Хронология жизни и деятельности С. О. Макарова
(Все даты приводятся по старому стилю)
1848. 27 декабря в г. Николаеве родился Степан Осипович Макаров.
1858. В сентябре вместе с семьей переезжает в Николаевск-на-Амуре и поступает там в морское училище.
1861. 17 мая на клипере «Стрелок» кадет С. Макаров уходит в свое первое плавание.
27 июля – 15 октября на транспорте «Манджур» возвращается в Де-Кастри.
1862. Совершает плавания на транспорте «Манджур» и шхуне «Восток».
1863. В июле на клипере «Абрек» в составе эскадры вице-адмирала А. А. Попова уходит в плавание в Сан-Франциско. Переведен на флагманский корвет. Начинает вести дневник.
1864. В августе возвращается в Николаевск.
1865. Оканчивает Николаевское морское училище и назначается в плавание на пароходе «Америка». Позднее переведен в Тихоокеанскую эскадру на корвет «Варяг».
1866. 11 ноября Макаров получает назначение на флагманский корабль «Аскольд», отправляющийся в Кронштадт.
1867. 14 июля Макарова производят в гардемарины.
1867–1869. Плавание на фрегате «Дмитрий Донской».
1869. 24 мая Макарова производят в мичманы и назначают вахтенным начальником на броненосную лодку «Русалка».
1870. В марте в журнале «Морской сборник» появляется первый печатный труд Макарова «Броненосная лодка “Русалка”».
В ноябре переведен на паровую шхуну «Тунгус», отправляющуюся на Дальний Восток.
1871. 1 января произведен в лейтенанты.
14 июня «Тунгус» прибывает во Владивосток. В декабре Макарова спешно вызывают в Петербург.
1872. В декабре получает назначение в распоряжение вице-адмирала А. А. Попова для изучения вопроса о непотопляемости судов.
1873. 1 января награжден орденом Станислава 3-й степени.
С мая по август находился в плавании на корвете «Гридень» в Балтийском море.
В октябре направлен в командировку в Вену, где экспонировался пластырь системы Макарова.
1874. В августе – сентябре находился в плавании в Балтийском море на фрегате «Адмирал Спиридов».
1875. В марте на страницах журнала «Морской Сборник» появляется исследование мичмана Макарова «О непотопляемости судов».
В октябре занимается испытаением переборок на фрегатах «Адмирал Чичагов» и «Адмирал Спиридов».
1876. 1 января награжден орденом Св. Анны 3-й степени.
В сентябре-октябре находится в плавании на броненосце «Петр Великий» в Балтийском море.
В октябре получает назначение в Черноморский флот.
13 декабря Макаров назначен командиром парохода «Великий князь Константин».
1877. В ночь с 30 апреля на 1 мая четыре минных катера с «Константина» атакуют сторожевое турецкое судно на Батумском рейде.
28 мая минными катерами с парохода «Константин» подорван у Сулина турецкий броненосец «Иджалие».
6–9 июня «Константин» делает переход к анатолийскому берегу и уничтожает четыре неприятельских торговых судна.
19-23 июля пароход «Константин» в Босфоре и у анатолийского берега уничтожает 6 турецких торговых судов.
7 августа пароход «Константин» оказывает помощь отряду полковника Шелковникова у Гагринского ущелья.
12 августа у Сухума с «Константина» поврежден турецкий броненосец «Шевкет».
22 августа Макаров награжден золотой саблей с надписью «За храб-рость» за содействие отряду Шелковникова.
7 сентября Макаров произведен в капитан-лейтенанты и награжден орденом Георгия 4-й степени за успешное нападение на турецкий броненосец «Шевкет».
16 декабря в Батуме Макаров впервые применил самодвижущиеся мины при нападении на турецкие броненосцы.
1878. Макаров узнает о смерти отца в г. Николаеве.
9 января произведен в капитаны 2-го ранга.
13 января у Батума потоплен турецкий корабль «Интибах».
С февраля (по август 1879 г.) пароход «Константин» под командованием Макарова участвует в перевозке русских войск с театра военных действий.
1879. В феврале Макаров награжден орденом Станислава 2-й степени за участие в перевозке войск из портов Мраморного моря и Бургаса в Россию.
В ноябре Макаров женится на Капитолине Николаевне Якимовской.
В декабре Макаров назначен начальником отряда миноносок 3-го и 4-го флотских экипажей.
1880. Макаров назначен в в Ахал-Текинскую экспедицию, в которой участвует в должности заведующего морской частью при войсках, действующих в Закаспийском крае.
1881. В октябре Макаров назначен командиром стационера «Тамань» в Константинополе.
1882. 1 января Макаров произведен в капитаны 1-го ранга. Назначен флаг-офицером начальника отряда Балтийского моря под руководством контр-адмирала Шмидта.
Рождение дочери Ольги.
1883. В феврале назначен флаг-капитаном Практической шхерной эскадры Балтийского флота.
В мае – августе находился в плавании в Балтийском море на плавучей батарее «Не тронь меня».
В сентябре – ноябре командирован на Волгу и в порты Каспийского и Черного морей для сбора материалов к выработке Положения о механиках и машинистах флота.
1884. 14 мая назначен флаг-капитаном Практической эскадры Балтийского флота.
В июне – августе находился в плавании в Балтийском море в качестве флаг-капитана Практической эскадры на фрегатах «Князь Пожарский» и «Владимир Мономах».
В ноябре работает в составе комиссии по обсуждению вопроса «Об участии флота в обороне государства».
1885. В марте выступает в Географическом обществе с докладом о течениях в Босфоре.
1885. Вносит в Морское министерство проект о мобилизации кораблей.
В марте назначен командиром броненосного фрегата «Князь Пожарский».
17 сентября Макаров назначен командиром корвета «Витязь».
В октябре в «Записках Академии наук» публикуется труд Макарова «Об обмене вод Черного и Средиземного морей».
1886. В февральском и мартовском номерах журнала «Морской сборник» публикуется труд Макарова «В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований».
31 августа «Витязь» отправляется из Кронштадта в кругосветное плавание.
Рождение второй дочери, Александры (впоследствии Голубевой).
1887. Академия наук присуждает Макарову неполную Макарьевскую премию за труд «Об обмене вод Черного и Средиземного морей».
1888. Умирает дочь Макарова Ольга.
1889. 20 мая заканчивается кругосветное плавание «Витязя».
1890. 1 января за отличие по службе Макаров произведен в контр-адмиралы с назначением младшим флагманом Балтийского моря.
В сентябре-октябре назначен председателем комиссии по испытанию артиллерии на броненосце «Император Александр II».
В ноябре на Всероссийском съезде естествоиспытателей и врачей выступает с докладом «О разности уровней морей, омывающих берега Европы».
1891. 8 октября назначен исполняющим должность главного инспектора морской артиллерии.
1892. В мае этого года Макаров передал в Академию наук свой труд «“Витязь” и Тихий океан».
Родился сын Вадим.
Предлагает приспособление, увеличивающее бронебойную силу снарядов – так называемый «макаровский колпачок».
1893. Академия наук присуждает Макарову полную премию за труд «“Витязь” и Тихий океан».
Поездка за границу для осмотра заводов, изготовляющих орудия и броню.
1894. В феврале назначен младшим флагманом Практической эскадры Балтийского моря.
В июне журнал «Морской Сборник» публикует работу Макарова «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов».
В июле – октябре совершает плавание на эскадренных броненосцах «Наварин» и «Гангут» и на крейсере 1-го ранга «Рюрик».
2 декабря назначен командующим эскадрой Средиземного моря. (В этой должности Макаров состоял до конца января 1895 г.)
1895. С января по май с эскадрой переходит из Средиземного моря в Тихий океан, где соединяется с Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала П. П. Тыртова и совершает плавание от Владивостока до берегов Японии.
В декабре награжден орденом Анны 1-й степени.
1896. 1 января произведен в вице-адмиралы и назначен старшим флагманом 1-й флотской дивизии, находящейся в Кронштадте.
В мае-сентябре командует практической эскадрой Балтийского моря.
В декабре выступил в Кронштадтском морском собрании с лекцией на тему: «Рассуждения по вопросам морской тактики».
1897. В январе представляет докладную записку управляющему морским министерством П. П. Тыртову с проектом исследований Арктики при помощи ледоколов.
12 марта выступает в Академии наук с докладом об исследовании Северного Ледовитого океана при помощи ледоколов.
30 марта выступает в Географическом обществе с докладом «К Северному полюсу – напролом».
29 июня отправляется через Стокгольм в плавание на Шпицберген и далее к берегам Сибири с целью изучения ледовых условий плавания к устьям этих рек.
19 сентября возвращается в Петербург.
24 декабря подписывает договор на строительство ледокола «Ермак» в Ньюкасле.
Опубликован труд Макарова «Рассуждения по вопросам морской тактики».
1898. В феврале отправляется за границу для ледокольного дела и наблюдения за постройкой «Ермака».
В мае – сентябре командует практической эскадрой Балтийского моря.
17 октября «Ермак» спущен на воду.
Опубликован труд Макарова «Рассуждения по вопросам непотопляемости судов».
1899. 20 февраля «Ермак» одобрен приемной комиссией.
4 марта «Ермак» прибывает в Кронштадт.
1 апреля Макаров избран членом-корреспондентом Главной физической обсерватории.
29 мая «Ермак» выходит из Ньюкасла в первое полярное плавание.
25 октября Макаров назначен командиром 1-й флотской дивизии Балтийского моря.
6 декабря Макаров назначен главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором города Кронштадта.
1901. В феврале выходит в свет труда Макарова «“Ермак” во льдах».
16 мая «Ермак» вторично отправляется в полярное плавание из Кронштадта.
13 октября Макаров освобожден от руководства «Ермаком».
1903. В апреле и июне публикуются работы Макарова «Броненосцы или безбронные суда?» и «Без парусов».
1904. 1 февраля Макаров назначен командующим флотом на Тихом океане.
24 февраля прибывает в Порт-Артур.
9 марта организует перекидную артиллерийскую стрельбу через Ляотешан.
31 марта Макаров гибнет при потоплении броненосца «Петропавловск».
Дневник В. Н. Вебера
[84]
3 июля в 3 часа «Ермак» без свистков и сигналов поднял якорь и дал передний ход. Уход «Ермака» заметил только «Рюрик», поднявший обычное «Желаю счастливого плавания».
4 июля. Два раза спускали трал у Нордкапа; на глубине 100 сажен улов был интересный, севернее сделали еще станцию на глубине 200 сажен, но поймали мало. Пока для меня как геолога нет прямого дела; меня Макаров определил помогать зоологу д-ру Чернышеву, поэтому сегодня до половины третьего ночи разбирали улов в специальной лаборатории.
5 июля. Курс взят прямо по дуге большого круга на полуостров Адмиралтейства. Начались сборы к высадке на берег. Дневная драга не удалась, потому что мотня при подъеме распустилась, и мы с доктором только издали поглядели на богатый, с тыкву величиной, улов. Поэтому в 3 часа назначена была еще станция с драгированием, но я ее не разбирал, так как был занят сборами. Топограф вычерчивал сетку, фотограф налаживал аппарат. Начальником береговой партии назначен В. Е. Гревениц, старший офицер.
6 июля. Температура ниже нуля, на горизонте местами туман, часто начинает сыпать снег, мелкий, сухой, а в промежутках проглядывает солнце. В 3 часа начались первые признаки плавучего льда, зеленого, но еще мелкими кусками. Затем погода совсем понравилась, но чувствуется только начало весны, солнце греет слабо, таяние скорее подразумевается, чем происходит на самом деле.
Вчера с левого борта было видно стадо китов, обозначавшееся облачками водяной пыли то там, то сям. Несмотря на то, что киты были на горизонте, «фонтаны» поднимались на большую высоту. Форма «фонтанов», как я читал и у Брэма, не похожа на фонтаны, но на солнечные протуберанцы; облачко судорожно взлетает вверх, держится в воздухе неправильной формы тенью и пропадает. Вчера же около борта перекидывались спинные плавники дельфинов, как и у их черноморских родственников.
7 июля. К завтраку лед кончился, пошла чистая вода, но затем снова показался мелкий плавучий лед. Перед завтраком видели норвежскую шхуну, но не подошли друг к другу. Встретили льдину с черными пятнами; оказалось, что это не айсберг с моренными накоплениями, как мы думали, а льдина с тюленями. Погода тихая.
8 июля. Погода великолепная, солнечная, но снасти покрылись инеем. В 3 часа ночи были замечены на льду два медведя, которые резко отличались своим желтым цветом на белом снегу. В трубу был виден и третий медведь. Они ходили по льду, садились по-собачьи, ложились и по временам смотрели на приближающегося «Ермака», но мало реагировали на невиданное зрелище и продолжали заниматься своим делом. По-видимому, животное глупое и во всяком случае не привыкшее кого-нибудь бояться. Наметив одного медведя, «Ермак» стал подходить к нему. На носу столпились охотники. Медведь стоял на льдине и глупыми добродушными глазами смотрел на приближающееся чудовище. С 25 сажен началась тяжелая картина убийства.
Идем тихим ходом, иногда останавливаемся во льду, либо из-за льда, либо для наблюдений; сегодня, например, для магнитных наблюдений. Погода продолжает быть хорошей, ветра нет, поэтому относительно тепло. К обеду уже – сплошной лед. Перед обедом спускался на айсберг. Айсберг был прозрачен, как стекло, но с прослойками грязи до 1 фута.
Около 12 часов, когда я в каюте описывал айсберг, раздалась пальба. Выбежав наверх, увидел удиравшего громадного медведя; он тяжело переваливался, но не очень торопился, выискивая дорогу среди торосов, постоянно оглядывался, как бы соображая, стоит ли бежать. Этот медведь ушел – лед был слишком торосистый, чтобы «Ермак» его мог догнать. Положительно чувство опасности медведю непонятно, некого ему бояться.
9 июля. Медленно двигаемся в сплошном льду. Погода стоит тихая, штиль, и потому льда у берегов Новой Земли масса: не было ветра, который бы его отогнал от берега. Этот берег виднелся еще вчера, сегодня он обозначился яснее. Мы вышли немного южнее полуострова Адмиралтейства. Температура воды –1,8°, воздуха +1°, а вчера спускали планктонную сеть ст. VI и трал, последним поймали порядочней, хотя он без хода не развернулся. Вечером паровым буром бурили лед, толщина оказалась до 32 футов. Лед был многослойный.
10 июля. Туман, тепло, кругом лед. Берег скрылся в тумане. Температуря воды ниже нуля. Из монтекристо били птиц на чучела, убили глупыша с ноздрями трубкой и большого поморника. Видели сегодня большого бородатого тюленя, который больше часа нырял по полыньям вокруг «Ермака» и осматривал его со всех сторон; тюлень гораздо интеллигентнее медведя.
По выброшенной на лед медвежьей туше, без шкуры, видно, что грудь медведя много шире, чем у Геркулеса Фарнезского; медвежья туша производит неприятное впечатление – она похожа на труп человека.
К ночи заморосил дождик, наверху неуютно – прохватывает насквозь. Все стоим на одном месте, потому что жалеем уголь на ломку льда, хотя до берега осталось только 30 миль. Ждем ветра, который бы разогнал лед. Нам, у которых работа на суше, досадно сидеть без дела в виду берега.
11 июля. Все то же: туман, температура +0,5°, льды сковали «Ермак» со всех сторон, все полыньи затянулись. По-прежнему слабый ветер, лед толстый, 4-футовый. Сегодня ночью пробовали идти и прошли за 2 часа около 6 миль, так что «Ермак» может идти в этом льду.
12 июля. Сегодняшний день прошел как-то бесполезно; все то же. Начинает казаться, что мы застряли. С «Ермаком» ничего подобного не бывало, но он и не бывал в сплошных ледяных полях большой мощности. Лед здесь толщиной 4–5 футов, т. е. та толщина, на которую он рассчитан по эмпирической формуле при 10 000 сил, но после снятия передней машины осталось только 7500 сил. Однако не недостаток 2500 сил держит судно, а состояние льда, что показала сегодняшняя работа ледокола.
Раньше «Ермак» ходил в разбитом льду, так что было куда раздвигать лед, теперь же мы имеем лед в состоянии сжатия, отдельные льдины не только сдвинулись, но на местах стыков образовали торосистые гряды. На колку и поднимание льда тратится живая сила судна, оно понемногу останавливается, и приходится давать задний ход, чтобы снова приобрести инерцию; при этом в старом канале ледоколом наламывается новая груда обломков, и, наконец, при повторных проходах того же канала, канал настолько засоряется, что каша из обломков льда облекает весь корпус корабля, и вся живая сила тратится на трение в этой каше и на ее спрессовку.
С такого рода работой мы сегодня за 12 часов, при непрерывных «вперед», «стоп», «назад» «стоп» и т. д., прошли 100 сажен. Только под конец вылезли из своей каши и немного прошли ходом по ледяному полю, но только до нового тороса, пробить который вряд ли скоро удастся. Во всяком случае сегодня была хорошая проба и предостережение не забираться в сплошной лед. Пробовали выгребать ледяную кашу на заднем ходу обоими становыми якорями, но результат оказался слабый; пробовали выливать с носа из циркуляционной помпы теплую воду на лед, тоже мало помогало.
Все мы весь день проболтались наверху, потому что движение вперед интересовали каждого, даже пари держали – во сколько заездов возьмем кашу, но все грубо переоценивали силу «Ермака». Угля сожгли 20 т, т. е. каждый пройденный вершок обошелся в 2 1/2 коп. Температура воды –1,8°. Стоим под 74°40' с. ш.
13 июля. То же. Прошли пустяки, почти ничего. Вечером ходили на лыжах. После чая я пошел один далеко от судна. Из-за торосов больше 3 верст в час не пройти. В тумане «Ермак» быстро скрывается из глаз, и наступает полное одиночество среди медленно шевелящегося льда, в котором то расширяются, то сдвигаются с таинственным шелестом трещины.
14 июля. Открылся горизонт и совершенно покрытый снегом берег Новой Земли. Опять с утра до обеда бились, и на этот раз почти ничего не прошли. После обеда я ходил на лед собирать в свой двухведерный стеклянный цилиндр метеорную пыль (по Норденшельду), но, уйдя против ветра на 3/4 версты от «Ермака», напал на его старый след во льду; пыли не собрал. На солнце сегодня жара, в тени же –1,5°. Ветра, увы, никакого.
15 июля. Сегодня распоряжается не С. О. Макаров, а командир М. П. Васильев, он решил вывести «Ермака» на старый след, который я вчера видел, когда ходил за пылью. Задача свелась к тому, чтобы повернуть судно и вывести на этот след, обозначенный полыньей, забитой льдинами. Повернули с помощью завезенных с носа и кормы «ледяных» якорей, и теперь идем, хотя и – с перерывами… назад от Земли по тому пути, по которому неделю тому назад радостно шли к Земле, готовясь к береговой экспедиции. Что делать? Против льда в состоянии сжатия и «Ермак» бессилен. Новая Земля уже на много процентов для моей работы проиграна. Температура сегодня –4,5°. хотя солнца нет; падает не то снег, не то дождь. «Ермак» движется – и то хорошо; след прежний давно потеряли.
16 июля. Вечером опять медведь. Подходил к корме осмотреть «Ермака», но высыпало много народу, и, главное, собаки стали неистово лаять, так что на этот раз зверь решил уходить. Несколько охотников побежали за ним, но, конечно, не догнали. У медведя неуклюжесть кажущаяся, на самом деле он очень ловок, а если бы не шуба, то был бы и грациозен. Перед обедом ходил осматривать старый след «Ермака», нашел на льду бурые комки, которые оказались диатомовыми водорослями, очень заинтересовавшими ботаника И. В. Палибина.
17 июля. Ничего нового. Машины застопорены. «Ермака» сдавило, левый борт подняло на фут. Пробу на сжатие ледокол выдержал прекрасно. Скучали, просидели в каюте доктора (наш клуб) до 2 часов ночи. Шел снег.
18 июля. Вчерашний западный ветер, очень сильный, прекратился; надежда наша, что он перейдет в восточный, рухнула. Пробовали заводить ледяные якоря – ничего не вышло, сдвинулись на миллиметры. Вчера, говорят, видели моржей, но никому не сказали. Температура воздуха +2°, снег тает, но лед в сжатии. 10-й день нашего плавания. Новоземельская геология не про меня.
19 июля. Никакого движения. Работали брашпилем и прогнули вал, вырвали также часть чугунной станины: механикам работа. Погода удивительная, весь день солнце, горизонт открытый. Новая Земля как на ладони.
20 июля. Никакого движения. С час пробовали толочь носом «Ермака» лед. Вечером пускали змея с самопишущими приборами, летают отлично. При спуске я хотел подхватить змея, но не заметил, что люк покрыт только брезентом, провалился и упал прямо на свиней, которых жили на угле; в нашей жизни и это развлечение; много на мой счет зубоскалили. Ветер северо-восточный, тот, который, как мы надеемся, должен разбить лед.
Снеговую воду пропустил сквозь фильтр, но не только метеорной, но и вообще ни одной пылинки не нашел. Такова чистота воздуха, и не мудрено, что не только все здоровы, но и больной, которого было оставили умирать от воспаления легких в тромсёнской больнице, быстро поправляется и теперь здоров.
22 июля. Эти дни не было времени писать, потому что я много ходил. 20 июля прошли немного по каналу, а 21-го прошли по каналу 3 1/2 версты со съемкой. К обеду «Ермак» уперся в конец канала. На другой день на разведку вышли три партии. Прогулялись отлично, потому что погода в общем была хорошая, но новости были неутешительные: лед везде торосистый, тяжелый; мы, например, прошли к западу верст 6 и ничего хорошего не видели. За прогулку все сильно загорели. Вечером совещание – что делать. Ясно, что единственное наше спасение – ветер, и ветер восточный. Лед с поверхности усиленно тает, но под водой – нет; это видно и по температуре воды и по тому, что лед внизу не пористый, какой был у Шпицбергена. Утром дул порядочный ветер с юга нас продрейфовало на 10 миль к северу, и мы теперь как раз против полуострова Адмиралтейства.
23 июля. То же. Таяние идет энергично, и там, где раньше можно было ходить безбоязненно, теперь проваливаешься. Когда в первый раз ходил по ледяному полю, то дороги не разбирал, даже по проталинам проходил свободно, теперь об этом и думать нельзя. Торосы ослабли, под ногами осыпаются. Таяние компенсируется сжатием, что видно было непосредственно (образование торосов, смыкание каналов – трещин на глазах). Вечером совещание – до первого часа ночи; ни до чего не договорились.
24 июля. Утром пошел смотреть лед по составленной программе. «Ермак» в это время пробивался вперед. Со стороны очень величественная картина. Ледокол при общем ликовании прошел 1 1/2 мили, но затем на торосе застрял; бились до вечера, но не одолели его.
25 июля. До завтрака разворачивались якорями. Ночью был мороз –3,5°, снасти покрылись инеем. Плохо дело. Вечером медвежьи дела. Фагервик заметил медведя и, никому не сказав, ружьем побежал на лед его убивать, за ним еще охотник, в пылу с голыми руками. Шестью пулями подстрелил медведицу, но когда седьмым выстрелом был убит медвежонок, то мать поднялась, и ее убили восьмым выстрелом.
26 июля. Сильный южный ветер сдавил все льдины, затянул полыньи: густой снег довершил зимнюю картину. Видели медведя, ленивым и неуклюжим галопом ушедшего на запад, выбирая путь между торосами. Сегодня стояли – бесполезно тратить уголь. Надо видеть этот лед, чтобы понять, что с ним ничего не поделаешь.
27 июля. Ветер, не перейдя в восточный, стихает. Напортил и перестал дуть. Прочел уже всю полярную литературу, какая была в моем распоряжении. Сегодня прочел книжку Варнека командира «Пахтусова». Как и везде, говорится об изотермах в июле +6°, о свободной воде по западному побережью Новой Земли и пр. Неужели мы сидим в плавающем ледяном острове? За обедом адмирал сказал, что, выбравшись изо льда, мы только обойдем Новую Землю, бросив порт Диксона, Землю Гиллиса и пр., мне это на руку, и я жду раздвижки как манны небесной.
28 июля. Пробиваться и не пробовали. Погода прежняя. Ночью –3,5°.
29 июля. С сегодняшнего дня будем пробиваться к западу неуклонно. Прошли три длины судна, уперлись в торос и вечером отправились пешком к западу на разведки. Прошли с версту – ничего утешительного. На возвратном пути на глазах происходила сильная подвижка льда. Места, где мы проходили полчаса тому назад, разверзлись на 1,5 сажени. Льдины имели в поперечнике 10–25 саженей, из-под них выныривали льдины второго слоя, торосы перевертывались, рассыпались льдины, сходясь, обкрашивались и вздымались в новые торосы; все это происходило при тихой погоде, как бы беспричинно. Явление стихийно-зловещее; чувствовалось, что подо льдом океан. Насилу мы добрались к «Ермаку», но, взяв нас, он прошел только сажен 100, так как лед нажимал все время.
30 июля. Утром совещание о вынужденной зимовке. Предполагается если лед не разойдется, послать партию в Кармакулы, единственное становище на Новой Земле. По-видимому, в эту экспедицию попаду и я. Цель экспедиции – дать знать в Петербург о положении, в которое попал «Ермак». Идти надо с ледянкой. Ветер продолжает дуть с запада; какое-то проклятие.
31 июля. Адмирал предложил мне начальство над экспедицией, с правом выбора ее состава. Пригласил идти милейшего лейтенанта Неупокоева; кроме того, из палубной команды идут двое и из машинной двое, всего шесть человек, при 2-месячном запасе.
1 августа. Пробовали на льду ледянку: с 30-пудовым грузом идти и думать нечего. Пробовали норвежскую шлюпку, купленную в Тромсё, оказалась и пустая не под силу, поэтому остановились на двойке. До Кармакул 220 верст.
2 августа. В. Е. Гревениц предложил новый проект: идти вдвоем с боцманом Тамманом, взяв нарты (подарок Нансена), 2-недельный запас и парусиновую байдарку. Идея Гревеница другая, чем то, что было выдвинуто адмиралом на совещании: в основу положена легкость, а потому быстрота. Вес байдарки и провизии только 7 пудов. До Сухого Носа Гревениц рассчитывает дойти в 5 дней. Они уже начали строить бамбуковый остов байдарки.
Ветер заштилел, а нас отнесло к западу на 4 мили; так как восточного ветра не было, то, очевидно, сдавленный западными ветрами лед теперь расползается на большую поверхность.
Сегодня человек сорок работали на льду: кололи лед под левой скулой «Ермака», чтобы он мог повернуться немного, зайти в полынью и получить возможность разгона. Работы были названы «каторжными», но в шутку, потому что были всем приятны как деятельность. Мной был предложен даже «калифорнийский» способ: разрушать лед сильной струей, оказавшийся мало действительным. Весь наш труд – пирамида сложенного нами льда – оказался для «Ермака» игрушечным: когда дали ход, он наших трудов не заметил и уткнулся в старую ржавую ямку, отпечатанную его носом во льду раньше 3 августа.
Со стороны глядя, дело выходит позорное: начать работу с полуострова Адмиралтейства и, не подойдя к нему, застрять, притом не на мели или камнях, но во льду (ледокол!). Но если посмотреть, что проделала с нами природа, то придется оправдать и судно, и руководителей экспедиции. Температура поверхностной воды вместо +4–6° была отрицательная, целый месяц вместо восточных дуют западные ветры, наторосившие такую кашу, что ее надо сначала видеть, а потом винить «Ермака». Средние данные датского сборника не имеют ничего сходного с тем, что выпало на нашу долю.
Адмирал решил, что одновременно с байдарочной экспедицией Гревеница в Кармакулы должна идти также наша, но на край льда, причем мы должны были три дня выжидать какую-нибудь норвежскую шхуну, промышляющую на краю льда, и зафрахтовать ее в Варде; если же шхуны не окажется, то оставить на льду почту и идти назад к «Ермаку».
9 августа. Около недели не писал. За это время произошло много событий: мы вышли изо льда и идем теперь к Земле Франца-Иосифа. События же вкратце были такие. Наша партия уже собиралась идти на край льда, а партия Гревеница – в Кармакулы. Во вторник было назначено наше выступление, но накануне наша партия была отменена, и очень разумно, потому что, как потом оказалось, у края льда находилась очень широкая полоса битой ледяной каши, по которой ни шлюпкой, ни пешком двигаться невозможно. Но кармакульская партия должна была идти. Все легли спать под тяжелым впечатлением нашего тюремного во льду положения.
Ночью на вахте стояли доктор и ботаник; последнему выпало счастье заметить, что шпагат, протянутый с мостика в обе стороны на лед, натягивается, он его ослабил, но шпагаты снова натянулись; он понял, что лед расходится, и побежал будить командира. Когда я проснулся рано утром от гула разбиваемого льда и выбежал наверх, то «Ермак» шел полным ходом, как в доброе старое время под Шпицбергеном. 6 августа в 4 утра мы были выпущены на свободу и, выйдя изо льда, испытывали то же, что выпущенные из тюрьмы.
20 августа. Шли по краю льда к полуострову Адмиралтейства. Отлично были видны берег и ледники. Кинематографировали. Когда выходили изо льда, покачивало.
21 августа. Утром убили большого плывущего медведя, во время завтрака – бородатого тюленя. Все идем по краю льда, ни одного промышленника не видим.
22 августа. Праздник: по направлению к земле показалось чистое без льда место; подошли по нему к берегу, на который и съехали все толпой исследователей. Это было губа Крестовая. Мы с Ивановым пошли на восток к известняковому обрыву. Экскурсия вышла очень удачная, нашли кораллов, любовались заходом и восходом солнца.
23 августа. Съехали на ледянке на берег. Прошел вглубь острова, собрал пород и окаменелостей. К 12 часам, как было условлено, сошлись с топографом у ледянки и поехали к лагерю. К обеду были на корабле. Астрономический пункт был определен, магнитные наблюдения удались, ботаник и я собрали, что успели; одним словом – полное удовольствие, приподнятое настроение.
24 августа. Мы были рано разбужены, чтобы съезжать на берег. Оказалось, что мы у мыса Шанца в Машигиной губе. На самом мысу у обнажения сланцев я, пробыл до 12 часов. Здесь же видел вблизи базар чаек. Птицы были так близко, что их можно было достать рукой; это им не нравилось – они отодвигались и раскрывали клювы. После завтрака поехали с адмиралом в глубь губы к горе Головнина. В глубине губы Машигиной, в так называемой «Машигиной ледянке», видел огромные ледники, спускающиеся прямо в море; круглый залив (ковш), выпаханный ледниками, забит плавучим льдом и айсбергами.
25 августа. Шли вдоль берега с пеленгованием.
26 августа. То же. Разбираю свои коллекции и пр.
27 августа. Идем к Сухому Носу.
28 августа. С утра пошли на паровом катере в глубь Крестовой губы, разрез которой мне хотелось составить. На обратном пути несколько раз приставали к береговым обнажениям, набрали фауны.
29 августа. Оказывается, кончаем работу и идем в Тромсё. Утром осмотрел вековую марку, поставленную «Ермаком». От прибоя она защищена, но поставлена она на известняке, разбитом кливажем, и хотя на плоскости, наиболее в этом отношении прочной, но сильное выветривание новоземельских пород не даст марке простоять «век». Мерзлота на берегу Крестовой губы обнаруживалась на глубине 60–70 см (на террасе в 25 саженях от обрыва). В 12 часов ночи глубоководная станция. Погода отвратительная, вьюга, все предметы на палубе покрыты снегом, настоящая ночь, из кают просвечивают огоньки; это первая ночь, когда пахнуло зимой по-настоящему. На машинном люке сидят три куличка с длинными носами, людей боятся, но не улетают: все равно – смерть, а на люке тепло.
30 августа. Идем по 9 узлов в Вардэ, через 50 миль станции. Качка. Заметно теплее, кулички еще ночью улетели, видно, отогрелись и отдохнули. А сколько их погибло в открытом море?
Заметки по ледоведению (Из дневника В. К. Неупокоева)
6 июля [по старому стилю] замечен плавающий лед в широте – 70°17' N и долготе 41°50' E. Лед тянулся по направлению на норд-вест; далее к востоку он поворачивал на юг, и ледокол в 3 часа 15 минут пересек его границу. Лед оказался разбитым, торосистым. Воды 30 %. У границы льда были видны два парусника. Немного отступя от границы внутрь льда, встретили туман. Перед приближением ко льду видели много тюленей и китов. Температура воды после входа во льды упала с +1 до 0°. В широте 37°50' N и долготе 45°5' E вышли на чистую воду.
В широте 74°5' N, долготе 45°55' E снова вошли в лед и более из него уже не выходили. Лед становился все гуще, вернее – встречаются более крупные куски; попалась глетчерная льдина. Но воды еще 50 %.
8 июля в 4 часа утра были встречены четыре белых медведя. Широта 74°34' N, долгота 48°55' E.
Измерена толщина льда – от 1 до 4 футов. В полдень широта 74°45' N, долгота 50°0' E. Измерили толщину льда – 8 футов. Достали глыбу льда для исследования.
В полночь 9 июля осмотрели айсберг. Издали, с корабля, он имел вид черной пирамиды, возвышавшейся на торосе. Но при ближайшем рассматривании оказалось, что он имеет форму полуразвалившегося цирка, стены которого поднимаются треугольниками. Внутри цирка на арене находится озере пресной воды, имеющее диаметр около 10 м. Высота треугольного зубца черной стены от воды до вершины 4 1/2 м, ширина же в этой части только 1/2 м. Эта часть айсберга имела черный цвет потому, что была покрыта глиной.
Лед на поверхности айсберга был весь изъеден солнцем и имел вид кружев, разбросанных в беспорядке, которые рассыпались с каким-то чистым звоном при малейшем прикосновении. Широта 74°38' N, долгота 51°12' E.
10 июля лед стал очень густым, воды лишь 15 %, но все же сплошную массу торосистого льда по всем направлениям прорезывают трещины. Трещина, по которой шел «Ермак», имела вид широкого канала, набережная которого облицована камнем, – настолько толстыми были торосы и такая правильная была их кладка. Во время маневрирования ледокола кусок такой стены откололся и приблизился к корме «Ермака», мешая его движению. Этот кусок был измерен; его поверхность равнялась 220 кв. футам, а толщина 35 футам. Он возвышался над водою фута на четыре посредине и на три у краев. Вода настолько прозрачна, что подводная часть льдины хорошо видна. Особенно интересен у нее выступ, имеющий вид тарана.
12 июля измерена толщина льда сплошного намерзания (она оказалась равной 6 футам). Широта 74°30' N, долгота 54°20' E.
13 июля (широта 74°30' N, долгота 54°20' E) измерена толщина льда в разных местах. Она оказалась равной у сплошного льда 5–6 футам, а у торосов 10–14 и 16 футам.
14 июля измерена высота сплошного тороса над уровнем моря – 3 фута 9 дюймов. Измерена высота нагроможденного тороса над уровнем моря – 11 футов.
16 июля. Исследована вода небольшого ледяного озера, диаметром около 7 м и почти круглого. Глубина его всего 3/4 м. По-видимому, существовала тонкая щель, через которую озеро сообщалось с соленой водой, как это показывает удельный вес его придонной воды.
Температура на поверхности +0,8°, удельный вес 1,00000.
Температура на дне +0,4° 1,00800.
Широта 74°30' N, долгота 54°20' Е.
21 июля. Широта 74°35' N, долгота 54°15' Е. Исследованы два озера [на льду]. Первое [имело] в длину 12 м, в ширину 9 м и в глубину около 1 м. Температура поверхности +0,1° на дне –0,6°.
Второе [озеро имело] в длину 20 м в ширину 10 м, в глубину также около 1 м. Температура на поверхности +0,2° на дне –0,1°.
Того же 21 июля там же измерена толщина льда сплошного намерзания (5 футов).
В трещину между льдинами был опущен измерительный шест, и на 12 футах глубины он встретил лед.
Водя вправо или влево, удалось достигнуть границы подводного выступа и спустить шест ниже; на глубине 17 футов шест все еще царапал лед, но не захватывал его снизу. Вечером встретили большую полынью, за которой лежало ровное поле. Измерена толщина этого поля; она равна в одном месте – под водой 18 футам, над водой 3 футам, в другом – под водой 18 1/2 футам над водой 3 футам льда и 3 футам снега.
22 июля была послана разведывательная партия для рассматривания состояния льда и выбора пути для ледокола.
Согласно данной инструкции, мы вышли по направлению [на] вест (по компасу) от «Ермака». Сначала был не особенно густой туман, но вслед за тем разъяснилось, и солнце стало припекать. Идти было довольно трудно, так как лед значительно подтаял и ноги вязли в нем.
Сначала шли неровные торосистые поля. Торосы [были] хотя трудно проходимы [и] неправильно нагромождены, но не особенно велики; так, один из самых больших возвышался на 11 футов. Рядом с торосистым полем тянулась полоса ровного поля, которое было [однако] трудно проходимо, так как на нем была масса озер и луж. Затем нам пересек путь канал, через который мы перебрались не без труда. Дальше лед стал гораздо ровнее, но часто встречались проталины и ледяные болотца В последних нога проваливается сквозь рыхлый мокрый снег и погружается в воду по щиколотку; но на дне лед очень прочный, и, следовательно, имея хорошие сапоги, можно смело идти по таким болотцам.
Сначала поля были довольно крупные, сажен двести – триста в поперечнике; их пересекали каналы, которые почти все имели направление с севера на юг. Толщина сплошных ледяных полей колебалась от 5 до 8 футов, но почти везде лед снизу подбит другими льдинами, и глубина, на которой находилась последняя льдина, была очень значительна. Ширина каналов [была] самая разнообразная, но в общем небольшая. [Мы встретили] только один [канал] шириной сажени в три, но и тот оказался рекою на льду, т. е. его дно составляли огромные льдины.
Мы закончили свой путь, отойдя 6 верст от «Ермака» и увидав с высокого тороса (18 футов), что впереди лежат обширные поля толстого, довольно ровного льда.
На привалах мы пили воду из лужи, она была замечательно вкусна. Идти назад было легче, не надо было выбирать путь, шли по старому следу. На обратном пути нам удалось наблюдать, как сильно действует солнце. Идя вперед, мы разбрасывали прутья голика для обеспечения следа. На обратном пути мы заметили, что прутики, пролежавшие два с половиной часа, погрузились в снег на 2 1/4 см.
24 июля осматривал лед за кормой ледокола, это были обломки ровного толстого поля. В одном месте удалось измерить его толщину – 25 футов в воде и 2 фута над водою. Толщина сплошного льда самая разнообразная; верхний слой, обыкновенно самый толстый, [равен] 5–6 футам. Льдины же, составляющие торос и выскочившие на поверхность, имеют толщину от 1 1/2, до 3 футов.
Интересно, что вода с глубины имела низкую температуру; поднятая ледоколом, [она] перемешалась с поверхностной водой, причем смесь оказалась охлажденной ниже точки замерзания, а потому канал покрылся тонким слоем льда. В [это же] время на поверхности поля происходило таяние и [шел] дождь.
25 июля измерялись температура и удельный вес в озерах [на льду]. В озерах найдено много диатомовых водорослей.
Были осмотрены четыре озера. Они имели голубовато-серую воду и во всех, за исключением № 1, пресную; в первом же [вода имела] легкий солоноватый привкус. Озеро № 2 было интересно тем, что имело двойное дно; в первом дне были три отверстия, сквозь которые видно было внутрь – внизу находились водоросли.
На поляне было видно много дыр, образованных таянием льда под лежащими на нем водорослями. Можно предположить, что водоросли играют огромную роль в таянии льда.
Того же 25 июля произведено измерение толщины сплошного поля. [Она оказалась равной 10 футам.]
27 июля [в воде] пресного озера наблюдалась температура +0,2°. Длина [озера равнялась] 4 м, ширина 3 м.
Подходя к озеру, я провалился сквозь рыхлый верхний слой льда по пояс, ниже ноги встретили снова лед. Следовательно, вода находилась между двух ледяных покровов, отстоящих друг от друга на 3 1/2 фута.
30 июля отправились осмотреть лед для отыскания пути «Ермаку». Верхний слой льда во многих местах так пропитан водою, что моментально обламывался. От этого наполнения водой лед стал тяжелым, и, например, лед толщиной в 6 футов плавает выше поверхности воды только на 2 дюйма. Пройдя версту к западу, мы встретили довольно слабые поля и даже канал, наполненный разбитым льдом. Здесь мы осматривали интересный торос, в котором льдины расположились в виде арки.
Когда мы начали возвращаться к «Ермаку», [то] заметили, что весь лед находится в движении, и картина совершенно переменилась. Каналы разъехались, сделались шире, то и дело выныривали из-под низу громадные глыбы. Все вокруг нас шевелилось, двигалось, мы оказались на островке, окруженном проливами. Почва нашего острова также была ненадежна – она поминутно колебалась и грозила начать ломаться и переворачиваться. Пришлось оставить свой наблюдательный пост и перебраться по движущемуся льду на более твердые места. В конце концов мы благополучно добрались до «Ермака». Всю ночь раздавались звуки ломающегося льда, и не было места, где бы он не шевелился.
1 августа. Лед стал почти совершенно сухим, и вода не стоит в нем так, как это было раньше.
6 августа. Два дня дул южный ветер. Ночью лед внезапно ослаб и дал выход «Ермаку».
В полдень находились в битом льду в 4–5 милях от открытого моря; широта 75°13' N, долгота 53°23' E. Наблюдались айсберги; они расположены по границе льда. Два [из них] довольно высокие (40–60 футов) и два совсем низкие (4–8 футов). Первые два айсберга имели в длину 100–150 сажен.
В широте 75°13' N и долготе 53°30' E граница разбитых льдов тянется от NNE на SSW.
В 2 часа видели айсберг высотой 37 футов, верхняя его поверхность была совершенно гладкая, покатая к одному краю. Стены обрывистые с горизонтальной слоистостью у ватерлинии, прибоем сделаны выбоины. Лед зеленый полупрозрачный. Вблизи айсберга плавали обломки. Кроме айсберга и этих обломков, море вовсе чисто от льда.
В полночь 8 августа стали попадаться мелкие отдельные льдины.
В 2 часа вошли в разбитый лед. Широта 77°35' N, долгота 53°11' E. Воды 90 %.
В 7 часов вечера ледокол, разбивая лед, вдруг получил необычайно сильный толчок. Как оказалось, [судно] раскололо большую льдину, которая вследствие переместившегося центра тяжести (отвалилась огромная глыба) повернулась и легла на бок.
Льдина состояла из плотно спаянных кусков битого льда. По-видимому, эти льды образовались из спаянных зимними морозами мелких битых льдин, которые при этом образуют вполне однородную массу, так прочно это спаивание.
9 августа, у мыса Флора. Море почти чисто от льда, плавают лишь несколько айсбергов, и у берега стоит припай. Припай тянется вдоль берега двумя, а в некоторых местах тремя, четырьмя и более полосами. Повсюду полосы отделены от берега и друг от друга узкими полосками воды, впрочем, достаточными для плавания по ним маленькой шлюпки. Поверхность припайного льда совершенно ровная; тонкий слой льда в 1/4 см покрывает собравшуюся на поверхности [припая] воду и нога человека проваливается сквозь эту пленку. Крайняя полоса припайного льда подбита снизу льдинами, вероятно, до дна. Припай имеет ширину в 1 1/4 кабельтова в самом широком месте.
Ледяные горы, как те, что встречались нам на пути к мысу Флора, так и те, которые плавали вблизи него, имели вид очень высоких [до 40 футов] ледяных полей. Их поверхность была совершенно гладкой, стороны обрывисты и лишь изъедены прибоем.
12 августа, в 2 часа 30 мин. Ледокол расколол толстую льдину, часть которой перевернулась и легла на бок. Ход был остановлен, и льдина исследована. Оказалось, что отколотый кусок [сплошного льда] имел толщину 4 м. При этом было замечено, что лед имел двоякую структуру: [сверху] 2 м совершенно прозрачного зеленоватого льда снизу 2 м матового льда.
Измерили также шестом толщину небольшого плоского поля, от которого льдина откололась. Толщина [поля] в одном месте [была равна] 13 футам в другом же шест уперся в выступающую льдину на [глубине] 11 1/2 футов.
20 августа. После того как сделано два рейса к Земле Франца-Иосифа и обратно на Новую Землю, можно вполне выяснить картину положения льдов в северо-восточной части Баренцева моря. Не лишнее вспомнить, что это лето господствовали западные и северо-западные ветры. Положение льдов хорошо соответствует им.
Вдоль Новой Земли, по ее западному берегу, тянутся сплошные льды шириной от 50 до 60 миль. Эти льды целый месяц находились в сжатом состоянии, они все торосисты, но структура их довольно слабая, скоро обращающаяся в снеговую массу, которая однако, представляет страшное препятствие для ледокола вследствие трения. Толщина льда [у Новой Земли] колебалась от 4 до 12 футов, [встречались] сплошные торосы, сидевшие до 35 футов под водой. Связь в торосах довольно слабая, и при ударе ледокола подводные льдины во множестве выскакивают на поверхность. К концу лета больших сплошных полей почти не стало, но все сравнительно мелкие находились в плотном соприкосновении друг с другом, а между ними, как прокладка, [плавала] каша истертого льда и вынырнувшие нижние глыбы, которые всегда заметны по своему черному виду.
Если бы дули сильные восточные ветры, то этот лед разошелся бы, западный же ветер прижимает его к земле и окружает последнюю неприступным барьером. В широте 77°20' N и долготе 63° E западная граница льда поворачивала к северу и, делая изгибы, тянулась до самой Земли Франца-Иосифа [острова Вильчека]. К западу от этого сплошного льда [простиралось] совершенно свободное море, на котором лишь изредка встречались айсберги высотой от 20 до 70 футов. Айсберги [у берегов Земли Франца-Иосифа] столь многочисленны, что [они] напоминают собой разбитое поле гигантской высоты.
На пути между полуостровом Адмиралтейства и мысом Флора мы встречали, начиная с широты 78 1/2°, лед всякого сорта. [Здесь были и] легкие поля с тонкими подтаявшими краями, которые говорят о том, что этот лед не испытывал сжатия. Этот лед, вероятно, образовался вблизи Шпицбергена и был пронесен сюда западными ветрами после того, как местный лед освободил море, подавшись на восток. В то же время льды, принесенные из Ледовитого океана [через] пролив между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа, также были отнесены к востоку, и мы встречали большие сплошные глыбы толщиной в 22 и более фута. Этот лед очень крепок, и при ударе в такое поле ледокол отскакивал назад.
Таким образом, сильные и продолжительные западные и северо-западные ветры способствуют плаванию на Землю Франца-Иосифа и делают невозможным подход к Новой Земле. [Следует] предполагать, что при таких обстоятельствах восточный берег Новой Земли свободен ото льда, что, как известно, бывает очень редко.
Материалы, касающиеся ледокола «Ермак»
Письмо С. О. Макарова адмиралу Ф. К. Авелану
Глубокоуважаемый Федор Карлович!
Посылаю Вам докладную записку на имя управляющего Морским министерством по поводу исследований Ледовитого океана.
Не откажитесь прочесть записку и помочь мне, чтобы в субботу она была доложена его высочеству.
Разумеется, было бы приятнее, если бы Морское министерство высказалось за мое предложение, и тогда можно было бы достать денег для его осуществления. В этом случае не было бы надобности читать лекции и пропагандировать дело в Географическом обществе. В случае Морское министерство не пожелает высказываться, теперь я с разрешения Управления Морским министерством начну распространять это дело в кругу ученых… Я впредь согласен на всякое решение, лишь бы дело не остановилось…
Примите и прочее
Извлечение из докладной записки об исследовании Ледовитого океана при помощи ледоколов управляющему Морским министерством вице-адмиралу П. П. Тыртову
…4 года тому назад, когда Нансен собирался в экспедицию к Северному полюсу, мне пришла мысль, что к делу этому приступают не так, как следует; но тогда мысль моя не была достаточно созревшей, теперь же этот предмет я обдумал и, насколько возможно, изучил.
Оказывается, что исследование полярных морей по сию минуту производится так, как это делалось 50 лет тому назад. Между тем техника шагнула вперед, и она дает возможность делать то, о чем в те времена не могли думать. К числу усовершенствований, сделанных техникой, нельзя не причислить практического применения ледоколов, благодаря которым порты, считавшиеся прежде закрытыми в зимнее время, теперь считаются свободными для плавания.
В Северной Америке ледоколами открыты для зимнего сообщения многие порты. Владивосток также теперь не считается закрытым на зимнее время портом. Сообщение Кронштадта с Ораниенбаумом осенью и весною в последние годы значительно улучшилось только потому, что построено несколько пароходов, которые имеют достаточно крепкую обшивку и винты, чтобы не бояться ударов об льдины.
Оказывается, что лед представляет весьма слабое сопротивление, и даже осенние льдины не только легко разламываются бортом судна, но, кроме того, лопасти винта, ударяясь о льдины, остаются совершенно целыми.
Вышеуказанные причины дают мне основание предположить, что большой ледокол мог бы сослужить огромную службу в Ледовитом океане для поддержания сообщения с реками Обь и Енисей и для поддержания всяких работ в этих местах как по задачам коммерческим, так и по научным.
Нужно предположить, что ледоколы пока бессильны, чтобы бороться с ледяными горами, которыми наполнен Южный Полярный океан, или же с теми, которые идут вдоль Гренландского берега и происходят из горных глетчеров. Лед же, наполняющий Северный Ледовитый океан у наших берегов, происхождения морского и потому не может быть чересчур толст. Говорят, будто в приречных местах толщина его может доходить до 30 футов, но на открытом месте толще чем 6–8 футов намерзание будет редко. Такой лед, ослабленный действием весеннего солнца, пройти ледоколом весьма нетрудно.
Препятствия встретятся лишь в тех местах, где имеется ледяное нагромождение. Надо, однако, иметь в виду, что куски нагроможденного льда худо спаяны между собой и от хорошего удара ледокола они рассыпятся.
Полагаю, что при содействии ледокола можно открыть правильные товарные рейсы с рекой Енисей, заставляя грузовые пароходы следовать за ледоколом. Также считаю возможным с ледоколом пройти к Северному полюсу и составить карты всех неописанных еще мест Северного Ледовитого океана.
В случае такой экспедиции транспорт с углем мог бы следовать за ледоколом, упираясь своим форштевнем в его корму и помогая ему преодолевать сопротивление льда.
Полагаю, что содержание большого ледокола на Ледовитом океане может иметь и стратегическое значение, дав возможность нам при нужде передвинуть флот в Тихий океан кратчайшим и безопаснейшим в военном отношении
Практическое осуществление вышеуказанных положений могло бы быть проведено нынешним летом, если взять броненосный крейсер «Минин» или «Герцог Эдинбургский» и, сняв с них наружную деревянную обшивку, артиллерию и прочее, переменить винты.
В помощь вышеназванному кораблю мог бы быть дан один из транспортов Добровольного флота, у которого потребуется переменить винты и сделать некоторые приспособления.
В настоящее время мною производятся исследования крепости льда и другие предварительные изыскания. Я не сомневаюсь в том, что моя мысль встретит большую поддержку в Академии наук и в Географическом обществе.
Представляя все вышеизложенное на благоусмотрение Вашего высокопревосходительства, почтительнейше испрашиваю, не угодно ли Вашему высокопревосходительству принять это дело под Ваше покровительство или же разрешить мне начать пропагандировать вышеуказанные идеи в Географическом обществе и Академии наук и переждать, как будет там и в печати встречено мое предложение.
Резолюция П. П Тыртова на докладной записке С. О. Макарова
Может быть, идея адмирала и осуществима, но так как она, по моему мнению, никаким образом не может служить на пользу флота, то Морское министерство никоим образом не может оказать содействие адмиралу ни денежными средствами, ни тем более готовыми судами, которыми русский военный флот вовсе не так богат, чтобы жертвовать их для ученых, к тому же проблематических задач. На этих основаниях и я лично совершенно отклоняюсь от принятия предприятия этого под свое покровительство.
Ни одна полярная экспедиция еще не организовывалась на правительственные средства, а всегда были жертвования на эти суммы по пропаганде ученых обществ, для которых главнейше и ценны подобные экспедиции и исследования. Адмирал вполне может пропагандировать свою идею среди ученых обществ, Академии наук; в среде их найдется достаточно ученых людей, чтобы решить, насколько такое предприятие исполнимо, в особенности на судах, требующих в общем не менее 300 ч. команды, а, следовательно, и громадных запасов продовольствия для обеспечения хотя бы только на год.
Записка адмирала Ф. К. Авелана о резолюции П. П. Тыртова на докладной записке С. О. Макарова
Милостивый государь Степан Осипович!
Управляющий Морским министерством по прочтении докладной записки Вашего превосходительства от 9 сего января о посылке ледокола для исследования Северного Ледовитого океана хотя и признает возможным осуществление Вашей мысли, но во всяком случае не может согласиться на назначение для этой цели военных судов, а также и на принятие этого дела под свое покровительство. По сему его превосходительство Павел Петрович предоставляет Вам начать пропаганду этой идеи в Географическом обществе и Академии наук.
Примите и прочее
Письмо Макарова директору Николаевской обсерватории и заместителю П. П. Семенова по Географическому обществу М. А. Рыкачёву
Милостивый государь Михаил Александрович!
Вам лучше, чем кому-нибудь, известно, что в прежнее время в России не жалели ни трудов, ни средств на исследование Ледовитого океана. Цель этого исследования заключалась в отыскании кратчайшего пути к Тихому океану для коммерческих целей. Исследования показали, что водный путь вдоль наших сибирских берегов существует, но они показали также, что путь этот в такой мере изобилует льдами, что практического значения иметь не может.
Прежние парусные корабли были действительно бессильны во льдах как потому, что имели слабый двигатель – паруса и находились в зависимости от ветра, так и потому, что обыкновенное строительное дерево прорезывается льдом.
Условия плавания с тех пор изменились коренным образом. Паруса заменены паром, который дает возможность приложить к судну потребную силу, а дерево заменено сталью, которая не повреждается от действия льда. Далее, всякий обыкновенный пароход может с успехом бороться с тонким льдом, но если обшивку парохода утолстить и придать остову и винту должную крепость, то пароход может безнаказанно бороться со льдом значительной толщины. Лет 15 тому назад во многих из портов, воды которых покрываются льдом в зимнее время, начали заводить специальные ледоколы. Ледоколы эти назначаются для того, чтобы в зимнее время помогать пароходам, идущим в порт, проходить ледяные пространства.
Каждый год мы слышим о новых успехах в этом деле. Владивосток, считавшийся недоступным в зимнее время, теперь имеет пароходное сообщение круглый год. Николаев, подступ к которому на расстоянии 40 миль покрыт льдом, также имеет теперь пароходное сообщение круглый год. Гангё [Гангут, Ханко], с его сравнительно небольшою коммерческою деятельностью, имеет также ледокол для поддержания сообщения круглый год.
Американцы в этом отношении пошли дальше других, они первые применили к ледоколам новую систему, в которой передний винт назначается специально для разламывания сплошного льда и для размывания больших торосов. Пароходы в 3000 сил ломают всякий лед, который встречается на американских озерах, и перевозят правильными рейсами поезда с одного берега на другой.
У нас в России перевозка поездов уже установлена в Саратове и построен специальный ледокол, который будет возить поезда летом и зимою через Байкал.
Таким образом, прогресс в ледокольном деле идет широкими шагами вперед. С этим явлением надо считаться, преднамечая новые области, в которых ледокол может оказать услуги как науке, так и коммерции. К числу таких мест принадлежит Северный Ледовитый океан. То, о чем мечтала великая императрица – кратчайший путь к Тихому океану, может в недалеком будущем осуществиться.
