся Валерий Харламов, хлопнув друга по плечу. Отправились в ресторан Дома кино. Популярное заведение по тем временам: какие люди там отдыхали!

Был чудный сентябрьский вечер. Хорошая погода сулила дефицит свободных мест в одном из любимых мест отдыха культурно-спортивной богемы Москвы.

Итак, хоккеисты, встречаемые аплодисментами на входе в заведение, вошли в ресторан. Как и предполагали, он был почти заполнен, а те редкие столы, где еще не сидели посетители, были зарезервированы. Метрдотель признался, что свободные места «пока еще есть за столиком у Высоцкого». Игроки направились к поэту.

«Володя, можно с тобой посидеть?» — спросил Мальцев у приятеля. «Конечно, присаживайтесь, ребята», — любезно пригласил их Владимир Семенович. «А чей тут столик рядом забронирован, не знаешь?» — спросил Харламов. «Не знаю, говорят, какой-то генерал армии должен с друзьями прийти», — ответил Высоцкий. Не успели друзья поделиться со своим приятелем из Театра на Таганке последними новостями, как Высоцкий, перестав улыбаться, тихонько одернул Мальцева: «Саша, обернись, только аккуратно».

Мальцев обернулся и увидел, как в накуренный зал ресторана в сопровождении генерала армии и еще двух генералов рангом пониже входит не кто иной, как тренер сборной СССР Всеволод Михайлович Бобров! Когда Мальцев повернулся назад, Харламова уже не было за столом. «Где Валерка?» — быстро спросил Мальцев у Высоцкого. «Там! — едва сдерживая смех, показал под стол Высоцкий. — Похоже, и тебе, Саша, нужно лезть туда». Мальцев полез под стол.

— Привет, Володя, как дела? — подходя к столику Высоцкого, поздоровался с ним Бобров.

— Да ничего, Всеволод Михайлович, вот заехал поужинать после спектакля.

— А это кто там у тебя ужинает? — показал тренер рукой под стол. — Сдается мне, что это ботинки Харламова. Так, орлы, вылезайте!

Через несколько секунд «на поверхности» показались виновато улыбающиеся Харламов с Мальцевым. К счастью, в этот момент у стола появился знавший их официант, который быстро сориентировался в ситуации и принес вместо заказанного шампанского «детский» крюшон. «Вот, видите, Всеволод Михайлович, — начал заступаться за хоккеистов Высоцкий, — они к матчам ответным с канадцами готовятся, крюшон безалкогольный пьют. Официант подтвердит».

Официант утвердительно закивал головой. «Знаю я их крюшон. Даю вам завтра день на восстановление, а послезавтра с утра чтобы были на базе», — сказал Бобров. «Но мы на полчасика заехали поужинать», — попытался оправдаться перед тренером Валерий Харламов. «Никаких полчасиков. Езжайте домой, если не хотите, чтобы завтра вся Москва говорила о том, что Мальцев с Харламовым в кабаке гуляют, вместо того чтобы к играм с канадцами готовиться», — отрезал Бобров. Через минуту два друга уже выходили из ресторана. Они не могли подвести великого Боброва…

«У Всеволода Михайловича был неимоверный авторитет перед игроками. Он пытался раскрыть их, поднять до уровня своего таланта. Это главное, о чем он мечтал. Что ему не хватало, так это тарасовской жесткости. Он многое нам прощал, сам ведь был игроком со всеми слабостями. Если бы он поступал с нами жестко, то некоторые ребята, у которых был безусловный талант, играли бы раза в два лучше», — полагает Александр Мальцев.

Поездка канадских игроков в Москву 1972 года и ряд пикантных ситуаций, связанных с ней, сейчас вызывают аналогии с рязановской комедией «Приключения итальянцев в России». «Приключения» канадских хоккеистов также вылились в весьма смешную и поучительную историю.

20 сентября хоккеисты сборной Канады, взяв в поездку жен, прибыли в СССР. Большинство игроков, а тем более их спутницы никогда не покидали Северную Америку и были буквально «напичканы» стереотипами о жизни в СССР. В аэропорту они держались очень уверенно. «Я бы не прочь выступать в одной тройке с такими крайними, как Михайлов и Харламов», — сказал журналистам по прилете в Шереметьево Фил Эспозито.

О Харламове говорили и другие хоккеисты. «Он был так быстр, что нам тяжело было защищаться, — вспоминал канадский защитник Дон Оури, которого несколько раз издевательски обыграл Харламов. — Я восхищался тем, как он использовал свой потенциал, чтобы обыгрывать нас, и как он держал всех в напряжении. Он был просто замечательный!»

