Дорогие ребята! Чтобы не скучать, давайте придумаем сказку. Пусть в этой сказке перед нами разговаривают, поют, летают, бегают, прыгают и действуют такие действующие лица:

Боря Пончиков — в прошлом трусоватый и толстоватый дошкольник, по кличке «Бобка-детсад», а ныне школьник-изобретатель, смельчак и любитель необыкновенных приключений.

Учительница Ольга Николаевна — а не фея ли она?

Шильдик — знаменитая говорящая и летающая собака.

Червячок-Гнильцо — не просто червячок.

Укуси Кусаку — Профессор Кислых Щей.

Синенос Последний — самый последний из императоров Синеносии.

Тягомото — его любимая дочь.

Недураки — его любимый министр.

Нось-Нось — трудновоспитуемый дракон с хорошим аппетитом —

А также летающий стул и другие предметы и лица.

Нелегко, ой как нелегко и даже иногда страшновато будет нашему Бобке, когда он попадёт в чужие края. Но он, я думаю, не струсит, а с помощью друзей преодолеет все трудности и благополучно вернётся домой, где пропустит всего один день в школе, да и то по уважительной причине.

Первую главу нашей сказки назовём-ка:

 

Глава первая

ТАИНСТВЕННЫЙ СОН БОБКИ

В некотором, как полагается во всех сказках, царстве, в некотором самом обыкновенном государстве жил-был Бобка, ученик 2-го класса восьмилетней школы, а сколько ему было лет, вы и так догадаетесь, — девять лет. И жил бы Бобка без забот, если бы не приснился ему однажды сон про фею-учительницу. Бобка вообще-то не верил в фей, — а тем более которые во сне являются. «Во сне что за фея, — рассуждал Бобка, — так, чепуха одна». Но легко сказать — не верю, а если она на самом деле будто бы появляется во сне в Бобкиной комнате? Да ещё в виде учительницы Ольги Николаевны, одетой в фейский наряд.

Да ещё вроде бы она кассу букв и слогов в руках держит.

«Зачем Вам, Ольга Николаевна, касса букв и слогов?»— спрашивает будто бы Бобка.

«А для убедительности, — отвечает Ольга Николаевна, — чтобы ты не думал, что тебе это всё понарошку снится».

«Какая же убедительность, — вроде опять говорит Бобка, — когда мы эту кассу ещё в первом классе проходили, а сейчас уже второй».

«Это неважно, — отвечает Ольга Николаевна. — Всё равно ведь я фея».

«Только этого ещё не хватало, — думает во сне Бобка. — Чушь какая-то снится, уж лучше я проснусь». Но не успел Бобка проснуться, как Ольга Николаевна взмахнула указкой, которая, наверно, заменяла ей волшебную палочку, и торжественно произнесла:

«Ученик Боря Пончиков! Слушай меня внимательно. Обращаюсь к тебе во имя бога математики и русского языка: хочешь путешествовать, пережить увлекательные приключения и под конец увеличить всем жизнь?»

«Хочу», — честно признался Бобка.

«Тогда съешь этот волшебный пончик и — изобретай… изобретай… изобретай…»

Как только Ольга Николаевна проговорила слово «изобретай» в первый раз, она превратилась в большого дядю с бородой и с усами, который басом прогудел «изобретай» во второй раз. Потом дядя вдруг уменьшился, усох и уже в виде маленькой старушонки завизжал в третий раз: «Изобретай!», а потом со свистом вылетел в батарею отопления. В батарее ещё долго звенело «а-а-а-й!».

Бобка удивился, съел пончик и доспал до утра, а когда проснулся, подумал: «Ну, и чепуха приснилась» — и выкинул всё из головы.

 

Глава вторая

ИЗОБРЕТЕНИЕ

Зато на первом же уроке — а это была математика — Бобка, увидев Ольгу Николаевну, вспомнил сон и решил: «А, чего там! Поизобретаю немножко, всё равно делать нечего, пока домашнее задание проверяют». Дело в том, что Бобка накануне болел и домашнее задание не приготовил.

Бобка задумался, и только у него начало кое-что изобретаться, как вдруг послышался голос:

— Пончиков, к доске. Расскажи-ка нам, сколько будет — десять отнять ноль?

Тут надо было ответить «так и будет десять», правда? А Бобка от неожиданности только уставился тупо на доску, а уши у него покраснели, как флаги. Постояв так с минуту, Бобка хотел было промямлить «не знаю», как вдруг у него будто что-то щёлкнуло в голове, и он выпалил:

— А вы фея, а я съел пончик и кое-что изобрёл.

У Ольги Николаевны даже очки на лоб полезли от возмущения:

— Пончиков, как ты смеешь обзывать преподавателя?

— Ничего страшного, немножко беспокойства, и всё будет в порядке, — произнёс Бобка не своим голосом. — Позвольте ваш стульчик.

Ольга Николаевна даже онемела от удивления, а очки у неё поднялись ещё выше и оказались на макушке. Весь класс тоже удивился и замер. Бобка же преспокойно взял Ольги Николаевнин стул, перевернул его кверху ножками и вынул из кармана неизвестно откуда взявшиеся кусачки, отвёртку, какие-то железки и батарейку от карманного фонаря. Всё это он стал приделывать с обратной стороны сиденья стула. Скоро Бобка кончил работу и поставил стул на ножки. Потом сел на него, подвинтил сбоку какие-то винтики и громко объявил:

— Ещё немного, и стул полетит!

Как вы думаете, ребята, полетит стул или нет? Я думаю, полетит, недаром же фея Бобке во сне являлась. Как говорится, дыма без огня не бывает.

Сперва ничего не получалось: Бобка всё вертел и вертел винтики, а стул всё не летел и не летел. Бобкины уши покраснели ещё больше; в отчаянии он дёрнул себя за волосы, и тут стул задрожал, поднатужился, подпрыгнул всеми четырьмя ножками — и поднялся в воздух!

Класс ахнул, очки у Ольги Николаевны от удивления оказались аж на затылке. А Бобка, повисев немного для приличия под потолком, повернул в стуле блестящее колёсико. Стул понимающе фыркнул и, перебирая ножками, двинулся к открытому окошку. Ещё секунда — и стул вылетел на улицу.

Стул уже начал набирать высоту, когда Бобка услышал, что его кто-то зовёт. Бобка оглянулся и увидел в окошке школы уменьшающуюся головку Ольги Николаевны. На её лице вместо удивления была теперь хитренькая улыбочка, а само лицо на секунду стало старушечьим. А может, Бобке это только показалось — ведь стул уже отлетел довольно далеко от школы.

— Боря, Боря, — кричала она, — в Безвыходном ущелье стреляй в Нось-Нося из ножек! Не забудь, стреляй в Нось-Нося из ножек!