Предполагая выступить защитником мысли о поддержании сообщения с Енисеем в летнее время посредством ледоколов и об исследовании тем же способом Ледовитого океана, я прошу Ваше превосходительство, не признает ли возможным Академия наук высказаться по этому предмету – можно ли признать мою мысль правильною.
Когда ледоколы будут построены, то можно попробовать пройти с ними на север, чтобы обследовать те пространства, в которых никто еще не был и тем самым поставить метеорологические, магнитные и другие исследования полярных стран на твердую почву.
Если признано будет необходимым, я с удовольствием прибуду лично в заседание, чтобы подробно изложить то, о чем в настоящем письме касаюсь лишь вкратце.
Письмо Ф. Ф. Врангеля С. О. Макарову
Многоуважаемый Степан Осипович!
Ваша депеша прибыла на станцию Куоккала вчера в 5 часов 4 минуты ночи и была доставлена мне с первой оказией в 10 часов 35 минут, значит, в то время, когда в Географическом обществе дружные аплодисменты вознаградили Вас за интересное изложение Ваших взглядов на полярный вопрос. Спасибо за то, что вспомнили, и очень сожалею, что не мог присутствовать. Впрочем, познакомившись на досуге с Вашими идеями, я не премину высказать Вам мои критические замечания и, во всяком случае, мое полное сочувствие всякому проекту, который вводит нас на подобающую нам арену мирного состязания в борьбе со стихиями для пользы науки. Хоть скандинавцы молодцы, но надо сказать, что и мы не хуже. Были когда-то первыми в полярном деле – неужели стать последними?
Письмо министра финансов С. Ю. Витте П. П. Тыртову
Милостивый Государь Павел Петрович!
Как известно Вашему превосходительству, при Министерстве финансов образована была, под председательством вице-адмирала Макарова, особая комиссия для разработки вопроса о типе ледокола для поддержания морских сообщений в Северном Ледовитом океане и Балтийском море. По рассмотрении представленных мне вице-адмиралом Макаровым заключений комиссии и на основании условий, заявленных вызванными для конкуренции заводами, я признавал бы целесообразным нынче же приступить к заказу ледокола, и согласно одобренного комиссиею проекта предоставить сей заказ заводу Армстронга в Ньюкасле.
Для подробной разработки условий заказа и окончательных переговоров с упомянутым заводом представлялось бы необходимым командировать в Англию компетентных специалистов. Ввиду выраженного вице-адмиралом Макаровым согласия принять на себя указанное назначение, я признавал бы весьма желательным командировать его в Ньюкасл.
Письмо Ф. Ф. Врангеля С. О. Макарову
Многоуважаемый Степан Осипович!
Может быть Ваша идея хороша, но пока мне еще не нравится. Для ознакомления с действительными условиями полярных льдов Вам, конечно, придется обратиться к свидетельству лиц, видавших этот лед, и особенно тех, кто был затерт во льдах. Кроме Врангеля, я бы рекомендовал «Die Metamorphosen des Eisess» Weyprecht’a (австрийской экспедиции) – сочинение, специально посвященное занимающему вас вопросу.
Почтенный Scoresby, смелый мореплаватель и проницательный наблюдатель, может дать много указаний, относящихся преимущественно к морю между Шпицбергеном и Гренландией. Что касается до Карского моря, да вообще до плавания вдоль Северного берега Сибири (в особенности со стратегическою целью), то Ваша мысль может быть и осуществима, потому что в Карском море лед большею частью годовалый, а вдоль «полыньи», на которую впервые указал мой отец и которою воспользовался Норденшельд, такой сильный ледокол, вероятно, проложил бы себе летом путь.
В более полярные части Ледовитого моря, о которых мои сведения, главным образом, основаны на описаниях австрийцев, я бы не советовал пускаться ледоколу. Впрочем, я думаю, Ваше представление о торосах Ледовитого моря слишком оптимистично: нет никакого сомнения, что там часть льда вечна в том же смысле, как и в глетчерах. Впрочем, пишу без обновления моих сведений. Нансен, несомненно, считал лед не «кашею», а знал из личных наблюдений, что это ужасные тиски, которые при частых движениях, вызываемых бурями, в состоянии раздавить всякое судно, если они его не подымут.
Следуя основному принципу своего плана – пользоваться силами природы, а не идти против них, – он придал «Fram’у» клинообразные очертания, которые достигли цели: при движениях льда его поднимало кверху, как косточку между пальцами. Чрезвычайные по силе и расположению внутренние крепления «Fram’а» оказались достаточными только благодаря клинообразным очертаниям судна. Вам известно, что при обсуждении нансеновского плана в Royal Geographical Society, где были налицо все путешественники, бывшие в полярных льдах, все они выразили сомнение именно в том: выдержит ли даже такое судно, как «Fram», давление льдов во время полярных бурь. Оказалось, что они ошиблись, а Нансен прав. Но ни он, ни его оппоненты не считали полярные льды за кашу или за лед исключительно годовалый, как на озерах.
Повторяю, что условия в Карском море и вдоль сибирских берегов в летние месяцы считаю существенно иными и советовал бы Вам сначала направить все Ваши усилия к применению Вашей идеи сначала только в этом направлении. Особенно стратегическая заманка может открыть и казенный сундук, так как война есть единственная культурная задача, на которую не стесняются затрачивать какие угодно суммы.
Ваше смелое утверждение, что полярный лед каша, ограничивайте именно Карским морем и прибрежного «полыньей» Ледовитого океана. Иначе все оппоненты набросятся на слабую точку Вашего проекта, которая заключается в голословном и, несомненно, ошибочном утверждении, что полярный лед каша и что торосы можно размыть струей винта, как на американских озерах, – тогда как задача правильной критики должна заключаться не в том, чтобы показать, что в проекте есть слабые стороны, а в том, есть ли в нем мысль которую стоит развить.
Сочувствуя всякой инициативе как признаку жизни умственной и волевой очень буду рад, если могу способствовать Вашему проекту.
Дружески жму Вашу руку
Из письма Д. И. Менделееву
Сейчас я продиктовал схему записки об исследовании Сев. Лед. океана. Полагаю эту записку лучше всего нам подать за общей подписью.
…Для гидрологических и астрономических работ я полагаю пригласить барона Врангеля… в придачу к этим двум будут еще три, которых вы выберете.
Я, разумеется, никому ничего говорить не буду, пока вопрос не решится окончательно.
Благодарю Вас, дорогой профессор, за Вашу горячую поддержку…
Не возьмете ли Вы на себя окончательную редакцию? Завтра поднимаю флаг, потому ужасно занят, но все же найду время, если то потребуется.
Из совместной записки вице-адмирала Макарова и заслуженного профессора Менделеева министру финансов С. Ю. Витте об исследовании Северного Ледовитого океана во время пробного плавания ледокола «Ермак»
Программа плавания 1899 г. могла бы быть следующая. Не позже 5 мая 1899 г. Балтийское море будет совершенно свободно от льда, и, следовательно, с этого времени ледокол для Финского залива больше не нужен и может отправляться по назначению.
…Простояв в Ньюкасле около 10 дней, ледокол может 1 июня выйти из Екатерининской гавани в Карское море и июнь месяц потратить на исследование льдов Югорского Шара и Карского моря.
…К 1 июля работа эта может быть окончена, и ледокол должен для возобновления своих запасов прибыть или в Екатерининскую гавань, или в один из английских портов.
…Приняв новый запас угля, ледокол может осмотреть льды в некотором отдалении от пути на Енисей и Обь.
К 15 августа он может окончить свой второй рейс и, взяв третий комплект угля, сделать третий рейс.
Научные наблюдения
1) Астрономические наблюдения.
2) Магнитные наблюдения. Определение в различных местах всех элементов магнетизма.
3) Метеорологические ежечасные наблюдения.
4) Определение силы тяжести посредством наблюдения над качанием маятника в различных точках.
5) Гидрологические наблюдения будут состоять в определении глубин и свойств воды на различных глубинах.
6) Биологические наблюдения будут заключаться в исследовании предметов добываемых морскими тралами.
7) Химические исследования будут заключаться в исследовании состава воды с разных глубин.
… В выборе личного состава исследователей затруднений не представится.
Надо полагать, что, за исключением двух нижеподписавшихся, необходимо будет еще пять естествоиспытателей.
(Оплата по 1000 руб. каждому научному работнику, по нашему расчету – 12 000 руб.)».
Из письма директора Департамента торговли и мануфактур В. И. Ковалевскому
Постройка ледокола, стоящего нашему правительству больших денег, возлагает на меня нравственный долг позаботиться, чтобы за ледоколами ходили пароходы.
Со временем это придет понемногу, но пока большинство пароходовладельцев, с которыми я разговаривал, колеблются. Надо искать сочувствия в новых людях. Ко мне в Гельсингфорс приехали гг. Волков и Мордохович, которые создают новое пароходное общество.
Как всегда, подвинуть капиталистов на новое дело очень трудно, и они хотят просить, чтобы Государственный банк выдал под залог пароходов известную сумму. При этом они примут на себя обязательство подкрепить свои пароходы или вообще принять риск следования за ледоколами на себя.
Из письма от 16 декабря 1898 г. С. Ю. Витте [97]
В таких условиях я не могу ручаться за успех, ибо я постоянно получаю отказы от Вашего превосходительства – каждое мое представление рассматривается со справками Отдела по делам торговли и мореплавания, а мне как адмиралу не прилично быть в зависимости от чиновников этого отдела, часть которых, как известно Вашему превосходительству, не сочувствует делу.
Я один несу на себе ответственность и меня надо избавить от таких уколов самолюбия, которыми я обставлен. Я привык, чтобы ко мне относились с уважением, и мне оскорбительны отказы даже в таких мелочах, как порядок расходования ничтожной суммы в 3000 рублей.
Проект договора между С. О. Макаровым и купцом М. Д. Шарыповым
1898 года, декабря 28 дня, в С.-Петербурге, мы нижеподписавшиеся, наведывающий пробным плаванием ледокола «Ермак» вице-адмирал Степан Осипович Макаров, проживающий в Кронштадте, и красноярский 2-й гильдии купец Михаил Дмитриевич Шарыпов, проживающий в Красноярске, заключили настоящее соглашение о вывозе пробной партии леса с реки Енисей в Англию, на нижеследующих условиях:
1) Я, купец 2-й г[ильдии] Шарыпов обязуюсь доставить к 25 июня к перегрузочному пункту в устье Енисея партию заготовленного для английского рынка лесного материала в количестве 500 стандартов или 82,500 куб. футов.
2) Я, вице-адмирал Макаров, беру на себя обязательство принять на ледокол «Ермак» упомянутый в п. 1 груз лесного материала на перегрузочном пункте и доставить его в Ньюкасл или другой пункт поблизости от него, где легче продать лес.
3) Если купец Шарыпов может лично организовать продажу леса, то он уплачивает по доставке его в Англию вице-адмиралу Макарову за перевозку леса по 32 руб. за стандарт.
4) Если купец Шарыпов откажется организовать продажу леса в Англии, то вице-адмирал Макаров делает это сам или поручает, кому признает полезным.
В таком случае из вырученной суммы должны быть произведены уплаты в следующем порядке:
а) Вице-адмиралу Макарову – за нагрузку и выгрузку леса на ледокол и обратно, за путевые расходы в месте выгрузки и пр. в размере не выше 4 тысяч рублей.
б) Купцу Шарыпову – за заготовку лесных материалов по 21 коп. за кубический фут и по 7 коп. за доставку к устью Енисея в том случае, когда будет иметься обратный груз, дающий фрахту не менее, как на 8 тысяч рублей.
в) Оставшаяся за сим сумма делится на 3 равные части, из коих одна передается купцу Шарыпову, за его труд по организации дела, а две – вице-адмиралу Макарову как фрахт ледоколу «Ермак», за перевозку леса.
5) Если обратно груза с устья Енисея вверх не будет или таковой пойдет за другими пароходами, то за доставку леса к устью Енисея купец Шарыпов имеет получить не 7 коп. с куб. фута, как то упомянуто в пункте б статья 4 сего договора, а 12 1/2 коп.
6) Купец Шарыпов обязуется принять и доставить в Красноярск или другие пункты по Енисею ниже Красноярска весь груз, который будет привезен на ледоколе «Ермак» в размере не более 80 тысяч пудов с платою по 16 коп. за пуд. Фрахт этот Шарыпов обязуется получить с тех лиц, коим грузы принадлежат.
7) Вице-адмирал Макаров не отвечает за порчу или утрату всего груза или части его, которая может произойти по обстоятельствам от него, вице-адмирала Макарова, независящим.
8) В случае, если ледокол «Ермак» к 25 июня не прибудет к перегрузочному пункту на устье Енисея, то купец Шарыпов получает простойные деньги за каждые сутки в размере 150 рублей.
Деньги эти выдаются ему из оставшейся суммы, упомянутой в пункте 6, до разделения ее согласно этого пункта на 3 части.
9) В случае, если кто-либо помешает отправить грузы из Красноярска или Енисейска в Англию и доставить их к сроку, поставленному купцом Шарыповым, то Шарыпов обязан их принять и доставить на устье с платою по 12 коп. за пуд, в размере не более 12 тысяч пудов.
10) Я, купец Шарыпов, обязуюсь уведомлять вице-адмирала Макарова о ходе моих работ, дабы не оставлять его в сомнении.
11) В случае, если купец Шарыпов не доставит к 5 июля груз леса на устье Енисея, это совершенно расстроит все расчеты плавания ледокола, и тогда вице-адмирал Макаров может или ожидать груз до 10–15 июля или отправиться обратно.
12) В случае, если при следовании вниз парохода с баржами последует непредвиденная задержка, то купец Шарыпов должен тотчас же послать нарочного на лодке, или иным способом, с известием на ледокол и со своими предположениями.
13) Купец Шарыпов должен доставить пароход и баржи с грузом к Больше-Бреховской протоке, если же ледокол «Ермак» не в состоянии будет тут подойти, то вице-адмирал Макаров должен дать знать на пароход – куда ему подвести груз.
14) Если купец Шарыпов не может организовать продажу леса в Англии, то должен прислать об этом вице-адмиралу уведомление не позже 1 апреля 1899 года».
Телеграмма С. О. Макарова С. Ю. Витте из Ньюкасла от 20 февраля 1899 г.
19 февраля принял ледокол «Ермак». Поднял коммерческий флаг. 21 февраля выхожу в море для следования в Кронштадт.
Телеграмма С. О. Макарова в Морское министерство Тыртову от 4 марта 1899 г.
Весьма рад донести, что с ледоколом «Ермак» прибыл в Кронштадт и вошел в гавань. Лед сплошной, начиная от Ревеля, а у Сескара большие нагромождения вследствие сильных штормов.
Письмо Д. И. Менделеева в редакцию газеты «Новое время»
Ледокол «Ермак» подошел к Кронштадту, – говорят мне две телеграммы: от адмирала Макарова с «Ермака» и от адмирала Кознакова из Кронштадта. Обе отмечены 3 марта и седьмым часом вечера.
Победа эта «Ермака» над льдом первая. Дождемся, Бог даст, и еще более осязательных, никого не обижающих, а славу Макарову и России дающих.
Телеграмма С. О. Макарова П. П. Тыртову
Вышел из Кронштадта 9 марта. Задержан в море снежной метелью. Подошел к Суропу 11 марта, в тот же день пробил канал, освободил ревельский ледокол и три датских парохода, стоявших в опасном месте; из них один с потерянным винтом. На следующий день освободил остальные 4 парохода, провел 5 пароходов через трудное место на буксире. Сегодня провел еще 3 парохода, из которых один, вследствие предшествовавшей за несколько дней борьбы со льдом в открытом море, получил течь. Вместе со всеми 8 пароходами и ревельским ледоколом сегодня в 2 часа вошел в гавань.
Письмо Д. И. Менделеева министру финансов С. Ю. Витте от 18 апреля 1999 г.
Покорнейше прошу Ваше высокопревосходительство уволить меня от экспедиции в Ледовитый океан, предначертанной на сей год в представлении, сделанном адмиралом Макаровым и мною. Причиною моего отказа служит требование адмирала Макарова, чтобы я и избранные мною помощники во все время экспедиции находились в его полном распоряжении и исполняли не те научные исследования, которые заранее мною задуманы, а приказания г. адмирала, как единственного начальника экспедиции.
При сем адмирал прямо и категорически отказался даже считать нас (меня и моих научных помощников) простыми пассажирами «Ермака», пользующимися предстоящим плаванием для наблюдений над явлениями полярных стран, а соглашается принять нас только как лиц, находящихся в его полном распоряжении.
Желая всякого успеха полярной экспедиции адмирала Макарова в 1899 г. прошу Ваше высокопревосходительство уволить меня от участия в ней, потому что в указанных условиях считаю невозможным для себя выполнение научных задач, которые имеются, по моему мнению, в полярных странах. Если же в будущем Вы изволите устроить новые сильные ледоколы, то я охотно примусь за организацию научных наблюдений в полярных странах, когда буду поставлен в возможность лично распорядиться всем ходом наблюдений и ответствовать за их соответствие с задачами ледоколов и требованиями науки.
Ныне же, то есть на лето 1899 г. покорнейше прошу с своей стороны предоставить адмиралу Макарову исполнить одному, как он желает, все задачи первых опытных плаваний в полярных морях, так как и без усложнения научными исследованиями небывало сильный ледокол «Ермак» может, по моему мнению, под руководством адмирала Макарова выполнить уже многое, важное как для изучения области полярных льдов, так и для славы России, имеющей такие великие интересы коммерческого и военного свойства.
Из письма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 19 апреля 1999 г.
Директор Департамента торговли и мануфактур представил Вашему высокопревосходительству доклад, в котором предлагает, вместо представленной мною программы работ в Карском море и проливах к нему ведущих и изучения льдов в более возвышенных широтах, предпринять с ледоколом «Ермак» исследование и подробное изучение Северо-Восточного пути в Тихий океан через Карское море, Ледовитый океан и Берингов пролив.
О предлагаемой мною программе в докладе говорится, что это будет повторение и проверка плаваний и наблюдений среди льдов Карского моря, Лапландии или Шпицбергена, давших до сих пор лишь отвлеченные и весьма проблематические результаты, едва ли требующие новых подтверждений.
Представленная мною программа плавания ледокола «Ермак» не есть новость, она была высказана мною перед началом постройки «Ермака» и послужила основанием для заказа ледокола, в ней нет ничего ни отвлеченного, ни проблематичного, ибо она преследует вполне реальные цели.
Ледокол «Ермак», согласно предначертаний Вашего высокопревосходительства, есть пробный для решения двух весьма важных в коммерческом отношении вопросов, а именно: в какой мере можно расширить навигационный период к Петербургскому порту и к великим сибирским рекам Оби и Енисею.
С тех пор ничто не переменилось, и нет никаких причин к тому, чтобы не продолжать дело в том направлении, в каком оно было намечено.
…Никто еще не делал опытов, чтобы выяснить, в какой мере ледокол может прокладывать себе путь через Карское море и могут ли за ним проходить пароходы. Только опыт может дать ответ на эти вопросы, и несделание этих опытов в течение настоящего лета лишит возможности составить осенью сего года правильное суждение о том, в какой мере возможно установление дешевого морского пути на рр. Обь и Енисей.
Дело теперь обстоит таким образом, что иностранные предприниматели в августе и сентябре успевают сделать один рейс на Обь и Енисей, провозя преимущественно такие дорогие товары, как чай, которым даны большие таможенные льготы. Правительство несет большие жертвы, но путь на Обь и Енисей от этого не улучшается, страховые премии по-прежнему очень высоки, и не дальше как сегодня я узнал что товары, идущие из Англии в Тюмень, принимаются на страхование лишь с уплатой 4 % их стоимости, а пароход страхуется не ниже как в 15 %. При таких условиях дешевого товара, как лес и хлеб, из Сибири в больших размерах вывозить немыслимо: хлеб с реки Оби вывозится лишь как обратный груз, а лес с Енисея совсем не вывозится.
Необходимо улучшить путь на эти реки, и с этой целью надо на низменных и опасных берегах поставить знаки, составить более обстоятельные карты и произвести промеры. Необходимо в течение июня и июля месяцев воспользоваться ледоколом «Ермак», которому, при его средствах, может быть, удастся сделать что-нибудь в этом направлении. В прошлом году маленькому пароходу «Пахтусов» вследствие льдов совсем не удалось выполнить гидрологические работы в Карском море, а между тем это крайне необходимо и без этого нельзя ожидать никакого коммерческого движения в наши сибирские реки.
Что касается предлагаемого мною изучения льдов в более возвышенных широтах, то оно даст материал как для решения вопроса об исследовании Ледовитого океана, так и для решения старого вопроса о Северо-Восточном пути в Тихий океан. Те, кто знает дело, хорошо понимают, что Норденшельд на «Веге» шел вплотную к берегу, пробираясь местами по мелководьям, на которые не могут надвинуться большие льды Ледовитого океана. Северо-восточный путь в Тихий океан лишь тогда будет практичным, когда по нему будут в состоянии ходить большие глубокосидящие океанские пароходы, для которых недоступен путь «Веги».
…Прошу Ваше высокопревосходительство оказать мне Ваше полное доверие и этим помочь мне довести до конца начатое мною очень трудное дело тем путем, который Вашим высокопревосходительством был одобрен и для которого уже сделаны раньше приготовления.
Отказ проф. Менделеева и вместе с ним трех избранных им лиц почти накануне ухода ставит меня в крайне затруднительное положение, но я уже нашел путь, как из этого выйти. Прошу лишь содействия Вашего к тому, чтобы проф. Менделеев выдал мне все инструменты, которые по моему соглашению с ним были приобретены на ассигнованные средства для работы ледокола «Ермак»; без этих инструментов я буду как без рук и не могу производить гидрографических работ с желаемой точностью.
Из письма С. О. Макарова С. Ю. Витте
Заслуженный профессор Менделеев прошением на имя Вашего высокопревосходительства заявил о своем нежелании идти на ледоколе «Ермак» в северное плавание и вообще участвовать в ученых изысканиях, которые там предположено произвести. Причиной отказа проф. Менделеев выставляет мое желание считать его и его трех помощников как бы состоящими в команде с правом распоряжаться всеми этими лицами по моему усмотрению. Мотивы, приведенные проф. Менделеевым, нуждаются в моих разъяснениях. Я лично просил проф. Менделеева принять участие в ученых изысканиях в предстоящей экспедиции, но я никогда не предполагал, что он пожелает поставить дело в такие условия, которые безусловно невозможны.
Проф. Менделеев желает, не идя сам на ледоколе в первую часть плавания, дать своим трем помощникам инструкции и желает полного моего устранения от работ, производимых этими лицами. Он говорит, для примера, что когда судно придет в порт, то я должен сообщить трем помощникам, сколько времени судно будет стоять, и от них вполне будет зависеть, что делать.
Не думаю, чтобы хотя в одной морской экспедиции начальник до такой степени был отстранен от участия в ученых работах; напротив, начальник всегда был истинным руководителем не столько в технике дела, сколько в распределении работ. Я убедительно просил проф. Дм. Ивановича написать свою инструкцию трем помощникам, дать им ее через меня, разрешив мне принимать участие в распределении времени, и обещал совершенно не вмешиваться в ученые и технические детали. Дм. Иванович с этим совершенно не соглашался и находил, что наука так независима, что она страдает от всякого вмешательства. Тот факт, что мои две книги заслужили первые академические премии и, следовательно, я не чужд научным методам, не влияли на проф. Менделеева. Я просил его по предметам его изысканий считать меня своим старшим помощником и заместителем в отсутствии. Он ни на что не согласился.
Предлагаемый им порядок неприменим в морской обстановке вообще, а в данном случае в особенности, так как предстоит трудная экспедиция, за которую я вполне ответственен. Проф. Менделеев отказался от всякого участия, а вместе с ним отказались и три приглашенные им его помощника, которые ничего другого и сделать не могли.
В трудной обстановке, которая предстоит, должны быть дружные усилия всех, а этого быть не может там, где начальник не имеет прав оказывать какое-нибудь влияние на ход работ. Три лица, имеющие совершенно особую инструкцию от всех, могут совершенно отказаться давать какие-нибудь ответы по производимым работам. Все это может породить на корабле рознь, и поэтому я не мог согласиться с требованием профессора Менделеева. Это и вызвало его отказ.
Речь С. О. Макарова, произнесенная им на банкете английских судостроителей, напечатанная в газете «Котлин» 21 июля 1999 г.
Я был совсем неожиданно приглашен на заседание, потому и не приготовился что-нибудь говорить такому почтенному обществу, среди которого нахожусь теперь. Как иностранец я нахожу, что вы очень странный народ: после того как напоили и накормили за пятерых человек, заставляете его еще говорить [смех], а при таких обстоятельствах это довольно трудная вещь.
Хотя я и адмирал русского флота, но в Ньюкасл приехал с мирными целями. Я прибыл строить на Тайне, и я надеюсь, что это будет приятно присутствующему архиепископу, как и подобает его сану – я должен был построить не военное судно для войны с какою бы то ни было державою, но для битв со льдами [аплодисменты]. Когда я впервые приехал в Ньюкасл, то я должен был что-либо сделать с судостроителями. Я изложил им свои требования, которые показались им очень трудными.
Они уже знали, как трудно вести какие-либо дела с изобретателем, а я-то именно и был этим самым изобретателем [смех]. Я предполагаю, что предпочтительнее иметь тещу в доме, чем одного изобретателя в городе [смех]. Я, конечно, надоедал фирме, но они (г. Сван) всегда находили пути исполнять мои желания единственно потому, что их знания и практика стоят значительно выше всяких воображений.
Телеграмма С. О. Макарова С. Ю. Витте 17 августа 1899 г.
Ермак оправдал все ожидания относительно возможности пробиваться сквозь льды. Он разбивал торосы высотой 18, глубиной 42 фута и ледяные поля в 14 футов. Прошел около 200 миль полярным льдом, но при разбивании одного тороса получена пробоина ниже ледяного пояса, где корпус не был подкреплен. Пришлось отказаться от дальнейшего следования.
Письмо Ф. Ф. Врангеля С. О. Макарову от 26 августа 1899 г. Куоккала
Хотя здесь ваши недруги и торжествуют, но, по моему мнению, напрасно. Полярный лед оказался слабее, чем полагалось, и ледокол может с ним бороться. Очевидно, при постройке первого ледокола для полярных льдов сделаны неизбежные ошибки, которые и следует устранить: убрать переднюю машину и укрепить нос. Конечно, Вы лучше кого-либо знаете, что и как сделать, но мне пришла мысль, которая, может быть, вам пригодится: снимите переднюю машину, вал и винты, отдайте их строителю и за эти деньги и на этот уменьшенный груз вы можете так скрепить нос, что никакая подвижная льдина его не расшибет.
Письмо Ф. Ф. Врангеля С. О. Макарову от 30 августа 1899 г.
Многоуважаемый Степан Осипович!
Ваше интересное письмо получил – спасибо за добрую память. На днях поеду в город и узнаю, есть ли перевод книги Weyprecht’а на английском или французском языке, в чем сомневаюсь, потому что книги с таким специально-научным содержанием вообще не переводятся. Во всяком случае Вы ее получите. В Академии наук Вы всех восстановили против себя тем, что «обещали больше, нежели сдержали».
Они считают, что Вы их «подсидели» и бранили Вас еще до Вашей неудачи – а теперь говорят «поделом».
В Географическом обществе, также как в Морском министерстве, я не встретил сочувствия; я имел случай видеться с людьми этих 3 кругов по случаю двух раутов (в Главной физической обсерватории и в Географическом обществе в честь членов Международной метеорологической комиссии). Кроме меня самого, я еще защитников «Ермака» не встречал. Мой взгляд на дело изложен в статье в «Немецких Петербургских ведомостях», которую я Вам послал; в русских газетах я писать не хочу, потому что там всякая полемика принимает легко грязный ругательный тон, а я без пользы кровь портить не желаю. Выступать ли Вам в British Association, в Дувре, или нет, об этом я не судья; но я не называл бы публично полярный лед «кашей», когда я чинюсь в доке от пробоины, в нем полученной. Я лично нахожу, что Вы правы, но при имеющихся обстоятельствах это раздражает людей, не убеждая их.
К тому же Вы были только на краю льдов, которые если не по толщине, то по строению, может быть, слабее тех которые можно встретить более в глубь бассейна; я говорю «может быть», потому что при неудаче лучше не уменьшать силу противника, которого надеешься в конце концов побороть, оправившись от поражения. В Морском министерстве говорили, что Витте хочет послать адмирала Бирилева (с сыном в качестве секретаря) для того, чтобы исследовать причины повреждения «Ермака» и донести ему об этом.
Пишу Вам, чтобы предупредить на случай, если слух оправдается. Я корреспонденции в «Котлине» не читал, непременно достану, но надеюсь, что она написана не в тоне уменьшения испытанной неудачи, как были корреспонденции в «Новом Времени» после первого отступления из льдов. Тогда люди повторяли фразу: «“Ермак” победоносно вошел в док». Пишу Вам это для того, чтобы предупредить о настроении, с которым Вам надо считаться.
Экспедиция Вилькицкого не могла пройти в Карское море, застряла в устье Печоры, и Морское министерство сердится, что Вы, вместо того чтобы помочь экспедиции, хотели пойти к полюсу. Сибирские купцы (передаю толки) злятся потому, что Вы обещали провести караван пароходов в Карское море и к устьям реки, и не пришли. Словом, в настоящее время Вы встретите недоверие к Вашим словам и озлобление со стороны тех, которые считают, что Вы не сдержали обещания.
Надеюсь, что Вы в сообщении с моей стороны всех этих неприятных вестей увидите доказательство искренней дружбы и желания Вам успеха. Вы говорите, что передний винт в Балтике нужен; так ли это? По-моему, Вам надо с ним окончательно расстаться, снять машину и скрепить нос. В новом деле такие ошибки неизбежны, и вся задача состоит в том, чтобы эти ошибки правильно оценить, признать и исправить. Говорю это к тому, чтобы Вы не думали, что ради Вашего prestige’а лучше не признавать передний винт за ошибку. Я думаю, теперь Вы только выиграете при полной искренности. Так, например, читая interview в «Leaders» не получаешь впечатления искренности, так как дело представлено так, будто требуются лишь незначительные изменения, а не капитальное приурочение нижней части корпуса к поставленной судну задаче. Это à la longue нетактично, подрывает доверие и облегчает игру многочисленным недругам.
Не сердитесь на меня за искренность. Дружески жму руку, искренно преданный
Из письма С. О. Макарова П. П. Семенову – председателю Географического общества от 5 сентября 1899 г.
Люди с широким взглядом на задачи географии, зная из многочисленных опытов, как трудны все шаги в Ледовитом океане, радуются успеху, достигнутому «Ермаком», и сердечно меня приветствуют.
На съезде British Association все радовались успеху науки, и явилась мысль, что предполагающаяся антарктическая экспедиция должна идти на ледоколе.
Sir John Murray просил меня составить проект ледокола для антарктической экспедиции. Опыт прошлого года с бельгийской экспедицией подтвердил, что без ледокола нельзя сделать то, что хочешь, а приходится удовлетворяться случайными плаваниями в зависимости от того, куда понесет лед.
В то время как английские ученые приветствуют меня с успехом, наши газеты делают все возможное, чтобы возбудить против меня общественное мнение, и я боюсь, что мне не дадут докончить дело.
Телеграмма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 9 сентября 1899 г.
Оказал комиссии адмирала Бирилева полное содействие к изучению судна и степени повреждения. Убедительно прошу остановить на этом действия комиссии и возвратить ее, ибо адмирал Бирилев печатно высказался против ледокола, и Конкевич также печатно высказался против ледокола. Два инженера, приглашенные ими, их единомышленники. Комиссия при мне не высказывается, вероятно, постановит, что надо отказаться от полярного плавания.
Покорнейше прошу Вас разрешить мне исправить ледокол временно за счет Армстронга, чтобы своевременно начать зимние работы в Петербурге, и разрешить мне путем лекций собрать необходимые средства для перестройки носовой части, дабы продолжать полярные исследования.
Из письма Ф. Ф. Врангеля С. О. Макарову от 12 сентября 1899 г.
Желаю Вам спокойствия и умеренности в борьбе с противниками, которых вы теперь грудью победить не можете, а лишь временем и силою аргументов.
Ошибка Ваша заключалась в том, что по постройке «Ермака» и после удачи в Балтийском море Вы захотели непременно сразу проскочить через полюс и хвалились легкою победою. Я понимаю, что без некоторого tam-tam Вы бы не подбили часть общественного мнения, а через него и Витте на жертву миллионов. Но после первой удачи надо было стать осторожнее на словах.
От души желаю Вам успеха и победы.
Из письма С. О. Макарова Ф. Ф. Врангелю от 15 сентября 1899 г.
Бирилев здесь. Как можно было представить, он с комиссией ищут доказательств, что ледоколы не следует посылать в Ледовитый океан; от такой комиссии ничего другого нельзя было ожидать. Бирилев писал против ледокола в газетах, и все время высказывался против него в комиссиях.
Инспектора, приглашенные им, – единомышленники.
…Вы пишете, что ошибка моя в том, что я захотел сразу проскочить через полюс и хвалился легкой победой. Менделеев твердил, что надо идти прямо в Берингов пролив. Ни разу я не сказал о полюсе, а говорил: пойдем к норду, сколько обстоятельства позволят. Ошибка моя в том, что я хотел все испытания окончить в одно лето.
…Меня сильно огорчает Ваше предположение о моей хвастливости. Я похвастался лишь одним, что я отстранил шушеру, а теперь шушера взяла верх и мне опять много хлопот с ней.
Из письма С. О. Макарова М. А. Рыкачёву от 15 сентября 1899 г.
Я был крайне обрадован письмом Ф. Ф. Врангеля, в котором он упоминает о том, что Вы считаете мои мысли о возможности борьбы с полярными льдами правильными. От меня требовали непременно, чтобы я сразу пересек Ледовитый океан, и так как этого сделать не удалось, то поднялись все, и оказывается, что все правы, а я один неправ. Те, которые пророчили, что «Ермак» разворотит обе стены Морского канала, были неправы, но и они об этом молчат.
Те, которые думали, что я не дойду до Петербурга, тоже молчат о своей ошибке, но злобствуют относительно «Ермака». Те, которые отрицали возможность бороться с полярными льдами, тоже злобствуют. Князь Голицын даже пустил в газеты свое мнение что «Ермак» не годен для полярных работ. Я лично остался совершенно один, не поддержанный открыто в моем мнении никем, и теперь, когда мои мнения оправдались, все обозлились еще более.
Тут, в Англии, злобы нет и, напротив, идея ледокола для полярных льдов настолько нравится, что для антарктического путешествия теперь желают иметь ледокол, ибо с простым судном придется идти не куда хочешь, а куда случится…
…Дело, начатое мною, не только новое, но совершенно небывалое. И теперь, когда оно так блистательно подтвердило верность основной идеи, было бы ошибкой бросить его. Между тем масса недоброжелателей и газетные статьи так настроили министра финансов, что он прислал даже комиссию, состоящую из Бирилева и Конкевича; и тот, и другой печатно высказывались против ледокола и теперь ждут доказательства, что ледокол не может быть годен для полярного плавания.
Между тем все дело лишь в носовой части. Надо перестроить носовую часть.
Я предложил министру финансов, что я соберу путем лекций деньги, необходимые на перестройку носа, ибо я вполне уверен, что можно с ледоколами сделать огромные научные исследования в Ледовитом океане.
Письмо С. О. Макарова в Морское министерство к адмиралу Ф. К. Авелану от 22 сентября 1899 г.
Милостивый государь Федор Карлович!
По прибытии в Ньюкасл из второго пробного плавания в полярные льды я послал министру финансов совершенно такую же телеграмму, как и управляющему Морским министерством, прибавив лишь, что подробности посылаю письмом. Я решительно не предполагал, что какие-то меры будут приняты до получения письма; между тем на третий день по моем приезде я получил телеграмму от самого С. Ю. Витте, в которой он в весьма мягких выражениях просит меня остаться в Ньюкасле и не предпринимать работ по исправлению до прибытия специальной комиссии.
Цель назначения комиссии мне была совершенно непонятна. Я выговорил в контракте, что завод ответственен за корпус и должен не только починить его на свой счет, но и поставить добавочные крепления. Мы не заплатили за это ни копейки.
Первоначально я предполагал, что приедут специалисты, чтобы помочь мне преодолеть некоторые технические трудности, и лишь по отъезде комиссии из Петербурга меня известили, что председателем избран К. А. Бирилев.
Таким образом оказалось, что комиссия состоит не из специалистов и что председателем избран адмирал младший меня в чине, который высказывался против постройки ледокола на совещании в Министерстве финансов. Когда комиссия прибыла, то я увидел, что в ней старшим членом состоит г. Конкевич, который писал в газете против ледокола и открыто противодействовал мне все два года, что идет это дело. Надо думать, что г. Конкевич друг К. А. Бирилева, который этим летом в газетах одобрительно отзывался о г. Конкевиче. В качестве корабельного инженера избрали бывшего строителя броненосцев «Адмирал Сенявин» и «Ушаков» инженера Скворцова, который, вероятно, не забыл еще, что при пробе мною переборок этих судов они дали большую течь. Механиком пригласили Якобсона, бывшего старшего механика на броненосце «Минин», под командой К. А. Бирилева. Делопроизводитель – сын К. А. Бирилева.
Такой состав комиссии не обещал беспристрастного отношения к делу. Тем не менее по приезде комиссии сюда я оказал ей полное содействие для изучения дела, лично провел на завод, достал для рассмотрения все рабочие чертежи и предоставил полный простор действий на ледоколе. Я надеялся, что у адмирала Бирилева будет достаточно такта, чтобы не идти далее того, что ему поручено. Между тем по некоторым задаваемым комиссией вопросам я потом увидел, что комиссия задалась более широкой программой инспектирования ледокола, которое всецело предоставлено было мне.
Ко мне комиссия ни с какими вопросами не обращалась, а расспрашивала служащих на ледоколе, и при этом члены комиссии, начиная с самого председателя, не стеснялись громко и весьма бесцеремонно делать замечания. Председатель, осмотрев какое-то место, громко сказал: «“Гангут” был построен плохо, а “Ермак” еще хуже». Не говоря о том, что такое замечание не верно, ибо «Ермак», худо построенный, не выдержал бы так блистательно пробы водонепроницаемых переборок водой до верхней палубы, самое замечание, сделанное в присутствии прочих, совершенно неуместно. Адмирал Бирилев, получив поручение рассмотреть дело адмирала, старшего его в чине и под командой которого он так недавно плавал, должен был поступать с тактом.
По примеру председателя поступали и другие члены, не стеснявшиеся высказываться подобным же образом. Все это происходило без меня. Комиссия меня в свои заседания никогда не приглашала и, таким образом, выскажет свои взгляды, не справившись с теми мотивами, которыми я руководился.
Против того или другого мнения комиссии я не протестую. Комиссия вправе писать что угодно, но я считаю своей обязанностью довести до сведения Вашего превосходительства о бестактности К. А. Бирилева и просить Вас доложить об этом адмиралу Павлу Петровичу.
Пользуюсь настоящим случаем, чтобы засвидетельствовать Вашему превосходительству мое глубочайшее уважение и преданность.
Из письма С. О. Макарова Ф. Ф. Врангелю от 29 сентября 1899 г.
…если Географическое общество не может устроить мне большой публичной лекции, то я попрошу его собрать под своим председательством совет, и пусть этот совет со мной поговорит хорошенько. Пусть они меня выслушают. Вы пишете, что я не люблю сознаваться в своих ошибках. Боюсь что это, к сожалению, не так.
…Нансен с «кристаллической душой» перечислил в своей книге всех, кто ошибочно думал, что он не пройдет, а о моем письме, в котором я советовал послать ему помощь на Землю Франца-Иосифа – ни гу-гу. Моя откровенность в моих ошибках продиктовала мне по приходе в Ньюкасл послать телеграмму, что получили пробоину.
Наказание за откровенность тотчас же последовало, ибо на второй день получил телеграмму самого Витте: «Пожалуйста, оставайтесь в Ньюкасле до прибытия комиссии». Мне бы послать телеграмму: «“Ермак” отлично разбивает лед, подробности везу лично». Это было бы подло, но умно. Потому что моей телеграммой я дал моим врагам случай организовать комиссию, и теперь еще вопрос, как я с нею рассчитаюсь. Комиссия со мной не совещалась, и ее постановлений я не знаю, но, вероятно, они очень не лестны для меня и «Ермака».
Теперь вернемся к этому индивидууму С. О. Макарову, который так много делает ошибок; посмотрим, в чем ошибка в настоящем деле?
Он возымел мысль, что ледоколом можно разбивать полярные льды – это подтвердилось. Для проектирования корабля он собрал самых компетентных лиц и пригласил Свердрупа. Не было ни одного замечания в комиссии, касающегося большей крепости корпуса которым он пренебрег бы. Помните, Афонасьев просил поставить в носу 3 винта – слава богу, я отстоял один. Кутейников хотел поставить борта более прямо, а не на 20°, ибо боялся качки (Рунеберг – тоже прямо), я отстоял 20° и т. д. Никто не говорил «сделайте то-то для крепости», и чтобы я этим пренебрег. Мы вызвали 3 завода, самых авторитетных, и я устроил, что представители заводов могли беседовать со Свердрупом, единственным человеком который ломал полярные льды. Все это мудро, и тут нет ошибки.
Приняли передний винт, ибо он всеми признавался как последнее слово науки. До меня его приняли для байкальского ледокола и гангёвского. Считалось, что солено-водные льды слабее пресного. При заключении контракта я вменил в обязанность заводу полную ответственность за крепость, а на себя взял способность ломки льда. Это не ошибка.
Затем я наблюдал за постройкой, и многое в корпусе улучшено по моему предложению; но по отношению к корпусу я держал себя так скромно, так осторожно, что они никак не могут свалить вину на меня и по сию минуту платят за все исправления. Правительство не дало ни копейки за исправления. При постройке я хотел иметь у дела одного выдающегося океанографа, зная, что он посмотрит на дело шире меня и со стороны, и в многом предусмотрит, что от меня может ускользнуть; это не ошибка. Не моя вина, что это не состоялось. В сущности – я спрашиваю – в чем ошибка?
Лед оказался крепче, чем мы думали, но я не пророк, чтобы предсказывать события и в точности предугадать, какую крепость нужно противопоставить полярному льду и как он будет проявлять свою разрушительную силу.
Пишу Вам обо все этом – помогите мне откопать, в чем моя ошибка, и я… объявлю ее публично в своей книге.
Мне это доставит удовольствие. Если Вы просмотрите мою книгу, то Вы там найдете откровенное перечисление всех моих ошибок; я не помню, чтобы кто-нибудь публично столько сознавался в своих ошибках. Не могу же я признать ошибкой и идею вспомогательной машины, ибо опыт показал, что при них получается огромная экономия в топливе; исполнение их, способ разрешения валов и прочее несовершенны, но кто этот чудодей, который сразу даст самые совершенные образцы?
Нельзя же упрекать Фультона, что он не построил сразу пароход, подобный «Oceanic». Завод сделал кессон для исправления нашего носа, причем подвел и себя, ибо нос оказался слаб…
…Благодарю Вас, барон, за то, что вы берете на себя перевод моего труда. Вы называете его брошюрой, а это будет книга в 500 стр. «Морского сборника». Разумеется, в переводе можно кое-что выпустить, но в русском тексте я бы все сохранил. Дело идет довольно успешно, – и половина текста готова. Для успеха книги было бы не худо прочесть лекцию в Манчестере и других местах, но если нам удастся завоевать Петербург, то я еще буду в Англии.
Благодарю Вас, дорогой барон, за ваши обвинения, которые доставила возможность оправдаться. Пусть бы все заявили, в чем они меня винят, и тогда они перестали бы меня винить.
Из письма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 2 октября 1899 г.
…ни на одно из заседаний комиссии я приглашен не был. Я послал в гостиницу спросить, уехали ли они, и оказалось, что их здесь нет.
Без меня же председатель несколько раз позволял себе громко делать критические замечания о ледоколе. Его примеру следовали некоторые из членов комиссии. Комиссия расспрашивала служащих о том, насколько мы были подготовлены к зимовке и т. д.
Все это имело вид инспекции.
…Из действий комиссии не видно, чтобы от нее можно ожидать беспристрастного отзыва о ледоколе; скорее ввиду состава ее, можно ожидать обратного.
Главный член комиссии г. Конкевич – безусловно не сочувствовал постройке ледокола, этого не скрывал и всеми силами противодействовал мне.
…Во все время постройки г. Конкевич тормозил дело, и я неоднократно на него жаловался. Департамент торговли и мануфактуры на мои бумаги не отвечал и даже печатание моего отчета об осмотре пути на Енисей было им исполнено только после того, как Вы об этом повторили приказание в третий раз.
Председатель комиссии Бирилев был на совещании о постройке ледокола и категорически высказывался против постройки. В декабре 1898 г. он в «Петербургских ведомостях» поместил письмо, в котором отрицал пользу ледокола для Петербурга в коммерческом отношении и летом 1899 г. поместил в газетах письмо, в котором похвально отзывался о Конкевиче, так что, вероятно, они между собою солидарны.
Корабельный инженер Скворцов строил броненосец «Адмирал Ушаков» и, должно быть, по сию минуту не может забыть, что при моей пробе переборок этого броненосца они оказались очень несовершенными, равно как и водоотливная система его.
Механик Якобсон служил старшим механиком с Бирилевым, когда он командовал крейсером «Минин».
Делопроизводитель – сын контр-адмирала Бирилева.
…Действия комиссии задевали мое самолюбие, и заключения ее, как односторонние, могут иметь пагубные последствия для дела.
…Зная широкие взгляды Вашего высокопревосходительства и умение ценить работу, я не допускаю мысли, что после моих двухлетних трудов и приложенных к делу знаний и энергии я буду поставлен в столь неприятное положение…
…Завод Армстронг на свой счет ставит добавочное крепление на «Ермаке», и я надеюсь, что к заморозкам он будет готов начать свою службу по проводке судов в Петербург.
По моему мнению следует:
1) не останавливаться перед первым затруднением;
2) изъять дело из рук гг. Конкевича, Нольде и Мурманского пароходства;
3) прочесть лекцию, чтобы показать на ней снятые нами кинематографические виды ломки полярного льда;
4) осенью помочь Петербургу;
5) зимою перестроить нос ледокола;
б) весною помочь Ревелю, Риге, потом Петербургу;
7) летом с достаточной уверенностью идти открывать новые земли и страны в Ледовитом океане.
Из краткого обзора мнений членов Комиссии по ледоколу «Ермак», составленного А. А. Бирилевым 4 октября 1899 г.
Каждый раз, как ледокол «Ермак» встречался или будет встречаться с полярными льдами, получались и будут получаться более или менее серьезные и тождественные аварии, что происходит как от конструктивных недостатков ледокола, так и от недостаточно тщательного производства кораблестроительных работ на этом судне.
…Носовая машина совершенно бесполезна.
…Ледокол «Ермак» как судно, назначенное для борьбы с полярными льдами, непригоден по общей слабости корпуса и по полной своей неприспособленности к этому роду деятельности.
Из письма Ф. Ф. Врангеля С. О. Макарову от 14 октября 1899 г.
Что касается Витте, то, насколько я могу судить, почва была уже раньше так подготовлена Менделеевым, а затем всей Академией, не исключая президента, что Ваше личное пребывание привело бы, пожалуй, к личному столкновению с грубым Витте.
Теперь он, очевидно, становится неправым.
…Бирилев с Конкевичем, представляя отзыв, не спрашивая даже Вашего мнения, ничего, кроме срама для самих себя, из этого не вынесут. Пока Витте министр (он влиятельнее всех без исключения), на мой взгляд, Вы спокойным выжиданием результатов Вашей пропаганды неизбежно достигнете победы, и тем решительнее, чем глупее поведут себя Бирилев и Конкевич.
Из письма директора Департамента торговли и мануфактур В. И. Ковалевского министру финансов С. Ю. Витте от 28 октября 1899 г.
Невзирая на предусмотренную в высочайших повелениях определенную задачу, вице-адмирал Макаров настаивает на том, чтобы «разрешено было наступающею зимою перестроить нос ледокола и летом отправить его открывать новые земли и страны в Ледовитом океане».
…Существуют ли какие-либо серьезные основания даже предполагать, что ледокол «Ермак», перестроенный для иного назначения, исполнит его; что изыскания его в Ледовитом океане прибавят что-либо новое к тем, которые уже совершены; что не хватает только русского ледокола на свободном поприще арктического спорта и что этот ледокол разрешит тайну полюса, открытием которого Западная Европа занимается уже более двух веков?
…Подбор экипажа составит одну из труднейших задач при назначении «Ермака» для открытия новых земель и стран в Ледовитом океане, причем необходимо будет принять во внимание заявление нашего консула в Ньюкасле о том, что команда «Ермака» после первого его полярного плавания дезертировала в очень большом количестве…
…Западноевропейские правительства, относясь сочувственно к арктическим экспедициям, ограничивают свое участие в них лишь очень небольшими материальными жертвами в виде инструментов и почетных наград.
Имеет ли наше правительство достаточно серьезные причины и основания идти в этом направлении далее их, затрачивая миллионы на отвлеченные научные изыскания в арктических морях с риском все-таки остаться в хвосте умудренных долгими опытами западноевропейских ученых экспедиций обладающих, целым контингентом энергичных и привычных добровольцев вроде Джексона, Нансена, Свердрупа и др. материальными средствами, изобильно сыплющимися из карманов таких богатых людей, каковы Беннетт, Гармсворт, принц Монакский и пр.?
На этот вопрос, не боясь обвинения в обскурантизме, можно смело ответить отрицательно.
Из письма С. О. Макарова Ф. Ф. Врангелю от 30 октября 1899 г.
Акт бирилевской комиссии напечатан, я свой отзыв тоже печатаю. Во вторник он будет готов, и один экземпляр я пошлю вам сейчас же. Работаю почти не поднимая головы, с 8 часов утра до 2 часов ночи. Не помню, писал ли я вам, что адмирал Чихачёв вполне за меня.
…Хочу в каком-нибудь месте провести ту мысль, что все полярные экспедиции, не исключая нашей, в смысле достижения цели были неудачны, но если мы что-нибудь знаем о Ледовитом океане, то благодаря этим неудачным экспедициям.
Беседа с адмиралом С. О. Макаровым, опубликованная 7 ноября 1899 г. в газете «Россия»
…Меня обвиняли не только в том, что я не помог Шпицбергенской экспедиции, но и в том, что я не провел коммерческих судов в Карское море.
Кроме того, некоторым хотелось, чтобы я отвез художника Борисова в Маточкин Шар, чтобы я прошел вдоль берегов Ледовитого океана до Берингова пролива, а другие настаивали, чтобы я шел прямо к Северному полюсу.
Одному ледоколу исполнить все это решительно невозможно. Я очень хотел помочь Шпицбергенской экспедиции, но норвежский лоцман, которого они же мне и достали, категорически заявил, что Стур-фиорд полон рифами.
«Ермак» с полным грузом сидит в воде на 25 футов, а потом оказалось, что даже либавский ледокол, сидящий всего на 14 футов, в Стур-фиорде набежал на камень и повредил себе руль. Если бы «Ермак» ударился о такой камень, то он при большой осадке и весе не отделался бы так дешево.
…Одногодовалые льды Стур-фиорда никак не могли меня испугать. Поставку же угля я не мог брать на себя.
Делу придан такой оттенок, совершенно неправильно. Я лишь сказал им, что если я поведу их в Стур-фиорд, то из своих запасов дам все, что будет возможно. Главной моей задачей было испытать ледокол в полярных льдах.
– Говорят, что ледокол так слабо построен, что он не мог выдержать ударов о более твердый лед?
– Не ледокол слабо построен, а лед чересчур крепко выстроен. Ледокол «Ермак» гораздо крепче всякого другого ледокола. Ни один ледокол с полного размаха на свободной воде не может безнаказанно удариться о лед даже Финского залива: обыкновенно в этих случаях уменьшают ход. «Ермак» же бил с полной скоростью о какой угодно лед совершенно безнаказанно; иногда при ударах в льды нос бросало в сторону настолько, что нельзя было устоять на ногах; между тем ни корпус, ни машина не пострадали».
Из Протокола № 1 совещания по ледоколу «Ермак» от 18 ноября 1899 г.
Началось заседание чтением доклада Витте. Чихачёв заявил, что комиссия и Макаров признали слабость креплений корпуса и желательность изменения носовой части, снятия передней машины и капитального укрепления корпуса.
Говоря об истории постройки ледокола, Чихачёв отметил: «Командир «Фрама» Свердруп заявил, что считает плавание в полярных льдах на крепком ледоколе вполне возможным». Прибытие «Ермака» в Петербург до вскрытия льдов было приветствовано Россией с необычайным сочувствием, которое свидетельствовало о назревшей государственной потребности.
Ковалевский, [касаясь] практического применения ледокола, [сказал], что ледокол мог бы обеспечить навигацию если не круглый год, то зимнюю часть года. О севере [он сказал], что нужно обследовать северный путь к Берингову проливу.
Адмирал Бирилев говорил о том что в полярном плавании обшивка помята и погнулись внутренние крепления. Макаров возражал.
Бирилев говорил, что ледокол построен недостаточно прочно. Макаров возражал.
Постановление:
1) При настоящем своем состоянии ледокол «Ермак» может успешно бороться со льдами в Балтийском море.
2) Главная задача ледокола должна заключаться в содействии торговле поддержанием навигации в Балтийском и Карском морях.
3) Ледокол подлежит перестройке, причем укрепление его корпуса должно быть настолько капитально, чтобы дать ему возможность бороться с самыми сильными льдами Карского моря.
Из протокола совещания № 2 по ледоколу «Ермак» от 20 ноября 1899 г.
Доклад Ратника (инженера Балтийского завода) с заключением комиссии о проекте перестройки корпуса «Ермака» на заводе «Армстронг, Витворт и К-ния».
Проект задумали хорошо. Сомнение только по поводу удлинения носовой части.
Чихачёв ставит вопрос о сроках перестройки (к июлю 1900 г. для плавания в Карском море).
Бирилев говорит, что торопиться не нужно:
«Неудача плавания ледокола в полярных морях зависела от того, что наскоро составленный и недостаточно проверенный компетентными лицами проект был сдан в чужеземные руки, нимало не заинтересованные русским успехом, и что дело сооружения ледокола велось единолично [т. е. Макаровым], причем единственно имелась в виду возможная быстрота постройки судна». Он предлагает строить его на русской верфи русскими инженерами.
Авелан говорит, что не стоит повторять опыты с «Ермаком» в Карском море; это приведет лишь к новым повреждениям. Чихачёв (высказался) за быструю перестройку ледокола, так как ледокол может пригодиться для военного флота.
Постановили (4 голоса за, 2 против): передать заказ Армстронгу и назначить комиссию из морских инженеров под председательством Кутейникова для составления заключения по проекту.
Из письма С. О. Макарова Ф. Ф. Врангелю от 7 января 1899 г.
Государь выразил желание, чтобы я прочел лекцию в Зимнем дворце «для нас», как он выразился.
Я послал Шульца снять несколько кинематографических видов балтийской ломки льда.
…Интересно знать, что говорит теперь Нансен о моей идее ломать лед; он был так сдержан в Петербурге. Он телеграфировал вчера, просил мои снимки; я полагаю, что он читает в кругу специалистов о будущих исследованиях Ледовитого океана. Ответил ему, что если он за мои воззрения, то я пришлю ему не только снимки, но а синематограмму. Он ответил, что лекция популярная – о всех исследованиях XIX столетия. Поэтому я послал лишь снимки.
