Весной 1953 года, когда мы прибыли на очередной сбор в Одессу, начались и другие неприятности. Мы приехали на юг сильно уставшими. Зимние тренировки проходили параллельно с учебой в школе тренеров, где занималась большая группа наших ребят – Коман, Тищенко, Журавлев, Лемешко, Богданович, я. За учебниками мы сидели иной раз по восемь часов в день, и надо было еще поспеть на тренировку. Иногда, когда совсем не оставалось просвета, Антон Леонардович забирал нас на время, которое студенты называют «окнами» – перерыв между парами. Тогда на заснеженном, а порой и покрытом льдом поле появлялись он, мы с Женей и наш новый вратарь Геннадий Лазунов, пришедший на место Зубрицкого. Грустно было расставаться с Анатолием Федоровичем, но все понимали, что возраст и полученная травма ноги, от которой он так и не оправился полностью, осложняют его пребывание в составе «Динамо». Между Ошенковым и Зубрицким состоялся откровенный разговор. В результате Анатолий Федорович «подал в отставку». Он, правда, еще поиграл пару сезонов за московский «Локомотив» и кишиневский «Буревестник», однако был уже не таким, как в молодые годы.

Мы с Женей остались основными вратарями, а ветерана Зубрицкого должен был заменить молодой Лазунов. Однако уже первые тренировки по методу Идзковского – на снегу, на льду, не считаясь с морозом или грязью – показались новому вратарю слишком трудными. Он не привык к такой напряженной работе и предпочел покинуть «Динамо». Мы тоже изнемогали под бременем сверхвысоких нагрузок Антона Леонардовича, но мы привыкли к такому стилю работы и знали, что он оправдает себя. Вот тут-то, еще зимой, и началась полоса неудач…

Во время тренировочной игры на снегу с командой Минска в воротах стоял Лемешко. Несмотря на мороз, он, как всегда, вышел без перчаток. Кожа на руках утратила эластичность. Отражая одну из атак противника. Женя парировал очень сильный удар. Внезапно он почувствовал резкую боль в руках. Оказалось, на ладонях лопнула кожа.

Таким образом, по приезде в Одессу мне пришлось проводить тренировочные и контрольные матчи не только в основном составе, но и за дублеров. Это, естественно, было нелегко, хотя и давало большую пользу. Но в жизни вратаря так много трудностей, что иной раз даже не можешь догадаться, откуда ждать беды. Я лишний раз убедился в этом во время сбора 1953 года.

Динамовцы проводили последний контрольный матч. Против нас выступал местный «Пищевик», в составе которого играл мой старый дружок Костя Червинский. И вот этот самый Костя, когда счет уже был 3:0 в нашу пользу и когда до конца матча оставались считанные минуты, прорвался к нашим воротам, и мне оставалось лишь одно – броситься в ноги. Последовал удар, и в бедре словно порвалось что-то. Меня оттащили в сторонку, на правой ноге синел огромный кровоподтек.

– Ничего, – успокоил врач, – к началу сезона все пройдет.

В самом деле, через неделю я почувствовал, что в ноге остались лишь «кусочки» боли. Она явно шла на убыль. Настроение повысилось. И когда Ошенков спросил меня, смогу ли я выступить в товарищеском матче против ленинградского «Динамо», я, не задумываясь, ответил, что все в порядке. Матч был приурочен к торжественному открытию Центрального стадиона, и мне хотелось сразу же показаться в воротах своей команды.

Этот матч вывел меня из строя. Я много «орудовал» правой, ушибленной ногой, боль нарастала с каждой минутой. В конце концов я пропустил пустячный гол и подвел команду. Со стадиона уходил с помощью Саши Щанова; один, наверное, не дошел бы до дому.

Теперь настала очередь Жени выручать меня. Он провел игру против «Зенита» (уже календарную) и сразу же выступил за дубль, хотя еще побаивался за свои руки.