«Что за ерунда, — подумал Бобка, — ненормальная она, что ли? Какого-то Нось-Нося придумала! А из ножек разве стреляют?» Бобка махнул рукой: дескать, отстаньте от меня, потом сел поудобнее на стуле и подкрутил рычажок скорости. Стул полетел так быстро, что школа через минуту потерялась из виду. Вот он поднялся уже очень высоко, и внизу всё стало крошечным. Стул летел с такой скоростью, что Бобка от удовольствия даже в носу заковырял.

Бобкин вылет из окошка 2-го «Б» класса 24-й восьмилетней школы состоялся не так давно, хотя он и кажется невероятным. Если вы не верите, что так было, спросите у соседской кошки. Она вам обязательно подтвердит, ведь она проходила в это время по улице и видела всё собственными глазами. Не забудьте только, что кошка рыжая, с белым пятном на грудке и зовут её Рамона.

 

Глава третья

ВСТРЕЧА С ШИЛЬДИКОМ

Бобка уже довольно долго летел по небу, долетел бы, наверно, и до нас, да только у нас неинтересно и слишком мало волшебства, а он хотел, где волшебства побольше. И стульчик летел, куда Бобка хотел, — во как, даже стих получился! И наконец прилетел он… но сначала расскажу про одну встречу в воздухе.

Дело в том, что Бобка, уже летя над Арменией или Грузией, увидел прямо-таки хулиганское воздушное нападение. В воздухе, средь бела дня, огромная птица-гриф схватила в когти кого-то очень маленького и собралась им позавтракать. Бобка не растерялся: он подлетел к хищнику грифу и, вытащив из кармана кусачки, смело отхватил ему кусачками полхвоста. Гриф взвыл и тут же улетел к себе в гнездо, так ему стыдно стало: во-первых, за своё поведение, а во-вторых, за некрасивый вид хвоста.

Так победно закончилась битва Бобки с грифом, огромным летучим животным по прозвищу Воздушный Хулиган.

И вам, друзья мои, советую: если вы, летая на стуле, встретитесь в воздухе с грифом, не тушуйтесь, а действуйте так, как наш Бобка.

Да, а что же случилось с тем маленьким существом, которое было в когтях у грифа? А вот что: как только гриф его выпустил от стыда, оно тут же полетело-полетело — и прямо к Бобке в руки.

— Ура! — воскликнул Бобка. — Да ведь это же знакомая Люсина собачка Шильдик!

— Вы не ошиблись, гражданин Грифобойников, — ответило маленькое существо шутя. — Я действительно Шильдик, и моя хозяйка действительно Люся. Это так же верно, как то, что вы только что спасли мне жизнь.

А нужно вам сказать, дорогие ребята, что в той же школе, в параллельном с Борей Пончиковым 2-м «А» классе училась Люся Булочкина. Ей-то и принадлежала удивительная собачка Шильдик, которая умела летать, как муха, и даже быстрей.

Теперь понятно, почему Бобка так обрадовался. Именно такого друга, как Шильдик, ему и не хватало в путешествии.

— Но как же ты сюда попал? — удивился Бобка. — И почему ты, такой вёрткий, не смог от грифа убежать?

— О, это целая история, — важно сказал Шильдик.

Он облизал с передних лап капли воды от облака, через которое они только что пролетели, потом уселся на Бобкино плечо и начал.

 

Глава четвёртая

РАССКАЗ ШИЛЬДИКА О ТОМ, КАК ОН К БОБКЕ ПОПАЛ

— Вчера вечером мы с хозяйкой Люсей отправились в кино. Фильм был интересный, про русских и американских журавлей. Как вдруг фильм прервался, включился свет, и на сцену вышел дядя огромного роста с бородой и усами. Дядя откашлялся и сказал басом: «Невнимание! Я, конечно, не фея, и стулья, конечно, не летают, а здесь в зале сидит не Шильдик, и никуда он не хочет лететь на север не завтра утром».

С этими словами дядя исчез, и все подумали, что он малость ненормальный, а кино продолжалось, и все про этого дядю постепенно забыли. Но мне он показался подозрительным, особенно потому, что у него были почему-то разные ноги — одна своя, а другая старушечья, а ещё он подмигивал левым глазом…

И вот, на следующее утро, когда все ещё спали, я потихоньку выбрался из дома — и полетел, конечно, не на север… а… правильно, на юг. Дай, думаю, попробую, что получится. Уж больно мне хотелось попутешествовать. А хозяйке Люсе, чтобы не беспокоилась, я оставил такую записку:

«Беспокойся! Я не отправился путешествовать не с Бобкой. Не скоро вернусь. Не целую и не обнимаю. Не Шильдик».

Напоследок скажу, что летел я долго и очень устал. Я уже собирался присесть отдохнуть, но в этот момент огромный и хищный гриф…

Тут Шильдик с Бобкой дружно рассмеялись, что всё так хорошо кончилось, и решили путешествовать вместе. Но путешествовать интересно, когда сыт, а когда голоден — уже не то. Что же касается Шильдика с Бобкой, то у них в животе уже давно побулькивало от голода. И конечно, увидев внизу яблоню, они поспешили спуститься, надеясь полакомиться яблочками. Но тут их ждало новое приключение, о котором…

 

Глава пятая

ЧЕРВЯЧОК-ГНИЛЬЦО

Это была большая яблоня с развесистыми яблоками, которые висели на всех ветках. То есть наоборот: это была большая яблока с развесистыми яблонями. То есть нет… Совсем запутался. В общем, они выбрали самое развесистое яблоко и давай его есть, как вдруг из глубины яблока раздался тоненький, но человеческий голос:

«Э, брат! — подумал Бобка. — Здесь какая-то живность обитается. Пожалуй, не стоит её есть, а то ещё нарвёшься на неприятность».

— Правильно, — раздался опять голос из яблока, — зачем тебе неприятности?

— А ты, невидимое существо, откуда знаешь, про что я про себя подумал? — удивился Бобка.

— А потому что я умею читать мысли в чужой голове, — сказал голос, и тут же из яблока на свет вылез зелёненький, с золотой головкой червячок. Он был хотя и маленький, но очень самостоятельный и важный. — Знаю, что ты отправляешься путешествовать, — продолжал червячок. — Ну что ж, путешествуй себе на здоровье, я не возражаю. Только учти, что самые увлекательные приключения случаются в Синеносии, где живёт мой очаровательный друг, знаменитый ученый Укуси Кусаку. Поэтому отправляйся туда и ничего не бойся. Если же будет туго, можешь вызвать меня и мою армию червяков вот такими волшебными стихами:

— А я и так ничего не боюсь, — сказал Бобка, но тут же покраснел: он вспомнил, как в детском саду его дразнили «толстый-жирный-поезд-пассажирный», а он даже трусил стукнуть обидчика как следует. «Я же тогда был маленьким, это не считается», — оправдательно думал Бобка, когда они уже снова были в воздухе и летели дальше.

