Страницы истории: Болгорская волость, Татарский гостиный двор, Тверская соборная мечеть

История ислама в Твери чрезвычайно интересна. В предордынский период здесь образовалось компактное поселение булгармусульман, позже выделившееся под названием Болгорской волости. В ордынские времена отношения между тверичами и Ордой складывались весьма непросто – и вражда, выливавшаяся в антиордынские восстания, перемежалась с культурным обменом, одним из результатов которого стало написание тверским купцом Афанасием Никитиным – Ходжа-Юсуфом Хорасани – своего бессмертного произведения «Хожение за три моря». К тому же времени относится появление Татарского гостиного двора в Твери, выполнявшего функции посольства, в том числе и после утраты Тверским княжеством государственности. В ходе междоусобиц в Орде на территории нынешней Тверской области возникло несколько владений, управлявшихся Чингисидами, в их числе Бежецкий Верх и Городен.

В Новое время в Твери была построена одна из самых красивых мечетей Центральной России.

Болгорская волость (губа) – административно-территориальная единица в составе Старицкого уезда (современный Старицкий район Тверской области), просуществовавшая до конца XVII – начала XVIII вв. История ее совершенно не изучена.

Впервые на нее обратил внимание историк С. Б. Веселовский, когда при составлении своего «Ономастикона» сравнил название Болгорской волости с фамилией русских дворян из Костромы конца XVI в. Болгаровых (Болгоровых). При этом автор локализовал Болгорскую волость в Новоторжском уезде. Впоследствии к этой теме обратился исследователь А. Х. Халиков. Первоначально он отметил наличие полумесяца в родовом гербе дворян Болгарских и сделал вывод об их происхождении из Волжской Булгарии, дав отсылку на существование в России Болгорской волости (локализовав ее под Костромой). Далее А. Х. Халиков связал возникновение Болгорской волости с падением Волжской Булгарии от монгольского нашествия. После монгольского разорения Булгара в 1236 г. часть булгар бежала на Русь, прежде всего в северо-восточные русские княжества и в Новгород. Историк В. Н. Татищев писал, что «в том же году от пленения татарского многие Болгары, избегши, пришли в Русь и просили, чтоб им дать место. Князь же великий Юрий [Юрий II Всеволодович, великий князь Владимирский, правил в 1219–38 гг.] весьма рад сему был и повелел их развести по городам около Волги и в другие».

Можно назвать несколько причин, по которым Болгорская волость возникла именно на этих землях. Во-первых, данная территория в начале XIII в. составляла окраину Переяславского (Залесского) княжества, и крупных поселений в тот момент в районе Болгорской волости не существовало. Во-вторых, эта местность в целом была знакома булгарам, особенно купцам, поскольку находилась практически на пересечении нескольких важных торговых и речных путей, соединявших Волжскую Булгарию и Владимиро-Суздальское княжество, с одной стороны, и Новгородскую республику – с другой. Незначительное расстояние (75 км) отделяло Болгорскую волость от крупного торгового центра того времени – Нового Торга, или Торжка, входившего в состав Новгорода. В-третьих, Болгорская волость расположилась на берегу р. Волги, что должно было напоминать булгарам об оставленной родине; кроме того, Волга также служила торговой артерией. Известно, что еще в раннем Средневековье булгары, ведя немалую торговлю с весью (вепсами), поднимались по Волге до устья р. Мологи и доходили до нынешнего г. Бежецка. Наконец, немаловажно и то, что переяславский князь Ярослав II Всеволодович, безусловно, признавал авторитет своего родного старшего брата Юрия и неоднократно выступал его политическим союзником (после гибели Юрия в битве с монголами в 1238 г. именно Ярослав стал великим князем Владимирским).

Однако все эти обстоятельства следует считать второстепенными по сравнению с еще одной, гораздо более весомой причиной выбора булгарами нового жительства. Непосредственно в районе Болгорской волости расположены многочисленные месторождения т. н. старицкого камня, или мрамора, – особой породы известняка, использовавшегося в градостроительстве, а способности булгар как строителей многократно отмечены исследователями. Ведь еще в Приазовской Булгарии булгары при строительстве использовали подобный материал – мел, известняк (см. главы, посвященные Белгородской и Воронежской областям). При этом на левом берегу Волги, где была основана Болгорская волость, камень залегает ближе к поверхности, чем на правом берегу.

