Пока возились с движком, пока подробно обнюхивались и договаривались о разном с Епифаном, уже и вечер наступил. Заехал в Кремль ‑ вернее, подъехал, и вошел, ведя коня в поводу, договорился в дворцовом приказе о десятке листов бумаги. Надо бы больше, но и эти с кровью вырывал. Дорогая она сейчас, бумага‑то, импорт.

Поутру хотел было подоить Оболенского‑младшего на грамотного, умного и неболтливого будущего писца. Должен же кто‑то вести записи и принимать доклады? Но пришлось ехать в Кремль. Оболенскому ‑ известно к кому, а меня прямо с утра затребовал Иван, который будущий царь. Одни Иваны кругом, кошмар немца! По дороге получил устных зве... звездочек на погоны за то, что влез к княжичу в учителя. Долго рассыпался в уверениях, что в дурную голову просто не пришло ничего другого, чтобы отвлечь мальчишку от рискованного лихачества. Попутно получил за недостаточно вежливое обхождение с Аграфеной Глинской‑Челядниной. Уже настучали, понятно.

У малого взыграло ретивое ‑ учиться нож кидать. А над ним стоит эта самая Аграфена, глядит набычившись.

‑ Ты, княжич, коли уж вздумал учиться, помолись пойди. Дело долгое, не всякому дается, с налету и вовсе ни у кого не выйдет.

Пока малец колотил поклоны, успел поговорить с 'мамкой'. Предложил новыми всякими затеями приохочивать княжича к 'правильным' книгам. Мол, всё разумение в них, и никак иначе. Заодно тонко намекнул, что способный за себя постоять человек живет, обычно, дольше. И соответственно, роду Глинских жизни ровно столько же, сколь и Ивану. Кажется, проняло ‑ спокойнее глядеть стала.

А потом мы ножички кидали, недолго. С непривычки княжич устал, упарился, и был отправлен учиться ‑ мол, в горячке бросать ‑ дело дурное, толку не будет. А потом продолжим, как урок учителям ответит. Это, мол, мера успокоения ‑ сосредоточиться на совершенно другом деле, и успешно его закончить. Аграфена, лично наблюдавшая за нашей беседой, глядит почти по‑человечески.

Пошел в свою комнатенку, писать и думать. Впрочем, недолго просидел ‑ только пошел искать Оболенского, как прибежал взмыленный холоп ‑ как раз Иван Федорович и звал.

‑ Незнамо где шатаешься, а тут княгине нехорошо! Лекарь вокруг уже крутится, да сделать ничего не может.

Бегом, бегом по бесконечным лестницам и переходам кремлевским. Вот, наконец, и 'квартира' Елены. Народец какой‑то толпится, старательно изображая бурную деятельность и скрывая любопытство.

В комнате, кроме больной и лекаря, крутилась вездесущая Аграфена, Василий 'Темный' Глинский ‑ отец княгини, и еще какая‑то средних лет баба, неплохо одетая. Кто такая ‑ пес её знает, здесь ближние служанки могут быть одеты лучше, чем моя Катерина на Рождественскую службу. Ладно, не время для отвлеченных размышлений. У лекаря видок ‑ краше в гроб кладут. Тоже, что ли, жизнью на княгиню завязан?

‑ Ну?

Две женщины, перебивая друг дружку, рассказывают. Не было ничего особенного, пообедала Елена, как обычно, лекарств не принимала, и вообще всё час назад было прекрасно. Потом началась резь в животе ‑ и вот... Несет, простите, больную ‑ и в основном уже кровью. Язва, что ли?

Пытаюсь 'прощупать', но организм незнаком, к тому же ‑ женский, обмен веществ совершенно другой, да еще желудок и кишечник ‑ сплошной узел боли. Пытаюсь 'перестроиться' с ощущений организма на вещества, но болевые импульсы забивают всё, и очень сильно отвлекают. Лекарь еще под руку что‑то бормочет на весьма среднем русском. И пытается впихнуть ей какое‑то снадобье ‑ маленькую облатку.

‑ Брысь отсель! ‑ то, что я собрался сделать, вообще‑то варварство. Давлю функционал нервной системы ‑ той части, что около желудочно‑кишечного тракта. Это почти паралич выходит ‑ но болевые центры в совершенно незнакомом мозгу нашаривать, получим на выходе гарантированный овощ. Ну, почти гарантированный.

Так, вроде полегче стало. Что же за дрянь такая подействовала? Прободения язвы, кажется, нет ‑ сигналы о повреждениях идут от всей поверхности кишечника. Стоп, читал когда‑то о восточной казни для особо важных врагов ‑ 'бриллиантовый кофе'. Ищем углерод, благо это один из компонентов любой стали... полно его в кишках... что‑то не то. Неужели яд? Но откуда тогда массированные повреждения именно кишечника? В изолирующих гранулах был, и в них желудок прошел? А откуда здесь, кстати, кальций? В каждой ранке? Слабо верится, чтобы княгиня известку жевала для пущей бледности и интересности.

‑ Стекляшку какую дайте, быстро! ‑ ну точно, очень похожая структура, содержащая кальций. Я его давно научился замечать, еще когда флюсы для блауофена мешал.

‑ Теста сюда комок сырого, с кулак мой размером. И, Иван Федорыч, я сейчас ворожить буду, а как закончу ‑ отволоките куда, чтоб не ближе сотни шагов от княгини был.

Катыш теста скользнул в пищевод, прошел желудок, и неторопливо двинулся по пищеводу, подталкиваемый стимулируемыми извне сокращениями мышц. Крохотные осколки стекла, буквально пылинки, выходили из кровоточащих ранок, которые вслед за этим быстро затягивались.

Через полчаса лицо ведуна было уже похоже на княгинино. Заострившиеся скулы у обоих, желтоватая кожа... Уже темно за окном было, когда Олег отвалился убрал руки от живота болящей, и буквально свалился с лавки. Напряженно, почти не дыша, сидевшие в комнате Иван Оболенский и Василий Глинский выволокли из комнаты тяжелое, бессильно болтавшееся тело, передали на руки холопам.