 

Глава шестая

ЧУДНЫ́Е ЧЕЛОВЕЧКИ

День уже подходил к вечеру, а солнышко к закату, когда внизу, под стулом, показалась красивая страна с высокими пальмами, с песчаными горами и пустынями.

А вот показался большой город, и Бобка повернул винтик снижения. Стул стал быстро опускаться и наконец хлопнулся прямо на песчаную дорожку какого-то парка, едва не раздавив маленького человечка с длинным носом голубого цвета.

Едва завидев летающий стул, человечек завопил так, как будто его режут:

— Халхидики иерисос! Кебан-барабан кюсик-нюсик! — Что по-синеносски означает: «Ой-ёй-ёй! Ух ты, ёлки-палки! Вот это да!»

С этими словами он припустил бежать к красивому розовому домику, видневшемуся в конце дорожки.

— Чего это он так? — удивился Бобка.

— Тут что-то нечисто, — сказал подозрительный Шильдик. — Давай улетим, пока не поздно.

— Не трусь, Шильдик, — успокоил его Бобка. — Думаю, что нас здесь не укусят.

Как выяснилось позже, Бобка был совершенно прав в том смысле, что в Синеносии действительно не принято кусаться. А вот, скажем, голову отрубить, если что не так, — это запросто. Отрубят — и фамилию не спросят. Так что Шильдик оказался тоже прав: в чужой стране необходима осторожность.

Если бы мы всё знали заранее, мы бы никогда никуда не пошли, чтобы не рисковать, а сидели бы дома на стульчике (не летающем) и ели бы манную кашу.

А лучше даже не на стульчике сидеть, а лежать на кушетке, а то вдруг у стульчика ножки подломятся, упадёшь — расшибёшься. Конечно, так было бы спокойнее, но Бобка был не таков. Пережить побольше приключений, пусть даже самых ужасных, — вот Бобкин девиз! А манная кашка подождёт.

Вот почему, дорогие ребята, Бобка с Шильдиком не вернулись домой, а слезли с волшебного стула и пошли вслед за человечком. Подойдя к дому, они увидели на домике надпись, выложенную из красивых камней: «Императорская беседка». «Ого, — подумал Бобка, — здесь сам император беседует».

Но только он это подумал, как дверь распахнулась, и из домика выскочил человечек с ярко-синим носом крючком. За ним выбежал человечек с голубым носом, которого чуть не раздавили Бобка с Шильдиком своим стулом. Следом выпрыгнула целая толпа человечков с разноцветными носами.

— Башлык-ажирлык! Кабуся-дуся-маруся! — закричали человечки хором. Потом они плюхнулись на четвереньки, набили полные рты песком, которым была посыпана дорожка, и стали его старательно жевать. Время от времени они поднимали от дорожки лица, перепачканные песком, и с испугом смотрели на Бобку, а потом принимались жевать с ещё бо́льшим усердием.

Потом, когда Бобка для интереса изучил синеносский язык, он узнал, что слова, которые кричали человечки, означают: «Ай-яй-яй! Уй-юй-юй! Ну и ну!» Ещё он узнал, что землю в Синеносии едят в знак вежливости и почтения к самым высоким гостям.

Но пока Бобка ничего этого не знал и ужасно растерялся, что взрослые дяди перед ним на коленках ползают. А от растерянности он покраснел как варёный рак, нелепо повертел головой и вдруг, неожиданно для самого себя, громко и отчётливо выпалил:

Услышав слова на незнакомом языке, а особенно таинственное слово «жаба», человечки перепугались ещё больше. Они ещё усерднее стали жевать песок, бормоча себе под нос:

— Каракаси-маракан, каракаси-маракан! — Что означает: «Побей, но пожалей, побей, но пожалей!»

Что же касается Бобки, то он ещё сильнее засмущался, потому что это были, к его сожалению и стыду, единственные иностранные слова, которые он знал, — да и то неизвестно на каком языке. «Если бы здесь была Люся из параллельного класса! — мучился Бобка. — Она целых шесть слов по-английски знает!» Но никакой Люси не было, а Бобка только и придумал, что молча открывать и закрывать рот из сочувствия и солидарности с человечками, как будто он тоже что-то жуёт. Но от этого человечкам было не легче. Боюсь, что они в конце концов объелись бы песка и умерли, если бы не находчивый… Кто, как вы думаете? Правильно, Шильдик. Он решительно взмахнул хвостом и сказал:

 

Гав! Глава седьмая

СЛАВНЫЙ ИМПЕРАТОР СИНЕНОС ПОСЛЕДНИЙ

То есть нет. Опять я перепутал. Это же не он сказал: «Глава седьмая», — это я сказал! А он сказал вот что:

— Гав! Кто здесь переводчик?

Из толпы выполз человечек с сине-зелёным носом и, испуганно глядя на Бобку снизу вверх, быстро-быстро залопотал писклявым голосом:

— Я переводчик Кенгураки, а ты Бог Солнца и Грозы, да? Ты специально прилетел с Сияющего Облака, чтобы спасти больную дочь нашего императора Синеноса Последнего? Значит, ты услышал нашу молитву? Как поживает на Сияющем Облаке наш покойный император Синенос Предпоследний? Он всё ещё любит консервы «Бычки в томате»? Как вы поживаете? Вы выходите на следующей остановке? С добрым утром! Приятного аппетита!

От страха человечек никак не мог остановиться и болтал, что в голову влезет, в основном предложения из учебника русского языка. Все остальные человечки смотрели на него с надеждой. Хотя они ровным счётом ничего не понимали по-русски, но думали, наверно, что, если их ещё не поразили громом, значит, дела не так уж плохи.

Но тут переводчика перебил человечек с большим ярко-синим носом, который немножко приподнялся с четверенек и торжественно сказал:

— Кази-мази-бец! Кисюки-мисюки. Кошки-макошки. Тушки-раскладушки. Тягомото-жуть!

— Его величество император Синенос Последний просит Бога Солнца и Грозы не гневаться и не убивать никого громом, а, наоборот, вылечить его единственную дочь Тягомото, которая очень плохо себя чувствует. Она потеряла голос и ничего не ест. Она совсем бледная. Мы все молились Богу Солнца и Грозы девяносто девять дней, и вот на сотый день ты явился, о господи боже ты мой! Главный министр Недураки гулял по дорожке и увидел, как ты спускаешься с неба. Каракаси-маракан! Каракаси-маракан! — Тут переводчик опомнился, что он нарушает обычай приветствовать высокого гостя, и с испугу запихал в рот столько песка, что у него глаза на лоб полезли.