Поселили канадцев в элитную гостиницу «Интурист» на улице Горького (ныне Тверской), в нескольких сотнях метров от Красной площади. С собой они привезли горы воды и мяса. Для многих канадских игроков СССР представлялся страной, где живут ненавистные им «комми», а всем заправляет «зловещий» Комитет государственной безопасности. Некоторые, едва расселившись, начали искать в номерах сюрпризы от КГБ: «жучки» и подслушивающие устройства. Фрэнк Маховлич, который начал паниковать еще до отъезда канадской делегации в Москву, ожидая провокаций, предлагал руководителям делегации поселиться не в официальной гостинице, а разбить ставку чуть ли не в поле под Москвой. Прямо как битый русскими в 1812 году Наполеон. Но в канадской делегации, вероятно, знали историю Наполеона и решили не отказываться от благ цивилизации.

«Идет холодная война. Советы могут сделать всё, что им заблагорассудится. Например, начать стройку в четыре утра возле гостиницы, чтобы мы не заснули. Для усиления своей пропаганды они должны выиграть и готовы на всё», — серьезно полагал Фрэнк Маховлич. Смирившись с тем, что канадцам предстоит жить все-таки в «Интуристе», он, зайдя в номер, начал тщательную проверку на предмет нахождения в нем подслушивающих устройств и вскоре обнаружил неизвестное металлическое крепление — пять болтов под ковром, ввинченных прямо в пол. Пригласив нескольких товарищей по команде, игрок начал откручивать их от пола.

О том, что он открутил люстру из номера этажом ниже, Маховлич и компания догадались по оглушительному звону стекла. Внизу располагался конференц-зал гостиницы, и люстра упала прямо на продолговатый стол. Спасло канадцев то, что случилась эта история ночью. Никто не пострадал, но в конференц-зал сбежались почти весь персонал гостиницы и виноватые канадские игроки. «Шалость» канадским профи простили, посоветовав, правда, расплатиться за стоимость люстры.

Начитавшись шпионских романов о том, что в коммунистических странах за всяким зеркалом в гостинице прячется «жучок КГБ», Уэйн Кэшмэн снял зеркало в своем номере и выбросил его в окно. Новое зеркало в номер буяна так и не поставили, заставив «заплатить по счетам». Ну а супруга Кэшмэна ходила прихорашиваться в номер жены Фила Эспозито.

Забегая вперед отметим, что запасы воды и провизии, помещенные на склад «Интуриста», таяли, по мнению канадцев, не по дням, а по часам. Канадцы считали, что русские повара крадут мясо, хотя в ресторане стейки, показавшиеся советским кулинарам непривычно большими, просто резали пополам. Особенно заокеанские игроки обиделись на пропажу пива, которое «испарилось» из гостиницы сразу же после первой игры в Москве. Позже один из канадских хоккеистов шутливо заметил, что именно после этого неприятного инцидента «они страшно разозлились и решили во что бы то ни стало выиграть всю серию».

Впрочем, это были небольшие ложки дегтя в «медовой» программе пребывания канадцев в СССР. Их встречали предельно доброжелательно и искренне, показали все значимые достопримечательности Москвы, сводили в Большой театр. Впечатление о людях из страны «комми» у канадцев явно поменялось в лучшую сторону.

Из Канады поболеть за свою сборную и неистово поддержать ее приехали три тысячи болельщиков. Вместе с турпоездкой они получили на руки билеты на все четыре матча серии. Каждому из хоккеистов сборной СССР давали только по четыре приглашения для родных. В основном стадион по разнарядке заполняли партноменклатура и люди в штатском, не проявлявшие эмоций. От того в первых играх из-за мощной поддержки канадских болельщиков казалось, что советские хоккеисты играют не у себя дома, а по-прежнему в Канаде.

А поток желающих попасть в «Лужники» был огромным. Десятки начальников, заведующих базами, ресторанами, магазинами были готовы выполнить любую просьбу, поставить самый дефицитный товар, только чтобы получить заветный квиток. Особенно часто обращались за помощью к Харламову, зная о его невероятной доброте.

В ответ на русский клич: «Шай-бу! Шай-бу!» канадские зрители на трибунах ответили многоголосым ревом и улюлюканьем. Валерий Харламов, удивившийся тому, как несколько тысяч канадцев перекрикивают десять тысяч советских болельщиков, бросил крылатую фразу: «Я не понял, где мы играем, в Торонто или в Москве?»

На разминке Фил Эспозито потешил московскую публику: канадец получил букет на представлении участников встречи и начал мять его в руках. В результате цветы упали на лед. Когда диктор назвал его имя, Фил двинулся вперед, наехал на цветы, поскользнулся и упал. Причем упал, как клоун в цирке. Так это вышло неуклюже для него: ногами кверху. Публика залилась смехом. Другой бы растерялся, но Эспозито был тот еще фрукт. Он встал и откланялся потешающейся над ним публике в реверансе. При этом свой «поклон» отвесил не абы кому, а генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу, находившемуся в тот момент в ложе для почетных гостей «Лужников». Обстановка вроде бы была разряжена, но никто не знал, что в тот момент творилось в голове Эспозито и что замыслил самолюбивый канадец. Позже он признавался, что у него на уме была одна лишь мысль: «Боже, живыми мы отсюда точно не выйдем!»

