В январе 1941 года руководитель Абвера контр-адмирал Вильгельм Канарис и начальник отдела Абвер I (разведка) полковник Ганс Пикенброк получили приказ от начальника оперативного отдела ОКВ генерал-полковника Альфреда собрать развединформацию о группировке Красной Армии, дислоцированной на западной границе Советского Союза.

Во исполнение это приказа филиалам Абвера в европейских странах были даны инструкции об активизации разведывательной работы против Советского Союза по всем линиям, в том числе по заброске агентов на его территорию. Примерно за три месяца до нападения на СССР Абвером был создан специальный орган, получивший кодовое наименование штаб «Валли».

С началом военных действий против Советского Союза, в соответствии со ставкой на «блицкриг», действовала и немецкая разведка. В ходе первого этапа войны на Восточном фронте германские спецслужбы выполняли следующие задачи: 1) проведение агентурной разведки на линии фронта и ближнем тылу Красной Армии; 2) срыв эвакуации промышленных предприятий, прежде всего военного значения; 3) проведение диверсий на коммуникациях в прифронтовой полосе; 4) распространение провокационных слухов и создание паники среди мирного населения.

Вскоре после нападения на СССР германские спецслужбы предприняли энергичные попытки создать из предателей Родины и военнопленных диверсионно-разведывательные подразделения с целью их последующего использования для организации диверсий в тылу Красной Армии, сбора разведсведений о дислокации воинских подразделений, передвижениях военной техники и грузов, оборонном потенциале СССР. При этом особое внимание было уделено подбору кадров, которых, по мнению немецкого командования, можно было эффективно использовать для проведения шпионских заданий в глубоком тылу.

В мемуарах начальника разведслужбы послевоенной Германии Райнхарда Гелена ситуация, сложившаяся на Восточном фронте в начале 1942 года, в целом описана довольно объективно. Естественно, что Гелен не забыл посетовать и на «плохую погоду, лютые морозы» и т. п., хотя это была и не главная причина поражений вермахта на советско-германском фронте: «Обстановка на начало 1942 года характеризовалась тем, что нам удалось на всех участках групп армий „Центр“ и „Юг“ стабилизировать фронт, прорванный в зимние месяцы. Контрнаступление русских привело на отдельных направлениях к оставлению нами значительных территорий. Имелись существенные потери в снаряжении и боевой технике. Но самым тяжелым было, пожалуй, то, что немецкий солдат после двух лет побед впервые столкнулся если не с поражением, то с мощными контрударами противника. А это повлекло за собой опасные психологические последствия, хотя вина за случившееся падала в первую очередь на погодные условия — непролазную грязь и морозы до минус 56 градусов, а также нехватку, особенно вначале, зимнего обмундирования и сильно поредевший боевой состав частей и подразделений».

Правда, в воспоминаниях Скорцени, который, в отличие от Гелена, был участником осенне-зимней кампании 1941-го на Восточном фронте, речь шла о 30-градусных морозах. К тому же не только мороз «прорядил» боевые порядки зарвавшихся вояк.

По мере нарастания сопротивления гитлеровским войскам со стороны Красной Армии, срыва плана «молниеносной войны» немецкому командованию пришлось перестраивать и деятельность разведывательных служб. Этим в первую очередь объясняется возросший интерес Абвера к вопросам политического и экономического характера, промышленному потенциалу СССР, расположенному в глубоком тылу. Другое новое направление в деятельности германских разведслужб — это транспортные узлы и коммуникации в Центральной и Восточно-Европейской части Советского Союза, поставлявшие на фронт войска, боевую технику и другие необходимые грузы.

Немецкая разведка пыталась создать в этих районах свои разведывательные резидентуры для обеспечения повседневного наблюдения за стратегическими перевозками военных и народнохозяйственных грузов по железным и шоссейным дорогам, состоянием железнодорожного хозяйства, пропускной способностью, районами строительства новых или расширением старых путей. Наблюдая за воинскими перевозками, немецкая разведка старалась разгадать замыслы советского Верховного командования, выяснить мобилизационные ресурсы и возможности, районы формирования новых соединений, установить места дислокации эвакуированных оборонных заводов, характер и количество выпускаемой продукции, тактико-технические характеристики новейших образцов военной техники и вооружения.

Особое внимание немецкая разведка уделяла районам сосредоточения основных оборонных и промышленных объектов на Урале, в Сибири, республиках Средней Азии и Закавказья. С этой целью абверовские агенты забрасывались в глубокий советский тыл с самолетов с заданием обосноваться в крупных городах и следить за работой промышленных предприятий, за наличием стратегических сырьевых, продовольственных и топливных ресурсов.

В результате коренного перелома на фронтах Великой Отечественной немецкое командование сосредоточило основные усилия своей разведки на выяснении планов советского Верховного Главнокомандования, на вскрытии стратегического направления главного удара. В связи с этим многим агентам ставилась задача выяснить, на каком участке фронта находятся знаменитые советские военачальники Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, которых противник считал «генералами наступления».

С расширением числа разведывательных задач, Абверу вменялась в обязанности организация диверсионной работы в прифронтовой полосе и на различных стратегических объектах, расположенных в глубоком тылу Советского Союза с тем, чтобы ослабить экономический потенциал и облегчить положение своим войскам на советско-германском фронте. Наряду с подготовкой диверсий немецкие разведывательные службы большое внимание уделяли подготовке террористических актов против членов высшего государственного, военного и партийного руководства СССР.

Немецким спецслужбам удалось хорошо поставить работу службы радиоперехвата, что позволило получать различного рода оперативную информацию. Внимательному анализу подвергались трофейные документы, захваченные в штабах и учреждениях РККА, скрупулезно анализировались личные документы попавших в плен и убитых советских солдат и офицеров — все это давало необходимый материал для активных действий против СССР.

Стремясь подорвать Советское государство изнутри, сковать часть сил Красной Армии, Абвер и СД потратили немало сил, пытаясь организовать в некоторых республиках и районах СССР повстанческие, националистические движения. В этих целях на территории самой Германии создавались многочисленные «национальные комитеты», грузинские и армянские «легионы», калмыцкий «корпус» доктора Долля, «ост-мусульманские батальоны» и т. п.

Для борьбы против Советского Союза гитлеровские спецслужбы широко использовали белоэмигрантские организации «Народно-трудовой союз нового поколения» (НТСНП), «Боевой союз русских националистов», «Братство русской правды» (БРП), «Организацию украинских националистов» (ОУН) и другие. Примером того, насколько серьезной была опасность, грозившая советскому тылу и всей обстановке на фронтах в 1944 году, может служить следующий эпизод. Весной 1944 года германская разведка подготовила для заброски на территорию бывшей Калмыцкой АССР специальный десантный корпус из изменников Родины — калмыков по национальности. На корпус возлагались задачи: объединить, действовавшие в Калмыкии мелкие повстанческие группы и организовать восстание калмыков против Советской власти; провести крупные диверсионные акты с целью разложения советского тыла. Попытка немцев перебросить «калмыцкий корпус» на территорию СССР была сорвана активными мероприятиями органов военной контрразведки «Смерш» ГКО СССР. Всего в калмыцких степях германская разведка планировала высадить 36 эскадронов численностью более 4 тысяч человек. Подробнее об этом будет рассказано в главе, посвященной радиоигре «Арийцы».

С началом войны немецкая разведка создавала специальные подразделения, по преимуществу укомплектованные личным составом, хорошо владевшим русским языком, для захвата узлов коммуникаций, организации диверсий, распространения панических слухов и т. п. Тактика действий таких «абверкоманд» по мере продвижения линии фронта на запад существенно изменялась. Они стали маскироваться под передовые части наступающей Советской армии, якобы вступавшие в освобожденный от гитлеровцев населенный пункт, объявляли регистрацию лиц, желающих с оружием в руках продолжить борьбу с оккупантами, коммунистов, партизан, а затем их уничтожали.

Так как наш рассказ в основном будет посвящен специальным операциям советской контрразведки, относящимся к периоду 1944–1945 годов, несколько слов скажем о планах «тайной войны», которые были у германской разведки. Современному читателю покажется фантастичным, что в то время, когда вермахт на советско-германском фронте терпел одно поражение за другим, в недрах VI Управления РСХА зрели планы проведения широкомасштабных диверсионно-подрывных операций в советском тылу: от покушения на Сталина до развертывания псевдопартизанского движения.

На самом деле в этом нет ничего удивительного. Таковы законы «тайной войны». Психология диверсанта-разведчика диаметрально противоположна психологии солдата и офицера любого другого вида вооруженных сил любой армии мира. Если мышление пехотного командира оперирует в основном дихотомичными категориями «наступление — оборона», то командир спецвойск мыслит, если можно так выразиться, «стереоскопически». Для него понятие «оборона» лишь вынужденная форма ведения боевых действий, причем только в том случае, если операция потерпела поражение.

Другими словами, когда пехота и танки могут или наступать, или обороняться, то бойцы спецподразделений всегда идут только вперед, для них само понятие «линия фронта» — иллюзорно. Пребывание в тылу врага — это «жизненная среда», в которой диверсант должен чувствовать себя как рыба в воде. Весь процесс боевой подготовки «спецназовца» направлен на то, чтобы в экстремальной ситуации он мог вести себя естественно. Другими словами, война для бойца спецподразделения не имеет «линии фронта». Постоянная готовность встретить опасность лицом к лицу — сущностная черта психологии «спецназовца». Отсюда и жесткие, а порой и жестокие формы и методы ведения боевых действий.

Одновременно с ликвидацией Абвера и переподчинения его структур РСХА часть личного состава «бранденбуржцев», наработанные формы и методы подготовки и нереализованные планы диверсантов Канариса стали достоянием «СС Ягдфербанд». Заметим, что примерно за год до того момента, когда Абвер перестал существовать, командиру первого диверсионного подразделения СД «Фриденталь» (на тот момент еще почти никому не известному) гауптштурмфюреру СС Скорцени удалось переманить в свои ряды нескольких опытных «бранденбуржцев», имевших за плечами четырехлетний опыт проведения диверсионных операций в Греции, Голландии, Норвегии и других странах, в том числе и на советско-германском фронте в 1941–1943 годах.

Вот лишь некоторые из планов, которые витали в головах руководителей германской разведки. В 1944(!) году немцы планировали направить в глубокий советский тыл диверсионно-повстанческие отряды, численностью по 120–170 человек каждый, с целью организовать восстание против Советской власти в Средней Азии, перебросить на самолетах 36 батальонов для восстания в Калмыкии, создать широкомасштабное псевдопартизанское движение на освобожденной от оккупантов территории, взорвать стратегические мосты через Волгу, чтобы перерезать снабжение советских войск продукцией военных заводов Урала и Сибири…

Однако реализации этих амбициозных планов помешали Красная Армия, высокий профессионализм и мужество советских контрразведчиков. В тот период перед советской контрразведкой встала серьезная задача — не только нейтрализовать действия вражеской агентуры в советском тылу и прифронтовой полосе, разоблачать засылаемых диверсантов и шпионов, но и взять инициативу в свои руки, обратить оружие, созданное противником, против него самого.

 

Радиоигры Лубянки

Победа советского народа в годы Великой Отечественной войны слагалась не только из героических подвигов на полях сражений, на заводах и фабриках в тылу, но и на фронтах «тайной войны». Война, развернувшаяся между спецслужбами Германии и Советского Союза, также приняла невиданные до этого масштабы.

Порой именно успехом или неуспехом на невидимых полях сражений определялась победа в той или иной стратегической операции на фронтах Великой Отечественной. Наряду с традиционными боевыми действиями на суше, на море и в воздухе разгорелась настоящая битва в радиоэфире.

Радиоигры со спецслужбами противника были взяты на вооружение и советскими спецслужбами в лице НКВД и ГУКР «Смерш». В документах советской военной контрразведки такие специальные операции получили для обозначения заглавную литеру «Э», по первой букве слова «эфир».

При помощи радиоигр советской военной контрразведки в годы Великой Отечественной войны удалось решить следующие задачи: эффективно дезинформировать германскую разведку, оказывая тем самым большую помощь командованию Красной Армии на полях сражений; перехватывать каналы связи разведки противника со своей агентурой, заброшенной в советский тыл, и тем самым парализовать подрывную деятельность его агентуры в прифронтовой полосе и глубоком тылу; вызывать на нашу территорию агентов Абвера и СД с последующей нейтрализацией или перевербовкой; «подставлять» германской разведке наших агентов под видом содержателей явочных квартир или других лиц; внедрять своих агентов непосредственно в разведорганы противника, в том числе в школы по подготовке разведчиков-диверсантов и радистов; своевременно выявлять действующие в советском тылу резидентуры врага, созданные как в довоенный период, так и в годы войны; создавать необходимые условия для проведения контрразведывательной работы в выгодном для советской разведки направлении и др.

«Радиовойну» с германскими спецслужбами советская контрразведка активно начала в 1942 году. Первое время эту работу одновременно вели: 4-е Управление НКВД СССР под руководством П.А. Судоплатова, 1-й (немецкий) отдел 2-го Управления, возглавляемый П.П. Тимофеевым, в составе которого функционировало специальное отделение по радиоиграм (начальник — Н.М. Ендаков). Наряду с IV и II Управлениями НКВД СССР в радиоиграх с противником активное участие принимали и территориальные подразделения органов госбезопасности.

Первой работой, на страницах которой в документально-художественной форме отечественному читателю рассказано о радиоиграх советской контрразведки в 1942–1945 годах, стала книга почетного сотрудника госбезопасности полковника Дмитрия Петровича Тарасова. О первых организаторах радиоигр советской контрразведки Д.П. Тарасов писал: «Зачинателями радиоигр с использованием захваченных агентов-радистов разведывательных органов фашистской Германии, первопроходцами в этом важном деле, его организаторами являлись два замечательных, к великому сожалению, уже ушедших из жизни чекиста: начальник отдела центрального аппарата советской контрразведки генерал- майор (тогда майор госбезопасности с одним ромбом в петлицах) Петр Петрович Тимофеев и начальник отделения этого же отдела генерал-майор (тогда капитан госбезопасности с тремя шпалами в петлицах) Барышников Владимир Яковлевич… У Барышникова В.Я. было три заместителя, являвшиеся руководителями направлений. Одним из них, возглавлявшим направление, занимавшееся использованием захваченных вражеских агентов с рациями, был ныне покойный Ендаков Николай Михайлович, бывший особист авиации, носивший по привычке летную форму с двумя шпалами в петлицах.

В свои тридцать два года он заслужил репутацию бывалого человека, имевшего весомый опыт оперативной работы. Достаточно сказать, что уже в возрасте 27–28 лет (1936–1937) он занимал пост комиссара авиации республиканской армии в Испании… Первоначально в подчинении Ендакова Н.М. было два работника: автор этих строк — оперативный уполномоченный с тремя кубарями в петлицах, вскоре повышенный в должности до старшего оперуполномоченного, и оперативный уполномоченный Лебедев Иван Павлович… Летом 1942 года в связи с увеличением объема работы группу пополнил еще один работник — оперативный уполномоченный Григоренко Григорий Федорович, 24-летний украинец, только что зачисленный в центральный аппарат контрразведки».

* * *

В ходе радиоигр сотрудники НКВД-НКГБ постоянно совершенствовали формы и методы борьбы с противником, широко применяли новейшие оперативно- технические средства. В том числе большое внимание уделялось радиоконтрразведке и дешифровке полученных данных с использованием новейших оперативно-технических средств.

Уже в конце 1930-х годов органы безопасности приступили к созданию собственной радиоконтрразведывательной службы (РКРС), которая на вооружении имела самую мощную и совершенную по тому времени аппаратуру.

С началом агрессии нацистской Германии против СССР, в конце 1941 года, в расположении действующих частей Красной Армии была установлена радиостанция, работавшая на частотах и иных радиоданных (коды, позывные, шифры и проч.), применявшихся в советских воинских подразделениях, но отличавшихся четкостью и аккуратностью при работе на телеграфном ключе.

Как выяснилось в ходе проверки, радиостанция использовалась немецкой агентурной группой. Немедленно во всех частях и соединениях Красной Армии и в Военно-морском флоте СССР были изменены радиоданные и установлены новые коды и шифры. Противник своевременно не обратил внимание на это обстоятельство, и органы НКВД в короткие сроки установили и обезвредили большое количество разведывательных и диверсионных групп, действовавших в советском тылу и продолжавших применять обнаруженную радиоконтрразведкой их радиомаскировку.

В годы войны РКРС вела постоянное наблюдение за работой радиостанций противника, дешифровала передаваемые и принимаемые им радиограммы. Вместе с органами военной контрразведки большую помощь командованию Красной Армии оказала служба радиоразведки и радиоперехвата органов НКВД-НКГБ. Полученные в результате этой работы сведения о дислокации и численном составе основных группировок германских войск, готовящихся наступательных и оборонительных операциях противника, сосредоточении резервов и т. п. оперативно передавались в Ставку Верховного Главнокомандования.

Для фиксации работы агентурных радиостанций противника на территории, занятой советскими войсками, формировались специальные розыскные радиопеленгаторные группы. На активизацию этой работы и координацию действий всех советских спецслужб нацеливал приказ НКВД СССР от 20 марта 1942 года, в котором говорилось: «…Учитывая необходимость усиления радиоконтрразведывательной работы, наркомам внутренних дел союзных и автономных республик и начальникам управлений краев и областей, где дислоцированы контрольно-слежечные радиостанции и пеленгаторные пункты, обеспечить тесную связь между 2-ми и 5-ми спецотделами для использования расшифрованных материалов радиоперехвата в интересах контрразведывательной работы. В этих же целях обеспечить тесную связь вторых спецотделов со оперативными отделами и следственными частями… Кроме того, необходимо уделить серьезное внимание радиоразведывательным станциям и пеленгаторным пунктам и оказать необходимую помощь в их работе».