Бирилев с комиссией все еще заняты составлением подробных соображений о том, что «Ермак» не должен ходить в полярные льды. Меня ни на одно заседание не пригласили, и о том, что они постановят, я не знаю. Так, по отрывочным фразам, сказанным в разное время, можно думать, что обвинения комиссии Бирилева будут весьма обширны. Не помню, писал ли я Вам, что я предложил Витте, что я путем лекций соберу сумму, необходимую на снятие переднего винта. Получил уклончивый ответ. Я просил Алексея Михайловича, чтобы Невский яхт-клуб был центром сбора денег; он согласился, если я получу разрешение. Мне теперь надо прочесть в Петербурге сообщение в столь же блестящей обстановке, как и тогда, 2 1/2 года тому назад. Надо чтобы было удобно показать фотокартины и синематограмму,’ на которых видно, как «Ермак» переворачивает глыбы и проходит с одного края экрана на другой, с бойко развевающимся русским флагом. Я воображаю, какое огромное впечатление все это произвело бы в Англии, если бы это была их идея и проведенная под английским флагом.
…Как только П. П. Семенов согласится на лекцию в Дворянском собрании, то дело будет сделано. Я достану денег за залу и вообще все сделаю, лишь бы лекция была под флагом Географического общества и он сказал несколько вступительных слов.
Был бы очень рад, если бы Вы опять взяли на себя сделать общий обзор попыток пробраться на Север за последние 3 года. Вы уже запутались в это дело, и теперь Вам не остается ничего более делать, как продолжать смело идти по тому же пути. Мы еще не исчерпали все наши средства. Сражение затянулось, но еще может быть выиграно.
Из телеграммы С. О. Макарова С. Ю. Витте от 26 января 1899 г.
Изобретатель телеграфирования без проволок профессор Попов телеграфировал с острова Котка, что им принята телеграмма без проволок с острова Гогланд следующего содержания: «Камень передний удален. Ермак ушел 4 ч. утра за 50 рыбаками, унесенными на льдине от острова Лавенсари».
Телеграмма С. О. Макарова профессору А. С. Попову от 26 января 1899 г.
От имени всех кронштадтских моряков сердечно приветствую вас с блестящим успехом вашего изобретения.
Открытие беспроволочного телеграфного сообщения от Котки до Гогланда на расстоянии 43 верст есть крупнейшая научная победа. Макаров.
Из письма С. О. Макарова командиру ледокола «Ермак» М. П. Васильеву от 28 января 1900 г.
Ваша работа с «Ермаком» составляет «Ермаку» добрую славу, и мне крайне радостно слышать от всех самые лучшие отзывы.
Залевский говорит, что когда вы проводили «Нахимов», то управляли бесподобно.
Когда Рожественский пришел к Витте просить «Ермака», то он сказал с гордостью: «Кто бы теперь спас людей, унесенных я море?» Это все мне рассказывал Авелан.
Рожественский при начале постройки ледокола был против него, все время говорил моей жене, чтобы она отсоветовала мне это дело.
Как он будет относиться к ледоколу, не знаю. Он человек вообще неверный и крайне изменчивый. Ни в какие разговоры о «Ермаке» я с ним не входил.
Из протокола заседания совещания о ледоколе «Ермак» от 29 апреля 1900 г.
Председательствует адмирал Чихачёв.
«После информации о перестройке полковник А. И. Вилькицкий заявил, что ледокол может войти в устье реки Енисея, но в Обь не сможет из-за мелководья.
Председатель ставит вопрос, что надлежит считать важнее в коммерческом отношении: поддержание навигации в Балтийском или Карском морях.
Совещание единогласно признало первенствующее значение за деятельностью ледокола в Балтийском море.
Совещание постановило ограничить деятельность ледокола «Ермак» поддержанием навигации в Балтийском и Карском морях, не посылая его на первое время в Белое море. Вместе с тем совещание признало главным назначением ледокола – поддержание осенью навигации с Петербургом до 1 января нового стиля, после чего ему предоставляется стоять в Ревеле, с тем, чтобы зимой оказывать содействие этому порту и другим портам, где его помощь может потребоваться, а весной содействовать возможно раннему открытию навигации в С.-Петербурге.
Вслед за этим председатель предложил на рассмотрение совещания вопрос о том, следует ли допустить, чтобы ледокол «Ермак» по перестройке вновь пошел на пробное плавание в полярные моря.
Вице-адмирал Макаров заявил, что ко времени окончания перестройки судна не будет поздно испытать его в полярных льдах до прихода его в Балтийское море. Подобная проба является безусловно желательной ввиду того, что борьба при помощи ледокола с полярными льдами представляет почти неизвестную для науки область и подобное плавание дополнит ценными сведениями уже добытые «Ермаком» данные по сему предмету.
Председатель указал, что при пробных плаваниях ледокола уже последовали двукратные аварии; нельзя поэтому не считаться с вероятием получения при новой пробе дальнейших повреждений. Между тем подобное плавание лишено практических мотивов, так как пробиваться через полярные льды и проводить за собою суда представляется задачей невыполнимой; в такое плавание не пойдет ни одно судно существующей конструкции.
Статский советник Конкевич присоединился к этому и заявил: «Главное назначение ледокола – борьба со льдами в Балтийском море; посему и опыты с ледоколом целесообразнее произвести в балтийских льдах. В таком случае при повреждении судна оно имело бы весною время исправиться до отправления на летнее плавание в Карское море. Посылать же ледокол в конце сентября в арктическое плавание значило бы идти на бесполезный риск, причем в случае повреждения уже нельзя будет успеть сделать ремонт до начала навигации в Балтийском море».
Макаров возразил, что означенный опыт имел бы значение для предстоящих плаваний в Карском море, где встречаются льды как местного, так и полярного происхождения. Раз судно перестроено с целью выдержать полярный лед, было бы неразумным его не испробовать.
Вице-адмирал Авелан говорит: «Если “Ермаку” будет предстоять плавание в Северном океане, к устью реки Енисея, то было бы полезным испытать крепость корпуса ледокола».
Полковник Вилькицкий указал, что хотя в Карском море и встречаются иногда полярные льды, но они, благодаря своей глубокой осадке, близко к берегу не подходят.
Вице-адмирал Макаров заявил, что помимо своего значения для плаваний в Карском море, пробное плавание желательно в научном отношении, так как оно даст случай произвести исследование неведомых областей Ледовитого океана.
На это генерал-адмирал Чихачёв указал, что испытание судна и исследование на оном полярных морей – различные задачи, причем совершенно недопустимо, чтобы под видом простого плавания предпринималась полярная экспедиция. Плавание в этих водах сопряжено с такими стихийными трудностями, что, несмотря даже на тщательно обдуманные меры предосторожности, упомянутые экспедиции не раз заканчивались катастрофой.
Поэтому прежде, чем решиться на посылку «Ермака» в плавание к Северному полюсу, представлялось бы безусловно необходимым в особой комиссии, с участием представителей ученого мира, выяснить как вопрос о степени пригодности ледокола для плавания (ввиду двукратного неудачного его опыта при встрече с полярными льдами), так и вопрос о соответствующем испытании и снаряжении судна.
Со своей стороны вице-адмирал Макаров заявил, что мнение инженеров, не занимавшихся специально вопросом о полярных льдах и не видевших их, не может иметь большого веса; кроме того, ни одна комиссия не приняла бы на себя ответственности за полярное плавание на ледоколе ввиду новизны этого дела; именно поэтому он и домогается разрешения произвести испытание судна и полярное плавание на нем под своей единоличной ответственностью.
Генерал-адмирал Чихачёв говорит: «Вопрос о полярном плавании должен быть поставлен совершенно прямо и отрыто, так как экипаж судна при найме должен знать, куда и на что именно он идет».
Статский советник Конкевич подтвердил, что уже в минувшем году, по свидетельству консула в Ньюкасле, обнаруживалось неудовольствие вольнонаемной части экипажа вследствие неопределенности плавания «Ермака».
Председатель указывает, что ответственность за снаряжение полярной экспедиции является настолько тяжкой, что за последние двадцать лет ни одно государство не отправляло полярных экспедиций, которые являлись всецело плодом частной инициативы. Наконец, вопрос о полярном плавании прежде всего научный, и потому инициатива в этом деле могла бы идти от Академии наук (как с экспедицией Толля) или от других ученых обществ, на которых лежала бы ответственность обсудить, оправдывается ли серьезный риск посылки ледокола к полюсу ценностью тех научных данных, которые он мог бы вынести из этого плавания. Последнее представляется особенно уместным после того, что благодаря неудавшимся экспедициям, как то Нансена, Джексона, Уэльмана и герцога Абруццкого область неисследованного в полярных морях значительно сужена. Инициатива Министерства финансов тоже вряд ли возможна, так как [с его точки зрения] ледокол предназначен для морской торговли.
Вице-адмирал Макаров заявил, что если при проектировании ледокола им и указывалось важнейшее значение последнего для торговли, то этим имелось единственно в виду оправдать какими-либо реальными выгодами постройку на государственные средства ценного судна; но для него лично цели постройки ледокола заключались в возможности производства на нем исследования в неизведанных областях полярного льда, и лишь этой целью объясняется все сделанное им для ледокольного дела в России. Первая же лекция в Мраморном дворце была озаглавлена «Об исследовании Ледовитого океана». Ледокол был проектирован так, чтобы он мог справиться со льдами Ледовитого океана. Это задание есть в документах. Никто не знал, какова крепость полярного льда, ибо никто не пробовал его ломать; единственный человек, которому пришлось пробиваться сквозь полярные льды, был капитан Свердруп, и он считал, что они в 2 1/2 раза слабее пресных.
Высказывались предположения, что ледокол не в состоянии будет рассекать массы полярного льда, но оказалось, что ледокол справляется с ним хорошо. Мнение Свердрупа относительно ломки подтвердилось. Ледокол действительно ломал льды бесподобно. Общая крепость ледокола оказалась достаточной. В таком новом деле немыслимо было все предвидеть; опыт этот сделан – носовая часть получила форму, годную для полярных плаваний, и теперь несправедливо лишать ледокол возможности плавания в Ледовитом океане только потому, что в столь необыкновенном деле я допустил некоторые просчеты.
Чихачёв сказал, что от этих просчетов зависела успешность прошлых плаваний «Ермака». Нельзя поручиться, что и в будущем не обнаружатся новые затруднения. Например, поломка льдом винтов, что положит ледокол в дрейф по пути «Жаннетты». Поэтому осенью, когда наступает полярная ночь, плавание не может быть допущено.
Постановление: «Представляется желательным, чтобы ледокол, не подвергая себя опасностям новой пробы в полярных морях, в этом же году осенью открыл свои действия в Балтийском море для поддержания навигации до 1 января нового стиля».
Из письма С. О. Макарова Н. М. Чихачёву от 2 мая 1900 г.
Милостивый государь Николай Матвеевич!
В заседании под председательством Вашего высокопревосходительства 29 апреля обсуждался вопрос о том, следует ли ледоколу «Ермак» по окончании переделки носовой части идти в Ледовитый океан или без этой пробы отправиться для службы в Карское море. Высказывалось, что ледокол не строился для плавания во льдах полярного моря и что даже в Карском море он не предназначается для ломки льда, а лишь для следования на свободной воде.
Позвольте доложить, что такое решение будет идти в совершеннейший разрез со всеми предыдущими взглядами и действиями. С идеей о постройке ледокола я выступил в марте 1897 г. в моей лекции, озаглавленной «Об исследовании Северного Ледовитого океана». Ваше высокопревосходительство изволили присутствовать на этой лекции. Через месяц она вышла в печати и в ней я говорю следующее:
«Плавание по Ледовитому океану вызывается потребностями науки, но постройка двух ледоколов, в 6000 тоня каждый, потребует таких затрат, на которые для одних научных целей средств найти невозможно. К счастью, есть практические цели, которые также требуют постройки больших ледоколов».
Далее, в самом конце, резюмируя все сказанное выше, я выставляю три причины для постройки ледокола:
1) Научные исследования Ледовитого океана.
2) Открытие грузового сообщения с Обью и Енисеем в летнее время.
3) Открытие грузового пароходного сообщения с Петербургом в зимнее время.
Возможность исследования Ледовитого океана при посредстве ледоколов все время имелась мною в виду, как главное задание, хотя все дело и было поставлено на достижении материальной пользы от расширения сибирской и петербургской торговли.
Ледокол был готов в конце февраля минувшего года и, когда работа его в Балтийском море окончилась, то Сергей Юльевич вполне разделял мое мнение о значении, которое могут иметь для России исследования в Ледовитом океане. Я просил его, чтобы делу этому не придавалось значения какой-нибудь экспедиции с заданной целью, ибо никто никогда не пробовал ломать полярный лед, и «Ермак» был первый стальной корабль, который отваживался прикоснуться к полярным льдам.
Все мореплаватели, бывшие доселе в Ледовитом океане, имели деревянные корабли весьма солидной постройки, и, отправляясь в Ледовитый океан со стальным судном, надо было ожидать всяких случайностей, в особенности ввиду намерения бороться с полярными льдами силой и принятия против них наступательной тактики вместо оборонительной. Возможность исполнить такое задание основывалась на тех данных, которые можно было найти в науке и литературе, но в столь необычайном деле неизбежно надо было рассчитывать на некоторые случайности, потому было бы крайне неосмотрительно составлять законченную программу плавания.
Все должно было зависеть от того, что покажет опыт, и Сергей Юльевич, с его государственным умом, ясно понимал что мне должна быть предоставлена полная свобода действий. В таком смысле и утверждена была им инструкция.
Я выбрал путь к северу от Шпицбергена главным образом потому, что здесь приходится идти против течения и, если бы ледоколу случилось понести такую аварию, после которой он не мог бы двигаться, то его понесло бы к открытой воде и вынесло на свободу. Лед в Ледовитом океане бывает то в степени сжатия, то в степени ослабления. Иногда лед бывает так раздвинут, что нужна очень ничтожная сила, чтобы двигаться, так что если бы даже мы обломали оба боковые винта и часть лопастей кормового, то и тогда возможно бы было потихоньку выбраться на свободу.
Самая пробоина, полученная нами, произошла от того, что я, видя впереди тяжелый торос, не принял соответствующих мер. Несмотря на пробоину, ледокол не был в опасности, и никто из бывших на нем не сомневался в благополучном исходе плавания. После пробоины мы пошли дальше к северу и сделали еще 200 миль во льдах по разным направлениям.
Если бы, вместо испытания ледокола в полярных льдах, я в минувшем году отправился в Карское море, то очень может быть, что повреждение не было бы получено, и мы по сию минуту не знали бы, как строить ледоколы для полярных льдов; между тем в Карском море такие льды можно встретить и с ними придется считаться.
Вот почему, по окончании переделки носовой части ледокола, надо опять испытать его в полярных льдах. Согласно контракта, переделка ледокола потребует 4 1/2, месяца от дня прибытия его в Ньюкасл, следовательно, окончание работ можно ждать 21 сентября. Если действительно ледокол не позже этого дня может выйти из Ньюкасла, то следовало бы, несмотря на позднее время, пройти к Шпицбергену и хоть на короткий срок войти во льды и попробовать, как он будет работать. Можно поставить условием испытания всевозможную осторожность и возвращение к концу октября в Петербург. Этот небольшой рейс во льды поможет составлению правильной программы будущего года.
Я не вижу никакого особенного риска в пробном плавании к Шпицбергену нынешней осенью, но весьма возможно, что удастся подойти ближе к виденной нами земле и заявить на нее свои права раньше, чем кто-нибудь другой успеет предъявить их.
У Шпицбергена промышленники очень часто остаются до конца сентября, даже на своих маленьких судах, большому же кораблю это не будет затруднительно.
Может, однако, случиться, что окончание постройки замедлится на несколько недель; тогда, разумеется, придется отказаться от пробного плавания в полярные льды нынешней осенью. Но в будущем году от такого плавания отказаться решительно невозможно, иначе будет необъяснимо, почему переменили форму носа ледокола. Если он назначается для Балтийского моря и для плавания в Карском море в то время когда там нет льдов, то можно было остаться при прежней носовой части.
Предоставляя все это на благоусмотрение Вашего высокопревосходительства, покорнейше прошу Вас дать мне возможность довести дело до конца в том виде, в каком я его проектировал. Пока не случилось ничего, что опрокинуло бы мои предыдущие предположения. Я один верил в то, что можно силой машин бороться с полярными льдами, и это вполне подтвердилось. Полярный лед поддается силе удара корабля, и произведенный опыт показал, что стальные суда могут бороться с полярными льдами.
В столь необыкновенном деле я не сразу напал на правильную форму носовой части, но в остальном ошибки не сделано. Высказывались мысли, что с судном в 8000 тонн трудно будет исполнять роль буксирного парохода и что в зимнее время во льдах, когда нельзя ни послать шлюпку, ни воспользоваться услугами маленьких пароходов, с «Ермаком» немыслимо будет управляться. Все это не подтвердилось. «Ермак» с успехом исполняет обязанности буксирного парохода, входит в гавань и выходит из нее без всякой посторонней помощи как во льдах, так и на свободной воде.
Высказывались опасения, что «Ермак», проходя по Морскому каналу, разворотит его стены – это тоже не подтвердилось. Ледокол не только не повредил стены канала, но и, проходя мимо пароходов вплотную, он никогда не причинил им повреждения. Нынешней зимой ему приходилось проходить мимо минного крейсера «Лейтенант Ильин». Я присутствовал с целью видеть этот опыт своими глазами и убедился в том, что крейсер «Лейтенант Ильин» не почувствовал давления.
Все это показывает, что идеи и основания, на которых был проектирован «Ермак», подтвердились, и теперь, когда, на основании опыта, носовой части придана рациональная форма для борьбы с полярными льдами, было бы жалко отступить от намеченного пути и тем отказаться от всяких научных работ в Ледовитом океане.
Прошу принять уверение в моем глубочайшем уважении и преданности.
Вашего высокопревосходительства покорнейший слуга
Ответ Н. М. Чихачёва С. О. Макарову от 26 мая 1900 г.
Необходимость пробного плавания ледокола «Ермак» в полярных льдах, по мнению Вашему, вытекает как логическое последствие из самого факта его нынешней перестройки, имеющей целью приспособление судна к борьбе с полярными льдами; если ледокол к подобной борьбе более не предназначается и будет плавать лишь в Балтийском и Карском морях, самая перестройка ледокола, по мнению Вашему, представляется лишенной достаточных мотивов.
По этому поводу считаю долгом указать, что причина перестройки ледокола, как усматривается из журналов совещания, заключается в необходимости достигнуть возможно большей безопасности судна при плавании его в Карском море.
…Но если «Ермак» в виде предосторожности и будет приспособлен к тому, чтобы при исключительных обстоятельствах выдержать полярный лед, то отсюда совершенно не следует, что он должен обладать всеми средствами для непрерывной борьбы с этими льдами, в течение продолжительного времени и успешно совершать арктические плавания, напротив, «Ермак» даже после перестройки не может считаться вполне приспособленным к продолжительному плаванию в полярных льдах: его главные слабые стороны – неподъемные рули и винты, которые при сдвиге льдов подвергаются опасности быть поломанными, что угрожает аварией судну. Указанная опасность представляется весьма существенной, она имелась в виду при экспедиции Нансена, и на «Фраме» были устроены винт руль подъемными.
Ввиду изложенного я не могу признать, чтобы первое пробное плавание ледокола «Ермак» к Шпицбергену, т. е. в условиях значительно более тяжких чем те, которые предстоят ему в Карском море, являлось логически неизбежным последствием его нынешней перестройки; напротив, подобное плавание нежелательно, так как оно во всяком случае подвергает судно ненужным напряжениям в ущерб его прочности, а следовательно и успешности его будущих плаваний.
…Уже самое название проектируемого плавания «пробным» доказывает не полную с Вашей стороны уверенность в достаточной прочности судна для намеченных целей. Итак, это есть по-прежнему гадательный опыт, для которого необходимо допустить и возможность неудачи.
…Движущимся льдинам противостоять судно не может, и не может быть приподнятым на лед, как это было с «Фрамом» при его незначительной вместимости в 400 т. Но «Ермак» превосходит «Фрам» размером раз в 20, и лед едва ли вынесет судно в 8000 тонн. Да и, с другой стороны, комиссия корабельных инженеров категорически указала, что «Ермак» на основании математических расчетов не может быть выжимаемым на лед, подобно «Фраму», без роковых для себя последствий.
Таким образом, должно считаться с неизбежностью аварии «Ермака» в случае сдвига полярных льдов. Причем чем дальше к северу произойдет авария, тем опаснее представляется она по своим последствиям для судна и экипажа.
…Приведенное должно доказать всю рискованность и затруднительность совершения полярных плаваний на ледоколе «Ермак» в какое бы то ни было время года; тем менее представляется допустимым совершение подобного плавания осенью нынешнего года и осуществление высказанного Вами предположения о полярном исследовании замеченной в минувшем году земли к востоку от Шпицбергена, так как в таком случае к прочим неблагоприятным условиям присоединилась бы наступающая в начале октября в северных широтах полярная ночь.
Ответ С. О. Макарова на письмо Н. М. Чихачёва от 29 мая 1900 г.
Милостивый государь Николай Матвеевич!
Письмо Вашего высокопревосходительства от 26 мая, № 1792, мною получено вчера, и я был очень тронут желанием Вашим разъяснить мне те мотивы, на основании которых Вы считаете нерациональной посылку ледокола «Ермак» в Ледовитый океан. Прошу позволения ответить и постараюсь быть возможно более кратким.
Ваше высокопревосходительство несколько раз ссылаетесь на труды комиссии гг. инженеров, которые, на основании математического расчета, пришли к заключению, что «Ермак» не может быть выжимаем на лед подобно «Фраму» без роковых для себя последствий. Чтобы сделать математический расчет, надо знать природу полярного льда, а гг. инженерам она совершенно неизвестна; вследствие чего они высказались, «что плавание ледокола, без вреда для него, должно быть ограничено сплошным полем льда, соответствующим по толщине силе его машины».
Та же комиссия говорит, «что при плавании в подвижном льду, где возможны удары передвигающихся сплошных ледяных масс, могут иметь место такие давления каких корпус ледокола, даже в подкрепленном виде, вынести не в состоянии». Такие мысли не могли бы иметь место, если бы кто-нибудь из членов комиссии видел своими глазами затертые в балтийских льдах обыкновенные коммерческие пароходы с вертикальными баками, тонким набором и обшивкой. Они попадают именно в эти условия давления передвигающихся сплошных ледяных масс и когда, предоставленные самим себе, по слабосильности ледоколов они оказываются между двух пришедших в прикосновение полей, то у бортов их нагромождаются целые горы, и при этом обшивка и набор остаются неповрежденными.
Американское судно «Jeannette» имело вертикальные борта и по крепости набора далеко уступало и «Фраму» и «Ермаку»; тем не менее «Jeannette» осталась в полярных льдах цельной 2 года и пошла ко дну не потому, что была раздавлена, а потому что не имелось угля для осушения трюма от прибыли воды через течь в носовой части. На основании этих сравнений и крепости этих судов, я считаю что «Ермак» может выдержать напоры полярного льда.
Напоры льдов в Карском море могут быть даже сильнее, чем напоры льда на океанском просторе. Нансен на просторе не видел торосов выше 25 футов а Врангель под сибирским берегом видел торосы, доходившие до 100 футов. Прилагаемая фотография представляет нагромождение льда у Ревельской стенки высотою в 32 фута. В Карском море у берегов нагромождения могут быть гораздо значительнее, чем на открытых местах Ледовитого океана, и если ледокол не годится для плавания в Ледовитом океане вследствие слабости корпуса по отношению к боковому давлению, то он безусловно не годится для условий плавания в Карском море.
Гг. инженеры советуют ограничить плавание сплошным полем льда, избегая входить в места, где есть движущиеся поля. Такое мнение показывает полное неведение условий, в которых находятся ледяные покровы в морях и океанах. Сплошные поля на всем пространстве моря есть случайная редкость и задаться мыслью избежать движущихся полей есть то же самое, что стараться избегать ветра, плавая по морям и океанам.
Ваше высокопревосходительство высказываете опасение за руль и кормовые винты. Если бы и тот и другие были неподвижны, то, действительно, была бы опасность; но надо иметь ввиду, что винты подвижны и что, вращая их в одну и другую сторону, можно разломать лед в этом месте и струей воды очистить лед от руля. На «Ермаке» сделаны приспособления для обогревания всей кормы теплою водою от холодильников, и избыток этой воды может быть изливаем в ближайшем соседстве к винтам. Наши научные опыты над льдами показали, что струей холодной воды можно растаять лед, а если к ней добавить несколько теплой воды от холодильника, то таяние будет весьма успешно. В час времени можно растопить 11 куб. сажен льда; значит, если бы случилось зимовать, то за несколько часов работы можно под кормой образовать область слабого льда и выбрать такое место, в котором судно было бы в удобных условиях.
Вашему высокопревосходительству известно, что даже плавая на открытой воде, нужно искусство, чтобы при нужде поставить корабль в выгодные условия для борьбы со стихией. Точно так же и во льдах требуется искусство, и проектируя «Ермак», я дал ему всякие средства, чтобы бороться со льдами и все они на практике оказались целесообразными.
В письме Вашего высокопревосходительства высказывается мысль, что если «Ермак», в случае аварии, понесет по тому же направлению, как «Jeannette» то, допуская скорость льдов в 1–2 мили в сутки, потребуется более 2 лет, чтобы вынести «Ермак» до параллели 60°. Тут, очевидно, вкралась ошибка. Движение льда вдоль Гренландского берега всеми авторитетами оценивается в 10 и более миль в сутки. Во всяком случае оно больше, чем в местах, где находился «Ермак»; между тем, мы на «Ермаке» постоянно ощущали течение больше 10 миль в сутки. «Ганэу», бывшую у самого берега Гренландии, несло в течение 200 зимних дней, когда течение тише, по 4 1/2 мили в сутки. Вещи с «Jeannette» пронесло от Новосибирских островов до Юлиансхоба в три года.
Заканчивая настоящее письмо, я могу выразить сожаление лишь об одном: Ваше высокопревосходительство относитесь с доверием к мнениям инженеров и некоторых других лиц, но в мои знания дела, которое я веду, Вам решительно не угодно поверить. Вы считаете весь проект худо обдуманным и еще хуже исполненным, между тем как, если Вам угодно было сравнить мои первые представления с последующими фактами, то Вы увидели бы, что в этом необыкновенном деле удалось почти все.
Ошибка была лишь в определении местного давления, оказываемого полярным льдом. Тут я должен был обосновать мои расчеты на предположениях, но только опыт мог дать должное указание; но, как только мы его получили так сейчас же дело перешло в руки комиссии.
Представьте себе, что при постройке Либавского порта, как только обнаружилось бы какое-нибудь затруднение, назначили бы независимую от Вас комиссию; произошло бы то же самое, что и с «Ермаком». Комиссия нашла бы целые сотни ошибок и в общем и частном, ибо нет такого дела, которое нельзя бы было раскритиковать, в особенности если критикующий соединяет в себе невежество с безграмотностью. К счастью для Вас, доверие к Вам не поколебалось, и начатая работа продолжается.
Заключения Совещания под председательством Вашего высокопревосходительства будут иметь решающее значение для совершенно нового дела, которое я начал и польза которого реально уже сказалась за последние две зимы. Дело это может дать крупные результаты и для коммерции и для науки в будущем, если мне дана будет возможность продолжать его по той программе, которая была намечена мною в моей первой лекции в Мраморном дворце.
Оспаривавшиеся многими мои предположения относительно возможности ломки полярного льда подтвердились, и теперь, когда есть все для этого дела, будет непростительно бросить его, недоделав и оставив иностранцам воспользоваться нашими русскими открытиями, каким образом следует приступить к исследованию Северного Ледовитого океана.
Особое мнение на протокол № 5 совещания по ледоколу «Ермак» вице-адмирала Макарова (27 мая 1899 г.)
Совещание пришло к заключению, что желательно, чтобы ледокол «Ермак» по перестройке, не подвергая себя опасности новой пробы в полярных льдах, в этом же году осенью открыл свои действия в Балтийском море.
Если постановление это относится до осени, то я против него ничего не имею, ибо ледокол будет готов так поздно, что не представится возможности осуществить пробу в подходящих обстоятельствах. Общий смысл журнала таков, что вообще ледокол «Ермак» не следует посылать в Ледовитый океан. Против такого мнения я считаю обязательным высказаться, ибо оно идет в разрез со всем прошлым ледокола «Ермак». Когда в минувшем году после пробного плавания ледокола в Ледовитом океане выяснилось, что корпус его недостаточно прочен для плавания в этих местах, то назначена была комиссия под председательством контр-адмирала Бирилева для выяснения вопроса о том, что сделать с ледоколом, чтобы он был годен для работы в Ледовитом океане.
Ввиду разномыслия между этой комиссией и мною было по высочайшему повелению образовано настоящее особое совещание для выяснения того же вопроса. Совещание это образовало подкомиссию из инженеров для выяснения того же вопроса. После больших трудов вопрос о том, как приспособить «Ермак» к плаванию в Ледовитом океане, был решен.
Таким образом, все время идет дело о приспособлении «Ермака» к плаванию в Ледовитом океане, и теперь это приспособление производится. С этой целью у ледокола снимают нос, винт и носовой частя его придают известную форму.
Если «Ермак» не требовался бы для Ледовитого океана, то у него надо было оставить носовой винт, который в Балтийском море был полезен. Во льдах Карского моря ледокол еще испытан не был, а потому, если бы ледокол назначался только для плавания в Балтийском и Карском морях, то следовало бы повременить с переделкой носовой части, в особенности если ограничить работу его в Карском море тем временем, в течение которого могут следовать по Карскому морю обыкновенные пароходы.
Ледокол стали переделывать, потому что он не соответствовал плаванию в самых тяжелых льдах Ледовитого океана. Испытание будет менее строгое, если ледокол пойдет в Карское море; но теперь, как и в прошлый раз, я ищу условий строгого испытания своей работы и прошу разрешения идти в самые тяжелые льды Ледовитого океана.
На основании вышеизложенного прошу, чтобы на лето 1901 г. было назначено пробное плавание ледокола «Ермак» во льдах Ледовитого океана и предоставлено было мне, как и прежде, в зависимости от того, что окажется или ограничиться описанием той земли, которую в плавании мы видели, или же продвинуться к северу, насколько то окажется возможным в пределах благоразумия.
Что касается заявления статского советника Конкевича о том, что в минувшем году обнаружено неудовольствие вольнонаемной части экипажа вследствие неопределенности предстоящего плавания, то по этому поводу я могу дать следующее разъяснение.
Во время первого пробного плавания никто претензий не заявлял, а по возвращении в Ньюкасл 6 кочегаров в 2 масленщика пожелали взять расчет, на что командир охотно согласился. Никто из более развитых людей не пожелал оставлять ледокол, и никто не возбуждал вопроса о страховании жизни или иных гарантиях.
Во время пробных плаваний опять никаких претензий никто не заявил, и даже когда, после полученной пробоины, я взял курс на норд, настроение у экипажа было самое бесподобное. Все они знали, куда мы идем, ибо я лично всей команде по карте рассказываю план нашего плавания и не делал никаких секретов относительно моих намерений.
Из доклада царю председателя совещания по ледоколу «Ермак» генерал-адмирала Чихачёва [108]
Вашему Императорскому Величеству по всеподданнейшему докладу моему 16 XII 1899 г. благоугодно было соизволить на приведение в исполнение принятого особым совещанием по ледоколу «Ермак» постановления о желательности произвести перестройку в Англии на заводе «Армстронг, Витворт и К°» в течение лета настоящего года; ввиду предстоящего в конце сентября сего года плавания совещание вменило себе в обязанность ныне же обратиться к рассмотрению второго из возложенных на него вопросов относительно тех задач, кои надлежит определить для деятельности ледокола «Ермак» после выполнения проектированных изменений его корпуса. В состоявшемся по сему предмету заседании принимали участие Авелан, Макаров, Конкевич и, как эксперт, начальник бывшей гидрографической экспедиции для изучения устьев сибирских рек и Карского моря – полковник Вилькицкий.
По настоящему вопросу совещание прежде всего обратило внимание на те значительные и незаменимые услуги которые «Ермак» успел оказать для военного и торгового флотов поддержанием зимой навигации в Балтийском море в течение двух минувших зим. Необычайное сочувствие, с которым приветствовалось Россией прибытие «Ермака» в Петербург до вскрытия льдов, уже свидетельствовало о той назревшей государственной потребности, на которую ответила постройка ледокола. Последовавший за сим двухлетний опыт во льдах Балтийского моря блистательно оправдал все возлагавшиеся на него надежды. Вследствие сего совещание единогласно признало и на будущее время первенствующее значение за деятельностью ледокола в Балтийском море. Вместе с тем, по окончании производящегося ныне укрепления корпуса ледокола с целью дать ему возможность бороться с самыми сильными льдами Карского моря, «Ермак» будет в состоянии оказывать пользу и в летнее время, проводя купеческие суда в устья сибирских рек и содействуя промышленному развитию наших северных окраин.
В зависимости от изложенных соображений совещание признало желательным, чтобы в будущем деятельность ледокола «Ермак» заключалась в поддержании навигации в Балтийском и Карском морях, причем указало, что главное значение ледокола – поддержание осенью навигации с Петербургом до 1 января нового стиля.
По вопросу о том, следует ли допустить, чтобы ледокол «Ермак» по перестройке вновь пошел на пробное плавание в полярные моря, было высказано, что при пробных плаваниях ледокола к Шпицбергену уже последовали двукратные аварии; нельзя поэтому не считаться с вероятием при новой пробе дальнейших повреждений. Между тем подобное плавание лишено практических мотивов, так как в предстоящей деятельности ледокола в Карском море полярные льды могут встретиться лишь как исключение, а ледокол даже в перестроенном виде не может считаться приспособленным к продолжительной борьбе с ними.
Со своей стороны вице-адмирал Макаров высказал взгляд, который изложил затем в поданном им отдельном мнении, о желательности испытания ледокола в полярных льдах в течение нынешнего или будущего года в целях последующего изучения на нем неисследованных областей Ледовитого океана.
По сему поводу было высказано, что имеющийся опыт ясно указал прямое назначение ледокола служить могущественной и ценной опорой в зимнее время нашему военному и торговому флотам; посему подвергать его дальнейшему риску для преследования совершенно гадательных целей не может быть признано желательным. Опасности, сопряженные с посылкой ледокола к полюсу, едва ли могут оправдываться ценностью тех научных данных, которые он мог бы вынести из этого плавания. Благодаря недавним экспедициям, как то Нансена, Джексона, Уэльмана и герцога Абруццкого, область неисследованного в полярных морях значительно сужена. Между тем плавание в этих водах сопряжено с такими стихийными трудностями, что, несмотря даже на тщательно обдуманные меры предосторожности, упомянутые экспедиции не раз заканчивались катастрофой. Настолько тяжкой представляется ответственность за снаряжение подобных экспедиций, что за последние двадцать лет ни одно правительство их не отправляло и они возникали лишь как плод частной инициативы.
В частности, испытание ледокола «Ермак» в полярных льдах даже в случае успешного окончания не приведет к возможности составить положительное заключение о безопасности плавания «Ермака» в арктических льдах при всяких обстоятельствах, так как главною опасностью, от которой гибли суда в Ледовитом океане, является сдвигающийся лед вследствие громадности его давления на судно. Движущимся льдинам судно может единственно противостоять, будучи приподнято на лед, как это было с «Фрамом»; но «Ермак» превосходит «Фрам» раз в двадцать, и лед едва ли вынесет судно в 8000 тонн, каковым является «Ермак».
Наконец, необходимо иметь в виду постановление Комиссии корабельных инженеров под председательством инженера кораблестроения Кутейникова, которая на основании математического расчета категорически указала, что «Ермак» и в перестроенном состоянии может в полярных льдах бороться только с неподвижными сплошными полями, толщина которых соответствует силе его машины, а также с торосами из этих льдин; но ему опасно встретиться с полями подвижными, и он совсем не может быть выжимаем, без роковых повреждений, подобно «Фраму», на льды, в случае их нагромождения кругом судна. Таким образом, должно считаться с неизбежностью аварии «Ермака» в случае сдвига полярных льдов. При сем, чем успешнее будет его начальное плавание и чем дальше к северу произойдет авария, тем гибельнее представляется она по своим возможным последствиям для судна и экипажа.
В случае аварии в высоких широтах, если бы «Ермаку» пришлось предаться дрейфу и двигаться вместе со льдом, невозможно заранее определить, каким путем его понесет течение. Представляется вполне возможным, что он принял бы направление льдин, на которых были найдены остатки «Жаннетты», и тогда путь его мог бы продолжиться во льдах в направлении к южной оконечности Гренландии, до шестидесятых градусов северной широты, и удлиниться до 1500 миль, при скорости течения от 1 мили до 2-х в сутки. Подобное беспомощное плавание могло бы продлиться два и более года. Приведенные данные доказывают всю рискованность и затруднительность совершения полярных плаваний на ледоколе «Ермак» и, следовательно, бесцельность дальнейших полярных испытаний означенного судна.
В заключение совещание признало желательным, чтобы ледокол «Ермак» по перестройке не подвергал себя опасностям новой пробы в полярных морях, а в этом же году осенью открыл свое действия по поддержанию навигации в Балтийском море.
Из письма капитана «Ермака» М. П. Васильева Макарову из Ньюкасла от 5 ноября 1900 г.
Вчера Гольстон читал лекцию в Durham Colledge о «Ермаке». Зал был полон, многие стояли даже в коридоре. Имя и портрет вашего превосходительства на экране были встречены продолжительными аплодисментами.
Из письма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 4 марта 1901 г.
Пробное плавание ледокола «Ермак» во льдах Ледовитого океана в 1899 г. показало, что соображения относительно ломки полярного льда и возможности следования в полярной области вполне подтвердились, но местное давление, которое обнаруживается при ударе в полярные льды, далеко превзошло ожидания всех авторитетов. При первом входе во льды вибрация корпуса была так велика, что ледокол мог пройти лишь две мили. Сделанные затем наскоро подкрепления значительно улучшили судно, так что мы во второй раз могли пройти 230 миль и прошли бы еще больше, если бы не было в носу прямой части, вызванной условиями постановки переднего винта.
Опыт полярного плавания показал, что с передним винтом нет никакой возможности следовать через льды Ледовитого океана, в Балтийском же море польза переднего винта оказалась сомнительною, а посему я предложил совершенно переделать носовую часть, упразднив передний винт. Чтобы вознаградить происходящую от этого потерю силы, я предложил удлинить носовую часть на 15 футов, что дало возможность получить более острые линии.
…Нет никакого сомнения в том, что качества ледокола в его новом виде в отношении ломки полярного льда улучшились, ибо корпус ледокола значительно крепче, чем был прежде, и нет вертикальных поверхностей, вызываемых постановкой переднего винта.
Кроме того, более острые обводы дадут возможность легче раздвигать ледяные поля в Ледовитом океане.
…По отношению к Ледовитому океану и Карскому морю, насколько можно судить по сделанным испытаниям, выявилось, что «Ермак» в теперешнем его виде сам может пройти везде; но ввиду обнаруженного большого местного давления при прикосновении к полярным льдам, я сомневаюсь, что обыкновенные пароходы могут с успехом следовать за «Ермаком» по Карскому морю.
В предстоящее лето «Ермак» во всяком случае может заняться исследованиями на далеком севере, и, по моему мнению, надо попробовать его в тех же условиях, в каких он работал прежде, возложив на него поручение обследовать места к северу от Шпицбергена. Там должны быть новые, неоткрытые еще земли, которых никто, кроме «Ермака», достичь не может. Земли эти надо описать и присоединить к владениям Его Императорского величества.
Кроме того, Новую Землю вокруг никто еще не обходил, между тем гидрографы, работавшие в тех местах предсказывают, что во многих случаях путь вокруг Новой Земли легче, чем через Югорский Шар. Также нужно обследовать Карское море в северной и западной частях, к чему не приступали.
Нужно ли мне прибавлять ко всему этому, что я желал бы лично руководить этим делом, и теперь, когда в руках у нас есть корабль, который дает возможность сделать то, что не под силу ни одной нации и к чему нас нравственно обязывают старые традиции, географическое положение и величие самой Российской империи, теперь, осмелюсь я повторить, было бы неестественно останавливаться перед полуоткрытыми дверями к тому, что обещает такие богатые результаты».
Письмо председателя Русского Географического общества П. П. Семенова министру финансов С. Ю. Витте от 16 марта 1900 г.
Милостивый государь Сергей Юльевич!
В ответ на почтеннейшее письмо Вашего высокопревосходительства от 9 марта, № 2616, имею честь представить следующие соображения по делу о дальнейшей деятельности ледокола «Ермак».
В продолжение истекшего века, и в особенности во второй его половине, было сделано много попыток, направленных к исследованию Северного океана. В этих попытках видную роль играло стремление достигнуть Северного полюса. Хотя это стремление и не увенчалось успехом, но полярные плавания обогатили науку множеством ценных данных, и я даже не сомневаюсь, что и самая точка Северного полюса будет достигнута в течение первой половины XX века.
Только достижение этой точки для пользы науки имеет лишь второстепенное значение, а на первом плане для нее стоит обстоятельное и всестороннее исследование Северного океана. Должно сознаться, что хотя в этом направлении в XIX веке было сделано многое, но это многое составляет лишь небольшую часть того, что предстоит сделать в XX веке.
И в этом отношении нельзя не сожалеть глубоко, что Россия, игравшая при своих малых средствах первостепенную роль в полярных исследованиях XVIII века, отодвинулась на последний план (по сравнению с Англией, Америкой, Швецией, Германией и даже Австрией) в XIX веке и проснулась для полярных исследований только в последние его годы, исключительно благодаря широкому взгляду на государственные задачи России ее министра финансов. Между тем, казалось бы, что никто не заинтересован в исследованиях Северного Ледовитого океана более России. которой принадлежит 3/5 его континентального побережья и на климатические и даже жизненные условия которой влияние Северного океана гораздо интенсивнее, чем на Западную Европу и даже Америку.
Многие говорят, что в этих странах полярные плавания предпринимались по частной инициативе и на частные средства. Это справедливо лишь до некоторой степени, потому что в таких предприятиях нередко принимали участие и их правительства и их государи. Притом Вашему высокопревосходительству ближе, чем кому-либо, известно, что у нас без участия и содействия правительства почти ничего не делается. Но нельзя сделать упрека частным лицам и общественным нашим учреждениям в их равнодушии к полярным исследованиям. В 1872 году императорское Русское географическое общество принимало на себя, но безуспешно инициативу снаряжения полярной экспедиции, выработав очень обстоятельный для того времени ее план, а в 1882/1893 годах, при содействии правительства, оно приняло участие в международной организации метеорологических станций, опоясывавших Северный океан.
Наконец, по инициативе частного лица, барона Толля, сильно поддержанной мною в качестве вице-председателя императорского Русского географического общества, состоялась в 1899 году, благодаря Вам, академическая экспедиция на земли Ледовитого океана, лежащие к северу от Новосибирских островов. Снаряжение всех наших полярных экспедиций осуществлялось благодаря полной готовности русских людей жертвовать своею жизнью на подобные предприятия, да и в лицах, готовых жертвовать своими средствами, не было недостатка, но жаль, что некоторым из них, как, например, Сибирякову, приходилось направлять свои пожертвования на шведские, а не на русские предприятия.
Вот почему я глубоко убежден, что активное участие русского правительства в полярных исследованиях Северного океана в XX веке не только желательно, но и необходимо.
По частному же вопросу о том, какую роль мог бы играть в этих исследованиях ледокол «Ермак», я, по совести, хотя может быть и ошибочно, прихожу к следующим заключениям.
Практика последнего 25-летия выработала следующие условия для судов, предназначаемых на могущие принести крупную пользу науке полярные исследования:
1) Команда таких судов должна быть вся составлена из людей, идущих сознательно и по доброй воле (а не по наряду) на все опасности и лишения, сопряженные с полярными плаваниями.
2) В составе полярных экспедиций должны быть хорошо подготовленные специалисты по разным научным исследованиям для придания их совокупности полной разносторонности.
3) Никакая полярная экспедиция, преследующая серьезные научные цели, не может быть ограничена кратким, например, 4-месячным сроком, так как многие из ее наблюдений могут получить значение лишь в том случае, если обнимают все времена года.
4) Суда полярных экспедиций должны быть устроены так, чтобы, в случае невозможности выбиться из движущихся ледовых масс, они могли быть выжимаемы вверх без роковых повреждений.
5) Экипажи судов полярного плавания должны быть всегда готовы, при полном захвате их льдами, на продолжительные, сопряженные с зимовками плавания в направлении движения ледяных масс до возможности высвобождения (пример «Фрама»).
6) Экипажи полярных экспедиций должны быть всегда готовыми на оставление судна, обреченного на гибель, и на сухопутные путешествия по льду до ближайших материков, наподобие переходов австрийской экспедиции, Нансена и др.
Едва ли под эти условия подходит снаряжение «Ермака» в полярное плавание, не говоря уже о сомнительности успеха борьбы хотя бы и прекрасно устроенного ледокола с сидящими в воде на 6/7 своего объема ледяными горами, против сильного их движения в направлении ветров или течений. Вообще я не взял бы на свою совесть поставить на карту существование такого дорогого и практически полезного сооружения, каким представляется «Ермак», тем более, что гибель такого судна (может быть, даже и со всем его экипажем), кроме крупного материального ущерба для казны, дискредитировала бы надолго все более скромные попытки полярных плаваний, частные неудачи которых не представляются столь чувствительными.
Примите, Ваше высокопревосходительство, уверение в глубоком моем к Вам уважении и совершенной преданности.
Письмо генерал-адмирала Чихачёва министру финансов Витте от 31 марта 1901 г.
Милостивый государь Сергей Юльевич!
Письмом от 4 марта Ваше высокопревосходительство изволили препроводить ко мне на заключение представленные Вам адмиралом Макаровым предположения по вопросу о дальнейшей деятельности ледокола «Ермак».
Предположения адмирала Макарова главным образом состоят в исследовании Ледовитого океана к северу от Шпицбергена, в открытии новых земель, в описании этих земель и присоединении их к владениям Его Величества. Имея в виду, что та часть Ледовитого океана, на которую указывает адмирал для изучения, уже подробно исследована до широты 86°30', то нужно думать, что адмирал задался мыслью проникнуть еще севернее упомянутой широты, т. е. к Северному полюсу.
Не могу не отнестись с полным уважением к настойчивости и энергии адмирала Макарова, с которой он уже несколько лет проводит свой проект плавания к полюсу, но я не могу разделить его мнение, как не разделяет его знаменитый Нансен, относительно возможности это исполнить на ледоколе «Ермак» и также полезности этого крайне рискованного предприятия.
В наше время проникновение к полюсу не может представлять для науки что-либо особо важное. Для науки было важно не достижение математической точки, совпадающей с северным концом земной оси, но главной задачей всех направляющихся к северу экспедиций было исследование столь еще недавно неизвестных полярных стран. Задачи эти блестящим образом исполнены за последние 25 лет рядом полярных экспедиций, остававшихся по несколько лет во льдах, стоивших многих жизней и гибелей судов.
Замечательнейшие из них экспедиция Де-Лонга на погибшей «Жаннетте», Вейпрехта на погибшем «Тегеттгофе», Джексона, Уэльмана и экспедиция прошлого года герцога Абруццкого. Но самая замечательная – экспедиция Нансена на «Фраме», который пробыл в дрейфе среди льдов 1041 день, проплыв во льдах полушарие земли, сделав 1500 миль, причем за все три года на нем производились наблюдения по всем отраслям научных знаний. Благодаря геройскому самоотвержению этих прославивших себя личностей, страна вечного льда настолько изучена на пространстве между Беринговым проливом и Шпицбергеном, что попытка беглого проникновения ледокола «Ермак» на север, по пути следования «Фрама», вряд ли может внести для науки много нового.
Равно, судя по глубинам, встреченным «Фрамом», весьма мало надежды чтобы сбылись предположения адмирала открыть к северу от Шпицбергена какие-либо земли, важность открытия которых могла бы удовлетворить нравственным обязательствам и величию России, а тем более, чтобы вновь открытые земли заслуживали чести быть присоединенными к владениям Его Императорского Величества. Если к северо-востоку от Шпицбергена по направлению к архипелагу Франца-Иосифа и существуют острова, виденные еще два века тому назад, как, например Земля Джиллиса, то следует учесть что за все это время, т. е. за два века из-за льдов не могли приблизиться на вид ее самые отважные промышленники; действительное владение этими глетчерами вряд ли может осуществиться, за невозможностью к ним приблизиться, море же, их омывающее, по международному праву, составляет достояние всякого отважного промышленника, которому когда-либо удастся туда проникнуть.
Что же касается вопроса, насколько способен бороться ледокол «Ермак» с полярными льдами, то предположения адмирала Макарова о возможности на ледоколе «Ермак» проникнуть безнаказанно в полярные льды до сих пор не оправдались. Двукратная попытка его пробить себе путь во льдах подвергла судно серьезным авариям. Первый опыт вызвал необходимость дополнить крепление судна, но и по исполнении этой работы, при вторичной пробе, вызвалась необходимость перестроить судно, обошедшаяся правительству до 500 000 руб. Никакого нет ручательства, чтобы и в переделанном виде «Ермак» мог вступить в борьбу с ледяными скалами, не потерпев еще более сильных аварий.
Тем более можно прийти к этому заключению, что испытания «Ермака» при плавании его в полярных льдах, во время которых его так сильно повредило, были произведены в условиях значительно более легких, чем придется испытать ледоколу при плавании в больших широтах. При испытаниях «Ермак» не подымался на север выше 81°30', т. е. плавание его было в широтах, которых почти ежегодно достигают обыкновенные промысловые суда. «Ермак» находился во время своего пробного плавания весьма близко от окраины ледяного пояса, среди льда, ослабленного Гольфстримом и температурою, превышающею в июле месяце точку замерзания; и при этих сравнительно благоприятных условиях «Ермак» потерпел сильную аварию. Необходимо принять в соображение, что главная опасность для судов, от которой погибают суда в полярных льдах состоит в давлении от сдвига льдов, которого «Ермак» не испытал. «Фрам», на котором совершил плавание Нансен, был так устроен, что при напоре льда он на него всходил, как бы на плавучий док, при всем том экипаж судна несколько раз сомневался в возможности остаться «Фраму» невредимым и всегда был готов оставить судно для спасения и дальнейшего следования по льду. «Ермак» более чем в 10 раз превышает размером и тяжестью «Фрам», а потому вряд ли лед может выдержать его тяжесть.
Затем главный недостаток ледокола «Ермак», его ахиллесова пята, это винты, ничем не защищенные, и неподъемный руль, которые, составляя самые важные элементы судна, могут повредиться при сильном напоре льда или при усиленной работе машины во льду, чему может служить примером случай с ледоколом «Байкал» (строившимся в Англии тою же фирмою «Армстронг», как и «Ермак»), приведенным два раза по случаю поломки вала в полную неспособность к плаванию. Тому же самому может легко подвергнуться ледокол «Ермак», и, если это случится в больших широтах, ледокол застрянет во льдах и ему придется предаться воле течения, и может случиться, что ему суждено будет год или два пробыть во льдах, пока течение не вынесет его на свободу.
Каким лишениям и бедствиям подвергнется за это время судно и экипаж, состоящий из свыше 100 чел. Вот почему ответственность за снаряжение вообще полярных экспедиций является настолько тяжкой, что за последние 25 лет ни одно государство не отправляло полярных экспедиций, которые всецело сооружались и отправлялись по частной инициативе и предпринимались с весьма малочисленными экипажами на малых судах. Правительства же участвовали лишь в субсидиях. Из этого можно судить, что не бессилие других наций, как выражается адмирал Макаров, вызывало их на отклонение от активного участия в экспедициях, а признание их бесполезными для государства и невозможность нести нравственную ответственность в случае неудач.
На основании изложенных мною соображений, я остаюсь при том же мнении, которое высказало в прошлом году высочайше учрежденное совещание по ледоколу «Ермак», что главное назначение ледокола «Ермак» должно заключаться в поддержании судоходства в Балтийском море; заслуги его для морской торговли, благодаря удлинению навигации в портах, неоценимы. Равно я полагаю, что он может служить с пользою, пока не будет другой мелких размеров ледокол, для поддержания судоходства в Карском море в навигационное время, при обстоятельствах благоприятных для плавания коммерческих судов, и служить конвоиром на случай встречи судами местных льдов, имея в виду, что по глубокой осадке полярных льдов таковые не могут проникать в Карское море на близкое расстояние от берегов.
Наконец, с большою пользою ледокол «Ермак» может быть употреблен для исследования пути в Карское море в обход с севера Новой Земли и установления необходимых береговых знаков на Новой Земле и берегах Сибири, для облегчения ориентировки мореплавателей в этих неблагоприятных для плавания местностях. Но во всяком случае должно быть положительно внушено ледоколу «Ермак» не заходить севернее 78–79° широты.
Прошу Вас, милостивый государь, принять уверение в совершенном моем почтении и таковой же преданности
Письмо С. О. Макарова С. Ю. Витте от 7 апреля 1901 г. [113]
Милостивый государь Сергей Юльевич!
Нежелание Вашего высокопревосходительства разрешить мне с «Ермаком» отправиться в Ледовитый океан был для меня совершенною неожиданностью, которую я не умею себе объяснить, ибо оно идет в разрез со всем предыдущим.
У «Ермака» только что переделал носовую часть, а переделка эта вызывалась желанием дать ему возможность бороться с полярными льдами, которые можно встретить не только в возвышенных широтах, но и в Карском море. Если не предполагалось «Ермак» посылать туда, то не было причин переделывать носовую часть ледокола, которая вполне соответствовала условиям работы во льдах Балтийского моря.
Если мне не разрешено будет отправиться с ледоколом в Ледовитый океан, то это бросит тень на все поднятое мною дело, а потому, заботясь о защите его и моего собственного имени, я позволяю себе обратиться с настоящим письмом к Вашему высокопревосходительству и изложу дело с возможною краткостью.
Дело началось с того, что Его Императорское Величество государь император изволил обратить внимание Вашего высокопревосходительства на мою лекцию в Мраморном дворце, которая была озаглавлена «Об исследовании Северного Ледовитого океана». Прилагая при сем печатный отчет об этой лекции, считаю долгом напомнить, что я имел честь представить Вам такой же отчет при письме, и когда Вы мне назначили время для объяснений, то изволили заявить, что мне нет надобности докладывать Вам того, что там написано, ибо Вы это прочли. Следовательно, Вы прочли на стр. 38 следующее:
«Плавание по Ледовитому океану вызывается потребностями науки, но постройка двух ледоколов, в 6000 тонн каждый, потребует таких затрат, на которые для одних научных целей средств найти невозможно. К счастью, есть практические цели, которые также требуют постройки больших ледоколов».
Из вышеизложенного видно, что я всегда ставил научные исследования впереди практических целей, но так как расход на постройку «Ермака» оправдывается практическими целями, то я, взявшись за это дело, честно исполнил взятое на себя обязательство и приложил все мои способности и энергию для того, чтобы коммерческое пароходное движение получило свои выгоды.
Никогда не являлось предположение о возможности в зимнее время пробиться к Петербургу. Столь необыкновенное задание потребовало проектирования совершенно необыкновенного корабля, создать тип, еще никогда не испытывавшийся. Когда проектируется даже здание нового типа, то и там бывают ошибки, между тем в проектировании «Ермака» для Балтийского моря ошибок никаких не было. Сила и размеры ледокола были предрешены правильно, и это подтвердилось. Котлы принятые мною (несмотря на то, что техники предсказывали неудачу), оказались безупречны.