О численности булгар, проживавших в Болгорской волости, можно судить весьма приблизительно. Так, среднеарифметический показатель количества населения в отдельных административных единицах Старицкого уезда (7 станов и 11 волостей, включая Болгорскую волость) в 1678 г. составлял 300–350 человек (в соседних Новоторжском и Ржевском уездах эта цифра была равна 500–600 душам). В последующие годы число жителей резко возросло. Безусловно, показатели XVII в. не могут быть соотнесены с периодом ее возникновения; вероятная миграция части булгар из волости и их полная ассимиляция внутри нее не дают возможности определить первоначальную численность. Однако в любом случае она не могла быть ниже значения 300 человек и вряд ли превышала 1–1,5 тысячи. В противном случае не было бы возможности организовать такую единицу самоуправления, каковой являлась на Руси волость, тем более что второе определение Болгорской волости – губа – означало самую крупную административно-территориальную единицу низового ряда (из числа ближайших соседей губы были только в Новоторжском и по одной – в Ржевском и самом Старицком уездах).

Социальный статус булгар, основавших волость, косвенно определяется из самого факта их бегства за 1700 км от родины, а также особенностями ее географического расположения на Великом Волжском торговом пути. Очевидно, это были состоятельные купцы, хорошо знакомые с местностью и понимавшие ее преимущества, и ремесленники, имевшие необходимые средства для обустройства на новом месте. В пользу последнего предположения говорит и вышеназванное обстоятельство наличия в районе Болгорской волости одного из крупнейших в Европе месторождений белого камня.

Историю Болгорской волости еще только предстоит исследовать, при этом важно обратить внимание на ряд сюжетов, которые на данном этапе изучения можно лишь обозначить. Во-первых, поскольку булгары, как отмечал В. Н. Татищев, народ «в строениях городов преславный», следует изучить подлинную роль жителей Болгорской волости в строительстве крепостей Тверского княжества, а именно: восстановления г. Твери после ее переноса на правый берег Волги из-за разорения монголами в 1238 г.; возведения близлежащей Старицы (основана в 1297 г.) и др. Во-вторых, если наша гипотеза верна, и часть жителей Болгорской волости являлись зажиточными купцами, стоит определить их возможное влияние на становление Тверского княжества (независимого с 1241–1245 гг.) как крупнейшего торгово-экономического центра среди всех русских княжеств ордынской эпохи. В-третьих, нужно предположить вероятную взаимосвязь между булгарами – основателями Болгорской волости – и тюркским населением XV – начала XVI в. («татарским и ногайским»; согласно легенде к карте «Кочевой и оседлый мир Восточной Европы. 1482–1560 гг.» в атласе Tartarica) близлежащих Старицы, Ржева, Зубцова, Торжка и Твери. Кроме того, возможно, потомки булгар из волости и городов Тверского княжества могли иметь какое-либо отношение к этническому происхождению некоторых исторических фигур, например купца Афанасия Никитина.

Наконец, булгарский этнический компонент может быть обнаружен в уроженцах Старицы, судьба которых была тесно связана с миссионерской деятельностью среди казанских татар архиепископа Казанского и Свияжского Германа (1505–67) и первого патриарха Московского и всея Руси Иова (1589–1605). Так, несмотря на то, что историки делают особый упор на происхождении архиепископа Германа от князей Смоленских, первая часть его фамилии (в миру – Григорий Садырев-Полев) имеет совершенно очевидно тюркское происхождение.

На основании схем уездов России Я. Е. Водарского мы размещаем Болгорскую волость на территории современных Корениченского и юга Паньковского сельских поселений-округов Старицкого района Тверской области, на левом берегу р. Волги. Вероятный административный центр мог располагаться на месте современного с. Губино, в 6 км к юго-западу от г. Старицы.

Чрезвычайно тесно с Болгорской волостью был связан и Татарский гостиный двор в Твери – торговое и предположительно дипломатическое представительство Золотой Орды в Великом княжестве Тверском, один из торговых центров XIV в.