В июле 1942 года органы госбезопасности передали в Ставку разведывательную информацию о том, что германское командование создало на юге две крупные армейские группировки: «А» — в составе 1-й танковой армии, 17-й армии, 3-й румынской армии, итальянской армии, групп «Витерсхейм» и «Крым» и «Б» — в составе 2-й и 6-й армий, 4-й танковой армии и других соединений. Было сообщено, что группировка «А» будет наступать на Северный Кавказ, а группировка «Б» — наносить удар по частям Красной Армии между Доном и Волгой в направлении на Сталинград, прикрывая фланги армий, продвигающихся на Кавказ.

В августе 1942 года органы госбезопасности передали командованию Сталинградского и Донского фронтов сведения о том, что в 6-ю армию генерал-полковника Ф. Паулюса входят 8-й и 51-й армейские, 14-й и 24-й танковые корпуса, а в 4-ю армию Г. Гота — 4-й армейский, 48-й танковый и 6-й румынский армейский корпуса. 30 августа 1942 года органы госбезопасности информировали Советское командование о том, что 4-я танковая армия получила задачу к 1 сентября соединиться с 6-й армией и захватить Сталинград.

* * *

Первый год войны на советско-германском фронте позволил накопить ценный опыт противоборства с противником на фронтах «тайной войны». Наступательная тактика советских органов безопасности с германскими спецслужбами заключалась в первую очередь в выявлении местонахождения учебных центров Абвера, установлении личности преподавателей и инструкторов и обучающегося в них контингента из числа советских военнопленных, определении характера разведывательно-диверсионных заданий.

Например, в связи с начавшимся наступлением на Сталинград в районе Воронежского и Донского фронтов противник был крайне заинтересован в получении разведданных о дислокации частей Красной Армии, строительстве оборонительных сооружений и воинских перевозках по Волге. Поэтому заброска вражеской агентуры в прифронтовую полосу резко возросла. Воспользовавшись этим обстоятельством, УНКВД Сталинградской области летом — осенью 1942 года провело несколько радиоигр с германской разведкой («Яковлев», «Доверенный», «Михайлов», «Алексеев» и др.).

На тот период руководство и сотрудники УНКВД Сталинградской области не имели достаточного опыта в проведении спецопераций в эфире, не обходилось и без ошибок. Так, например, во время радиоигры «Яковлев» (24 апреля — 29 июля 1942 г.) включенный в радиоигру агент Абвера Орлов ушел от наружного наблюдения и перебежал на сторону немецких войск. Позднее по показаниям задержанной агентуры германской разведки стало известно, что в 1943 году Орлов служил инструктором в Варшавской разведшколе.

* * *

В начальный период сражений на советско-германском фронте большой вклад в борьбу с разведывательно-диверсионной агентурой врага внесли контрразведчики областных управлений НКВД. Именно им принадлежит заслуга в приобретении бесценного опыта в проведении радиоигр с противником, который успешно был развит легендарной военной контрразведкой «Смерш».

В наши дни об этих малоизвестных эпизодах противостояний советской контрразведки с Абвером можно порой прочитать на страницах юбилейных изданий, выпускающихся российскими органами безопасности, или региональных газет и журналов. Например, в книге, подготовленной Самарским управлением ФСБ России, рассказано об одной из таких операций: «Одна из таких успешных радиоигр, в ходе которой с берегов Волги в Абвер шло огромное количество дезинформации, была проведена Управлением НКВД СССР по Куйбышевской области. В начале 1942 года на территорию Куйбышевской области после окончания одной из разведшкол, находящейся под Варшавой, была заброшена группа агентов Абвера.

Интерес к Куйбышевской области немецкая разведка начала проявлять еще до начала войны. В ту пору г. Куйбышев, с его полумиллионным населением, становился одним из наиболее развитых промышленных центров страны. Но особый интерес стал проявляться после того, как город стал запасной столицей СССР, куда в октябре 1941 года эвакуировали аппарат ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР, Президиум Верховного Совета, а также более 40 крупнейших оборонных предприятий.

Выброшенная группа состояла из двух человек: Васильченко и Давыдова. Агент Васильченко еще в немецкой „учебке“ решил, что сразу же после заброски в тыл придет с повинной, что он и сделал. Его же напарник Давыдов оказался полной противоположностью — бывшим уголовником и настоящим предателем. После ареста и допроса Давыдова переправили в Москву, а вместо него к Васильченко приставили старшего оперуполномоченного НКГБ СССР Фортуната Козика.

Их группа получила кодовое название „Кустарник“. Разведчики выходили в эфир два раза в сутки, составляли шифровки, учитывая обстановку на фронте. Их „деза“ казалась настолько правдивой, что немцы стали проверять благонадежность источника. Наконец пришел ответ: „Благодарим за работу, продолжайте собирать информацию“.

Дом в Сызрани на ул. Интернациональной, где жили Козик и Васильченко, находился под постоянным наблюдением чекистов: нужно было взять агента-связника. Но немцы о нем пока ничего не сообщали. И только после того, как сигнал рации стал совсем слабым (садилось питание), пришла шифровка, что связник уже прибыл и скоро появится на конспиративной квартире.

Вновь прибывшим агентом оказался Береговой, который учился в одной школе с Васильченко и считался одним из лучших по диверсионной подготовке. По прибытии на явочную квартиру связник был арестован. Сведения, полученные от него, прояснили секреты операции „Цеппелин“. Получая дезинформацию из Сызрани, немцы до последнего верили своей „восточной“ агентуре.

К оперативным результатам „Кустарника“ можно отнести следующее: в 1942 году немецкая разведка благодаря нашей дезинформации допустила крупный просчет, не заметив сосредоточение советских войск под Сталинградом; ни один из объектов диверсионных устремлений вражеских агентов, заброшенных в область, не был уничтожен; чекисты захватили разведчиков-диверсантов, агентов-связников, от которых, помимо другой ценной информации, получили точные координаты Варшавской разведшколы, где они проходили подготовку. Данные передали авиации, и „центр подготовки“ был подвергнут бомбардировке».

Другая «игра в эфире» — под кодовым наименованием «Хозяин» — проводилась вологодскими контрразведчиками. Вблизи станции Кипелово в Сокольском районе Вологодской области были сброшены на парашютах три вражеских агента-разведчика. После приземления они явились с повинной в ближайший орган советской контрразведки.

Об этой радиоигре, проводившейся вологодскими контрразведчиками в том же 1942 году, эмоционально рассказала журналист Юлия Лаврова: «Восемь месяцев 1942 года вологодские чекисты „водили за нос“ офицеров рейха, передавая им ложную информацию. Эта легендарная операция даже вошла в учебники по подготовке разведчиков. „Ваши документы!“ — козырнул военный патрульный. Молодой офицер остановился на привокзальной платформе в Бабаеве и протянул военный билет. „Орлов Николай Васильевич, лейтенант Красной Армии“ — значилось в документе. С фотографии серьезно смотрел человек с открытым, добрым лицом. Документы были в полном порядке, но патрульный все же пригляделся к Орлову внимательней: слишком напряженным был его взгляд, а руки нервно теребили ремешок вещмешка. Через день на допросе в вологодском НКВД Николай Орлов назвал свою настоящую фамилию и цель, с которой он был заброшен в район железнодорожной станции Бабаево. В феврале 1942-го Николай Алексеенко в составе разведывательно-диверсионной группы из трех человек был заброшен в Вологодскую область — для сбора информации о передвижениях военных эшелонов. Именно через Вологду шла одна из главных железнодорожных магистралей, обеспечивающих до 30 % нужд фронта. Вологодчина являлась важнейшим тыловым стратегическим пунктом, здесь были оборудованы огромные склады боеприпасов, обмундирования, продовольствия.

Как только Алексеенко дал первые показания, чекисты отправились в Бабаевский район и задержали остальных членов группы — Диева (псевдоним „Крестцов“) и Лихогруда (псевдоним „Малиновский“). Они отказались сотрудничать с НКВД и 25 мая 1942 года по приговору военного трибунала были расстреляны. Алексеенко же поселили на конспиративной квартире и установили связь с его непосредственным командиром — начальником Абвергруппы 104 полковником Гемприхом. Николай Алексеенко был в группе радистом, что значительно облегчило задачу вологодским чекистам. В немецком разведцентре знали его позывной „Орлов“ и индивидуальный радиопочерк. Уже в марте 1942-го Гемприх получил первую радиограмму от „Орлова“: „Прибыли на место, приступаем к выполнению задачи“.

В течение 8 месяцев на „Орлова“ работал целый аналитический отдел НКВД. Дезинформация являла собой тонкую, филигранную работу мысли. Ни разу за то время, что продолжались радиоигры с немцами, „Орлова“ не заподозрили в связи с советской разведкой.

До сих пор в архиве УФСБ [России] по Вологодской области хранится журнал работы радиостанции. В одной из радиограмм, к примеру, проходит сообщение о мифическом сотруднике штаба 457-й стрелковой дивизии старшем лейтенанте Сергее Аполлонове — большом болтуне и любителе выпить. В другой содержится намек на активизацию повстанческого движения: высланные в Вожегодский район украинцы „открыто говорят против Советской власти и за возрождение Украины“.

Вологодские чекисты не знали, сколько еще диверсионных групп могут работать в нашей области, поэтому каждая шифровка в штаб Абвера сопровождалась прикрытием. Например, советские войска готовили наступление на юге, а „Орлов“ передает в разведцентр, что военные эшелоны с провиантом и боеприпасами движутся на север. И на самом деле несколько составов оборудовали муляжами танков и „самоходок“, поставили на вагонах медицинские кресты, а внутрь посадили одного-единственного человека, который топил печку, чтобы пар валил из всех окон. Создавалось впечатление, что действительно готовится наступление на севере. Ночью же настоящие снаряженные эшелоны уходили на юг.

…Немцы в изобилии снабжали агента документами, батареями для радиостанций и деньгами. В то время „Орлов“ получал с авиагрузом до 14 тысяч рублей! Правда, деньги эти были чистой „липой“. Гитлеровцы успешно освоили производство высококачественных фальшивок и в изобилии снабжали ими завербованных агентов. Самолеты на большой высоте перелетали через линию фронта, сбрасывали груз в заранее оговоренном месте — где-нибудь в сокольских лесах — и возвращались обратно. А Орлов рапортовал: „Деньги и документы получил!“

Иногда ценные посылки передавались из рук в руки.

7 декабря 1942 года немцы направили к Алексеенко курьера-связника, перебросив последнего через линию фронта на самолете. Курьер вез фиктивные документы, теплые вещи, оружие, 60 тысяч рублей. По требованию Москвы обезвреженный агент по фамилии Баракшин был срочно этапирован на Лубянку.

Кстати, московские коллеги, узнав о радиоигре вологжан, взяли на вооружение некоторые ее элементы, а позже операция под кодовым названием „Хозяин“ (так вологжане окрестили полковника Гемприха) вошла во все учебники по подготовке разведчиков… Алексеенко был выведен из игры в начале 1943-го под предлогом того, что вынужден уехать из Вологды — якобы появился риск разоблачения. Немцы и на сей раз ему поверили. На самом деле его отправили в Вологодскую тюрьму, где он и находился до 1944 года. Особым совещанием Военного трибунала Николай Алексеенко был приговорен к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Но по ходатайству вологодских чекистов срок наказания снизили до 3 лет. О дальнейшей его судьбе известно лишь то, что после освобождения он вернулся в Вологду…».

Постепенно в игру включались все новые радиостанции, расширялся и географический регион шпионской работы, который интересовал германские спецслужбы. Эти новые каналы, вплоть до капитуляции Германии, использовались для дезинформации противника. Об этой радиоигре подробно рассказано в документальном телефильме «Засекреченная любовь. Жажда жизни», который был показан на телевидении в начале 2007 года.

Получаемые от советской контрразведки сведения помогали командованию Красной Армии своевременно принимать правильные решения о проведении стратегических операций на фронтах Великой Отечественной войны. С каждым годом войны ширились масштабы дезинформационных операций, в том числе совершенствовалась и тактика проведения радиоигр с противником.

Вместе с тем анализ допущенных ошибок при организации проведения радиоигр позволил накопить ценный опыт, которым впоследствии в полной мере воспользовался 3-й отдел ГУКР «Смерш» НКО СССР.

 

Стратегическая операция «Монастырь — Курьеры — Березино»

[112]

Однако часть подобного рода акций все же осталась в НКВД — НКГБ СССР. К ним относится и одна из крупнейших из радиоигр советской контрразведки периода Великой Отечественной войны, получившая кодовое наименование «Монастырь». Она проводилась IV Управлением НКВД-НКГБ СССР под руководством генерал-лейтенанта П.А. Судоплатова и продолжалась почти всю войну: с осени 1942-го по весну 1945 года.

Учитывая большой масштаб оперативных мероприятий задуманной легенды, из «Монастыря» выделили материалы в два самостоятельных дела. По одному из них — «Курьеры» — проводились дальнейшие оперативные мероприятия по задержанию немецких агентов, прибывавших в Москву в качестве разведчиков и курьеров. По другому — «Березино» — легендировалось наличие крупной немецкой воинской части под командованием подполковника Шерхорна, скрывающейся в лесах Белоруссии и пытающейся установить связь с командованием германской армии. Не случайно в своих воспоминаниях Судоплатов отмечал: «Радиоигра, планировавшаяся вначале как средство выявления лиц, сотрудничавших с немцами, фактически переросла в противоборство между НКВД и Абвером».

От «Треста» к «Монастырю»

По своему стратегическому замыслу «Монастырь» можно считать логическим продолжением легендарной операции «Трест», проведенной КРО и ИНО ГПУ/ОГПУ в 1921–1927 годах. Тогда, в начале 1920-х годов, контрразведчики молодой Республики Советов столкнулись с планами эмигрантских монархических организаций, мечтавшими осуществить государственный переворот в России. Не принимать во внимание замыслы монархистов чекисты не имели права.

Революция, а затем и Гражданская война вынудили миллионы наших соотечественников покинуть Родину.

В их числе оказались и те, кто с оружием в руках сражался с большевиками. По подсчетам специалистов, несмотря на большие потери, которые понес офицерский корпус Белой армии в Гражданской войне, в эмиграции оказалось до 80–100 тысяч офицеров. Кроме того, невзирая на трудности, Белая армия во многом сохранила свою структуру в виде рассеянного по разным странам Российского общевоинского союза (РОВС). В 1921–1922 годах из военизированных белогвардейских структур ушло лишь 16 % офицеров и 25 % рядового состава. Среди оставшихся же укрепился корпоративный дух, презрение к покинувшим армию, взаимовыручка и поддержка офицеров и солдат, верных законам войскового товарищества. С такой силой нельзя было не считаться.

Зная о планах «заграничных» монархистов и экстремистских группировок развернуть террористическую деятельность в Советской России, руководство ГПУ (с 1923 года — ОГПУ) решило легендировать существование нелегальной организации «Монархическое объединение Центральной России», сокращенно МОЦР. В эмигрантских кругах на Западе она получила название «Трест».

Неизвестные страницы рождения самого плана грандиозной операции недавно опубликованы В. Карповым: «В глуши Смоленской губернии проживал генерал-лейтенант царской армии Владимир Джунковский, который в свое время был… шефом Отдельного корпуса жандармов. От своих сослуживцев этот генерал отличался высокой порядочностью и честностью…В декабре 1917 года он, уже при большевиках, вышел в отставку с сохранением мундира и пенсии, а в ноябре 1918 года выступил свидетелем на процессе провокатора Малиновского. Председатель ВЧК Ф. Дзержинский убедил Владимира Федоровича стать консультантом ВЧК в борьбе с контрреволюцией, тогда же состоялось его знакомство с А. Артузовым. В. Джунковский вместе с начальником КРО разработал операцию „Трест“, которая вошла в учебники всех спецслужб мира. Работая над операцией, он пояснил, что чекистам не следует гоняться за отдельными террористами и контрреволюционерами, ибо это ничего не даст. Необходимо создавать легендированные организации, членами которых якобы являются реально существующие лица, хорошо известные белой эмиграции. Так родилась легендированная чекистами „Монархическая организация Центральной России“ (МОЦР), которая использовалась ими для оперативной игры с Высшим монархическим советом. Шесть лет шла оперативная игра с использованием в качестве „эмиссара“ МОЦР А. Якушева. Шесть лет изо дня в день Джунковский вместе с Артузовым вели этот опасный эксперимент, вводили в игру новые лица, организовывали „инспекционную поездку“ в СССР В. Шульгина, создавая тем самым на Западе авторитет легендированной организации. Для придания большей убедительности „всемогуществу“ МОЦР для представителей Запада и русских монархистов велась дезинформация о том, что „ярыми антибольшевиками“ являются видный деятель партии Пятаков, „красный маршал“ Тухачевский, бывшие царские генералы Потапов, Свечин, полковник Шапошников и др.».

Сторонники реставрации монархии в России хорошо понимали, что без поддержки внутри страны их планы обречены на провал. Поэтому они были внутренне готовы и сами искали возможности установить контакты с монархическим подпольем в РСФСР. Советская контрразведка «учла» эти пожелания и сделала первый ход.

С целью внедрения в эмигрантские монархические группировки к сотрудничеству с ГПУ был привлечен дворянин по происхождению, ответственный работник Наркомата внешней торговли A.A. Якушев. При выборе исполнителя на роль курьера между МОЦРом и монархической эмиграцией на Лубянке, вероятно, учли, что в характере русского дворянина важнейшая черта — это служение Отечеству. В какой-то мере ментальность «служивого» сословия и вообще людей такого сорта объясняют слова другого человека, принявшего предложение сотрудничать с НКВД, полковника польской армии Леопольда Окулицкого: «Будет Польша красной — хорошо, пусть будет, лишь бы только была».