Уже первая половина первого матча показала, что канадцы извлекли уроки из поражений на родном льду. Перед заключительным отрезком встречи они вели 3:0. Однако советская сборная отнюдь не впала в уныние, а наоборот, раскрепостилась, стала играть в свое удовольствие. Блинов, Анисин, Шадрин, Гусев с интервалом в восемь минут провели четыре шайбы в ворота противника, который ответил лишь голом неутомимого Хендерсона. Ничья 4:4 была зафиксирована на табло к окончанию 52-й минуты матча. И тут на первый план вышло уже обкатанное в Праге и Канаде звено Мальцев — Викулов — Харламов. Разыграв многоходовую комбинацию, партнеры вывели на бросок Валерия Харламова, который установил окончательный счет матча — 5:4 в пользу сборной СССР. Уже пятый матч подряд Валерий Харламов приносил канадцам одни только неприятности.

Все в нашей стране ждали победы и были уверены в ней. Но и канадцы настроились так, как никогда раньше. Сергей Гимаев приводит слова Фила Эспозито, говорившего ему, что канадцы вообще не готовились к серии: «Думали, что порвем ваших легко. Но учитывайте, что мы играли, мы проигрывали, мы набирали форму за счет игр, мы тренировались. Сыгрывались. Тренер понимал, кто лучше играет, кто хуже. И уже на решающие матчи в Москве мы выходили на более высоком уровне готовности, лучше чувствовали себя физически, более четко понимая, что нам надо делать». «Поэтому канадцы готовились достойно выглядеть, — продолжал Гимаев. После пятого матча у них не было уверенности, что они выиграют серию, но в любом случае они боролись до конца. Как я потом убедился, когда много раз играл в Канаде, что они борются всегда до конца».

Итак, перед второй игрой в «Лужниках» канадцы оказались в положении раненого зверя, припертого к стенке. Им нужно было выигрывать все три матча.

Судьба второй встречи в Москве решилась во втором периоде, когда были забиты все голы. В ответ на гол Ляпкина канадцы умудрились за 83 секунды забросить в ворота Третьяка три шайбы. Якушев сократил отставание. Затем Харламов, карауливший шайбу у левой штанги ворот Драйдена, сравнивает счет. Однако судьи не засчитывают шайбу. Один из канадских игроков тут же коршуном набрасывается на 17-го номера советской сборной. «Харламов забросил стопроцентную шайбу. Но судья не засчитал ее. Но такая судьба. Судьи тоже ошибаются», — вспоминал Владислав Третьяк.

«В конце второго периода после броска Якушева счет вдруг стал 3:2. А грозило нечто еще более страшное, — вспоминал Кен Драйден. — Они (русские) волнами накатывались на нас, но нашим защитникам, и в особенности Сержу Савару, который более двух недель назад в Виннипеге сильно повредил себе колено, удавалось прерывать комбинации русских у наших ворот. В какой-то момент мне показалось, что русские забросили шайбу. Им тоже это показалось. Но красный сигнал не зажегся. Якушев справа послал шайбу вдоль ворот Харламову, который стоял в углу вратарской площадки. Единственное, что я мог сделать, — это переместиться в сторону Харламова и попытаться отразить его бросок. Шайба ударилась в мой щиток и отскочила в сторону сетки ворот. Не знаю, что произошло вслед за этим. Может, шайба ударилась о стойку и отлетела ко мне, а может, влетела в ворота и отскочила от сетки. Как бы то ни было, она оказалась у меня в перчатке, и судья остановил игру. Слава богу, через несколько секунд период закончился. В раздевалке мы все дико переругались. Мы понимали, что теряем контроль над собой и проигрываем встречу».

С этого момента началось самое неприятное. Канадские игроки устроили охоту за 17-м номером сборной СССР с подачи своих тренеров — Гарри Синдена и Джона Фергюссона, которые требовали от них в один голос: «Остановите Харламова!»

«Как только он вышел на лед, канадцы сразу же начали нападать на него. Все жены игроков, сидящие на трибуне, — Таня Михайлова, Надя Петрова и я, мы думали выскочить на лед и мстить за Валеру. Что не Мишаков будет разбираться, а все мы будем разбираться. Когда его в очередной раз завалили, и началась заварушка, Женя Мишаков заступился за Валерку, а потом уже все вылетели на лед и пошла самая настоящая драка стенка на стенку. Мировая драка. Ужас», — вспоминала Татьяна Харламова. Мишаков в 2007 году признавался, что в той серии, особенно в московской ее части, «Валерку рубили, словно топором, во все части тела». «Говорю Гэрри Бергману, защитнику канадцев, показываю ему руками. Иди сюда. Один на один. Молчит», — вспоминал Евгений Мишаков.