Бобка же за это время перестал смущаться, откашлялся и скромно, но с достоинством, заявил:

— Вы ошибаетесь, господа. Дело в том, что я не являюсь Богом Солнца и Грозы, а обычный путешествующий школьник второго «Б» класса Борис Петрович Пончиков, а со мной — знакомая собака Шильдик. Она хотя и очень умная, но совсем не божественная. Я здесь совсем случайно, меня послал Червячок-Гнильцо, а прибыли мы не с Сияющего Облака, а из некоторого царства, из некоторого самого обыкновенного государства, из двадцать четвёртой восьмилетней школы. Я кончил, господа.

Как только переводчик Кенгураки, поспешно доев свою землю, перевёл Бобкины слова на синеносский язык, император Синенос Последний проворно вскочил на ноги. Вне себя от гнева, он замахал на Бобку руками, словно милиционер-регулировщик уличного движения, который неожиданно сошёл с ума. Нос его при этом засверкал, как лампа в кабинете «Горное солнце детям».

— Калабахи-малабахи! — возмущённо орал он на Бобку. — Дэска-треска! Бобка-жлобка-коробка!

— Его Величество гневается, — перевёл переводчик, — а также спрашивает насчёт божественной колесницы, на которой ты изволил прилететь. Где ты её соблаговолил стянуть?

— Во-первых, я её не тянул, — разозлился Бобка, — и пусть он не задаётся. Подумаешь, император, так уже и обзываться можно? Этого бы императора в наш второй «Б», я бы ему показал. Если не понимаешь — не говори. Никакая это не колесница, а простой волшебный стул, который я сам лично изобрёл для путешествий, ясно?

Но император уже не слушал, что ему переводил переводчик. Он хлопнул в ладоши, тут же прибежали два здоровенных воина с саблями, по-синеносски — башибузуки. Они схватили Бобку за шиворот и куда-то потащили. Переводчик Кенгураки ещё успел на ходу сообщить Бобке, что его Величество имеет честь сердиться и за это Бобке изволят отрубить голову. Кенгураки был, как видно, добрый человек. Он шепнул Бобке на ухо для утешения, что умереть по приказу самого императора — огромная честь!

— Не огорчайся, — шептал он, — тебе отрубит голову не кто попало, а самый знаменитый императорский башибузук, на самом восходе солнца, в самом прекрасном месте — на площади Небесного Счастья. Знаешь, как всё это будет красиво выглядеть!

 

Глава восьмая

ПЛАН СПАСЕНИЯ

«Нет уж, братцы, — думал Бобка, сидя в Башне Счастливчиков, Готовящихся к Смерти. — Лучше уж пусть всё выглядит не так красиво, да чтобы с головой остаться…»

В Синеносии самым большим счастьем считается быть казнённым по приказу императора — примерно как у нас выиграть машину «Волгу» по лотерее. Поэтому в Башне Счастливчиков, Готовящихся к Смерти, куда посадили Бобку, было совсем непохоже на тюрьму. Там играла весёлая музыка, слуги подавали Бобке роскошные кушанья, а императорский портной даже снял с Бобки мерку, чтобы сшить ему специальные роскошные одежды из голубого шёлка.

И слуги, и портной, и сторожа у двери — все смотрели на Бобку с завистью. «Повезло человеку, — говорили они друг дружке. — Какой-то школьник — и уже такая честь!»

Конечно, будь Бобка синеносцем, ему было бы хорошо и весело, как настоящему счастливчику. Но Бобка синеносцем не был — и ему было совсем невесело. Он хотел даже поплакать, но тут появился Шильдик, который всё это время прятался у Бобки в кармане, превратившись на всякий случай в муху.

— Нечего нюнить, — сказал Шильдик решительным голосом. — У нас ещё есть помощник — Червячок-Гнильцо. Надо его срочно вызвать — и дело в шляпе! Говори волшебные стихи.

Бобка немного подумал и сказал:

Но никто не появился. Тогда Бобка ещё подумал и сказал:

Но опять никто не появился. И тут Бобка с ужасом понял, что волшебные стихи он забыл. «Неужели не вспомню, неужели не вспомню», — волновался Бобка. От потения он даже взволнел. То есть я хотел сказать, от волнения он даже вспотел. Но и это не помогло. Волшебные стихи не вспоминались — хоть убей. Шильдик волновался тоже, но помочь не мог: всем известно, что собаки плохо запоминают стихи, особенно волшебные. Наконец Бобка в отчаянии стукнул себя кулаком по лбу и выругался:

— Стой! Стой! — завопил вдруг Шильдик, как будто ему слон на хвост наступил. — Укуси Кусаку! Так ведь звали профессора, про которого говорил Червячок-Гнильцо!

— А ведь верно, — обрадовался Бобка. — Вот бы кто нам помог. Да только как его найти… Ведь уже ночь, и адресный стол не работает.

— Ничего, — бодро сказал Шильдик, незаметно вылетая через окошко башни. — Я должен его найти, и я его найду!

 

Глава девятая

НОЧЬЮ ВСЕ НОСЫ СЕРЫ

Не напрасно ли Шильдик похвастал, что он найдёт Кусаку? Попробуйте-ка найти кого-нибудь в большом незнакомом городе — столице Синеносии, да ещё если вы не знаете синеносского языка! Да ещё ночью, когда все спят. Это всё равно, что найти иголку в стоге сена. Хотя нет, иголку найти легче — её можно магнитом притянуть. А человека ведь не будешь магнитом притягивать!

Сперва Шильдик бестолково летал по улицам, надеясь, что авось профессор как-нибудь найдётся сам. Однако на улицах было пусто, все спали, и непохоже было, что вот сейчас из-за угла выйдет человек и скажет: «Я — Укуси Кусаку. Хочу тебе помочь». Таких и искать среди спящих лицо с самым синим носом, какой и должен быть у великого профессора. Но ночью, как вы, ребята, наверно, знаете, все кошки серы, а все носы тоже одного цвета — серого. Шильдик облетал уже полгорода, приближался рассвет, уже, наверно, башибузуки проснулись и начали точить свои мечи на бедного Бобку, а Шильдик всё ещё никого не нашёл. Все спящие синеносцы казались ему одинаково умными, а их носы — одинаково серыми.

Неужели Шильдик подкачает и подведёт Бобку? Нет, не может быть — никогда ведь он никого не подводил. «Через все трудности — вперёд!» — таков лозунг отважного пса.

Вот он заглянул уже в пять тысяч семьсот девяносто девятое окно. Хотел было лететь дальше, потому что спящие в этой комнате синеносцы на вид ничуть не умнее остальных, как вдруг в окно высунулась болонка Мици. К счастью (скоро мы узнаем, почему к счастью), у неё была бессонница, а ещё она была очень любопытная.

— Господин маленькая собачка, — сказала она хотя и по-собачьи, но всё равно очень вежливо. — В чём причина вашего летания и, пардончик, заглядывания в окна?