Машины, работающие в столь необыкновенно трудных условиях, ни разу не давали отказа. Руль и расположение винтов оказалось такое, что с «Ермаком», в 8000 тонн водоизмещения, можно управляться, как со шлюпкою и он, вопреки всяких зловещих предсказаний, входит в гавань и выходит оттуда без посторонней помощи, как при льдах, так и на свободной воде. Вентиляция, отопление и освещение оказались и для зимнего и для летнего плавания вполне удовлетворительны, благодаря тому, что введено много нового, специально придуманного мною. Буксирные приспособления, которые так трудно устраиваются на больших судах, оказались очень хороши и выдержали суровую пробу при снятии броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» с каменьев. Непроницаемые переборки в первый раз со времени создания железного судостроения были подвергнуты фактическим испытаниям наливом воды до верхней палубы, и благодаря этому ледокол, получив пробоину, остался плавать на воде.
Водоотливные средства и способы заделки пробоин оказались вполне целесообразными, ибо через несколько часов после получения пробоины мы могли своими средствами осушить отделение и приступить самостоятельно к подкреплению корпуса. Строя такой большой ледокол, я должен был предусмотреть, что в тех случаях, когда он застрянет во льду, потребуются крупные средства, чтобы сдвинуть его. С этой целью я придумал и осуществил крепящие и дифферентующие водяные камеры, с устройством удобных способов наполнения и осушения их. Много раз камеры эти приносили свою пользу, и без них мы при прокладке канала через тяжелые торосистые поля теряли бы очень много времени, потому что, когда судно в 8000 тонн застрянет, то его руками не стащить.
На «Ермаке» есть и другие приспособления, еще неопробованные, но надобность в которых может встретиться при плавании в странах, где посторонней помощи ожидать нельзя. К числу таких устройств принадлежит завоз станового якоря, сделанный по моему чертежу. Это приспособление совершенно оригинальное и всеми одабривается.
Не могу также не упомянуть, что, когда выбирали фирмы, то, явившись по этому поводу с докладом к Вашему высокопревосходительству, я ввиду соблюдения казенных интересов, вопреки мнению комиссии, предложил передать работу тому заводу, который назначил цену на 1/2 миллиона дешевле, и это была единственная причина, почему все техники комиссии озлобились на меня, что потом и сказалось, когда привлекли их к разбору вопроса о повреждениях, полученных в полярных льдах.
Так же, рекомендуя английскую фирму, я сознавал вполне, что это будет несимпатично для публики, которая не любит, чтобы обращались к англичанам, но, хорошо сознавая, насколько было бы выгодно для меня в этом отношении обратиться к датскому заводу, которому симпатизировала вся комиссия, я, указывая на завод Армстронга, считал, что действую строго в интересах Вашего министерства, и, главным образом, заботился, чтобы Ваше высокопревосходительство остались довольны, уверенный в свою очередь, что Вы поможете мне справиться с претензиями людей, не имевших прямого отношения к делу.
Представляло немало трудностей комплектование ледокола командою; трудности эти мною устранены, и ледокол работает без отказа и по первому призыву выступает куда нужно во всеоружии своих средств, которые всегда действуют исправно.
Результаты работ в Балтийском море следующие:
Зимнее плавание к Ревельскому порту было почти скомпрометировано двухнедельным пребыванием во льдах 13 пароходов и самого ревельского ледокола. Если бы «Ермак» не выручил их, то часть пароходов, в особенности бывшие в нескольких саженях от Суропских банок, могли погибнуть, и тогда потерялось бы совершенно доверие к возможности зимней навигации к Ревельскому порту. Присутствие «Ермака» в Балтийском море и уверенность в том, что он при нужде всегда выручит затертые льдом пароходы, придает ревельской зимней торговле ту солидность, которая способствует понижению фрахта. Недаром же Ревельский биржевой комитет обращался неоднократно к Вашему высокопревосходительству с благодарностью.
Рижский порт нынешнею зимой «Ермак» открыл и успешно держал открытым до тех пор, пока льды не исчезли. С приходом «Ермака» к Риге коммерсанты протелеграфировали об открытии порта, и товары пошли беспрепятственно; 40 пароходов приблизительно с 60 000 тонн груза провел «Ермак», но многие пароходы прошли разновременно без его помощи, пользуясь тем, что лед, растревоженный «Ермаком», иногда ветром отодвигает от берега. Все это сделано, хотя строился «Ермак» не для Рижского порта, куда я по первоначальному проекту предназначал ледокол в 5000 сил с меньшей осадкоюй и шириной, соответствующей только коммерческим судам.
По отношению к Петербургскому порту дело можно создать, лишь начав его с осени, ибо старые традиции торговли так укоренились, что пересоздать их можно лишь идя постепенно. Между тем осенью 1900 г. «Ермак» был не готов, а осенью 1899 г. его передали Морскому министерству для спасения броненосца «Генерал-адмирал Апраксин».
Спасение броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» не могло осуществиться без участия ледокола «Ермак». Это отдалило применение его к нуждам Петербургского порта; не мне бросить упрек в том, что построенное мною судно спасло боевую единицу для флота и сберегло правительству 4 1/2 миллиона.
Остается коснуться недостатков ледокола «Ермак» по отношению к полярным льдам. Идея моя заключалась в том, что посредством ледоколов можно разламывать полярные льды. Идея эта оспаривалась учеными, но опыт подтвердил справедливость моих теоретических соображений. Я говорил, что толстые полярные льды, вследствие замораживания при разных условиях температуры и разнообразия термических свойств от разностей соленостей, должны иметь вредные натяжения, которые будут причиною растрескивания льдов. Так и оказалось: огромные торосистые поля при напоре ледокола дают трещины и позволяют «Ермаку» идти, придерживаясь избранного направления.
При работе в полярных льдах обнаружился недостаток местной крепости корпуса, ибо природа полярного льда оказалась не тех структурных свойств, которые ей приписывались. Считалось всеми авторитетами, что вещество полярного льда гораздо слабее, чем льда пресноводного. Свердруп считал, что если для ломки пресноводного льда нужно 100 фунтов, то для ломки полярного достаточно 40 фунтов. Опыты мои с ломкою брусков подтвердили в общем такое мнение, и фирмы, которые брались построить ледокол, имея в виду слабость полярного льда, гарантировали целость носового винта.
Практически проверить сведения о структурных свойствах полярного льда можно было лишь путем непосредственного опыта, и за несколько месяцев до моей первой лекции, с которой я начал мою ледокольную кампанию, я обратился к адмиралу Павлу Тыртову с письменной просьбой разрешить мне попробовать полярный лед одним из старых броненосцев, а именно я указывал на броненосец «Минин», не имеющий уже боевого значения. Нельзя поэтому сказать, что я не предусматривал каких-нибудь неожиданностей в этом до крайности необыкновенном деле.
Проба ледокола в Балтийском море и в Ледовитом океане показала, что почти пресноводный лед Балтийского моря при прикосновении к нему крошится, а соленоводный обминается и при этом в уплотненном состоянии может обнаружить большое местное давление. Есть, однако, и предел этого сопротивления, который мы прощупали путем практическим, а именно: при первом входе ледокола во льды сравнительно слабые, от 4 до 7 футов, корпус ледокола так вибрировал, что я, пройдя 2 мили, решился вернуться обратно. Подкрепив наскоро, на счет строившего завода, носовую часть, как это было возможно сделать в один месяц и вторично войдя во льды, уже с этим небольшим подкреплением, усилившим связи в носу всего на 20 %, ледокол мог пройти 230 миль, встречая тяжелые сплошные льды до 14 футов и торосы до 20 футов в вышину и до 50 футов в глубину, т. е, всего около 70 футов.
После этого носовая часть переделана с иным распределением металла, и теперь она надежнее, чем была, но одновременно с этим на всякий случай подкреплен весь ледяной пояс в средней части корабля и подкреплена корма. «Ермак» в теперешнем его виде гораздо крепче, чем он был прежде, и кроме того, у него снят передний винт, отчего упразднилась та часть корпуса, где имелись вертикальные обводы, принимавшие нормально, а не под косым углом, давление льда.
Есть все основания надеяться, что ледокол теперь выдержит удары в полярный лед со значительного хода, но форсировать полярные льды таким образом нет никакой нужды. Можно двигаться с осторожностью, тогда как в наше плавание в 1899 г., когда я испытывал качества ледокола, мы форсировали, и помещенный на стр. 282 моей книги «“Ермак” во льдах» кинематографический снимок показывает набег с полного хода на торосистое поле, чего делать никогда не потребуется.
«Ермак» во время своего пробного плавания в 1899 г. не заходил в большие широты, но лед в этих местах прибрежного образования, а потому гораздо более тяжелый, чем тот, который образуется на просторе. Фотографические снимки и обмеры, которые Ваше высокопревосходительство найдете в моей книге, показывают, что мы имели дело со льдами гораздо более тяжелыми, чем те, в которых находился «Фрам». Трудно пробиться сквозь эту область тяжелого льда, образовавшегося от напоров на берега Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа, но «Ермак» и в прежнем своем виде проходил эти льды, даже в период сжатия.
В будущее плавание нужно принять за правило пережидать, когда периоды сжатия проходят, ибо таковые бывают непродолжительны, а когда лед находится в периоде ослабления, то «Ермак» идет вперед чрезвычайно успешно, действуя машинами самым тихим ходом и применяя свою большую силу лишь тогда, когда нужно раздвинуть два больших поля в несколько миль в поперечнике.
Если мне разрешат идти нынешним летом с «Ермаком» в Ледовитый океан, то я пойду осторожно и осмотрительно, стараясь не давать ледоколу той работы, которая ему не под силу, и вполне уверен, что с «Ермаком» можно многое сделать, не подвергая его риску, и своевременно возвратиться в наши воды, чтобы раннею осенью приступить к проводке судов к Петербургскому порту для пользы коммерции.
Считаю уместным напомнить Вашему высокопревосходительству, что Вы несколько раз меня спрашивали, не следует ли приступить к постройке второго, более сильного ледокола, и что я Вам каждый раз отвечал, что следует переждать окончательных опытов с первым ледоколом. Из этого, равно как и из того факта, что я выбрал более дешевую фирму, Вы изволите усмотреть, что я не поклонник ненужных расходов и берегу казенную копейку; также, если Ваше высокопревосходительство прикажете сравнить сообщения Архангельско-Мурманского пароходства о средствах потребных на эксплуатацию ледокола с тем, что мы расходуем в действительности, то получится огромная разница.
Так, например, на ремонт они высчитывали в год 75 тысяч, а мы не издерживаем и 20, несмотря на то, что приходилось терять якоря и исправлять дейдвудные трубы, что стоит очень дорого.
Предстоящее плавание в Ледовитый океан не вызовет особенных расходов и потребуются такие же деньги, которые расходуются обыкновенно на плавание «Ермака». Для сделания запасов я лишь попрошу, чтобы мне дали авансом некоторую сумму, которую мы пополним ежемесячными отчислениями, ибо запасы эти пойдут на довольствие команды. Кроме того, Морское министерство, вероятно, не откажет дать на всякий случай часть своих запасов, за которые я, как и прошлый раз, рассчитаюсь из средств «Ермака».
Расходы на ученых членов экспедиции и инструменты, полагаю, не превзойдут 5000–7000 рублей.
Представляя все изложенное выше на благоусмотрение Вашего высокопревосходительства, имею честь присовокупить, что за свои изобретения, внесенные в это дело, и за ту пользу коммерции, которую принес «Ермак», я никогда не просил о какой-нибудь награде мне лично. Наградою будет возможность довести дело до конца, о чем я и прошу Ваше высокопревосходительство, уверенный вполне, что если у Вас будет свободное время, чтобы прочесть настоящее письмо, то Вы возвратите мне Ваше прежнее доверие, которым я никогда не злоупотреблял и благодаря которому осуществилось мероприятие, в высшей степени полезное для преуспевания русской морской торговли.
Прошу Ваше высокопревосходительство принять уверения в совершенном почтении и преданности.
Письмо С. О. Макарова М. А. Рыкачёву от 9 апреля 1901 г.
Глубокоуважаемый Михаил Александрович!
Я получил Ваши письма от 7 и 8 апреля и спешу Вам ответить, причем пользуюсь любезностью командира ледокола «Ермак», почерк которого разборчивее, чем мой.
Ответ этот мы составили совместно, и он завтра отправится к Вам, чтобы лично дополнить то, чего в письме нет. Думаю, что Вам также будет небезынтересно поговорить с ним, чтобы об работе ледокола «Ермак» в полярных льдах Вы знали не от одного меня, но и от него.
Отвечаю Вам на некоторые пункты Вашего письма:
1. Ничего не имею против того, чтобы отвезти Шпицбергенскую экспедицию на Шпицберген к концу нашего мая, но для этого надо, чтобы вопрос был возбужден Академией наук, и чтобы она испросила на это разрешение министра финансов. Прошлое недоразумение началось с того, что Шпицбергенская экспедиция не была готова к назначенному ей сроку, т. е. к тому сроку, который она сама себе назначила, и который я принял за основание своих расчетов.
В своем заявлении Академия должна категорически заявить, что она 10 или 15 июня ст. стиля отпускает ледокол для его других дел. Для целей экспедиции ледоколу, вероятно, придется зайти в Тромсё и принять частью в Кронштадте, частью в Тромсё различные грузы, отчего уменьшатся запасы угля, взятые в Англии. Ледоколу придется сходить от Тромсё к Шпицбергену и обратно, пробиваться там через льды и, уходя оттуда, вероятно, потребуется дать тонн 200 угля на суда и на береговую станцию.
Все это значительно ослабит запасы «Ермака», а потому было бы желательно, чтобы Шпицбергенская экспедиция занарядила судно с углем, которое привезло бы 800 тонн угля для «Ермака» в Тромсё к 12 июня ст. стиля и оставалось там, пока не передаст уголь на «Ермак».
2. Ничего не имею против того, чтобы обследовать с.-з. берег Новой Земли и пройти к порту Диксон, если состояние льдов Карского моря в конце нашего июня будет хоть сколько-нибудь соответствовать движению коммерческих пароходов, для которых, в сущности, и требуется обследование Карского моря. Если же льды Карского моря в это время года и в этой части его окажутся тяжелы для коммерческих судов, то мне должно быть предоставлено право прекратить этот рейс у северной оконечности Новой Земли и направиться в более возвышенные широты.
Видимо, Вы склоняетесь к тому, чтобы я направился на восточную сторону Земли Франца-Иосифа; если состояние льдов в этом месте будет благоприятное, то я ничего не имею против такой программы. Надо идти подальше от этой земли, ибо у нее следует ожидать нажима ледяного потока.
Если по избранному Вами пути окажется в конце нашего июня лед тяжелый, то следует повернуть назад и, выбирая область слабого льда (чтобы не тратить много угля), направиться к ю.-з. оконечности Земли Франца-Иосифа, а оттуда держать курс на западную сторону Земли Джиллиса и виденной нами земли. В этом случае мы будем прикрываться надводными землями и, следовательно, будем находиться в выгодных условиях для работы в столь ранний, сравнительно, срок – начало нашего июля.
3. Дальнейшее следование на север будет зависеть от того, какой лед встретим мы далее и как в нем пойдет «Ермак».
Из вышеприведенного Вы видите, что я готов уступить на всех пунктах и от души благодарю Вас за все хлопоты, чтобы уладить это дело; одно, в чем мне неудобно уступить, это в вопросе о месте чтения. Зал Географического общества чересчур мал, и мне придется отказать многим из моих знакомых, которые пожелали бы присутствовать на моем сообщении. Поднятый мной вопрос представляет нечто выходящее из ряда обыкновенных дел, и мало-помалу все, не веровавшие в мою идею борьбы с полярными льдами механическим путем, присоединяются к ней. Общее свойство ученых таково, что когда они в чем-нибудь ошибаются, то потом с охотой публично заявляют об этом.
Когда Нансен проповедовал свой дрейфующий поход, то на сообщение его в Географическом обществе в Лондоне из говоривших десяти или двенадцати человек все оспаривали идею Нансена, но когда он вернулся, и его идеи оказались правильными, то те же лица имели гражданское мужество публично заявить, что они ошибались. Идея возможности борьбы с полярными льдами вполне подтвердилась; следовательно, это будет благородно и достойно ученых, если они голосом председателя в достаточно большой аудитории заявят, что сделанные предварительные опыты дают надежду на осуществление предложенного мною способа исследования Ледовитого океана.
Только с подобным предисловием председателя мне удобно выступить публично с лекцией, которая будет служить фактическим доказательством доброжелательного отношения Географического общества к моим трудам.
Что касается гидрологических наблюдений, то на пути следования они будут производиться самым тщательным образом и, разумеется, покажут, как я это Вам говорил словесно, что никакой ветви Гольфстрима на поверхности мы в соседстве с Новой Землей не найдем. Вода Гольфстрима опускается вниз, и наши наблюдения дадут точное указание, куда она направляется.
Из Вашего письма я понял, что кто-то меня обвиняет в шаткости моих программ, ибо Витраму пришлось вернуться, не побывав в Карском море, и что я не исполнил обещание, данное купцам, провести их туда. Желая, чтобы у Вас лично, глубокоуважаемый Михаил Александрович, не оставалось никаких сомнений относительно меня, сообщаю Вам, что купцам я никаких обещаний не давал и что они сами обвиняют себя; по недостатку доверия ко мне они не заручились моей поддержкой. «Ермак» очень пригодился бы им в лето 1899 г. он избавил бы их от аварий и больших потерь. Если б я что-либо им пообещал, они не преминули бы сослаться на это в своих петициях. Ничего подобного не было.
Астроном Витрам должен был вернуться из Екатерининской гавани, ибо предварительные опыты в полярных льдах показали полную невозможность придерживаться программы. Я поспешил его уведомить телеграммой, так что он получил ее в день приезда в Екатерининскую гавань и тотчас же вернулся, не истратив ни одного лишнего дня, кроме того, что потребовалось на его путешествие, которое для него было родом отдыха. Мы виделись потом с астрономом Витрамом, и он решительно никаких претензий не заявил. Напротив, мы с ним расстались друзьями, ибо он понял, что это не были капризы с моей стороны. Мне нужно было прежде всего выяснить, можно ли у железного судна достичь должной крепости, и эту задачу я исполнил вполне успешно; все остальное было второстепенно.
Прошу Вас, глубокоуважаемый Михаил Александрович, поговорить хорошенько с Михаилом Петровичем Васильевым, который, если нужно, может приехать и к академику Чернышеву и к П. П. Семенову. Если нужно, он также может съездить к К. И. Михайлову и даже к И. В. Мушкетову. Был бы несказанно счастлив, если бы мое чтение осуществилось на тех основаниях, которые я Вам изложил совершенно откровенно, ибо тогда все дело пошло бы под знаменем Географического общества или, по крайней мере, с его добрым сочувствием.
Из письма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 11 апреля 1901 г.
…Получив телеграмму товарища Вашего высокопревосходительства В. И. Ковалевского о составлении программы летнего плавания ледокола «Ермак», я переговорил с некоторыми учеными, и в том числе с вице-председателем Географического общества П. П. Семеновым и его помощником Рыкачёвым. Оба они придают большое значение обследованию пути на Енисей по северную сторону Новой Земли и полагали бы, что будет рационально начать работу в половине июня старого стиля.
В последнее время в ученом мире вообще говорят о том, что путь по северную сторону Новой Земли может оказаться предпочтительнее пути через Югорский Шар, в особенности в те годы, когда последний заполнен льдом. Поэтому, имея в виду, что северная часть Новой Земли и условия льдов и берегов ее совершенно не изучены, я вполне присоединяюсь к тому мнению, что надо начать с обследования северо-западной части Новой Земли и затем продвинуться дальше к Енисею, чтобы увидеть, каковы льды на этом пути.
…Для исполнения этого задания ледокол должен выйти из Кронштадта не позднее 20 апреля, зайти в Ньюкасл за углем и отправиться оттуда по назначению 5 июня. По пути следования должны производиться научные изыскания совершенно таким же порядком, как это делалось в минувшее плавание ледокола, для чего на корабле имеются все инструменты (кроме магнитных теодолитов, которые находятся у Менделеева в Палате мер и весов). Кроме этого потребуется еще приобрести лини, тралы, драги и пр., всего на 1000 руб. На судне должны быть доктор (он же зоолог), астроном, специалист по магнитным наблюдениям, геолог и топограф.
Из письма Макарова капитану А. Н. Крылову от 21 апреля 1901 г.
Глубокоуважаемый Алексей Николаевич!
Время идет, и надо готовиться. Ни управляющий Морским министерством, ни Ф. В. Дубасов ничего не имеют против Вашего участия, а потому оно должно считаться решенным в положительном смысле.
Магнитный теодолит я прошу через министра финансов (тот, который был куплен 2 года тому назад для «Ермака» и находится в Главной палате мер и весов). Д. И. Менделеев, вероятно, не захочет отдать его на «Ермак», но я ничего не имею против того, чтобы Вы лично попросили от моего имени. Если Д. И. Менделеев инструмента не даст, то нужно попросить у М. А. Рыкачёва или в ином месте.
Совершенно присоединяюсь к Вашему мнению, что полезно иметь все необходимое для магнитных наблюдений упрощенным способом. По этой части много работал штурманский капитан А. К. Осипов, и я думаю, что К. И. Михайлов любезно уступит всю необходимую для этого материальную часть.
Желательно к кинематографу иметь фонограф. Кинематограф находится у Иохима (Невский, 3), где его исправляют и вставляют новый объектив. Нельзя ли взять один из Ваших хронографов, приспособив его к кинематографу.
Очень радуюсь Вашему участию и прошу Вас верить моему глубокому уважению. Душевно преданный
Р. S. Полезно собрать все имеемые сведения о магнитных элементах на Новой Земле, в Карском море, на Шпицбергене и Земле Франца-Иосифа.
Из письма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 2 мая 1901 г.
Милостивый государь Сергей Юльевич!
Замедление в докладе вопроса о плавании «Ермака» наводит меня на предположение об отказе, который будет для меня тяжелым и незаслуженным ударом.
Между тем, согласно Вашего желания, я не представлялся государю и оставил все дело в Ваших руках, рассчитывая на Вашу справедливость.
После лекции, прочитанной мною в минувшем году, я не сомневаюсь в полном сочувствии Его Величества, но опыт трехлетней работы убедил меня в том, что я не могу рассчитывать на беспристрастие лиц, ведущих делопроизводство, и, разумеется, если со стороны Вашей последует доклад в благоприятном смысле, то это будет благодаря лишь Вашему личному мнению.
Вместе с сим я считаю своим долгом доложить, что хотя, судя по некоторым признакам, видны трудности в осуществлении коммерческих плаваний в Енисей, но ничего окончательно решить нельзя до осмотра северного пути кругом Новой Земли; во всяком случае «Ермак» в последующие годы может доставить на себе грузы туда и обратно, если бы даже Вы не согласились на более широкую организацию дела. Плаванием этим он может окупить расход на свое содержание.
Решение остановить все дело, т. е. оставить мысль о великих попытках побороть трудности плавания на Енисей, покажет, что Вы пришли к убеждению об ошибочности всех моих соображений, но я полагаю, что Ваше высокопревосходительство не пожелает этого сделать, не выслушав предварительно моих объяснений по встретившимся затруднениям или сомнениям, о которых я теперь совершенно не осведомлен.
Запись в дневнике С. О. Макарова от 7 мая 1901 г.
В 9 часов вечера был у Витте, и он объявил мне высочайшее повеление, что плавание «Ермака» к Шпицбергену разрешено, но что на обратном пути мне нельзя удаляться к северу. Он говорит, будто государю это будет неприятно; он сказал, что хотел ограничить некоторой параллелью (78°), потом раздумал.
Из письма С. О. Макарова Ф. Ф. Врангелю от 25 мая 1901 г.
Я послал Вам вновь вышедшую книгу и забыл подписать; я это сделаю при первой встрече. Сегодня доклад Витте и решается участь «Ермака».
…Книги теперь переплетают и мастера требуют уступку им в 25 %, а если все издание отдать в их руки, то 35 % – это ужасно. Книга стоит 5 рублей, и мне за все расходы – 3 р. 25 к. (в том числе переплет), а лавочнику за то, что снял книгу с полки и дал в руки покупателей, – 1 р. 75 к.
Из заметки о плавании «Ермака», напечатанной 8 июля 1901 г. в газете «Новое время»
Директором Николаевской главной физической обсерватории получено из Тромсё помеченное 19-ым июня письмо от вице-адмирала С. О. Макарова, который только что отправился в полярное плавание на «Ермаке». Адмирал обещает с каждым встречным судном посылать весть о себе. «Третьего дня, – говорит С. О. Макаров в этом письме, – я прибыл в Тромсё и застал «Ермака» по его возвращении со Шпицбергена, где он оказался полезным; академик Чернышев по-видимому остался всем довольным. «Ермак» находится в полной исправности, весь экипаж здоров, льды нынешний год слабы, и, по-видимому, все обещает добрый успех.
Я ухожу из Тромсё к Нордкапу, откуда возьму курс на полуостров Адмиралтейства на Новой Земле. Этим курсом я дойду до северной границы Гольфстрима и затем пойду вдоль этой границы зигзагами так, чтобы очертить ее положение. Гольфстрим, вероятно, имеет не вертикальную границу, а наклонную, теплая вода идет внизу далее, чем вверху. Мы это изучим. На полуострове Адмиралтейства ледокол оставит первые известия о нашем плавании.
Это будет шест с надписью на доске «Ермак», а внизу будет депо провизии и ящик с письмом. Потом, идя вдоль Новой Земли, я намерен оставить депо провизии и письмо на мысе Ледяном, на северной оконечности Новой Земли. Если опись берегов от полуострова Адмиралтейства до северной оконечности не потребует много времени и угля и, кроме того, состояние льда позволит, то я думаю обогнуть Новую Землю и описать ее до Маточкина Шара, где оставлю письмо у мыса Выходного.
Успех съемки будет много зависеть от льдов и туманов, а потому, если работа замедлится, то от северо-восточной оконечности Новой Земли я пойду прямо к порту Диксон. Этот путь тоже интересен, как потому что надо его исследовать, чтобы решить, возможно ли там ходить, так и потому, что глубоководные исследования на этой линии дадут материал для правильного суждения о Карском море. В порту Диксон я поищу сведений об экспедиции барона Толля и оставлю письмо и депо провизии. Отсюда я полагаю пройти к острову Уединения, где также оставлю письмо и депо. Далее думаю пробиться на север и посмотреть, каковы льды.
В счастливом случае можно пройти по северную сторону островов Франца-Иосифа и податься к северу, насколько позволят состояние льда, запас угля и время. Хочу осмотреть ту землю, которую мы видели, и Землю Джиллиса. Если все пройдет не столь успешно и лед окажется тяжел, то от острова Уединения я пойду по южную сторону Земли Франца-Иосифа, и тогда намерен на мысе Флора оставить письмо и депо провизии. Если удастся подойти к Земле Франца-Иосифа с севера, то полагаю оставить письмо и депо на месте зимовки герцога Абруццкого. Если мы выберемся из северных льдов рано и останется довольно угля, то можно бы было попробовать от Шпицбергена пойти на запад, чтобы изучить глубину Гренландского течения и профиль дна в этом месте.
Исполнить всю эту программу в те 2–3 месяца, которые мы имеем в нашем распоряжении, совершенно невозможно и, разумеется, придется кое-что выпустить: я только даю перечень всего мыслимого; мы сделаем то, что возможно. Повсюду, где я встречу судно, я дам письмо на Ваше имя. Здесь в настоящую минуту собирается экспедиция Болдвина – Циглера. Они берут 400 собак и 18 лошадей и, образовав станцию на берегу Земли Франца-Иосифа и одну на судне, пустятся к полюсу большой партией в 30 чел. Сам Болдвин еще не прибыл, также не прибыло его судно «Америка».
Здесь только барк «Fritjof», который вернется с Земли Франца-Иосифа домой. «Америка» пойдет в Архангельск за собаками и лошадьми. Лошади будут служить на первую часть пути, потом они пойдут на корм собакам и людям. По словам тех участников, которые здесь, Циглер не пожалел никаких затрат, но объявил Болдвину, чтобы он, если не дойдет до полюса, не показывался на улицах Нью-Йорка. Они очень хвалят свои походные рационы, коробочка вмещает в себе все необходимое на 1 день. Мы пробовали, и нам не понравилось. Я получил от Нансена два очень хороших батометра и от Рихтера два бесподобных термометра. Репетировали пускание змея – действует хорошо; репетировали съемку фотографическим способом – тоже не худо.
Вообще все, благодаря богу, идет успешно. Мы имеем намерение бросать бутылки каждые 50 миль. Сведения из этих бутылок будут доставляться в Главное гидрографическое управление.
Телеграмма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 20 августа 1901 г.
Северная часть Новой Земли в это лето была обложена тяжелыми, нетронутыми с зимы прибрежными льдами, которые находились весь июль в сжатии. «Ермак» потерял три недели в упорной борьбе с этими льдами, вследствие чего пришлось программу сократить.
Сделаны два рейса к Земле Франца-Иосифа и обратно, первый раз через льды, второй – по свободной воде. Собрали большой материал по ледоведению, глубоководным и магнитным исследованиям, и составлена карта Новой Земли от Сухого Носа до полуострова Адмиралтейства.
Путь на Енисей кругом Новой Земли для коммерческих пароходов считаю непрактичным.
«Ермак» выдержал чрезвычайно тяжелое испытание во льдах вполне успешно. Повреждений ни в корпусе, ни в механизмах нет. Все здоровы. Экипаж с командиром во главе работали с беспримерной энергией.
Покорнейше прошу разрешения выдать экипажу за работу минувшей зимы и этого лета награду в размере месячного жалованья.
Телеграмма А. А. Бирилева С. Ю. Витте
Телеграмма из Тромсё извещает, что «Ермак» возвратился безрезультатно: льды остались непроходимыми, а «Ермак» – негодным судном, как по замыслу, так и по исполнению, чтобы совершать полярные плавания и открыть полюс. Я позволяю себе сказать это вам, человеку, которого я глубоко почитаю и высоко ценю, ибо меня до сих пор угнетала мысль, что Вы могли думать, что акт Комиссии по возложенному Вами на меня делу был пристрастен и несправедлив. Вам требовалось знать полную правду, и я счел своим нравственным долгом, ничем не стесняясь, доложить сущность дела.
Распоряжение об эксплуатации ледокола «Ермак», полученное С. О. Макаровым 8 октября 1901 г. [117]
«От М. Ф. Учреждения по части торговли и промышленности. Отдел торгового мореплавания.
Об эксплуатации ледокола «Ермак».
С высочайшего Вашего Императорского Величества соизволения, последовавшего по всеподданнейшему докладу моему в 14-й день ноября 1897 года Министерством финансов заказан был в Англии ледокол «Ермак» для поддержания навигации в зимние месяцы в портах Балтийского моря и для проводки торговых судов к устьям сибирских рек через льды Карского моря. По окончании постройки, названный ледокол, заведывание коим, с высочайшего Вашего Величества соизволения, возложено было на вице-адмирала Макарова, выполнял работы по оказанию помощи судам, испытывавшим затруднение от льдов в Рижском и Ревельском портах и отчасти содействовал продлению навигации С.-Петербургского порта.
Засим, по инициативе вице-адмирала Макарова, ледокол «Ермак» предпринимал экспедиции в Ледовитый океан не для торговых целей, а для испытания крепости судна при плавании во льдах и для производства научных изысканий.
Означенные плавания в полярных льдах в течение первого года, имевшие последствием серьезные аварии судна, обнаружили крайнюю трудность борьбы с ледяными массами при помощи ледокола. Вследствие сего признано было необходимым произвести перестройку судна, заключавшуюся в изменении носовой части, снятии передней машины и капитальном укреплении корпуса. Но и по окончании перестройки, дальнейшие опыты плавания в Ледовитом океане, произведенные в текущем году, вновь показали, что ледокол «Ермак» не в состоянии преодолевать сопротивление полярных льдов, ибо, несмотря на усилия, потраченные в течение трех недель на плавание во льдах кругом Новой Земли, ледокол вынужден был вернуться, не исполнив задуманной экспедиции.
Придавая весьма важное значение вопросу о правильной постановке эксплуатации ледокола «Ермак», на сооружение коего затрачены большие средства, я вошел по сему предмету в сношение с августейшим председателем Совета по делам торгового мореплавания, причем, со своей стороны, высказал, что, ввиду обнаружившихся результатов плавания ледокола в Ледовитом океане, признавал бы на будущее время наиболее целесообразным сосредоточить его деятельность на обслуживание портов Балтийского моря, каковая задача наиболее отвечала бы нуждам нашей отпускной и привозной торговли и торгового мореплавания.
Вместе с тем представлялось бы также возможным достигнуть сокращения расходов по эксплуатации судна, ибо крупные издержки по ледоколу до сего времени вызывались преимущественно полярными его экспедициями, и засим расходы по обслуживанию портов на Балтийском море могли бы быть отнесены на специальные средства портовых сборов. Ближайшее же заведывание работами ледокола я полагал возложить на Отдел торгового мореплавания, под руководством Комитета по портовым делам.
Ныне его императорское высочество Великий князь Александр Михайлович уведомил меня, что, совершенно соглашаясь с предположением моим о передаче ледокола «Ермак» в ведение Комитета по портовым делам и об ограничении работ его водами Балтийского моря, полагал бы необходимым, в видах возмещения расходов по ремонту и эксплуатации ледокола, установить сбор за пользование его услугами, и что засим, если бы потребовалось дальнейшее исследование полярных морей при помощи ледокола «Ермак», то расходы по таким исследованиям подлежали бы отнесению не на специальные средства портовых сборов, и ледокол на время сих исследований мог бы быть изъят из ведения Комитета по портовым делам.
Повергая о вышеизложенном на высочайшее Вашего Императорского Величества благовоззрение, министр финансов полагал бы:
1) ограничить деятельность ледокола «Ермак» проводкою судов в портах Балтийского моря;
2) передать ледокол в ведение Комитета по портовым делам, с освобождением вице-адмирала Макарова от лежащих на нем ныне обязанностей по отношению к опытам плавания во льдах, ближайшее заведывание работами ледокола возложить на Отдел торгового мореплавания;
3) расходы по содержанию ледокола «Ермак» в ведении Комитета по портовым делам относить с 1 января 1902 года на специальные средства Министерства финансов по названному комитету, а на время со дня воспоследования высочайшего Вашего Величества соизволения по сему моему всеподданнейшему докладу до 1 января 1902 года принять на счет государственного казначейства;
4) поручить Комитету по портовым делам выработать правила, определяющие порядок работ ледокола в портах Балтийского моря и условия вознаграждения за пользование его услугами.
На приведение изъясненных предположений в исполнение министр финансов приемлет долг всеподданнейше испрашивать высочайшего Вашего Императорского Величества соизволения.
Подписал: Статс-секретарь
Письмо М. А. Рыкачёва С. О. Макарову от 27 октября 1901 г.
Глубокоуважаемый Степан Осипович!
Ввиду упомянутых Вами высочайших повелений, решительно ничего, мне кажется, нельзя предпринять в смысле пользования «Ермаком» для полярных плаваний. Приходится примириться с свершившимся фактом. Все же Вам удалось произвести некоторые полезные исследования, которые без ледокола едва ли были бы выполнимы при данных условиях льда. Что коммерческим целям, для которых строился ледокол, отдано предпочтение, это понятно. Быть может, со временем обстоятельства изменятся к лучшему и попутно и науке дадут опять возможность попользоваться этим мощным орудием.
Я говорил с Петром Петровичем о Вашей готовности сделать сообщение в Географическом обществе; он находит возможным, если Совет согласится, нанять для этого сообщения зал, как Вы этого желали. Заседания Совета еще не было, а потому я еще не имел случая ему предложить пригласить Вас сделать сообщение обществу.
Примите уверение в моем глубоком уважении и совершенной преданности.
Докладная записка профессора Д. И. Менделеева С. Ю. Витте от 14 ноября 1901 г.
ОБ ИССЛЕДОВАНИИ СЕВЕРНОГО ПОЛЯРНОГО ОКЕАНА
Экспедиции, снаряженной Петром Великим, – под командою Беринга – человечество обязано открытием пролива, разделяющего Старый Свет от Нового и соединяющего Великий океан с Ледовитым, в котором русские казаки и промышленники уже давно плавали по берегам. Отсюда ведут свое начало славные попытки XVIII и XIX вв. – найти северовосточный или северо-западный проход из Атлантического океана в Тихий, чтобы соединить кратчайшим водным путем две северные половины земного шара, подобно тому как это есть в высоких широтах на южной половине земли. Всем известна та бесстрашная и не боящаяся затрат – людьми и деньгами – настойчивость, с которою народы Западной Европы и Северной Америки преследовали эту задачу.
Встретив своеобразные препятствия во льдах Ледовитого океана, ныне люди, повидимому, совершенно отказались от указанной задачи. Но и теперь продолжают много работать на том же пути, хотя флаг из промышленного переменился на научный: достигнуть Северного полюса. Усилия Пири, Нансена и других исследователей проникнуть к нему на собаках и лыжах, по моему мнению, должно считать почтеннейшим из видов спорта, но не могущим доставить никаких серьезных практических результатов. Победить полярные льды надобно и особенно желательно для прямой промышленной пользы человечества в такой же по крайней мере, как и для торжества знаний. Победу можно считать полною, однако, только тогда, когда судно, снаряженное в Европе, скоро и прямо пройдет в Берингов пролив чрез те 2500 верст, куда не вступала еще доныне ни нога людей, ни корабли.
Если же один корабль успеет это выполнить скоро (т. е. не более, как в один месяц), разумно и уверенно (т. е., идя туда, куда желательно итти), чрез короткий промежуток времени, наверное, достигнется возможность, если не непрерывного, то правильного движения, как после Магеллана и Кука следом пошла масса кораблей. Первый пример будет указателем тех технических способов, которыми – после надлежащих усовершенствований – можно будет достигать этого, и если силою техники прорываются первозданные породы в массиве гор, то лед не может удержать людей, когда они применят надлежащие средства для борьбы с ним. В результате, конечно, получится новая форма специальных кораблей и новый подбор средств, но все это окупится сокращением морских путей, которыми прежде всего движется цивилизация и промышленность.
Желать истинной, т. е. с помощью кораблей, победы над полярными льдами, Россия должна еще в большей мере, чем какое-либо другое государство, потому что ни одно не владеет столь большим протяжением берегов в Ледовитом океане и здесь в него вливаются громадные реки, омывающие наибольшую часть империи, мало могущую развиваться не столько по условиям климата, сколько по причине отсутствия торговых выходов чрез Ледовитый океан.
Победа над его льдами составляет один из экономических вопросов будущности северо-востока Европейской России и почти всей Сибири, так как лес, хлеб и другие тяжелые сырые материалы отдаленных краев могут находить выгодные пути сбыта у себя в стране и во всем мире только по морю. Но и помимо большого экономического значения военно-морская оборона страны должна много выиграть, когда можно будет – без Суэцкого или иных каналов теплых стран – около собственных своих берегов переводить военные суда или хотя бы их часть из Атлантического океана в Великий и обратно, ибо Россия там и тут должна держать сильный флот для защиты своих жизненных интересов.
Выросши в холодной Сибири, постоянно с величайшим вниманием следя за описаниями полярных путешествий и многое узнав о них от покойного моего друга Норденшельда, совершившего ряд славных экспедиций в области льдов, я получил полное убеждение в возможности решительной победы над полярными льдами при помощи соответственных для того приспособлений и, главное, – ясного понимания сил, до сих пор препятствовавших кораблям проникнуть в неведомую околополюсную область, занимающую пространство около 4 млн кв. верст, т. е. близкую по величине к Европейской России.
В то время (1891–1893), когда я занимался бездымным пироколлодийным порохом и внихал в условия разрыва пушек, у меня составился ряд предположений о приемах, могущих пролагать пути кораблям среди льдов. В настоящее время, когда жидкий воздух получается легко в больших количествах, невидимому, имеется легкая возможность дешево взрывать толщи льдов, так как жидкий воздух с небольшой подмесью угля производит взрывы, которыми уже начинают пользоваться для проведения туннелей в твердых породах. Но техника дела только тогда обещает практический успех, когда она руководится ясным сознанием всех тех обстоятельств, которые она должна победить, чтобы напрасно не тратились ее силы. Поэтому я постараюсь вкратце выразить сущность тех препятствий, которые огораживают громадную область Ледовитого океана от напора людской пытливости.
Севернополярные льды, представляя среднюю наименьшую толщу по крайней мере в 3 арш., даже зимой почти непрерывно движутся. Это видно из всех путешествий, но с особенною ясностью из трехлетней экспедиции Нансена на «Фраме». Зимой движение льдов направлено преимущественно от Берингова пролива к Гренландии, летом же обратно, но эти общие направления непрерывно подвергаются частным изменениям. Неравномерная и большая толща льдов и их постоянное перемещение – вот препятствия, не пускающие к полюсу. Но в этом самом и надо находить основания для желаемой победы.
Причиною движений служат господствующие течения и ветры, напирающие на боковую, верхнюю и нижнюю поверхности льда. А так как суша почти окружает Ледовитый океан и является в нем в виде островов и главным выходом в Атлантический океан служит пролив между Гренландией, Исландией и Шпицбергеном, то из непрерывности движения льдов вытекает множество важных следствий, которые и должно положить в основание соображений, касающихся провождения кораблей чрез Ледовитый океан.
При этом особенно важны следующие три следствия:
1. Часть океана во все времена года представляет полыньи, а летом, когда бури и перемены направления движений более часты и когда происходит постоянное освобождение части льда в Атлантический океан, поверхность Ледовитого океана весьма неравномерно покрыта льдами. Около берегов, в особенности крутых (Гренландия и другие острова на север от Канады), скопляются массы льдов. Их нет летом около сибирского берега по двум причинам: во-первых, потому что туда впадают многоводные реки, а во-вторых, потому что море около Сибири не глубоко (в среднем 10–15 саж. на пути, которым прошла «Вега»), океанский же лед часто сидит очень глубоко и, так сказать, становится на якорь вдали от берегов, оставляя полосу воды с малым скоплением льдов (как показали путешествия русские и Норденшельда на «Веге»). Особенно же велико скопление льдов над Северной Америкой от Гренландии до Берингова пролива, потому что тут расположилось множество островов, открытых полярными исследователями.
Принимая во внимание количество льдов, выходящих около Гренландии, прямые наблюдения в часто посещаемых частях Ледовитого океана (около Новой Земли, Земли Франца-Иосифа и Шпицбергена) и то обстоятельство, что часть льда в теплое время года тает от незаходящего солнца и от теплоты, приносимой Гольфстримом, все наблюдатели за последнее время единогласно признают, что в летние месяцы (июнь, июль, август и начало сентября) от льдов свободна в среднем, по крайней мере, часть Ледовитого океана.
А так как не посещенная до сих пор средняя и главная его часть, наверное, в летнее время не дает новых льдин, то в ней – с своей стороны я полагаю – по крайней мере половина поверхности должна представлять свободную воду (особенно если там мало островов, как есть основание полагать), тем более, что многие наблюдатели не раз добирались до так называемого «открытого моря» на краю достигнутых ими пунктов. Это обстоятельство представляет ясное указание на то, что с помощью собак и лыж нельзя надеяться достигнуть какой-либо серьезной цели летом; зимою же морозы представляют чрезвычайное препятствие для наблюдателей и для живых двигателей. Сильный корабль и свободные части вод – вот первые средства для победы над препятствиями Ледовитого океана.
2. Движущиеся льды, напирая друг на друга, должны давать и дают трещины, складки и нагромождения (торосы), усложняющие санные передвижения и представляющие серьезные преграды для прохода кораблей, так как эти нагромождения дают соответственные утолщения как в верхней, так и в подводной частях льдов. Для кораблей, подобных ледоколу «Ермак», обычные одногодовалые полярные льды представляют гораздо меньшие препятствия, чем указанные торосы, покрывающие льдины по всем направлениям. Эти нагромождения, по моему мнению, должно устранять с пути при помощи взрывов, а никак не простым напором или ударами корабля, так как они ведут к напрасной трате времени и угля,
3. Наиболее свободных водных путей в Ледовитом океане в летнее время должно искать поэтому только в двух направлениях: во-первых, около берегов Сибири и, во-вторых, в центре неизвестных частей Ледовитого океана, если там мало островов. Сибирские берега представляют малые углубления и пригодны лишь для свободного плавания небольших кораблей, притом этот путь почти в два раза длиннее прямого пути чрез полюс, если крайними пунктами считать берега Норвегии и Берингов пролив.
Все то, что доставил трехлетний дрейф «Фрама», показывает, что средина Ледовитого океана представляет глубины значительные (2–3 версты и более), не могущие задерживать глубоко сидящих льдин. Только здесь и можно надеяться найти проход для больших кораблей чрез Ледовитый океан, если будет пройден тот пояс льдов, который расположен около Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа. Надо думать, что эти острова, и останавливают массу льдов, здесь видимых ежегодно. За ними – летом – должно быть много свободных вод.
Из сказанного уже видны те начала (принципы), при помощи которых мне кажется возможным ныне же решиться на борьбу с Ледовитым океаном.
Когда в 1897 г. адмирал С. О. Макаров выступил в печати со своим проектом сильного ледокола, он встретил с моей стороны не только полное сочувствие, но и всевозможное содействие к осуществлению его мыслей. Это служило поводом к назначению меня членом комиссии, обсуждавшей при Министерстве финансов устройство «Ермака». Соглашаясь во многом с адмиралом в то время как строился этот корабль, я представил вместе с ним проект экспедиции, назначавшейся на лето 1899 г. для научных исследований в Ледовитом океане.
Все приготовления, включая и сотрудников, к весне 1899 г. были уже сделаны мной, но мне пришлось отказаться, так как адмирал пожелал, под конец, остаться единственным руководителем всех исследований, захотел иметь меня и всех моих сотрудников в своем полном распоряжении и не согласился взять нас даже как пассажиров, хотя экспедиция была в принципе разрешена на наше общее имя. Отказываясь, я желал всякого успеха его предприятию, но не мог согласиться не только на подчинение научных сил командиру судна, но также и на общий план всей экспедиции, равно как и на многие ее частности.
Адмирал Макаров отрицал пользу попыток пройти чрез полюс в Берингов пролив и ставил целью прохождение ледоколом к устьям Оби и Енисея, надеясь этим путем водить за собой торговые корабли и удлинить время навигации к устьям указанных рек, проходя на север от Новой Земли по прямому пути. Такая цель мне казалась малозначащею для России, потому что Виггинс уже несколько раз проводил торговые корабли в устья Оби. Что же касается до мысли о применении сил ледокола, то она рельефно выразилась в издании адмирала «Ермак во льдах» (1901), так как он свою лекцию 1897 г. озаглавил прямо «К Северному полюсу – напролом!».
С своей стороны я полагал, что напролом нельзя проникнуть к полюсу лишь при помощи корабля, хотя бы это и был ледокол в 10 или даже 20 тыс. сил. Способность ломать лед прямым напором – с разбега вполне годится при проходе льдов Балтийского моря и любой реки или озера, но одна она недостаточна для прохода Ледовитым океаном, там должно и нужно пользоваться везде, где можно, обходом, а не проломом, а пролом массивных торосов применять следует только после их распадения от взрывов. Адмирал в своих экспедициях три раза на ледоколе «Ермак» пытался итти к полюсу «напролом», в самом деле ломал лед, но в конце концов ни разу не прошел дальше, чем его предшественники на простых кораблях, для пролома не приноровленных.
Поэтому видно, что я не мог сойтись во многих коренных пунктах с адмиралом Макаровым, но так как он был действительным начинателем «Ермака», то и предоставил всю честь первых проб этому почтенному деятелю, немало потрудившемуся для изучения распределения температур и плотностей [воды] в океанах и морях.
Летом текущего 1901 г. С. О. Макаров, направив «Ермак» во льды, окружающие северную часть Новой Земли, завяз в этих льдах, напрасно бился «напролом», освободился от льдов лишь благодаря перемене ветра и, пройдя к Земле Франца-Иосифа, встретил довольно свободное море, а потому мог бы итти дальше, но за поздним временем и за недостатком запасов – решил возвратиться назад, ничего коренного не прибавив к нашим сведениям о Ледовитом океане, именно по той причине, что шел «напролом» и ставил целями лишь изучение свойств льда и свойств ледокола.
Эти свойства показывают ясно, что несколько дней «Ермак» успешно может бороться со льдами небольшой толщины, и я полагаю, что этого более чем достаточно для того, чтобы пробовать проникнуть на этом ледоколе в неведомую страну, окружающую полюс, и затем к Берингову проливу, а потому решаюсь ныне, когда уже три лета длился опыт с «Ермаком» в руках адмирала, просить произвести опыт с этим же ледоколом под моим руководством, для проникновения в неизвестную область льдов.
Не пытаясь, конечно, ничего нельзя достичь, попытка же – пройти безостановочно к полюсу и к Берингову проливу– достойна полного напряжения сил и, по моему крайнему разумению, года в три, наверное, может доставить успех. Первый год, мне кажется, следует попытаться проникнуть только примерно до полюса, чтобы в общих чертах расследовать, сколько там находится льдов в летние месяцы и нет ли по сю сторону островов. При удаче, т. е. при оправдании предположения о существовании «свободного моря», даже первое плавание может привести в Берингов пролив, так как от Шпицбергена к нему всего около 3600 верст и, при средней скорости во льдах по 6 узлов (на свободной воде «Ермак» может делать 12 узлов), этот путь можно пройти не более, как в 15 дней, если топлива будет достаточно.
Но я не льщу себя такой удачей, а предполагаю достичь ее только во второй и третий года, когда накопится опыт хода не просто напролом ледоколом, а по возможности в свободной воде и при помощи взрыва торосов и всяких иных больших толщ льда. Питая уверенность в успешности трехлетней попытки, я прошу, однако, в настоящее время лишь доставления возможности на предстоящий 1902 г.
Просьба моя состоит, в сущности, из трех частей.
1. Прошу дать возможность приспособить ледокол «Ермак» к удобству плавания в Ледовитом океане. Для этого мне кажется чрезвычайно важным, во-первых, переделать все или, по крайней мере, половину топок для нефтяного отопления. Это тем важно, что тогда топка потребует мало прислуги (кочегаров), а из команды в 100 человек на «Ермаке» 24 кочегара и 12 матросов-угольщиков. Во-вторых, мне кажется необходимым приспособить каюты для зимовки в Ледовитом океане, так как случайности неизвестного моря могут принудить остаться на зиму, а каюты «Ермака», распределенные в разных частях корабля, не пригодны для этой цели. Такую переделку, по собранным мною справкам, можно с уверенностью исполнить в течение 2 месяцев, не останавливая работы «Ермака» в Балтийском море. Но очевидно, что необходимо по крайней мере в феврале уже разрешить переделку и ее начинать в марте, чтобы не опоздать в Ледовитый океан.
2. Прошу дать мне возможность распорядиться «Ермаком», начиная с июня 1902 г., с тем условием, чтобы иметь право остаться во льдах в случае надобности на всю предстоящую зиму. Капитан и все служащие ледокола должны быть об этом заранее предуведомлены. Для того, чтобы явно показать, что, по моему мнению, зимовка будет решена лишь при настоятельной надобности и не представляет особых опасностей, я предполагаю взять с собою своего сына, кончающего ныне курс гимназии и сильно желающего мне сопутствовать. Ни мне, по моим старым годам, ни моему сыну, по необходимости продолжать учение, не подходит зимовка, и если я прошу предуведомить об ней команду, то лишь на тот случай, когда крайняя надобность и прямая польза дела покажут в том необходимость. Если эта крайность произойдет, то я жду большой пользы от зимнего пребывания «Ермака» во льдах, так как надеюсь за это время испытать его способность при помощи взрывов передвигаться даже в зимние холода, т. е. надеюсь добыть материал для суждения о возможности прохода Ледовитым океаном зимою.
3. Две указанные выше просьбы не могут быть осуществлены без ассигнования на то особых средств. По моим расчетам, они не должны превышать 200 тыс. руб., а именно: примерно 25 тыс. руб. на переделки, около 60 тыс. руб. на топливо (нефть и каменный уголь), около 60 тыс. руб. на полный полуторагодовой запас всякого провианта для всех участников, около 10 тыс. руб. на приборы, а остальное (45 тыс. руб.) на вознаграждение ученых сотрудников, на средства для взрывов, на запасы всякого рода материалов, потребных на полгода, и на текущие расходы до Шпицбергена. Во всяком случае, менее, чем на 150 тыс. руб., никоим образом нельзя организовать желаемую экспедицию, а если она окончится в сентябре того же 1902 г., значительная часть запасов останется в экономии (на другие экспедиции), но я считаю невозможным начинать дело правильно, если не сделано будет запасов на полгода времени.
Если обстоятельства, встреченные в неизвестной области, окружающей полюс, окажутся совершенно неблагоприятствующими выполнению всего плана, намеченного выше, все же я надеюсь, что испрашиваемые средства не пропадут даром, так как на них считаю возможным сделать ряд наблюдений научного свойства, могущих разъяснить еще ныне темные стороны многих полярных явлений. Завоевав себе научное имя, на старости лет я не страшусь его посрамить, пускаясь в страны северного полюса, и если обращаюсь к вашему высокопревосходительству с откровенным выражением своих мыслей, то лишь в той уверенности, что вы достаточно знаете меня как естествоиспытателя, чуждого мечтательности.
Вы исходатайствовали у государя императора средства на постройку «Ермака» и на три экспедиции адмирала Макарова, а теперь приняли ледокол в свое заведывание. Ведь он, спасши от гибели пятимиллионный броненосец «Генерал-адмирал Апраксин», в сущности, уже окупился, а потому не откажитесь еще раз попытать на «Ермаке» то, что давно занимает умы пытливых людей всего света. Ведь мной руководит лишь надежда на конце жизни еще послужить на славу науки и на пользу России в таком предприятии, где приобретенный опыт в жизни и науке найдет полное применение.
Не смотрите на то, что я не моряк. Ведь Норденшельд и Нансен не были моряками, а натуралистами, и им доверяли не напрасно, так как они честно и точно выполнили то, за что брались. Совершенно не подготовленный, я благополучно, несмотря на полную нечаянность, выполнил свой полет на неизвестном мне аэростате из Клина, а ледоколом «Ермак» я глубоко интересуюсь, как вам известно, с самого его зачатия, а потому смею думать, что его знаю достаточно, чтобы разумно им воспользоваться и сделать с ним доступное возможности.
Но если вы согласитесь на предлагаемую мною экспедицию, покорнейше прошу не отказать мне в том, чтобы до ее окончания не разглашалось мое представление вашему высокопревосходительству, так как успешность выполнения всего плана много зависит от разнообразнейших случайностей. Сам же я постараюсь нигде не промолвиться об истинных целях экспедиции; она будет простым исследованием Ледовитого океана. В заключение повторю еще раз: без смелых попыток и без разумных пожертвований нельзя надеяться успешно воевать с природой, как нельзя этого делать и с людьми.
P. S.
Если бы я имел возможность организовать совершенно вновь, всю сначала, полярную экспедицию (на три года по указанному плану), то построил бы легко (как «Фрам») поворотливый паровой ледокол не в 8 тыс. тонн на 10 тыс. сил, как у «Ермака», а всего лишь в 2–3 тыс. тонн и на 3–4 тыс. сил, с сильным стальным остовом и креплением и с двойною обшивкою – из стали снаружи и из дерева внутри, – стоимостью примерно в 500 тыс. руб., при нефтяной топке. Общая стоимость была бы тогда примерно следующая: постройка 500 тыс. руб., 1-й год экспедиции около 130 тыс. руб., 2-й – около 100 тыс. руб. и 3-й год – около 70 тыс. руб., а в сумме всего около 800 тыс. руб.; всех наблюдателей и команды надобно было бы для него не более 30 лиц. Указанный ледокол можно построить и снарядить примерно в один год или не более, как в полтора года, а экспедицию совершить на нем можно было бы гораздо надежнее, чем на «Ермаке».