К началу 1920-х годов противостояние «красные-белые» пошло на спад. Все хотели одного — мира. И в эмиграции, и в новой России понимали, что большевики представляют из себя единственную и реальную власть в стране, как следствие — сотрудничество с Советами не воспринималось как предательство «классовых интересов». Пореволюционные течения, такие, как «сменовеховство» и «евразийство», способствовали осознанию эмигрантами того, что Россия не погибла, а значит, есть надежда на ее возрождение и возвращение на Родину. Все это, возможно, повлияло на согласие Александра Якушева пойти на сотрудничество с советской контрразведкой.

По заданию ГПУ он внедрился в эмигрантские монархические круги и установил постоянную связь с великим князем Николаем Николаевичем, председателем РОВСа П.Н. Врангелем и председателем Высшего монархического совета Н.Е. Марковым. Авторами идеи создания МОЦРа были известные чекисты В.Р. Менжинский, А.Х. Артузов, B.C. Кияковский, В.А. Стырне, Н.И. Демиденко и другие сотрудники КРО ГПУ/ОГПУ. Формально МОЦР возглавлял хорошо известный в эмигрантских кругах, оставшийся в Советской России бывший царский генерал A.M. Зайончковский.

Подлинный же «штаб» подпольной организации располагался на пятом этаже дома № 2 на Большой Лубянке. В результате операции «Трест» к концу 1920-х годов ОГПУ удалось глубоко внедриться в эмигрантские военно-политические организации, контролировать активность РОВСа, своевременно пресекать диверсии и террористические акты на территории СССР. Фактически активные действия советской контрразведки сорвала планы по развязыванию очередной кровавой авантюры в России.

Заметим, что эта операция проведена ОГПУ исключительно гуманно, с минимальными человеческими жертвами, но нанесла значительный урон планам военизированных белоэмигрантских организаций организовать массовый террор в России. Об этом же писал один из невольных участников операции В.В. Шульгин: «Резюмируя деятельность „Треста“ относительно эмиграции, нужно признать, что Федоров-Якушев и компания, если верили Опперпуту, фантастически ловко многих из нас одурачили. Но тут же надо признать и другое, что деятельность этой „легенды“ относительно русской эмиграции не была кровожадна. На душе ее лежит гибель Сиднея Рейли и то, если верить Опперпуту, с некоторыми смягчающими обстоятельствами. Из русской же эмиграции, насколько я знаю, не погиб никто. „Трест“ аккуратно возвращал знатных и незнатных путешественников обратно в эмиграцию, находя, по-видимому, особое удовольствие в этом издевательстве над проницательностью доверчивых людей, которые летели, как бабочки на огонь, на немеркнущий огонь России…».

В результате действий чекистов была парализована не только террористическая, но, по существу, любая другая военная активность эмигрантских кругов, не потерявших надежд силой оружия свергнуть большевистский режим в России. А это означало, что были спасены десятки, а может быть, и сотни тысяч жизней наших соотечественников. Различие же между «провокацией» и «чекистской комбинацией» убедительно показал в фильме «Доверие и вероломство» из документального сериале «Мифы без грифа» известный историк спецслужб A.A. Зданович. При таком подходе «Трест» предстает не грандиозной провокацией, а высокогуманной акцией (пусть это и звучит парадоксально!), предотвратившей очередное кровопролитие в многострадальной России.

Британская «Энциклопедия шпионажа» так оценила эту стратегическую комбинацию российских чекистов: «„Трест“ — операция дезинформации, организованной советской разведкой в первые годы своего существования. Пришедшие к власти в России в результате революции 1917 года большевики легендировали существование организации „Трест“, якобы боровшейся за свержение установившегося в стране режима. Легендированная организация (ее официальное название — Монархическая Ассоциация Центральной России) была предназначена для выявления и нейтрализации антибольшевистских сил. Общее руководство операцией „Трест“ осуществлял лично Феликс Эдмундович Дзержинский. „Трест“, как магнит, притягивал к себе антисоветчиков-эмигрантов, которые возвращались в Россию, не подозревая о том, что их заманивают в ловушку».

Обратим внимание на некоторые особенности операции «Трест». Во-первых, согласно замыслу ключевую роль в них должен сыграть человек, пользующийся доверием в монархических эмигрантских кругах, т. е. дворянин по происхождению. Во-вторых, объект операции — «монархическое подполье». В-третьих, комбинационное решение — под прикрытием монархического «плаща» агент должен был внедриться в лагерь противника. Наконец, в-четвертых, в числе названных выше «других сотрудников КРО ГПУ/ОГПУ», участвовавших в операции «Трест», был будущий заместитель начальника 4-го Управления НКГБ СССР Наум Эйтингон.

В операции «Монастырь» прослеживаются те же основные комбинационные ходы, что и в операции «Трест». Легенда операции «Монастырь» (первоначально предполагалось назвать ее «Дворянское гнездо») основывалась на использовании официальной доктрины германской разведки о существовании в СССР «пятой колонны». То есть и в 1921-м, и спустя 20 лет советские контрразведчики вновь «пошли навстречу» своим противникам и «выдали желаемое за действительное». Человеком, выступившим перед Абвером в качестве представителя якобы существующей «церковно-монархической организации, действующей в Москве и руководимой поэтом Садовским», выступил дворянин, сын казачьего есаула Александр Демьянов. В качестве лидера несуществующего «подполья» использовалась фигура поэта и литературоведа Бориса Садовского, еще до революции широко известного своими монархическими взглядами. Таким образом, налицо явные совпадения в планах и проведении операций, что и дает основания считать «Монастырь» логическим продолжением «Треста». К тому же, примерно такой же точки зрения придерживаются и некоторые другие авторы.

Операция «Монастырь» имела несколько направлений. Одним из них являлось вскрытие прогерманских настроений среди «старой» интеллигенции. Эта работа проводилась по линии Секретно-политического отдела ОГПУ. Еще с начала 1930-х годов советские контрразведчики наблюдали за Садовским, вокруг которого постоянно вращались монархически настроенные единомышленники. Так, 23 января 1942 года начальники 3-го и 4-го управлений НКВД СССР Николай Горлинский и Павел Судоплатов совместно докладывали заместителю наркома внутренних дел СССР Богдану Кобулову: «В 1933 году органами НКВД была вскрыта и ликвидирована монархическая группа молодежи, группировавшаяся вокруг Садовского, сам Садовский арестован не был. Ликвидированная группа уже тогда ориентировалась на германский фашизм. Вторая группировка, созданная Садовским, была ликвидирована в 1935 г., и, наконец, третья группа (Раздольского) была вскрыта СПУ НКВД СССР в начале 1941 г….» Этот документ, по существу, стал базовым для легенды операции «Монастырь», направленной на борьбу с немецкой разведкой в годы Великой Отечественной войны.

Посланник «Дворянского гнезда» проникает в Абвер

«…Первоначально операция „Монастырь“ разрабатывалась нашей группой и Секретно-политическим управлением НКВД, а затем, с июля 1941 года, в тесном взаимодействии с ГРУ. Целью операции „Монастырь“ являлось наше проникновение в агентурную сеть Абвера, действовавшего на территории Советского Союза. Для этого мы создали прогерманскую антисоветскую организацию, ищущую контакты с германским верховным командованием» — так в общих чертах описал цели этой чекистской «игры» с опасным противником П.А. Судоплатов.

По плану операции «Монастырь», разработанному 4-м Управлением НКВД СССР, предлагалось воспользоваться желанием Садовского установить связь с немцами. Операция преследовала решение следующих задач: 1) создание канала, по которому можно будет забрасывать нашу специальную агентуру в Германию; 2) дезинформация немцев о положении в СССР и 3) выяснение круга вопросов, интересующих немцев. Для проникновения в разведывательные структуры германской армии советская контрразведка решила перебросить через линию фронта, в качестве курьера «церковно-монархической группы Садовского», советского агента «Гейне».

По словам Судоплатова, в операции принимали участие следующие «действующие лица»: «…Для придания достоверности операции „Монастырь“ в ней были задействованы поэт Садовский, скульптор Сидоров, которые в свое время учились в Германии и были известны немецким спецслужбам, их квартиры в Москве использовались для конспиративных связей. Как я уже упоминал, наш замысел сводился к тому, чтобы создать активную прогерманскую организацию „Престол“, которая могла бы предложить немецкому Верховному командованию свою помощь при условии, что ее руководители получат соответствующие посты в новой антибольшевистской администрации на захваченной территории. Мы надеялись таким образом выявить немецких агентов и проникнуть в разведсеть немцев в Советском Союзе».

О главных действующих лицах операции «Монастырь» другие авторы сообщают более подробные, но менее правдоподобные сведения: «…Кандидаты в подпольную монархическую организацию вскоре нашлись — они все были на учете в НКВД. Ими стали бывший предводитель Дворянского собрания Нижнего Новгорода Глебов, член-корреспондент Академии наук Сидоров, поэт Садовский и другие. Все они, по прихоти судьбы, жили на территории Новодевичьего монастыря, в своего рода „Вороньей слободке“, были безобидными ворчунами, и НКВД их не трогал, а иногда и пользовался их услугами. Наиболее яркой фигурой был поэт Садовский, жена которого гадала на картах и давала сеансы спиритизма. Ее посещали жены высокопоставленных деятелей, например супруга члена Политбюро А.И. Микояна. В СССР Садовский как поэт не был известен, но в Германии издавались его поэмы, в том числе и та, в которой он восхвалял немецкую армию. Из этих лиц с помощью агентуры и была создана организация „Престол“; по месту жительства ее членов получившая оперативное наименование „Монастырь“».

В приведенной цитате правда густо перемешана с вымыслом. Во-первых, кроме Садовского, на территории Новодевичьего монастыря никто из указанных лиц не жил. Во-вторых, Садовский был широко известным в России поэтом и публицистом еще дореволюционной поры, другом Брюсова и Блока, знакомым почти со всеми известными в стране поэтами и писателями. В-третьих, произведения Садовского, в которых «он восхвалял немецкую армию», ни в Германии, ни в какой другой стране не издавались вовсе. В-четвертых, в 1941 году Сидоров не был «членом-корреспондентом Академии наук». В-пятых, о том, кто такой «Глебов», сам господин Шарапов может узнать, внимательно прочитав собственное произведение. Наконец, указанные лица никак не могли быть «безобидными ворчунами», которых «НКВД не трогал». Как в таком случае их могли задействовать в важнейшей операции?

К «портрету» Садовского можно добавить характеристику его творчества, данную С.В. Шумихиным в предисловии к сборнику его стихотворений и пьес: «В стихах Садовского (как и в его прозе) постоянно мелькают на заднем плане некие инфернальные тени, веет легким, но отчетливым запахом тлена и могилы».

Любопытные сведения о личности другого «ворчуна» — «члена-корреспондента Академии наук Сидорова», ссылаясь на информацию интернетовских сайтов, приводит в недавно вышедшей книге Э.П. Шарапов: «Агент Старый — Алексей Алексеевич Сидоров — бывший дворянин, сын помещика, расстрелянного в 1919 году Харьковским губчека, профессор, доктор искусствоведческих наук, беспартийный, с органами ОГПУ — НКВД сотрудничает с 1928 года, характеризуется положительно. Пользуется доверием Садовского. Сидоров Алексей Алексеевич (Старый) родился 13 июля 1891 года в селе Николаевка Путивильского уезда Курской губернии. Окончил Московский университет в 1913 году и продолжил специальное образование в Италии, Австрии и Германии. Заведовал граверным кабинетом Государственного музея изобразительных искусств им. A.C. Пушкина с 1927 по 1936 год. Преподавал в университете и художественных вузах Москвы. Создал учебный курс „История оформления русской книги“. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 сентября 1943 года за активное участие в операции „Монастырь“ награжден орденом „Знак Почета“. Автор ряда научных изданий и монографий о крупнейших мастерах графики и книги. В 1946 году избран членом-корреспондентом Академии наук СССР… В 1947 году присвоено звание „заслуженный деятель искусств России“. Умер 30 июня 1978 года в Москве».

В этой связи стоит рассказать о том, как воспринимали свое участие в борьбе с немецкими шпионами и диверсантами наши агенты. В 1941-м враг рвался к столице. Положение на фронтах было крайне тяжелое и складывалось не в пользу Красной Армии. Москва начала всемерно готовиться к обороне. Но чекисты предусмотрели и самый неблагоприятный вариант — сдачу города. На этот случай был выработан так называемый Московский план. Для участия в реализации мероприятий этого плана были привлечены лучшие сотрудники резидентуры НКВД. В случае взятия столицы под ногами оккупантов должна гореть земля, улицы и переулки — стать смертельными ловушками для немецких солдат и офицеров, а заминированные промышленные и хозяйственные объекты, административные здания, гостиницы, театры — братскими могилами. Разведывательно-диверсионные отряды 4-го Управления заранее планировали и теракты в отношении высших руководителей рейха.

Один из них таких сотрудников Лубянки в автобиографии писал: «…Я готов всеми силами до конца и без страха служить трудовому народу, великому делу советской разведки». Когда враг был отброшен от стен Москвы, некоторые из них приняли активное участие в операции «Монастырь» и других поединках на фронтах «тайной» войны с Абвером.

Подчеркнем, что Садовский был вовсе не случайно выбран в качестве лидера нелегальной прогерманской монархической организации в Москве. На Лубянке имели подробное представление о литературном творчестве, о политических взглядах и практических намерениях Садовского по их претворению в жизнь: «…Под столом у него старинный кожаный чемодан с его рукописями, приготовленными для печати. Литературные произведения Садовского — нечто единственное в своем роде. В художественной форме, порой высокого качества, в них прославляются русские цари, проповедуется православная церковность самого узкого и реакционного типа, выявляется ярчайший антисемитизм, связанный с такой ненавистью к революции, которую никогда не высказывал никто из писавших на русском языке. У Садовского есть программа, которая сводится чуть не к восстановлению крепостного права, во всяком случае, к восстановлению в полном объеме прав помещиков. Садовский ненавидит всю интеллигенцию, всю передовую мысль, все „либеральное“. Он полностью приветствует „сильную руку“, немецкое начало в русской истории, поэтому и Гитлера».

В справке «О Садовском и его группе», подготовленной 2-м отделом НКВД СССР в декабре 1941 года, говорилось: «Кадры русских монархистов были разбиты и рассеяны еще в первые годы революции. В эмиграции многие физически вымерли. Вряд ли много осталось в живых и в СССР. Тем более интересно отметить существование и жизнь одного, явного монархически антисоветского гнезда, долго уже существующего в Москве, хорошо известного органам нашей разведки, с начала войны в известной мере активизирующегося. Изучению его была посвящена моя работа последнего полугодия. Его территориальным центром является б[ывший] Новодевичий монастырь в Москве. Здесь, в ряде корпусов, бывших ранее кельями монахинь, погребами, склепами монастыря, живут в большей мере „бывшие люди“, поселенные здесь в свое время Наркомпросом времен A.B. Луначарского. При последнем все здания б[ывшего] Новодевичьего монастыря были национализированы, частично превращены в музей, частично предоставлены под квартиры персональных пенсионеров, деятельность которых так или иначе касалась органов Наркомпроса. Под флагом „потомков Лермонтова“ (скорее дальних родственников поэта) поселились здесь графы Шереметьевы. Нашли себе здесь приют разные бывшие чины императорского двора, и в числе других здесь же приютился переехавший в Москву из г. Горького, тогда еще Нижнего Новгорода, разбитый параличом писатель Садовский Борис Александрович. Здесь он в 1927 году, „спасаясь“ от возможного ареста в Нижнем Новгороде, обрел себе покойное прибежище, познакомился с бывшей фрейлиной императрицы Александры Федоровны — Воскобойниковой Надеждой Ивановной и женился на ней (брак этот, конечно, фиктивен. Б.А. Садовский с первого года революции лишен ног, сидит в кресле, имеет исковерканные параличом руки, т. е. является безнадежным инвалидом)».

Садовский с долей цинизма рассказывал своим знакомым о том, как ему выделили жилье на территории Новодевичьего монастыря. Из справки о Б.А. Садовском 4-го Управления НКВД СССР от 29 апреля 1941 г.: «В Новодевичий монастырь Садовский попал через Наркомпрос. „За меня некоторые писатели тогда хлопотали, — говорит он, вспоминая. — Меня поддержали тогда Алексей Толстой, который теперь такой негодяй, и Сергей Городецкий, который дурак, и Корней Чуковский, который трусливый, как заяц, и сейчас удрал. Порядочный человек был только что умерший Иван Евдокимов, но и он продался большевикам. По-настоящему порядочна только Мариэтта Шагинян, но она кругом в долгах“».

Чекисты также составили «портрет» Садовского, внимательно изучили его поведение и круг близких друзей и знакомых: «Сам Садовский производит странное впечатление. Он паралитик, но лицо его и голова не затронуты. У него особая мысль, четкий голос… Одет Садовский в черный без воротника халат, в черную, с высоким воротником рубаху, вместо пуговиц пришиты какие-то медные бляхи, сам Садовский лысый, лицо продолговатое — худое, очень бледное, носит бороду, аккуратно подстриженную клином, на руках кольцо… От жильцов дома известно, что Садовского выносит жена из квартиры только летом на солнце, все свое время он проводит за книгами и чего-то пишет, человек он добродушный, случаев, чтобы он не пускал в свою комнату кого-либо из людей, — не наблюдалось. Известно также, что за счет домоуправления в его квартире производили ремонт — переборку полов и побелку стен… Вместе с Садовским Б.А. проживает его жена Садовская Надежда Ивановна, 1889 г.р., урож[енка] гор. Ленинграда, пенсионерка Фрунзенской страховой кассы. По внешнем виду Садовская Н.И. неопрятная, очень грязная, волосы рыжие — длинные, как будто месяц непричесанные; одета в грязную рваную белую кофточку и черную, также рваную юбку».