В этой игре Бобби Кларк нанес крюком клюшки рубленый удар в область лодыжки советского игрока, чуть выше верхнего края ботинка. Повреждение оказалось очень тяжелым. «Мы шли параллельными курсами, и Харламов толкнул меня клюшкой, а потом развернулся и уехал. Я его догнал и тяпнул по ноге, совершенно не думая, куда и как бью. Я игрок жесткий и уважаю жесткость в других. Но если меня “трогают” клюшкой, я делаю то же самое», — оправдывался потом «беззубый забияка» Кларк.

Впрочем, как оказалось позже, он бессовестно лгал. Джон Фергюссон, тогдашний помощник старшего тренера сборной Канады, много лет спустя решился на откровения: «Харламов нас замучил до смерти. Я сказал Кларку: “Мне кажется, что нам нужно стукнуть его по лодыжке”. Я ни на секунду не сомневался в том, что это был правильный ход. Ведь мы просто не могли остановить Харламова». Позже Кларк хвастался: «Если бы я иногда не прикладывал их (русских) “двуручником”, я бы до сих пор куковал свои дни в деревне Флин Флон».

Удивительно, но после этого чересчур грязного приема Кларк не был удален до конца игры, а получил только штраф «2+10». «Я был убежден, что Бобби Кларк получил задание вывести меня из игры, — сказал позже Харламов. — Иногда я думал, что это было его единственной целью. Я смотрел в его сердитые глаза, увидел клюшку, которую он использовал как палку, которой он владел, как мечом, и не понимал, что он делает. Это не имеет ничего общего с хоккеем».

На пресс-конференции после матча Гарри Синден пытался сгладить неприятное впечатление. «Игра канадцев была резкой не умышленно. Никто из хоккеистов ни в коей мере не намеревается нарушить тот прекрасный дух спортивного соперничества, который установился с первых же встреч на поле. Мы хотим продолжать наши контакты, а в таком случае было бы нелепо вести себя неуважительно по отношению к соперникам», — сказал канадец. Но, глядя на лодыжку Харламова, тренеры и игроки советской сборной этим словам не верили.

«Конечно, главным забиякой у канадцев был Бобби Кларк, который за что-то ненавидел Валеру Харламова. Действительно, он охотился за ним», — признавался Александр Мальцев.

В 2012 году Ред Фишер, журналист, много лет проработавший в «Монреаль газетт», уже вышедший на пенсию, специально для своей родной газеты написал статью, посвященную сорокалетию серии. В ней влиятельный спортивный обозреватель, чьим мнением дорожит хоккейная Канада, отметил, что «охота и грубые приемы Кларка в отношении Харламова стали поворотным моментом суперсерии».

Когда Харламов ехал от дальнего борта к скамейке запасных, за ним оставалась дорожка крови. Следующую игру он пропустил, а в восьмой играл на медицинской блокаде. Но боли, по воспоминаниям врача сборной Олега Белаковского, были такие сильные, что в этой решающей игре Харламов не смог толком себя проявить.

Накануне тридцатилетия серии, которое отмечалось в 2002 году, Джон Хендерсон, забивший «золотую шайбу», ушедший в 1972 году в лоно церкви, раскритиковал действия своего партнера по сборной, назвав поведение Кларка в отношении Харламова «нижней точкой серии».

«Если бы Кларк подрался с ним в бою во время матча и “вырубил” его, это честно и справедливо, — сказал Хендерсон. — Но то, что он сделал, похоже на отстрел какого-нибудь парня в коридоре. Ничего спортивного в этом нет. Кларк был, пожалуй, единственным парнем из всей команды, который мог сделать нечто подобное». «У нас было много крутых парней в этой команде, но было не так много парней, которые бы играли в хоккей. Это — жесткая игра, но чтобы выйти и намеренно пытаться покалечить парня (Харламова), я не думаю, что такому должно быть место в хоккее», — констатировал Хендерсон.

Канадские журналисты и по сей день признают поведение Кларка в отношении Харламова гнусным, прибегая к этому сравнению — «прием Кларка», когда надо «сочным эпитетом» охарактеризовать грязную игру. Более того, канадские аналитики хоккея, публикуя статьи или составляя рейтинги, в которых фигурирует фамилия Харламов, непременно вспоминают о подлом поступке Кларка. Так, в 2010 году, перед Олимпиадой в Ванкувере, напомнив о том, что Харламов по количеству голевых передач является рекордсменом Зимних игр за всю их историю, одно из канадских изданий написало следующее: «Самый известный на западной стороне Атлантики советский хоккеист, во многом из-за подлого удара в лодыжку со стороны Бобби Кларка в ходе серии 1972 года, Валерий Харламов является в России тем, кем Морис Ришар является в Канаде, — оригинальной суперзвездой».

В шестом матче без своего лидера сборная СССР снизила обороты, а канадцы, наоборот, показали, что бьются до последнего. И ради победы готовы на всё. Игра так и завершилась со счетом 3:2 в пользу профессионалов. Оставалось сыграть два поединка. Чтобы не проиграть суперсерию, сборной СССР было достаточно один матч свести вничью.