Татарский гостиный двор располагался на территории Затьмацкого посада (один из 4 посадов Твери, находился между р. Волгой и р. Тьмакой) в пределах кварталов, образованных современными улицами Достоевского и Бебеля и переулками Дмитрия Донского и Трудолюбия. Во время археологических раскопок, проводившихся в 2006 г. на ул. Троицкой (в центре вышеуказанного прямоугольника) было найдено много фрагментов поливной ордынской керамики. Наложив план раскопа на план Твери XVII в., составленный А. С. Щенковым в 1980 г. на основании писцовых книг, археологи предположили, что это место и есть Татарский гостиный двор. Месторасположение Татарского гостиного двора определялось его близостью к Тверскому кремлю, примерно на расстоянии 1 км, а также тем фактором, что именно через Затьмачье столица великого княжества Тверского была связана с крепостями и торговыми центрами, располагавшимися на юго-востоке государства: Старицей, Ржевом, Зубцовом. Эта дорога (современное Старицкое шоссе) проходила через территорию Болгорской волости, торговцы и ремесленники из которой, очевидно, были тесно связаны с тюркским (татарским) населением Твери. Кроме того, существует гипотеза, что Тверь была перенесена на правый берег в устье р. Тьмаки после монгольского разгрома 1238 г. изначального города (располагавшегося на левом берегу Волги). Если верно предположение об активном участии булгар в восстановлении Твери, нельзя исключать, что Татарский гостиный двор имеет более древнюю историю. В XIV в. в Татарском гостином дворе жили, очевидно, послы и купцы из Золотой Орды. Существование особого подворья для гостей из Золотой Орды следует из того факта, что Великое княжество Тверское вело независимую от других русских княжеств политику во взаимоотношениях с ордынскими ханами. В летописях упоминаются имена послов Золотой Орды в Твери: Тайтемир, Эмир-Ходжа, Индрюй (Инды) в 1315 г.; Чолхан (Челкан, Щелкан) в 1327 г.; Туралык, Сюга, Федорок в 1328 г.; Сарыхожа в 1371 г. и др. Из них наибольшую известность приобрел двоюродный брат хана Узбека Чолхан, убитый в великокняжеском дворце, где он пытался укрыться во время антитатарского восстания. События 1327 г. нашли отражение в Тверском сборнике, Рогожском летописце, а также в устном народном творчестве («Песня о Щелкане Дудентьевиче»). Именно в связи с этим событием ряд исследователей, в частности И. Е. Забелин, М. Н. Тихомиров и другие, обратили внимание на существование в Твери резиденции для ордынских послов.

Еще в начале XVI в. Татарский гостиный двор, судя по духовной грамоте великого князя Московского Ивана III (1462–1505) от 1504 г., наряду с Ордынскими подворьями в Москве и Нижнем Новгороде продолжал играть важную роль во взаимоотношениях Руси и постордынских государств (Крымского, Астраханского, Казанского и Касимовского ханств). Однако к середине XVI в. Татарский гостиный двор, как официальное торгово-дипломатическое представительство, очевидно, прекратил свое существование. Этот хронологический рубеж можно предположить, исходя из нескольких фактов: ликвидации в конце XV в. самостоятельности Великого княжества Тверского и в середине XVI в. – ряда поволжских постордынских государств, завоеванных Москвой; и возведением в 1564 г. на территории Татарского гостиного двора церкви Троицы Живоначальной (древнейший из сохранившихся храмов города). Тем не менее «Татарский двор» упоминается еще в Писцовых книгах Игнатова и Нарбекова 1626–1628 гг., а название «Татарская улица» в районе Татарского гостиного двора просуществовало до середины XVII в.

В постордынский период на территории современной Тверской области возникло несколько владений под управлением Чингисидов; среди них – Бежецкий Верх и Городен.

Бежецкий Верх – средневековый город, современный г. Бежецк Тверской области. На рубеже XVI–XVII вв. в регионе проживали служилые Чингисиды со своими дворами; но достоверно не известно, получали ли они доходы с города или же владели только поместьями. Именно в Бежецком Верхе первоначально упоминаются имения казахского царевича Ураз-Мухаммеда б. Ондана, впоследствии касимовского хана; здесь же должны были находиться и татары его двора. Позднее землями в Бежецком Верхе владел сибирский царевич Мухаммед-Кула б. Атаул, племянник хана Кучума. Взятые в 1598 г. в плен родственники сибирского хана Кучума просили отпустить их на жительство в Касимов к Ураз-Мухаммеду б. Ондану или в Бежецкий Верх к Мухаммед-Кулу.

Городен – средневековый город, современное с. Городня Тверской области. Был пожалован царевичу Худайкулу б. Ибрагиму (в крещении Петр Ибрагимович) в 1505 г. после принятия православия и женитьбы на сестре великого князя Василия III (1505–1533) Евдокии Ивановне.

Один из самых известных и вызывающих споры памятников древнерусской литературы «Хожение за три моря» Афанасия Никитина был написан под влиянием мусульманской культуры. С ней автор, возможно, познакомился, еще находясь на своей родине, в Твери.

«Хожение за три моря» – памятник древнерусской литературы XV в., созданный тверским купцом Афанасием Никитиным во время его путешествия в Индию. Он представляет собой комплекс путевых заметок, которые Никитин, несомненно, подвергал редактированию. Неизвестно, для какого читателя предназначалось «Хожение…», но очевидно, что автор писал его не в рамках официального литературного контекста. Всей своей формой и содержанием этот текст, находится в оппозиции принятому канону «хожений», должных повествовать о паломничестве в «святую землю» Палестины или к христианским святыням Константинополя. Примечательно, что для летописца, называющего записки Никитина просто «написанием», этот текст интересен как уникальный «экзотический материал», для самого же автора это «грешное хожение», путешествие с религиозными коннотациями смысла, фактически же – «антихожение», т. к. направлено оно не к христианским святыням, а вглубь мусульманских земель.