В материалах дела сохранилось колоритное описание места, давшего названию всей операции: «…Новодевичьий монастырь с его разбросанными корпусами, наполненными маленькими комнатками, бывшими кельями, производит странное впечатление какого-то затхлого места, свалки человеческого мусора. Здесь живут бывшие люди, и тянутся сюда люди с определенными антисоветскими чувствами…»

Не менее интересно и описание интерьера квартиры, которую занимал Садовский: «…Проживает Садовский в подвале церкви Новодевичьего монастыря. В подвал имеется отдельный вход, его квартира составляет 60–70 кв. метров. До 1929 г. в этом подвале помещался „красный уголок“ данного домоуправления, впоследствии отошел под квартиру Садовского, который в ней и проживает с 1929 г. …При входе в квартиру Садовского с правой стороны двери висит голова — чучело волка, с левой стороны — чучело тетерева, далее квартира перегорожена 7–9 фанерными ширмами, из-за которых виднеются шкафы с книгами, на некоторых шкафах стоят человеческие черепа. Одна стена комнаты завешена куском материи, из которой шьют поповские рясы, на правой стене комнаты висит большой портрет женщины наподобие иконы».

В подтверждение германофильских взглядов Бориса Садовского можно привести стихотворение, написанное им после нападения Гитлера на СССР. Комментарии тут, как говорится, излишни:

11 января 1942 года состоялось знакомство Бориса Садовского с «Гейне», тем самым советским разведчиком, которому предстояло проникнуть в Абвер. Из справки на агента 2-го отдела НКВД СССР «Гейне» от 16 января 1942 года:

«Демьянов Александр Петрович, 1910 года рождения, уроженец города Калуги, русский, беспартийный, образование высшее, по специальности инженер-электрик, изобретатель, в 1932 г. арестовывался ОГПУ по подозрению в организации коллективной читки мемуаров Шаляпина, освобождается без последствий. С 1933 г. работал в системе кинематографии, в настоящее время уволен по сокращению штатов и нигде не работает. Отец „Гейне“ — быв[ший] есаул Кубанского войска, убит на войне в 1915 г. Мать — Бунакова Анна Михайловна — из княжеской семьи, до революции 1917 г. работала преподавателем женской гимназии, после революции заведующая школой… Дед — Бунаков Н. — бывший полковник Гренадерского полка, дворянин, умер в 1918 г. Дядя — Бунаков Александр Михайлович — артиллерист, до 1917 г. служил в царской армии, после революции до 1922 г. работал в Кремлевской артшколе, затем в ВСНХ. В 1926 г. арестован ОГПУ как участник антисоветского заговора в военной промышленности, возглавляемого академиком-артиллеристом Михайловым, являвшимся другом Бунакова A.M., находясь под следствием, Бунаков A.M. умер в Ярославском изоляторе. Дядя — Демьянов Евгений Тимофеевич — бывший казачий офицер, в период оккупации белыми г. Анапы работал в контрразведке. После установления Советской власти в 1919 г. был арестован и этапирован в г. Архангельск. По дороге заболел тифом и умер… До 1914 г. „Гейне“ вместе с семьей проживал на границе с Ираном в местечке Геок-Тепе, затем переехал в гор. Каменец-Подольский и впоследствии в г. Анапу, где у его деда [по линии отца] имеется собственный дом. В 1921 г. „Гейне“ переехал в Москву, где проживает до настоящего времени. В 1934 г. Демьянов Александр Павлович завербован ОГПУ… За время работы с нами показал себя инициативным, волевым, способным, любящим разведывательную работу агентом. „Гейне“ знает подрывное дело, хорошо знаком с электро- и радиотехникой. Был подготовлен для работы в Москве на случай захвата ее немцами. Изъявил согласие выполнять любое боевое поручение. В настоящее время проходит спецобучение… „Гейне“ согласен идти в тыл врага для выполнения специального задания по агентурному делу „Монастырь“».

Вероятно, выбором в качестве псевдонима фамилии знаменитого немецкого поэта Гейне послужил следующий эпизод, возникший в ходе операции. Познакомившись, по заданию советской контрразведки, с поэтом Б.А. Садовским, Демьянов, великолепно владевший немецким языком, по просьбе последнего перевел с русского ряд его стихотворений, для передачи их на «ту сторону». Это и послужило основанием для присвоения Демьянову псевдонима «Гейне». Однако в литературе, посвященной этой операции, существуют и другие версии о происхождении псевдонима.

По легенде, наш агент должен был добиться свидания с немецким командованием и по возможности установить контакт с «германским правительством» для выяснения «реальной возможности действительного прихода немцев в Москву и определения в этой связи задач группы». Принимая во внимание лихорадочные усилия немцев для анализа неудач на Восточном фронте, «Гейне», как бы между прочим, должен был упомянуть, что, по мнению Садовского, одной из причин «временных неуспехов» является то, что они «не установили контакт с действующими на советской территории подпольными антибольшевистскими силами», а также всеми силами постараться вызвать интерес и доверие у немецкой разведки к легендированной «группе Садовского». Кроме того, агенту была поставлена задача «осесть» у противника. Согласно разработанному плану, «Гейне» уведомляет немецкую разведку о лично им сконструированном радиопередатчике и приемнике, установленном в Москве, и просит немцев передать радиограмму — условное сообщение Садовскому о своем благополучном прибытии.

Перед заброской Демьянова в тыл врага, 31 января 1942 года, один из сотрудников 4-го Управления посетил квартиру Садовских: «…Н.И. Садовская возвращается с картами, начинает „гадать“ А[лександру] П[етровичу], по ее словам выходит — „трудный путь, но блестящий успех“. Я прощаюсь. Садовские берут с меня слово, что перед „поездкой“ А[лександр] П[етрович] обязательно побывает у них…»

Перед своей отправкой «Гейне» действительно посетил Бориса Садовского и его жену. Сохранилось трогательное описание их разговора и минуты прощания: «…Самое „важное“ произошло в конце вечера. После „гадания“ Садовский маленькой иконкой благословил „А[лександра] П[етровича] и трижды его облобызал“ (благословил „на служение делу восстановления монархии“. — Прим. авт.). Сделано это было определенно Садовским как „главой движения“. Как „вождь“ Садовский себя все время и держал».

Итак, «Гейне» был готов к заброске в тыл врага. Его чувства и душевное состояние в тот ответственный момент отражены в рапорте сотрудника 4-го Управления, обеспечивающего переброску Демьянова за линию фронта: «Переброска обеспечивалась ОМСБОНом войск НКВД (начальник — полковник Орлов). Предполагалась 14 февраля 1942 г., осуществлена — 17 февраля 1942 г. в районе боевых действий 36-й стрелковой бригады 5-й армии Западного фронта». За организацию переброски по линии 4-го Управления отвечал начальник 9-го отделения 2-го отдела лейтенант ГБ Комаров. Из рапорта Комарова Судоплатову от 17 февраля 1942 года: «…B течение всего времени, занимавшего подготовку к операции, „Гейне“ чувствовал себя хорошо, настроение его было бодрое, приподнятое, чувствовалась твердая уверенность в успешном выполнении задания».

Как и рассчитали на Лубянке, «Гейне» как представитель антисоветской подпольной организации заинтересовал Абвер. Прежде чем поверить легенде, немецкая контрразведка тщательно проверила Александра Демьянова, вплоть до имитации расстрела. Однако выдержка, логичность легенды, скрупулезно разработанной НКВД, подкрепленная реально существующими лицами, были настолько убедительны, что абверовцы довольно скоро поверили нашему разведчику. Спустя два дня после заброски «Гейне» в расположение немецких войск, 19 февраля 1943 года, в 4-е Управление из 2-го спецотдела поступило сообщение о том, что условный сигнал от нашего агента получен. О подтверждении благополучного прибытия «Гейне» Судоплатов в тот же день доложил заместителю наркома внутренних дел СССР Всеволоду Меркулову. Таким образом, путь в «Сатурн» (разведорган группы армий «Центр») был проложен, игра с Абвером началась. В дальнейшем вся информация, поступавшая от корреспондента «МБМ» — «Гейне», немедленно докладывалась Судоплатовым Меркулову и Лаврентию Берия.

В Смоленске, куда доставили Демьянова, немецкие контрразведчики обучили работе на ключе, снабдили шифром, разработали условия связи с Центром. Почти через месяц, 15 марта, «Гейне» еще с одним немецким диверсантом был выброшен на парашюте в советском тылу. На следующий день Судоплатов доложил наркому Берия, что от заместителя начальника УНКВД по Ярославской области по «ВЧ» поступило сообщение о явке в УНКВД агента IV Управления «Гейне», приземлившегося на парашюте в 24–00 15 марта в районе селения Аболкино Орешинского района. «Гейне» сообщил, что вместе с ним был сброшен агент немецкой разведки «58/6» с радиостанцией и вооруженный наганом. НКВД приняла необходимые меры к задержанию второго парашютиста.

19 марта «Гейне» представил Судоплатову подробный, 85-страничный доклад о «визите» в Абвер и своем путешествии по оккупированной территории. Так, например, «Гейне» поведал о непредвиденных обстоятельствах, с которыми он столкнулся при переходе через линию фронта: «…Когда разведчики ушли, я постарался подальше отойти от места, где с ними расстался, т. к. опасался, что немцы смогут обнаружить следы многих лыж. По словам разведчиков, до немецкой огневой точки от места расставания было не больше ста-ста пятидесяти метров… Когда окончательно рассвело, я привязал на палку полотенце, встал и пошел в сторону немцев. Как только я вышел из кустарника, по мне начали стрелять, при этом огонь вели не только с той огневой точки у левого конца проволочного заграждения, но и с двух высот, на которых также были две огневых точки, вопреки данным нашей разведки. При этом выяснилось, что до ближайшей огневой точки у конца проволочных заграждений не меньше шестисот метров. Приседая, когда огонь усиливался, и размахивая палкой с полотенцем, я двигался вперед. Огонь не причинил мне никакого вреда и прекратился, когда я подошел ближе. Мне стали видны темные фигурки немцев, высыпавших к краю проволочного заграждения, которые что-то кричали и махали руками. Подойдя еще ближе, я понял, что они хотят дать мне понять, чтобы я забирал левее. Подойдя к концу заграждения, я был окружен немецкими солдатами, которые повели меня по ходам сообщения, вырытым в снегу. Обыска они не производили, а только один из них на ломаном русском языке спросил, есть ли у меня оружие, на что я ответил отрицательно. Привели меня в блиндаж, куда сейчас же явился переводчик… Офицер через переводчика задал мне вопросы: кто я такой? Откуда и почему перешел линию фронта? На это я ответил, что инженер из Москвы, прибыл сюда с важным сообщением для германского командования. Все это офицер немедленно стал сообщать по телефону, который был в блиндаже, при этом я обратил внимание, что он несколько раз подчеркнул, что я штатский, инженер, интеллигент и что я шел по минному полю, которое было перед проволочными заграждениями. Оказывается, когда я к ним приближался, кричали о том, что там прохода нет. Очень велико было их удивление, что я благополучно миновал минное поле». Судьба, видимо, покровительствовала отважному разведчику.

В рассказе «Гейне» особое внимание НКВД привлекла информация о результатах бомбежек советской авиации Минска, особенно в районе Дома правительства, где разместились высшие оккупационные власти. «…Налет советской авиации производит на противника сильное впечатление. Каждый налет вызывает большую панику среди солдат и офицеров, пытающихся скрыться куда попало и поднимающих беспорядочную стрельбу из автоматов и винтовок. Немецкие солдаты и местные жители, с которыми беседовал источник, говорят, что „прицельность советской авиации гораздо выше немецкой, так же как и качество советских бомб“. На документе сохранились резолюции: 1) „Насчет результатов бомбежек послать тов. Сталину. Л. Берия. 23/III [19]Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
42 г.“; 2) „Исполнено — сообщено тт. Сталину, ком[андующему] Военно-возд[ушными] силами Кр[асной] Армии т. Жигареву и нач[альнику] Дальней авиации т. Голованову за № 495/6 от 27/Н1-[19]Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
42 г. Копия сообщения хранится в 9-м отделении 2-го отдела. Маклярский. 28/1П-[19]Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
42 г.“»

Немецкая разведка присвоила «Гейне» псевдоним «Макс» и отправила на нашу территорию, снабдив радиопередатчиком, деньгами и другим шпионским оборудованием. Задание «Макса-Гейне» состояло в следующем: во-первых, активизировать антисоветскую пропаганду среди населения, всячески восхваляя гитлеровскую армию и «новый европейский порядок»; во-вторых, вести агитацию за немедленное окончание войны; в-третьих, развернуть диверсионную и саботажническую деятельность, и в пятых, приступить к созданию подпольных ячеек организации в промышленных и областных городах СССР. Ответный ход НКВД заключался в попытке вызвать интерес Берлина к «Монастырю» и вызове постоянного представителя немецкой разведки в Москву для переговоров с «антибольшевистским подпольем».

Первый сеанс радиосвязи «Макса-Гейне» с Центром состоялся 9 апреля 1942 года: «Сбросили вместо Пушкино в районе Рыбинск, оттуда с трудом добрался 30. Ваши указания о работе переданы руководству. Никого сейчас не присылайте, ибо контроль всюду усилен. Слушайте меня между 15 и 20 этого месяца. Александр». (Позывной «Гейне» — And (сокращ. от «Александр»], немецкого разведцентра в Смоленске — «Rzd»). В ответ 30 апреля пришла радиограмма с заданием от Центра: «Нам интересно формирование новых частей, транспорт с отметкой направлений, даты, грузовые колонны». Приказание Абвера была «исполнено», немецкая разведка в больших количествах стала получать дезинформацию, подготовленную 4-м Управлением совместно с Разведупром РККА.

Вскоре «чужим» сообщили о недостатке бумаги для листовок, оружия, взрывчатых веществ и денег. Предупредили, что радиограммы впредь будут подписываться «Престол» (позывной руководителя организации Садовского). В ответной радиограмме Центр просил подыскать место для сброса «материала».

11 июня 1942 года немцам была передана очередная порция «дезы»; в шифровке сообщалось: «Из военных кругов известно: большевики собираются организовать массовый воздушный налет на Германию с новыми бомбами большой взрывной силы, предназначенный для разрушения промышленных предприятий. В этих целях на Сибири и Алтае подготовлен специальный воздушный флот, тренирующийся сейчас полетах на больших высотах. Большевистские газеты полны подробностями об английских налетах на Кельн и Эссен. Престол».

С целью недопущения массированного налета на Москву в годовщину вторжения в СССР, 20 июня в Центр передана радиограмма: «В Москве распространены слухи о готовящемся на город большом налете. Из достоверных источников известно, что в Москве и окружающих ее районах в июне мес. велась интенсивная подготовка по обеспечению к 22 июня необходимых средств противодействия массового налета авиации на Москву. В самом городе и вокруг него сконцентрировано большое количество новой истребительной авиации и зенитных средств, по качеству и количеству во много раз превышающих зимний период 1942. По линии ПВО будут применены новые технические средства, позволяющие на широком фронте и большой высоте порядка 7–8 километров перехватывать самолеты».

9 июля — следующая «деза»: «Осведомленное лицо сообщило, что в конце июля ожидается прибытие около двух тысяч самолетов из Англии и Америки. Американские самолеты будут якобы доставляться через порты и воздухом. Советская авиапромышленность улучшила свою работу, выпуск самолетов системы Як, МиГ, Ил достигает примерно 2500–3000 штук в месяц. Александр».

2 августа: «По словам инженера танкопромышленности июне выпущено 4500 танков, превалируют KB и Т-34. В городе среди населения воинских частей принимаются активные меры химической защиты, проводится подготовка на случай химического нападения. Военные говорят, готовится мощный ответный удар, если немцы прибегнут к химии. Александр». Вероятно, в целях проверки искренности «Гейне», Центр попросил уточнить, что за учреждение находится в Москве — Кировская улица номер двадцать шесть — и чем оно занимается? «Гейне» в ответ 9 августа радировал: «Кировская, 26. Главный почтамт. Нужен портативный сетевой передатчик на сто двадцать вольт пятьдесят герц, мощностью около двадцати ватт. Случае отсутствия энергии желательно также батарейный. Престол».

Немцы полностью поверили в информацию, получаемую от «Гейне»-Александра. В начале августа 1942 года «Гейне» сообщил немцам, что имеющийся в организации передатчик приходит в негодность и требует замены. 24 августа на явочную квартиру прислали двух немецких агентов, переодетых в форму лейтенантов Красной Армии, которые привезли «Гейне» 10 тыс. рублей, продукты, радиостанцию и пр. Ими оказались Станкевич И.П. и Шакулов И.Е. Они сообщили о месте спрятанной ими рации. Первая группа немецких агентов оставалась на свободе в течение десяти дней, чтобы чекисты смогли проверить их явки и узнать, не имеют ли они связей еще с кем-то. Потом связников негласно арестовали, доставленную ими рацию нашли. А немцам «Гейне» радировал, что курьеры прибыли, но переданная рация повреждена при приземлении. Это стало еще одним подтверждением, что Абвер доверяет своему «агенту».

Через два месяца из-за линии фронта явились еще два связника с двумя радиопередатчиками и различным шпионским снаряжением. Они имели задание не только помочь «Гейне», но и самим обосноваться в Москве, собирать и передавать по второй рации свою развединформацию. 7 октября 1942 года в Москву явились еще два курьера (Зобач и Шалаев). Оба агента были перевербованы, а в абверовский разведцентр сообщили, что связники добрались успешно и приступили к выполнению задания. С этого момента операция развивалась по двум направлениям: с одной стороны — от имени монархической организации «Престол», с другой — от агентов Абвера Зобача и Шалаева, якобы опиравшихся на собственные связи в Москве. По существу, это стало началом новой фазы операции, позднее получившей наименование «Курьеры».