Канадцы тем временем вошли в раж, почувствовав «запах крови» и поняв, что серию можно не только спасти, но и выиграть. Стали больше грубить на льду, постоянно провоцировать советских игроков. Седьмой матч советская команда проводила без Харламова. Игра шла к ничьей, но в решающий момент Пол Хендерсон обыграл на синей линии Геннадия Цыганкова, вышел один на один с Третьяком и, уже падая, забросил шайбу — прямо под перекладину. Канадцы радовались этой победе, как малые дети. Таким образом, паритет в серии восстановился: у хозяев и гостей было по три победы при одной ничьей. Семь очков против семи. А это означало, что победитель заключительной, восьмой игры становится победителем суперсерии. «Надо отдать должное игрокам сборной Канады. Они вышли на седьмую игру предельно отмобилизованными. Или мы победим, или мы уедем из Москвы с позором», — вспоминал Борис Михайлов.

В восьмой игре были мобилизованы лучшие силы команд. Советских тренеров волновал один вопрос — сможет ли выйти на лед Валерий Харламов? Ведь появление лидера сборной даже не на льду, а просто на скамейке запасных внушало бы страх канадцам. И было способно укрепить боевой дух советских хоккеистов. Несмотря на адскую боль, мужественный хоккеист все-таки появился на площадке. И опять в уже наигранной и полюбившейся болельщикам связке с Владимиром Викуловым и Александром Мальцевым. Вот как вспоминал об этом сам Харламов. В день игры, к нему, хромающему и испытывающему сильные боли, подошел Борис Кулагин, который прекрасно знал, на какие «струны» своего воспитанника можно надавить.

Начал издалека. Вспоминал о том, какие серьезные травмы были у него самого в бытность игроком. Затем вдруг отвлекся от темы и резко спросил: «Как думаешь, повысится у спартаковцев настроение, если они узнают, что по какой-то причине не будет играть против них Харламов или Третьяк?»

«Конечно, — сказал я, еще не понимая, куда клонит Борис Павлович.

— Вот-вот, — обрадовался он. — Значит, ты согласен, что отсутствие лидеров команды — это своеобразный допинг для соперника?

— Как тут не согласиться! Я ведь давно заметил, что, когда дают тренеры передохнуть Владику, наши соперники начинают играть с тройным усердием и тройной старательностью (была даже кричалка — “Можно выиграть у ЦСКА, когда клуб без Третьяка!”).

— Так вот, не будем давать допинг канадцам, — заключил Кулагин. — Они тебя знают и опасаются больше, чем других. Потому и нужно, чтобы ты вышел на последний матч. Сыграешь вполсилы — и то будет хорошо. Осторожненько катайся, на столкновения не иди… Сегодня нужно твое имя… И я вышел на тот — последний в серии — матч с канадцами».

Харламов хоть и отвлекал на себя лучшие силы канадской защиты, но помочь советской сборной победить так и не сумел. Хотя и отдал пас на Лутченко, после которого советская сборная повела 2:1.

28 сентября 1972 года в «Лужниках» собралось 15 тысяч зрителей. Хоккеисты не разочаровали их. Это была действительно самая «забойная» и напряженная встреча в серии. Страсти на поле, бившие через край, споры с арбитрами и даже конфликт гостей с московскими стражами порядка. Канадцы поставили ультиматум: если, как во второй игре московской части серии, эту встречу будут обслуживать немецкие арбитры Компалла — Баадер, то они попросту не выйдут на лед. Канадцы настаивали на том, чтобы решающий матч судили Дальберг и чехословацкий арбитр со смешной фамилией Батя. В результате, благодаря вмешательству главы судейского комитета Международной федерации хоккея Андрея Старовойтова, был найден компромисс. Каждая сторона выбрала по одному судье из этих пар — встречу довелось обслуживать немцу Компалле и уже упоминавшемуся Рудольфу Бате. Последний сразу взял с места в карьер, удалив канадца Уайта. Спустя чуть более полминуты Компалла отправил на лавку Пита Маховлича.

Советской сборной не составило труда реализовать численный перевес. Александр Мальцев бросил по воротам, Драйден отбил шайбу, однако первым на добивании оказался Александр Якушев, который отправил шайбу в сетку ворот.

А затем произошел эпизод, фотографии которого облетели многие мировые газеты. Стычку на льду с участием нескольких советских и канадских хоккеистов спровоцировал Жан Поль Паризе. После того как его обыграл Мальцев, канадец сначала попытался задержать советского хоккеиста клюшкой, а затем нанес ему откровенный, причем колющий удар в живот. На защиту Мальцева бросились все хоккеисты сборной СССР, находившиеся на льду. К судьям подъехал капитан сборной Борис Михайлов. Лишь чудом на льду не возникла массовая потасовка. Канадцы устроили разборки с арбитрами, принялись откровенно хамить им.