Шильдику понравилось такое обхождение, и он, хоть и очень спешил, всё же приземлился на подоконник и быстренько рассказал Мици, в чём дело. Как только он назвал имя профессора, болонка всплеснула лапками:

— Как интересно! Мы же их знаем!

— Да ну, — изумился Шильдик, — вы знакомы с профессором?

— Конечно, — ответила болонка. — Профессора здесь каждая собака знает. Он всегда дарит нам, соседским собакам, прекрасные косточки от обеда.

— Где он живёт, — нервно закричал Шильдик, — покажите мне немедленно!

— Летите вот в эту сторону, четвёртый дом налево, — сказала Мици. — Только стучите, пожалуйста, погромче, а то его превосходительство господин профессор может не услыхать!

 

Глава десятая

ПРОФЕССОР КИСЛЫХ ЩЕЙ

Но этих слов не услыхал сам Шильдик: он мчался к указанному дому изо всех летучих собачьих сил. На двери дома Шильдик увидел шильдик. Не удивляйтесь, я не оговорился. Ведь шильдиком называется, кроме нашей геройской собаки, обыкновенная табличка. Так вот, на этой табличке-шильдике было написано на всех языках: «Укуси Кусаку. Профессор Кислых Щей». Потом Шильдик узнал, что звание «Профессор Кислых Щей» Кусаку получил лично от покойного императора Синеноса Предпоследнего за то, что Укуси впервые в Синеносии стал варить кислые щи и научил этому всех синеносцев. Теперь же Шильдик больше обратил внимание на его имя и фамилию, подумав: «Лучше бы его звали „Укуси Колбаску“! Больно уж есть охота. Впрочем, как бы его ни звали, лишь бы помог Бобке!»

Шильдик хотел постучать, но дверь внезапно отворилась сама, и на пороге появился симпатичный старичок в ночном колпачке. На его сморщенном лице грустно висел маленький голубой носик.

— Входите, я не сплю, — печально сказал старичок, приглашая Шильдика в комнату.

— Скажите, это вы знаменитый профессор Укуси Кусаку? — спросил Шильдик, влетая в комнату и располагаясь на письменном столе.

— Да, я действительно знаменит, — ответил профессор со вздохом, — но дела мои плохи. Я изучил все науки, начиная от астрономии и кончая варением щей, но к чему всё это… Смерть приходила за мной уже два раза, я отогнал её при помощи заклинаний. Но в третий раз я уже ничего не смогу сделать. Она заберёт меня, и я умру. Если бы мне только попасть на гору Неизвестной Тайны и победить дракона! Я бы перехитрил Смерть.

Но у меня уже нет сил, нет сил…

Тут старичок заплакал, отчего лицо его сморщилось ещё сильнее.

— Идея!!! — завопил вдруг Шильдик, как будто его режут. — Вы помогаете нам, мы помогаем вам! Видите ли, погибает Бобка, прекрасный человек, лучший друг собаки. Его хотят казнить бузулуки. То есть эти… башибузуки. Выручите его, и мы обязательно проберёмся к этой горе и спасём вашу жизнь, не будь я Шильдик, знаменитая летающая собака!

— Хмм, — неуверенно захмыкал профессор. — Вряд ли у вас что-нибудь получится. Понимаете, этот дракон — он такой ужасный…

— Уж мы его раздраконим, будьте уверены! — храбрился Шильдик. — Говорите, как Бобку спасти.

— Не получится, не получится, — ныл профессор. — Ничего у вас не получится, и я умру…

— Получится, — бодрился Шильдик. — Говорите скорее про Бобку!

— Не получится, — нудил профессор.

— Говорите про Бобку, — наседал Шильдик.

Вот так они препираются без толку, а на дворе, учтите, уже начинается рассвет, а в нашей сказке —

 

Глава одиннадцатая

ПОЧТИ ЧТО ГИБЕЛЬ БОБКИ

Близится назначенный час. Карамультук, самый знаменитый и отчаянный из императорских башибузуков, уже проснулся, наточил саблю и сел перекусить перед важным делом. А Бобка так и не спал ни одной минутки — переживал, бедняга. Не трусь, Бобка! Если Шильдик успеет уговорить профессора и прилететь вовремя, то всё будет в порядке. А если нет?..

Вот уже открываются двери Башни Счастливчиков, и башибузуки ведут Бобку на площадь Небесного Счастья, а Шильдика нет. Уже Бобку вывели на площадь, где целая толпа синеносского народа собралась специально, чтобы позавидовать Бобке, — а Шильдика всё нет. Карамультук уже вытащил саблю, а заспанный император Синенос Последний вышел на балкон своего дворца, чтобы по обычаю подать синим носовым платком сигнал казни, — а Шильдика всё нет и нет! Вот император уже полез в карман за платком; сейчас он взмахнёт им, и тогда…

Ну где же Шильдик, где спасительный Шильдик?! Неужто Бобке пропадать ни за грош. Ну, случись же хоть какое-нибудь чудо, спаси Бобку!

И вот что случилось: император роется-роется в карманах — и никак платка найти не может. Император зовёт министра Недураки, но вот чудо — и у того нет платка! Скоро уже все министры и придворные во всём дворце шарят по карманам: император объявил, что кто первый найдёт платок, тому в награду тоже отрубят голову. Каждому придворному хочется стать счастливчиком, все стараются, роются в карманах — но платки как в воду канули. И тут все вспомнили, что накануне вечером по дворцу ходила какая-то подозрительная старушка, с бородой и с усами. Она подходила к каждому придворному и просила поглядеть в окно, куда мол-де сейчас влетит птичка. Придворный глядел, но птичка всё не влетала. Когда же рассерженный придворный оборачивался, чтобы спросить, где же наконец птичка, — старушки уже не было. Напоследок старушка проделала свой фокус с самим императором; потом он так упрямо требовал птичку, что придворным пришлось бросить ему в окно жареную курицу, которой он и поужинал. Короче говоря, все поняли — платки стащила старушка. А что это за старушка такая, никто не знал (мы догадываемся).

Пока во дворце продолжался весь этот переполох — вы думаете, это муха прожужжала в воздухе, быстренько залезла в Бобкино ухо и там что-то стала рассказывать? Нет, это не муха никакая, а знаменитый Шильдик, умнейшая собака, которая, как известно, умела превращаться в муху очень даже крошечного размера.

— Пардон за беспокойство, — неожиданно произнёс Бобка.

Император так и застыл: он как раз собирался взмахнуть вместо платка куском материи, который услужливый Недураки оторвал от своих синих штанов. Услышав уверенный Бобкин голос и странное слово «пардон», император решил немного подождать с сигналом казни. Дело в том, что он на всякий случай всё ещё побаивался: а вдруг Бобка всё-таки не Бобка, а Бог Солнца и Грозы?