В Берлине были очень довольны работой Макса и внедренной с его помощью агентуры. 18 декабря 1942 года Вильгельм Канарис поздравил своего московского резидента с награждением «Крестом военных заслуг» с мечами 2-го класса (в бронзе). О «награждении» Демьянова лично адмиралом Канарисом рапортом в тот же день начальники 4-го и 2-го управлений НКВД доложили наркому внутренних дел СССР. В документе говорилось: «18 декабря с.г. по известному Вам агентурному делу „Монастырь“ немцы передали адресованную „Гейне“ следующую радиограмму: „За вашу храбрость вам и Б. (немецкий псевдоним — „Березкин“ — Станкевич) присвоили орден с мечами, с радостью ожидаем день выдачи вам этой декорации“ …Орден Kriegsverdienstkreuz (Крест за военные заслуги) с мечами выдается за отличия при боевом соприкосновении с противником, без мечей этот орден выдают за военные заслуги, несвязанные с непосредственным соприкосновением с врагом (образец ордена прилагается)…»

В ответ немцам радировали: «Награждение нашего молодого друга нас всех глубоко тронуло. Ваша награда свидетельствует, что наш скромный вклад в дело борьбы с большевиками помогает славным вооруженным силам Германии. Александр с любовью вспоминает дни, проведенные у Вас, и это воодушевляет его на подвиги во имя нашего общего дела. Да здравствует освобожденная Россия — союзница великого Германского государства. Престол»

Добавим, что, в свою очередь, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 сентября 1943 года «за образцовое выполнение заданий правительства по охране государственной безопасности в условиях военного времени» А.П. Демьянов награжден орденом Красной Звезды.

Несмотря на тяжелое положение, в котором оказалась страна в первые месяцы войны, советской контрразведке материальные трудности не угрожали. В конце октября 42-го Маклярский докладывал Судоплатову рапортом свои предложения о расходовании денежных средств, полученных от Абвера: «В результате проведенной комбинации по агентурному делу „Монастырь“ у четырех арестованных немецких шпионов изъято 57 005 р. 50 к. (пятьдесят семь тысяч рублей 50 к.). Прошу Вашего разрешения о выдаче вознаграждения из отобранных денег работавшим по этому делу агентам… Через агента „Гейне“ вручить писателю Садовскому 1000 (одну тысячу) рублей (разновременно). Для будущих расходов по делу „Монастырь“ оставить фонд в 20 000 рублей. Остальные деньги в сумме 28 005 руб. 50 коп. сдать в Госфонд». Таким образом, немецкая разведка невольно взяла на свое «финансовое довольствие» контрразведывательные мероприятия Лубянки.

Принимая во внимание потребности противника в информации о железнодорожных перевозках через Москву, чекисты затребовали все более крупные денежные суммы. Так, в шифровке, переданной немцам 22 ноября 1942 года, с гордостью сообщалось: «…Реализуя указания направить усилия на сбор военных сведений, мы достигли некоторых успехов, обзаведясь соответствующими источниками… Присланные нам 25 тысяч рублей настолько мизерная сумма, что ни о каком развертывании работы не может быть и речи. Источник из НКПС, занимающий там ответственную должность и имеющий доступ к военным перевозкам по России, вчера заявил, что в дальнейшем он может работать с нами только за деньги… Как нам быть? На развертывание работы, оплату лиц, которых мы используем, на содержание „Б“ и его связей нам нужно 500 тысяч рублей. Всего мы хотели бы получить 800 тысяч рублей, ценности и материалы для пропаганды… Престол». Поставленные условия германский разведцентр принял, но посетовал, что доставить требуемую сумму сможет только двумя посылками…

Одновременно Лубянка получила подтверждение того, что передаваемая по линии «Монастыря» дезинформация достигла цели. Радиконтрразведка НКВД перехватила и расшифровала радиограмму из Смоленского разведцентра Абвера, адресованную в свой Ржевский филиал: «Надежный агент разведки передает 17.II.[1942] сведения, полученные от доверенного лица в Комиссариате Путей Сообщения: „Прибывающие с востока эшелоны с войсками немедленно переводятся в Москву на окружную дорогу и идут дальше, главным образом в южном направлении“. Армейская группа оповещена». В этой связи 27 ноября Судоплатов докладывал Берии: «1. Приведенные в этой депеше сведения являются нашей „дезой“, которую мы передали немцам по указанию Генерального штаба Красной Армии. 2. „Надежный агент“ разведки — это наш агент „Гейне“. 3. „Доверенное лицо в НКПС“ — наша подстава. Для перехвата очередных курьеров германской разведки считаем целесообразным дать явку немцам в гор. Горьком…».

В том же ноябре 1942 года в ответ на запрос «чужих» о возможности расширения географии организации «Престол» за счет городов Ярославля, Мурома и Рязани и направления туда агентуры для дальнейшей работы «Гейне» передал, что лучше подходит Нижний Новгород, где создана ячейка «Престола».

Немцы согласились на это, а наши контрразведчики, в свою очередь, позаботились о «встрече» курьеров. Удовлетворяя запросы абверовцев, чекисты продолжали направлять немцам обширную дезинформацию, готовившуюся в Генштабе Красной Армии, а на подставные явочные квартиры вызывались все новые и новые агенты вражеской разведки.

Дезинформация, передаваемая немцам, строилась с расчетом, чтобы германская разведка не потеряла интереса к получаемым сведениям. Так, например, 29 мая 1943 года была передана шифровка: «Источник из НКПС передал нам, что, со слов близкого знакомого, ответственного сотрудника Управления Казанской железной дороги, 27 мая из Москвы в направлении Ростова специальным поездом выехал маршал Жуков, которого сопровождают несколько генералов. В составе поезда три платформы с зенитными пушками и пулеметами». Текст «дезы» подписал лично заместитель начальника Генштаба Красной Армии генерал-полковник Антонов с пометкой: «Указанный текст необходимо передать противнику не позднее 29 мая 1943 г.». Передачу санкционировал замнаркома Кобулов. «Игра» с Абвером набирала обороты…

«Курьеры» Абверкоманды-103

На основании результатов оперативной разработки «Монастырь», в целях парализации действий Абвера в Москве и дальнейшего захвата немецкой резидентуры, было принято решение о заведении самостоятельного дела. Следующая фаза тайного поединка с германской разведкой, развивавшаяся параллельно с операцией «Монастырь», получила наименование «Курьеры».

В рамках начавшейся новой «игры» с Абвером, 7 октября 1942 года на конспиративной квартире «Гейне» был задержан немецкий курьер Шалаев Анатолий Иванович, прибывший вместе с радистом — Кондратьевым (Зобач Григорий Григорьевич). Немецкие агенты, кроме доставки «посылки», получили задачу легализоваться в Москве и приступить к самостоятельной шпионской работе. Полученные разведданные о Красной Армии по своей рации они должны были передавать в «Сатурн». Чекистам удалось перевербовать немецких агентов и включить в радиоигру.

Немцам было передано несколько радиограмм о том, что Шакулов и Зобач восстановили ранее имевшиеся у них связи в Москве и запросили документы и деньги. В «Сатурне» поверили в легенду и потребовали организовать тщательное наблюдение за передвижением войск через Москву и заняться сбором сведений о формирующихся в городе войсковых частях. В дальнейшем, принимая во внимание тот факт, что один из агентов имел указание от немцев возвратиться обратно, на Лубянке решили скомпрометировать Шакулова в глазах германской разведки.

В этих целях 18 октября 1942 года «чужим» сообщили, что Шакулов «ничего не хочет делать, трусит, много пьет». Указание немецкого разведцентра поступило через три дня: «…Всеми средствами его без сентиментальностей уничтожить. Передайте, как с этим справились».

В немецкий разведцентр стала передаваться военная дезинформация, подготовленная Генштабом Красной Армии. Таким образом, под контролем советской контрразведки оказались сразу две радиостанции противника. Немецкая агентура, направлявшаяся в Москву, в основном проходила подготовку в Катынской и Борисовской разведшколах Абвера. Как правило, это были проверенные и испытанные «в деле» агенты, которые имели на своем счету не одну вылазку за линию фронта. Но в столице их уже ждали. Прибывавших со шпионскими заданиями курьеров немецкой разведки сотрудники IV Управления брали под «тщательное, но осторожное наружное наблюдение».

После установления связи с немецким разведцентром на Лубянке активно приступили к «выполнению» его директив. Так, в ответ на задание предоставить сведения о порядке оформления паспортов в г. Москве, в начале января 1943 года было послано сообщение следующего содержания: «Контрольные листки имеют серии и номера ЧД 267044, ЧЖ 163048, ЧК 148087. Контрольные листки прикрепляются к последней странице — обложке паспорта. Выдаются во всех отделениях г. Москвы. Подписывают листки — в 50-м отделении Черкасов и Кадимиров, в 46-м — Гужов и Бортуев, в 9-м — Никонов и Кунаков. Фамилии подписывающихся часто меняются. Печать обыкновенная, любого отделения милиции г. Москвы».

Эти данные были подготовлены II Управлением НКВД совместно с начальником Главного управления милиции. Они содержали правдоподобную информацию, за исключением фамилий подписывающих. Фамилии были искажены таким образом, что сохранены лишь три первых и последняя буквы подлинных фамилий начальников отделений милиции Москвы. Понятно, что по прибытии немецких агентов и постановке их на учет сотрудникам советской контрразведки было нетрудно их выслеживать.

«Чужие» были удовлетворены информацией, получаемой от «агентов», и регулярно посылали следующие партии своих агентов с деньгами, питанием для рации и другим снаряжением. Чтобы не вызвать подозрения, «агенты» периодически сообщали немецкой разведке о смене своих конспиративных квартир, а вновь прибывшие попадали в чекистские засады. За «верную службу рейху» 12 января 1943 года немцы наградили Зобача и Шалаева орденом «За храбрость» 2-го класса с мечами. 20 января были задержаны очередные связники Абвера, которые привезли для Зобача 100 тыс. рублей, документы и блоки питания. Связники были взяты под непрерывное наблюдение. Ими оказались Иван Еркин и Виктор Ильин.

19 января 1943 года Ильин явился на квартиру «Гейне» и доставил 226 тысяч рублей и новые документы. После выполнения заданий курьеры были арестованы. По прибытии курьеров, 21 января, немцам передали радиограмму: «Курьер вчера вручил 260 800 рублей, из этой суммы 150 т.р. переданы источнику из НКПС. Присланные для Б, документы неудовлетворительные, пользоваться ими нельзя, как быть? Когда можно ожидать курьера в Горький. Благодарим за внимание. Александр».

Немецкие разведчики клюнули на «наживку», оценив информацию о получении «источника» в НКПС «полным успехом», и 25 января прислали директиву, требующую начать систематическую работу с сотрудником наркомата путей сообщения, который должен снабжать немцев точными сведениями обо всех транспортах, проходящих через Московскую окружную железную дорогу или отходящих из Москвы в южном или западном направлении.

В Абверкоманде 103 проявляли повышенный интерес ко всему, что имело отношение к Красной Армии: от введения погон до передислокации воинских частей, настроения населения и транспортных потоков. Они требовали сообщать о перевозках в район Сталинграда, появлении новых авиационных частей в Москве. 15 февраля 1943 года от «чужих» поступило требование: «Наблюдайте точно все движения, особенно от Сталинграда. При транспортах войск, кроме рода их, сообщайте по возможности также номер или номер полевой почты. Положитесь на нас крепко, как мы Вам верим. Не будьте слабыми. Как раз теперь можете показать, что являетесь основой новой дружбы с Германией России».

Другой немецкий агент, Борзов, направленный курьером к Кондратьеву (Зобачу) — Сорокин Владимир Зиновьевич (советский — Сурба; арестован 1 марта 1943 года), получивший от немцев задание узнать расположение лагерей немецких военнопленных (Моршанский лагерь военнопленных Тамбовской области), был арестован, а затем также включен чекистами в игру с Абвером.

В сеансах связи с немцами агенты сообщали об «опасностях», которым они подвергались при выполнении задания: «6 мая „Шурин“ попал под облаву военного коменданта на рынке, был задержан, и у него отобрали документы. Ему удалось уйти из комендатуры без удостоверения личности и одной командировки. Сейчас скрывается на квартире… Ему нужно уходить. Посоветуйте, каким образом и где ему лучше переходить к вам».

Вскоре был обезврежен очередной посланец «Сатурна» с фиктивными документами на имя Рыбина Михаила Сергеевича (Быбченко Михаил Сергеевич; немецкий псевдоним — «Шурин») к «Кондратьеву» (Зобачу). По прибытии в Москву его разместили на заранее подготовленной чекистами квартире и взяли под наблюдение. Понаблюдав за ним некоторое время, под видом «очередной ночной проверки милицией», 12 мая 1944 года он был арестован. В роли «милицейского патруля» выступили переодетые в форму милиции оперсотрудники IV Управления. В целях соблюдения секретности операции Быбченко поместили в отдельную камеру внутренней тюрьмы под условным номером.

На допросах перехваченные агенты немецкой разведки давали подробные сведения о формах и методах подготовки, в том числе и идеологической, которую Абвер проводил в разведшколах. В частности, один из них показал: «…руководителями школы велась систематическая работа по привитию антисоветских настроений. Для этого всем разведчикам регулярно давали читать фашистские газеты на русском языке, издающиеся в Смоленске и Борисове (речь идет о Катынской разведшколе Абвера. — Прим. авт.), брошюру Альбрехта „В подвалах ГПУ“. Кроме того, систематически проводились беседы о значении фашизма, в процессе которых разведчикам доказывали преимущество фашистского строя Германии по сравнению с советской системой. Большое внимание уделялось пропаганде антисоветских настроений. Разведчикам постоянно доказывали, что в государственном аппарате Советского Союза, а также в НКВД руководящую роль играют евреи, которые являются „исконными врагами русского народа“». Как правило, такая подготовка в разведшколах продолжалась два-три месяца, после чего диверсантов забрасывали для выполнения задания в советский тыл.

Вскоре советскую контрразведку ждала неожиданная удача. 15 мая 1943 года в районе Минск — Борисов в партизанский отряд был доставлен неизвестный с документами на имя разведчика разведотдела штаба Западного фронта майора Красной Армии Потемкина Дмитрия Михайловича. По прибытии в партизанский отряд задержанный передал важные документы о деятельности Абверкоманды-103. В их числе были: альбом из 141 фотокарточки агентов немецкой разведки с указанием их настоящих фамилий, псевдонимов и подложных документов, с которыми они были заброшены на территорию СССР; 96 фотокарточек разведчиков, обучавшихся в разведшколе; оттиски поддельных печатей, проставленных в фиктивных документах германских шпионов, и т. п.

8 июня 1943 года начальнику контрразведки «Смерш» НКО СССР комиссару 2 ранга Виктору Абакумову направлена докладная записка № 1027/м наркома госбезопасности СССР комиссара госбезопасности 1 ранга Меркулова в которой сообщалось, что в ближайшие дни в Москву ожидается прибытие очередных курьеров немецкой разведки. В связи с этим НКГБ просил уведомить «Смерш» о случаях задержания или явки с повинной германских агентов и передать их в распоряжение IV управления НКГБ СССР.

Ждать курьеров пришлось недолго. 21 июля 1943 года замнаркома внутренних дел комиссару госбезопасности 2 ранга Круглову поступило сообщение начальника УНКВД МО комиссара госбезопасности 3 ранга Журавлева № 1/1073 о задержании немецкого парашютиста Воробьева А.Ф., 1924 года рождения, бывшего красноармейца 30-й лыжной бригады, который передан в IV Управление НКГБ СССР.

Немецкий агент сообщил, что вместе с ним в самолете находился еще один парашютист — некто Потапов Василий Игнатьевич (кличка «Попов»). Вскоре начальник 6-го отдела II Управления НКГБ полковник ГБ Новобратский сообщил начальнику 2-го отдела IV Управления НКГБ подполковнику Маклярскому о задержании 26 июля того же года Управлением контрразведки «Смерш» Калининского фронта в Талдомском районе Московской области агента германской разведки Потапова.

Перевербованные немецкие агенты Г.Г. Зобач и В.З. Сорокин (наш псевдоним «Борзов»), участвовавшие в операции «Курьеры», «за образцовое выполнение специальных заданий» Указом ПВС СССР от июня 1943 года награждены медалью «За отвагу».

Между тем с неба продолжали «сыпаться» немецкие агенты. Служебной запиской № 1473/м от 6 августа Меркулов докладывал в ГКО Берии, Молотову и Сталину: «В дополнение к № 1 56/м от 10 мая и № 301 /м от 23 мая т.г. НКГБ СССР докладывает: „В результате дальнейшего легендирования германских разведывательных органов от имени якобы существующей в Москве контрреволюционной монархической организации нам удалось в июле т. г. заполучить еще трех агентов немецкой разведки при следующих обстоятельствах: 6 июля т. г. мы сообщили немцам, что заброшенная ими ранее агентура якобы нуждается в документах и, в случае задержки в их получении, агенты вынуждены будут выехать из Москвы и прекратить связь с немцами.

8 и 18 июля противник ответил, что документы готовы и „при первой возможности будут доставлены“ по адресу подставленной нами квартиры. 21 июля в Талдомское РО НКВД Московской области добровольно явился сброшенный на парашюте с германского самолета агент немецкой разведки с документами на имя Филимонова А.Ф., младшего сержанта Красной Армии… 27 июля т. г. к председателю колхоза деревни Таксино Высоковского района Московской области явились двое неизвестных в форме младших командиров Красной Армии, вооруженные винтовками. Неизвестные заявили, что они являются германскими разведчиками и в ночь на 27 июля сброшены на парашютах с немецкого самолета.