Рассвирепевший Паризе бесновался на льду. Он сломал заградительное стекло на скамье штрафников, расколотил свою клюшку об лед. Судья Компалла выписал грубияну 10 минут штрафа, однако тот не успокоился, замахнувшись клюшкой на него самого. В итоге Паризе получил удаление до конца матча. Советские болельщики до этого никогда не видели столь отвратительного зрелища. Именно тогда стало окончательно ясно, что победы канадцы намерены добиться любой ценой.

После того как разбушевавшийся Паризе отправился в раздевалку, судьям еще несколько минут пришлось убирать со льда полотенца, клюшки, которые туда, со скамейки запасных, выбросили разъяренные канадцы. Наконец страсти улеглись и игра возобновилась.

В перерыве матча Александр Гресько (работавший тогда заместителем начальника управления международных спортивных связей Спорткомитета СССР) пообщался с канадским функционером Аланом Иглсоном. «Ничья была бы идеальным вариантом для наших сборных», — как бы намекая на «оптимальный расклад» в серии, сказал канадец. «Нет!» — ответил Гресько. Иглсон промолчал и, отправившись в раздевалку своей сборной, рассказал об ответе советского представителя. На лед профессионалы вышли еще более заведенными. «Иглсон ворвался в раздевалку канадской сборной с воплями, что ни в коем случае нельзя играть на ничью. Канадцы это поняли и полезли биться», — вспоминал известный спортивный журналист Всеволод Кукушкин. Сборная СССР вышла вперед, однако канадцы усилиями Эспозито сравняли счет. Правда, вскоре Лутченко восстановил перевес в одну шайбу, пробив Драйдена с дальней дистанции.

Голевая феерия продолжилась с возобновлением свистка арбитра. В итоге Валерий Васильев за две минуты до конца второго периода, реализуя большинство, доводит преимущество сборной СССР до двух шайб — 5:3. Если бы свои шансы в конце отрезка реализовали Шадрин и Блинов, то вопрос о победителе мог быть решен. Казалось, сборная СССР легко удержит нужный результат, так она «возила по льду» канадцев. Но сказалась простая усталость.

Потом многие из профессионалов признавались, что вряд ли когда-нибудь еще они играли с таким остервенением, как в заключительном отрезке последнего московского матча. Выйдя на лед после второго перерыва, они обрушили на ворота Третьяка шквал атак. Наиболее свирепствовал Эспозито, который особенно остро в составе гостей почувствовал «запах крови». Остановив шайбу рукой в нескольких метрах от ворот Третьяка, он на 43-й минуте проводит первую из двух необходимых родоначальникам хоккея шайб, делая счет 4:5. Еще через 10 минут следует бросок Парка от синей линии. После серии рикошетов и удара Эспозито шайба отскакивает к Курнуайе, который отправляет ее в сетку.

Гол? Но советский арбитр за воротами на 53-й минуте матча не зажигает свет. Его решение буквально взбесило одного из руководителей канадской делегации Алана Иглсона. И без того заведенный, Иглсон вскочил со своего места на трибуне и стремительно пошел вниз.

Он побежал за ворота, к тому самому советскому судье, требовать объяснений. Позже Иглсон сам признавался, что его первым желанием было как следует «надавать тумаков этому арбитру». И с такой ситуацией до этого не сталкивались на советских аренах. Путь канадскому функционеру преградили советские стражи порядка. Иглсон вступил с ними в потасовку: канадского гостя, несмотря на его чин и статус, буквально скрутили и, взяв под руки, повели в подтрибунное помещение. Но это заметили канадские игроки. До конца игры оставалось восемь минут. Несколько канадских профессионалов, моментально сорвавшись со скамейки запасных, применяя едва ли не борцовско-боксерские приемы, отбили Иглсона у милиционеров.

При этом Пит Маховлич, первым переметнувшийся через борт, стал открыто тыкать в милиционеров клюшкой. Один из канадских тренеров Джо Сгро и вовсе показывал средним пальцем руки непристойные жесты с канадской скамейки. Это стало шоком для советских болельщиков. Иглсона в итоге отбили у милиционеров. Провели через ледовую площадку, сопровождая до скамейки запасных советской сборной. При этом канадский функционер, еле сдерживаемый соотечественниками, посылал проклятия в устной форме и в виде жестов советским игрокам и болельщикам, заставляя застыть в недоумении большую часть зрителей на трибунах.

Вернуться на прежнюю победную волну советские хоккеисты уже не смогли. Канадцы устроили настоящий штурм ворот Третьяка, и за 34 секунды до конца встречи произошел самый великий, как потом напишут канадские газеты, момент в спортивной истории страны. Воспользовавшись ошибкой защитников сборной СССР, «злой гений» советской команды Пол Хендерсон пробил ворота Третьяка. «Оставшиеся 34 секунды мы оборонялись как одержимые, не дав русским ни разу как следует бросить по воротам. Конец. 6:5», — писал в своей книге вратарь канадцев Кен Драйден.