— Вы, конечно, можете меня казнить. Как говорится, дело хозяйское, — продолжал Бобка. — Но тогда и дочке вашей — каюк, к сожалению… А например, вылечить её — это для меня раз плюнуть, честное слово.

После того, как известный нам Кенгураки перевёл Бобкины слова, император икнул, как делают все синеносцы в затруднительном положении, а потом с важным видом сказал:

— Бики-бики. Ого-го касюньчик.

Это означало: «Давай лечи, а то худо будет». И он велел башибузукам отвести Бобку к своей дочке, а сам из любопытства пошёл туда же.

 

Глава двенадцатая

ПРИНЦЕССА ТЯГОМОТО

Принцесса, девочка лет семи, лежала в постели очень бледная и грустная. Вот уже сто дней как она не говорила ни слова и ничего не ела, питаясь одним томатным соком, а жизни в ней, видимо, осталось совсем мало.

Бобка пожалел принцессу, но не распустил нюни: надо было действовать. Он дёрнул себя за левое ухо три раза: это был условный сигнал сидевшему там Шильдику — вылезать и делать своё дело. Шильдик тут же вылетел из Бобкиного уха и, залетев принцессе в нос, стал изо всех сил щекотать там лапками. Принцесса сперва поморщилась, потом покрутила головой, потом раскрыла рот и сказала:

— А-а-а-пчхи!

Она чихнула так громко, что императорский кот, по имени Кисимури, от неожиданности выпустил из когтей только что пойманную мышь, которая запищала от радости и скорей побежала к своим мышиным родственникам.

Они уже справляли поминки по бедной мышке, потому что из когтей Кисимури никто не возвращался живым, как вдруг с радостным писком «ура» мышка вбежала в норку. Родственники подумали, что она с того света, и упали в обморок. Пришлось вызывать мышиного доктора и лечить их валерьянкой. Вот сколько шума!

Но главное не в этом, а в том, что при чихе у принцессы изо рта вылетел маленький золотой шарик и — цок-цок-цок! — запрыгал по мраморному полу. Сама принцесса тоже запрыгала, только по кровати, и тоже закричала «ура», как кричала чудесно освобождённая мышка. А папа-император чуть не упал в обморок от удивления, как мышиные родственники, только любопытство его удержало: очень уж ему хотелось узнать, что же случилось с дочкой и как она была спасена.

Скоро принцесса устала прыгать и рассказала, что ровно сто дней назад она играла золотым шариком с придворной обезьянкой Макаки. Обезьянка кинула шарик, и он попал прямо в открытый рот принцессы и застрял в горлышке. От этого бедняжка не могла есть и разговаривать, а дышала с трудом. Вы спросите: почему она не написала на бумажке, что с ней произошло? А потому что слово «обезьянка» в Синеносии изучают во втором классе, а слова «золотой шарик» — в третьем. Конечно, принцесса не сумела их написать — ведь она-то была только в первом!

Когда это случилось, обезьянка испугалась наказания и спряталась в дупле старого дерева в лесу, где просидела от страха девяносто восемь дней, а на девяносто девятый прибежала к своему другу профессору Кусаку и всё ему рассказала. А потом уже профессор придумал способ лечения принцессы и рассказал о нём Шильдику, а тот — Бобке на площади Небесного Счастья. И Бобка смог вылечить принцессу, как видите, безо всякого чуда.

Но ведь император-то не знал, что мы с вами знаем. Он посчитал всё колдовством и передумал казнить Бобку. Не откладывая дела в долгий ящик, он предложил Бобке жениться на принцессе и стать главнокомандующим над всей башибузукской армией.

Бобка на это ответил, что ему, обыкновенному школьнику, принцесса ни к чему, да и молод он ещё семью заводить. А должность башибузукского вождя ему, Бобке, не нравится. Когда у тебя в подчинении пять миллионов воинственных башибузуков с саблями, острыми как бритва, тут уж добра не жди. Они непременно затеют войну с какой-нибудь страной, а то и между собой передерутся. А Бобка был мирный человек, он никак не мог понять, зачем это нужно колотить друг дружку, если можно и так обо всём договориться. «Можно бы, конечно, этих башибузуков пристроить к сельскому хозяйству — капусту рубить или саблями махать для вентиляции в жаркие дни, — думал Бобка, — да только ведь обидятся, не привыкли они работать».

Короче, хорошенько всё обдумав, Бобка отказался от такой чести и попросил императора отдать ему волшебный стул и отпустить с миром.

 

Глава тринадцатая

ГОРА НАМ-ИЗВЕСТНОЙ ТАЙНЫ

Все жители Синеносии хорошо знали гору Неизвестной Тайны на самой границе с соседним государством — Курносией. Тайна этой горы была, конечно, никому не известна — недаром ведь она так называлась! Правда, тайну как-то разузнал Укуси Кусаку, который открыл её Шильдику, Шильдик — Бобке, Бобка — мне, а я — вам, ребята, сейчас открою. Только сперва крепко зажмурьтесь и скажите громко три раза: «Я не курица, а гусь — ничего я не боюсь!» Сказали? Теперь разжмурьтесь и слушайте: в этой горе была Сокровищница Жизни. Но это ещё не вся тайна. Чтобы попасть в Сокровищницу, нужно пройти через Безвыходное Ущелье, которое охраняет довольно-таки ужасный и страшный дракон с восемнадцатью головами, не считая мелких. Длиною дракон в километр, а толщиною и того больше.

А чтобы войти в Безвыходное Ущелье, как рассказал Шильдику любезный Укуси, нужно на восходе солнца встать на вершине горы Неизвестной Тайны (мы с вами можем теперь её называть горой Нам-Известной Тайны), три раза топнуть ногой и плюнуть через плечо, обязательно через левое.

Добравшись до вершины горы, Бобка с Шильдиком топнули и плюнули — и тут же земля под их ногами треснула и в горе получилось глубокое ущелье. Они бы непременно упали в ущелье и разбились о камни, но, к счастью, Бобка успел вскарабкаться на волшебный стул и вскарабкать туда Шильдика. Стул мягонько опустил их на самое дно ущелья. Бобка огляделся кругом и увидел, что ущелье было действительно безвыходное: кругом были стены из скал. В противоположном конце ущелья, правда, была какая-то дыра, — но там-то и сидел дракон, такой громадный и жуткий, что Бобка только один раз немножко посмотрел на него, а потом боялся и смотрел в другую сторону. Но и в другую сторону оказалось страшно смотреть, потому что в другой стороне, на огромном камне, были нарисованы череп и кости и написано: «Дракон Нось-Нось по кличке Паразит. Обед круглосуточно. Костлявых не предлагать».