На допросе парашютисты сообщили о себе следующие сведения: 1. Кончиц Петр Григорьевич, 1908 года рождения, русский, член ВКП(б] с 1938 года, до войны работал председателем сельсовета деревни Михайловка Боготольского района Красноярского края. Быв[ший] сержант Красной Армии и секретарь партийной организации учебного батальона 228-й стрелковой дивизии. 24.VII[19]Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
42 г. в боях под Ростовом Конниц после ранения был захвачен в плен немцами… 2. Чернышев Гавриил Тарасович, 1906 года рождения, русский, уроженец Мелеузовского района Башкирской АССР, со средним образованием, быв[ший] кандидат в члены ВКП(б). В 1932 году осужден к 5 годам ИТЛ за хулиганство (в пьяном виде вырвал язык у колхозной лошади), в 1936 году из заключения освобожден. До призыва в Красную Армию работал в качестве товароведа на хлопковом заводе № 87 в гор. Курган-Тюбе Сталинабадской области Таджикской ССР. В Красную Армию призван 9 сентября 1941 года в качестве рядового взвода связи 2-го батальона 1268-го полка 385-й стрелковой дивизии. 27.III.[19]Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
43 года в районе гор. Людиново был захвачен немцами в плен после ранения… Кончиц и Чернышев показали, что они получили от германской разведки задание пробраться в Москву и явиться по адресу: Климентьевская улица, дом № 8, квартира № 9, спросить „Валентину Владимировну“ и передать посылку „для Татьяны из Алма-Аты“. Адрес, названный прибывшими курьерами, является конспиративной квартирой НКГБ СССР, подставленной нами германской разведке… В результате настоящей агентурной разработки нам удалось заполучить от немцев 11 агентов германской разведки, включая ранее задержанных. Легендирование и радиоигра с германскими разведывательными органами продолжается“».

Проявляя инициативу, летом 1943 года один из включенных в операцию бывших немецких разведчиков Кондратьев (Зобач) написал письмо М.Б. Маклярскому, в котором сообщил свои предложения по активизации работы с германской разведкой: «Михаил Борисович, я Вас очень прошу, примите во внимание мой план дальнейшей работы. Я считаю, что если мы и в дальнейшем будем так работать с немцами, то мы надоедим им просьбами о запрашивании курьеров или однообразными сводками, которые им тоже надоедят… Вы мне вернули жизнь, Вы меня наградили. С какими глазами я сейчас могу смотреть на такую малорезультативную работу. У меня сейчас одно желание как можно быстрей добить гитлеровских бандитов, к тому же я сейчас имею все возможности. Они мне верят, они ничего не подозревают. Им ничего не известно, и поэтому я очень удачно выполню любое задание, которое мне поручит наше правительство, я уверен, если мне дадут задание, то я больше принесу пользы для нашей Родины за один месяц, чем за эти девять.

…Я считаю, что лучше всего, если по приходе курьера, которого они обещают, мы не сообщим им, что он пришел, а еще связи три или четыре поштурмуем их, что они нас обманули, что к нам никто не приходит, дадим им другой адрес, чтобы они срочно выслали нам документы и все, что мы просили, так как если они действительно послали курьера и мы им об этом напишем, то в случае его провала попадется и Сергей Захарович. Поэтому мы адрес для всякого случая сменили и ждем не больше как дней десять. Они вышлют еще, но мы им тоже не сообщим, и после этого всего я через месяц или сколько угодно времени должен перейти к ним и со всей обидой обрушиться на них за то, что нам обещали прислать документы и все, что мы просили, а не прислали, только обманули… Они мне по-прежнему все доверят, начнут меня усиленно готовить по разведке, чтобы добывали те сведения, которые им нужны, а не эти, что мы давали, дадут выбрать мне каких только захочу лучших двух разведчиков и могут дать еще одну группу москвичей, если я соглашусь устроить их в Москве. Денег я возьму сколько захочу и что захочу, и не позже как через месяц они нас выбросят в Москву для дальнейшей работы… Михаил Борисович, я Вас и всех, от кого зависит, прошу, очень прошу, пусть мне разрешат это сделать, мне очень стыдно жить, кушать и давать эту незначительную пользу, я любитель живой работы и ценной, чтобы сделать, так сделать, а особенно у меня желание появилось после возвращения мне жизни и награды, передо мной сейчас одна задача — или грудь в орденах, или голова в кустах, а не такая, еле живая, работа, — особенно в период, когда тысячи людей, сражаясь с немецкими варварами, кладут свои головы, а я сижу, ничего не делаю и отъедаюсь. Нет, я не хочу этого. Я не желаю во время такой войны быть и жить как на курорте, дайте возможность работать и приносить больше пользы и помочь нашей доблестной Красной Армии быстрей добить этих ворвавшихся псов. Я Вас очень и очень прошу, дайте мне эти возможности».

План дальнейшей игры с противником, предложенный Зобачем, был принят. Однако «Сатурн» отказался прислать связника и сообщил, что все необходимое будет сброшено с парашютом в районе Костромы. Для встречи «посылки» было решено направить группу оперсотрудников в указанный район. В городе была оборудована конспиративная квартира с радиостанцией, на которую переехали, под видом выздоравливающих после ранения военнослужащих, Зобач и Шалаев.

Из Костромы, для того чтобы активизировать принятие решения о переходе к немцам, сообщили: «Господин Доктор. За год работы с вами мы передавали много сведений, и вы нас хвалили… В Костроме мы сидим больше дома, ходить с нашими документами опасно… Питание у нас на исходе, положение очень тяжелое. Срочно пришлите посылку и сообщите, куда нам ехать после получения документов. Ждем ответа. Мы готовы выполнить любое ваше задание так же, как и до сих пор».

Только к октябрю из «Сатурна» поступил приказ Зобачу передислоцироваться в районы Вязьма, Смоленск, Кричев, Рославль, а Шалаеву выехать в Челябинск. Одновременно немцам периодически сообщалась дезинформация военного характера, которая получила высокую оценку в «Сатурне». В начале февраля 1944 года «Кондратьев»-Зобач сообщил немцам, что ему удалось установить связь со скрывающейся в лесу группой дезертиров под командованием «лейтенанта» и «капитана Терентьева».

15 февраля 1944 года от «Доктора» пришла радиограмма: «Мы готовим группе дезертиров посылку с оружием, боеприпасами и деньгами… Вы к группе не присоединяйтесь, ибо связь с большой группой повредит вашему заданию…» Позже немцы передали пароль для встречи с курьером. В ответной шифровке с Лубянки сообщили о «произошедшей перестрелке между патрулем и неизвестным лейтенантом, оказавшимся парашютистом».

Наконец, немцы приняли предложение о возвращении Кондратьева (Зобача). 15 марта от них пришла радиограмма: «Судьба нашего геройского курьера тем более печальна, как и ваше дальнейшее пребывание там стало невозможным, так как он бланки вашей части при себе имел. Мы вам укажем место перехода фронта к нам с вашими документами, так как ваша тамошняя работа не имеет той пользы, как до сих пор. Считаем лучшим, если придете на отдых, будем рады встречать. Привет». Место для перехода немцы указали в районе юго-восточнее Витебска, пароль для перехода линии фронта — «Париж».

И чекисты решились на рискованное развитие игры. Немцам сообщили, что создан диверсионный отряд из дезертиров. В последующем в «Сатурн» полетели шифровки с описанием «боевых подвигов». Чтобы привлечь внимание немецкой разведки 10 мая 1944 года сообщили, что «„отряд капитана“ напал на конвой, убили 2 конвоиров и захватили 4 арестованных, из которых трое — дезертиры, а четвертый — капитан германской армии». Немцы не сразу поверили в освобождение Ганштейна и попросили передать дополнительные сведения о нем, в частности, сообщить фамилию тещи и указать, где посещал школу.

После уточнения необходимых данных в «Оберкомандо» ушла шифровка: «Сейчас переправить капитана Гюнтера фон Ганштейна через линию фронта трудно, нет документов для прохода к фронту, а без документов идти нельзя. На всех дорогах стоит охрана из войск НКВД и тщательно проверяет документы. Части НКВД также осматривают леса и вылавливают дезертиров. Так как капитан не знает русского языка, то хорошо бы снабдить его документами из чешской или польской армии и одеть его в эту форму. Отряд этого сделать не может. С такими документами капитан не возражает идти через фронт. Фамилия тещи капитана Минна Зайдель, урожденная Мюллер, проживает во Франкфурте-на-Одере. Там же живет и жена, и дети капитана. Капитан учился в полицейской школе в Бранденбурге, в 1941 году — в летной школе в Рейхенберге, на курсах переподготовки при воздушной школе в Берлин-Гатов и в ноябре 1943 года на курсах ротных командиров в Баравухе под Полоцком. Капитан имеет важные сведения, которые хочет срочно сообщить Верховному командованию германской армии, но не знает, как это сделать. Кондратьев».

В ответной радиограмме 14 июня 1944 года разведотдел штаба Центрального фронта (Heeresgruppe mitte) потребовал уточнить, где дислоцируется «группа капитана», чтобы направить туда надежного связного, который бы вывел Ганштейна через линию фронта, а также сообщить, в чем нуждается отряд. «Запросы» чекистов были скромные: прислать винтовочных патронов, штук 50 ручных гранат, 15 автоматов и винтовок, «толу сколько можно», денег и документы.

Параллельно немцев продолжали «снабжать» военной дезинформацией и очередной порцией своих «диверсионных подвигов»: захваты подвод с продовольствием, расстрелы активистов и т. п. Не забывали передавать приветы от капитана фон Ганштейна, в частности, последний поинтересовался, получает ли его семья «фамилиенунштютцунг»? Тем временем «отряд капитана» якобы совершал «трудный переход» из-под Смоленска в белорусские леса. В целях повышения скрытности группа, якобы разбилась на две группы, каждая со своей рацией.

Из «Сатурна» пришла радиограмма, в которой сообщалось, что документы на Ганштейна и Кондратьева (Зобача) готовы и в скором времени будут переправлены самолетом. Чекисты «попросили» сбросить еще и радиста во второй отряд. 7 сентября выброску груза предложили провести на высохшее болото в 13 км южнее местечка Кобыльник, в четырех километрах западнее озера Нарочь. Немецкая разведка осторожно запросила, имеются ли в лесах «литовцы, русские солдаты или кто еще». Им ответили, что в Нарочских лесах скрываются вооруженные группы из бывших солдат и офицеров РОА, а также «от нас на восток бродят неорганизованные группы немецких солдат» и что с одной из таких групп, численностью до роты, с помощью капитана Ганштейна пытаемся установить контакт (намек на «группу Шерхорна»).

Немцы запросили, можно ли организовать наблюдение за железной дорогой Молодечно — Вильно и не нужна ли одежда для Ганштейна. Это была дополнительная проверка личности фон Ганштейна. Чекисты незамедлительно ответили, что обмундирование Ганштейна сильно износилось, и сообщили его рост и размер сапог (182 см и сапоги 44-го размера). Интерес же германской разведки к грузопотокам через Вильнюс был вполне понятен. 13 июля 1944 года столица Литвы была освобождена от оккупантов, а в результате завершения Белорусской наступательной операции советские войска вступили на территорию Польши и вели жестокие бои на подступах к Варшаве. Красная Армия неудержимо приближалась к границам «Тысячелетнего рейха».

В начале 1944 года наши контрразведчики захватили одного из преподавателей Катынской и Борисовской разведшкол Матюшина И.И. Из его допросов Лубянке стали известны дополнительные подробности о формах и методах работы противника. В частности, Матюшин показал, что для борьбы с партизанами и разведывательно-диверсионной работы в советском тылу немецкие спецслужбы привлекают подростков и стариков: «…в Катынской школе в 1942–1943 гг. были 4 человека подростков в возрасте от 13 до 15 лет и один старик, фамилии и приметы которых не знаю. Все они в январе 1943 года были посланы штабом „Сатурн“ в партизанские отряды».

От регулярно прибывавших немецких агентов чекисты узнавали свежие данные о разведцентрах противника, вновь создаваемых разведшколах, их руководителях, преподавателях и биографиях, псевдонимах и численном составе агентуры. К середине 1943 года советская контрразведка имела свои источники и в «Сатурне». Поэтому чекисты проявляли «заботу» не только о своих разведчиках, но и командовании Абверкоманды-103.

Так, 3 июня 1943 года докладной запиской Судоплатов сообщал замнаркому госбезопасности Кобулову о ситуации, сложившейся в «Сатурне»: «…Капитан Брониковский, зондерфюрер Абверкоманды-103, согласно имеющимся у нас материалам, непосредственно руководил работой германских разведчиков, направлявшихся в Москву по делу „Монастырь“. Снятие его с работы может отразиться на доверии немцев к легендируемой нами организации и линии Зобача…»

В середине 1944 года сотрудниками «Смерша» во время инспектирования агентуры, оставляемой для шпионской работы в советском тылу, был задержан и один из руководителей Катынской и Борисовской разведшкол зондерфюрер Эрвин Брониковский. Он дал ценную информацию не только о системе подготовки агентуры, но и о ситуации в руководстве Абвера после отставки Канариса и переподчинения военной разведки Гиммлеру: «…Многие разведчики, в особенности имеющие большой практический опыт разведывательной работы, проявляют недовольство подчинением военной разведки Гиммлеру и принимают все меры к уходу в армию на строевые должности. Так, полковники Генерального штаба фон Герцсдорф и Штефан заявили, что в подчинении Гиммлера они работать не будут, а такие видные разведчики, как полковник Пиккенброк и Бентевиньи, уже ушли из разведки… Вместе с этим Гиммлер снял с работы ряд начальников разведывательных органов, действующих на Восточном фронте, и заменил их эсэсовцами, членами фашистской партии. Так, за период мая — июня 1944 года Гиммлером были сняты: подполковник Герлиц — начальник разведки Центрального фронта, подполковник Шиммель — начальник разведки Северного участка фронта, майор Корчек — начальник разведки Южного участка фронта, майор Альбрехт — начальник разведывательной школы у Корчека и ряд других».

С целью оживления «игры» 23 сентября немецкой разведке направили шифровку о том, что удалось установить связь с «разрозненной группой немецких солдат». Результат не заставил себя долго ждать…

3 октября из разведцентра немцев поступила радиограмма, в которой сообщались сигналы для самолета (четыре костра в форме квадрата на расстоянии 50 м один от другого) и пароль для разведчика и радиста — «Смоленск», а также уведомили, что у капитана Ганштейна все в порядке. Однако прибытие самолета задерживалось. 17 октября пришло новое сообщение, в котором говорилось, что выброска груза и связника с радистом произойдет 18-го между 21 и 23 часами по московскому времени, а в середине условленного квадрата из костров должен быть «машущий факел». Между тем немцам пошла «деза» о движении поездов по маршруту Молодечно — Вильно.

Выброска в связи с нелетной погодой произошла только 26 октября. Тут же в «Оберкомандо» ушло сообщение о «благополучном приземлении и благодарностью за посылку». Одновременно уведомили, что «Кондратьев» и фон Ганштейн ушли на встречу с отрядом немецких солдат. Также попросили по рации вновь прибывшего радиста (позывной «Каменев») дополнительно, если будет самолет, прислать боеприпасы, оружие, гранаты и «курево».

Прибывших агентов немецкой разведки оперативно захватили на месте приземления, и вскоре задержанные начали давать показания. Ими оказались разведчик Гуляев А.П., 1917 года рождения, и радист Орлов А.П., 1922 года рождения. «Лозунгом» для шифровки была выбрана фраза: «Отважные солдаты не боятся преграды». У агентов немецкой разведки оказалось письмо, адресованное лично капитану Ганштейну: «Многоуважаемый господин фон Ганштейн, так как мне поручено предоставить Вам возможность возвратиться на родину, я Вам адресую эти строчки. Сейчас настал момент, что Вы вместе с радистом, который наладил связь, можете вернуться. Для этого я Вам посылаю техника-лейтенанта броневой группы Бусыгина, проверенного солдата. Документы такие, что вы можете со спокойной совестью пуститься в путь. Вы — капитан Гельмут Ганштейн, попали 15–01–[19]Хёттель В. Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938–1945. — М., 2003. С. 72–73.
44 г., работали при восстановлении Смоленска при дорожном строительстве. Летом Вас попутно спросили, не хотите ли Вы добровольно, как специалист по немецким оружиям и приборам, работать в Красной Армии. 20-09-[1944] Вас перевели из военного плена в отношении вольной помощи (Ильфсвили генфельштнц). Требуемая проверка произошла раньше… Вы состоите в трофейном отделении 39-й армии. Эти два офицера, с которыми Вы едете, должны исполнять задание на фронте. Приказы, которые дают им эту возможность, выданы Красной Армией. Так, многоуважаемый господин фон Ганштейн, с доверием в бога и с уверенностью, начинайте. Мы надеемся снова Вас встретить здоровым на границе Восточной Пруссии. Сейчас уже 5 месяцев как мои мысли и мысли моей служебной конторы с Вами. Пусть Вам потом будет суждена счастливая встреча в кругу Вашей семьи. С храбростью, предусмотрительностью и доверием к этим двум русским офицерам Вы сумеете это задание выполнить. Да здравствует фюрер. Хайль Гитлер. Подписал: Вассеро».

14 ноября 1944 года в «Сатурн» передали, что Ганштейн вернулся, но связь с немецким отрядом установить не удалось, и скоро они с «Кондратьевым» будут выдвигаться к линии фронта. Кроме того, уведомили, что Ганштейн «капризничает», говорит, что «в лагере он никогда не слышал, чтобы русские пользовались услугами военнопленных немцев и их офицеров», хочет идти к линии фронта только в форме польского офицера, а то «русские поймают его и расстреляют, как бежавшего из плена».

Следующая выброска груза произошла 19 декабря 1944 года. В «посылке» находились миниатюрная рация с комплектом питания, теплые вещи, продукты и документы. Для подкрепления легенды о наличии «группы Шернхорна» немецкой разведке 3 февраля 1945 года послали шифровку, в которой, как бы невзначай, упомянули, что «в 50 километрах южнее нашей стоянки появился большой вооруженный отряд, в составе которого много поляков, русских и немецких солдат», а Ганштейн продолжает «капризничать», не желая с такими документами идти к фронту.

