Михаил Андреевич Зубов без особого ущерба для своего здоровья пережил встречу Нового года и вплотную занялся изданием приказа о вокально-инструментальных ансамблях. Министр культуры после неудачи с концертом «Битлз» как-то охладела к этому жанру. Однако после звонка из ЦК решила поговорить лично с Зубовым в ее просторном кабинете. Перед ней предстал перепуганный чиновник в мятом пиджаке и неглаженых брюках.

– Ну, что у нас с приказом? – спросила министр.

– Работаем, проект приказа готов, прорабатываем и согласовываем приложения.

– Долго что-то вы со всем этим возитесь, – сказала министр.

– Да материал сложный, никто этим не занимался раньше, – скорее пролепетал, чем сказал Зубов.

– Ну да, конечно, – сказал министр с задумчивым видом.

Посмотрела на Зубова, словно вспоминая, зачем он здесь.

– Позвоните к себе в кабинет, пусть принесут материалы по приказу.

Минут через пять Верочка, запыхавшись, принесла в приемную голубую папку «Вокально-инструментальные ансамбли», которая, как всегда, без дела лежала у Зубова на столе. Теперь она лежала на столе у министра культуры СССР. А рядом стоял Зубов, теперь он уже не знал, кто он и что будет делать завтра, когда его уволят. Но министр неожиданно для Зубова посмотрела на часы и встала:

– Ну ладно, Михаил Андреевич, мне пора, обещала заехать в «Современник» – ждут!

Зубов добрался до дома в полнейшей панике. Он даже не сомневался – его уволят. Министр, наверное, уже обнаружила в папке чистые листы бумаги. Материалов толком там и не было. Так, переписка с филармониями, данные от ЦК ВЛКСМ, ну так, мелочи. Даже горячая вода в тазике, босые ноги и вальс «На сопках Маньчжурии» не успокаивали Михаила Андреевича. Не помогла и бутылка водки, выпитая почти залпом. Ночью ему снились гитаристы, много гитаристов, и где-то вдалеке один ударник.

Зубов каждый день приходил на работу, ожидая, что его вот-вот вызовут к министру или хотя бы к Полыниной. Но никто никуда не вызывал. Министр, правда, пригласила через три дня после беседы с Зубовым Полынину и, ничего не говоря, протянула ей увесистую папку – десять листов, имевших отношение к проекту приказа. Полынина отложила в сторону остальные листы, абсолютно чистые, посмотрела на министра.

– Да-да, – сказала она, – чистые листы. Ты почитай проект приказа.

Полынина пробежала глазами напечатанное. Все было бы ничего, только вот удивила фраза «тапочки и бальные платья в отдельных случаях приобретаются за счет участников кружка».

– Как тебе насчет тапочек? – спросила министр.

– Никак, – сказала Полынина, – эта фраза из приказа о бальных танцах, непонятно, при чем тут вокально-инструментальные ансамбли?

– Морочил он голову и нам, и ЦК КПСС, и комсомольцам, – зло сказала министр.

– И что теперь делать? – спросила слегка побледневшая Полынина.

– А ничего особенного, приказ надо издавать. Зубова отстранить. Где он у тебя до этого работал?

– Занимался кружками баянистов в отраслевых клубах, – как-то отрешенно сказала Полынина.

– Ну, пусть и дальше ими занимается.

– Ну а с приказом как? – спросила Полынина.

– Не знаю, буду думать. Ты, конечно, мне подсунула этого Зубова, не умен – надо признать, – сказала министр.

– Да так, вроде ничего был.

– Ну, может, среди баянистов и ничего, а здесь публика иная, творческая, интеллигентная. А что поют, что играют? Все ведь надобно упорядочить, кому что делать, телевидению и радио, кого записывать на пластинки. А твой клоун в мятых штанах что сделал? Дурачил всех.

– С бальными тапочками – это, наверное, не он, машинистка Верочка виновата, – предположила Полынина.