«Хожение…» – уникальный памятник. Он представляет собой, по всей видимости, первый случай оформления и функционирования скрытой мусульманской коннотации в тексте, принадлежащем христианской культуре. Однако анализ исламской составляющей «Хожения за три моря» связан с целым комплексом проблем.

Во-первых, в отсутствие первоисточника (тетрадей Никитина и протографа летописи, в которую было внесено «Хожение…») в распоряжении современного исследователя есть 3 основных значительно отличающихся друг от друга редакций-инвариантов: Летописный (Эттеров список Львовской летописи), Троицкий (Ермолинский) и Сухановский изводы. Согласно устоявшейся традиции, исследователи опираются главным образом на Эттеров список и Троицкий извод, который уточняет значение многих фраз и восполняет лакуны первого.

Характер разночтений свидетельствует о том, что отклонения от протографа возникли не только по причине пропусков и ошибок при переписывании, но и в результате сознательной редакции. По мнению И. И. Срезневского, редакция может носить авторский характер и наличие инвариантов говорит о том, что Никитин сам «переписывал и исправлял» свои путевые записки. Однако вне зависимости от того, привносились ли в текст «Хожения…» элементы ислама синхронно с созданием текста или позже, они, разбросанные по тексту и порой вступающие с ним в противоречия, несомненно, связаны друг с другом, имеют смысловой центр, а потому требуют своего рассмотрения как самостоятельный код, согласованный с идейным содержанием всего произведения.

Не исключая авторскую редакцию, следует серьезно отнестись к версии редактирования текста летописцами. Например, в Сухановском изводе тщательно удалено практически все, что так или иначе связано с мусульманской семиотической системой: сведено к минимуму включение арабских, тюркских и персидских выражений, а заключительная часть, написанная по-арабски в кириллической графике, полностью снята.

В Эттеровом списке отчетливо видна рука летописца, произвольно заменившего слово «богу» на слово «Христу»: «Да молился есми богу вседержителю, кто сътворилъ небо и землю, а иного есми не призывал никоторово имени, богъ олло, богъ керимъ, богъ рагымъ, богъ худо, богъ акъберъ, бог царь славы, олло варенно, олло рагымелло, сеньсень олло ты!» (Троицк., л. 380 об.) и «Да молился есми Христу вседрьжителю, кто сотворил небо и землю, а иного есми не призывал никоторого именемъ, богъ олло, богъ керим, богъ рагимъ, богъ хосдо, богъ акьбер, богъ царь славы, олло варенно, олло рагимельно сеньсень олло ты» (Этт. сп., л. 449 об.). С точки зрения христианина-летописца значение фразы не изменилось, поскольку в христианской модели мира Христос есть Бог. Однако в структуре текста «Хожения…» и в смысловом контексте предложения эта замена не просто неравнозначна – она создает серьезный конфликт с идейным содержанием. Центр тяжести фразы приходится на мусульманское наименование Бога, а фразой «иного есми не призывал никоторого именемъ», скорее, подчеркивается ключевое кораническое утверждение Христа как пророка, равного Моисею, но не сына и тем более не Бога.

Идея «имен Бога» является наиболее значимой частью мусульманского кода «Хожения…», поэтому необходимо обратить на нее внимание более подробно, т. к. именно она формирует основу скрытой структуры произведения. «Ал-исм ал-а'зам» – это один из самых мощных кодов всей мусульманской культуры, ведущей свое начало от коранического текста и хадисов: вся мусульманская теология строится на понятии таухида (Единобожия) и подчеркивает это кораническим наименованием Бога – Аллах.

Во-вторых, особенность «Хожения…» заключается в том, что текст является уникальной для того времени попыткой преодоления культурной замкнутости Руси в сторону ислама. Это составило основу научного спора о религиозной принадлежности самого Никитина.

В-третьих, проблема осмысления скрытой структуры памятника как постороннего включения заключается в принципах рассмотрения ее культурной почвы. В той терминологии и категориях, которыми в науке принято анализировать и интерпретировать христианскую культуру и сознание, оказывается совершенно невозможным понимать авторов и произведения мусульманской культуры, поскольку они основываются на иных принципах логического и художественного мышления. Для исследователя, работающего над темой «ислам и русская литература», здесь спрятана методологическая ловушка: по своим внешним признакам мусульманская традиция напоминает западноевропейскую, но общие для обеих концептуальные понятия (Бог, Священное Писание, молитва, судьба и др.) при более глубоком их рассмотрении вызывают ощущение «фундаментальной непонятости» этой семиотической системы.