Только 6 апреля 1945 года немцам сообщили, что «капитан Ганштейн и Кондратьев, взяв с собой радиста, ушли на запад, с намерением перейти линию фронта…». Этим самым чекисты рассчитывали провести сложную комбинацию, которая позволила бы вывести «курьера» в район Восточной Пруссии с тем, чтобы получить от немецкой разведки явки к действующему в этих районах нацистскому подполью.

Для руководства деятельностью «курьера» и его прикрытия была создана оперативная группа в составе 10 бойцов и радиста. Руководителем группы был назначен майор ГБ Киселев Николай Алексеевич, начальник отделения 4-го Управления НКГБ СССР. В последующем чекисты неоднократно пытались установить связь с «чужими», но в эфир никто не выходил. В это время Красная Армия с боями неудержимо наступала на Берлин… Близился Победный май 1945-го.

В ходе разработки операции «Курьеры» за период с октября 1942 года по 1945 год IV Управлением были получены следующие результаты:

В дальнейшем «Монастырь» и «Курьеры» получили новое направление. Началась операция «Березино».

Оперативная игра «Березино» [143]

К середине 1943 года инициатива на советско-германском фронте перешла в руки командования Красной Армии. Под Сталинградом и на Курской дуге советские войска нанесли сокрушительные удары по гитлеровским агрессорам. После резкого изменения обстановки на театре военных действий в пользу советских войск немецкому командованию было необходимо определить, на каком участке фронта готовится новый удар Красной Армией.

В связи с этим германские спецслужбы стали проявлять повышенный интерес к транспортной системе, к перевозкам, продовольственным и топливным ресурсам СССР, т. е. оккупанты перешли к методу глубокой разведки. Одновременно командованием вермахта перед разведорганами была поставлена задача — расширить диверсионную и повстанческую работу на территории СССР. С помощью повстанцев-диверсантов, навербованных из предателей Родины, оккупанты пытались облегчить положение своих армий на Восточном фронте.

В то время агентурные позиции советских органов безопасности в прифронтовых органах Абвера, особенно по линии «Смерш», были довольно прочные. Советские контрразведчики своевременно вскрыли замысел врага и нанесли ответный удар. В числе операций, направленных на срыв замысла немецких спецслужбы создать в советском тылу свое «партизанское движение», можно назвать, например, такие радиоигры, как «Арийцы», «Десант», «Янус», проведенные «Смершем». Включился в эту борьбу с вражеской разведкой и наркомат госбезопасности. Поэтому новым, совершенно неожиданным и рискованным продолжением «Монастыря» и «Курьеров» стала оперативная комбинация «Березино».

В рамках радиоигр «Монастырь» и «Курьеры» 18 августа 1944 года противнику была передана радиограмма следующего содержания: «В Москву приехал из Белоруссии Александр. Его часть находится сейчас в м. Березино, что в 100 км западнее Могилева. Александр рассказывает, что в районе Березино в лесах скрывается крупная германская часть, полк или больше, не желающая сдаваться большевикам. Александр беседовал с пленным обер-ефрейтором из этой части, захваченным во время разведки на шоссе, который ему сообщил, что во главе этой части стоит подполковник Шерхорн.

Часть намерена пробиться на Запад. Однако в силу наличия более 150 тяжелораненых и отсутствия вооружения, боеприпасов и продовольствия, ее продвижение задерживается. Часть в настоящее время скрывается в глубине лесного массива, в одном из оставленных советскими партизанами лагерей. Небольшие группы из этой части, по словам пленного, изредка нападают на отдельные автомашины и конные обозы, в основном с целью захвата продовольствия. Пленный сообщил Александру, что на допросе он ничего о местонахождении своей части не рассказал. Получив эти сведения, Александр специально добился командировки в Москву, чтобы сообщить Вам. Александр считает, что если Вы в этом заинтересованы, то он через своих людей в Березино сможет наладить связь с этой частью. Срок пребывания Александра в Москве кончается 28 августа. ПРЕСТОЛ». Так началась следующая фаза стратегической радиоигры «Березино».

Через пять дней, 23 августа Центр повторно был проинформирован короткой радиограммой, на этот раз от «Гейне»: «Прошу ускорить ответ с тем, чтобы я его получил до моего отъезда из Москвы. Срок моей командировки истекает 28 августа. Больше задерживаться не могу. АЛЕКСАНДР». Противник не выдержал, и 25 августа пришел долгожданный на Лубянке ответ: «Благодарим Вас за Ваше сообщение. Просим Александра связаться с этой немецкой частью. Мы намерены сбросить для них различный груз. Мы также могли бы послать радиста, который мог бы оттуда связаться со здешними руководящими органами. Для этого мы должны знать местонахождение этой части, где наш радист может найти ее и где имеется подходящее место для сброски багажа. Этой части нужно было бы сообщить о прибытии к ним радиста, чтобы он не был задержан этой частью, так как радист придет в обмундировании Красной Армии. Пароль бы скоба (искажено пять групп) скоба. Когда мы можем рассчитывать на ответ, и как Вы хотите передавать нам сообщения. ПРИВЕТ».

К 28 августа германский Центр был проинформирован о способе связи, необходимых финансовых средствах и о скорейшей присылке радиопередатчика для Александра. Для скорейшей передачи немцам сообщения об установлении связи с «группой Шерхорна» из Москвы в Минск с Александром должна якобы поехать его жена. На следующий день, 29 августа, заместитель наркома госбезопасности СССР Б.З. Кобулов утвердил составленный начальником 3-го отдела IV Управления Маклярским и согласованный с начальником IV Управления НКГБ СССР Судоплатовым «План мероприятий по организации ложной базы, якобы действующей в нашем тылу воинской части и обеспечению приема грузов, курьеров, радистов, которые должны были быть направлены немецкой разведкой в данную базу». Радиоигра «Березино» началась.

7 сентября немцам радировали, что жена «Гейне» вернулась из Минска и сообщила об установлении Александром связи с «группой Шерхорна», о помощи продовольствием, медикаментами, боеприпасами, уточнили место приема самолетов и подтвердили, что «дух солдат по-прежнему боевой». Были также оговорены сигналы для встречи «багажа»: при подлете самолета, если все в порядке, — белая ракета и зажжено четыре костра, если есть опасность — красная. Немцам также сообщили, что «часть» дислоцируется в районе озера Песчаное Червенского района Минской области, и указали координаты площадки для выброски груза и радиста. Одновременно в заданный район выехала чекистская опергруппа в составе 20 автоматчиков из состава ОООН НКГБ СССР; по линии IV Управления операцию на месте возглавляли капитан госбезопасности Леонов и старший оперуполномоченный майор госбезопасности Борисов. Связь Лубянки с опергруппой осуществлялась по рации (позывной Борисова — «Назар»).

Для успешного проведения операции было необходимо включение в состав легендируемой немецкой войсковой части кадровых военнослужащих вермахта. Это диктовалось рядом соображений: во-первых, только с их помощью можно было составлять донесения противнику по принятым в немецкой армии стандартам; во-вторых, немецкие офицеры известны своему командованию и при случае могли бы укрепить версию чекистов; в-третьих, они могли бы оказать помощь в «приеме гостей».

В задачу опергруппы входило подобрать одну из использовавшихся во время оккупации партизанских баз, где укрывается легендируемая немецкая часть; приготовить площадки для возможного приема самолетов, груза и парашютистов. К проведению операции также были привлечены антифашистки настроенные немецкие военнопленные (сам подполковник Шерхорн о предстоящей операции не оповещался).

Местом для базы «группы Шерхорна» была выбрана площадка в 30 км северо-западнее Березино (в 2 км северо-восточнее сожженной деревни Синетово и полутора км северо-западнее оз. Луково) — бывший партизанский аэродром. Причем о существовании этого аэродрома немецкому командованию стало известно еще в период оккупации Белоруссии. Все подступы к площадке тщательно охранялись войсковыми патрулями. На случай непредвиденных осложнений в районе площадки было замаскировано несколько зенитных установок. В трехстах метрах от площадки была разбита палатка — «штаб Шерхорна», в которой Шерхорн, под контролем наших контрразведчиков, беседовал с вновь прибывшими. Рядом со «штабом Шерхорна» находилась палатка, в которой размещалось оперативное руководство НКГБ СССР.

На площадке было организовано круглосуточное дежурство бойцов и оперативных сотрудников НКГБ. В их числе находилось 10 человек, немцев по национальности, переодетых в немецкую форму, которые непосредственно участвовали в «приеме» парашютистов. В нескольких километрах от площадки, в глухом лесу, было создано подобие лагеря, скрывающейся «немецкой части»: разбито несколько палаток, сооружены землянки, в которых находились бойцы опергруппы.

20 сентября Шерхорн направил германскому командованию длинную радиограмму: «Связь через русского капитана из Березино установлена 3 сентября. Дислоцируюсь: лес северо-западнее озера Луково, 3 км. сев. Маконь, по дороге Чернявка — Маконь — Смиловичи. Ко мне присоединились подполковники: Михаэлис и Эккардт, майор Дитманн и еще 16 офицеров и 250 рядовых. Общее количество людей в настоящее время около 1500, из них 184 раненых (частично тяжело), кроме того, двести русских полицейских. С русским капитаном было условлено, что выброска будет произведена после 19-го, выброска состоялась в ночь с 14 на 15 сентября, поэтому на месте выброски не было ни постов, ни сигналов. Питание и боеприпасы найдены около Потичево в незначительном количестве. Позднее около Дуброво найдены 3 места со снаряжением. Для кого это? Из двух выброшенных вами около Маконь связистов один при окрике моим постовым бежал. Другой надежен, но не может быть использован как радист. Газеты получил, желательно еще. Полученных продуктов питания совершенно недостаточно. Положение критическое, если не будет сброшено достаточного количества питания и боеприпасов. Пока что никакая активность невозможна. Срочно требуются: взрывчатые вещества, 15 пулеметов, 100 автоматов и 5 средн(их) гранатометов с достаточным количеством боеприпасов. Боеприпасы для пулеметов и винтовок — так же и русские — 2 радиоаппарата, 2 радиста (немецких), 1 врач. Перевязочный материал, медикаменты (морфий). Питание для 1800 человек на 10 дней. Обмундирование, особенно шинели и одеяла, а также брюки и гимнастерки для раненых. Карты для пути следования к собственным линиям. Указать, где можно успешно прорваться на запад и где этот прорыв может быть вблизи от фронта поддержан тяжелыми орудиями и танками. Пытаюсь вновь установить связь через русского капитана, в виду того что сброшенная мне рация при выброске разбилась. На месте выброски — как условлено, начиная с 29/IX, — будут выставлены посты и при приближении нашего самолета выброшены условленные сигналы. Пароль— ПРОРЫВ. Шерхорн, подполковник».

Однако немецкая контрразведка не сразу поверила в существование крупной группировки в советском тылу. Параллельно, для проверки фактического существования «группы Шерхорна», немецкое командование в октябре 1944 года выбросило две разведывательные группы по четыре человека в каждой. Во главе одной из команд был поставлен кадровый разведчик, немец по национальности (или «фольксдойч»), которому приданы по три агента из числа бывших советских военнослужащих, завербованных немецкой разведкой. В своем составе команда имела подготовленного радиста с радиопередатчиком для связи с Центром. Об их вылете Шерхорн проинформирован не был. «Проверочные» команды приземлись 9 октября 1944 года в районе озера Песчаное, которое было выбрано местом встречи в экстренных обстоятельствах. При десантировании из-за сильного ветра парашютистов раскидало в разные стороны.

Засадами обе группы были обезврежены. При задержании с одним из «гостей» произошел курьезный случай. Выйдя 11 октября к озеру Песчаное, командир одной из групп увидел на берегу человека, который умывался, брился и делал зарядку. Не соблюдая необходимых в таких случаях элементарных мер безопасности, диверсант спрятал в кустах оружие, снаряжение и, взяв с собой только пистолет, вышел из лесу на открытую местность. Предполагая, что попал к «своим», диверсант окликнул увиденного бойца: «Ком, ком…» Красноармеец, на мгновение опешивший от встречи с противником, однако, не растерялся. В ответ также последовало: «Ком, ком!» Как только «гость из Фриденталя» приблизился, наш боец ловким приемом обезоружил и задержал врага. Во время борьбы диверсант пытался покончить с собой, так как специально имел при себе ампулу с ядом (цианистый калий).

Пленником оказался унтер-офицер 1-го полка специального назначения дивизии «Бранденбург» Христов Крушнинг, уроженец Латвии, который с 1940 года проживал в Германии. На допросе чекисты спросили арестованного, почему он так беспечно вел себя на территории противника. В ответ пленник заявил, что ему «всю жизнь внушали, что русские заросли бородами, не моются и т. п., поэтому, когда я увидел человека, который на берегу замерзшего озера бреется, делает гимнастику, я был уверен, что попал к своим, поэтому так смело подошел к нему». На следующий день были нейтрализованы и остальные парашютисты группы Крушнинга, а также радист второй группы «Веденин» с радиостанцией и шифродокументами. Вторая группа шпионов также была полностью захвачена.

Чекисты разработали последовательную процедуру встречи «гостей»: после приземления парашютистов направляли в палатку к командиру группы. В ходе беседы с «гостями» Шерхорн выяснял цель прибытия, полученные задания и отправлял в сопровождении оперативников, одетых в немецкую форму, в «лагерь части». По дороге, проходящей через лес, прибывшие парашютисты, вместе с сопровождающими, задерживались патрулями опергруппы, одетыми в красноармейскую форму, и доставлялись в штаб опергруппы, дислоцировавшийся в деревне Градно.

Приняв радиограммы от «проверочных» команд о наличии «группы Шерхорна», немцы выбросили трех военнослужащих с рациями для установления связи. Пароль старшему группы для встречи с Шерхорном — «Ганновер». 23 октября в расставленные чекистами «сети» попали сразу три радиста-немца, подготовленные Абверкомандой-103: Фридрих Шмитс (радист, старший группы), Курт Киберт и Рудигер Ханк. Для опознания подполковника Шерхорна Шмитс имел при себе его фотографическую карточку.

Во время беседы с Шерхорном старший группы также сообщил, что о «группе Шерхорна» доложено Гитлеру и Герингу, которые заявили, что будет сделано все необходимое для спасения. Другой радист, Киберт, рассказал, что немецкая разведка решила 25 октября послать Шерхорну врача и авиаспециалиста для подготовки посадочной площадки военно-транспортных самолетов типа «Арадо». При помощи этих машин предполагалось доставлять специальные инструменты, оружие, боеприпасы и вывозить больных и раненых. Из рассказов пленного чекисты также узнали и о планах немецкого командования предоставить право вызова транспортников самому подполковнику Шерхорну. Противнику радировали о трудностях, связанных с оборудованием посадочной полосы, и активности советской авиации в районе дислокации лагеря.

Пленные радисты рассказали, что каждый из них получил указание от разведцентра, независимо друг от друга, на следующий же день после приземления выйти в эфир и сообщить по своей рации, что «группа Шерхорна» действительно существует. Немецкая разведка предусмотрительно снабдила направляемых в наш тыл радистов условным сигналом провала, который мог быть отправлен незаметно для контролера. Пленные на допросе сообщили ценные сведения о способах передачи радиосигналов, принятых в Абверкоманде-103, командирах и личном составе и условных сигналах, предназначенных для передачи в Центр в случае провала. После личной беседы с генерал-майором Эйтингоном, Шмитс и Киберт без колебаний согласились на сотрудничество с советской контрразведкой и были включены в радиоигру. Шмитс получил псевдоним Пчела, а Киберт — «Муха». О третьем радисте, Гансе Рудигере, немцам сообщили, что он тяжело ранен. За работой перевербованных немцев-радистов при радиосеансах с Центром всегда находился опытный сотрудник контрразведки, который внимательно следил за каждой «точкой-тире», переданной в эфир.

«Чужие», получив подтверждение от радистов о действительном наличии «группы Шерхорна» в белорусском лесу, «характер которой не вызывает сомнения», 27 октября выбросили на площадку новое пополнение — врача, капитана Ешке, и унтер-офицера Люфтваффе Гарри Вильда. По опробованному «сценарию» Ешке и Вильд были встречены с Шерхорном, которому они при личной встрече передали директивное письмо от 26 октября 1944 года главнокомандующего группы армий Центр генерал-полковника Рейнгарда и письмо от 23 октября начальника Абверкоманды-103 старшего лейтенанта Барфельда. Ешке и Вильд доложили Шерхорну, что лично рейхсмаршалом Германом Герингом дано распоряжение о выделении четырех военно-транспортных самолетов типа «Арадо» для доставки грузов и вывоза раненых.

Для оборудования посадочной площадки унтер- офицеру Вильду поручено оборудовать площадку для посадки этих самолетов (см. специальную инструкцию). 28 октября в расположении группы Шерхорна приземлились специалист по аэродромному оборудованию и врач. Немецкое командование настаивало на создании временного аэродрома и направило свои требования к обеспечению безопасности при посадке самолетов в «группу Шерхорна». В принятой от «чужих» радиограмме сообщалось: «№ 99. Предусмотрен день 28.11. При посадке первой машины следует строго соблюдать следующее: 1. Отметить границы площадки 3 кострами с каждой стороны. Костры должны гореть ярко, но, как только машина найдет площадку, должны быть слегка потушены. Все солдаты, включая и офицеров, должны стоять группами у костров — за границами площадки. 2. Машина садится, поворачивается, идет к посадочному [кругу], разворачивается так, что останавливается с работающим мотором в направлении старта. Вильд без сопровождения направляется к машине и заходит с левой стороны вокруг левого крыла к боковому люку в направлении полета и лично указывает пилоту место остановки машины. 3. До того как будут остановлены моторы, на площадке не должно находиться ни одного человека, за исключением Вильда, солдата, подающего сигнал на конус стартовой площадки, и, может быть, радиста. 4. Как только все моторы будут заглушены, подполковник Шерхорн подходит с начальниками разгрузочной и погрузочной команд к машине».