Из письма С. О. Макарова С. Ю. Витте от 18 мая 1902 г.
Ваше высокопревосходительство милостивый государь Сергей Юлиевич!
Во время посещения судов на Кронштадтском рейде 16-го сего мая Его Величеству угодно было назначить мне аудиенцию на следующий день, после которой я лично был у Вашего высокопревосходительства и в подтверждение моего словесного доклада имею честь изложить следующее:
Я доложил Его Величеству, что, к сожалению, моя болезнь помешала мне сделать ему доклад и что та же болезнь помешала мне прочесть уже назначенные лекции в экстренном заседании Географического общества в Петербурге и в обществе Любителей естествоиспытаний в Москве; что на этих лекциях я хотел защитить мою мысль об исследовании Северного Ледовитого океана при посредстве ледоколов. На это Его Величество изволил дать мне следующий высокомилостивый ответ: «Я с интересом выслушаю Ваш рассказ, но в моих глазах Вам не нужно защищать Вашу мысль, ибо я остаюсь при прежних убеждениях».
На это я осмелился доложить Его Величеству, что в настоящую минуту, до того как я публично изложу результаты последнего плавания, не следовало бы и решать вопрос о том, идти или не идти вновь в Ледовитый океан; но нынешним летом, когда ледокол свободен, следовало бы воспользоваться, чтобы переменить концевые валы, которые прогнулись частью при плавании в Балтийском море, частью при плавании в Ледовитом океане. На других ледоколах, байкальском и в Гангё, валы ломались.
Его Величество изволил приказать мне, чтобы я написал об этом Вашему высокопревосходительству для доклада ему.
Считаю долгом присовокупить, что хотя с погнутыми валами ледокол проплавал всю эту зиму, тем не менее нельзя оставлять их в том же виде, ибо разрабатываются дейдвудные трубы, и в прошлую зиму был случай, что одна из машин остановилась. Вероятно, там что-нибудь сломано.
Валы следует заказать сталеникелевые, утолщенные как в самом конце, так и в середине, на месте выточки. Валы не из никелевой стали и неутолщенные не годятся для службы, и они будут вновь прогибаться. Его Величеству угодно было выразить желание, чтоб я приготовил доклад о плавании ледокола «Ермак» на английском языке ко времени пребывания императора Вильгельма в Ревеле; доклад состоится на императорской яхте «Штандарт». Осведомившись, что имеется большая картина ледокола «Ермак» в полярных льдах, Его Величество выразил желание, чтобы она была приготовлена для подарка императору Вильгельму. Картина эта с рамкою стоит 1250 руб., об ассигновании которых имею честь покорнейше просить Ваше высокопревосходительство.
Пользуюсь настоящим случаем, чтобы в дополнение к словесному моему докладу изложить Вашему высокопревосходительству, что на обработку и издание научных материалов, собранных во время плавания 1901 г., я испрашивал 3000 руб., было же ассигновано лишь 1500 руб. Так как пришлось чертить карты, брать вычислителей и делать другие расходы, то ассигнованных 1500 руб. оказалось совершенно недостаточно, и я покорнейше прошу Ваше высокопревосходительство об ассигновании еще полутора тысяч.
Как Вашему высокопревосходительству известно, отказ от соглашения с другими европейскими державами на право собственности печатного слова затруднил издание русских солидных книг за границей, ибо каждый издатель говорит, что он ничем не обеспечен, так как всякий другой издатель может опубликовать то же сочинение, воспользовавшись сделанным им переводом. По этой причине мне не удалось приискать ни в Германии, ни в Англии издателя, который согласился бы принять на себя хоть часть расходов. Между тем гидрологией и биологией занимаются в Германии, Англии и Норвегии очень много, и для того, чтобы сделанные научные труды не пропали даром, необходимо их издать по крайней мере хоть на одном европейском языке.
На основании этих мотивов Академия наук не поскупилась на свои собственные средства издать созданный мной по их желанию довольно большой труд, озаглавленный «“Витязь” и Тихий океан», на русском и французском языках.
Решаюсь беспокоить Ваше высокопревосходительство просьбой ассигновать 4000 руб. на перевод и издание на одном из европейских языков научных трудов, произведенных на ледоколе «Ермак» во время плаваний в 1899 и 1901 годах.
Письмо С. О. Макарова П. П. Семенову от 5 декабря 1901 г.
Милостивый государь Петр Петрович!
Позвольте принести Вашему высокопревосходительству глубочайшую благодарность за то, что Вы мне дали возможность поделиться моими мнениями об исследовании Ледовитого океана в столь прекрасной обстановке, а также высказать мою благодарность за добрые слова приветствия, которыми Вы предварили мое чтение.
Пользуюсь этим случаем, чтобы напомнить Вашему высокопревосходительству, что с самого начала постройки «Ермака» министр финансов никогда не получал ни от одного ученого общества заявления о пользе, которую «Ермак» может принести при исследовании Ледовитого океана. Он, оказывая свою поддержку, должен был действовать самостоятельно, и два раза это его не остановило, но теперь он не сделает ни одного шага без авторитетной просьбы учреждения, заинтересованного в успехе географических исследований.
Вы изволите видеть, что я сделал все, что возможно, чтобы разъяснить истинное положение дела. С этой целью я на квартире Вашего товарища, М. А. Рыкачёва, изложил суть дела, дал возможность сведущим лицам высказаться и обменяться суждениями и 25 ноября в экстренном заседании ознакомил всех членов Географического общества с состоянием этого дела.
Теперь дело за Географическим обществом, и если оно теперь же не придет на помощь, то дело заглохнет. Помощь теперь насущно нужна. Запроса по сему предмету в Географическое общество не последует, и, по моему мнению, нет другого средства, как взять Географическому обществу инициатизу на себя.
Я считаю достаточно обоснованными следующие положения:
1) Полярный лед при ударе ледокола «Ермак» разламывается, и даже большие торосы при ударе в них дают трещины и распадаются.
2) Если лед легкий (3–5 футов) и ослаблен действием летнего солнца, то ледокол может идти сплошными полями с полным успехом.
3) Если лед тяжелый, с торосистыми нагромождениями, то ледокол, выбирая путь между льдинами, может с успехом двигаться, разбивая перешейки и даже поля, но при условии чтобы лед не находился в сжатии, ибо надо иметь место, куда сдвинуть льдины.
4) Сжатие льдов у берегов Новой Земли, которые тянутся 600 миль, в лето 1901 г., вследствие условий ветра было беспрерывно в течение почти четырех недель. У островов меньшего размера сжатие не может быть столь продолжительным, ибо каждая перемена ветра и течения нарушает условия сжатия. На просторе сжатие и ослабление льда чередуются в сравнительно короткие промежутки; поэтому опыт показал, что плавание ледокола на просторе всегда было бы вполне успешно.
5) Замечено, что, в случае необходимости пробиться через очень тяжелое поле, большую пользу оказывает выпускание больших масс воды на лед из носовой части ледокола. Во время плавания в 1901 г. на «Ермаке» была приспособлена лишь одна помпа для такого отливания воды, теперь же для успеха плавания в балтийских льдах к такой же работе приспособлено еще три помпы, дающие вместе до 60 тонн воды в минуту. Поэтому «Ермак» будет в будущие годы успешнее работать в полярных льдах, чем в 1901 г.
6) Во время плавания 1901 г. выяснилось, что при пробивании сквозь торосы большую пользу приносит опускание якорей, которые при движении ледокола назад могли сдвигать с своего места густую кашу льда и тем ослаблять удары в лед. В 1901 г. сломался брашпиль, и это помешало пользоваться якорями для указанной цели. Повреждение брашпиля есть случайность которая, вероятно, не повторится, ибо крепость брашпиля усилена.
7) Для сдвигания разбитого льда на «Ермаке» во время плавания 1901 г. своими средствами сделали особое приспособление, которое помогало делу; если же это приспособление сделать средствами порта, то работа ледокола в сжатом торосистом льду значительно улучшится. Приспособление обойдется около двух тысяч рублей.
8) Большую задержку при разбивании торосов производит отсутствие возможности отступать назад из опасения повредить руль. С этой целью спроектирован небольшой кормовой таран, который прикроет руль и даст возможность более смело работать кормою, что увеличит набег, и, следовательно, улучшит способность ледокола пробиваться через тяжелые торосистые поля. Приспособление обойдется не более тысячи рублей.
9) Ледокол «Ермак» в первоначальном его виде, с передним винтом, не мог безнаказанно для себя бороться с полярными льдами, при ударах в которые корпус страдал и даже получилась пробоина. После переделки носовой части ледокол «Ермак» при разламывании полярного льда не повреждался.
На основании всего сказанного выше можно прийти к заключению, что «Ермак» может работать во льдах Ледовитого океана, что на просторе его работа будет успешнее, чем у берегов и что нет ничего невероятного, если ему удастся проникнуть в такие места, которые еще никогда не были посещены человеком и остаются совершенно неизученными.
Письмо М. А. Рыкачёва С. О. Макарову от 5 января 1903 г.
Глубокоуважаемый Степан Осипович!
Дорого стоившая Шпицбергенская экспедиция только что закончилась; Академия озабочена получением средств на издание Ваших результатов этой экспедиции. Но несравненно большие заботы и серьезные опасения ей причиняет другая полярная экспедиция – барона Толля. «Заря» окончила кампанию. Офицеры, команда и часть членов ученого состава вернулись; но начальник экспедиции и 2 его сотрудника находятся на островах Беннетта и Котельном.
Особенно опасно положение барона Толля и астронома Зеберга на острове Беннетта. Академия озабочена их спасением, и для этой цели, помимо снаряжения партий зимней санной и летней на Котельный и на Новую Сибирь, на случай если бы Толлю удалось туда пробраться, предполагается послать прежних офицеров и команду на «Заре» и на ней сделать попытку подойти к Беннетту. На эту экспедицию потребуется от 60 до 70 тысяч. Только потому, что экспедиция снаряжается для спасения именно Толля и его товарищей, мы надеемся получить деньги.
Командование «Зарею» будет поручено опять Матисену, который должен отправиться 1 февраля; ему уже поручено делать все подготовления. При таких условиях, очевидно, Академии немыслимо затевать новую полярную экспедицию. Момент для этого самый неподходящий. Другое дело – подвергнуть рассмотрению вопрос: не было ли бы целесообразным взамен «Зари» отправить для спасения Толля «Ермак».
В пятницу 10-го созывается Академическая комиссия Русской полярной экспедиции, и я бы мог возбудить вопрос о «Ермаке» для спасения Толля; главное возражение, которое мне делали, состоит в том, что «Ермак» глубоко сидит и состав команды слишком велик на случай зимовки. Как смотрите Вы на этот вопрос? Много ли дороже обошлось бы снаряжение «Ермака» и увеличились бы при этом шансы спасения людей? Пошли ли бы Вы сами в Полярное море при таких условиях? Если помощь «Ермака» Вы признаете важною, прошу Вас, дайте мне знать по телефону и телеграфу; быть может, председатель комиссии согласится вызвать на совещание Коломейцева. Итак, до свидания. Как видите, я принял горячо к сердцу Ваше предложение. Шлю сердечный привет и пожелания Вам хорошего.
Письмо М. А. Рыкачёва С. О. Макарову от 9 января 1903 г.
Глубокоуважаемый Степан Осипович!
Со времени последней моей телеграммы обстоятельства относительно применяемых мер к спасению барона Толля и его спутников изменились. Лейтенант Матисен окончательно отказался от предприятия спасти Толля на «Заре», сознав невозможность успеха. Снаряжается санная экспедиция. При таких условиях, если санной экспедиции не удастся достигнуть Беннетта, остается последний возможный путь достигнуть цели – послать «Ермак». При таких обстоятельствах надо заблаговременно обсудить этот вопрос.
Еще ничего не зная об отказе Матисена и не имея возможности выходить иэ дома по болезни, я просил Э. В. Штеллинга о нашей с Вами переписке и о моих соображениях переговорить с представителем комиссии Ф. Б. Шмидтом. Последний обещал доложить об этом Великому князю. Теперь же, узнав об отказе Матисена, я предпринимаю дальнейший шаг – вношу официальное предложение комиссии обсудить заблаговременно этот вопрос, чтобы быть подготовленным на случай, если встретится надобность к снаряжению «Ермака». Обо всем этом на всякий случай спешу Вас уведомить.
Я все еще не совсем поправился; но до 12 часов ежедневно справляю текущие дела обсерватории, и только после завтрака по предписанию врача ложусь в постель. В субботу иду на консультацию к врачу. Итак, пока до свидания.
Письмо от профессора СПБ университете Ф. Петрушевского С. О. Макарову от 11 января 1903 г.
Ваше Превосходительство милостивый государь Степан Осипович!
Я чрезвычайно признателен Вам за присылку мне Вашего сочинения «Ермак», содержание которого представляет и научный интерес и имеет большое практическое значение для плавания среди льдов.
А. Л. Гершул сообщил мне о Вашем желании сделать в Физико-химическом обществе доклад по предмету Вашего сочинения. По новому уставу нашего отделения председатель назначается у нас на год, я же избран почетным постоянным председателем; председателем на 1903 год назначен профессор Н. Г. Егоров. Он и Совет отделения будут уведомлены о Вашем предложении, которое будет, конечно, принято с удовольствием. На Ваш доклад потребуется много времени, но, конечно, в интересах самого доклада заключается поддержание полного внимания слушателей, так что Вы, вероятно, сами же пожелаете читать не более чем часа два приблизительно.
О дне, в который можно будет читать доклад, Вы, конечно, получите своевременно извещение.
С истинным почтением и преданностью честь имею быть всегда готовый слуга
Заметка в газете «Биржевые ведомости» от 6 февраля 1903 г.
Министерство финансов, находя для себя неудобным и убыточным содержание ледокола «Ермак», предложило Морскому министерству принять его в состав военного флота. Морское министерство принципиально согласилось на такую передачу ледокола в морское ведомство, и в настоящее время комиссия из инженеров и других специалистов обсуждает вопрос о том, какие переделки необходимы на ледоколе, в случае если он будет принят в состав военного флота, чтобы судно могло исполнять транспортную службу и служить для обучения машинных команд.
Письмо С. О. Макарова секретарю Физико-химического общества Н. Г. Егорову от 26 февраля 1903 г.
Милостивый государь Николай Григорьевич!
Приношу Вам мою глубочайшую благодарность за доставленный мне случай ознакомить членов Физического отделения Русского физико-химического общества с результатами исследований, произведенных во время плавания ледокола «Ермак» в Ледовитом океане.
На сообщении этом я возбудил вопрос о том, какое содействие могло бы названное общество оказать к осуществлению дальнейших работ по тому же предмету. Это дало повод к обмену мыслей, и высказано было, что если я сообщу в отделение мою программу предстоящих ледоколу «Ермак» работ, то она могла бы быть рассмотрена и пополнена особой комиссией из ученых по выбору отделения.
Я нахожу, что образование комиссии для рассмотрения программы предстоящих работ было бы весьма полезно для дела. Я с удовольствием приму участие в этой комиссии, если такая образуется, и могу сообщить в следующих общих чертах мою программу.
1) По географии. Не исследована часть Ледовитого океана, лежащая между путем Нансена и северным берегом Сибири. Длина этой области 800 морских миль, ширина от 250 до 350 миль. То же к северу от Земли Франца-Иосифа и островов Шпицбергена область длиною 400 миль, шириною 250 миль. То же между путем «Жаннетты» и «Веги», область длиною 500 миль, шириною 300 миль. Наконец не исследован весь простор Ледовитого океана длиною приблизительно 1300 миль и шириною 1100 миль.
На всех этих пространствах неизвестны ни глубины моря, ни всякие другие океанографические подробности. Также неизвестно, существуют ли в этих местах земли и острова, или же пространства эти наполнены плавучим льдом.
2) По гидрологии. Изучение температуры, удельного веса и химического состава воды на различных глубинах.
3) По биологии. Изучение организмов, находящихся на дне моря, а также рыб.
4) По магнетизму. Изучение всех трех элементов в различных точках Ледовитого океана.
5) По физике. Изучение природы льда и его физических свойств.
6) По ботанике. Изучение полярной флоры.
7) По геологии. Изучение геологического строения полярных земель, открытых и имеющих впредь быть открытыми.
Программа плавания ледокола могла бы быть следующая: организовать плавание на одно лето, но провизии взять на всякий случай на 2 года.
К половине нашего июня ледокол с полным запасом угля должен быть готов к выходу по назначению в одном из северных норвежских портов или в Екатерининской гавани. Путь следует направить между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа и в первый год, в зависимости от состояния льда, обследовать ту или другую часть Ледовитого океана.
К 1 сентября предпочтительно выйти из льдов Ледовитого океана и, если обстоятельства позволят, заняться описью берегов Новой Земли, которую и окончить, в зависимости от наступления морозов.
Если лед на просторе Ледовитого океана такой, каким он представляется из описаний Нансена, то в 2 1/2 летних месяца можно с ледоколом пройти довольно значительные пространства и вернуться с обильным научным материалом, который окупит расход на содержание ледокола «Ермак», стоящее столько же, сколько и всякого другого парохода того же размера.
Прошу принять уверение в моем глубочайшем уважении и преданности.
Письмо П. П. Семенова С. О. Макарову от 11 марта 1903 г.
Милостивый государь Степан Осипович!
Получив Ваше письмо с изложением мыслей о полной возможности исследования Ледовитого океана при помощи ледокола «Ермак», даже в таких местах, которые не были посещены человеком и остаются совершенно неизученными, я докладывал о содержании его Совету императорского Русского географического общества.
Вообще изучение Севера и, в частности, Ледовитого океана за последнее время привлекает внимание ученых всего мира, и России в этом общем стремлении удовлетворить пытливость человеческого ума принадлежит видная роль. Нельзя не относиться с полным уважением к той энергии и самоотверженности, которую проявляют в этом отношении русские ученые.
Среди многочисленных изысканий тех способов, при помощи которых можно было бы проникнуть в самые отдаленные пространства полярной области Вам принадлежит идея приспособления к этой цели особо сильного ледокола и, осуществив ее, Вы уже на практике доказали, что ледокол – одно из сильных средств для борьбы и с полярными льдами. Как показали плавания «Ермака», судно это, в особенности с теми усовершенствованиями в нем, которые вызвала практика и Ваши теоретические предположения, по-видимому, с большим успехом может пробивать путь в открытом океане, чем у берегов, где льды более сжаты, и, таким образом, возможность наиболее безопасного проникновения в отдаленные пространства Ледовитого океана представляется вероятнее, чем казалось это до плавания «Ермака». Мне кажется, что его экспедиция в Ледовитый океан в случае хорошей ее организации могла бы доставить науке очень интересный и обширный материал, а России – почетное место в первенстве открытия не посещенных человеком пространств.
Но Совет императорского Русского географического общества не решился принять на себя организацию такой экспедиция, в успехе которой он не имеет полной уверенности и на которую, не имея собственных средств, он вынужден был бы испрашивать средства у Министерства финансов в очень значительном размере.
Примите, милостивый государь, уверение в отличном моем к Вам уважении и совершенной преданности.
Письмо С. О. Макарова П. П. Семенову от 15 марта 1903 г.
Письмо вашего высокопревосходительства от 11 марта мною получено.
Из него видно, что «Совет императорского Русского географического общества не решился принять на себя организацию экспедиции на ледоколе «Ермак», в успехе которой он не имеет полной уверенности».
Отказ Совета взять на себя организацию экспедиции не останавливает дела, но отказ мотивирован отсутствием полной уверенности в успехе экспедиции, и это совершенно заграждает мне дальнейший путь, ибо учреждение, наиболее компетентное в решении вопроса о том, можно или нет надеяться на успех дальнейшей работы ледокола «Ермак» в Ледовитом океане, решило его отрицательно. Вашему высокопревосходительству хорошо известно, что после такого заключения, сделанного Советом Географического общества, не может быть никакой надежды на то, что экспедиция эта состоится. Если бы даже было намерение разрешить ледоколу «Ермак» плавать в Ледовитом океане, то оно должно быть оставлено, ибо самое компетентное в этом отношении учреждение сомневается в успехе.
С того времени, когда я выступил с моим предложением исследовать Ледовитый океан при посредстве ледоколов, я делал все зависящее от меня, чтобы познакомить членов Географического общества с теми данными, которые могли бы дать им возможность составить верное суждение об осуществлении моих предположений.
Как вы помните, первоначально моя мысль не была одобрена Географическим обществом, главные представители которого отрицали возможность пробиваться ледоколом через полярные льды. В числе таких противников высказанных мною мыслей были покойные – генерал-лейтенант Тилло и профессор Мушкетов. Последний категорически доказывал, что льды Ледовитого океана не могут быть разбиваемы никакими ледоколами.
Произведенные два пробные плавания показали, что полярные льды могут быть разбиваемы. Ледокол успешно шел через льды, и, следовательно, защищавшаяся мною мысль была правильна. Я не сразу достиг достаточной крепости корпуса, но оказавшийся недостаток устранен, и теперь ледокол выдерживает удары в полярные льды без повреждений. Полярные льды при ударе ледокола разламываются довольно успешно, и если нет сжатия, то ледокол идет хорошо.
Я всегда сознавал, что затруднения могут быть скорее под берегом, чем на просторе, и, составляя программу плавания 1899 года, я хотел идти вдали от берега. Вы указали мне на то, что для географии было бы важнее сделать опись Новой Земли. Я тогда уступил Вам и изменил программу таким образом, что главнейшею задачею явилось производство картографических работ у берегов Новой Земли.
Опыт же показал, что с берегами надо сближаться осторожно, ибо, как было в 1899 году, у берегов большого протяжения при случайных упорных ветрах в одном направлении могут быть продолжительные сжатия, при которых «Ермак» не может с успехом продвигаться. На просторе эти сжатия бывают краткосрочны, а потому опасности быть зажатым на продолжительное время не предвидится.
Все это было мною подробно изложено на особом совещании, состоявшемся в квартире Вашего почтенного товарища М. А. Рыкачёва при обмене мыслей, который последовал за моим докладом, не высказывалось опасений, что ледокол может быть затерт льдами. Мнения расходились в деталях, а именно: одни ставили главнейшей задачей опись берегов Новой Земли, другие же присоединялись к моему мнению, что надо составить задачу, сообразуясь с особенностями ледокольного дела, и предпринять предварительно обследование пространств, никем не посещенных, занявшись описью берегов тогда, когда к этому представятся удобные в отношении льдов обстоятельства. В то время не говорилось о неуверенности в успехе. Между тем отказ Совета мотивирован такою неуверенностью.
Я не могу быть в претензии на нежелание Совета принять на себя организацию экспедиции. Совет свободен в выборе той или другой экспедиции, и отказ его не лишает меня возможности пробовать другие средства, чтобы довести до конца начатое мною дело. Препятствием этому служит мотив Совета «неуверенность в успехе», и я считаю себя обязанным обратиться к Вашему высокопревосходительству с покорнейшей просьбой позволить мне защитить мою мысль перед гг. членами Совета.
Я бы желал услышать от них, что именно служит причиной их неуверенности в успехе. Главнейший вопрос это – может или не может ледокол «Ермак» пробиваться через полярные льды, и для дела весьма существенно, чтобы Совет общества высказался именно по этому предмету.
По настоящее время не придумано других, более надежных средств для того, чтобы доставлять ученых в избранную часть Ледовитого океана. Ледокол пока есть единственное средство для названной цели. Мы имеем подходящий ледокол, и для того, чтобы им воспользоваться, не нужны ни материальные жертвы Географического общества, ни даже его ходатайства. Нужно только, чтобы Географическое общество заявило, что оно признает защищаемую мною идею правильной и что для географии плавание ледокола «Ермак» в Ледовитом океане желательно.
Считаю долгом напомнить Вашему высокопревосходительству, что те немногие дни, которые «Ермак» провел в полярных льдах, доставили науке достаточный материал как по гидрологии, так и по биологии. Во всей северной части Баренцова моря нет других драгировок, кроме тех, которые произведены были с ледокола «Ермак»; также нет температур и удельных весов воды на разных углублениях в этих местах. Описи Новой Земли придается большое значение.
На «Ермаке» сделана опись части берега в 80 миль. Единственные наблюдения у Новой Земли и Шпицбергена над колебанием уровня моря по мареографу сделаны с «Ермака». Во время плавания «Ермака» также собран большой материал по ледоведению, частью уже изданный мною, частью еще не изданный. Магнитные наблюдения на льдах Баренцова моря сделаны единственно с ледокола «Ермак», и во время нашего плавания поставлено несколько карт ледяного покрова, которые не были сделаны ни одним из путешественников.
Не мне высказываться о том, в какой мере полезны все те научные данные, которые были собраны во время плавания «Ермака» и над обработкой которых я усидчиво занимаюсь в течение четырех лет. Может быть, другой на моем месте сделал бы больше, но каждый человек работает в размере своего умения, и Географическое общество в прежних моих трудах признавало пользу, ибо неоднократно присуждало мне медали. Географическое общество начало относиться несочувственно к моим работам лишь с того времени, как я выступил с предложением исследовать Ледовитый океан при посредстве ледоколов.
Правильность моих соображений по этой части подтвердилась, между тем Географическое общество категорически отказывается поддержать мои труды.
Разве в этом предложении я пошел против целей общества, разве это предложение вредит географической науке?
Совершенно то же самое в отношениях ко мне Академии наук.
При представлении мною проекта применения ледоколов для исследования Ледовитого океана Академия наук высказалась, что в моей записке она «не нашла доказательств правильности суждений», а после первого плавания «Ермака» та же Академия для бергенской экспедиции взяла либавский ледокол. Та же Академия просила помощи «Ермака» в 1901 году.
Отсюда видно, что я был прав, но считается, что я ошибался, а что Академия была права, когда меня не поддержала и не хочет поддержать.
То же было с Нансеном, но окончилось иначе. После доклада его в Географическом обществе в Лондоне о проекте его дрейфующего со льдами корабля были прения, и при этом все как один высказывали лишь сомнения в правильности предположений Нансена. Никто не говорил за него, а потом, когда дело удалось, и он через три года эффектно возвратился назад, все признали глубокую обдуманность его соображений.
Моя мысль тоже подтвердилась на практике, но у меня не было эффектных событий, а потому действия мои вызывают лишь порицания. Я был бы совершенно в ином положении, если бы «Ермак» вместо работы у Новой Земли сделал все возможное, чтобы пробиться в более возвышенные широты. Наши ученые как бы стыдятся заданий идти к полюсу и стараются указать более скромные, но и более существенные задачи у наших берегов. Не забывают ли они, что эффектные события нужны даже для того, чтобы расположить симпатии ученых? Само Географическое общество приветствовало меня, когда я эффектно вошел зимою на Кронштадтский рейд, и отказывается сказать доброе слово, когда согласно его же желания я снова занялся Новой Землей.
Настоящее мое письмо я позволю себе закончить заявлением, что если Географическое общество откажется оказать мне чисто идейную поддержку, то оно заслужит справедливый упрек потомства, ибо дело мое остановится и Ледовитый океан останется неисследованным, пока другая нация не примется за постройку ледокола для этой цели.
Буду очень благодарен Вашему высокопревосходительству, если Вы доставите возможность переговорить с членами Совета Географического общества.
Прошу принять уверение в моем совершенном уважении и преданности.
Телеграмма из Порт-Артура от 31 марта 1904 г.
Броненосец «Петропавловск» наскочил на мину, взорвался, опрокинулся. Наша эскадра под Золотой горой, японская приближается. Адмирал Макаров по-видимому погиб.
С. Ю. Витте о ледоколе «Ермак» и намерении установить морской путь на Дальний Восток по северному побережью Сибири
В 1898 г., а именно в конце этого года, был по моей инициативе заказан ледокол «Ермак»; ближайшей целью сооружения этого громадного ледокола была у меня та мысль, чтобы, с одной стороны, сделать судоходство в Петербурге и других важных портах Балтийского моря в течение всей зимы, но главным образом попытаться, нельзя ли пройти на Дальний Восток через северные моря, по северному побережью Сибири. Ледокол этот был сооружен при ближайшем участии адмирала Макарова, того самого Макарова, который геройски погиб около Порт-Артура, будучи во время японской войны назначен главнокомандующим Дальневосточным флотом.
Адмирал Макаров отличился еще и во время последней турецкой войны, и вообще по своему характеру представляет собою истинный тип военного решительного человека с оригинальными взглядами. К сожалению, хотя некоторое время он командовал «Ермаком» или, вернее, «Ермак» находился под его высшим командованием (это судно-ледокол находилось в ведении министерства финансов, в непосредственном моем распоряжении), те проекты, которые я имел в голове, не осуществились.
Ледокол этот оказал некоторую пользу в смысле очистки от льдов балтийских портов, и Макаров на этом судне лишь один раз сделал довольно большое плавание в северные моря и раз попытался сделать плавание и на Новую Землю, но дальнейших экскурсий в том же направлении не производил. Этому делу открытия морского пути на Дальний Восток через сибирские прибрежья, а равно плаванию по направлению к полярному полюсу очень сочувствовал также известный наш ученый Менделеев.
Этот Менделеев был известный всему миру русский химик, бывший профессор Петербургского университета, затем он, вследствие своего довольно резкого, неуживчивого характера, выслуживши пенсию, бросил университет. К стыду нашей академии, он не был выбран академиком, и на место академика по специальности химика мы выбрали лицо хотя и очень почтенное, но не имевшее никакой серьезной длительной репутации в науке. Опять-таки он не был академиком вследствие своего довольно тяжелого характера, что совершенно не оправдывает действия академии. Так как Менделеев был товарищем по педагогическому институту Вышнеградского, то тот его сделал управляющим Палатой мер и весов.
Когда я сделался министром финансов, то это учреждение Палаты мер и весов я значительно увеличил и расширил именно потому, что во главе ее стоял такой значительный ученый, как Менделеев, человек с большой не только научной, но и практической инициативой. Менделееву во многом обязано развитие нашей нефтяной промышленности и других отраслей нашей промышленности. Он был по тем временам ярый протекционист и, как это бывает обыкновенно со всеми выдающимися людьми, во время его жизни, вследствие того что он был и талантливее, и умнее, и ученее лиц, его окружающих, а с другой стороны, вследствие того, что имел самостоятельный характер, подвергался со всех сторон самой усиленной критике.
Его сочинения, касающиеся развития наших хозяйственных и промышленных сил, служили предметом насмешливой критики; его обвиняли в том, что будто бы он находится на жалованье у промышленников и потому он проводит идею протекционизма, и только тогда, когда он умер, то начали кричать, что мы потеряли великого русского ученого.
Хорошо еще, что россияне отдали ему эту честь после смерти его, хотя для Менделеева было бы приятнее, если бы были оценены его достоинства во время его жизни.
Я помню довольно интересное заседание, которое было у меня в кабинете, в котором принимали участие: я, Менделеев и адмирал Макаров. Я поставил вопрос о том, каким образом установить программу для того, чтобы достигнуть намеченной мной цели, т. е. пройти на Дальний Восток к Сахалину через северные моря по нашему сибирскому прибрежью. На это мне Менделеев после размышления, на которое я ему дал время, высказал то убеждение, что для того, чтобы найти путь на Дальний Восток, не следует идти из Петербурга, огибая Норвегию, северными морями параллельно нашим северным побережьям, а нужно просто пройти прямо по направлению к Северному полюсу, прорезать Северный полюс и спуститься вниз, что такой переход будет гораздо проще и может быть совершен и гораздо скорее, и безопаснее.
Адмирал Макаров не вполне разделял это мнение, он находил, что это будет очень рискованный шаг, что благоразумнее будет попытаться идти по направлению нашего северного прибрежья.
Между ними в моем присутствии произошел обмен взглядов; Менделеев утверждал, что не уверен, что то, что он предполагает, может быть вполне реализовано, но что есть гораздо более шансов к тому, что можно прорезать Северный полюс и спуститься вниз южнее. На вопрос Макарова, согласится ли с ним ехать Менделеев на «Ермаке» по плану, им предложенному, Менделеев ему категорически ответил, что по этому плану, т. е. идти на Северный полюс и там спуститься вниз, он совершенно согласен и с ним поедет; тогда Макаров ему предложил с ним ехать, но только не по этому направлению, а опять-таки по нашим северным морям, придерживаясь к сибирскому побережью.
Менделеев ответил, что такое плавание и более рискованное, и более трудное, и поэтому он ехать с ним по этому направлению не согласен. Таким образом, между этими двумя выдающимися лицами произошло в моем присутствии довольно крупное и резкое разногласие, причем оба эти лица разошлись и затем более уже не встречались. Уходя от меня, каждый из них мне повторил: Менделеев, что он во всякое время согласен ехать на «Ермаке» с адмиралом Макаровым на Дальний Восток к Сахалину, прямо прорезывая Северный полюс, а Макаров мне заявил, что он согласен на «Ермаке» ехать к Сахалину, придерживаясь направления параллельно нашим северным прибрежьям.
В конце концов ни тот, ни другой проект не осуществился, отчасти вследствие этого разногласия, а отчасти оттого, что Макаров в скором времени был назначен начальником Кронштадтского порта, а затем началась несчастная японская война.
«Ермак» во все время моего управления министерством финансов, впредь до образования Главного управления мореходства, находился в распоряжении министерства финансов, а затем, когда было образовано Главное управление мореходства, то был передан в ведение этого управления.
С. О. Макаров. Влияние ледоколов на военно-морские операции
[122]
Можно сказать, что почти всякое изобретение прямо или косвенно влияет на способы ведения войны. Многое изобретается специально для боевых целей, но и усовершенствования мирные часто находят себе первое применение к военным целям. За примером идти недалеко. Телеграфирование без посредства проволоки еще не нашло себе применения для мирных целей, а уже вся необходимая материальная часть для его применения послана в Южную Африку для целей военных.
Ледоколы возникли для чисто мирных целей, но так как они применимы и для войны, то вопрос о пользовании ими в военное время должен рассматриваться всесторонне, даже если бы рассмотрение их привело к отрицательным результатам о невозможности пользования ледоколами для военных целей.
Возбуждаемый мною вопрос нов, а потому не разработан, и я полагаю, что вы не будете ждать от меня, что я вам дам законченные ответы. Время для таких ответов еще не наступило, и в настоящее время можно лишь наметить вопросы.
Разберем первоначально влияние зимних условий на наступательные и оборонительные средства судов.
Суда обладают тремя наступательными средствами: артиллерия, мины и таран.
Артиллерия во время плавания во льду может действовать совершенно так же, как и на свободной воде, движение же судов будет значительно стеснено, поэтому суда потеряют одно из крупных преимуществ – подвижность, которая позволяет выбирать позицию, постоянно меняя ее, дабы неприятель не мог пристреляться. Плавание во льду дает еще и то преимущество береговой артиллерии, что суда будут следовать строго друг другу в кильватер, и на льду, вероятно, найдутся приметные точки, которые помогут пристрелке.
Снаряды при ударе в воду обыкновенно разрываются, так что при недолете часть осколков попадает в неприятеля. Нет основания думать, что не произойдет почти то же самое и при падении снаряда на лед, но желательны опыты, которые показали бы действие разрывных снарядов, падающих на лед ровный и на лед набивной.
Мина, взорванная под судном, причинит ему, вероятно, несколько большее повреждение при ледяном покрове, чем без него, но эта разность, вероятно, несущественная. Гораздо более важен вопрос о том, в какой мере возможно действовать самодвижущимися минами и минами заграждения.
Прежде всего является вопрос температуры воды и ее влияния на безопасность обращения с минами и на правильность детонации. По этому предмету желателен отзыв специалистов.
В очень холодной воде самодвижущиеся мины вообще работают хуже, чем в воде обыкновенной температуры. Кроме того, выпуск мин из надводных аппаратов будет возможен лишь в исключительных случаях, когда перед минным орудием имеется полынья. Выстрел из подводного аппарата возможен лишь при ровном льде – и то еще, если есть уверенность, что у самого аппарата не торчит какая-нибудь глыба, что вполне возможно.
В большинстве случаев лед в Финском заливе встречается набивной, а потому возможность действия самодвижущимися минами во льдах очень мала, и вероятнее предположить, что во льдах самодвижущимися минами почти совсем действовать нельзя.
Мины заграждения точно так же потеряют часть своего значения с наступлением льдов. Если бы лед был ровный, то ничто не мешало бы минам оставаться на своих местах, но лед ровный есть исключение, и даже на кронштадтских рейдах – лед набивной. Надо думать, что набивной лед, распространяясь глубоко, может повредить мины.
Точный ответ на этот вопрос может дать лишь опыт, и, разумеется, было бы полезно оставить на зиму несколько десятков мин, заряженных песком, дабы посмотреть, действительно ли лед сдвинет их со своих мест или нет.
Донные мины, поставленные на местах, защищенных от больших ледяных нагромождений, могут зимой оставаться в безопасности, но способы пользования ими, равно как и действия их зимой, вероятно, будут несколько иные, чем летом.
Таранная пробоина зимой будет иметь такое же действие, как и летом. В пробоину пойдут куски льда, которые могут до некоторой степени уменьшить вливание воды, но это лишь временно, ибо останутся щели и проток воды через них размоет часть льда. Подводка пластырей снаружи льдом будет значительно затруднена.
Возможность нанесения таранного удара будет много зависеть от подвижности судов. Судно, которое легко само разбивает лед, будет иметь все шансы на успех перед другим судном, которое боится льда и самостоятельно двигаться не может.
Против тарана следует употреблять мины, и в бою на открытой воде есть много шансов, что судно, желающее таранить, будет предварительно пробито миной неприятеля. При маневрировании во льдах этой опасности почти не предвидится.
Оборонительные средства судов разделяются на три элемента:
1) неуязвимость,
2) непотопляемость,
3) живучесть.
Броня в мороз сопротивляется ударам снарядов так же, как и при тепле, поэтому, сколько мне известно, неуязвимость от снарядов не изменится.
Непотопляемость и живучесть суть качества внутренние, на которые тоже, по-видимому, мороз и лед не могут особенно повлиять в худую сторону, за исключением подводки пластыря, которая при льде иногда будет затруднена.
Заделка пробоин относится к живучести, и она при ледяном покрове, отсутствии волнения и качки облегчится.
Теперь перейдем к движениям судов, ибо вся военно-морская операция требует передвижения сил. Ледяной покров затрудняет это передвижение, но не делает его вполне невозможным. Флот, имеющий в своем распоряжении ледоколы, может передвигаться туда или сюда, сосредоточивая свои силы в одном из портов, или выходить для операций в открытое море.
Нация, имеющая несколько портов на море, имеющем ледяной покров, без ледоколов будет поставлена в необходимость на все время войны оставлять свой флот в тех портах, в которых он замерз, и таким образом лишается возможности поддержать суда, расположенные в других портах, или же укрыть их, убрав из портов свободных в порты, запертые ледяным покровом. Значение ледоколов в этом отношении, по-видимому, не подлежит большому сомнению.
Прежде всего следует, однако, коснуться вопроса о зимней морской кампании вообще. Ледяной покров начинает образовываться лишь тогда, когда вследствие продолжительного холода температура воды понижена до точки замерзания. Пресную воду заморозить легче, чем соленую, потому что точка замерзания пресной воды 0°, а точка замерзания океанской воды –1,8°. Кроме этой причины, есть еще и другая, более существенная.
Пресная вода имеет наибольшую плотность при +4°, а океанская вода имеет наибольшую плотность при –3,6°. Вследствие этого, если мы возьмем два водоема, один с пресной водой, другой с соленой, то у пресноводного водоема, когда при наступлении холодов температура воды понизится до +4°, мороз будет продолжать лишь понижение температуры поверхности, распространяясь в глубины не более того, что будет делаться механически волнением.
Соленоводный водоем, охлаждаемый с поверхности, охладится во всю толщину, и, пока вся вода не примет температуры –1,8°, замерзание поверхностной воды будет невозможно. По этой причине воды, имеющие одинаковую морскую соленость от верху донизу, почти невозможно заморозить, если дело касается глубоководных мест.
Этим обстоятельством, а не температурой воды Гольфстрима можно объяснить себе незамерзаемость моря у Нордкапа в широте 71°10' и у нашего Мурманского берега.
Обыкновенно в замерзающих морях соленость воды внизу больше, чем наверху, и это препятствует вертикальному обмену вод; тем не менее соленоводное вместилище замерзает позже, чем пресноводное, и требуется большое количество мороза, чтобы сковать море ледяным покровом.
По всем вышесказанным причинам на солено-водном море большие морозы предшествуют замораживанию. Плавание в морозы под парусами считалось делом трудным и даже рискованным. Я сам помню случай, когда на корвете «Варяг» в Японском море, в 1866 году, все снасти фок-мачты от брызг обратились в массу льда. В этих условиях мы не могли сделать никаких перемен в фоковых парусах.
Пароходы не в такой степени страдают от мороза, тем не менее бывают случаи, что даже огромные океанские пароходы в такой мере обмерзают льдом сверху, что приходят в опасное положение.
Военные флоты обыкновенно в зимнее время избегают плаваний, поскольку это практически возможно, и потому точных данных по этой части не имеется. Нет такого флота, моряки которого любили бы плавание в мороз в мирное время, но из этого не следует, что обороняющийся может спокойно зимовать с уверенностью, что нападающий не посмеет приблизиться к его берегу. Собственно, мороз не составляет большого неудобства в плавании. Трудности заключаются в обмерзании судна от брызг, а таковые могут быть лишь при ветре, и так как не всегда бывает сильный ветер с морозом, то может случиться, что нападающий, рискнув на зимнюю операцию, выполнит ее без всяких крупных затруднений. Вот почему нельзя питать твердые надежды, что зимнее нападение неприятеля невозможно. Благоразумие требует, чтобы все особенности зимней морской кампании были выяснены.
Вопрос в том: можно ли каждое военное судно и даже миноносец выслать в зимнее время в море. Коммерческие пароходы всегда ходят, и трудности зимних плаваний им не представляются непреодолимыми. Отсюда можно прийти к заключению, что и всякое большое военное судно также может в мороз совершать переходы. В какой степени могут это исполнять миноносцы, можно решить лишь опытом. На глаз кажется, что это, по меньшей мере безжалостно – требовать, чтоб миноносцы плавали в мороз, но ведь еще более безжалостно подставлять людей под огонь неприятеля, и тем не менее все это делают и не считают варварством. Лишь один опыт может показать, в какой степени миноносцы будут обмерзать, и нет ничего невероятного, если вследствие особенности их формы и отапливания всех помещений обмерзание их носовых частей будет не столь значительно, как то ожидается.
Во всяком случае, надо считаться с тем обстоятельством, что остойчивость миноносцев очень невелика и что прибавка веса в верхних частях его может опрокинуть миноносец.
Заслуживает особого внимания вопрос, какие суда могут ходить во льду самостоятельно, какие могут следовать за ледоколами и какие совсем не годятся для работы во льдах. Точное решение этого вопроса может быть сделано лишь на основании опытов, между тем опытов по этой части не имеется. Я могу судить об этом деле лишь на основании того, что я видел по отношению к коммерческим судам, но, повторяю, лишь опыт может дать точные ответы.
Прежде всего нужно сказать о винтах, которые на военных судах делаются с тонкими лопастями, необходимыми для хорошего хода. Обыкновенно делают винты военных судов или бронзовые или стальные. Для ледоколов винты употребляются сталеникелевые с удвоенной толщиной лопастей. Судно, имеющее тонкие лопасти, должно тщательно избегать ударов лопастей об лед; оно может следовать за ледоколом и даже самостоятельно ломать лед, но не двигаться задним ходом в цельном льду и стараться избегать крутых поворотов, при которых крепкий лед может попадать под лопасти винтов.
Недостатки военных судов по отношению к винтам могут быть легко устранены постановкой для плавания во льдах особых лопастей крепкого профиля из соответствующего металла.
Нужно иметь в виду, что у ледоколов валы гребных винтов, в особенности концевой, делаются толще, чем это принято по нормальному расчету. Переменить валы у существующих судов очень трудно, а потому следует рекомендовать, чтобы суда с обыкновенными валами, входя в лед, не давали полного хода в тех случаях, когда есть вероятность, что винт ударит в большую глыбу льда.
По отношению к крепости корпуса можно сказать следующее.
Суда, имеющие вертикальную броню по ватерлинии и ниже ее футов на 5 или на 7, по моему мнению, вероятно могут самостоятельно идти через цельный лед в Балтийском море. Броневые плиты разложат давление льда на большие поверхности и таким образом не допустят деформации у шпангоутов и обшивки. Только опыт может дать точные ответы на этот вопрос.
Суда, вертикальная броня которых не доходит до форштевня, должны быть осторожны во льдах и не должны пробовать идти самостоятельно через цельный лед, если он имеет солидные размеры.
За ледоколом может следовать каждое судно, но чем оно слабее, тем больше внимания нужно употребить, чтобы не ударить бортом в выдающийся кусок солидного льда. Чем судно меньше, тем легче ему уберечься от таких случайностей, и я склонен думать, что бережно за ледоколом можно даже провести обыкновенный миноносец. Опыт по этой части был бы крайне интересен.
Скажем теперь несколько слов о военно-морских операциях, которые могут быть трех родов:
1) нападения в море на флот противника с целью уничтожения его или командовать морем;
2) бомбардировка крепостей с целью уничтожения их для завладения флотом, там расположенным, или портом с его складами;
3) высадка десанта на неприятельский берег.
Флот, находящийся во льдах, не обеспечен от нападения противника, желающего его уничтожить. Чтобы решиться на такое нападение, надо иметь средства двигаться во льдах по различным направлениям. Если флот отступает, скрываясь во льды, то он этим самым делает канал во льду и, следовательно, облегчает преследование себя. В тех местах, где лед стоит неподвижно, сделанный канал действительно открывает доступ, по которому суда с сильными машинами могут легко идти, если даже корпус их не столь крепок. В подвижных льдах, – а таких всегда очень много, снаружи неподвижных, и ими покрыт весь Финский залив к западу от Сескара, – канал во льду не имеет почти никакого значения, ибо он скоро будет занесен, и, следовательно, пользоваться им очень рискованно.
Из всего этого вытекает, что флот имеющий ледоколы и вообще приспособившийся двигаться во льдах, может занять море, а следовательно, командовать им, даже если он и слабее флота противника, который не может ходить при ледяном покрове.
Для уничтожения неприятельского флота, скрывшегося во льдах, надо не только догнать его, но и иметь возможность маневрировать, чтобы поставить свою артиллерию в выгодные условия.
В этом деле столько нового и невыясненного, что о нем очень трудно говорить, не вдаваясь в область исключительно предположений.
Бомбардировка крепостей при существовании ледяного покрова имеет очень много трудностей, о которых говорилось раньше; есть, однако, и хорошая сторона, а именно: отсутствие качки. В остальном, по-видимому, все преимущества на стороне обороняющегося.
По отношению к десантным операциям нападающий приобретает в ледяном покрове важное тактическое преимущество. В каждой десантной операции самая трудная часть состоит в высадке десанта. Ледяной покров чрезвычайно облегчает это действие. Все вдающиеся в берег части Финского залива к западу от Ревеля покрыты сплошным льдом, который представляет из себя естественные обширные пристани. Достаточно подойти к неподвижному льду, чтобы иметь полную возможность в кратчайший срок с каждого из кораблей высадить все, что он привез.
Ледяное плато даст возможность тут же, у борта корабля, каждой части разобраться со своим имуществом и тронуться в путь в полном боевом порядке. Неподвижный ледяной покров обыкновенно плотно прилегает к береговой черте, и поэтому место выхода войск на твердый берег зависит от них самих и может быть избран такой пункт, где меньше всего можно рассчитывать на сопротивление обороняющегося.
Обороняющийся может стараться потопить войска, высаженные на лед, и для этого может со своим флотом подойти к месту высадки и, действуя по войскам своей артиллерией, стараться уничтожить их. В то же время обороняющийся должен ломать лед, дабы затруднить движение войск к берегу. Военный флот нападающего, прикрывая десант, должен воспрепятствовать действиям обороняющегося флота.
Отсюда вытекает положение, что при существовании ледяного покрова десантная операция возможна лишь при командовании морем или имея достаточные силы, дабы парализовать действия обороняющегося.
Подводя итоги всему сказанному выше, можно в общем прийти к следующим заключениям.
Мороз не может считаться таким препятствием к военно-морским операциям, которое дало бы обороняющемуся полную уверенность, что в зимнее время против его берегов неприятель никаких операций производить не будет.
Десантная операция нападающего получает в ледяном покрове крупное преимущество для своих высадок.
Некоторые боевые суда, если поставить специальные винты, могут ломать лед самостоятельно, за ледоколом же, следуя осторожно, каждый военный корабль может идти. Вследствие этого казалось бы, ледяной покров не следует считать непреодолимым барьером, разделяющим на зимнее время различные порты того же государства.
Артиллерия при ледяном покрове остается в своем прежнем значении.
Значение мин при ледяном покрове уменьшается.
Таран при ледяном покрове может быть так же действительным, как без него, а отсутствие мин делает более возможным безнаказанное нанесение таранного удара.
Вышеприведенные выводы нужно считать лишь как попытку наметить особенности морских сражений зимой во льдах. Повторяю, что только путем опыта можно прийти к точному выводу, дают ли ледоколы больше выгод обороняющемуся или нападающему. Одно лишь могу утверждать как достоверное, что выиграет больше тот, кто первый примется серьезно изучать это дело.
С. О. Макаров. На пароходе «City of Peking»
Отправляясь из Гонг-Конга в Россию, я выбрал путь через С.-Франциско, потому что, во-первых, мне хотелось пополнить наблюдение удельного веса воды в Тихом океане (особенно в восточной его части) и, во-вторых, – интересно было сделать зимний переход через Тихий океан на одном из больших пассажирских пароходов с целью увидеть – как они держатся в бурную погоду, ознакомиться со службой на них и приобрести в этом отношении несколько полезных сведений.
Коммерческий пароход и жизнь на нем представляют совершенно особый мир, во многом отличающийся от мира военного. Обычаи и порядки на таких пароходах складываются совершенно самобытно и многое, выработанное практикой, представляется весьма целесообразным, хотя и не всегда применимым на военных судах. Если нельзя упрекать коммерческих моряков за то, что они не следуют порядкам военных судов, так нельзя упрекать и военных, что они не копируют своих товарищей по профессии на коммерческом флоте. Там и здесь служба имеет свои присущие ей особенности, но есть и много общего, так что время от времени полезно знакомиться с порядками на коммерческих судах, с целью подметить те хорошие стороны, которым военные моряки могут только позавидовать.
В былое парусное время военные суда могли оставаться в море очень долго; теперь же, при всеобщем применении пара, плавание военных судов значительно сократились и коммерческие моряки гораздо дольше видят открытое море.
К числу наиболее завидных качеств коммерческих пароходов надо отнести постоянную исправность их машин; ни один военный флот не может похвастаться тем, что у него машины работают так же хорошо, как на коммерческом. То, что по-видимому легко дается им, остается недостижимым для нас. К этому вопросу я возвращусь впоследствии.
Время моего отправление из Гонг-Конга совпало с отходом очередного парохода «City of Peking», принадлежащаго «Pacific Mail Steamship Company» и плавающего под американским флагом. Командир парохода, John Smith, сравнительно молодой человек (43 года), обучившийся морскому делу в течение 12-ти летнего плавания на парусных судах – в должностях от юнги до капитана включительно. Он уже 8 лет командует большими пароходами на этой линии и пользуется заслуженною известностью бравого и опытного моряка. Еще в Гонг-Конге мне рассказывали про случай, в котором он показал свою распорядительность и находчивость.
Это было два года назад, когда пароход «City of Rio Janeiro», под его командой, налетел на неизвестный камень у японского берега, и капитан Smith должен был поставить пароход на мель, чтобы спасти его. Подведя парус под пробоину, он снялся с мели и пошел далее, но два раза парус сдвигало с пробоины, и два раза Smith должен был ставить пароход на мель, чтобы он не пошел ко дну. Тем не менее, ему удалось благополучно дойти до Нагасаки, причем пассажиры поднесли ему адрес за замечательное хладнокровие, благодаря которому ни один из пассажиров не хотел покинуть судно и все остались на пароходе до прихода в порт.
Школа, дающая подобных людей, – есть палуба. Мальчик 15–16 лет, желающий стать моряком и окончивший общее среднее образование, поступает юнгой на парусный корабль и несет обязанности матроса. Если юноша старателен, ловок и способен, то через два года он может быть повышен в должность настоящого матроса; года через четыре может получить место помощника на парусном судне или квартирмейстера на пароходе. Пробыв в этой должности два года, он может держать экзамен на 1-го офицера, для чего надо быть рекомендованным двумя капитанами и прослужить сначала на должности 3-го и 2-го офицера, а через год службы первым офицером можно сдать экзамен на командира.
Обычно в 35 лет способный человек может, если посчастливится, дойти до командирского положения, но бывают командирами и раньше. Молодой человек, желающий дойти до командирского звания, должен не выпускать из рук книг и самостоятельно заниматься в плаваниях, где всегда поможет ему кто-нибудь из старших. Что же касается школ на берегу, то, хотя в главных портах имеются по несколько небольших частных школ, которые содержатся старыми шкиперами, но в школах этих молодой человек обыкновенно лишь перед экзаменом занимается несколько недель, чтобы убедиться – нет ли каких пропусков в его познаниях.
* * *
Для моих гидрологических работ на «City of Peking» капитан Smith отвел особую каюту, в которой, как при дневном освещении, так и при ночном, было весьма удобно делать наблюдения; были сделаны необходимые полки для инструментов и организовано своевременное доставление забортной воды. Можно сказать, что со второго дня плавания наблюдения производились весьма правильно и при очень благоприятной для точности работ обстановки. В числе пассажиров оказался молодой португальский офицер Boaventuro Menkes d’Almeida, который, увидев мои наблюдения, попросил меня научить его и передать ему часть работы. Я с удовольствием воспользовался этим предложением, и d’Almeida оказался весьма старательным и умелым помощником – как по деланию наблюдений, так и по вычислениям.
Очень жаль, что столь простое дело, как наблюдение удельного веса воды, пока обставлено на судах такими затруднениями, какие не всякий может преодолевать. Главное затруднение в том, что нет в портах под рукой хороших ареометров, а между тем я вполне уверен, что за 10–15 рублей можно было бы приобрести: два хорошо выверенных стекляных ареометра (для удельных весов 1,0180 до 1,0310), один термометр и одну стекляную широкую банку. Этих инструментов вполне достаточно для подобных наблюдений и капитан Smith высказался, что он с удовольствием взял бы на себя работу на 2–3 года.
Действительно, если один из капитанов на этой пароходной линии возьмет на себя такую работу на 3 года и тоже сделает один из капитанов пароходов, совершающих рейсы между Японией и островом Ванкувер, то наука получит прекрасный материал для правильного суждения о движении вод в Северном Тихом океане. Дело еще более выиграет, если бы на эти пароходы были поставлены водяные термографы, стоящие около 300 франков (см. 301 книги «“Витязь” и Тихий океан»).
Пароход «City of Peking», на котором я отправился из Гонг-Конга 13/25 января этого года, построен из железа в 1874 году (в Сев. Америке, фирмой «John Roach and Son»). Длина его по верхней палубе 425 футов, ширина 49 футов 6 дюймов, спусковое углубление 10 ф 6 д – при водоизмещении 2500 тонн. При выходе из Иокогамы пароход сидел носом 23 ф 9 д, кормой 24 ф 6 д.
Угля на переход до С.-Франциско нужно не более 1000 тонн; остальной избыток его берется потому, что в С.-Франциско уголь вдвое дороже и в 1 1/2 раза хуже такосимскаго. «City of Peking» со спардеком, выше которого имеется лишь несколько кают, а именно: капитанская, курительная, камбуз и маленькая читальня. Обеденный салон и каюты 1-го класса помещаются в корме под спардеком и все помещение между спардекрм и следующей палубой занято каютами служащих, буфетами, пекарнями и проч.