Подобный недочет можно обнаружить и в переводе «Хожения…» на русский язык Л. С. Семенова и А. Д. Желтякова. Например, фраза «шихбъ Алудин пиръ ятыр» (Этт. сп., л. 446 об.) переводится ими как «шейх Ала-ад-дин [святой лежит]». Слово «пир» переведено словом «святой» некорректно, поскольку не имеет словесного эквивалента в русском языке. Было бы правильнее оставить этот термин без перевода, снабдив комментарием. Замена «пира» «святым» удаляет из текста элементы суфизма, что не дает возможности установить факт знакомства Никитина с этой мусульманской субкультурой. Другой пример некорректного перевода относится к фразе «Олло, худо, богъ, данъиры» (Этт. сп., л. 454). Желтяков и Семенов перевели это: «Боже, боже, боже, боже!» Очевидно, у Никитина это самостоятельное высказывание, утверждающее глубокую философскую идею идентичности наименований Бога на языках противопоставленных друг другу религиозных систем.

Близость философских позиций Никитина мусульманскому мистицизму прослеживается и по линии мотива «свой среди чужих, чужой среди своих». Это дает возможность уточнить психологическое состояние автора: тяжелые раздумья о потере им «русскости» в среде «чужих» расширяются до пределов философского обобщения, идей вселенского универсализма.

Выражающая принцип таухида структура в «Хожении…» разворачивается на двух уровнях:

1. Наименование Бога на 4 языках утверждает наличие 4 путей к одной цели, каждый из которых может быть в равной степени истинным: «а растъ дени худо донот – а правую вьру богъ вьдает. А права вьра бога единаго знати, и имя его призывати на всяком мьсте чисте чисто» (Этт. сп., л. 456).

2. Наименование Бога на арабском языке. В соответствии с коранической традицией автор манифестирует идею мусульманской философии о 99 именах Творца. Из 99 имен А. Никитин, стараясь передать арабское произношение, включил в текст 33, причем сам характер их употребления свидетельствует о том, что он понимает их не просто как божественные качества, известные христианам.

Некоторые имена Никитин употребил только по одному разу – в заключительной молитве, например: «альазизу, альчебару, альмутаканбиру» (Троицк. изв., л. 392 об.). Другие имена, повторяясь по нескольку раз, проходят через все произведение, создавая особую смысловую линию: Ал-Хакк (араб. «Истинный»), в тексте – «оакъ» (в Этт. сп.: л. 445, 449, 449 об., 458); Аллах, в «Хожении…» – «олло» [в Этт. сп.: л. 445 (5 раз), 449, 449 об. (7 раз), 452 об. (7 раз), 454 (2 раза), 452 об. (2 раза), 458 об. (2 раза)]; Ар-Рахим (араб. «Милосердный»), в тексте – «рагим» [в Этт. сп.: л. 445, 449 об. (2 раза), 452 об. (2 раза), 458 об. (3 раза)] и Ал-Карим (араб. «Щедрый/Великодушный»), в «Хожении…» – «керем» [в Этт. сп.: л. 445, 449 об. (2 раза), 452 об. (2 раза)]. Исследователя не оставляет ощущение, что этот смысловой комплекс всего лишь материализованная часть некой структуры, сформированной автором либо с определенной целью, либо бессознательно. Порой использование мусульманских имен Бога производит впечатление авторской вставки при составлении «чистовика» из разрозненных записок, как будто Никитин эмоционально комментировал собственный текст.

Более всего укрепляет мысль о целостной структуре использованных имен одна существенная деталь: согласно мусульманской традиции, среди 99 божественных имен («ал-асма’ ал-хусна») есть одно, именуемое «главным», «наивеличайшим» (т. е. «ал-исм ал-а'зам»), однако достоверно неизвестно, какое именно. Судя по анализу нескольких хадисов, в которых упоминается это понятие, наивеличайшее имя, вероятно, не выражено какой-то одной лексемой, оно рассредоточено в структуре значений известных 99 имен таким образом, что только их вербализованная совокупность составляет код «ал-исм ал-а'зам». По-видимому, этим можно объяснить тот факт, что в мусульманском мистицизме сложился ряд явлений, связанных с зикром (поминанием божественных имен), предписывающим повсеместное, как можно более частое употребление в речи различных имен-атрибутов Бога, примером чему может служить и текст «Хожения…».

Закрепляет актуализацию скрытой структуры текста заключительная молитва Никитина, в которой до настоящего времени видели только компиляцию коранических цитат: «Милостию божиею преидох же три моря. Дигерь худо доно, олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рух оало, ааликъ солом. Олло акьберь. Аилягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагим. Хуво могу лези, ляляса ильлягу яалимуль гяпби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ляиляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу».