Следующая встреча, казалось, укрепила положение Лемешко. Он очень хорошо показал себя в матче с динамовцами Москвы. Был момент, когда Бесков мог забить гол с близкого расстояния. Но самоотверженный бросок Лемешко под удар спас положение. Увы, зрителей не устраивала ничья. Они дружно скандировали: «Пашу на поле!», требуя введения в «бой» Виньковатова. И тот действительно вышел. Он чувствовал настроение публики, ее волнение передалось и ему. В таких случаях футболист стремится немедленно оправдать свой выход. Виньковатову подвернулась такая возможность: Коман прекрасно вывел его на удар. И в этот миг, очевидно, от большого усердия, Виньковатов промахнулся мимо мяча и… упал. Трибуны ответили взрывом смеха. Я видел, что Павел Иванович сильно огорчился из-за этой неудачи, и мелькнула мысль, что теперь он уже ничего не сделает. Но все-таки именно он принес нам победу. Сильнейшим ударом издалека он через несколько минут заставил Вальтера Санаю пропустить единственный в матче гол.

Почти сразу мы выехали в Москву. Я все еще прихрамывал. Но неутомимый Идзковский заставил меня и в таком состоянии тренироваться. Нет, он не был черствым!

Просто Антон Леонардович по опыту знал, что для человека лучший врач – его любимое дело.

– Ничего страшного с тобой не произошло. Пожалуй, ты больше напуган, чем пострадал. Забудь о ноге, тренируйся.

– Антон Леонардович, но ведь мне больно бегать и прыгать.

– Возможно. Но при желании можно тренироваться и сидя.

Он заставил меня сесть на одну из скамеек трибуны и стал бросать мячи, а я ловил их сидя. Наверное, те, кто наблюдал за нами, в душе потешались, потому что это действительно выглядело смешно. Но польза, несомненно, была: я не терял навык ловли. Идзковский пересадил меня с трибуны на траву, и вновь началась работа. Так он помог мне быстрее войти в строй.

В Москве мы с минимальным перевесом обыграли команду Калинина, а дальше пошли неудачи. Торпедовцам отдали два очка (1:3), сделали ничью с вильнюсским «Спартаком» и снова со счетом 1:3 проиграли спартаковцам столицы. В этом матче ворота защищал Лемешко. Сыграл он плохо. Я был среди дублеров и тоже опростоволосился. Случилось то, что в кругу футболистов насмешливо называется «показухой». Это когда желание показать себя в лучшем свете так велико, что оно вступает в противоречие со здравым смыслом.

За дублеров «Спартака» в этот день играл Николай Дементьев При счете 1:1 он получил право на штрафной удар. Стенку выстроили с таким расчетом, чтобы она прикрывала правый угол ворот. Я стал в левый, полагая, что теперь ворота надежно закрыты, Каждому, даже постороннему наблюдателю, было ясно: я вызываю «огонь» на себя. Но Дементьев не был бы самим собой, если бы поддался на эту уловку и пробил в меня. Нет, он поступил иначе, ибо хорошо владел резаным ударом и мог себе позволить то, что было не по плечу другим. Покоряясь воле мастера, мяч буквально облетел стену по дуге и устремился в правый угол. В какую-то долю секунды сообразив, что спартаковец перехитрил меня, туда же кинулся и я.

Потом, после матча, Дементьев сказал мне, что был потрясен моим броском из одного угла ворот в другой. Он считал, что такие броски практически невозможны. И я тоже так считал. Но вот все же получилось. И дело кончилось бы хорошо, если бы я не перестарался. До мяча дотянулся концами пальцев. Он был остановлен. Но захотелось завершить столь мощный бросок не менее эффектным «приземлением» мяча на грудь. Я рванул его к себе, да с такой силой, что сам закинул его в ворота.

Стадион ахнул. Я увидел лицо Дементьева. По нему медленно-медленно расползалась улыбка. И только тогда я понял всю глупость совершенного мной. Не было сил подняться с земли. Хотелось колотить по ней кулаками. Я проиграл матч. Не команда, а я!

Только настоящий мужчина может выстоять под ударами неудач, если они сыплются на его голову одна за другой. Мы не были еще мужчинами. Мы едва простились с юностью. Наша эмоциональность частенько пересиливала волю и голос рассудка. Стоит ли удивляться, что и я, и Лемешко растерялись! Уменье выждать в решающий момент – это одно из проявлений житейской мудрости. Но она, увы, приходит только с годами. Нам же хотелось сегодня, сейчас же «подлатать» свою репутацию, ибо утратить ее куда легче, чем восстановить. Команда разочаровалась в своих вратарях, готова была поставить в ворота кого угодно, если бы нашелся такой парень. Но его не было. Играть приходилось нам. Возможно, поэтому игроки защиты нервничали больше чем надо и тоже стали допускать ошибки. Механизм разладился.

