Партизаны 1-го конного полка Сережка Захарченко и Антон Кубанец повели усиленную агитацию против про­должения операций. Надо вырыть землянки, запастись продовольствием и ждать освобождения Крыма Красной армией.

Военком Григорьев просил наш полк задержать бежа­вшего Антона Кубанца.

Одновременно мы решили вопрос о заподозренном в провокации Иване Сером.

Дело было так. Отряд полковника Козинцева, опериро­вавший против нас, сообразил, что, пожалуй, Крым скоро падет. Надо было обеспечить себе отступление, и Козин­цев письменно предложил мне начать секретные перего­воры для передачи пулеметов и оружия. Мокроусов приказал использовать Козинцева, и за ним послали партизана Серого, знавшего полковника в лицо.

Серый вернулся один; Козинцев был-де с отрядом, в Се­рого стреляли. Я отнесся к сообщению крайне недовер­чиво. После выяснилось, что Козинцев пришел в условлен­ное место совершенно один, а Серый выстрелил в него с провокаторской целью. Таким образом, переговоры не со­стоялись. Вообще, Серый был у нас на подозрении, как досрочно освобожденный из тюрьмы, где в то же время сидели т. Донцов (он же Шандель), Донской Марк, Умеров, Апазов и другие; им было известно, что Серый освобожден с целью провокации. После долгих колебаний и споров мы решили расстрелять Серого, но он успел скрыться.

По взятии Крыма, Серый выдавал себя на Украине за начальника снабжения. Провокатора разоблачили лишь в 1926 г. и приговорили к десяти годам строгой изоляции с поражением в правах на пять лет.

Григорьев с полком перешел к штабу т. Мокроусова, оттуда получил директиву занять дер. Зуи. В Зуях стоял конный ремонтный полк, состоявший в большинстве из пленных жлобинцев (командир жлобинской группы Ипатов успел убежать из плена к нам).

Среди наших конников замечалась усталость, желание из­бежать новых боев. Григорьев, учитывая упадок настроения, вернулся на прежнюю стоянку. Здесь пришлось расстрелять одного из своих же, агитировавшего за мирное выжидание.

Тов. Мокроусов назначил командиром полка есаула Сычева.

После отдыха полк вновь выступил выполнять задание. Подойдя ночью к садам деревни, полк спешился и открыл пулеметную и ружейную стрельбу по Зуям. Белый полк, пристава и стражники разбежались. Наши захватили в Зуях много оружия и провианта.

Как-то, недалеко от Карасубазара, конники увидали три кареты. Григорьев отдал полку распоряжение принять вид отдыхающей части. В следующую минуту партизаны усердно начищали лошадей, бегали с ведрами, ставили заплаты. Все в погонах, все дисциплинированы. Три кареты, мча­вшиеся в Шабулды, и не подозревали, что деревня занята краснозелеными. Экипажи поравнялись с конниками и замедлили свой бег. Высунулся серьезный матерый генерал в ярких погонах.

— Какая часть? — одобрительно спросил он, любуясь образцовым порядком.

Григорьев и Ипатов наставили на генерала револьверы. Скомандовали: «Руки вверх!» — а партизаны разоружили конвой.

— Я генерал Сахаров, что вам нужно? — не теряясь, спросил старик.

— Вы нам нужны!—засмеялись партизаны, разоружив генерала и его офицеров.

Сознание, что он попался в руки своих лютых врагов, все-таки сломило гордость генерала. Он стал таким же жалким, как и все наши пленники. Сахарова и четырех из его спутников наши расстреляли, остальных приняли в свои ряды.

В деревне Чоты бой с белыми длился полтора часа. Кон­ники захватили приставство, расстреляли двух белогвар­дейцев, захватили около тридцати винтовок, четыре ящика патронов и множество продуктов.

В районе Нового и Старого Аблеша, Моная и Ветуна находился отряд белых в двести человек, при трех пулеметах. Наша кавалерия завязала с ними бой, длившийся два часа. Белые потеряли много раненых и убитых.

В Тугае десять белогвардейцев охраняли имение. В ответ на предложение сдаться, они открыли огонь. Партизаны захватили четверых, а имение сгорело от брошенных бомб.

Из Тугая полк прошел окраиной Карасубазара, наведя в городе панику, и в Сартанах расположился на отдых в том самом здании, откуда в недавнем бою стреляли бело­гвардейцы. После отдыха в Сартанах партизаны заняли Ени-Салу и Ворон.