На самом деле это является частью цельного текста широко известной в мусульманской среде молитвы «наивеличайших имен Бога», составленной из выражений Корана и хадисов. Ее популярности способствовал достоверный хадис о 99 именах Бога: «Воистину у Господа 99 имен. Кто их выучит [осмыслит и сохранит в памяти], тот войдет в рай». По всей видимости, Никитин запомнил либо сокращенный вариант этой молитвы, либо он подвергся сокращению летописцами. В любом случае нет никакого сомнения в том, что ее присутствие свидетельствует о большой значимости идеи божественных имен в художественной картине мира Афанасия Никитина и в тексте «Хожения за три моря», формирующего первую в истории русской литературы мусульманскую миромоделирующую структуру.

Несмотря на богатую средневековую историю, впоследствии заселение Твери мусульманами прекращается. Хотя при этом сохраняется топонимика, и новое поколение татар-мусульман, прибывавших сюда уже в XIX в., оседало зачастую в тех же местах, что и прежние поселенцы. Каким образом это происходило, мы пока не знаем. Можно предположить, что первыми переселенцами-мусульманами в Твери в Новое время были прямые потомки тех, кто оттуда выехал в XVI–XVII вв., но это всего лишь гипотеза.

В Новое время татары-мусульмане впервые появились в Твери в 1846 г. в количестве 2 человек. По переписи 1869 г., проведенной властями города по собственной инициативе, число татар составляло 58 человек. К 1878 г. в Тверской губернии их насчитывалось уже 717, а в 1897 г. – 513 последователей ислама (в губернском центре – 196). По этническому признаку большинство из них были татарами (408 мужчин и женщин), кроме них проживали башкиры (74 мужчины), чуваши (26 мужчин и 1 женщина) и турки (6 мужчин). В 1906 г. более 250 человек, в основном нижние чины расквартированных в Твери частей войск, исповедовали ислам. По губернии из 513 татар чуть более трети (186 человек) составляли военнослужащие, младшие офицерские чины; остальные – крестьяне в возрасте от 20 до 29 лет (отходники).

К микротопонимам города Твери, отражающим историю ислама Нового времени, относятся Татарские горы и мусульманское кладбище.

Татарские горы – возвышение в районе Смоленского переулка Твери. По преданию, ханские баскаки и их отряды в период сбора дани с тверских земель ставили здесь свои шатры. По мнению известного тверского краеведа Н. А. Забелина, в непосредственной близости от Татарских гор, между современными Татарским и Смоленским переулками, находилась Татарская слобода (хотя в архивных документах такого названия нет, до сегодняшнего дня сохранился только топоним Татарский переулок). Тверские слободы активно заселялись со 2-й половины XIX в. В Татарской слободе жили татары – ямщики, рабочие и люди, владевшие лошадьми.

Историческое мусульманское кладбище Твери было основано в районе Татарских гор, впоследствии стало частью Смоленского кладбища города. Разделительной полосой между конфессиональными участками служила проселочная дорога, ведущая на кожевенный завод. К мусульманскому участку кладбища, окруженному забором, в 1916 г. с восточной стороны был прирезан дополнительный кусок земли площадью в 50 кв. саженей (около 105 кв. м). В 1960-х гг. на месте кладбища развернулось строительство школы (ныне средняя школа № 22) и административных зданий. Часть захоронений перенесена, другая – оказалась под фундаментами зданий и дорогами. Переехавшие в Калининскую (ныне Тверскую) область на торфяные разработки пензенские татары начали хоронить умерших около деревни Лукино (в 12 км к северу от Твери), где и сегодня существует действующее кладбище. С конца 1930-х гг. в связи с переполнением Смоленского кладбища мусульмане получили для захоронений участки в районе поселка Первомайский и деревни Дмитрово-Черкассы. Сегодня существуют два места для погребения мусульман: кладбище в деревне Дмитрово-Черкассы и кладбище близ Лукино.

Мусульманское население сформировало два прихода: в городах Тверь и Бологое, которые значились в реестре мечетей и молитвенных домов, подведомственных ОМДС. Существование в Твери постоянной мусульманской общины вызвало необходимость возведения мечети. Решение о ее строительстве было принято местными мусульманами в 1905 г. Тверской имам Хусаин Сеид-Бурхан собрал сведения о численности последователей ислама в составе расквартированных в городе полков (8-го гренадерского и 1-го драгунского); их оказалось 73 человека. Кроме того, по сообщениям товариществ Тверской и Рождественской мануфактуры братьев Коняевых и администрации завода Ивана Залогина, в составе указанных коллективов работало до 150 мусульман. В целом по Твери около 300 человек были заинтересованы и ожидали открытия мечети. Сбором документов для получения разрешения на строительство занимался Ф. И. Алышев. Он же, как доверенное лицо мусульманской общины города, взял на себя ответственность перед губернскими властями за возведение здания.