Груз размещен ниже этой второй палубы. Пароход имеет 4 мачты, из которых задняя – голая, а остальные имеют нижние реи, двойные марса-реи и брамреи. Длина нижних рей (без ноков) 78 футов, а марса-рей 68 ф Три передние мачты и стеньги – цельные стальные, так что марсов нет. Три пары проволочных вант с каждой стороны крепятся к обухам, приклепанным к мачте, причем средние пары выше передних на 2 фута, а задние пары настолько же выше средних.
Два нижних стень-фордуна таким же образом крепятся к стеньге один выше другого и несколько выше нижней марса-реи; два верхних фордуна заложены в обухи железного салинга. Такой разнос вант и отсутствие марсов со стень-вантами весьма облегчают рангоут и позволяют очень круто брасопить реи. Если военные суда надо снабжать парусным рангоутом, то он должен быть именно таким, как на этом пароходе. Стоячий такелаж весь проволочный, не исключая постоянных топенантов, пертов и проч.
Бегучий такелаж манильского троса. Капитан говорит, что снасти, которые не подвержены действию дыма из труб, служат по два года. Кат, шлюпочные тали и другие важнейшие снасти переменяют часто, причем кат идет на фока-шкоты и галсы, а шлюпочные тали – на брасы и пр.; все блоки на роульсах.
По выходе из Гонг-Конга в море я спросил у капитана – для чего у парохода такой большой рангоут, так как, вероятно, ему очень редко приходится пользоваться парусами. На это он ответил, что я сам увижу, как он не пропускает случая ставить паруса, что и подтвердилось на деле. Господствующее везде мнение теперь такое, что рангоут больше отнимает ход при противных ветрах, чем прибавляет при попутных. В данном случае я лично убедился, что переход наш значительно ускорился благодаря парусам.
Пароход в штиль идет около 13 1/2 узлов, а между тем при парусах он часто имел ход, даже в бейдевинд – 15 1/2 узлов. Несколько лет тому назад, у этого парохода сломался гребной вал и он под парусами прошел половину океана. Паруса достаточно велики, чтобы дать ход около 7 узлов и пароход может под парусами поворачивать через фордевинд.
Личный состав парохода состоит из командира, получающего 250 долларов в месяц золотом и даровой стол; первый офицер (на вахте не стоит, обедает с пассажирами 1 класса и получает 125 долл.); второй и третий офицеры (стоят на вахте в море, а на якоре заведуют погрузкой и укладкой грузов, получают 75 и 60 долл. Если якорная стоянка спокойная, то они на якоре вахту не стоят). 4 квартирмейстера получают по 45 долл., стоят на две вахты, причем одну вахту человек правит рулем, а другую смотрит вперед, бросает лаг, зажигает отличительные огни и производит всякую другую интеллигентную работу.
На них же возложено было капитаном доставание воды для моих наблюдений. Рабочая судовая сила состоит из китайцев. Они стоят на две вахты и в каждой вахте имеется боцман (30 долл.), говорящий по-английски и 12 матросов-китайцев (15 долл.). Вахтенные матросы делают всю работу наверху; они ставят и убирают паруса, моют палубу и окрашенные предметы, чистят медь, снимают и надевают чехлы и проч.; они же в свободное время скоблят различные предметы, готовят под окраску и красят щиты, комельсы, люки и пр. За переход они успели сделать очень много работы, несмотря на то что все время пароход нес паруса и погода была неблагоприятная.
Мытье верхней палубы начинается вахтенными в 5 часов утра, и к выходу пассажиров наверх палуба уже приведена в порядок и снасти уложены. Остальные работы идут все время безостановочно, какая бы погода ни была. Подвахтенных в море не беспокоят.
Чтобы дать понятие о работе вахтенных, надо вкратце коснуться нашего плавания. 13/25 января, когда пароход вышел из Гонг-Конга, и в следующие дни было тихо; но, по выходе из Формозского пролива, ветер засвежел от N, почему тотчас поставили косые паруса. Ветер, отходя постепенно, перешел к NW и на следующее утро поставили фор– и грот-марсели и фок. Ветер усилился до 8 баллов и, вследствие крутости волны, качка была беспокойная, но ход не был менее 12 узлов и утром 17 января мы вошли на рейд Нагасаки. Броненосец «Император Николай I» вошел на рейд накануне вечером и тоже испытал этот ветер. Во время плавания внутренним морем из Нагасаки до Кобе ставили все прямые паруса.
По выходе из Кобе, при свежем NW, тотчас опять поставили все прямые паруса и несли их почти до входа в Иокогаму, где пароход по расписанию простоял три дня. По выходе из Иокогамы, 23 января, встретили в море SO, который скренчал, зашел к Осту и перешел к NO; сила ветра временами доходила до 8 баллов; порывы с дождем и градом; несли косые паруса, лишь только представлялась к тому возможность. Ход машины пришлось уменьшить до 7 узлов, ибо пароход брал носом и был значительный перебой винта. Через два дня ветер отошел к NNW, но дул с той же силой; тотчас поставили все три нижние марселя, а потом и верхние.
На третий день ветер еще отошел к WNW, но был довольно свеж, с порывами, которые сопровождались градом и дождем; поставили брамсели и шли под прямыми парусами 6 дней; временами крепили брамсели. Волнение от NW в первые дни огромное, по моему измерению 30 футов высотой. 31 января, к вечеру, ветер отошел к W и стих, так что все паруса повисли. Когда я вышел наверх, в 11 часов вечера, вахтенные окончили брать на гитовы все паруса и крепили брамсели. В 3 часа ночи все паруса вновь поставили, так как в это время задул свежий S, с мелким дождем? и круто обрасопленные паруса были прекрасно наполнены.
Ночью на следующий деyь брамсели, по свежести ветра, пришлось закрепить, но 2 февраля, в 2 часа дня, ветер стал отходить, реи отбрасопили и прибавили брамсели. 8 февраля закрепили все прямые паруса и в остальную часть плавания имели переменные противные ветры, так что несколько раз ставили и убирали косые паруса и перебрасапливали реи. 5 февраля ветер отошел и несколько часов мы несли прямые паруса.
Все вышесказанное показывает, что почти на всем переходе мы несли паруса, но, несмотря на довольно бурную погоду, ни разу подвахтенных не вызывали. Лишь один раз были употреблены лебедки для подъема марса-фалов; в остальное же время лебедок не употребляли ни для постановкн парусов, ни для брасопки рей. Работу производили все те же 12 человек, и мне редко случалось видеть, чтобы на работе не были все. Не успели люди отбрасопить реи, как вы видите их уже за другой работой: мытьем краски, скоблением чего-нибудь и т. п. Я спросил капитана – не находит ли он, что тяжело команде стоять на две вахты. На это он ответил, что на всем американском коммерческом флоте (паровом или парусном) стоят на две вахты и что на парусном судне служба тяжелее, чем на паровом – главным образом вследствие вызова всех наверх.
По выходе из Иокогамы, ввиду длинного океанского перехода, канаты от якорей отклепали и спустили вниз; кат рассновали, сигнальные фалы выдернули, трапы уложили на кожухи, словом, – сделали многое для сбережения вещей, и все те же 12 человек вахтенных. Когда выдергивали сигнальные фалы, я спросил: – разве не расчитывает капитан встретить кого-нибудь в море? На это он ответил, что уже давно не помнит такой случайной встречи и пояснил это тем, что пароходы, идущие на Ванкувер из Китая и Японии, держатся почти у Алеутской гряды, а пароходы их компании, идущие на W, держат гораздо южнее. Что же касается парусных судов, то здесь они плавают очень редко.
В море, утром, капитан и все помощники делают наблюдения. Вахтенный офицер в 8 часов караулит солнце, а потом к нему присоединяются и остальные. При этих условиях трудно прозевать внезапное появление солнца из-за туч и, действительно, был один день, когда солнце показалось лишь на минуту, но трое успели взять высоту. Довольно оригинально то, что три хронометра хранятся в разных местах: один у капитана, один у 1-го помощника и один у 2-го. Такой порядок практикуется на всех американских коммерческих судах. Каждый офицер должен иметь свой секстант; у капитана секстант висит в каюте вполне вооруженным и на видном месте, так что для него выйти на палубу с секстантом – дело нескольких секунд. Ежедневно капитан с доктором обходит все помещения, чтобы убедиться в чистоте и порядке по всему судну.
Перейдем теперь к службе парохода в море и его машине. В первый рейс пароход пошел 20 февраля 1875 года и в настоящее время (5 февраля 1896 года) он оканчивает 90-й рейс, совершая ежегодно 4–5 рейсов. По выходе из С.-Франциско, пароход иногда идет прямо в Иокогаму, а иногда с заходом на Савдвичевы острова, где стоит сутки. В Иокогаме пароход стоит 1–2 дня, идет в Кобе 346 миль, где стоит 12 часов, а потом в Нагасаки (394 мили), где принимает уголь и стоит около 20 часов и затем – в Гонг-Конг (1062 мили). В этом порту пароход остается около 9 суток, после чего начинается обратное плавание с такими же стоянками. По прибытии в С.-Франциско, пароход также остается не дольше 9 дней, после чего идет в следующий рейс. После двух полных рейсов пароход вводится в док С.-Франциско для окраски подводной части.
Летом пароходы следуют из Иокогамы в С.-Франциско и обратно по дуге великого круга, поднимаясь до широты 48° и пробегая расстояние в 4529 миль. Зимой, идя из Иокогамы, для удобства плавания, не поднимаются выше 42–45°, а на обратном пути (если встретятся жестокие противные ветры) спускаются даже до широты 32°. В среднем путь из Иокогамы до С.-Франциско надо принять в 4625 миль. Переход из С.-Франциско до Сандвичевых островов – 2085 миль; от Сандвичевых островов в Иокогаму пароход идет южным путем, оставляя группу промежуточных островов к N и стараясь дольше остаться в полосе пассата; путь этот 3430 миль.
Идя из Иокогамы на Сандвичевы острова, следуют по дуге большого круга, оставляя острова к югу и пробегая 3390 миль. В среднем путь от С.-Франциско до Иокогамы (с заходом в Гонолулу) надо признать в 5495 миль. Из трех рейсов обыкновенно два пароход идет напрямик, а один – с заходом на Сандвичевы острова; поэтому, среднюю длину полного рейса можно принять 13 434 мили. Пароход делает 4 1/2 рейса в год, а ежегодно пробегает 60 450 миль.
Теперь пароход оканчивает 90-й рейс и, следовательно, он пробежал на этой лишии 1 209 000 миль. Если прибавить еще сделанный им в это же время один рейс из С.-Франциско в Панаму и обратно, то получим 1 215 500 миль, что соответствует трем полным рейсам на Луну и обратно. Разделив на 21 год все службы парохода, получим ежегодный действительный его пробег 57 900 миль. Разница зтой цифры с предыдущей на 2 1/2 тысячи миль, показывает – какое ничтожное время было потрачено на крупный ремонт парохода.
Данные по поводу крупных ремонтов представляют существенный интерес и я привожу их ниже. В 1877 году, на переходе из Иокогамы в С.-Франциско, сломалась шейка, соединяющая два мотыля коленчатого вала под задним цилиндром высокого давления. Пришлось разобщить как этот цилиндр, так и все впереди его лежащие и пройти 4000 миль под одним цилиндром низкого давления. Переход был сделан в 19 дней, т. е. на 5 дней дольше обыкновеного; ход под одним цилиндром был 9 узлов. Перемена шейки произведена была во время установленной стоянки в С.-Франциско и пароход своевременно ушел в новый рейс.
В 1881 году нашли нужным усилить общее крепление парохода, положив железную настилку под вторую (от верха) палубу. Работа эта заняла три месяца. В 1887 году, т. е. через 13 лет после постройки парохода, переменили все котлы, на что употреблено 6 недель. В 1892 году произвели большой ремонт машины, ибо в одном из цилиндров обнаружилась трещина и ко времени ремонта новый цилиндр был уже доставлен. Работа заняла четыре месяца. В том же году, на переходе из Иокогамы в С.-Франциско, сломался вал у самого гребного винта и пароход остальную часть пути сделал под парусами, опоздав на 13 дней. Перемена вала и другие работы по корпусу задержали пароход в порту на четыре месяца.
В общем выходит, что из 21 года службы, пароход был не в работе 12 1/2 месяцев. Если же отнять из этого числа четыре установленные 9-дневные стоянки, то получится лишь 11 месяцев ремонта, из коих три (на перемену палубы) не имеют ничего общего с машинной работой и, следовательно, машина была неисправна лишь 8 месяцев, что составит 3 % от всей 21-летней службы парохода.
Если предположить, что средний рейсовый ход парохода 12 узлов, то на пробег 1 215 500 миль потребовалось 4221 день. А так как в 21 году заключается 7670 дней, то значит, что 55 % времени всей службы парохода машина работала полным ходом.
Я подробно распрашивал судового механика обо всем и собранные данные помещаю ниже. Машина этого парохода состоит из двух механизмов двойного расширения, так что имеется два цилиндра высокого давления и два цилиндра низкого. Отдельная отсечка позволяет отсекать пар на некоторой части хода поршня. Рейсовая отсечка 16 1/2 дюймов, что составит 30 % хода поршня. Дыхательный клапан держится открытым вовсю. Рейсовый ход парохода при отсечке 16 1/2 дюймов и переменных погодах – 12 1/2 узлов; машина развивает 3108 индикаторных сил и делает 53,8 оборотов. Цифры эти взяты средние от одного перехода, на котором жгли исключительно такосимский уголь. Средний расход угля был 70,6 тонн в сутки, что составит 2,1 английск. или 2,3 русск. фунта на силу, или 14 пудов на милю. Расход не велик, если принять во внимание, что машина построена 22 года назад и что рабочее давление пара 70 фунтов; водоизмещение парохода во время рейса, как указано выше, около 8000 тонн.
На электрическое освещение парохода расходуется 1 тонна угля в сутки; на опреснение воды уголь отпускается весом в отдельный котел и расход его 1 1/2 тонны на 670 ведер воды в сутки; на действие камбуза уголь также отпускается весом и средний расход его в день около 25 пуд. Вообще, уголь и в топки отпускается по весу, т. е. по счету вымеренных кадок, так что в ведомостях показывается расход действительный. На пароходе установлено правило, что записывается в журнал не только действительный расход угля, но и количество золы. При такосимском угле количество золы бывает около 5,5 %; при ванкуверском («Nanaїmo») 15,4 %, а при угле «Namozuf» – 19 %.
Все эти сведение показал мне в своих отчетах старший судовой механик, г. Mac-Clure, у которого все данные за каждый переход сохраняются в замечательном порядке в таблицах – по установленному образцу. Из этих же таблиц я извлек следующие интересные сведение о расходе материалов. Например, масла на половину рейса (т. е. на 6700 миль) тратится для смазки цилиндров 6 пуд.; для смазки машины 58 пуд.; на освещение коридора, угольных ям и проч. – 11 пуд. По приходе в С.-Франциско, механик требует от агентства необходимые материалы и предметы: масло для машины, ветошь, лопаты, стекла для котлов, болты, напилки и пр. В среднем за многие годы оказывается, что всех этих предметов на один рейс требуется на 480 долларов золотом.
Все починки производятся судовыми средствами, а материалы входят в эту сумму 480 долл., но, кроме того, есть починки, требующие береговых мастерских и которые производятся в Гонг-Конге и С.-Франциско. В первом порте починки в среднем обходятся 50 серебр. долларов (или 26 золотых); а в последнем – 200, так что средний расход в рейс (на материалы, инструменты и починку) составляет 730 долл., а в год, считая по 4 1/2 рейса, расходы составляют 3285 золотых долл. или 6000 кредитных рублей. Расход этот для парохода в 8000 тонн (который делает 60 000 миль в год), конечно, очень небольшой.
Личный состав по управлению машиной следующий: один старший механик (63 года), который получает 175 долл. и имеет стол с пассажирами 1 класса; три помощника получают от 110 до 75 долл. в месяц и стол со вторым и третьим помощниками капитана. Эти три помощника стоят на 3 вахты и каждый имеет на своей вахте одного младшего помощника (60 долл.) и одного масленщика (50 долл.). Эти лица управляют машиной и производят всю необходимую смазку; они должны каждые 20 минут опробовать все части, дабы убедиться, что нигде не происходит нагревания. Есть еще три машиниста, которые стоят вахту в кочегарной и наблюдают за водой в котлах и за правильной топкой печей.
Кроме перечисленных лиц, имеется еще 36 рабочих китайцев, которые получают около 17 серебр. долларов и распределяются следующим образом: 3 чистят машину; 3 старших кочегара стоят на три вахты и наблюдают за остальными; они говорят по-английски, так что механики обращаются к ним, а они передают приказание остальным. Прочие же кочегары и угольщики также стоят на три вахты и в каждой вахте три кочегара подбрасывают уголь, промешивают топки, словом, – делают все, что надо для поддержания огня. 5 угольщиков привозят в кадках по рельсу уголь и они же выгребают золу из поддувал, поднимают ее на лебедках в жилую палубу и выбрасывают за борт.
На пароходе имеется 6 котлов, в 3 топки каждый. Средние топки расположены низко, а крайние высоко, так что подбрасывать неудобно, и тем не менее каждый кочегар должен поддерживать огонь в 4 1/3 топках. Одну вахту он имеет 4 топки, а другую – 5 и в общем должен подбросить в котел в сутки 366 пудов – работа весьма значительная, но она признается заурядной и кочегары ее выдерживают, работая в этой должности из года в год.
Трубки чистят через день паром и так как на нашем флоте этот способ не популярен, то я отправился досмотреть – как это здесь производится. В кочегарной имеется паровая труба диаметром около 2 дюймов и с клапаном на конце. К этому клапану привинчивается резиновый шланг того же диаметра и на конце его железная пипка длиною 5 футов, отверстие пипки – 3/4. Когда все готово, открывают прогарную дверцу и, пустив струю пара, смешают ею золу, накопившуюся внизу в передней части дымовой коробки, а затем струю переводят в верхнюю левую трубку, оставляют ее на 1 секунду и сейчас же переводят в следующую под ней – и так до низу; окончив один ряд, продувают второй и т. д.
В каждом котле около 240 трубок и операция продолжается 5 минут. Нет никакого сомнения, что этот способ производит нежелательную потерю пресной воды и на военных судах есть достаточно людей, чтобы произвести работу ручным способом, но надо посмотреть на дело и с другой точки. Могут быть обстоятельства, когда важно произвести работу в наименьший срок, не убавляя хода. В этом случае, разумеется, паровому способу, как наибыстрейшему, следует отдать предпочтение и жалко, если способ этот окажется к тому времени вполне забытым. Что касается потери пресной воды, то на этом пароходе она чрезвычайно мала. В Гонг-Конге котлы были вычищены и наполнены пресной водой, а на 7-й день по выходе из Иокогамы (следовательно, пройдя около 4000 миль), механик сказал мне, что соленость в котлах еще менее, чем соленость забортной воды. имея ввиду, что на пароходе не берут пресной воды для дополнительного питания котлов, а употребляют соленую.
Я пожелал проверить соленость воды лично и просил принести воду для определения ее удельного веса. Вода была доставлена в глиняной бутыле, и когда она остыла, что было лишь на следующий день, я определил ее удельный вес точным способом и оказалось 1,0245, тогда как вода Тихого океана в этом месте имела удельный вес (отнесенный к той же норме) 1,0265. Такое малое осоление воды в котле показывает – до какой степени холодильники на пароходе исправны и что из опресненной в холодильнике воды ни одна капля не пропадает даром. За все время плавания – ни на спокойной воде, ни на качке – я не заметил никаких следов побега пара из труб излишнего пара, и вообще единственная трата воды, на которую жалуется механик, это паровое отопление вследствие неимения приспособления для собирания воды.
По приходе в С.-Франциско или Гонг-Конг машинная команда обязана пересмотреть машину и вычистить котлы. Обыкновенно на эту работу приходится около 9 дней стоянки, но если вследствие сильных ветров пароход запоздает, то время стоянки соответственно уменьшается и пароход все-таки своевременно уходит в море. В порту – 12 кочегаров переходят в машину, а угольщики вскрывают и чистят котлы. В машине обыкновенно успевают вскрыть один или два цилиндра, вскрыть и очистить холодильник и перебрать некоторые из подшипников и проводов.
Работают обыкновенно от 7 часов утра и до 5 часов вечера; позже вечером люди могут отправляться на берег. Кроме того, каждый механик имеет в С.-Франциско и Гонг-Конге один полный день свободы. Китайцам закон воспрещает съезд на берег в С.-Франциско, но взамен этого они имеют в Гонг-Конге 2–3 дня полной свободы и вдобавок ежедневно китайцы, кроме вахтенных, могут в этом порту ночевать на берегу.
Старший механик особенно хвалил поставленные в 1892 году металлические кольца к поршням. Прежде были пружины и за ними требовался большой уход, а теперь вставлены два кольца, которые могут вращаться, и действительно вращаются, отчего цилиндр обнашивается совершенно равномерно.
Я осматривал машину в первый раз спустя неделю после выхода из Иокогамы и она работала очень спокойно, без всякого стука, причем я спросил старшего механика: может ли машина выдерживать безостановочную работу на переходе в 4500 миль и не приходится ли останавливать машину; он уверил меня, что остановок не бывает и машина не нуждается в них и, действительно, во время всего пути от Иокогамы до С.-Франциско, в течение 14 дней, машину стопорить не пришлось. Также и на малых переходах (от Гонг-Конга до Нагасаки и от Нагасаки до Кобе и Иокогамы) машина работала вполне исправно. Вопрос: почему машины коммерческих пароходов могут работать безостановочно, заслуживает всестороннего изучения. Безостановочное действие машины до крайности важно для военных судов, но пока ни один военный флот не может похвастаться тем, что у него судовые машины так же исправны, как на коммерческих пароходах всех наций.
Мне приходилось слышать многие толкования на эту тему, но ни одно из них не разъясняет предмет окончательно. Во всяком же случае верно лишь то, что неисправность машин военных судов не следует объяснять нерадением механиков, и я могу указать на самых исправных из них, которые тем не менее просят в море об остановках машин, чтобы поджать или ослабить подшипник. Думаю, что нет таких мер, которые признаны были бы излишними для достижения исправности машин, т. е. условия, по-видимому, легко достигаемого на коммерческих судах и ускользающего на военных.
Я три года командовал пароходом «Великий Князь Константин», у которого механики и машинисты были вольные, и я не помню случая, чтобы пришлось хоть раз в море стопорить машину для поджимания подшипников, но помню обратное на всех военных судах, на которых я плавал. Иногда приходится слышать, что машины коммерческих пароходов исправно работают потому, что эти пароходы много ходят, вследствие чего у их механиков большая практика. Правда, без практики невозможно научиться, но все дело не в управлении машиной на ходу, а в должной пригонке и сборке ее частей на якоре. От машинистов в море требуется лишь внимание, тогда как на якоре при ремонте машины от них требуется искусство.
Всякое военное судно имеет достаточно времени, чтобы на якоре обстоятельно осмотреть машину, и довольно плаваний, чтобы проверить в море правильность сборки частей машины. Говорят иногда, что на коммерческих пароходах те же люди долго служат, что они привыкают к особенностям своей машины, – это может быть также справедливо, но вместе с тем мы знаем, что вновь выстроенный пароход после нескольких часов пробного плавания принимает груз и пассажиров, отправляется в рейс и делает океанский переход без остановки. Тут уже нельзя сказать, что люди приноровились к особенностям машины, и надо думать, что исправность машины происходит от правильной сборки подшипников и должного их нажатия. Мне приходилось иногда слышать, что машины военных судов потому не действуют исправно, что их заставляют часто работать несоответствующим ходом, и я спросил мнение по этому поводу у г. Mac-Clure.
Он мне обяснил, что и коммерческие пароходы не всегда ходят одним и тем же ходом, что при противной зыби приходится неизбежно ход уменьшать и что во время зимних рейсов из С.-Франциско в Иокогаму приходится большую часть перехода делать средним ходом. Кроме того, ход машины при этом бывает очень неравномерный, ибо винт временами оголяется и, несмотря на морской регулятор, машина работает порывами. По его мнению, не может быть, чтобы одна сборка машины была хороша тодько для полного хода, а другая – ддя среднего. Если машина хорошо собрана, то она на всяком ходу пойдет правильно.
Правильная же сборка частей есть именно то условие, которое обеспечивает безостановочную работу машины, и механик, который может поручиться, что у него все трущиеся поверхности правильно пригнаны, должным образом отшлифованы и нажаты, может рассчитывать на безостановочность действия машины; если же части машины худо собраны или слишком туго нажаты, то произойдет нагревание; следовательно, все сводится к правильной сборке машины. Он же добавил к сказанному, что если вы позаботитесь о машине на якоре, она не будет беспокоить вас на ходу.
В этой-то заботливости о машине на якоре и состоит весь секрет безостановочной ее работы на ходу. Конечно, недостаточно одной заботливости, нужна еще практичность, которой действительно обладают вольные механики. Г. Mac-Clure пояснил еще, что только один он не работает теперь в машине своими руками, остальные же лица делают все сами, например – подшипники собираются лично его помощниками, так как от умелых рук собирающего подшипник зависит главным образом вся исправность машины.
Личный механический состав для таких пароходов вырабатывается и обучается на практике; никаких особых школ на берегу для этого нет и молодой человек, избравший эту специальность, должен (по окончании обыкновенного общего школьного образования около 15 лет) поступить масленщиком на пароход и никакого экзамена для этого не требуется. Пробыв два года масленщиком, молодой человек (если достаточно способен, чтобы продвигаться по службе) будет переведен на два года в кочегарные старшины и затем сделается младшим машинистом. Чтобы получить степень 3-го механика, т. е. стоять вахту, надо иметь патент, для чего требуется рекомендация трех старших судовых механиков и выдержание установленного экзамена у портового механика, ремонтирующего котлы.
Молодой человек, желающий получить патент, должен сам заниматься в свободное от работы время. Обыкновенно он имеет для этого необходимые руководства, но кто-нибудь из механиков всегда объяснит ему что надо. Послужив два года 3-м механиком, молодой человек может держать экзамен на второго и, пробыв два года вторым, может держать на первого, а потом через два года – на старшего механика. Во всех случаях к экзамену допускаются лишь лица, рекомендованные тремя старшими механиками. Патент действителен только на один год и каждый год надо возобновлять его без экзамена, но проступки по механической части могут повести к лишению патента.
Г. Mac-Clure показал мне записную тетрадь, в которую он вносит фамилию каждого, служившого под его ведением, причем делаются необходимые отметки, так что о каждом служившем с ним он может дать требуемую справку. Такая аккуратность сделала бы честь даже казенному инспекторскому учреждению и нельзя не полюбоваться, как он ведет и держит свое частное дело, не обязывающее его ни к каким записям, до которых, в сущности, у него остается очень мало свободного времени. Достоин особого внимания тот факт, что теоретические познания для получения патента механика молодой человек должен приобрести сам. У нас такой способ обучения называют самоучкой и очень часто человек не получает дальнейшего хода только потому, что он не имеет удостоверения в окончании курса в известной школе, и вообще самоучкам у нас хода не дают. В Соединенных Штатах и Англии смотрят на это иначе.
Все лучшие механики и инженеры в этих странах – самоучки, и именно, благодаря самоучкам океанские пароходы могут без остановок переходить от одного конца света на другой. Дело, очевидно, не в школе, а в том, чтобы человек считал известное ремесло выгодным для себя и имел возможность сам научиться всему, что знать следует.
Разумеется, при самообучении необходимо, чтобы были подходящие учебники и на английском языке можно найти прекрасные руководства, хорошо изданные, со множеством рисунков и чертежей. Например, я случайно взял у одного из пароходных механиков книжку «Read’s Engineer’s Handbook», которая имеет 639 страниц убористого шрифта, иллюстрированных 344 рисунками в тексте и 36 большими чертежами, составляющими отдельный том; цена 12 шил. 6 пенс. (6 рублей). Она заключает правила и программы для экзамена, по которому можно получить право на управление машиной, затем идет арифметика, геометрия, алгебра и механика – теоретическая и практическая. Просмотрев эту книгу, я нашел в ней весьма много полезных практических советов и теоретических объяснений.
Так же точно я взял у одного из палубных квартирмейстеров книжку, по которой он готовится к экзамену на палубного офицера. Книжка озаглавлена: «Ainsley’s Examiner in Seamanship»; цена 2 шиллинга. Книжка написана в виде вопросов и ответов и назначается для приобретения разных познаний по морскому делу. Есть подобные же руководства по навигации, астрономии и проч.
5 февраля 1896 г., в последний день нашего плавания, я опять спустился в машину. Счетчик, показывавший при выходе из Иокогамы 438 980 оборотов машины, теперь показывал 1 482 652, т. е. машина сделала уже безостановочно миллион оборотов и продолжала работать также спокойно, как будто ее сейчас взяли из мастерской. Старший механик сказал мне, что, по случаю ввода парохода в док, люди будут заняты притиркой кингстонов, а потому ему не удастся пересмотреть ни мотылевых подшипников, ни золотниковых приводов, но надо перебрать соединения балансиров воздушных насосов. Кроме того, необходнмо продуть паром трубки от масла, ибо в них масло густеет и если кусочки такой загустевшей массы попадут в подшипник, то он непременно разогреется. Через 9 дней пароход пойдет в новый рейс, и машина будет продолжать свою четвертую сотню миллионов оборотов.
6 февраля, в 2 часа ночи, мы прибыли в С.-Франциско, и утром я оставил пароход «City of Peking», унося с собой лучшие воспоминания, как обо всем виденном на нем, так и вечно веселом и довольном его капитане – г. Smith.
С. О. Макаров. Броненосцы или безбронные суда?
Помни войну!
Цель настоящей статьи не критика деятелей кораблестроения у нас, ибо мы строим то же, что и все нации, следовательно, высказываемые здесь взгляды не должны задевать ничье самолюбие.
Собственно судостроение в русском флоте во многих случаях избегло тех колебавий, которые были за границей. Так, по отношению к наибольшему калибру орудий, мы не изменяли принятому решению с 1873 г., т. е. с постройки броненосца «Петр Великий», на котором поставлевы были 12-дюймовые орудия. То же можно сказать и о калибре средней артиллерии в 6 дюймлв и о диаметре мин – от принятого раз размера мы не отступили. По части непотопляемости в нашем флоте сделано больше, чем где-нибудь и в настоящее время обращено большое внимание на придание водонепроницаемым переборкам должной крепости и соответствие своему назначению.
Всем этим я хочу сказать, что, высказывая свои взгляды на целесообразность тех или других типов, я говорю объективно, а не субъективно, и, кроме того, о деле, а не о лицах.
Я считаю, что надо строить для боя малые безбронные суда, а господствующее мнение – что нужно строить для этой цели большие броненосцы. Quand tout le monde a tort, tout le monde a raison. Отсюда выходит, что мои мнения никому не должны быть обидны.
От времени до времени следует взглянуть на все дело судостроения со стороны, отрешившись от существующих взглядов. Нужно как бы рассмотреть вопрос вновь, приняв в соображение современные наступательные и оборонительные средства.
Теперь принято считать, что для артиллерийского боя необходимы броненосные суда и поставленный мной вопрос уже повсюду нашел себе решение. Правда, военные суда раздедяют на броненосцы и крейсеры, но принято считать, что для артиллерийского боя пригодны лишь броненосцы. Крейсеры назначаются для разведок, и вследствие этого им стараются дать бо́льшую скорость хода, чем броненосцам, но признается, что для артиллерийского боя с броненосцем они в сущности не годятся.
У крейсеров, размером более 2000 т, машину, предназначенную для большого хода, и котлы можно поставить ниже ватерлинии, поместив под естественное прикрытие водой. Суда такого водоизмещения считают специально разведчиками, на них ставят очень слабую артиллерию и делают высокий борт. У судов в 3000 т добавляют карапасную палубу. При дальнейшем увеличении водоизмещения прибавляют некоторое количество брони и, когда размер доходит до 10 000 т, то судно считается броненосным крейсером. В настоящее время в Соединенных Штатах строятся броненосные крейсеры в 16 000 т. Неужели и эти суда назначаются для разведок, а не для боя? Для разведок они чересчур велики и дороги, а для боя чересчур высокобортны и представят чрезвычайно выгодную для неприятеля цель.
Если бы проектировался корабль в 16 000 т совершенно без брони, то можно бы было такому судну дать огромный ход и район действия. Он в этом отношении превзошел бы все другие суда. Основная мысль этого корабля и его назначение были бы ясны и понятны, но в том виде, в каком судно строится, оно по высокобортности будет чувствительно к неприятельским снарядам, а по ходу не превзойдет крейсеров малого размера. Стоимость же судна будет во много раз превосходить разведчиков умеренного водоизмещения.
Мне кажется, что название крейсер сбивает всех с толку. Признается необходимость иметь суда для разведочной службы, и что такие суда должны ходить скорее, чем суда противника, дабы, открыв их, можно было уклониться от боя и сообщить известие своим кораблям. Если бы для этого пришлось на каждые 100 000 т боевого состава иметь 10 000 т разведочных судов, то можно бы было помириться с слабостью артиллерии и другими боевыми недостатками их, но считается, что разведочных судов нужно гораздо больше и тогда является вопрос, не лучше ли разведку производить такими судами, которые строятся для артиллерийского и минного боя, и в решительном сражении могут драться в линии со всеми остальными.
Последнее решение мне представляется рациональным, и я бы составил флот исключительно из безбронных малых боевых судов с сильной артиллерией. Разведки ближние должны производиться теми же судами поочередно, с таким расположением промежуточных судов, чтобы они были в пределах беспроволочных сигналов и могли быть в решительную минуту стянуты к главным силам и вступить в бой совместно с ними. Летучие разведки можно возлагать на 27-узловые миноносцы в 200 т, или на отряды тех же безбронных боевых судов, строя их все по одному типу.
Безбронные суда при заданном условии хода и района действия могут быть малого размера, броненосцами при таком же задании могут быть лишь большие. Отсюда вытекает, что вопрос надо поставить так: «строить ли большие броненосцы или безбронные суда малого размера?».
С этим вопросом я выступил впервые в 1894 г. и тогда же, в статье «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов», предложил для артиллерийского боя строить безбронные суда в 3000 т. О судах этих говорится в той статье недостаточно подробно, а потому теперь, взвесив сделанные с тех пор успехи в артиллерии, минах, подводных лодках и прочих средствах нападения и обороны, я решаюсь выступить с моим предложением с большей подробностью.
Молодая школа
Еще ранее моего предложения во Франции появилась так называемая молодая школа, проповедовавшая постройку крейсеров размером около 6000 т. Идеи молодой школы заключались в том, что активная боевая служба должна производиться эскадрами этих крейсеров, броненосцы же, водоизмещением около 7 1/2 тыс. т, должны назначаться лишь для прибрежной обороны. Молодая школа считала, что на крейсерах нет надобности иметь орудий большого калибра, что достаточны 6-дюймовые орудия, но необходим большой ход. У броненосцев полагалось иметь два крупные орудие и четыре 6-дюймовые.
При броненосцах береговой обороны молодая школа считает полезным иметь разведчиков в 2 1/2 тыс. т. В сущности, молодая школа мирится с броненосцами береговой обороны только потому, что такие уже существуют, но истинные идеи молодой школы – передать прибрежную оборону легким, мелкосидящим судам с сильной артиллерией.
В 1886 г. морским министром был адмирал Aube, горячий преверженец молодой школы. Постройка броненосцев была приостановлена и даже выстроен пробный, мелкосидящий, быстроходный, так сказать, пловучий орудийный станок для 14-сантиметровой пушки («Gabriel Charmes»), который походил на обыкновенный миноносец, имея водоизмещение 79 т и скорость 20 узлов. На нем была поставлена 14-сантиметровая пушка. Стреляя по носу, он представлял собою мишень только 4 кв. метра, управлялся очень легко и при стрельбе на неспокойном море с дистанции до 40 кабельтовых, получалась площадь рассеивание в 300 × 400 м.
С переменой министерства опыты были прекращены; орудие снято, и судно переделано в миноносец под № 151.
Идею адмирала Aube энергично защищал адмирал Rе́veillère. Затем в 1899 г., при назначении морским министром Lockroy, этот последний – тоже последователь молодой школы – приказал переделать минный авизо «Dragonne», поставив на него такое же орудие, как на «Gabriel Charmes», и произвести опыты. Первое испытание было на ходу на качке до 10° с дистанции 5200 м, причем площадь рассеяние оказалась – 100 × 400 м. Была произведена ночная стрельба – по старому фрегату «Panama» на ходу и на якоре при качке до 20° с дистанции 1500, 1000, 500 и 300 м. Всего сделано 38 выстрелов; попало – 20.
С уходом Lockroy опыты вновь прекратились, но, очевидно, веяние молодой школы не осталось без последствий, ибо, пересматривая список судов французского флота, мы не находим в нем таких гигантов, как в английском флоте, скорее напротив, – встречаем преобладание умеренного водоизмещения.
Мои идеи несколько отличаются от идей молодой школы. Плавучие орудийные платформы вроде «Dragonne» и «Gabriel Charmes» имеют машины и котлы выше ватерлинии, следовательно, в положении, открытом для неприятельских выстрелов. Относительно морских судов могу заметить, что, придавая большое значение ходу, я в то же время считаю необходимым, чтобы корабль, назначенный для артиллерийского боя, имел такую артиллерию, которая могла бы пробить броню современных кораблей. Постановку такой артиллерии можно достичь лишь при условии отказа от чрезмерной скорости, а потому я считаю достаточным, чтобы боевой безбронный корабль имел ход на 2 узла больше, чем ход броненосцев, т. е. можно ограничиться 20-узловым ходом.
Для того чтобы менее страдать от неприятельских выстрелов, нужно избежать высокого борта, а чтобы артиллерия не подвергалась поражению осколками неприятельских разрывных снарядов – поставить ее на верхнюю палубу.
Комбинируя вышеперечисленные условия, приходим к судну размером в 3000 т с карапасной броневой палубой, прикрывающей машину, котлы, боевые запасы и руль, и с возвышенным полубаком для того, чтобы с успехом идти против волнения, не зарываясь носом.
Esmeralda 1883 г.
Лучший тип небольшого боевого судна представляет «Esmeralda», построенная в 1883 г. заводом Армстронга. Судно это было заказано чилийцами под впечатлением войны с Перу. У чилийцев в это время были свежи воспоминание войны, и они опасались новых столкновений. Вот почему в этом судне первое место отведено боевым качествам,
Esmeralda при водоизмещении в 3000 т имела два 10-дюймовых орудий (в 25 т) и шесть 6-дюймовых (в 4 т). Ход 18,3 узла и запас угля в 600 т. Машины и котлы прикрыты легкой карапасной палубой. При своем низком борте и всех вышеприведенных боевых элементах «Esmeralda» представляла прекрасную боевую машину. Единственный ее недостаток – это низкий нос, который не позволяет держать хорошего хода, идя против волны. Обстоятельство весьма важное.
Покойный лорд Армстронг был защитник боевых судов малого размера, и его фирма после «Esmerald’ы» построила еще много других боевых безбронных судов почти того же водоизмещения. Все сражения при Ялу были японцами выиграны при участии таких судов.
Заслуживает большого внимания, что, под угрозой войны, люди яснее видят боевые потребности и лучше отличают хорошее от дурного. Как только в 1894 г. японцы объявили войну Китаю, то сейчас же купили у чилийцев «Esmerald’у», которая в это время была уже далеко не новым судном, в особенности по отношению к артиллерии.
Безбронное судно в 3000 т
Предлагаемое мною безбронное судно отличается от «Esmeralda’ы» возвышенным баком и отсутствием тонкого прикрытия для 6-дюймовых пушек.
Для того чтобы показать, какой вид может быть придан этому судну, я составил чертежи его, а младший помощник судостроителя Барановский сделал подсчеты. На чертеже видно, что броневая карапасная палуба прикрывает машину, котлы и боевые погреба. Над этой палубой расположена другая, верхняя, которая идет также во всю длину судна, и пространство между этими палубами служит для помещения экипажа. В носовой части показан возвышенный полубак.
Так как в военное время командир должен быть возможно ближе к мостику, откуда идет управление кораблем, то командирская каюта находится под полубаком. Под ней находятся каюты офицеров, а сзади этих последних – каюты кондукторов.
Судно разделено 7-ю главными переборками, имеет в середине два дна и два борта. Пространство между двумя бортами служит для угля, провизии и пр., так, чтобы иметь выше карапасной палубы возможно большее количество водоисключающих предметов.
Общие размеры безбронного судна следующие:
Длина между перпендикулярами – 300 футов.
Ширина наибольшая – 42 фута 10 дюймов
Отношение ширины к длине – 1 к 7.
Наибольшая длина – 322 футов 10 дюймов.
Отношение —1: 7 1/2,
Углубление нормальное – 18 футов.
Дейдвудов нет.
Центр величины отстоит вниз от грузовой ватерлинии на 6,9 футов. Метацентр от центра величины к верху на 8,9 футов.
Угля помещается 600 т, из них 300 входят в нормальное водоизмещение.
Котельных отделений три, из них среднее занято котлами Бельвиля для обыкновенного хода, а остальные два отделения – котлами более высокой паропроизводительности.
Два 8-дюймовых орудия и четыре 6-дюймовых орудия по бортам поставлены с таким расчетом, чтобы они находились как раз над главными поперечными переборками. Одно 6-дюймовое поставлено в корме. Мелкие орудия стоят частью на полубаке, частью на верхней палубе. Минные аппараты также поставлены на верхней палубе. Шлюпок предположено шесть, из коих один катер, один паровой баркас.
Ход предположен 20 узлов, на что требуется 10 000 индикаторных сил.
Помещенное здесь описание показывает, что предположенное судно не есть фантазия, что грузы позволяют иметь на этом корабле предположенную артиллерию, предположенный ход в 20 узл. и запас угля в 600 т, из которых 300 т входят в нормальное водоизмещение. 600 т угля. по обыкновенному расчету для экономического хода, даст район действия в 6000 миль, но так как при составлении проекта предположено иметь вспомогательные двигатели, при которых 6-узловой ход получается в два раза экономнее, чем при обыкновенных машинах, то, основываясь на опытах со вспомогательными машинами на «Ермаке», судно может дойти от Кронштадта до Владивостока, не возобновляя запасов угля.
Вот в каком виде мне представляется современный боевой корабль, между тем установившееся общее мнение совсем иное. Считается, что боевой корабль должен быть большой и обшит броней.
История бронирования
Действительно, броня дает такие огромные преимущества, что их нельзя не видеть. Броня в первый раз употреблена была во время Крымской войны при бомбардировке Кинбурнских укреплений. Французский флот имел три бронированные плавучие батареи. Преимущество брони, однако же, не выказалось с должной ясностью, а потому бронирование судов как во французском, так и в английском флоте шло очень медленно. Покрывали броней некоторую часть борта больших деревянных фрегатов и проектировали новые суда с частным броневым прикрытием по бортам.
Толчок в деле бронирования дали Соединенные Штаты, где во время междо-усобной войны южане построили «Merrimac», который 8-го марта 1862 г. явился на Hampton Roads и утопил фрегаты «Cumberland» и «Congress». Ядра этих судов, по выражению очевидцев, производили такое же малое впечатление на закованные борта «Merrimac», как град на железную крышу.
Ко времени готовности Меггитася северяне построили с беспримерною скоростью в 100 дней «Monitor». Сражение между «Merrimac’ом» и «Monitor’ом» окончилось ничем. Гладкостенная артиллерия не могла побороть брони, равно как таран «Merrimac’а» был безсилен против «Monitor’а», имевшого свесы.
Броненосцы мирного времени
В моей книге «Рассуждение по вопросам морской тактики» («Морск. сборн.» 1897 г., № 1) дан чертеж постепенного вида бронирования. У первого английского броненосца «Warrior» была прикрыта 4 1/2-дюймовой броней лишь часть борта. Тут прямо выказалась разница между мирными проектами и проектами военного времени. «Warrior», превосходящий по величине в 8 раз «Monitor», не мог бы выйти безнаказанно из боя с «Merrimac’ом», ибо у него огромные поверхности не бронированы и, следовательно, были бы пробиты разрывными снарядами противника, которые нанесли бы кораблю больший или меньший вред и могли бы вывести его из строя. Возможно даже, что «Warrior» был бы потоплен, благодаря своим уязвимым частям и отсутствию свесов, которые защищали бы его от таранного удара.
Мы видим, что броня сразу пришла в такие условия, в которых она не могла дать тех результатов, которые были у «Merrimac’а», и «Monitor’а». Захотели бронировать высокобортные суда, и если бы артиллерия осталась такою же, как во время американской войны, т. е. гладкостенной с чугунными снарядами, то это, увеличив должным образом водоизмещение, как на «Agincourt», было бы возможно.
Артиллерия, однако же, делала свои шаги вперед, и прикрытие в 4 1/2—5 дюймов оказалось недостаточным, чтобы защитить борта от неприятельских снарядов. Артиллерия совершеествовалась так быстро, что следовало тогда же отказаться от мысли бронировать высокобортные суда. Если бы на фрегатах «Cumberlcmd» и «Gongress» были современные 6-дюймовые орудия с бронебойными снарядами, то «Merrimac» был бы выведен из строя ранее, чем при своем тихом ходе успел бы приблизиться к ним.
«Merrimac» потому и победил, что ядра фрегатов производили на его борта такое же действие, как град на железную крышу. Совсем иное дело представляли борта «Agincourt’а» по отношению к нарезным орудиям того времени. Они пробивались, и, следовательно, броня на нем не могла дать тех поразительных результатов, которые выказались во время боя на Hampton Roads.
Не отказавшись от мысли бронировать высокобортные суда, прибегли к частному бронированию по ватерлинии и защищали броней казематы и башни, в которые ставили исключительно орудие большого калибра. Этого оказалось недостаточно, и прибегли к бронированию лишь одного каземата, длина которого уменьшилась до такой степени, что он представлял из себя не более 30 % длины всего судна («Inflexible»). На остальном пространстве борт к носу и корме оставили не прикрытым броней и ограничшись броневой подводной палубой, прикрывавшей жизненные части судна: машину, котлы, боевые запасы, рулевые приводы и пр.
Опыт с моделью показал, что такие суда, при пробитых оконечностях, не имеют достаточной остойчивости. Тогда решили пожертвовать толщиной брони, которая у броненосца «Inflexible» дошла до 24 дюймов, и, прикрыв ватерлинию более умеренною броней, удлинили и самые казематы. Получилась все-таки же очень незначительная поверхность бронирования, пробиваемого орудиями того времени, причем две пятых всего борта («Collingwood»), считая по длине, оставлены совсем без броневого прикрытия.
В это время (начало 90-х годов) появились бесподобные бронебойные снаряды из хромо-никелевой стали завода Гольцера и преобладание артиллерии сделалось столь ясным, что вероятно бронирование было бы совершенно оставлено, но тут (в 1893 г.). Гарвей в Америке изобрел закаленную броню, и первые опыты с ней дали поразительные результаты. При прикосновении снарядов к этой броне они разлетались в мелкие куски. Очевидцы выражались, что снаряд обращался в пыль.
В Англии такой результат поняли как указание на возможность утончить броню, покрыв ею большие поверхности. В то же время признавалась возможность, что такая тонкая броня будет все же пробиваться, и потому, для прикрытия машин, котлов, боевых запасов и пр., решили в дополнение к броневой палубе, идущей на высоте верхней кромки брони, сделать еще одну броневую дугообразную (карапасную) палубу, которая опускалась бы к нижней кромке брони.
Из этого видно, что совершенно отказались от мысли иметь даже некоторую часть судна вполне неуязвимой от снарядов неприятеля и тем совершенно отступили от выгод брони, столь ярко выказавшихся во время сражение на Hampton Roads.
Современные броненосцы
Для иллюстрации того, как принято теперь бронировать корабли, помещен рисунок строящегося теперь английского броненосца «King Edward» (черт. 1) в 16 500 т., у которого броня распределена следующим образом: барбеты – 12-д. броня, батарея и башни 9,2-д. орудий прикрыты 7-д. броней, траверз из 12-д. брони, бортовая броня при ватерлинии лишь у средины 9 д., утончается к носу до 3 д., а к корме даже до 1 1/3 д.
Рассмотрение вышеприведенных данных показывает, что огромные поверхности покрыты очень тонкой броней, которая не всегда защищает даже от мелкой артиллерии, средняя же артиллерия будет пробивать почти всю броню. О неуязвимости такого судна нельзя говорить серйозно: броня защитит от некоторых выстрелов, в особенности косых, но эта броня будет пробиваться и, с самого начала сражения, корабль будет повреждаем неприятельскими выстрелами не только в местах совсем непокрытых броней, но и в бронированных.
Для того чтобы судно имело даже столь слабое прикрытие больших поверхностей, пришлось довести размеры его до 16 500 т. Не служит ли это очевидным доказательством, что высокобортное судно невозможно бронировать должным образом. Видимо, высокобортность и броня несовместимы.
С другой стороны, низкобортные суда не признаются годными для океанского плавания. Это, однако же, не показывает, что вышину современных кораблей нельзя бы было с успехом уменьшить. Я того мнения, что такое уменьшение в боевом отношении желательно и даже необходимо.
Сравнение броненосца в 9000 т. с безбронным судном в 3000 т. Заслуживает особого рассмотрения вопроса, можно ли смириться с увеличением кораблей до столь гигантских размеров, если они не дают возможности в должной мере бронировать суда и тем сделать их неуязвимыми от неприятельских снарядов. Не лучше ли иметь суда малого размера? Расчеты, приведенные мной в моей книге «Разбор элемеитов, составляющих боевую силу судов» (стр. 93), показывают, что чем больше судно, тем на каждую тонну водоизмещения можно поместить больше наступательных и оборонительных средств. Поэтому считается как бы доказанным, что выгоднее строить большие суда, чем малые.
Поясним это примером, сравнив судно в 3000 т и в 9000 т, т. е. в три раза больше. Если тому и другому судно нужно дать ход в 18 узл., то у первого судна потребуется 6800 инд. с., а у второго не в три раза больше, а лишь 12300 с., т. е. не вполне в два раза больше. Расход угля на суточное плавание по 10 узл. будет у первого судна 23 1/2 т, у второго 43 1/2. Точно так же явится некоторая экономия в весе корпуса, числе команды и пр. Допустив у того и другого судна вес артиллерии и мин в 9 % от водоизмещения, получим, что у судна в 3000 т запас водоизмещения останется 442 т, а у судна в 9000 т – 2600 т. Если мы весь запас водоизмещения у судна в 3000 т. дадим под уголь, то его будет достаточно на 18,8 суток.
На такое же число дней судну в 9000 т потребуется угля 818 т, а мы имеем запас водоизмещение в 2600 т, следовательно остается 1782 т, которые можно употребить на броню.
Отсюда выходит, дабы поместить на судно 1782 т брони, надо увеличить водоизмещение с 3000 т до 9000, считая, что судно в 9000 т будет иметь такую же артиллерию как три судна в 3000 т, такой же ход и такой же район действия. Если бы боевая сила судов зависела только от силы артиллерии, то поставив в бою судно в 9000 т против трех судов в 3000 т, мы получили бы равенство сил, но у судна в 9000 т имеется броня, а у судов в 3000 т. ее нет, следовательно можно бы было признать, что судно в 9000 т сильнее, чем три судна в 3000 т.
Так вообще принято рассуждать и вот почему господствует мнение, что размеры военных судов надобно увеличивать, ибо при большом водоизмещении на единицу размера судна можно положить в него более полезного груза. Стоимость судна – почти пропорциональна размерам, следовательно, и на единицу стоимости у большого судна будет более полезного груза.
Приведенные выше цифры показывают, что увеличение размеров на 6000 т дало возможность прибавить полезного груза 1782 т. Отсюда получается как бы грубое правило, что для того, чтобы иметь возможность положить 1 т полезного груза, нужно увеличить водоизмещение судна на 3,3 т. Цифра эта для судов разных типов будет различна, но вопрос не в абсолютной величине ее, а в том, что делая всякую добавку в одну тонну полезного груза, будет ли то броня, уголь, избыточное снабжение или иное что, надо считаться с увеличением водоизмещения в три с лишним тонны. Рассуждения эти относятся и к броненосцам, и к крейсерам, и ко всяким другим судам.
Если вышеприведенное положение, что бронированное судно в 9000 т может разбить три судна в 3000 т, верно, то господствующее мнение о преимуществе больших судов правильно. Если же при сражении трех судов в 3000 т с одним судном в 9000 т преимущество будет за первыми, то господствующее мнение неправильно.
Разборы наступательных и оборонительных средств
Чтобы решить этот вопрос, следует разобрать современное состояние наступательных и оборонительных средств. Наступательные средства – пушка, мина и таран. Оборонительные: неуязвимость, непотопляемость и живучесть. Судно строится 3–4 года, следовательно, выбирая тип, нужно не только принять в соображение наступательные средства, каковы они сегодня, но и взглянуть несколько вперед, а посему, делая легкий обзор наступательных и оборонительных средств, я позволю себе высказать предположение о том, каковы будут эти средства в ближайшем будущем.
Артиллерия
В настоящее время большая часть боевых судов вооружена орудиями в 40–50 калибров. До 6-д. калибра включительно орудие патронные, а выше – картузные.
Замечается намерение у средних калибров отказаться от патрона, т. е. гильзы, ибо гильзы не допускают стрельбу при давлениях выше 2500 атмосфер, тогда как крепость орудий и свойства пороха позволяют довести давление до 3000 атмосфер. Упразднение гильз, вероятно, поведет к некоторому замедлению стрельбы, ибо придется вставлять отдельно трубку, но думаю, что это затруднение устранят. Также думаю, что найдут, как делать картуз, не прибегая к таким материалам, которые тлеют после выстрела и, следовательно, требуют банения.
Гораздо большее затруднение встретится вследствие того, что при давлении в 3000 атмосфер будет сильное выгорание стволов и изнашивание их. Вероятно, найдут возможность сделать внутренние трубы орудий заменяемыми. Говоря короче, я верю в возможность повышение давление до 3000 атм., но это дастся не без затруднения, в особенности по снаряжению снарядов, ибо некоторые сильно взрывчатые вещества боятся больших давлений при смещении.
В настоящее время современные орудия дают скорость 2800–2600 ф. Прилагаемый черт. 2 показывает дальности при 5°, 10° и 15° возвышения орудий всех калибров от 37-мм до 12-д. включительно. Тут же для наглядности даны траектории 11-д. пушки образца 1877 г. и 11-д. мортиры. Также показана дальность 10-д. пушки при угле возвышение в 35°.
Чертеж дальности составлен следующим образом: по горизонтальной оси AB отложены расстояния в кабельтовых и конец каждой траектории при углах возвышения в 15° примыкает к точке, соответствующей ее дальности. По линии АС, которая на 5° выше горизонта, отложены дальности при 10° возвышении. По линии АБ – на 5° возвышения. По линии АЕ – на 21/2° возвышения. По линии АГ – на 1° возвышения. Сомкнутые кривые, соединяющие дальности орудий на различных дистанциях, не дают точного совпадение с действительными траекториями снарядов, но недалеки от них и, для наглядности, приближение вполне достаточно; между тем принятая система построения чертежа дает возможность получить главнейший элемент, т. е. дальность, при каком угодно угле возвышения.
