Протирать ветошью валюту, эти проклятые доллары, было теперь бессмысленно – похоже на умышленное уничтожение следов преступления. И зачем он только к ним прикасался?! «Нечистые доллары. Нечистые…» – скажет следователь. И начнет дознавать: какую роль играл И. З. Метелкин в преступном сообществе.

Иван отодвинул от себя кожаный «лопатник» с дензнаками, скрестил на столе руки и положил на них тяжелую от похмелья и беды лохматую голову. Так обычно делают больные собаки, моргая отекшими глазами в пустоту.

Ни желаний, ни мыслей у Ивана Захаровича не было. Вернее, все это было, но в хаотическом первобытном состоянии, и построить из этих мыслей и желаний логическую цепь он уже не мог. Оборвались и потерялись причинно-следственные связи, как в порванной киноленте.

Из этой безнадеги Ивана вывел знакомый булькающий звук наливаемого стакана.

– Давай выпьем, Ваня! – с ироническим ударением на «Ваня», Вера Павловна протянула Метелкину высокий стакан из тонкого стекла, в котором высвечивалось что-то наподобие крепко заваренного чая. Рядом стояла распузатившаяся бутылка темно-зеленого дымчатого сплава с потеками по выпуклой поверхности.

Не пожадничала Верка и на этот раз, коньяк-то французской выделки и стоимости неимоверной. В таких бутылках содержимое должно быть действительно настоящим.

Иван, не отрывая с ладоней головы, посмотрел Верке в глаза. Верка держала на изготовке свой, тоже высокий, стакан.

– Как пить? Милиция же должна приехать…

– Ничего, Ваня, давай выпьем на удачу! А это, – она указала взглядом на барсетку, – убери! Не гони на себя волну. Баксы твои. И ничьи больше. Плата за страх должна окупаться.

Но Иван только безнадежно махнул рукой.

После телефонного разговора Вера Павловна преобразилась, повеселела. В глазах снова появились желтые волчьи огоньки.

«А, была не была! – вскинул голову Иван. – Верка тоже за все, что случилось здесь, в ответе!»

Стакан тяжелил руку.

– Давай!

– За союз и свободу! – Верка положила теплую ладонь Ивану на плечо.

Вкус дорогого коньяка и его действие оказались самыми благоприятными. На Метелкина нахлынула какая-то бесшабашная отчаянность: «Ну, замочили здесь при разборке одного, завтра другого замочат в другом месте. Время такое. Нынешняя власть, захомутовавшая Россию, тоже в парадных туфлях по мокрому ходит. Молодец Верка! Бой-баба! Если бы не жена дома с подозрениями, лучшей любовницы не сыскать».

Первая похмельная порция – самая вожделенная. Большинство выпивох уже с вечера алкают в мыслях ту утреннюю, самую заветную после провальной ночи (а если еще и халявную, то совсем во благость) рюмку. Наслаждение от сентиментальной волны первого глотка неописуемо. Кто испробовал это, тот знает…

Вот и Метелкину стало хорошо. Он был теперь по гроб жизни обязан Верке за участливое отношение к его беде. Ивану стало нестерпимо жаль Горуна, который плавал ничком в бассейне рядом, за стеной, покачиваясь на черной воде. «Бог ему навстречу! – думал Метелкин. – Какой ни есть, а ведь тоже человек. „Он, поди, тоже цигарку курил. Он, поди, тоже по бабам ходил“», – пришли Ивану в похмельную голову откуда-то взявшиеся строчки. Наверное, из далекой студенческой жизни.

– Верка, – Иван со слезами на глазах посмотрел на свою благодетельницу, – не бросай меня, Верка! Свидетелем иди, если что. Ты же знаешь, что я чист, Верка! Не я это… Не я!

– Не паникуй! – отмахнулась Вера Павловна. – Давай, выпей еще, полегчает. Заладил: «Если что, если что». «Если что» – не будет. Язык только держи за зубами, а то тебе тоже вместе с языком и голову отхватят. Не благости!

«Кто голову отхватит? За что?..» – не понял намека простодушный Метелкин. Но додумывать ему было уже некогда: в дверь постучали.

– Звонок же есть! – потерял бдительность Иван, кинувшись туда, на стук.

Но Верка, отстранив ретивого, пошла открывать гостям сама.

– Санитаров вызывали? – задевая плечами притолоку, ввалились два здоровенных мужика в белых халатах, но почему-то в черных вязаных из грубой шерсти масках. Из-под больничных халатов выглядывал лягушечьей расцветки камуфляж.

Метелкин ошалело смотрел на вошедших. Но для Верки «Санитаров вызывали?» было чем-то вроде пароля.

– Вызывали! Конечно, вызывали! – сказала она и повела мужиков прямо в помещение бассейна, туда, где в судорожном заломе плавало молчаливое тело.

У одного «санитара» за пояс был заткнут небольшой разделочный топорик с вызывающим тревогу хищно изогнутым лезвием. Другой подмышкой держал скатанный в трубку мешок из тканого стекловолокна. В таких упаковочных мешках рыночные «челноки» обычно держат всевозможные товары.

Вскоре за дверью, куда вошли «санитары», стали раздаваться характерные звуки рубщиков мяса.

«Пойду, посмотрю, – шатнулся Иван, выбираясь из-за стола, – чего это они там хряпают?»

А мужики «хряпали» прямо на широком гостевом столе покойника, разделывая его на части.

Верки рядом не было. У стола на кафельном полу уже пузатился тот мешок из упаковочной ткани, а на столе, по всей его плоскости, пузырилось кровавое месиво.

У Метелкина от ужаса увиденного зашевелились на голове волосы. Мгновенно отрезвев, он шарахнулся обратно к себе, приткнув поплотнее дверь, чтобы не слышать чавкающих ударов.

– Верка! Куда же она, сука, пропала? Впутала меня. Подвела под монастырь. Жил бы спокойно. Нет, подвернулась, тварь, в недобрый час. До милиции бы надо дело довести. Тех «небожителей» за мозолистые задницы взять. Это они убили человека. Их судить надо! – Иван обреченно сел опять за свой стол, поймав ладонями сразу упавшую голову. – Что теперь будет? Что будет?..

Но помешать тому, что творилось за стеной, он уже не мог.