«Где я слыхал это имя», — лихорадочно думал Бобка. Но придумать ничего не мог, а в это время дракону очень захотелось проглотить наших путешественников. Он подлетел к ним поближе и раскрыл свои восемнадцать пастей на восемнадцати головах. Из пастей Нось-Нося вылетело пламя, и в воздухе запахло палёным — это огонь подпалил шёрстку Шильдика.

— Бежим! — отчаянно закричал Бобка.

Но куда побежишь — ущелье-то безвыходное. И положение у Бобки с Шильдиком тоже было безвыходное. В ужасе они закрыли глаза, ожидая гибели…

Сперва головы дракона немного повздорили между собой, которой из пастей достанутся Бобка с Шильдиком, но потом сообразили, что всё равно добыча пойдёт в живот, а живот у Нось-Нося был всего один. Поэтому спор был окончен, и вот уже к Бобке с Шильдиком приблизилась самая отвратительная пасть номер седьмой, она раскрылась изо всех драконовых сил, и тут…

…И тут Бобке будто впрыгнуло в голову: «Не забудь, стреляй в Нось-Нося из ножек!» Помните слова феи-учительницы?

Бобка проворно соскочил со стула, схватил его за спинку и направил ножки на пасть. «Др-р-р-р-р-р!» — раздалось вдруг. Стул затрясся в Бобкиных руках как в лихорадке, а из ножек вырвалось пламя, и стали выскакивать какие-то орешки (позже Бобка догадался, что это были волшебные отравленные пули). Дракон поднапыжился, хотел выплюнуть орешки назад, но не тут-то было: орешки застряли в его желудке и жгли так, как будто он проглотил раскалённый утюг, которым мама гладит бельё. Нось-Нось заорал благим матом наподобие огромного кота, которого тянут за хвост трактором, и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же сдох. На прощание он, правда, успел-таки выплюнуть несколько пулек. Они полетели назад к Бобке и со страшной силой врезались в дно сиденья стула, который Бобка всё ещё держал перед собой. Если не верите, посмотрите сами, они до сих пор там торчат.

И вот отважные путешественники, оставив стул (он им пока не нужен), бросились бежать мимо дохлого дракона к дыре, чернеющей в конце пещеры. Вот они вошли в неё, пробежали какой-то тёмный коридор, открыли дверь и замерли на месте…

 

Глава четырнадцатая

СОКРОВИЩНИЦА ЖИЗНИ

А замерли они потому, что увидели громадную пещеру с высоким потолком, с которого свисали специальные пещерные сосульки — сталактиты. Посредине пещеры виднелся огромный мешок.

От этого мешка, как лучи от солнца, расходились во все стороны грядки, на которых росли… лампочки. Лампочек было очень много, больше, чем звёзд на небе. В одних лампочках волоски горели ярко-красным светом, как рубины, в других еле-еле красным, как спираль электроплитки, а некоторые лампочки были вовсе потухшими.

От удивления при виде этого зрелища Бобка с Шильдиком так широко раскрыли рты, что в них чуть не залетели две пещерные летучие мыши: в Бобкин — большая летучая мышь, а в Шильдиков — её племянница, летучая мышь поменьше. Тогда наши герои рты закрыли и мышей отогнали, но всё равно стояли как столбы и не знали, что теперь делать, — как вдруг они заметили слева в стенке пещеры маленькую дверцу. Они отворили дверцу, переступили через порог и очутились в уютной комнатке. Там сидела сгорбленная древняя-предревняя старушка приятного вида, с остреньким носиком и с бородавочкой на правой щеке. Она вязала на спицах что-то большое, похожее на огромный свитер.

— Здравствуйте, бабушка, — хором сказали Бобка и Шильдик. — Э-э… Хорошая погода, — добавил Бобка, не зная, что сказать дальше.

— Не знаю, милый, насчёт погоды — почитай, три с половиной тыщи лет на земле не бывала, — сказала старушка. — А вы кто такие будете и зачем к нам пожаловали?

— Извиняюсь, бабушка, — ответил Бобка, — рассказывать нет времени. Вот дядя-сказочник напишет про нас в книжке, тогда и прочитаете. А сейчас нам надо срочно спасать профессора Укуси Кусаку, а то как бы поздно не было.

— А ведь и правда поспешить надо, — закивала головой старушка. — А то ведь Смерть, моя сестрица старшая, как раз за ним отправилась. А у неё характер у-ух какой крутой! Шутить не любит… Смотрю я на вас — хорошие вы мальчик с собачкой, добрые. Надо вам помочь. Бегите-ка сейчас в середину пещеры, там увидите моего внучка…

— Какой внучек? — удивился Бобка. — Там, бабушка, только мешок какой-то огромный лежит.

— А ты не перебивай, слушай, что дальше скажу. Это не мешок, а внучек мой, Жирный Волосач ему прозвище. Он и вправду жирноват, — вздохнула старушка. — Видно, я в детстве ему в кашу слишком много масла клала. А для меня он всё равно что маленький. Вот и свитер ему вяжу, холодновато у нас в пещере становится: черти внизу топить плохо стали, зарплату им там, что ли, понизили… Про что это я? Ага, про внучка своего. Подойдите к нему и из бороды у него вырвите волосок жизни, да только тихо, чтобы он не проснулся. А то, не дай бог, проснётся да начнёт буянить — тогда спасу нет! Нервный он очень. В прошлый раз разошёлся, столько лампочек прибил — страсть. Ему-то что, он как дитя малое, ничего не понимает, а на земле от этого горе.

— А что это за лампочки такие? — спросил Бобка. — И почему от них горе?

— А это, милый, лампочки жизни. Каждому существу на земле такая лампочка дадена. В которых лампочках волоски ярко горят — это начало жизни, в которых еле-еле — это конец жизни, а где волосок перегорел — это Смерть пришла. А когда Волосач буянит, лампочки бьёт — на земле война случается, много жизней зазря пропадает, до сроку… Так что вы смотрите, не разбудите его со своей собачкой, а то и вам и людям плохо будет. А как достанете волосок из бороды — суньте его своему профессору в лампочку — вот жизнь-то его и продлится. Да только боюсь — не успеете вы, ой не успеете! Вернётся моя сестрица — тогда и профессор ваш пропал, и вам несдобровать. Бегите, ребятушки, что есть силы.

После таких слов Бобка с Шильдиком бросились бежать, не успев даже поблагодарить добрую старушку. По дороге они встретили забор, на котором стояла крупная надпись.

 

Глава пятнадцатая

ЖИРНЫЙ ВОЛОСАЧ И ПОСЛЕДНЯЯ МИЛОСТЬ ФЕИ

Но они так торопились, что даже не успели её прочитать, а перескочили через забор и побежали дальше. Последние шаги до середины пещеры они не топали, а бежали на цыпочках, чтобы не разбудить Жирного Волосача.