Дистанции
Нет точных данных, по которым можно бы было признать те или другие дистанции ближними или дальними. Чертеж показывает, что при угле возвышения в 35° 10-д. орудие может забросить снаряд на 10 1/2 миль, или 18 1/2 верст, причем снаряд мог бы перелететь через Монблан. На такое расстояние едва видно самое судно, в которое будут стрелять, и совершенно не видно падения снаряда и, значит, не видно результатов его действия, а вероятность попадания в судно близка к нулю. Если же, однако, придется стрелять по неприятельскому лагерю, положение которого точно определено на карте, то будет достаточный % попадания.
При таком условии мы получим, что для 12-д. орудие в 40 калибров ближняя дистанция – 11 кабельт., средняя – 24, дальняя – 42, у 37-мм пушек ближние дистанции будут 2 1/4 кабельт., средние – 5 1/2 и дальняя 9. Если, придерживаясь того же правила, мы возьмем за мерило 6-д. орудие в 45 калибров, то ближняя дистанция будет – 10, средняя – 20, дальняя – 30 кабельт. Казалось бы, что для условий морского боя можно было принять эти последние подразделения.
Порох, снаряды, таран
Порох употребляется теперь по преимуществу бездымный и обратно к дымному не перейдут. При дымном порохе дымом застилает свои орудия, которые совершенно теряют возможность целиться в неприятеля, тогда как неприятель имеет все, чтобы направлять свои орудия. Это показывает, что с окончательным переходом на бездымный порох надо спешить, ибо дым будет в сильной степени мешать действию своей артиллерии.
Бездымный порох дает лучшие балистические свойства, чем дымный. Пороха пироксилиновые или пироколлодийные требуют бо́льших зарядов, чем порох нитроглицериновый (кордит), но у них температура газов меньше, а потому меньше выгорают каналы. У 6-д. орудия заряд в 46 фунтов. бурого пороха для той же начальной скорости замещается 26 фунтами пироксилинового пороха и 18 фунтами кордита.
Вес заряда имеет существенное влияние на начальную скорость снаряда, ибо развиваемые газы должны потратить силу не только на смещение снаряда, но и на смещение частиц пороха; если считать вес 6-д. снаряда 100 фн., то при буром порохе газ должен выкинуть из канала 146 фн., при пироксилиновом порохе 126 фн., а при кордите 118 фн. Отсюда видна желательность уменьшения веса заряда, но если она ведет к сильному выгоранию стволов, то невыгоды так велики, что парализуют выгодные стороны.
Пока не видно новых порохов и еще нет данных предположить, что они частью или полностью заменятся жидким воздухом или иными сгущенными газами.
Снаряды употребляются: бронебойные, фугасные и сегментные.
Бронебойные снаряды, выделывающиеся из хромистой стали, могли пронизывать предельную для себя сталеникелевую броню даже при углах от 15° до 20° от нормали не разбиваясь. При ударе в гарвеевскую или крупповскую броню такие снаряды разбиваются. Колпачки, предложенные мной в 1893 г., защищают снаряды от разбития при больших скоростях и в таком случае пробивающая способность снаряда с колпачком против гарвеевской плиты равняется обыкновенному снаряду при незакаленной сталеникелевой плите. Крупповская броня крепче брони гарвеированной на величины, как показано в таблице ниже этого. При малых скоростях преимущества колпачков значительно меньше.
Разрушителное действие снарядов. Все фугасные снаряды предполагается иметь снаряженными в английском и французском флоте лиддитом, или меленитом. Это весьма сильное взрывчатое вещество, и снаряды, наполненные им, разрываются при прикосновении к броне и потому не разрушают ее. Имеются данные предполагать, что бронебойные снаряды в некоторых флотах могут не взрываясь проходить плиты и взрываться за ними. В некоторых случаях эти снаряды рвутся в самых плитах. По-видимому, в иностранных флотах не достигли того, чтобы меленитовые снаряды выдерживали полное давление газов в канале, а потому при стрельбе с меленитовым снаряжением будут малые начальные скорости.
Снаряжение снарядов значительно совершенствуется, и надо думать, что в недалеком будущем найдут способ, как предохранить взрывчатое вещество от взрыва при проникновении снарядов плиты, дабы затем произвести полный взрыв за броней.
Всегда существовали затруднения в выделке хороших дистанционных трубок. Надо однако же думать, что трубки эти усовершенствуются и что можно будет с уверенностью ими пользоваться для успешного поражения неприятеля сегментными снарядами при тех больших начальных скоростях, с какими в настоящее время стреляют. Трудно предположить, что стрельба дистанционными трубками будет иметь широкое применение в морских сражениях, когда дистанции меняются каждую минуту в значительной степени, но при действии по группам миноносцев, выжидающих момента атаки, и по береговым укреплениям стрельба сегментными и фугасными снарядами с дистанционными трубками может оказаться весьма успешной.
Таран есть весьма простое и сильное средство для нанесения неприятелю вреда. Одно время считали его оружием, решающим бой, а потому строили даже специальные суда для таранного боя. Тараны надо однако же считать, как холодное оружие, лишь второстепенным средством, ибо для нанесения удара необходимо сойтись с неприятелем вплотную, тогда как этому в значительной мере будет препятствовать артиллерийская и минная стрельба.
При ударе в судно таран легко разрушает борт не только простой, но и бронированный; бронированные палубы также не удерживают тарана, и он проникает в судовой корпус как в масло.
Были примеры, что миноносец на Мальтийском рейде сделал большую пробоину в борте крейсера. Минный крейсер «Всадник» при ударе в крейсер «Память Азова» сделал такую пробоину, в которую легко мог пройти человек, а миноносец «Свирепый» (350 т) в минувшем году на ходу в 27 узл. рассек пополам шхуну с дровами и на корпусе у него не оказалось никаких повреждений.
Броненосец «Camperdown» при ударе в броненосец «Ѵictoria» имел скорость лишь 6 узл., между тем получилась пробоина 28 ф. в вышину и 11 ф. в ширину. Правда, в этом месте не было бортовых плит, но была броневая палуба, встречающая удар на ребро. Никакие вычисления не могут определить точную величину пробоины, которую нанес бы тот же броненосец, если бы он ударил с полною скоростью в 18 узл., но нет ничего удивительного, если бы после этого общая крепость протараненного броненосца оказалась бы недостаточной для продолжения плавания на взволнованном море, даже при условии, что переборки спасли его от моментального потопления.
Мины
Усовершенствования в минах заключались в усовершенствовании машины, в увеличении давление с 60 атмосфер до 105 и в увеличении объема самой мины, приданием более тупых обводов, в особенности в носовой части. Это дало возможность иметь больший запас воздуха, а все вместе повело к большей скорости и большему району.
Стрельба на дальние дистанции мало изучается – минеры все еще хотят, чтобы каждый выстрел попадал наверное, между тем, если неприятель держится в линии кильватера, то можно стрелять не по отдельным судам, а по целой кильватерной колонне. Если промежутки между судами равняются двум длинам судна, то из трех мин две пройдут в промежутки и не причинят вреда, а одна должна попасть в судно. Это даст 33 % попадания.
Приборы
Обри представляют прекрасное средство для сохранения направления мины, и имеются данные считать, что рассеяние при стрельбе на 10 кабельт. не превосходит нескольких футов. Теперь, пока стрельбе на дальние расстояния значения не придается, приборы Обри действуют короткое время, но уже испытывается усовершенствование, которое удвоит продолжительность работы прибора. Сделано еще кое-что, и вообще один авторитетный в этом деле человек заявил мне, что не представит технических трудностей делать такие приборы, которые будут удовлетворительно управлять рулем в течение 1/4 часа.
Следовательно, не из-за направления мины не имеется еще способов стрельбы на дальние расстояния. Нужны некоторые усовершенствования в машине. Нужно по возможности освободиться от потери давления вследствие понижения температуры при работе машин, и даже ввести подогреватели. Кроме того, вероятно еще поднимут давление в резервуаре. Для того чтобы мина, расходуя воздух, не увеличивала своей плавучести, что вредно действует на ход при малых скоростях, необходимо сделать автоматическое напускание воды пропорционально расходу воздуха, ибо такового теперь помещается в резервуаре более двух пудов.
Всеми вышеприведенными усовершенствованиями будет достигнуто то, что нормальная мина окажется пригодной для стрельбы даже на расстояниях в 30 кабельт. Это обстоятельство очень повлияет на тактику боя и заставит обратить бόльшее внимание на средства, предохраняющие от минных взрывов.
За последние годы внимание было обращено на усовершенствование подводных аппаратов, и действительно теперь имеются способы для того, чтобы выпустить из подводной части мину на самых больших скоростях. Аппараты эти очень громоздки и тяжелы. Два аппарата со всеми к ним принадлежностями, кроме мин Уайтхеда, еще недавно весили 46 т и требовали огромного помещения, теперь в этом деле сделаны крупные шаги вперед.
Подводные аппараты не приспособлены к поворачиванию, так что угла обстрела не имеют, но приборы Обри начинают приспосабливать к сообщению мине требуемого угла отклонения. Когда этого достигнут, то стрельба из подводных аппаратов будет иметь угол обстрела.
Существует предположение, что опасно иметь мины в надводных помещениях, ибо, в случае взрыва резервуара, сильно пострадает то помещение, в котором находится аппарат. В этом отношении расположение аппаратов на верхней палубе выгоднее, ибо взрыв резервуара не повредит судна.
Тут мы опять встречаемся лицом к лицу с выгодами иметь судно небольшого размера, ибо стрельба надводных аппаратов требует, чтобы таковые стояли не высоко над уровнем моря. Также надо иметь в виду, что аппараты, поставленные в закрытых помещениях, занимают много места и тяжелы вследствие необходимости иметь яблочные шарниры. Вес этих аппаратов 4 т, а аппарат на верхней палубе может иметь вес 1 т. Угол обстрела аппаратов, поставленных в закрытые помещения, около 70°, тогда как аппаратов, поставленных на верхней палубе, до 140°. В этом отношении аппарат на верхней палубе – наивыгоднейший, но нельзя не упомянуть, что подводные аппараты и мины подле них вполне защищены от выстрелов неприятеля.
Миноносцы
До сих пор миноносцы еще не участвовали в морских сражениях в открытом море. Значит ли это, что им и не предназначено иметь никакой роли в общей боевой схватке? Считается доказанным, что скорострельная артиллерия теперь так могущественна, что миноносец днем не может приблизиться к кораблю на минный выстрел, ибо будет расстрелян его мелкою артиллерией. Решение этого вопроса, однако, зависит от многих условий. Я готов согласиться с тем, что если, в условиях мирного времени миноносец с миной, стреляющей только на 3 кабельт., захочет в ясную погоду открыто подойти полным ходом к кораблю на эту дистанцию, чтобы выпустить мину, то он будет выведен из строя ранее, чем успеет это сделать. Шансов на успех надо считать 1 против 99.
Если в атаку пойдет не один миноносец, а два, то, оценивая на глаз, я бы сказал, что у одного миноносца, на которого обратят больше внимания, будет 10 шансов на успех, а у другого 30. Если одновременно атакуют 4 миноносца, то я бы сказал, что в среднем они будут иметь до 40 шансов на успех каждый.
Добавим к вышесказанному условие мрачной погоды и волнение, вследствие которого корабль качается, и тогда мы получим, по крайней мере, 60 % на успех.
Все эти соображения относятся к борьбе корабля с миноносцами в условиях, когда на корабле не отвлекаются ничем другим. Если же допустить условие морского сражения, когда каждый корабль занят артиллерийским боем, а командир и окружающие заняты маневрированием в зависимости от маневров противника, то на появившиеся миноносцы не будет уделено и десятой доли внимания, и их шансы на успех чрезвычайно увеличатся. Даже на маневрах, которые по трудности никак нельзя сравнить с действительным боем, миноносцы, атакующие во время общей свалки, успевают подбежать на близкие дистанции прежде, чем на них обратят должное внимание.
Прибавим теперь дальность стрельбы минами – это даст такой крупный перевес на сторону миноносцев, который значительно увеличит шансы их успеха. Вспомним, что для стрельбы на 15 кабельт. орудию 37-мм надо дать угол возвышение в 15°, а 47-мм – 8°, и тогда мы поймем, что процент попадания на таких дистанциях будет очень незначительный. Миноносцев начнут успешно расстреливать, когда они подойдут на более близкие дистанции, и если стрельба минами на большие расстояние будет установлена, то опасность от миноносцев возрастет в громадной степени.
Если не зажмуриваться перед той опасностью, которую представляют минные взрывы, то надо отказаться от больших боевых судов.
Подводные лодки
Перечисляя наступательные и оборонительные средства для выяснения наилучшего типа судна, нельзя обойти молчанием нарождающееся новое оружие – подводные лодки. Я приведу вкратце историю этого дела. Во время нашей Крымской войны в Кронштадте строилась лодка генерал-майора Герна, которая, однако, подводных плаваний не могла совершать. Во время междоусобной войны Соединенных Штатов в 1863 г. южанами было построено несколько подводных лодок, из коих одна, «David», утопив флагманское судно «Housatonic», пошла ко дну вместе с лейтенантом Диксоном и 8 человеками команды.
В конце 60-х годов в России была построена подводная лодка Александровского водоизмещением 220 т. Лодка эта в 1869 г. на Транзундском рейде, в присутствии Государя, прошла под водою несколько сот сажен. В 1878 г. Джевецкий построил свою лодку на 4 человек. Лодка эта была по размеру едва ли не меньше всех, и она также могла с успехом делать под водой небольшие переходы.
Далее идут различные попытки, из которых наиболее серьезными были с лодкой Норденфельда в 1885 г. После этого дело с подводными лодками пошло более успешно, ибо во Франции общественное мнение стало настойчиво требовать разработки этого вопроса. Первый толчок к осуществлению лодок современного типа дал строитель Gustave Zе́dе́ в 1888 г. В это же время в Нью-Йорке разрабатывалась, а в 1898 г. была построена Holland’ом вполне удачная лодка с бензиновым двигателем.
К 1-му января 1903 г. во французском флоте имеется в Пербурге 8 лодок в 146 т, в Рошфоре 4 лодки в 185 т, в Тулоне 2 – первейшие в 260 т («Gymnote» и «Gustave Zе́dе́»).
В Соединенных Штатах к началу 1903 г. имеется 10 подводных лодок типов «Holland» и «Lake» водоизмещением от 105 до 120 т.
В Англии приобрели права «Holland’а», но дело пока еще идет неудачно. Видимо, авгличанам не хочется разрабатывать орудие, которое будет служить слабому против сильного. Есть слухи, что англичане строят лодку в 350 т. с бензиновым двигателем.
По настоящее время по подводному плаванию достигнуты следующие результаты.
Ход в полупогруженном состоянии 10 узл. посредством паровых и бензинных машин во Франции и газолинового двигателя в Америке и Англии. Под водою ход 6–7 узл. посредством аккумуляторов. Лодки легко на ходу держат свое обыкновенное углубление 3–5 саж., но желательно, чтобы они ходили по 10 саж., так чтобы быть в полной безопасности от столкновения с надводными судами, и быть вне влияния струи от судна и винтов. У французских лодок углубление регулируется автоматично и по желанию, у американских только по желанию, что рискованно.
Вооружение лодок состоит из аппаратов для выбрасывания мин, помещаемых или внутри лодки или снаружи. Затруднений в выпускании мин никаких нет. Также нет никаких затруднений относительно дыхания. Свежий воздух доставляется из резервуаров сжатого воздуха, а для удаления избыточного давление воздуха лодки подымаются ближе к поверхности, где отпирается клапан. Для возобновления кислорода применяется также перекись натрия.
Район действия французских лодок прибрежной обороны 20–40 миль, а лодок автономных (submersible) до 400 миль. У американских лодок запас газолина 230 куб. ф., и по их сведениям с этим запасом можио пройти 2000 миль, но на деле, как говорят, оказалось 600 миль, что тем не менее дает значительный простор действий.
Предполагается, что подводные лодки будут подходить в полупогруженном состоянии к неприятелю настолько близко, насколько обстоятельства позволят, затем лодка погружается и, вынырнув еще раз на более близком расстоянии, скрывается, чтобы выпустить свою мину.
О действии подводных лодок иногда составляются даже фантастические предположения. Одно из таковых изображает в разрезе пролив, оберегаемый батареями. Две подводные лодки, соединенные между собой тралом, входят в пролив и, задев тралом за минреп поставленной мины, останавливаются, ложатся на дно и выпускают водолазов, которые и обрезают минрепа, освобождая пролив от минного заграждения.
Действительно, на лодке «Lake» имеется устройство для выпуска водолаза, но будет ли это практично – пока вопрос. Весьма важно предрешить вопрос, какую роль в будущих войнах могут играть подводные лодки, и для этого предсказать, какие успехи возможны. Надо думать, что система двигателей значительно усовершенствуется, ибо газолиновые, керосиновые или спиртовые двигатели совершенствуются с каждым днем. Эти усовершенствования дадут улучшения в ходе и расширения района действия.
В настоящее время еще плохо действуют судовые компасы, как потому, что они окружены сталью, так и потому, что лодка часто меняет свой уклон. Полагаю, что это затруднение будет устранено заменою стали бронзою или алюминием и усовершенствованием компасов.
Вода при всей своей прозрачности настолько затрудняет видимость, что, в самых лучших условиях, водолаз находящийся на глубине даже 10 ф. может видеть корпус судна не далее 10 саж., (капитан 2-го ранга Кононов), следовательно, нечего и думать ориентироваться, находясь под водой и смотря через воду. Необходимо смотреть над водой и для этого придуманы перископы, дающие изображение на матовом стекле, и специальные трубы. И тот, и другой приборы дают очень малое поле зрение (до 30°) и, кроме того, помещаясь близко к горизонту воды и захлестываясь волнами, не могут признаваться вполне удовлетворительными. Приборы эти, без сомнения, усовершенствуются, но все ж таки это будет всегдашняя ахиллесова пята.
Из показаний плававших на лодках можно заключить, что спуск под воду не вызывает угнетенного состоянию и чем более будут с лодкой практиковаться, тем больше будет уверенность в безопасности плавания.
Пальба из орудий до водолазов доходит в очень слабой степени. Взрывы же мин настолько сильно действуют на водолазов, что причиняют ушные боли. Водолаз после взрыва не может более оставаться в воде, а потому в водолазной партии принято за правило выводить из воды всех учеников перед взрывом даже учебной мины на минном отряде, стоящем в 3 милях.
Минные взрывы в 20–30 ф. от борта не причиняют обыкновенному судну вреда, но на опытах в Америке от взрыва 100 фн. пироксилина на расстоянии 400 ф. от подводной лодки, погруженной на глубину 12 ф., последняя дала течь. Этот предмет требует разъяснений путем опытов. Нравственное впечатление взрыва мины на людей, находящихся внутри подводной лодки, должно быть весьма значительное, но если материального вреда взрывы на расстоянии лодкам и людям в ней не причиняют, то к этим ощущениям можно приучить людей, если только не окажется, что в подводных лодках физиологические действия те же, что и в водолазном шлеме.
Резюмируя все сказанное выше, можно прийти к заключению, что в морских войнах подводные лодки будут играть некоторую роль, в особенности во время борьбы за обладание рейдами, а также при всяких блокадах и вообще действиях у берегов воюющей стороны.
Пока еще разработаны лодки в 100–200 т, которые на судно поднять нельзя. Лодка Джевецкого могла бы быть поднята на судно, но она имеет много несовершенств, а главное – тихоходна. Полагаю, что не представит больших затруднений разработать лодку 12-т, которая могла бы подыматься на боканцы. Таких лодок большие корабли могут иметь по две, и, следовательно, надо предусматривать, что со временем подводные лодки могут принимать участие даже в сражениях на открытом море.
Неуязвимость надо рассматривать по отношению к артиллерии, минам и таранам. Этот элемент обороны относительно артиллерии рассмотрен нами в начале настоящего труда, где говорилось о системе бронирования. Затем, при разборе артиллерии дана была таблица разрушительного действия артиллерии, а следовательно степени неуязвимости, которую представляет броня. Боевых опытов, которые показали бы разрушение, производимое на современных судах современными снарядами, не имеется. Японцы при Ялу стреляли почти исключительно чугунными неснаряженными снарядами. Китайцы в числе немногих снарядов, которыми были снабжены их суда, имели несколько снаряженных.
Опыт с броненосцем «Belleisle»
Отсутствие боевого опыта могло быть заменено опытами расстреливания судов в мирное время, но на такие опыты обыкновенно все нации очень скупятся, а когда их делают, то результаты держат в секрете. Интересны опыты расстреливания английского броненосца «Belleisle». Они описаны в «Морском сборнике» 1902 г., № 8, а потому я не буду их перечислять и упомяну лишь вкратце, что не было ни одной подводной пробоины и даже ватерлиния осталась не пробитой. Это показывает, что современные оживальные снаряды не могут углубляться в воду, следовательно, лишь очень небольшое число снарядов дает пробоины при ватерлинии, от которых образуется течь. Пробоины подле ватерлинии могут быть заткнуты деревянными пробками, матами и пр., а потому не представят существенной опасности для судна.
Все это относится до спокойного моря, но на качке возможны очень опасные подводные пробоины, как в оконечностях, которые, при килевой качке, будут оголяться, так и при средине судна, которое тоже значительно оголяется при боковых размахах. Мониторы и вообще низкобортные суда представляют в этом отношении большие преимущества.
Здесь уместно упомянуть, что многие броненосцы при повороте кренятся, и довольно значительно. Это – крупное неудобство для стрельбы, ибо заставляет менять наводку. Если броненосец дает крену 5°, да при этом еще будет небольшая качка в 3°, то уже получится 8°, а на таком крене оголяется нижняя кромка брони. Ранее чем это случится, под выстрелы неприятеля будут подставлены нижиие части плит, которые гораздо тоньше, чем верхние. Эти обстоятельства уменьшают неуязвимость судна.
Меленитовые снаряды на опыте с броненосцем «Belleisle» разбивались при прикосновении к броне, что, впрочем, могло быть выяснено и полигонными опытами.
После стрельбы люди, прибывшие на расстрелянный броненосец, увидели, что все нижние помещения наполнены дымом, и решено было, что броненосец – в огне, между тем никакого огня не было, а закрытые помещения были наполнены дымом от разрывных снарядов. Припоминаю случай на броненосце «Император Николай I» в 1895 г. когда, при выстреле из 9-д. орудия выбросило замок, вследствие чего часть дыма от выстрела проникла в батарею. Замок вылетел из своего гнезда с очень небольшой скоростыо, так что, вероятно, в момент вылета снаряда из дула орудия он был открыт лишь на самую ничтожную величину.
Снаряд даже попал в цель и, следовательно, вылетел из канала с надлежащей скоростью, чего не могло бы случиться, если бы замок выбросило до того, что снаряд вылетел из пушки. Всем этим я хочу сказать, что в батарею попала лишь незиачительная часть газов, тем не менее она до такой степени была наполнена дымом, что не было никакой возможности двигаться иначе, как ощупью. Огромные порта с обеих сторон были открыты, дул боковой ветер и все же потребовалось около 5 минут, пока можно было в батареях что-нибудь рассмотреть и выяснить, что пожара нет.
Как опыты на «Belleisle», так и случай на броненосце «Император Николай I» показывают, что дым от разрывных снарядов может во время боя в значительной мере затруднить работу, в особенности в таких помещениях, где нет открытых портов, дающих сквозной ветер.
Труба на «Belleisle» была сбита, между тем считается, что трубу очень трудно сбить. Не произошло ли падение трубы оттого, что она была стара и проржавела? Также остается неизвестным, не может ли быть сбита труба разрывом снаряда среднего размера?
Заслуживает внимания вопрос, как повлияют на тягу из котлов пробоины в передней части трубы? При ходе против ветра, и даже вообще при ходе, отверстие в передней части трубы будут действовать как дующие в трубу вентиляторы и, вероятно, это в значительной мере уменьшит тягу, а может быть, и совершенно ее остановит.
Вот заключения, к которым приводят опыты с «Belleisle».
1. Говоря о неуязвимости, нельзя не упомянуть, что у самых тяжелых броненосцев башенная броня защищает лишь казенную часть орудия, и 50–60 % его длины высовываются наружу. В эти части орудий будут попадать неприятельские снаряды, и так как орудийная сталь мягкая, то снаряды будут делать большие выбоины. Существуют опыты, показывающие, что даже осколком снаряда можно отбить кусок пушки, а потому не следует считать орудие в башнях вполне прикрытыми. Опи прикрыты лишь частью, а между тем вес всего, что относится до одной башни с двумя 12-д. орудиями, достигает почтенной цифры 800–900 т, которые можно погрузить в судно, лишь в значительной мере увеличив его водоизмещение.
2. Неуязвимость от тарана достигнута была у мониторов тем, что броня и подкладка под ней выступали наружу корпуса, составляя как бы толстый кранец вокруг всего судна. Теперь таких выступов не делается, а потому конец тарана, при ударе, прикасается к тонкому борту и пробивает его так же легко, как бумагу. «Gamperdown», при ударе в «Victoria», проник концом тарана внутрь на 9 ф. Удар был при 6 узл. Спрашивается, сколько проник бы таран при 12 и при 18 узл. хода?
У снарядов проникновение в броню почти пропорционально начальной скорости, ибо как живая сила, так и сопротивление брони возрастают в той же степени. Если допустить такой же закон и для таранного удара, то при 12 узл. он, при условии целости тарана, про-никнет на 18 ф., а при 18 узл. на 27 ф. Так ли это? – было бы интересно по этому поводу иметь отзыв компетентных лиц.
3. Как случай с броненосцем «Victoria», так и все другие случаи столкновение судов показывают, что разрушение бывают местные, а не общие, так что различные приспособления, как, напр., непроницаемые двери, горловины и пр. в соседстве с пробоиной остаются без повреждения.
4. Говоря о неуязвимости от таранного удара, нельзя не упомянуть о повреждениях, которые получаются в самих таранах. Пока тараны делаются так непрактично, что при ударе они сами повреждаются, но если судно исправно по части непотопляемости, то это не выводит его из строя, наполняется лишь небольшое отделение в носу, что не оказывает чувствительного влияние на боевые качества судна. При столкновении броненосца «Victoria» с «Gamperdown», последний вслед-ствие недостатков по части непотопляемости едва не утонул и был спасен лишь благодаря самоотвержению кочегара, закрывавшого горловину по горло в воде. Поэтому и по многим другим причинам повреждения таранов не желательны, и я еще в 1894 г. в моей статье «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов» писал следующее:
Таран, составляющий непоказную часть корабля, остается разработанным довольно слабо, и не было еще случая, чтобы таран выдержал удар в двигающееся судно, не получив серьезного повреждения. Всем хорошо известно, что когда таранящее судно наносит другому на ходу удар в борт, то оно также получает бортом удар в свой таран. Пока таранам не придадут такой формы, которая соответствует получаемому ими удару, до тех пор тараны будут страдать при каждом ударе, и корабль, нанесший таранный удар, должен будет идти в док для капитального исправления.
По этому предмету нужны усовершенствования. После каждого случая поломки таранов инженеры делают их немножко крепче, но их нельзя винить в том, что тараны не выдерживают удара в суда движущияся, ибо этого требования им не предъявлялось. Когда мы это требование предъявим, то они его исполнят.
Неуязвимость от мин
По моей просьбе, лейтенант Нехаев составил небольшую записку о разрушительном действии мин. Помещаю ее полностью.
В вопросе о разрушительном действии подводных взрывов до сих пор не накопилось достаточно ни теоретического, ни опытного материала для строгих заключений. По этой причине, выполняя поручение его превосходительства адмирала Степана Осиповича, я освобождаю себя от рассмотрения имеемого материала в целом и для пояснения разрушительного действия взрывов начну обзор с тех случаев, когда при производстве опыта задача разрешалась не в общем, а когда она упрощалась сообразно с поставленным заданием. Я хочу сказать, что общее решение отличается от частного тем, что это последнее, упуская, напр. такие вопросы, как влияние на разрушение глубины моря, глубины погружения заряда, способ воспламенения и т. д., рассматривает взрыв как факт, с которым приходится считаться.
В 1880 г. в Германии с постройкой броненосцев «Sachsen», «Wùrttembery», «Bayern», «Baden» был поставлен вопрос об определении степени угрожавшей опасности при ударе мины Уайтхеда в машинное отделение. Для опыта требовалось осуществить прочность борта, ввести продольные и поперечные связи упомянутых судов. Для этой последней цели у старого парохода Adler на 40 ф. от носа по правому борту пристроена обшивка, прочность которой соответствовала прочности наружного борта броненосцев, и добавлены крепления, соответствующие бимсам, шпангоутам броненосцев (черт. 3).
Заряд пироксилина в 2 пуда углублен на 6,6 ф. от поверхности воды и заложен у места соединение шпангоута со стрингером, как раз по средине установленного щита. Машинное отделение парохода находилось от заряда в 60 ф., в котлах было 12 фн. пара. После взрыва образовалось много трещин до 21 ф. длиной. Площадь пробоины в наружном борте 52,8 кв. ф., а в борте парохода, соответствующем внутреннему борту броненосцев, пробоина в 32 кв. ф. Главное разрушение направлено было вверх и вдоль парохода. Ближайшие к месту взрыва бимсы и палуба были взорваны. Водонепроницаемые переборки, удаленные на 15 ф. в обе стороны от центра взрыва, обе пострадали. Повреждения носовой переборки были менее повреждений кормовой, но все же настолько велики, что она не могла задержать распространение воды, и пароход затонул. По осмотре машины и котлы оказались исправными и поврежденными лишь клапаны двух паропроводных труб.
Описанный опыт дал основание для заключений, что при взрыве мины поражение наносится в сфере трех отделений.
В 1883 г. во Франции с постройкой броненосцев «Dе́vastation», «Amiral Dupе́rrе́», «Amiral Baudin», «Marceau», «Magenta» надо было выяснить, насколько представляется целесообразным, в смысле защиты судна от взрыва, устройство деревянной обшивки. Кроме того, нужно было решить для будущих построек вопрос о способе разделения судна переборками. Этот последний вопрос был поставлен так: что выгоднее – увеличивать ли число поперечных переборок или, разнося поперечные переборки, выгоднее там, где можно, устраивать параллельные продольные переборки, число которых может быть таковым, что объемы отделений не будут велики.
Вообще же устройство продольных переборок признавалось нежелательным, так как в этом случае, при пробитии отделений, корабль может получить крен. С образованием же крена корабль теряет часть не только мореходных качеств, но и много теряет в своей боевой способности. Опыты производились с батареей «Protectrice», причем наружный борт ее был покрыт деревянной обшивкой в 25 см толщиной, затем на батарее устроено внутреннее дно толщиной в 10 мм, удаленное от наружного дна на 75 см, продольные переборки толщиной 9 мм установлены на расстоянии от внутреннего борта и между собой на 2 1/2 м.
Поперечные переборки, толщина которых равнялась толщине продольных переборок, установлены на расстояние, соответствующее среднему расстоянию между переборками броненосца «Dе́vastation». Опыт был обставлен так, что и прочность борта батареи «Protectrice» и прочность ее переборок достигнута такая же, как прочности соответствующих устройств на броненосцах. На батарее разведены пары и машинам дан ход вперед, причем батарея была установлена на якорях с определенным натяжением канатов. Нормально к борту на глубине 2,5 м впереди котельного отделения помещено зарядное отделение с зарядом сухого пироксилина 42 1/2 фн.
После взрыва машина продолжала работать и машинное отделение оказалось нетронутым, котлы и трубы оказались в исправности. Найденные на верхней палубе осколки железа и дерева доходили до 4 пуд. Деревянная обшивка с краев пробоины содрана на 1,5 м Поперечные переборки разрушены. Вторая от борта продольная переборка повреждений не получила, в первой же переборке было два разрыва.
Батарея накренилась, но не потеряла способности действовать артиллерией, а равно могла двигаться при посредстве своих машин. Вообще повреждения признаны сравнительно незначительными. Собственно пробоина была не маленькая, и влияние деревянной обшивки по отношению к минному взрыву ни в чем не проявилось. Благоприятный по отношению к кораблю результат взрыва приписан влиянию продольных переборок. Черт. 4 пробоины указывает, что ее края выворочены наружу, а потому явление взрыва представлялось в таком виде: при пробитии двойного борта образующиеся при взрыве газы наполнили отделение и повысили давление внутри. Наросшее давление разрушило поперечные переборки и отразилось обратно в пробоину от продольной переборки.
В 1886 г. в английском флоте при решении вопроса о расположении угольных ям нужно было знать: в какой мере уголь может служить защитой при взрыве мины. Опыт произведен с батарей Besistance.
Само собою разумеется, что на разбрасывание угля должна была быть израсходована часть энергии взрыва, а потому благодаря только присутствию угля разрушительное действие взрыва в действительности и ограничилось прилежащим к угольной яме одним непроницаемым отделением.
Описанный опыт не показался, однако, достаточно убедительным и был повторен в следующем 1887 г. с батарей «Vernon». Этот опыт, поставленный в те же условия, как опыт с «Besistance», должен был выяснить: насколько разрушительное действие сильнее в том случае, если ямы окажутся свободными от угля. Заряд, как и в опыте 1886 г., помещен с правого борта против котельного отделения и равнялся 42 кг. Взрывом пробит двойной борт, разбиты прилежащие угольные ямы, разорваны водонепроницаемые переборки у дверей.
Опыт воочию убеждал, что расположение угольных ям вдоль бортов нужно признать весьма целесообразным, так как таким путем умеряется разрушительное действие минного взрыва. Через четыре года явился и боевой опыт. Во время чилийской междоусобной войны, 21-го апреля 1891 г., ночью, был атакован стоящий на якоре крейсер «Blanco Encalada» (черт. 5). Мина Уайтхеда, выпущенная миноносцем «Lynch», взорвалась с ужасной силой и через две минуты «Blanco» пошел ко дну. Мина ударила в левый борт, около помещения динамомашин. Освещение погасло, 8-дюймовое орудие сброшено со своих цапф и побило стоявшую около орудия прислугу.
Куски железа и части динамо машин и двигателей полетели в машинное отделение, где убили и ранили шесть человек машинистов. Перед взрывом хотя и отдано было приказание закрыть все водонепроницаемые двери, однако известно, что приказание это не было исполнено. К громадному сожалению, все описания взрыва «Blanco Encalada» воспроизводят полную трагизма картину гибели и мало касаются повреждений корпуса, переборок и машины. Этим самым факт взрыва не увековечен какими-либо существенными заключениями.
В 1894 г. во время междоусобной войны в Бразилии, взорван миной Шварцкопфа «Aqùidaban» (черт. 6). Мина с зарядом в 125 фн., выпущенная миноносцем «Затрано», взорвалась в 35 ф. позади тарана. Сделанная ею пробоина имела 19 1/2 ф. длины и 6 1/2 ф. ширины, причем в том и другом конце ее стальная обшивка судна дала трещины. Трещина (черт. 7), шедшая в корме, имела 6 ф. длины и проходила через переборку между третьим и четвертым отделениями. Водонепроницаемые двери этой переборки ослабли от удара, так что четвертое, очень большое, отделение наполенилось водой, так же как и два первых.
Броневая палуба как раз против того места, где произошел взрыв, была немного выгнута и масса заклепок в ней ослабла. Броненосец спасся от окончательного потопления только тем, что попал на мелководье. Расстояние центра взрыва до машины и котлов было 150 ф., а потому там повреждений и не оказалось. Взрыв «Aquidaban» подтвердил заключения, вытекающие из предшествующих опытов, относительно сферы действия мины. Небольшие повреждения броневой палубы как будто указали на возможность при посредстве брони бороться с разрушительным действием минного взрыва.
Несомненно, что это обстоятельство в связи с взрывом батареи «Protectrice», указавшей на целесообразность продольных переборок, дало главному корабельному инженеру французского флота, г. Бертену, повод предполагать, что для защиты подводной части на новых судах следует иметь нечто вроде продольной переборки. Для полной проверки этого предположение в 1896 г. в Gavres (близ Лориана) были произведены опыты над двумя моделями отсеков: одна обыкновенной конструкции, а другая, построенная по чертежу г. Бертена (т. е. с броневой переборкой). На обеих моделях были прикреплены в том же месте совершенно одинаковые заряды и воспламенены при тождественных обстоятельствах. При взрыве обе модели были разбиты вдребезги.
Опыты с моделями однако не показались достаточно убедительными, и броненосец «Henri IV» был построен по чертежам г. Бертена. Ввиду осуществления кораблестроительной программы 1900 г. явилось желание проверить опыты 1896 г. в условиях более близких к действительности. По этой причине и был в 1901 г. построен отсек (черт. 8), представляющий точное воспроизведеиие отсека броненосца в натуральную величину. В этом отсеке нижняя броневая палуба толщиной в 35 мм закруглена в виде цилиндра, причем радиус закругления 1,95 м. Броневая переборка продолжалась внутрь судна на 60 см за переборку в 7 мм толщиной.
Отсек был установлен на якорях и к наружному борту его, на глубине 3 м, было прикреплено зарядное отделение самодвижущейся мины с зарядом около 90 кг. Заряд был воспламенен при помощи электрического тока. Вслед за взрывом отсек затонул. Больших усилий стоило его поднять. По осмотре оказалось, что результат взрыва превзошел всякие ожидания: наружная обшивка имела пробоину 18 кв. м, броневая переборка имела пробоину 9 кв. м, вторая в 7 мм, совершенно разрушена, а в третьей переборке, каковой не имеется на броненосце «Henri IV», оказалось две пробоины.
Коммиссия, производившая вышеозначенные опыты, пришла к тому заключению, что защита подводной части корабля внутренней броневой переборкой увеличивает стоимость и усложняет постройку корабля и совсем не отвечает своему назначению, так как не противостоит разрушительному действию мины. А потому единственной надежной защитой подводной части корабля, по заключению коммиссии, служит большое число отделений, действительно непроницаемых, с переборками возможно меньших площадей.
Уголь отчасти смягчает минный удар, но все же радикальных средств для борьбы с ударом нет, и минный взрыв, как и в первое время появления мины, в одинаковой мере страшен броненосцу и крейсеру, небольшому судну и судну огромного водоизмещения».
Общие выводы таковы, что большие снаряды современных мин производят разрушения во многих ближайших переборках. Года четыре тому назад французскому инженеру Бертену явилась мысль дюймовыми листами обложить переборку внутреннего борта, чтобы она могла выдерживать удар от взрыва мины. Оказалось, что это не защитит переборки.
Уголь в боковых коридорах в значительной мере ослабляет действие минного взрыва на внутренние переборки. Поэтому в бою желательно иметь в боковых коридорах уголь. На опыте, вероятно, испытанные коридоры были совершенно заполнены углем. На деле же такой случай может быть как исключение, и остается открытым вопрос, в какой мере уголь защитит внутренние переборки от повреждения, когда им будет наполнена лишь некоторая часть ям. Интересно знать, при неполных ямах полезнее ли иметь остатки угля ближе к внутренней переборке или к наружной? Также не следует ли иметь такие вертикальные перегородки, которые удерживали бы уголь в желаемом месте?
В № 3 «Морского сборника» за 1902 г. помещена статья Э. Е. Гуляева, в котором он указывает верный путь к увеличению неуязвимости от мин и вообще к усилению боевых качеств больших судов.
Сетевое заграждение
Для защиты от мин во всех флотах введено было сетевое заграждение, которое состоит из железных шестов и стальных сетей, повешенных на концах их. Если судно стоит на месте, то сети находятся в должном положении, но когда судно получает ход, то сети начинают всплывать, так что даже на 4 узл. их нельзя считать действительными.
Кроме того, в различных флотах делались испытания над ножами, которые прикрепляются к головной части мины и могут разрезать сеть. Опыты давали иногда удовлетворительные результаты, но так как головным частям мин, или вернее, зарядным камерам, придают в настоящее время более тупые обводы, то позволительно сомневаться, действительно ли ножи могут разрезать каждую сеть при различных углах попадания. Ножи не введены еще окончательно ни одной нацией, а потому нельзя считать, что сетевое заграждение не защищает от мины.
Надо сказать, что сетевое заграждение ни в одном флоте никогда не было популярно, и моряки были против этого. Первоначально стали говорить, что нет надобности иметь сетевое заграждение в носу, ибо отделения в этом месте очень небольшие и, следовательно, пробоины тут не опасны для корабля. Также говорили, что сетевое заграждение в носу мешает отдаче и уборке якоря. Те же резоны приводили относительно кормы, ссылаясь на винты, которые могут запутываться в сеть. У большинства судов, таким образом, осталось сетевое заграждение лишь при средине, но во всех флотах есть попытки отделаться и от него.
Я с таким мнением не согласен и нахожу, что каждое большое судно должно иметь сетевое заграждение кругом. На ходу оно должно быть убрано, но если флот держится у неприятельского берега и вообще пережидает, а между тем есть опасность минных атак, то сетевое заграждение должно быть опущено. Дорого заплатят те, которые в мирное время не позаботятся об этом, пока единственном, средстве от самодвижущихся мин.
Резюмируя все сказанное выше о действии мин, я прихожу к заключению, что в будущих войнах они будут играть серьезную роль. Минная песня еще не спета. Это оружие дает возможность ничтожной шлюпке пустить ко дну большой корабль. Оно опрокидывает понятие, что величина есть сила, и в будущих войнах возможны по этой части такие сюрпризы, которые коренным образом повлияют на решение вопроса о выборе типа судов, и сторонников большого водоизмещение останется гораздо меньше.
Непотопляемость
Для придания кораблям возможной степени непотопляемости они разделяются водонепроницаемыми переборками, вторым дном, вторым и третьим бортом на водонепроницаемые отделения. В прежнее время водонепроницаемые переборки не пробовались наливанием воды в отделение, теперь же во многих флотах введена такая проба, обеспечивающая надежность переборок.
Надо, однако, иметь в виду, что во время боя переборки в надводных частях корабля могут повреждаться неприятельскими снарядами, а потому перестанут отвечать своему назначению. Разумеется, переборки в надводной части легко исправляемы, и можно и несколько часов досками, парусиной и прочим всякую поврежденную переборку привести в достаточно исправный вид. Но в бою время будет считаться минутами, а не часами, и будет многое другое, чем придется заниматься. Исправление переборок отложат до конца боя, так что если в бою случится наполнение отделения водой, то поврежденные переборки не удержат распространение ее.
Носовые и кормовые части современных броненосцев или совсем не покрыты броней, или же покрыты очень тонкими листами. Между тем расчеты сделаны, принимая в соображение имеемые там переборки. Следовательно, в сражении произойдет кое-что непредусмотренное.
В прибавок к непроницаемым переборкам необходимо иметь рационально устроенную и мощную водоотливную систему. Пробоины от мин и таранов дадут такую массу воды в пробитые отделения, с которой не могут справиться никакие помпы. Но течь через поврежденные переборки, в особенности, если эти повреждения удастся хоть чем-нибудь заткнуть, будет под силу хорошим помпам. При слабой водоотливной системе из наполняющихся отделений нельзя будет удалять воду, и судно может пойти ко дну от такой прибыли воды, с которой легко можно справляться.
Водоотливная система должна быть также приспособлена для напускания воды в различные отделения, чтобы выравнивать крен и дифферент, а также чтобы восстановлять устойчивость корабля напусканием воды в междудонные пространства.
Существуют две водоотливные системы, а именно: система магистральных труб, которыми можно проводить воду из одних отделений к помпам других и система независимых помп в каждом отделении. И та и другая система имеет свои преимущества и недостатки. Я же, со своей стороны, считаю, что если усилению остойчивости и выравниванию крена и дифферента в бою придается должное значение, то без магистральных труб обойтись невозможно.
Полагаю, что лучше всего иметь смешанную систему.
Во время потопления броненосца «Victoria» он опрокинулся. Этого не ожидали. Между тем, еще когда тонул «Vanguard», он тоже предварительно лег совсем на бок, и это был намек, который следовало взвесить. Помещение большого количества брони над ватерлинией делает броненосцы мало устойчивыми, вследствие чего наполнение одного главного отделения водой, уменьшая площадь работающей ватерлинии, может сделать судно совершенно неустойчивым.
Вопросом об устойчивости в связи с непотопляемостью занялся профессор Николаевской Морской академии подполковник Крылов, который любезно составил для меня следующую записку.
1) Часто говорят «непотопляемость корабля обеспечивается подразделением трюма на отсеки». Это выражение неточно: непотопляемость обеспечивается запасом плавучести корабля. Запас же плавучести есть объем надводной части корабля, ограниченный верхней из водонепроницаемых палуб. Подразделение трюма на отсеки есть одно из средств для использование запаса плавучести.
2) Кроме плавучести необходимо обеспечить и устойчивость корабля. Этого возможно достигнуть соответствием подразделения надводных частей подразделению трюма и устройством надлежащей системы затопления отделений для выравнивания корабля. Лишь такое выравнивание даст возможность использовать весь запас плавучести. Водоотливная система бессильна в борьбе с пробоинами. При подразделении трюма и надводных частей надо руководствоваться расчетами влияния затопления отделений на крен, дифферент и устойчивость. Принцип же подразделения должен быть тот, чтобы плавучесть утрачивалась ранее устойчивости – короче, чтобы корабль тонул не опрокидываясь.
3) Всякое повреждение надводного борта влечет за собой соответствующее уменьшение запаса плавучести и устойчивости корабля. Желание обеспечить этот запас в бою повело к изменению в системе бронирования судов. Прежде назначение брони видели в прикрытии машин, котлов, вообще жизненных частей корабля, для обеспечения плавучести считали достаточным небронированного надводного борта. Развитие скорострельной артиллерии заставило изменить систему бронирования, рассматривая как главное его назначение – обеспечивать запас плавучести и устойчивости корабля.
4) Естественное развитие первой системы бронирования вело к сосредоточению всех жизненных частей корабля к средине его и прикрытия этой части возможно толстой броней при возможно меньшей ее площади.
5) Вторая система обратно требует прикрытия возможно большей площади борта броней повсюду одинаковой толщины или даже более толстой в оконечностях.
6) Во многих случаях практики обе системы как бы соединяют, прикрывая среднюю часть корабля по ватерлинии более толстой броней, остальной борт – броней повсюду одинаковой или почти одинаковой толщины.
7) Всякая броня пробивается орудием надлежащего калибра в пределах определенных углов попадания и дальности, отсюда является возможность уравновешивания вероятностей: имея перевес в артиллерии над более сильно бронированным противником, нанести ему в одинаковое время такую же площадь пробоин, как и ожидать от него. Таким образом, вопрос о борьбе брони и артиллерии по отношению к непотопляемости может быть сведен к числовым расчетам вероятностей и математического ожидание площади пробоин, совершенно подобным расчетам эмеритальных касс и иных страховых предприятий.
8) Рациональное бронирование, кроме того, должно быть в определенном соответствии с подразделением трюма на отсеки, а это последнее – с радиусом разрушения от минной пробоины.
9) До сих пор при составлении проектов боевых судов производились по большей части те же расчеты устойчивости, которые имели значение для судов парусных, а при суждении о столь важном качестве, как живучесть или непотопляемость корабля, довольствовались не расчетами точными и определенными, а общими соображениями, попросту говоря, разговорами, от этого произошли многие недостатки, как напр.: на одних судах подразделение жилой палубы по числу отсеков совершенно не соответствует подразделению трюма – повреждения палубы и надводного борта слишком сильно отражается на уменьшении устойчивости; в трюме имеется множество мелких отсеков объемом в 10 т и меньше рядом с отделениями в 800 т, что диаметральная переборка в котельном отделении сделана без дверей, так что при ударе тараном посредине броненосец опрокинется раньше, нежели поспеют подумать, что следует предпринять против его гибели.
На других судах впали в противоположную крайность: совсем не делают диаметральной переборки, как бы забыв, что это есть одна из основных связей корабля. Все это потому, что расчетам не доверяют, основных принципов для них не устанавливают, а тогда нет и оценки требований от боевого корабля. Недаром сказано в Писании: «вся числом и мерою сотворил еси». Всякое рациональное творчество и должно быть основано на «числе и мере». Вместе с тем надо помнить, что сознание недостатков есть первая ступень к их исправлению.
Вышеприведенная записка профессора Крылова показывает, что на устойчивость корабля, при условии наполнения некоторых отделений водой, не обращено должного внимания. Между тем предмет этот первостепенной важности, и я предложил бы устойчивость во время аварий, при наполненных некоторых отделениях водой, называть «аварийная устойчивость»
В 1898 г. я ввел на всех бывших под моей командой судах практической эскадры занятие с моделями кораблей. Выделка моделей судовыми средствами и бассейна к ним стоит не более 100 руб., а между тем это есть очень простое практическое средство для решение различных задач аварийной устойчивости. Подробности по этому делу помещены мной в книге, изданной Великим князем Александром Михайловичем в 1898 г., под заглавием: «Повреждение на судах и их исправление судовыми средствами» (стр. 369). Там даны наставления, как делать модель и ею пользоваться. Те, кто желает знать аварийную устойчивость своего корабля и другие аварийные особенности, а также кто желает выяснить, каким способом спасти гибнущий корабль, должны приняться за опыты с моделями, которые весьма удобно производить на судах, в плавании. Это ознакомит офицеров со своим кораблем.
Живучесть
Слово живучесть как один из элементов боевой силы судов я ввел в 1894 г., определив его следующим образом: «живучесть есть способность судна продолжать бой, имея повреждения в различных боевых частях».
По отношению к живучести прежний деревянный парусный корабль, при тогдашних наступательных средствах, можно признать идеальной боевой машиной. Посмотрим, в какой мере это весьма важное боевое качество присуще современным броненосцам и вообще большим кораблям. Разберем разные роды повреждений.
Считается, что водонепроницаемые переборки локализируют распространение воды и что если наполнится одно котельное отделение, то остальные котельные отделения будут снабжать машины паром, и судно не потеряет способности продолжать бой. Опыты по этой части имеются, но они производились в условиях далеко не соответствующих условиям боя. Можно очень опасаться такой конденсации пара в трубах, которая затруднит действие машины, ибо в паровые цилиндры будет попадать вода и явится опасение выбить крышки этих цилиндров.
Обмазка труб и котлов иногда делается так, что она не повредится от действия воды и жара, но есть на многих судах старая обмазка, которая отпадет, и тогда конденсация в значительной степени усилится. Будет ли при этом возможность давать машинам хотя средний ход – мы не знаем.
Проход пара по трубам через затопленное водой отделение вызовет еще другое неудобство, а именно начнет нагреваться вода в затопленном отделении. Допустим, что в отделении 800 т воды. Нагреваться будет по преимуществу верхняя часть отделения, где помещается около 300 т; чтобы поднять температуру этой воды до кипения, надо издержать 5 т угля. На полном ходе у большого судна в котлах каждый час сжигается 10–15 т, так что нагревание всей воды в верхней части отделения, зависящее прежде всего от нагревательной поверхности труб, может оказаться весьма энергичным. Не удивлюсь, если часа через два после наполнения водой отделения, она в верхней части его начнет кипеть и распространять пар по всему кораблю.
Опробовано ли все это? Имеют ли моряки сведение о том, как будут действовать в таких условиях все приспособления для ведения боя? Не придется ли при этом прекратить пар в большей части, а может быть, и во всех котлах?
Наполнение одного из главных отделений водой вызовет и много других не-удобств. В особенности по передаче электрической энергии и различных сигналов. В настоящее время изолировка проводников делается весьма солидная. Многие магистральные проводники имеют броневую изолировку, так что вполне защищены от воды, но сростки проводников делаются руками, и если они отвечают при условии помещения в воздухе, но это еще не значит, что изолировка сростков будет достаточна, если они окажутся под водой. Опробовано ли все это?
В минувшее лето американская эскадра, предназначавшаяся для посещения Кронштадта, входила в Норвежские шкеры и при проходе узкостью повредился у броненосца «Illinois» рулевой привод. Броненосец тотчас же выскочил на камни. Случись такое повреждение в бою, это равносильно потере судна. Не дает ли этот случай повода, чтобы подвергнуть некоторые судовые устройства капитальному пересмотру в боевом отношении?
В настоящее время принята башенная система как для больших, так и для средних орудий. Ранее я говорил о том, что башни эти нельзя признать неуязвимыми, ибо они прикрыты сравнительно тонкой броней. Но допустим даже, что прикрытие достаточное, не будут ли они чувствительны к сотрясениям от ударов снарядов в броню и разрыву последних? Не расстроят ли эти толчки тех деликатных приспособлений, которые обеспечивают правильность функционирования всех сложных приборов, необходимых для успешного действия орудий и их заряжания?
Есть суда, на которых башни отказываются вращаться на больших ходах вследствие сотрясений корпуса. Все это не испытано, а потому надобно ожидать сюрпризов и, очень может быть, в весьма тяжелой боевой обстановке.
Башни окружены небронированными частями, и к ним прилегают небронированные палубы. На опытах с броненосцем «Belleisle» выяснилось, что листы, бимсы и пр. отворачивает. Не произойдет ли от этого заклинивание башен, вследствие которого вращение их сделается невозможным? Опытных данных по этой части также не имеется, между тем лишь опыт может дать в этом деле должные указания.
В настоящее время давление пара в котлах и трубопроводах доходит до 320 фн. на кв. д. Еще несколько лет назад были затруднения в выделке труб, которые соответствовали бы этому давлению, в особенности на загибах и на соединительных фланцах. Техника нашла, как справиться с этим делом, и трубопроводы соответствуют заданию. Мы знаем также, что сотрясения корпуса судна, производимые собственными выстрелами, так ничтожны, что не причиняют трубам вреда, но мы решительно не знаем, как эти трубы выдержат сотрясение от взрыва мин у борта. При взрыве на расстоянии даже 4 кабельт. судно вздрагивает, а если мина будет взорвана вплотную, не лопнет ли при этом какое-нибудь колено у паровой трубы? Если лопнет, то это будет катастрофа очень тяжелая.
Обыкновенно при этом убивает большую часть людей, находящихся в отделении, в которое кинется пар. Приняты некоторые меры к тому, чтобы уменьшить размер бедствия, и в таких случаях нужно прежде всего запереть паровые регуляторы у всех котлов, дабы прекратить впуск пара в пробитое отделение. Это потребует остановки всех машин, а следовательно, остановки судна, подачи, вращения башен, освещения и пр. Короче сказать, разрыв одной из больших паровых труб делает судно неспособным к бою. Через некоторое время место повреждения будет разыскано, и возможно, что поврежденную часть изолируют, но за эти потерянные 1/2 часа в жарком бою судно может быть уничтожено противником.
За последние пять лет стали широко применять электричество для производства различных действий, потребных во время боя. Это крупный шаг вперед по отношению к живучести, ибо легче восстановить электропровод, чем паропровод. При введении боевых указателей я приспособил особые фланцы, которыми можно разобщать перебитую магистраль, заменяя ее особым запасным кабелем. Дело требует нескольких минут времени, но прежде всего нужно разыскать место повреждения, а это работа более продолжительная.
Магистрали принято помещать в подводной части или за броней, но ответвления проводников выходят в открытые места и перебитие проводника в открытых местах может дать свободный ток электричеству, что поведет к некоторому расстройству того главного двигателя, которым живет судно в бою. Опытов по этой части также не имеется.
Дымовые трубы не бронируют, и они будут пробиты. На «Belleisle» трубу сбили, но она была старая и, вероятно, сильно проржавленная. Неразрывными снарядами сбить трубу почти невозможно, разрывными она может быть сбита. Если на корабле тяга естественная, то пробитие трубы уменьшит паропроизводительность. Возможно, что из-за этого ход придется уменьшить до малого. При искусственном дутье газы могут устремиться в закрытые помещения, которые быстро наполнятся дымом. Придется уменьшить подачу воздуха, а это поведет к уменьшению хода.
Некоторые элеваторы для подачи снарядов, зарядов и патронов в верхних своих частях даже у броненосцев не защищены, также во многих местах не защищены рельсы для подачи. Повреждение рельсов замедлит подачу, а повреждение элеваторов до такой степени ослабит ее, что судно в состоянии будет вести лишь самый медленный огонь. Опытов по этой части не имеется.