Игра с ленинградским «Зенитом» принесла новое огорчение. Снова проигрыш – 1:2. На этот раз уже Лемешко «ловил бабочки». Затем последовал проигрыш от «Спартака» (это была уже игра второго круга) и вновь по моей вине. Я расскажу почему, чтоб другие сделали правильные выводы из моих ошибок.

Первый тайм прошел спокойно – 0:0. Беда разразилась во втором. Никита Симонян, пройдя по левому краю, сделал прострел вдоль ворот. Мяч шел приблизительно к одиннадцатиметровой отметке. Это была одна из тех передач, когда говорят «на авось». Так мне показалось. Никого из спартаковцев поблизости не было. Мяч катился довольно медленно. Создалось впечатление, что никто к нему не поспеет. Я с ленцой потрусил из ворот наперерез катящемуся мячу, медленно нагнулся, чтобы взять его в руки. И в этот миг перед глазами мелькнула чья-то нога. Мяч исчез, а меня оглушил тысячеголосый стон стадиона. Гол! Мяч в сетке!

Это сделал Всеволод Бобров. Откуда он взялся, как успел перехватить мяч, для меня по сей день остается загадкой. Мы уже знали его, привыкли к тому, что Бобров, будто сонный, подолгу слоняется по полю без видимой пользы, нарочно демонстрируя пассивность. Но все это не более чем пантомима. В благоприятный момент, когда бдительность опекунов была усыплена, Бобров вихрем срывался с места, получал мяч, и тогда уже ничто не могло отвратить горькой развязки. Это была медлительность орла, подолгу высматривающего добычу и молнией кидающегося на нее. Да, мы знали это. И все же я просмотрел рывок «Бобра».

Гол в наши ворота – такой нелепый, такой обидный – острой болью отозвался во мне. Будто что-то тисками сжало сердце. Даже дышать стало трудно. Понурив голову, я побрел на место под пронзительный свист мальчишек. И хотя Лерман снисходительно (чтобы успокоить) похлопал меня по плечу, я не посмел посмотреть в его сторону.

Меня тут же заменили. За бездарность, за возмутительную небрежность, за глупость. Это случилось со мной впервые. Со злостью подумал: посмотрим, как справится Лемешко! Не буду кривить душой, хоть и стыдно признаться теперь в своем эгоизме: мне хотелось, чтобы и Женя пропустил мяч, чтобы этот факт в какой-то мере реабилитировал меня в глазах тренера. Но когда это случилось (виновником опять оказался Бобров), я испытал жгучий стыд за свою бестактность, хотя она и не была высказана вслух.

В эти дни Идзковский ходил мрачный, как туча. Его лицо стало серым. Глаза убивали нас своим холодным презрением. Он сдерживал себя, старался быть вежливым с нами. Когда вежливость чересчур подчеркнута, от нее становится еще горше. Нервы у меня напряглись до предела, потому что причина такого срыва оставалась неясной. А когда не знаешь ее, то не можешь бороться.

Были еще поражения, каждый матч превращался в пытку. Отношение Ошенкова к нам, вратарям, резко изменилось к худшему. Он и не пытался скрывать этого. Его не смягчила даже победа над «Локомотивом» в Москве: никто не мог поручиться, что она явится поворотным пунктом.

Между тем дела команды должны были улучшиться. «Динамо» пополнилось несколькими хорошими футболистами. Среди них были Виктор Фомин и его тезка Бельков, пришли к нам Слава Ларионов, Александр Кольцов (из Лисичанска), Владимир Ерохин, только что отслуживший «срочную». Правда, обостренные отношения, излишняя нервозность игроков и тренеров привели к тому, что команду покинул ее главный «стоппер» Лерман. Однако чувствовалось, что линия защиты все же устоит. А появление в линии нападения Фомина из «Шахтера» сулило улучшение игры наших форвардов. Основной состав теперь выглядел довольно убедительно. На поле в любое время могли выйти вратари – Лемешко и я, защитники – Голубев, Попович, Ерохин, Тищенко, Ларионов, полузащитники – Юст, Михалина, Кольцов, нападающие – Богданович, Фомин, Зазроев, Коман, Виньковатов, Сенгетовский. Такой состав, сплавленный из молодежи и опытных ветеранов, мог и должен был преградить путь к отступлению. Но покамест приходилось довольствоваться лишь приятными предчувствиями.