«Харламов был лучшим русским игроком, способным сотворить гол из ничего. Он издевался над не очень мобильной канадской обороной, и его травма стала большим ударом по русским», — определил одну из главных причин победы своей команды известный канадский аналитик Дон Хоуи.

«Откровенная грубость канадцев конечно же была неожиданной, в советском чемпионате этого принято не было. Случалось, дрались — но это всё детский лепет по сравнению с тем, что происходило во время суперсерии. У них посерьезнее оказались люди. Указание в раздевалке было: не отвечать, не задираться. Потому что если бы мы начали драться с ними, мы бы не выиграли. Ни в драке, ни в матчах. Тут надо было терпеть», — признавался Александр Гусев.

«Клянусь тебе, я Бобби Кларка ненавижу до сих пор — так эмоционально отреагировал в нашей беседе известный спортивный комментатор Григорий Твалтвадзе. — Потому что я помню, как он бил коньком Харламова по щиколотке, по больной ноге, прижав его к борту, в шестой игре. Еще до того, как он его вырубил. Об этом почему-то не вспоминают. Кларк знал, что у Харламова травма ноги. Он прижал его к борту, кадры эти я помню. Он стоит на одной ноге и коньком, лезвием, бьет его по щиколотке. Была задача любой ценой вывести его из строя. Я не знаю, кто был “самым великим” в этой суперсерии. Тот, у кого больше всего перстней лучшего игрока матча (у Якушева их было четыре)? Или тот, за кем сильнее всего охотились? А охотились сильнее всего за Харламовым, понимая, что от него исходит больше всего угроз. Может быть, поэтому спартаковская пятерка и играла более раскованно, забивала шайбы — потому что всё внимание канадских церберов было акцентировано на Харламове, которого им непременно нужно было вывести из строя».

«В московскую серию Харламов уже играл с травмой. На одной ноге. Трещина уже была, и он так здорово, как раньше, играть не мог. Но то, что он играл, и еще в таком состоянии, это давило на канадцев психологически. Просто у него стиль игры был исключительно неприятный для канадцев. И скорость, и техника, и невероятная ловкость, понимание игры. Он просто был невероятный игрок. И канадцы это понимали», — признавался Сергей Гимаев.

По мнению Владимира Лутченко, в том, что серия была проиграна, немалую роль сыграла психологическая «накачка», которой подвергались игроки советской сборной. «Вторую часть серии не удалось выиграть, потому что мы перегорели. Нам устраивали собрания, постоянно говорили о том, что мы должны выиграть. Это не могло не сказаться на настрое и результате». Впрочем, не умалял Лутченко и недоработок на льду самих хоккеистов.

«Мы расслабились и поплатились за свое пижонство», — позже признаются многие советские игроки. «После первой игры, когда мы их обыграли, мы посчитали задачу на суперсерию выполненной. Нос сразу кверху. Всё, мол, короли. В Москве уступили. Правда, по глупости», — верно подметил в одном из интервью Александр Рагулин.

«Какое основное качество как у тренера было у Боброва? — рассуждал в беседе с автором этих строк Александр Гусев и тут же задавался вопросом: — Зачем ему тренировать, когда мы все тренировались по своим командам? Ему главное было собрать народ, с тем чтобы хорошая атмосфера была в команде. Играть ведь надо. Нас ведь уже не переучишь. Он со своим видением игры делал замечания: ребята, смотрите, вот надо так сделать. Но в основном каждый знал сам, что делать. Что Харламова учить, как обводить канадца? Хотя, на мой взгляд, нужно было жестче руководить командой. Кого-то вовремя поменять. Вот почему две последние игры мы прошляпили, пропижонили, как Боря Михайлов потом сказал. Когда вели мы в Москве в последней игре, я считаю, что он (Бобров) должен был как-то передернуть состав. Можно было хотя бы ничью вырвать в последней игре, когда проиграли 6:5. Но мы сами прозевали, сами упустили свою победу».

«Тысячи канадцев заплатили большие деньги, чтобы прилететь из-за океана на матчи в Москву. Последний гол Хендерсона с лихвой оправдал все их затраты», — резюмировал Ред Фишер.

Опрос, проведенный в Канаде в начале XXI века, показал, что шайба Хендерсона занимает пятое место в списке самых значимых событий XX столетия. Причем Вторая мировая война в этом списке была поставлена только на шестое место. Не зря было сказано хоккейными экспертами по обе стороны океана, что все игроки, принимавшие участие в серии, стали легендарными. (В 2008 году на гала-вечере, устроенном Международной федерацией хоккея с шайбой по случаю столетия этой организации, победный гол Пола Хендерсона в суперсерии 1972 года занял второе место в списке самых главных событий в истории хоккея, уступив верхнюю строчку победе американцев на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде в 1980 году.)