Управление кораблями сосредоточено на мостике и в боевой рубке. Почти на всех судах впереди дымовых труб имеется возвышенное место, с которого происходит управление судном. У броненосцев и вообще у больших судов ставится броневая башня и имеется броневая труба для всех проводов идущих вниз. У боевых рубок принято делать широкую щель вверху и вход в нее прикрывать особою плитой. На «Huaskar’е» всю капитанскую башню сдвинуло и вывело из строя находивишхся в ней. Выдержат ли современные башни удары снарядов – неизвестно, ибо опытов по этой части не существует.
Мы также не знаем, не пострадают ли все приборы, расположенные по бокам боевых рубок. Есть немалая опасность для машинных телеграфов от мелких снарядов, которые, влетая в верхнюю щель и в пространство между прикрывающей вход плитой и башней, осколками своими могут их поранить. В таком случае придется перейти на нижние телеграф и рулевой прибор и пользоваться голосовой передачей по трубе, но имея в виду, что боевые рубки стоят на 30–40 ф. от броневой палубы, можно предсказать немалые затруднения, которые вызовут повреждения приводов в боевой рубки. Ни один командир не управляет своим судном из свой башни. Вероятнее, что он будет вне башни и там же будут находиться: старший офицер, штурман, офицер при командире и сигнальщик.
Нужны ли опыты в боевой обстановке?
Я неоднократно упоминал, что многие приспособления не испытаны в боевой обстаковке. Действительно ли такие опыты нужны? Нельзя ли путем здравого мышления предусмотреть все случайности и отстранить возможность повреждений? На этот вопрос можно дать лишь отрицательный ответ. Рассуждение полезно и крайне необходимо, но то, что не проверено подходящим опытом, то нельзя признать надежным.
Техника недостаточно сильна, чтобы считаться со всеми сложными явлениями, которые будут в бою. Если для таких простых упражнений, как парады, смотры и пр., человек, желающий, чтобы не было замешательств, позаботится сделать предварительную репетицию, то как же допустить, что в таких сложных явлениях, как повреждение в боях, можно обойтись без всяких репетиций и без всяких опытов повреждения.
Можно бы было привести многое множество примеров для иллюстрации пользы опытов, но я позволю себе привести лишь несколько.
На броненосце «Генерал-Адмирал Апраксин» во время аварии наполнилось водой отделение впереди котельного. Вода стала фильтровать в котельное отделение, но в таком сравнительно незначительном количестве, что ее легко могла бы откачивать имеющаяся там турбина. На испытании турбина действовала удовлетверительно, а во время аварии турбину нельзя было пустить, ибо переборку немного прогнуло и кронштейны, поддерживавшие вал, лопнули. Опыт открыл глаза на то, что не удалось предусмотреть без опыта. Оказалось, что открывшееся неудобство устраняется очень легко, и нет никакого сомнения, что должные опыты повели бы к выработке целесообразных образцов.
При постройке броненосца «Vanguard» предполагалось, что таран может пробивать обыкновенный борт, но что он бессилен против брони, а потому второй борт доведен был лишь до нижней кромки броневых плит. При столкновении с броненосцем «Iron Duke» выяснилось, что вышеприведенные расчеты неправильны, и «Vanguard» пошел ко дну. Этого не могло случиться, если бы путем опыта проверили, действительно ли броневые плиты могут удерживат проникновение тарана.
При столкновении броненосца «Victoria» с «Camperdown» первый из них опрокинулся, между тем при проектировании судна не предусматривалось подобной случайности, и строитель броненосца, очень почтенный и знающий инженер, с которым я лично знаком, был крайне удручен этим обстоятельством. Он долго был душевно расстроенный человек и всю остальную часть своей жизни не мог работать полной силой своей головы. Человек этот – выдающихся дарований, и только этим следует объяснить то огромное впечатление, которое произвело на него опрокинутие построенного им корабля.
При проектировании броненосцев типа «Rе́solution» полагали, что они будут иметь порядочные морские качества, между тем, когда названный броненосец вышел из Англии и пошел в Гибралтар, то у него оказалась такая сильная качка, что на некоторое время броненосец был совершенно неуправляем и должен был вернуться к берегам Англии, между тем сопровождавший его минный крейсер «Oleaner» в 750 т благополучно продолжал путь и прибыл в Гибралтар. Чрезмерная качка броненосца показала, что не подтвердились предположение строителей, – и у этих броненосцев должны были поставить особые боковые кили довольно сильного профиля.
Все это приводит к заключению, что неиспытанное нельзя считать вполне пригодным. Замечательная вещь, что во всех флотах детали испытываются чрезвычайно тщательно и над каждым маленьким снарядом и даже капсюлем проделывается множество различных поверочных манипуляций, но корабль в целом его виде на стойкость против повреждения и на живучесть совершенно не испытывается.
Были сделаны опыты расстреливания «Belleisle». Современный корабль стрелял по старому броненосцу. Но, в сущности, крайне нужен совсем другой опыт, нужно, чтобы постреляли по современному броненосцу, и я лично склонен думать что расходы на такой, или даже на несколько таких опытов, сторицей возместятся теми сведениями, которые из опытов будут почерпнуты. Броненосец не будет уничтожен и повреждения, даже самые существенные, очень нетрудно исправить в том порту, где броненосец строился. Расходы такие можно оценить сотнями тысяч, между тем как флоты стоят сотни миллионов.
Не делая подобных опытов, мы не можем рассчитывать, что в бою не обнаружится таких явлений, которые были совершенно не предусмотрены.
Только серьезными испытавиями пушек, паровых машин, электрических двигателей и пр. можно было выработать шаг за шагом те усовершенствования, которые дали нам в руки целесообразные и сильные механизмы, отвечающие своей цели. Мина Уайтхеда есть одна из мельчайших деталей современных боевых приспособлений, но завод Уайтхеда тратит ежегодно около 60 000 руб. на опыты с усовершенствованиями, и только благодаря этому идет впереди всех, получая с лихвой вознаграждения за делаемые расходы.
Большие или малые суда?
Если бы большие боевые суда строились на основании боевого опыта, или даже различные части их подвергались бы опытам путем расстреливания, минных взрывов, таранных ударов и пр., то мы могли бы ясно видеть, что именно ожидает большие корабли в бою. Непрактичное было бы отброшено, но, может быть, отбросили бы и всю идею постройки больших судов. Этого не случилось бы только в том случае, когда нашли бы выход, как отстранить разные возможные в бою неудобства.
Тогда мы имели бы надлежащее оправдание к постройке их. Мы могли бы сказать, что огромные затраты на большой корабль оправдываются соответственными оборонительными преимуществами. Мы бы сознательно могли сказать, что большой корабль достаточно неуязвим для снарядов, что повреждение от мин не вызовет фатальных последствий, что таранные удары не будут гибельны для него, что все устройства обеспечивают высокую степень живучести и что корабль может продолжать бой, будучи подбит во многих своих частях.
В действительности мы ничего этого сказать не можем. Размер корабля не обеспечивает его неуязвимости от артиллерийского огня. Повреждения начнутся с самого начала боя, и повреждения эти будут иметь существенное влияние на боевую способность судна. Неприкрытые броней оконечности будут повреждаемы, и это может повести к наполнению их водой. Тонкая броня, разбросанная в разных местах, будет пробиваться, а за ней находятся элеваторы, турбины, электродвигатели, и многое другое. Даже ватерлинии при средине и башни будут пронизываться большими и средними снарядами, в то время как небронированные части будут уязвляемы снарядами всех калибров. Немало снарядов попадет в порта и боевые рубки, в то время как взрывы снарядов в соседстве башен могут прекратить их вращение и вообще остановить их действие.
Пока идет сравнение по отношению к артиллерийскому огню, большой корабль, представляя большую цель, получит больше повреждений, но его броня парализует действие многих снарядов. Выгоды и невыгоды больших кораблей в этом случае до некоторой степени компенсируются, но когда дело доходит до действия мин, то таковое для большого корабля будет столь же опасно, как и для малого, а с этим условием нельзя не считаться.
Малый размер боевого судна дает еще одно крупное преимущество, а именно, – что вся артиллерия и все минные аппараты будут поставлены на верхней палубе, а не за бортами. На черт. 9 представлен размер цели 6-д. орудия, поставленного на верхней палубе и в батарее. При постановке на верхней палубе пушка, направленная на неприятеля, представляет цель в 20 кв. ф., а порт, который для нее надо будет сделать, должен иметь 21 кв. ф.
Если бы борта, которые прикрывают пушку, были покрыты толстой броней, то, несмотря на большую величину порта, они прикрывали бы орудие и прислугу, в особенности от косых выстрелов, но тонкая броня, а тем более тонкий небронированный борт, не дадут должной защиты, а между тем снаряды, попадая в этот тонкий борт, будут пробивать его и разрываться. Можно считать, что борт на 15 ф. вправо или влево от орудия площадью в 200 кв. ф., причиняя разрывы снарядов, будет способствовать подбитию орудия и поранению прислуги. Гораздо легче подбить орудие, прикрытое тонким бортом, чем стоящее на верхней палубе. Становиться в бою за тонкий борт – то же, что прятаться под дуб во время грозы.
Вот почему я считаю, что артиллерия, минные аппараты и люди, работающие у них, находятся в большей безопасности на верхней палубе, чем в закрытых помещениях.
Большая часть изложенных в настоящей статье рассуждений приводит к тому заключению, что большие броненосцы, а большие неброненосные суда тем паче, будут повреждаться в бою, и, по неиспытанности в бою броненосцев полностью, повреждения эти могут быть столь значительны, что выведут судно из строя, а может быть, и причинят его гибель. Малые суда, не имеющие брони, на единицу поверхности своей, могут точно так же получать повреждения, но сама величина их допускает меньшую сложность всяких устройств, а расположение орудий на верхней палубе отстраняет множество затруднений, сопряженных с закрытой постановкой пушек.
Малые суда представляют малую цель, тем не менее они будут повреждаемы и, следовательно, все, говорившееся о больших судах, относится и к ним, но их размер позволяет на стоимость одного броненосца в 16 000 т построить 5 безбронных судов в 3000 т и, следовательно, гибель судна выводит из строя сравнительно небольшую величину от всей наличной силы.
Разбирая преимущество больших и малых судов, нельзя не упомянуть еще об одном обстоятельстве. У большого судна по необходимости все приспособления – паровые или электрические. Большое судно не может жить без паров. Пары ему нужны для каждого ученья, для вращения башен, для двигания больших орудий, для подачи больших снарядов, для заряжания минами подводных аппаратов и наконец для вентиляции и освещения большого числа темных помещений и коридоров, куда естественный свет и воздух никогда не достигают. Сложилось общее убеждение, что большое судно всегда должно иметь пары и, стоя на якоре на самом безопасном рейде, на большом судне расходуют ежедневно от 6 до 12 т угля.
Судно в 3000 т может, стоя на якоре, обходиться без паров, ибо все его орудия, мины и пр. двигаются вручную. Что же касается ночного освещения жилых помещений, то теперь есть такие усовершенствованные лампы, которые вполне заменят электрическое освещение. Таким образом, у малых судов не будет этого постоянного непроизводительного расхода топлива.
Сравнение безбронных боевых судов с броненосцами в эскадренном бою. Приступая к рассмотрению вопроса о бое между большим броненосцем и безбронными судами, мы должны, по справедливости, предположить, что на каждый броненосец в 16 000 т будет пять или, по крайней мере, четыре безбронных судна, а на 1 броненосец в 13 000 т– четыре или три таких судна. Могут однако же сказать, что не всякий раз удается соединить 3 или 4 судна, где неприятель будет иметь одно. Хотя одиночные бои не могут иметь решительного влияния на исход войны, тем не менее мы разберем ниже и случаи одиночного боя.
Представим себе две эскадры: одна из 8 броненосцев в 13–16 тыс. т, другая из 32 безбронных судов в 3000 т. Преимущество в ходе будет на стороне безбронных судов и, следовательно, если обстоятельства невыгодные, то они могут уклониться от боя и вызвать его тогда, когда это будет им выгодно. Предположим сражение на параллельных курсах. Эскадра в 8 броненосцев, имея промежутки в 2 кабельт., при длине судов до 400 ф., займет 2000 саж. На этих 2000 саж. поместится 15 безбронных судов в 300 ф. длины, которые могут иметь промежутки в 100 саж. Если кильватерная колонна безбронных судов продвинется вперед на два промежутка, и прибавим к тому же, что задние 3 корабля могут принимать участие в стрельбе, то получим 22 безбронные судна, участвующие в деле против 8 броненосцев, причем головной броненосец будет иметь против себя 3 неприятельские судна, а концевой – 5; все же остальные броненосцы будут иметь против себя по 2 безбронные судна.
Из приведенного расчета выходит, что из 32 судов лишь 20 вступили в бой, а остальные 12 или не участвуют в бою, или ведут медленный огонь с дальнего расстояния. Эти 12 судов составляют тот самый резерв, который так необходим во всяком сражении. Если какой-нибудь из броненосцев будет подбит и выйдет из линии, то мимо него пройдет весь резерв, который будет еще не ослаблен и может развить полную силу огня. Два концевые безбронные судна должны отделиться, чтобы покончить с ним, в то время, как остальные продолжают следовать за адмиралом. Если же безбронное судно, одно или несколько, выйдут из строя, то остальные прибавляют ход и смыкают линию, причем резерв сам собой входит в дело.
При контрагалсовой стрельбе обстоятельства будут еще более благоприятные для безбронных судов, ибо все они сразу войдут в дело и 8 броненосцам придется пройти под огнем 32 судов. На броненосцах уже будут потери в то время, как вновь вступающие в дело крейсеры будут вполне готовы, чтобы развить полную силу огня в тот короткий промежуток времени, в который может продолжаться контрагалсовая стрельба.
Кроме артиллерии, в эскадренном сражении будут действовать мины, которые выводят из строя и броненосцы и безбронные суда. Если от минной стрельбы с обеих сторон выбудет по 2 судна, то броненосная эскадра потеряет 1/4 своего судового состава, а безбронная эскадра лишь 1/16. Броненосная эскадра будет значительно ослаблена такой потерей, а безбронная едва ее почувствует. У нее лишь уменьшится до некоторой степени резерв.
Надо принять во внимание, что у обоих противников могут быть отряды миноносцев, которые в благоприятную минуту кинутся в атаку. Допустим, что они могут вывести из строя по 2 судна, и тогда у эскадры броненосцев останется лишь половинное число судового состава, тогда как в эскадре безбронных судов останется налицо 7/8 всего числа.
Сравнение броненосцев и безбронных судов в одиночном бою. Надо, однако, разобрать и возможность одиночного боя. Для этого на прилагаемом черт. 10 изображен наружный вид броненосца в 13 000 т, броненосного крейсера в 13 000 т и безбронного боевого судна в 3000 т. Безбронное судно представляет цель в 5057 кв. ф. Броненосец – в 14 510 кв. ф., т. е. в 2,9 раза больше. Броненосный крейсер – 17 341 кв. ф., больше в 3,4 раза. При стрельбе с броненосца «Majetstic» по броненосцу «Belleisle» считается, что было 30 % попадания, но в бою условия не те, что на маневрах, и всеми авторитетами признается, что в бою 5 % попадания. Надо думать, что мины Уайтхеда помешают быстрому сближению судов, а потому весьма вероятно, что в будущих сражениях в среднем будет 5 % попадания. Если бы даже было 10 % попадания, то надо считать, что при размере цели в 3 раза больше и попаданий будет в 3 раза больше. Это дает крупное преимущество невысоким от воды и малым по размеру вообще безбронным судам.
Сопоставляя живую силу у дула трех сравниваемых судов, мы видим, что у безбронного судна 138 424 ф.-т. У броненосца 329 067 ф. – т, т. е. в 2,4 раза больше. У броненосного крейсера 422 113 ф. – т, т. е. в 3 раза больше. Из сопоставления этих чисел с отношениями площадей цели мы видим, что броненосный крейсер получит несколько меньше поранений, чем нанесет сам, а броненосец получит несколько больше. При этом мы считаем, что количество поранений пропорционально количеству живой силы у дула. Можно перевычислить эту таблицу на 10 кабельт. или 20, т. е. ближнюю или среднюю дистанцию, и тогда получатся несколько иные цифры, но большой перемены не последует, и перемена эта будет невыгодна для броненосца и броненосного крейсера, ибо у них есть 37– и 47-мм пушки, отпадающие на 20 кабельт., тогда как у безбройного крейсера таких пушек нет.
К приведенному вычислению должна быть сделана еще одна поправка, а именно на отношение площади броневого прикрытия. Поправка эта весьма крупная, ибо на броненосце 26 % наружного борта покрыто броней от 4– до 9-д., а у броненосного крейсера 12 % покрыто броней от 4– до 6-д. Если бы броня броненосца и броненосного крейсера была непроницаема для снарядов безбронного судна, то эти поправки пришлось бы ввести целиком. Но в действительности бόльшая часть брони на броненосце, а в особенности на броненосном крейсере, будет пробиваема артиллерией безбронного судна, а поэтому уменьшение поранения далеко не будет в размере 26 и 12 %.
Чтобы быть беспристрастным, надо еще взвесить большие поражения, которые будут производить снаряды, разрывающиеся при ударе в тонкий борт. Если удар будет под углом меньше 15°, то снаряд даже среднего калибра, вероятно, не проникнет через тонкий борт. Так можно судить по опыту на полигоне, но при больших углах снаряды пройдут через тонкий борт и разрывы их причинят большие разрушения. На броненосце 32 % команды находится за тонким бортом, а каждый разорвавший снаряд может выводить из строя десятки людей. Все закрытые помещения при этом наполнятся густыми, удушливыми газами, которые пойдут всюду, что сильно затруднит ведение боя.
Совсем в иных условиях будет безбронное судно. На нем нет людей за тонким бортом, ибо все орудия и минные аппараты находятся на верхней палубе. Чтобы повредить что-нибудь, надо попасть в предмет, а это трудно. Я видел китайский броненосец Chin-Yen, бывший в сражении при Ялу. На нем весь борт был испещрен пробоинами, но 6 мелких орудий, стоявших на юте остались целы; 6-д. орудие в носовой башне также осталось цело, несмотря на то, что тонкая обшивка башни была навылет пробита неразрывным снарядом. Помпы, брашпиль, стопора канатные и пр. предметы, стоявшие за тонким бортом, остались целы, ибо неразрывные снаряды, которыми стреляли японцы, пронизывали борт, но не задевали отдельные предметы. Очевидно, в площади попадать нетрудно, а в предметы трудно. На этом и основан главнейший расчет предлагаемого мною безбронного судна, у которого артиллерия помещена на верхней палубе.
Орудие и прислуга на верхней палубе могут быть сильно поражаемы кусками сегментных снарядов и разрывом фугасных снарядов при дистанционных трубках. Куски сегментных снарядов будут пробивать тонкий борт, так что орудия, неприкрытые броней, от них не защищены. Осколки разрывных снарядов с сильно взрывчатым веществом не пробьют тонкого борта, и следовательно, они более опасны для прислуги на верхней палубе, чем в закрытых помещениях.
С этим условием надо считаться, и если бы стрельба в морском бою производилась, как при войнах сухопутных, где цель движется очень медленно, а часто и совершенно не движется, то опасность от разрывных снарядов с дистанционными трубками была бы весьма существенная. В действительности морская стрельба в бою на дистанциях быстро меняющихся весьма неправильная, в особенности на качке, а потому попадания оцениваются лишь 5 %. Попадание с дистанционной трубкой требует не только простого попадания, но и своевременности разрыва самой трубки, ибо разрыв на 1/10 секунды раньше при фугасном снаряде ослабляет действие осколков в значительной степени. Не верится мне, чтобы дистанционные трубки в морском сражении дали особенно хорошие результаты, тем не менее стрельбе с дистанционными трубками надо приписать известное значение.
Есть еще одно оружие, от которого тонкий борт защищает вполне, это – пулеметы, но, во-первых, даже на близких дистанциях в 10 кабельт. они действуют слабо, а главное, что у них не видно падение снаряда и, следовательно, нет возможности корректировать стрельбу. На тихой воде, в бинокль, на 10 кабельт. можно видеть всплески от пуль, но для этого нужно, чтобы стрелял один пулемет, а когда будет действовать артиллерия всего борта и все пулеметы, то рассмотреть всплески очень трудно. Если бы пулеметы могли в бою действовать так хорошо, как теоретически это кажется, то один пулемет в состоянии был бы положить на месте целый эскадрон, несущийся на него в атаку, ранее, чем этот эскадрон успел бы приблизиться на пистолетный выстрел. На практике это не так, а потому опасность от пулеметов не столь велика, как она может представляться.
На близком расстоянии, однако же, вступит в дело другое оружие, более сильное, а именно мины. Неприятели начнут обмениваться минными выстрелами, и в этом отношении безбронное судно, стреляющее по большой цели, имеет больший шанс на успех, чем броненосец или броненосный крейсер, стреляющий по цели меньшого размера.
Из приведенных рассуждений видно, что положение безбронного судна в 3000 т. борт о борт с большим броненосцем или броненосным крейсером далеко не безнадежно, и он имеет свой шанс на успех. В этом, казалось бы очень неравном, состязании один на один я предпочел бы быть на невысоком безбронном судне, у которого вся команда на глазах у начальника, и боевая материальная часть во много раз проще, чем на большом судне. Тут все под рукой, там все скрыто, тут все просто, там все сложно, а когда на броненосце из всех люков повалит дым от разрывных снарядов, которые будут взрываться в закрытых его помещениях, то командир будет чувствовать себя очень неспокойно.
Заключение
В настоящем труде я защищаю следующие положения:
1. Бронирование и высокобортность несовместимы.
2. Высокобортность есть недостаток в боевом отношении, и нужно по возможности понижать надводный борт боевых судов.
3. Тонкий борт, не защищая находящихся за ним пушек и людей, причиняет разрыв неприятельских снарядов. Артиллерия и мины будут в большей безопасности на верхней палубе без бортов, чем за тонким бортом.
4. Каждое судно должно иметь полное сетевое заграждение, ибо это есть единственное средство против мин.
5. При минах – величина судна не есть сила.
6. Современные суда не испытаны в целом на стойкость и живучесть, а потому нет достаточных оснований строить дорогостоящие большие суда. Можно иметь более обеспеченный успех с малыми судами, при большом числе их.
7. Судно в 3000 т по ходу, району действия и силе наступательных и оборонительных средств наилушим образом отвечает требованиям боевого корабля.
Чтобы принять вышеперечисленные положения, надо коренным образом перестроить мысль. Мне это пришлось сделать после особого изучения и расследования наступательных и оборонительных средств судов («Морск. сборн.» 1894 г., № 6).
Было бы, однако же, крупным успехом, если бы сделаны были хоть некоторые шаги в указываемом мной направлении, а именно:
1. Уменьшить размер броненосцев до 9000 т, понизив борт настолько, насколько это практически окажется возможным, и оставив принятый эскадренный ход.
2. Уменьшить размер броненосных крейсеров до 6000 т, употребив броню лишь для прикрытие некоторых пушек и уменьшив высоту надводного борта, насколько это возможно.
3. Усилить артиллерию на легких крейсерах в 3000 т понизить их надводный борт и увеличить число их.
4. На всех 3 родах судов артиллерию ставить или за броней достаточной толщины, или на верхней палубе.
5. Всякое военное судно строить для войны и боя. Проектируя его надо прежде всего иметь в виду эту цель, а потом уже все остальные качества, в том числе и комфорт, которому теперь отводится не подобающее место.
С. О. Макаров. Православие в Японии
Я только что вернулся из Токио, где присутствовал на обедне в нашей духовной миссии. Служил отец Павел Сато на японском языке, при двух хорах японских певчих. Это была обыкновенная воскресная служба, как всегда, но она произвела на меня огромное впечатление. Я знаю Японию еще с детства. Я бывал здесь разновременно, начиная с 1864 г., но мне никогда не приходила мысль побывать в японском православном храме во время богослужения, так как в этом я не предвидел ничего интересного. Я не мог представить себе, какое отрадное чувство испытывает русский человек при виде японцев, молящихся по обычаям нашей церкви.
Все бывшие в Японии хорошо знают симпатичный нрав японского народа, замечательное добродушие японцев и их поразительную обходительность. Ни в одной стране вы не встретите столько внимания к посторонним людям и обычаям, как в Японии. Всякий народ имеет свои предрассудки и к чужим нравам относится несколько враждебно; но японцы как будто созданы иначе и даже в то время, когда правительство строго воспрещало принимать что-нибудь иностранное, японский народ с большим добродушием относился ко всему тому, что ему было совершенно чуждо.
Все эти особенности характера японцев давно уже расположили к ним европейцев всех наций.
Я лично люблю японцев, может быть даже больше, чем другие, но все же они были для меня посторонние люди, покамест я не увидел их в православной церкви. Нужно видеть то, что я видел, чтобы понять эти чувства. Я не берусь их описывать – это мне не под силу. Не стыжусь сказать, что слезы умиления нередко навертывались у меня на глазах, когда я стоял в церкви и видел эту густую толпу народа, в которой многие горячо молились. Прекрасное пение двух огромных хоров особенно много выигрывало от того, что звучный японский язык, с его короткими слогами, чрезвычайно хорошо идет к нему.
Благопристойность и выдержка в храме были поразительные. Певчие размещены по обе стороны церкви правильными рядами. Богомольцы тихо и спокойно входили в церковь, а когда стали прикладываться к кресту, то я не заметил ни одного человека, который бы спешил и старался пройти впереди другого, хотя ни один человек не вышел из церкви, не приложившись. Перед причастием была проповедь, которую за отсутствием Преосвященного, ездившего в Сендай, умело сказал наставник семинарии Симеон Мии, кончивший курс кандидатом в Киевской Духовной академии.
При начале проповеди, произнесенной, как и вся служба, на японском языке, все богомольцы сели на пол, по японскому обычаю. Наши православные церкви без скамеек как будто созданы для японцев, которые в своей домашней жизни обходятся без мебели и сидят на тех же циновках, по которым, вследствие присущей японцам опрятности, ходят без обуви. Многие из стариков и старушек все богослужение оставались на полу и часто на коленях горячо молились и клали земные поклоны. Во время пения «Отче наш» тоже все усердно молились, а певчие положили земной поклон, когда окончили пение, и все это так просто, так не принужденно и с такою присущею одним японцам красотою движений, что на постороннего человека производило самое глубокое впечатление.
При виде этих вновь обращенных в православие и их неподдельной набожности, невольно мысленно переносишься ко временам первых христиан и воспоминаешь тех горячих служителей христианской веры, которые теперь так далеко отделены от нас минувшими веками.
Японцев упрекают в материализме, но преосвященный Николай рассказал мне несколько примеров подвижничества и самоотвержения. Ему приходилось неоднократно удерживать людей от не по силам ревностного желания поститься и подвергать себя разным лишениям.
Священник Иоанн Сокай принадлежал к числу таких личностей. Преосвященный долго удерживал его при себе, чтобы наблюдать за ним, но наконец должен был уступить его просьбам и назначить ему отдельный приход, где он чрезвычайно ревностно проповедовал православие. Отец Иоанн питался только несколькими щепотками сухого риса и водою, а часто и совсем ничего не ел, налагая на себя продолжительные посты. Вечная память этому святому человеку – его уже более нет в живых. Есть много других примеров, но размеры настоящего письма не допускают меня излагать с такою подробностью, с какою хотелось бы все передать.
В печати встречается очень мало сведений о том, каким образом православие распространялось в Японии. Дело это связано с именем преосвященного Николая, который вел его от начала, руководит им теперь, и дай Бог, чтобы здоровье позволило ему еще долго руководить делом и в будущем.
Я в первый раз видел его в 1860 году простым иеромонахом в Николаевске, где и тогда уже он был известен своим святым образом жизни. Вторично встретил я его через четыре года в Хакодатэ, куда он приехал в 1861 году настоятелем консульской церкви. Правительство Тайкуна в это время относилось враждебно к христианам, и отец Николай стал посвящать все свое время на изучение японского языка и местных религий.
Только в 1868 году представился случай обратить на путь православия одного японца. Это был учитель фехтования сына нашего консула Гашкевича, некто Савабе, завзятый враг христиан, который не пропускал случая при встрече с отцом Николаем если не делать ему оскорблений, то по крайней мере бросать на него взгляды, полные ненависти и злобы.
В один прекрасный день он зашел к отцу Николаю и в оскорбительных и резких выражениях стал упрекать его в желании, будто свойственном всем христианам, причинить Японии вред. Надо сказать, что японцы понимали проповедников христианства как чудодеев, и бывали примеры, что приходил человек и требовал из любознательности, чтобы при нем было совершено какое-нибудь чудо. Недоброжелатели объясняли пожары злоумышленностью христиан, которые будто бы обращались в кошек и разносили огонь по городу на своих хвостах. Савабе упрекал отца Николая в злонамеренности и злобно поносил христианство.
Когда он кончил, тогда только отец Николай мог, в свою очередь, сделать ему упрек, что он бранит вымышленного им врага, и что толковый человек, ранее чем бранить, должен узнать, в чем дело. Савабе согласился, чтобы ему объяснили, в чем заключается христианское учение, и через несколько времени из заклятого язычника сделался ревностным христианином.
В 1875 г. он уже был рукоположен в Хакодатэ в священнический сан, и до сих пор ревностно трудится по распространению христианства.
В 1868 г. на трон Японии вступил ныне царствующий император Муцихито. Гонение на христиан с этого времени несколько уменьшилось, так Япония была занята своими политическими делами. Тем не менее распространение православия шло довольно медленно. В 1869 году отец Николай ездил в Петербург, где ему удалось выхлопотать, чтобы была учреждена православная миссия в Японии.
В 1872 г. он переехал из Хакодатэ в Токио. Стеснения для христиан с каждым годом уменьшались, и когда в городе Сендае, лежащем на севере от Токио, и его окрестностях в 1872 г. посадили в тюрьму православных христиан, то по приказанию из столицы они были выпущены. Случай этот повел за собой конфиденциальное предписание губернаторам не преследовать христиан; действительно, с этого времени преследований не было, и христиане могли совершенно свободно исполнять все обряды.
В настоящее время протестантские миссионеры требуют, чтобы в Японии императорским декретом была объявлена свобода вероисповедания, но Преосвященный думает, что в этом нет ни какой надобности. Он говорит, что никто в Японии не мешает не только церковной службе, но и даже похоронным процессиям и исполнению других публичных треб. Когда в 1886 году скончался бывший наш посланник в Токио Александр Петрович Давыдов, то отпевание производилось на японском языке, с японскими певчими.
Гроб сопровождали на кладбище с большой торжественностью. Принцы крови и все министры приняли участие в печальной процессии, совершенной при большом стечении народа. Так же довольно торжественно, с японским духовенством и певчими, отпевали в Токио и сопровождали на кладбище сына морского министра графа Сайчо. Случаев оскорбления толпою наших миссионеров не было, равно как давно уже неслышно о каких либо неудовольствиях со стороны бонз. Можно ли желать еще большей свободы?
Продолжаю начатый исторический рассказ.
В 1872 г. преосвященный Николай выбрал в Токио для русской духовной миссии место, которое было приобретено в бессрочную аренду. Место лежит в центре города на холме, который называется Суругадай, и строящийся на нем храм будет виден с доброй половины города. Арендная плата около 290 руб. золотом ежегодно.
С 1873 г. началась постройка большого дома миссии с домовою же церковью в нем. Средства на эту постройку, в размере 32 тысяч, были собраны почти исключительно покойным адмиралом графом Путятиным. Дочь его, Ольга Ефимовна, еще недавно проживавшая здесь при духовной миссии сестрою милосердия, на свои средства и средства графини Орловой-Давыдовой построила дом для женской духовной школы на 100 учениц.
Школы открывались мало-помалу. Сначала была заведена школа русского языка, но потом, когда правительство для русского языка завело собственную школу, туда была переведена большая часть учеников, и при миссии оставлены только те, которые пожелали получить духовное образование.
В настоящее время имеется семинария с семилетним курсом. Учащихся 60 человек, выпуски бывают по одному в 2–3 года. В нынешнем году выпущен 4-й выпуск, в 17 человек, из которых 5 отправлено в духовные академии: С.-Петербургскую, Московскую и Киевскую.
Обучение идет по преимуществу на русском языке и знание этого языка покамест, за недостатком переведенных священных книг и богословских сочинений, обязательно.
Катехизаторская школа началась понемногу с 1874 года. Преподавание в ней идет на японском языке и окончившие курс отправляются проповедниками в различные части Японии, где в этом является надобность. В настоящее время насчитывается 135 проповедников, рассыпанных по всей Японии. Причетническая школа на 15 человек дает необходимое число причетников.
Женская духовная школа началась с 1873 года. В ней в настоящее время 36 девиц. Из этой школы уже выпущены многие хорошие сотрудницы катехизаторам и учителям, за которых они по преимуществу и выходят замуж.
В последнее время в помощь катехизаторам, по почину Преосвященного, приходы выбирают наиболее ревностных христиан, которых дело заключается в том, чтобы приводить к проповедникам японцев, желающих услышать Слово Божие и ознакомиться с христианским учением.
Принципы, которых держатся проповедники, суть следующие.
Они не должны порицать действие каких-нибудь миссионеров других вероисповеданий, а напротив, радоваться их успеху. Преосвященный руководствуется с ловами Спасителя, Который сказал своим ученикам, желавшим запретить употреблять имя Христово тем, которые не принадлежат к их обществу: «не запрещайте; ибо кто не против вас, тот за вас» (Лук. 9. 50). О буддизме и синтоизме проповедники не считают нужным говорить, тем более, что оба эти верования по своему существу не представляют препятствия к распространению христианства. Все языческие религии называются проповедниками японским словом «хиоо» «икео», которое в переводе на русский язык означает «чужая религия».
Проповедники не требуют от принимающих православие переменять одежду или какие-нибудь обычаи, не идущие в прямой разлад с христианским учением.
Пресвященный рассказывал мне, что ему случалось говорить перед собранием в 1000 и более человек, и что японцы легко и со вниманием выслушивают подряд несколько проповедей, продолжающихся по часу каждая.
К крещению допускаются только те, которые уже испытаны и выразили твердое намерение принять православие. Отпадения от православия в округах, где православные общины уже довольно многочисленны, почти не встречаются, тем не менее требуется постоянная проповедь, чтобы укреплять молодых христиан на избранном ими пути.
Катехизатор получает первоначально жалованье 8 руб. золотом в месяц, а затем 10 руб.
До 1878 г. на расходы миссии не отпускалось никаких средств, кроме содержания трех миссионеров, которым назначено было по 2000 руб. в год, но из этих средств, по добровольному соглашению, половина уделялась на церковь. С 1878 года на миссию уже ассигнуется из разных источников в России некоторая определенная сумма, идущая почти исключительно на дела миссионерства.
Православные японские приходы постройку храмов производят на свои собственные средства, содержание же священнослужителей большей частью требует поддержки от миссии.
Постройка главного храма в Токио производится на добровольные пожертвования в России и Японии. Все деньги поступают к Преосвященному через Хозяйственное Управление при Святейшем Синоде. Деньгам ведется строгий счет. Я видел книжку первоначального сбора. Вверху всего значится пожертвование покойной Государыни Императрицы Марии Александровны, затем идут имена жертвователей, принесших посильную лепту.
Всего более поражают нас щедрые пожертвования одного ревнителя из Москвы, который не хотел, чтобы имя его было известно. Он дал первоначально 10 тысяч, потом еще два раза по 10 тысяч, потом 5 тысяч, а в нынешнем году опять прислал – 15 тысяч. Итого им пожертвовано 50 тысяч рублей.
Но не на одни эти суммы строится храм. Если бы позволяли размеры настоящего письма, я охотно привел бы все имена добрых людей, помогавших святому делу и заслуживающих не менее глубокой признательности за свои посильные приношения.
Строящийся храм во имя Воскресения Христова проектирован на 1500 человек. Проект составлен профессором Шуруповым и одобрен преосвященным Исидором, митрополитом С.-Петербургским. Работы ведутся весьма успешно, под непосредственным, постоянным надзором самого преосвященного Николая. При постройке храма много денег стоил фундамент. Частые землетрясения, бывающие в этих местах, заставили озаботиться об особом, усиленном укреплении сводов и арок, и как мне передавали люди, знающие дело, храм строился чрезвычайно капитально и из лучшего материала. В настоящее время оканчивается купол, и можно надеяться, что в нынешнем году наружные работы собственно по храму будут почти все окончены.
Для внутренней отделки храма Преосвященный предполагает, что потребуется еще около 30 тысяч кредитных рублей, и надеется, что с помощью Божией и при участии добрых людей, удастся приготовить собор к освящению на Пасху 1890 года. Если теперь нас поражала гармония службы и стройное пение 60-ти человек в маленькой домовой церкви, то воображаю, какое грандиозное впечатление будет производить та же служба и то же пение в большом соборе.
С окончанием внутренней отделки храма работа еще не окончится: нужна ограда и нужна широкая лестница от главной улицы, лежащей у подножья его. Храм, по своему прекрасному положению на холме, даже теперь, окутанный лесами, имеет величественный вид и высоко возвышается над всеми постройками города, но когда леса уберут, то пред глазами всего населения столицы явится на свет Божий грандиознейший монумент, которому пока нет подобного в Японии.
Мой рассказ был бы далеко не полон, если бы я не коснулся другой работы преосвященного Николая, совсем невидной, но тем не менее тяжелой и требующей большого усидчивого труда. Я говорю о переводе богослужебных книг. Работа эта весьма сложная, и приходится иногда над одним выражением просиживать целый вечер. В некоторых случаях надо создавать вновь обороты речи, которые соответствовали бы и как можно ближе передавали настоящий смысл христианских истин. Когда японский язык оказывается недостаточен, то прибегают к более богатому языку китайскому. Преосвященный хорошо изучил ученую литературу этих языков, но и ему приходится работать при содействии здешних ученых, посвятивших изучению китайского и японского языков всю свою жизнь.
Если принять во внимание, что кроме кабинетного труда Преосвященный должен руководить еще и практической частью всего огромного дела, то нельзя не преклониться перед его неусыпными трудами и неослабляющейся энергией.
Вот где нужны помощники с молодыми и свежими силами и вот где эти силы могут получить себе огромную, достойную их работу.
Между Преосвященным и посланником существуют самые искренние и самые сердечные отношения, которых я неоднократно был свидетелем. Настоятель посольской церкви отец Анатолий живет в духовной миссии и много помогает преподаванию в семинарии и других школах, а некоторые японские певчие из миссии поют во дни литургии в посольской церкви.
Преосвященный установил обычай ежегодно созывать собор православных христиан, на котором обсуждаются предстоящие нужды и вырабатывается план работ на предстоящий год. Точно также на соборе подводятся итоги деятельности и статистические данные, которые и публикуются для всеобщего сведения на японском языке.
Другие вероисповедания не находят возможным предавать гласности свои статистические данные.
Католические проповедники явились в Японию в половине XVI столетия, и тогда уже им удалось образовать большую католическую общину на юге Японии. Я не мог достать никаких точных цифр относительно числа христиан-католиков в настоящее время. Один из высокопоставленных лиц католического мира говорил мне, что японцев-католиков до 50 тысяч человек. По другим сведениям, их меньше даже, чем протестантов. О протестантах также никто ничего не знает. В газете «Herald» от 1-го Мая 1886 года помещено письмо без подписи, из которого видно, что в 1884 году было 8679 христиан разных протестантских исповеданий, а в 1885 г. 11 604. Вверху письма прибавлено от редакции, что она за эти сведения не отвечает.
Число миссионеров католических и протестантских в Японии весьма значительно. В 1886 г. католическое миссионерство состояло из двух епископов, 56 патеров и 41 сестры милосердия. Протестантских миссионеров 142, миссионерш 86, прочих лиц 228.
В том же году наших миссионеров было 2, из них один настоятель посольской церкви.
Распространение православия в Японии не вызывает со стороны этого народа никаких опасений. Преосвященный в этом отношении держится тех правил, которые вообще присущи нашему православному духовенству. Он совершенно посторонний человек для каких бы то ни было политических дел. В японских православных храмах молятся о долголетии и благоденствии ныне царствующего императора, его дома и всего японского народа, а проповедники наставляют паству подчиняться властям, «ибо несть власть, аще не от Бога».
Этим и заканчиваются отношения нашей духовной миссии к гражданской жизни Японии.
Мне, однако же, могут поставить вопрос: какое вероисповедание наиболее соответствует государственным интересам Японии и будет принято этой страной? Ответить на этот вопрос весьма трудно и еще труднее дать беспристрастный отзыв. К счастью, мне удалось по этому поводу беседовать не только с наиболее компетентным лицом здешнего дипломатического корпуса, но и с некоторыми из выдающихся лиц японской администрации. Из всех разговоров и того, что я лично видел, я пришел к заключению, что в Японии принятие того или другого вероисповедания может легко совершиться простым императорским декретом, причем со стороны народа едва ли будет встречено какое-нибудь существенное противодействие. Японцы весьма восприимчивы в подражании Западу, и притом в стране этой покамест нельзя подметить никаких следов религиозного фанатизма.
Государственные люди Японии, по-видимому, считают, что еще не настала пора заняться делом религии. Япония находится в настоящее время в периоде гражданских реформ. Многое уже сделано и многое делается. Все интеллигентные силы увлечены одною общею идеею – создать из Японии цивилизованную страну, и на этот предмет тратятся все материальные средства государства. Отвлечься в дело религии – значило бы разделить свои силы и разделить свои средства; тем не менее вопрос о государственной религии в скором времени придется поставить на очередь.
Католицизм, как думают многие, едва ли может быть принят Японией, ибо он нейдет к жизни этой страны и ее нравам. Для японского народа латинский язык совершенно чужд, а внешние государственные сановники не желают связывать себя подчинением верховному вождю, проживающему на противоположном конце земного шара.
Протестантское вероисповедание имеет больше шансов на успех, но государственные люди Японии не могут не видеть, что это вероисповедание поведет к распадению на секты. Оно не даст различным частям японского народа духовной связи и не поможет делу объединения государства. В деле такой огромной важности, как принятие той или другой государственной религии, нужно смотреть в будущее. Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что всем странам в мире предстоят еще большие внутренние бури от социальных движений. Бури эти, вероятно, будут ужасны, и не растерзанными могут остаться только те страны, в которых религия и государство составляют одно нераздельное целое.
Принять протестантство – значит навсегда отказаться от той помощи, которую религия может оказывать государству.
Православное вероисповедание не влечет за собою подчинения какому-нибудь духовному лицу, не проживающему в самой стране, равно как оно не ведет и ко вмешательству постороннего политического элемента в государственном отношении. С точки зрения политической, нам, русским, безразлично, примет ли Япония православие или нет. Наша программа заключается в том, чтобы совершенно не вмешиваться во внутренние дела дружественной нам соседки, с которой мы в настоящее время не связаны никакими материальными интересами.
Пограничная черта с Японией тоже прекрасно определена и также обеспечивает на долгое будущее хорошие дружеские отношения к этой стране. Православие может дать Японии живую внутреннюю силу и упрочит в ней консервативные принципы, столь необходимые для прочности ее благосостояния в будущем.
Как друзья японцев, мы могли бы радоваться всякому шагу их в этом направлении. Для нас было бы приятно и лестно иметь соседку единоверную с нами, но не наше дело тянуть ее в эту сторону. Государственные люди Японии прекрасно понимают интересы своей страны, и можно с уверенностью сказать, что они не сделают фальшивого шага.
Выдержка из дневника С. А. Рашевского
Утром в 8 часов нас разбудили известием, что в море идет бой между 6 японскими и 6 нашими кораблями. Дело обстояло так: на ночь для разведки неприятеля к острову Эллиоту отправлено было 8 наших миноносцев в 2 отряда по 4 в каждом. На возвратном пути, уже к рассвету, миноносцы одного из отрядов рассеялись и потеряли своих из виду. В результате несколько из них наткнулись неожиданно на японских миноносцев, но всем, кроме миноносца «Страшный», удалось избежать боя с сильнейшим по количеству врагом. «Страшный» же оказался окруженным 4 японцами и после непродолжительного боя был взорван удачно попавшим снарядом с одного из японских миноносцев.
Когда с моря у нас услышали выстрелы, то дан был сигнал выходить броненосцам и крейсерам, присоединились «Петропавловск» под флагом командующего эскадры и «Полтава». На «Петропавловске» был также великий князь Кирилл Владимирович и наш известный художник Верещагин. На выстрелы поспешили к месту боя 4 наших крейсера, причем благодаря лихим атакам «Баяна» против подоспевших 6 японских крейсеров были спасены другие из наших миноносцев, также уже было окруженные врагами.
Подоспевшим к месту боя нашим крейсерам удалось подобрать и спасти со «Страшного» только 4 человека, остальной экипаж погиб. В последовавшей затем перестрелке наибольшее число неприятельских снарядов, насколько видно было с берега, падали возле «Аскольда» и «Баяна», с мужеством кидавшегося в атаку на неприятеля, отрываясь далеко от своих в пылу преследования врага.
После кратковременного боя японцы понемногу отошли, а к нашим, кроме миноносок, присоединились «Победа», «Севастополь» и «Пересвет». К японцам также стали подходить подкрепления, и вскоре мы могли насчитать 12, а затем 17 больших судов; держались они очень далеко, не ближе 18–20 верст от батарей, постепенно выстраиваясь в кильватерную колонну параллельно нашему фронту. Часов около 11 по сигналу наши миноносцы пошли во внутренний бассейн, а эскадра во главе с «Петропавловском» начала перестроение, чтобы стать лицом к врагу, т. е. постепенно вытянуться в кильватер вдоль батарей.
«Петропавловск», находясь между батареей Плоский мыс и Электрическим утесом, в расстоянии 1900 саженей от Золотой горы, медленно стал поворачиваться, изменяя прежнее направление. На нем было сосредоточено общее наше внимание. Вдруг в самой средине броненосца плавно поднялась гора черного дыму, из которого вырвался высокий тонкий столб, совершенно как это бывает при стрельбе под большими углами возвышения; все ахнули, но, не желая верить огромному несчастью, по началу думали, что «Петропавловск» стреляет.
Однако глухой, мягкий удар взрыва, увеличившийся огромный столб дыма и пару, а затем заметное движение всего корпуса корабля, покачнувшегося и начавшего затем медленно погружаться, сразу определили страшную истину, – «Петропавловск» гибнет от взрыва мины, на «Петропавловске» Макаров, Кирилл Владимирович и более 700 человек команды и офицеров; господи, неужели «Петропавловск» гибнет?
В первые минуты никто из собравшихся на Золотой горе, где я был, слова сказать не могли, какое-то общее онемение. Между тем на «Петропавловске» последовал второй взрыв, меньшей силы, показался еще столб пару и огня, весь корпус как бы рассекся и одна половина затонула тотчас же, а другая плавно опустилась, и вскоре на поверхности ничего не осталось, только туча пару долго еще держалась над роковым местом.
«Петропавловск» погиб, погиб на глазах всех нас, в виду японской эскадры, и никакая сила не могла его спасти, – все кончено было не более как в 2–3 минуты. За дальностью расстояния нельзя было видеть, удалось ли кому спастись; казалось, что на поверхности ничего не осталось. К месту катастрофы поспешили «Гайдамак» и «Новик» и несколько миноносцев и катеров. К этому времени все опомнились, все поняли размер и ужас несчастья, все в смятении громко обвиняли наши минные заграждения, так как все сразу приписали гибель «Петропавловска» взрыву собственной мины. Вдруг новый общий гул ужаса: «Победа» тонет.
Действительно, около «Победы», находившейся в правой группе судов, почти против Тигрового маяка, поднялся столб воды и корабль медленно стало кренить на одну сторону; вслед за сим с «Победы» и всех ближайших наших судов открылась торопливая беспорядочная, почти непрерывная стрельба по ближайшей к каждому из судов части морской поверхности; некоторые стреляли с обоих бортов, и столбы воды целым рядом фонтанов поднимались как с внешней стороны образовавшейся довольно тесной группы, так и внутри ее, угрожая произвести рикошетами вред своим же.
Очевидно стало, что стреляют по подводной или по надводной лодке. Так вот в чем объяснение происшедшего, вот тот ужасный враг, возможности появления которого мы уже давно боялись, но боялись инстинктивно, не веря, вернее боясь верить, ужасной возможности… «Победа» не погибла, а, сохраняя наклонное положение, ускоряя ход, пошла к входу, все еще стреляя в невидимого врага, и вскоре, почти полным ходом, вошла во внутренний рейд и стала у портовой стенки Западного бассейна.
На рейде между тем то вспыхивала, то временно затихала стрельба по страшному подводному врагу, по-видимому, по временам показывавшемуся для ориентировки своего положения; стреляли не только суда, но даже береговые батареи, находящаяся под Тигровым маяком (4 или 5 выстрелов) и Электрический утес, давший два выстрела из 57-мм скорострелок и один из 10-дюймового орудия. Удалось ли поразить подводного врага – трудно сказать, пока об этом ничего не говорят. Сколько было подводных лодок, также не известно, вероятно не более 2, так как иначе были бы еще жертвы; если бы суда и стреляли сразу почти из всех своих мелких калибров и даже из крупных, то, видимо, не по прямой цели, а стараясь оградить себя от возможности приближения гибельного противника.
Понемногу наша стрельба прекратилась, – послышались отдельные удары выстрелов с японской эскадры, приближавшейся, чтобы воспользоваться происшедшим смятением и скученностью наших судов. Несколько неприятельских снарядов упало совсем близко, но, видимо, японцы не желали подвергаться какому-либо риску, подойдя ближе к батареям, и после немногих выстрелов стали удаляться. На горизонте осталось 6 из их судов, которые долго стояли неподвижно, очевидно, поджидая прибытия высланных в атаку подводных лодок; только около 1 1/2 час. дня они медленно стали уходить и скоро совершенно исчезли. Удалось ли им дождаться своих страшных подводных партизанов – для нас не известно.
К этому времени разыгрался форменный шторм, который бушует и сейчас и, видимо, будет бушевать всю ночь. Это нас, пожалуй, обеспечит от всяких ночных попыток врага, которых легко можно было ожидать после их сегодняшнего успеха.
Около 12 часов суда наши постепенно вошли во внутренний бассейн, пропустивши вперед «Гайдамака» и миноносцев, доставивших на «Монголию» спасенных с «Петропавловска».
Всего удалось спасти из воды 8 офицеров и около 50 матросов. Из этого относительно слишком малого числа (на «Петропавловске» числилось более 750 своей команды да весь штаб командующего эскадрой) к вечеру в живых остался командир капитан 1-го ранга Яковлев, у которого тяжко поврежден череп и грудь, 4 офицера и около 35 матросов. О командире эскадры Макарове первое время ничего не было известно, и это одно уже означало, что он погиб. Действительно, вскоре выяснилось, что не только он, но и весь штаб его, а также художник Верещагин, переживший много в прежние войны, – все погибли, находясь в момент взрыва на командирском мостике. Завтра в 9 часов утра заупокойная служба по павшим героям.
Тяжелый день – трагедия на море, унесшая в могилу слишком много сынов России, защитников нашего, теперь уже дорогого, уголка русского Дальнего Востока.
Печатные труды С. О. Макарова на русском языке
1. Инструмент Адкинса для определения девиации в море. «Морской сборник». № 10, 1867.
2. Временный руль капитана Коньяма. [Оттиск журнальной статьи.]
3. Броненосная лодка «Русалка» (Исследование о плавучести лодки и средства предлагаемые для усиления этого качества). «Морской сборник», №№ 3, 5 6, 1870.
4. О прекращении подводной течи на судах (Необходимость иметь на судах средства для заделывания пробоин [пластырь]). «Морской сборник», № 5, 1873.
5. Новый маяк в Каспийском море. СПб.
6. Английский адмирал Гопсон. СПб.
7. Трюм двудонных судов. «Морской сборник», № 3, 1874.
8. Устройство парового предохранительного Золотника Несмита. СПб.
9. Новый прибор для отопления паровых котлов. Механическое отопление.
10. Патентованный каменный уголь Чарлита.
11. О картах лейтенанта Мори и о первом плавании, располагаемом на основании этих карт. СПб.
12. Испытание кайтахского каменного угля. [СПб.]
13. О непотопляемости судов. «Морской сборник», № 6, 1875.
14. Средства против потопления судов (Причины потопления фрегата «Vanguard». Недостатки в системе непроницаемости переборок, в самих переборках и дверях и механические недостатки принятых средств. Непотопляемое судно). [СПб.], 1875.
15. О содержании в исправности непроницаемых переборок и водоотливных приспособлений. «Морской сборник», № 7, 1876.
16. Испытание эволюционных картушек Курьяка, Макарова и Верховского и введение употребления последней на судах флота.
17. Крейсерство парохода «Великий Князь Константин» под начальством Макарова по Черному морю и рапорта его. «Морской сборник», № 1–3, 1877.
18. Участие моряков в Ахал-текинской экспедиции 1880–1884 гг.
19. Предположение об устройстве морской части в Закаспийском крае. «Морской сборник» № 4, 1882.
20. Исторический журнал практической эскадры под начальством Шмидта и Макарова. [СПб.]
21. Обзор личного состава машинных команд на русских коммерческих пароходах. (СПб. 1884).
22. Об обмене вод Черного и Средиземного морей. Исследование флигель-адъютанта капитана 1 ранга С. О. Макарова, Изд. Академии наук, СПб., 1885, стр. 150.
23. В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований. Кронштадт. [1886].
24. Сведения о плавании корвета «Витязь». Замечания командира корвета «Витязь» Макарова, по всем частям, по окончании кругосветного плавания с 1886 по 1889 г. [СПб., 1891]. «Морской сборник» за 1886–1889 гг.
25. «“Витязь” и Тихий океан». Географические наблюдения во время кругосветного плавания. Изд. Академии наук, СПб. [1891]
26. Об уменьшении гибельных последствий при столкновении судов. Изд. Морского министерства, СПб., 1891, стр. 28. То же, «Морской сборник», № 5, 1891.
27. Несколько слов по поводу лекции генерал-лейтенанта Ф. Пестича 18 III 1892 г. «Морской сборник», № 8, 1892.
28. О трудах русских моряков по исследованию вод Северного Тихого океана. Изд. Морского министерства, СПб., 1892, стр. 35. То же, «Морской сборник», № 5, 1892.
29. Об изменении удельного веса морской воды. Оттиск журнальной статьи, СПб., 1894.
30. Разбор элементов, составляющих боевую силу судов. (СПб., 1894)
31. О необходимости международного соглашения по опубликованию материалов, заключающихся в морских метеорологических журналах. Изд. Академии наук, СПб., 1894. То же, «Морской сборник», № 10, 1894. Эта же статья была напечатана на немецком языке в «Annalen der Hydrographie und Märitimen Meteorologie», № 4 1894.
32. Эскадра Средиземного моря. (Оттиск статьи.)
33. О средствах для сохранения целости борта судов при столкновении. «Морской сборник», № 5, 1895.
34. На пароходе «City of Peking» торгового флота. [СПб., 1896.] То же, «Морской сборник», № 6, 1896.
35. Возможно ли искусственным путем воспрепятствовать замерзанию бухты Золотой Рог. Записки Общества изучения Амурского края, 1896.
36. Описание берега от залива Св. Ольги до мыса Поворотного. 1895.
37. Рассуждения по вопросам о морской тактики. «Морской сборник», №№ 1, 4, 7, 1897.
38. Об однообразии в судовом составе флота. [СПб., 1898.]
39. Рассуждения по вопросам непотопляемости судов. «Морской сборник», № 7, 1898.
40. Броненосцы или безбронные суда. «Морской сборник», № 4, 1903.
41. Без парусов. Издание Морского министерства, СПб., 1903, стр. 43.