Вскоре мое раздражение, накапливавшееся днями, привело к безобразному взрыву.

К нам прибыли для товарищеского матча футболисты «Ист-Бенгал клуба». Это были первая после войны международная встреча в Киеве. Народ валом повалил на стадион. В городе за два дня до матча уже невозможно было купить билет. Индийские гости завладели всеобщим вниманием, но никто не знал, как они играют. Неизвестный противник всегда порождает сомнение.

Ошенков задумался, кого же поставить в ворота и решил, что Лемешко заслуживает покуда больше доверия, чем я.

Киевляне очень тепло приветствовали на стадионе смуглых футболистов с худыми, радостными лицами. И мы, и они с любопытством разглядывали друг друга, стоя в центре зеленого ковра. Они потому, что мы им казались «рыцарями, закованными в броню», мы же – потому, что впервые видели футболистов, играющих босиком. Перед началом Ошенков шепнул нам, чтобы мы щадили гостей: ведь легко можно поранить их ноги шипами. Наши ребята, разумеется, всячески избегали резких столкновений с ними.

Соперник оказался слабым. Вскоре счет дошел до 8:0. И тут Ошенков сказал мне:

– Иди, становись в ворота.

Дело было в раздевалке, во время перерыва. Ребята говорили, что играть с индийцами легко, но они сами дивились такому крупному счету. Кто знает, может быть, он – результат известной растерянности гостей? Так думал и я. Приказание Ошенкова стать в ворота показалось мне коварным. Если индийцы забьют мне пару голов, впечатление от матча будет испорчено. Снова на мою долю достанутся шишки. Не хочет ли Ошенков окончательно испортить мою репутацию?

– Не буду играть, – сказал я тренеру. Ошенков побагровел.

– Мальчишка! Как ты смеешь со мной так разговаривать?

– Все равно не стану. Можете меня сразу выгонять из команды. Зачем еще эти фокусы!

Сейчас я понимаю, как глупо вел себя. Расшалившиеся нервы не могут служить оправданием. Но тогда я полагал, что прав, ибо заподозрил тренера в неискренности. Ко мне подошли Виньковатов и Фомин.

– Чего ты кипятишься? Знаешь, что за такое хамство полагается? Извинись сейчас же.

Схватив свой чемоданчик, я выбежал из раздевалки и уже не видел, как наши «дожимают» противника. В конце концов «Динамо» победило с астрономическим счетом – 13:1.

Дома я рассказал о своей размолвке с тренером. Жена удивилась моей вспышке и упрямству, советовала немедленно принести Олегу Александровичу извинения. Потом испытующе посмотрела на меня:

– Может быть, лучше вообще бросить футбол?

Но она и сама не верила в то, что это возможно. За последние годы она, мать и отец стали заядлыми болельщиками, ревностно следили по печати за всеми моими выступлениями и даже стали подписчиками «Советского спорта». Все это из-за меня. Нет, теперь рвать с футболом было уже невозможно.

Вечером я разыскал Ошенкова. Наши устроили в честь индийских гостей товарищеский ужин. Там я и извинился перед тренером за свою выходку и пообещал, что впредь ничто подобное не повторится.

Под занавес сезона наша команда одержала ряд побед, но спасти положения уже не могла. Мы были в силах только выправить его, да и то – лишь в известной степени. В результате после второго места в 1952 году мы теперь оказались на восьмом. Если два года назад оно свидетельствовало о «выздоровлении» команды, то теперь было воспринято как срыв, и, забегая вперед, надо сказать, что больше никогда мы не были восьмыми.

Я лично считаю, что главной причиной нашего бледного выступления в 1953 году было то, что на какой-то период игроки утратили взаимное доверие, а вместе с этим исчезло и единство команды, без чего даже при самой благоприятной спортивной форме нельзя рассчитывать на успех.