Вблизи Волосач оказался громадным толстым мужиком, который лежал посреди пещеры пузом кверху и сопел во сне так, как будто у него в пузе накачивали громадный волейбольный мяч. А мяч этот как будто был дырявый, и воздух с шипом и свистом выходил через дырку-рот в рыжей бороде Волосача.

Страшноватое зрелище!

Но пугаться нашим героям было некогда. Поэтому Бобка подскочил к Волосачёвой бороде и ловко выдернул волосок. Волосач не пошевелился, а только как-то по-свинячьи хрюкнул и продолжал спать. Бобка побежал прочь, а Шильдик ещё вернулся, якобы проверить, крепко ли спит Волосач (скоро мы узнаем, для чего он на самом деле вернулся), а потом присоединился к Бобке. Они подбежали к самому близкому ряду лампочек и стали их рассматривать. Сначала они здорово обрадовались, — на каждой лампочке написана фамилия, чья это жизнь, и приклеена фотография. Вот Иванов, вот Петров, вот Сидоров.

А где же Укуси Кусаку?

Укуси Кусаку нигде не было. И тут только до Бобки и Шильдика дошло, что всё пропало. Найти здесь одну-единственную Кусаку, то есть я хотел сказать, одного-единственного Кусаку, а вернее — найти его лампочку среди миллионов лампочек-жизней, всё равно что отыскать каплю в океане среди миллионов похожих капель…

Короче говоря, если бы Бобка был девочкой, он бы наверняка расплакался. А так он не расплакался, но всё равно страшно расстроился: уж очень обидно не сдержать слова, подвести бедняжку Укуси, да и самим неохота погибать, когда столько опасностей уже позади. «Вот сейчас прилетит костлявая Смерть, — думал Бобка, — и всё кончено». В голове от волнения почему-то крутилось:

Но тут Бобка с Шильдиком услышали шорох и шипение.

Они обернулись и вздрогнули: к ним подползала змея.

Бобка, который, конечно же, читал «Рикки-Тикки-Тави», сразу узнал кобру, очковую змею. Только у этой кобры очки были почему-то не на шее, как положено, а на затылке. В зубах она несла бумажку. Она оставила бумажку у самых Бобкиных ног и тут же исчезла. Что это за странная кобра — рассуждать было некогда. Бобка схватил бумажку и прочёл:

«Дорогой Боря Пончиков!

Твоя О. Н. Фейская».

Я помогла тебе уже три раза: первый раз при изобретении стула, второй раз при намекании Шильдику в кино, чтобы он к тебе летел, третий раз при украдывании платков у императора и придворных.

К сожалению, в моих силах помочь тебе ещё только один, последний раз.

Сперва Бобка подумал, что это какое-то надувательство, но, перевернув листок, увидел там стихотворение. Когда он прочитал его, то сразу же закричал «ура», и они были спасены.

Как вы думаете, что это было за стихотворение?

 

Глава шестнадцатая

СПАСЕНИЕ

вот какое это было стихотворение. Стоило Бобке сказать его вслух, как тотчас же явился Червячок-Гнильцо со своей армией червячков.

Остальное было уже просто как апельсин.

Тысячи червячков по приказу своего царя моментально расползлись по всем рядам лампочек, и уже через пять минут один маленький, да удаленький червячок, по имени Шмесик, доложил, что он обнаружил лампочку Укуси Кусаку в три тысячи двести четырнадцатом ряду. Бобка помчался туда, зажав заветный волосок в кулаке, и увидел лампочку, в которой волосок горел так слабо, что превратился в едва заметную красную ниточку. Бобка быстренько привязал новый волосок рядом с тем. В ту же секунду старый волосок погас, но уже успел загореться новый.

Укуси Кусаку рассказывал потом, что он на секунду почувствовал укол в сердце и вдруг сразу стал как маленький и захотел молочка из соски. Он тут же отправился в магазин, но вместо того, чтобы сказать девушке-продавщице «молоко» или «соска», вдруг закричал: «Уа! Уа! Уа!» Девушка удивилась, а профессору стало ужасно неудобно, но он тут же быстренько написал всё на бумажке. Получив наконец молоко и соску, он отправился домой, а дома насмешил до слёз обезьянку Макаки. «Ой, помру от смеха, — взвизгивала обезьянка. — Такой большой, и молочко из соски сосёт!»

А что же наши путешественники?

Им, конечно, некогда было рассиживаться в Пещере Жизни: вот-вот вернётся Смерть, разозлённая неудачей с профессором.

Надо было поскорее бежать, но Шильдик успел всё-таки послать червячков на поиски лампочек самого Бобки, его родственников, друзей и знакомых. Оказывается, хитрый Шильдик вернулся тогда к Волосачу не зря: он потихоньку вырвал из его бороды целый клок волос: почему бы не продлить жизнь и другим, а не только профессору Кусаку? Самые большие волоски Шильдик выбрал для Бобки и своей хозяйки Люси, поменьше — для всех остальных.

Напоследок ловкие червячки разыскали в пещере собачий отдел и продлили жизнь самому Шильдику и прочим знакомым собакам.

Не буду рассказывать, как Бобка с Шильдиком вернулись домой — обыкновенным путём, на простом своём летающем стуле.

Скажу только, что в школе Бобка пропустил всего один день занятий, да и то Ольга Николаевна его не ругала. «А, знаю, у тебя уважительная причина», — сказала она, как только он раскрыл рот, чтобы соврать, что у бабушки был радикулит и ему пришлось за ней ухаживать.

С тех пор Бобка поживает обыкновенно, без приключений. Никакие феи ему не снятся, никаких пончиков не предлагают. Один раз ему, правда, приснился сон, как Жирный Волосач, в новом свитере, шёл по улице и орал: «Кто идёт? Мы идём, дружные ребята…»

Потом он будто бы забрался в школу и пытался пролезть в дверь Бобкиного класса, но у него ничего не получилось из-за толщины.

«Маманя, — вопил он плаксивым голосом, — пустите меня, я тоже хочу быть образованным! Я хочу сидеть за партой вместе с другими детишками!»

«Безобразие, — возмущалась Ольга Николаевна, а сама подмигивала, — сынок совсем отбился от рук. Иди домой и поспи, тебе нужно отдохнуть», — обратилась она к Волосачу и дружески коснулась его указкой.

Волосач стал шипеть и сморщиваться, как шарик, который надули и забыли завязать ниткой. Потом он взлетел под потолок — и исчез.

Бобка сказал про этот странный сон Шильдику и Люсе, а Люся сказала, что сон неправильный, — ведь все знают, что у Ольги Николаевны сына нет. Да если бы и был, то он никогда бы не стал так по-хулигански себя вести.

— Ну, это ещё ничего поведение, — перемигнулись Бобка с Шильдиком. — Лишь бы он лампочки не стал бить!

— Какие лампочки? — удивилась Люся.

— А вот какие!.. — И тут Бобка с Шильдиком рассказали ей всю эту историю.