17 апреля 1906 г. в губернское правление от Ф. И. Алышева поступило прошение об утверждении проекта и разрешении построить мечеть. К нему прилагался документ, на основании которого еще 12 августа 1905 г. городская управа выделила под Тверскую соборную мечеть участок земли напротив земской больницы в конце Миллионной ул. площадью 150 кв. саженей (около 315 кв. м). После подтверждения согласия на постройку мечети со стороны официальных властей документы поступили в строительное отделение губернского правления, где были рассмотрены 11 июля 1906 г. К тому времени работы уже шли: с конца апреля 1906 г. началось возведение каменных стен, а 3 октября того же года все работы были полностью завершены.

Здание Тверской соборной мечети построено по образцовому проекту 1844 г. в новомавританском стиле. Архитектор – Б. Г. Поляк. Длина здания – 12 м; протяженность его подчеркнута с помощью членения 6 оконными проемами с подковообразными арками. Зрительному уменьшению массива строения служат звездчатые 8-конечные окна, а также карниз с элементами местного зодчества. По углам крыши расположены маленькие купола, соединенные зубчатым гребешком, растянутым по всему периметру. В северной части, в углу над входом, расположен минарет – цилиндрическая башня высотой 16,3 м с куполом; на минарете возвышается шпиль высотой до 4,5 м. Крыша северного объема украшена кирпичным узором в восточном стиле. Вокруг окон располагалась лепнина, которая почти целиком была утрачена по прошествии времени и сегодня подлежит реставрации. Рустовка – чередование горизонтальных полос в два цвета: белого и красного – придает облику мечети особую выразительность и по стилю роднит здание Тверской соборной мечети с мечетями Владикавказа и Потсдама. Зал для молитвы имеет вместительные хоры и галереи на уровне 2-го этажа, куда ведет маршевая лестница. В 1913 г. вокруг Тверской соборной мечети появилась каменная ограда с металлическими стрельчатыми секциями, соединенными каменными столбами.

В нахождении средств на строительство мечети принимала участие вся мусульманская община (по подписке в Твери и других городах удалось собрать около 2500 рублей), но основную часть расходов взял на себя упомянутый выше Ф. И. Алышев. В целом постройка обошлась в 15 тысяч рублей, оборудование здания – в 2 тысячи. Открытие Тверской соборной мечети состоялось 27 октября 1906 г., в месяц Рамадан. Торжественное богослужение было проведено петербургским ахуном А. Баязитовым, московским имамом Х. Агеевым и тверским имамом Х. Сеид-Бурханом. На открытии мечети присутствовали тверской губернатор, городской голова, начальник Тверского гарнизона, гости из Санкт-Петербурга: генерал от кавалерии князь Чингиз-хан из династии ханов Букеевской Орды, редактор-издатель ряда столичных мусульманских газет Г.-Р. Ибрагимов и другие высокопоставленные лица. Была зачитана телеграмма от имени императора Николая II (1894–1917), в которой «в связи с официальным открытием мечети Его Величество… повелевает для полного завершения строительства пожертвовать две тысячи рублей». После речи губернатора в Общественном собрании Ф. И. Алышев дал по случаю открытия соборной мечети торжественный обед, во время которого гости подчеркивали необходимость дальнейшего развития «духовной дружбы» между мусульманами и православными, живущими в Твери.

Тверская соборная мечеть функционировала несколько десятилетий и была официально закрыта в июле 1935 г. В советское время в здании размещались различные учреждения, в частности долгое время здесь был ресторан «Восток».

В советские годы численность мусульманской общины Тверской области менялась следующим образом: по переписи 1926 г. она составляла 1,3 тысячи человек (0,09 % общего населения), из них – 1,2 тысячи татар (с некоторым преобладанием мужского населения). В 1939 г. достигла уже 9,4 тысячи человек (0,3 % общего населения), из которых 7,5 тысячи татар, 0,5 тысячи казахов, 0,4 тысячи узбеков, 0,3 тысячи башкир, 0,2 тысячи туркмен, 0,1 тысячи азербайджанцев.

По данным всесоюзной переписи 1970 г., мусульманское население незначительно сократилось по сравнению с 1939 г. – до 9,3 тысячи человек. Это произошло на фоне весьма значительной общей депопуляции в области. Общину составляли татары (4,7 тысячи), узбеки (1,9 тысячи), таджики (0,7 тысячи), казахи (0,5 тысячи), азербайджанцы (0,5 тысячи), башкиры (0,2 тысячи) и каракалпаки (0,2 тысячи).

В 1979 г. количество населения, исповедовавшего ислам, уменьшилось до 8,1 тысячи человек, главным образом за счет двух этнических групп – узбеков и таджиков. Этнический состав также немного изменился: помимо фигурировавших ранее татар (5,2 тысячи), азербайджанцев (0,6 тысячи), узбеков (0,4 тысячи), казахов (0,4 тысячи), башкир (0,3 тысячи), киргизов (0,1 тысячи) и таджиков (0,1 тысячи), появились выходцы с Северного Кавказа чеченцы (0,3 тысячи) и лезгины (0,1 тысячи).