Тогда же, 18 мая 2008 года в канадском Квебеке, где проходило торжество, были выбраны шесть лучших игроков в истории этой игры. Вместе со шведским защитником Берье Салмингом и канадским нападающим Уэйном Гретцки в эту символическую сборную вошли четыре отечественных хоккеиста: нападающие Валерий Харламов и Сергей Макаров, защитник Вячеслав Фетисов и вратарь Владислав Третьяк. В голосовании принимали участие 56 известных хоккейных экспертов из 16 стран мира. Ни один из вариантов во время голосования не совпал с итоговой шестеркой лучших. Подавляющее большинство голосов — 54 — было отдано за Фетисова. Далее в порядке убывания: за Гретцки — 38, Третьяка — 30, Харламова — 21, Макарова — 18 и Салминга — 17. На церемонии присутствовали сын Харламова Александр и дочь Бетонита.

После этой серии к советским хоккеистам по-другому стали относиться и их руководители. «После 1972 года в распоряжении игроков сборной СССР появились хорошие канадские, шведские клюшки. Посмотрели наши руководители на канадцев, как они выглядят, посмотрели, как у них устроены раздевалки, что у них там творится; у них же сказка по сравнению с нашими. Там было уже всё налажено. Начали и форму закупать, клубы даже. И коньки. Главное — коньки закупали. Перчатки, шлемы и трусы хорошие. Практически, у нас же не было ничего такого до этого», — рассказывал Александр Гусев.

«…Мы были как Петр Первый, который пробивал окно в Европу, — привел красивое сравнение Борис Михайлов. — Мы пробили окно в НХЛ. Мы доказали, что большинство игроков сборной СССР не затерялись бы в любой из команд НХЛ. Потом уже в Северной Америке появились игроки из Чехословакии, Финляндии, Швеции. Из наших я бы не стал выделять кого-то. Канадцам понравились Харламов, Третьяк, Якушев. Но все были в обойме, все делали свое дело».

В 2002 году Борис Сергеевич Харламов получил большой почтовый конверт, на котором в качестве отправителя значилась влиятельная канадская газета «Глоб энд мэйл». В конверте лежали вырезка из статьи, посвященной тридцатилетнему юбилею суперсерии, а также трогательное письмо председателя совета директоров газетного концерна Кеннета Томсона Борису Сергеевичу. Издатель во вступительном абзаце назвал себя «большим поклонником Валерия». С разрешения Татьяны Харламовой, любезно предоставившей автору возможность прочитать и письмо, и газетную статью, приводим отрывки из них.

«Я хотел бы сказать, что Вы вырастили замечательного сына. У Вас есть все основания гордиться им. На самом деле Вы были бы удивлены, узнав, как много людей, и не только русских, разделяют эту гордость», — писал Томсон. А в самой статье выделим такой абзац: «Нам хотелось бы выдвинуть на звание героя суперсерии-1972 этого игрока, хотя вряд ли его имя сразу придет на ум канадцам. Он тем не менее продемонстрировал то настоящее мужество, которое, хочется верить, есть в сердце каждого канадского хоккеиста. Господин Харламов едва мог ходить после удара г-на Кларка, но, несмотря на это, он играл в последнем матче со сломанной щиколоткой, игнорируя боль и тот факт, что он оставался главной мишенью яростной силовой игры. Его игра в восьмом матче была одной из самых мужественных в истории хоккея. Он был великим игроком, достойным противником и героем, выходящим за рамки национальной принадлежности».

Популярность советских хоккеистов в 1972 году достигла апогея. Их стали сравнивать с героями нации космонавтами. Кстати, с ними у мастеров хоккейных баталий всегда были отличные отношения. Мало кто знает, что у Бориса Кулагина, когда тот работал инструктором по спортивным играм при Окружном доме офицеров в Оренбурге, занимался спортом военный летчик Юрий Гагарин. «Замечательная игра, — говорил о хоккее Юрий Алексеевич, — лучшая из всех, какие я знаю». Первого космонавта Земли и его коллег часто видели в «Лужниках» на матчах московских армейцев. Жаль, что общение Харламова и Гагарина — двух этих символов нации, людей с открытой и обаятельной улыбкой — было недолгим. Юрий Алексеевич погиб в 1968 году, когда двадцатилетний Валерий Харламов только начинал свой путь на хоккейный олимп…

«Валера Харламов в жизни был обаятельнейшим, скромным парнем. Но на площадке преображался, юлой крутил соперников да каждое их действие предугадывал. Мы его за это машиной с большим вычислительным комплексом прозвали, — сказал в одном из интервью летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Алексей Леонов. — Товарищи, которые пришли к управлению страной в 90-х годах, растеряли всю отечественную историю, славу. А народ, лишенный героев, обречен на вымирание. А у нас героев и выдумывать не надо — мы их знаем, видели. Харламов — ярчайший пример соединения неиссякаемого таланта с трудолюбием… Дух у команды должен быть единый. Не деньги в головах, не американские и канадские клубы, а патриотизм!»