 

Мусульманская община на рубеже веков: динамика численности, социальная активность и религиозная жизнь

В условиях атеистической пропаганды советского времени община мусульман Тверской области сохраняла исламские традиции. Во время Великой Отечественной войны и вплоть до 1990-х гг. в доме у Амины Куруковой по адресу: ул. Большевиков, д. 25 (район «Пролетарки»), проводились пятничные намазы, а неофициальные муллы Джафар Аляутдинов и Джафар Амиров совершали все необходимые религиозные обряды. Кроме того, в более позднее время «народными имамами» были Ахир Бавлютов, Яхья Измайлов, Исмаил Файзрахманов и другие.

Всесоюзная перепись 1989 г. показала существенный рост мусульманского населения. Общая численность последователей ислама в области возросла до 18,6 тысячи человек (1,12 % населения области). Среди них выделялись татары (6,3 тысячи), азербайджанцы (2,1 тысячи), чеченцы (1,8 тысячи), узбеки (1,4 тысячи), казахи (0,9 тысячи), лезгины (0,9 тысячи), киргизы (0,7 тысячи), туркмены (0,7 тысячи), башкиры (0,7 тысячи), таджики (0,5 тысячи), аварцы (0,5 тысячи), табасаранцы (0,4 тысячи), даргинцы (0,3 тысячи), кумыки (0,2 тысячи), ингуши (0,2 тысячи), кабардинцы (0,2 тысячи), лакцы (0,1 тысячи), ногайцы (0,1 тысячи).

Наибольшей численности мусульманская община достигла в 2002 г. – 24,7 тысячи человек, или 1,7 % общего населения. Этнический состав в целом остался прежним: татары (6,7 тысячи); азербайджанцы (4,6 тысячи); чеченцы (2,7 тысячи); таджики (1,2 тысячи); узбеки, лезгины (по 1 тысяче); аварцы, башкиры, даргинцы (по 0,5 тысячи); ингуши, казахи, табасаранцы, туркмены (по 0,3 тысячи); арабы, кумыки, лакцы (по 0,2 тысячи); карачаевцы, киргизы (по 0,1 тысячи) и др.

В 1990-х гг. мусульмане Твери были представлены двумя общинами. Первую составляли потомки нижегородских и пензенских татар, которые объединялись вокруг «народных имамов» и пожилых мусульман, соблюдавших обряды ислама. Кроме самой Твери, крупное поселение этой группы татар-мишарей в 1940–1960-х гг. было также в поселке Спирово. Во вторую входили разрозненные группы выходцев из Татарстана и Башкортостана, поселившихся в Твери в послевоенный период. Многие из них даже не подозревали о существовании первой общины. Знакомства и встречи земляков послужили толчком к созданию национально-культурного центра, который был зарегистрирован в январе 1998 г. Инициатором выступил директор фирмы «Сибиком» Марат Бахтиев.

В 1992 г. мусульманам было возвращено здание Тверской соборной мечети, официальным имамом которой стал И. Файзрахманов. В 1998–2003 гг. имам-хатыбом являлся Фанис Билялов, впоследствии возглавивший производство халяльных мясопродуктов в области. С 2003 г. по 2009 г. имам-хатыбом был назначен Рустам Мухаметгазиевич Мусин, а в настоящее время им является переехавший из Иваново Тахир-хазрат Сайфутдинов. 27 октября 2006 г. членами мусульманской общины и общественностью Твери широко отмечался 100-летний юбилей Тверской соборной мечети. На праздник прибыло множество гостей, в том числе председатель СМР муфтий Равиль Гайнутдин, председатель ДУМНО Умар Идрисов, видные представители мусульманских общин Нижнего Новгорода, Ярославля, Иванова, Вологды и др. После праздничного богослужения и обеда с руководителями Тверского региона в ДК «Пролетарка» состоялось торжественное заседание, посвященное этому знаменательному событию, во время которого мусульман тепло поприветствовал и поздравил губернатор области Дмитрий Зеленин.

В 2008 г. был развернут капитальный ремонт здания Тверской соборной мечети. На реставрацию из федерального бюджета было выделено более 4 млн рублей, что позволило обновить внутренние помещения, привести в порядок всю территорию исламского комплекса, укрепить фундамент мечети и освежить позолоту ее полумесяцев и шпилей.

Общественную деятельность мусульманской общины курирует Ф. Б. Батыргареев. В области также действуют молельные дома в Торжке, Вышнем Волочке, Удомле и Конакове.