О результатах радиоигры и планах ее дальнейшего развития нарком госбезопасности СССР В. Меркулов служебной запиской от 4 ноября 1944 года уведомил ГКО СССР. Руководством советской контрразведки предлагалось несколько вариантов продолжения операции. Первый — принять предложение «чужих» о присылке одного-двух транспортных самолетов с грузом и захватить их вместе с экипажем. В таком случае доверие немцев к «группе Шерхорна» будет подорвано и «игру» придется прекратить. Однако, учитывая стремление немецкого командования во что бы то ни стало вывести «окруженцев» на соединение с германской армией, было принято другое решение. Под предлогом открытия немцами одного из участков обороны для прохода «части Шерхорна» ввести в образовавшееся «окно» переодетых в немецкую форму советских военнослужащих и прорвать линию фронта. Для реализации этого замысла даже предлагалось передать немецкой разведке дезинформацию о том, что «частью Шерхорна» в прифронтовой полосе захвачена советская штабная машина с документами, среди которых обнаружены важные «оперативные планы» Советского командования. На следующий день В.М. Молотов синим карандашом написал резолюцию: «По-моему, второй вариант (тянуть дело дольше) — лучше. В. Молотов. 5/ХІ [1944]».

Чекисты также рассчитывали, что Абвер может использовать сложившуюся базу для создания перевалочного пункта для своей агентуры, а также для связи с националистическими бандами, действовавшими в Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике. Начальник Абверкоманды-103 Рудольф Барфельд вылетел лично в наш тыл, видимо, для оценки «лагеря» с воздуха, но на обратном пути его самолет при посадке загорелся и разбился, а сам Барфельд погиб. Для того чтобы в дальнейшем защитить проводимую операцию от внезапных проверок противника, чекисты предприняли дополнительные защитные меры.

Почти ежедневно немецкие самолеты начали сбрасывать группе боеприпасы, оружие, продовольствие, обмундирование, деньги и даже, что особо отметили чекисты, туалетную бумагу. В качестве контейнеров для сброски с — парашютом, применявшимся немцами для снабжения своих диверсантов, использовались корпуса авиабомб, которые чекисты метко окрестили «грузобомбами». Так, например, только в сентябре-октябре 1944 года немцы совершили 17 самолето-вылетов и сбросили: 16 разведчиков-парашютистов (из них немцев — 7 человек); 55 мест различного груза, в том числе 186 комплектов зимнего десантного обмундирования, 220 пар перчаток и рукавиц, 30 пар трикотажного белья, 30 пар обуви, 60 кг сахара, 60 кг шоколада, 20 000 сигарет, полтонны разных медикаментов, ящик поперечных пил, осветительные лампы и другое оборудование для приема самолетов, 10 автоматов МР-44 с боеприпасами; 250 топографических карт районов Белоруссии и др. Кроме того, немецким командованием прислано Шерхорну 870 000 советских денег.

Сложная операция чекистов с немецкой разведкой продолжалась. Однако не все проходило гладко. По мере развития многоходовой комбинации с германским разведцентром возникали сложности различного характера, например охрана в «полевых» условиях захваченных в плен немецких военнослужащих, привлеченных к участию в радиоигре. Некоторые из них предпринимали отчаянные попытки к бегству.

Так, 13 ноября Эйтингон сообщил в Москву: «Доношу о большой неприятности, которая произошла 11-го в 4-00. Арестованный Грач-Ешке, пользуясь тем, что охранявшие его разведчик Ефимов и боец нашего отряда Тарасенко спали, он при помощи найденной в хате вязальной спицы снял наручники и, ударив спавшего Ефимова лопатой, бежал. Вскоре после побега были приняты все меры к розыску, к проческе местности и мобилизации населения сел в радиусе 50 км. 12-го в 9 часов утра Ешке-Грач был задержан в районе дер. Котово. Сейчас Ешке находится у меня и подвергается допросу. Ефимов ранен в голову…» В связи с возникшими трудностями чекисты обратились в Минск с просьбой прислать 100 автоматчиков на случай выброски немецких десантов или прибытия транспортных самолетов.

В недавно вышедшей в свет книге Э.П. Шарапова, претендующей «на документальность без грифа „секретно“», этот эпизод описан весьма красочно: «…Ешке в очередной раз присел на нары в мучительном раздумье. И вдруг его рука, машинально опустившись к ножке топчана, почувствовала что-то деревянное рядом с ножкой. Нагнувшись, он увидел саперную лопатку, кем-то случайно забытую. Ешке вскочил и заметался по блиндажу. Бежать! Как только часовой заснет, сделать подкоп и бежать к своим. Но, трезво оценив свой план, он понял, что бежать бесполезно. Один, без продовольствия и оружия, в чужом лесу, он не доберется до своих. Ну что же… Видно, богу угодно призвать его к себе и дать возможность стойко умереть. Он покажет этим русским, что такое настоящий офицер немецкой армии. Сжав в руке лопатку, Ешке подошел к двери… Утро следующего дня было пасмурным. Возле блиндажа толпились бойцы. Срочно вызвали патрульный наряд. Дверь в землянку была открыта, на пороге лежал мертвый часовой. На его рассеченном виске запеклась кровь. Рядом лежала саперная лопатка. Труп Ешке находился чуть подальше от землянки. В руках Ешке сжимал автомат часового». Как было на самом деле, читатель уже знает.

Замечу, что книга Шарапова — не приключенческая повесть, а, по его же словам, «новый взгляд на операцию „Монастырь“». Только не совсем понятно, какую автор преследовал цель — в очередной раз «навести тень на плетень»? Мало того, что господин Шарапов слабо ориентируется в истории отечественных органов государственной безопасности, весьма вольно давая названия существовавших в те годы подразделений НКВД. Большие проблемы у автора-документалиста и с хронологией Великой Отечественной войны. Так, например, наступательная операция Красной Армии января — февраля 1943 года почему-то идет перед Сталинградской битвой (см. с. 76). И в целом книга, несмотря на то что названа «Судоплатов против Канариса», не отвечает своему названию. В этом «произведении» есть все: радиоигры, проводимые ГУКР «Смерш» НКО СССР и НКГБ СССР, работа по «атомному проекту» в США и т. п. До последней страницы читатель будет надеяться разыскать увлекательную невидимую «дуэль» Судоплатов — Канарис, но безуспешно. С сожалением отметим, что в последнее время подобных изданий «обо всем и ни о чем», посвященных истории спецслужб, становится все больше и больше.

Вернемся вновь к операции «Березино». 4 декабря 1944 года Верховному командованию группы армий Центр по рации «Муха» передана радиограмма: «Противник по-прежнему проявляет большую активность, не раз появлялся в непосредственной близости к площадке. Оставаться на месте всей группе невозможно. Намереваюсь отправить по северному маршруту (см. карту) группу в 400–500 чел. с частью легко раненных под командованием подполковника Эккардта. Возможно ли организовать для группы выброску с крупных машин питания и снабжения».

Благодаря разведданным, полученным от зафронтовых разведчиков, проникших в «Сатурн», НКГБ стало известно о наличии у Абверкоманды мощных пеленгаторов, позволяющих с большой точностью определить координаты места выхода радиостанций в эфир. Поэтому каждый сеанс радиосвязи в ходе «движения» групп «войсковой части Шерхорна» согласовывался с соответствующими службами НКГБ (Иванчихин, отдел «Б»).

«Война в эфире» не прекращалась ни днем, ни ночью. Это убедительно показывает динамика радиопереговоров. Для предотвращения расконспирации «игры» были легендированы боестолкновения с советскими войсками. «Чужих» также уведомили о решении разбиться на несколько отрядов для самостоятельного выхода за линию фронта. Вся «войсковая часть» была разбита на четыре группы под командованием подполковника Шерхорна, подполковника Эккардта и Фольрата. Так, 16 декабря — радиограмма Шерхорна «чужим»: «Группа Эккардта готова к отправке. Численность: 7 офицеров, 428 унтер-офицеров и солдат, 42 ОД. Группа направляется по северному маршруту и идет двумя подгруппами, которые в зависимости от положения могут делиться на более мелкие группы. Группа выступает в ночь с 16/17 или самое позднее с 17/18». 18 декабря — следующее сообщение «чужим»: «Верховному командованию. Группа Эккардта выступила по плану с 17-го на 18-е. Численность как было сообщено. Радист Киберт. Командир подгруппы майор Музель». На следующий день уже сам Эккардт (Олень) связался с Центром: «Верховному командованию (Оберкомандо). Маршевая группа достигла сегодня леса в 4 км сев[еро]-восточнее м. Сандобле. До сих пор продвигался планомерно без происшествий».

В действительности состав «группы Шернхорна» включал 35 бойцов (10 — из ОСНАЗа и 25 минских разведчиков), 3 агента-немца и радистов: Муху и Вернигорова (для охраны Мухи). В оперативном отношении группу возглавляли майор ГБ Успенский (псевдоним для связи с Москвой — «Егор») и заместитель начальника — Гарбуз. Местонахождение — местечко Градно, район Березино, БССР. Подразделения НКГБ, участвовавшие в задержании немецких парашютистов, на случай внезапной посадки немецких самолетов имели на вооружении 3 ручных пулемета и автоматы с бронебойно-зажигательными патронами. Отмечу, что на всех этапах проведения операции в районе Березино привлекалось 32 оперативных работника НКГБ СССР и 225 красноармейцев войск НКВД.

1 января 1945 года Центр запросил группу Эккардта о необходимости в радисте. В ответ запросили радиста и 2–3 проводников, знающих местность. В тот же день поступила приветственная радиограмма от командующего группой армий Центр генерал-полковника Рейнхарда: «В наступающем Новом году я передаю всем храбрым солдатам боевой группы Шерхорна мой личный привет и привет родины, желаю им благополучного возвращения домой и для нас всех желаю победоносного 1945 г. Да здравствует наш фюрер. Генерал-полковник Рейнхард». В ответ Эккардт радировал: «От имени моих офицеров и солдат покорнейше благодарю за Ваше поздравление и разрешаю от себя пожелать Вам в 1945 г. здоровья и полного успеха в Вашем руководстве. Боевая группа встретила 1945 г. с глубокой верой в счастливое возвращение на родину и в победу нашего народа. Хайль Гитлер. Эккардт».

Наконец, 5 января принята радиограмма Оберкомандо: «Сегодня заброска радиста и намечено снабжение. Костры как было обусловлено с 19.00 московского времени». Однако из-за плохой погоды выброска не состоялась ни 6-го, ни на следующий день. «Помощь» доставили в ночь с 19 на 20 января, груз оказался разбросан в радиусе 5 км от площадки. От Оберкомандо было получено: мешков с парашютами — 35, мешков без парашютов — 11, металлических ящиков с хлебом в сухарях — 48.

В ходе операции чекистам приходилось не только встречать «посылки» от германского командования, но и вести бои с реальным противником. Так, 15 января группа Успенского радировала в Москву: «13 января в 23 часа разведка нашего отряда в районе Липово неожиданно столкнулась с бандой украинских националистов. В результате перестрелки убито два бандита, один — ранен… Установлена банда в 100 человек, вооружена 6 РП, автоматами, винтовками. Банда имеет подводы, люди одеты в красноармейскую форму, носят значки УПА, называют себя „бульбовцами“…».

Со временем от «чужих» стали приходить все более пессимистические по настроению радиограммы, так, например, 12 февраля 1945 года радист «Синица» получил сообщение: «Уже месяц ведем тяжелейшие оборонительные бои. Несмотря на критическое положение, из него выйдем. Помощь Вам будет оказываться и дальше. Да здравствует фюрер. Победа. Хайль. Главное командование». Через несколько дней, 16 февраля, аналогичная шифровка пришла в группу Эккардта: «В течение месяца находимся в тяжелой оборонительной борьбе. Несмотря на критическое положение, сделаем все. Помощь для Вас направляется. Да здравствует фюрер. Да здравствует победа. Оберкомандо».

В следующие месяцы немецкое командование, как могло, пыталось поднять боевой дух окруженцев. «Мужество и героизм» группы Шерхорна было высоко оценено фюрером. Примерно через месяц от «чужих» получено две телеграммы. Первая была подписана начальником Генерального штаба вермахта Гейнцом Гудерианом: «№. 5. Для полковника Шерхорна. Приказом от 16 марта фюрер произвел Вас в этот чин. Сердечные поздравления. Желаем успеха в дальнейшей работе. Гудериан»; вторая — от командования группы Центр: «Для полковника Шерхорна. Приказом от 23 марта в знак Ваших выдающихся достижений и выдержки фюрер наградил вас Рыцарским крестом ордена Железный крест. Это одновременно признание заслуг Ваших людей далеко в стране противника. Наши лучшие пожелания в вашем дальнейшем марше. Да здравствует фюрер. Оберкомандо».

В последующем «чужим» сообщалось о выходе из строя элементов питания, тяжелых условиях со снабжением продовольствием и т. п. 19 марта Центр сообщил о направлении очередной партии груза: «Сегодня снабжение с 21–00 по московскому времени. Три костра, один факел. Оберкомандо». В ту же ночь немецкие самолеты сбросили груз, состоящий из продуктов питания, радиобатарей и аппаратуры всем трем группам: Клина (район оз. Нарочь Молодеченской области — нач. Цимакуридзе); группе Эккардта (район Вилейки Молодеченской области — нач. Успенский); группе Фольрата (район Налибокской пущи — нач. Мордвинов).

Чины и награды на «героев» белорусских лесов сыпались как из рога изобилия. 28 марта поступили радиограммы: «Полковнику Эккардту. Фюрер произвел Вас в этот чин с действием от 16 марта. Сердечные поздравления и пожелания дальнейшего успеха в Вашем трудном деле. Гудериан»; «Полковнику Эккардт Фюрер наградил 23 марта унтер-офицера Кибердт Железным крестом 1-го класса. Сердечно поздравляем. Оберкомандо». Верховное командование также предложило Шерхорну, чтобы он сообщил список лиц, достойных награждения. Так как передавать сразу большой текст в эфир рискованно, решено было отправлять по 5–7 фамилий отличившихся ежедневно. Чекисты ухватились за эту возможность, чтобы продлить радиоигру. Оберкомандо постоянно информировалось о трудностях с продовольствием.

Очередная «посылка» поступила 18 апреля: «Сброшено 14 бомб, 14 мешков и 2 парашютных мешка. Оберкомандо». Одновременно Центром предложен маршрут: «… Августовский лес, юго-восточнее Сувалки. Маршрут — обычное направление на запад до 20 км восточнее Вены (Вильно обойти с юго-востока). Пуща Рудница, пуща Русска южнее Друскенике — Августовский лес. Передовой отряд Шиффера немедленно отправьте по маршруту. Результаты разведки будут заранее сообщаться. Оберкомандо».

По пути движения немцы, хотя и неохотно, продолжали снабжение отрядов. Игра продолжалась до конца войны, и 2 мая 1945 г. немецкий разведцентр сообщил, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, правительство возглавил адмирал Денниц и что возможностей поддерживать радиосвязь не имеется.

Успеху операции способствовало участие в ней немецких офицеров, которые согласились на сотрудничество с советской контрразведкой. Война длилась уже пятый год, и всем было ясно, что поражение Германии предрешено. Лучше других это понимали германские военнослужащие, воевавшие на Восточном фронте. Подчеркнем, что участие в операции на нашей стороне приняли не какие-то необстрелянные молокососы, а бывалые офицеры, за плечами которых были успешные кампании в Польше и Франции. Их нельзя было упрекнуть в трусости, подтверждением их храбрости являлись высокие награды. Подполковник Генрих Шерхорн награжден Железным крестом II степени за участие в Первой мировой и орденом «За военные заслуги» II степени за бои на советско-германском фронте. Еще более весомые «иконостасы» имели подполковник Вилли Эккардт (Железный крест I и II степеней и Рыцарский крест Железного креста) и Ганс Михоэлис (Железный крест I (1941) и II (1940) степеней, Немецкий крест в золоте (1942), Рыцарский крест Железного креста (1943).

В опубликованных воспоминаниях бывшего начальника советской внешней разведки (5-го отдела ГУГБ НКВД — Первого управления НКГБ) П.М. Фитина несколько слов сказано о послевоенной судьбе подполковника Г. Шернхорна и его сослуживцев, участвовавших в операции «Березино»: «В начале 50-х годов Генрих Шернхорн и его группа из числа немецких военнопленных были освобождены и выехали для работы и жительства в ГДР. О дальнейшей их судьбе сведений не сохранилось».

0 результатах операций «Монастырь» и «Березино» нарком госбезопасности служебной запиской № 2587 докладывал в ГКО СССР и НКВД СССР 30 апреля 1945 года: «Всего с начала игры по легендированию части Шерхорна (с сентября 1944 г.) немцами совершено на нашу территорию 67 самолето-вылетов и сброшено: 25 германских разведчиков (все арестованы), 13 радиостанций, из которых 7 включены в игру с немцами, 644 места различного груза, в том числе 615 комплектов зимнего обмундирования, 20 пулеметов МГ-42, 100 винтовок и автоматов, 35 пистолетов, 2000 гранат, 142 000 патронов, более 2,5 тонн мясопродуктов, 370 кг шоколада, 4 тонны хлеба, 400 кг сахара, 100 бутылок вина и т. д. Кроме того, было прислано 2 258 330 рублей советскими деньгами». Так завершился «легендарный» поход «группы Шерхорна» по советским тылам.

Взгляд «с другой стороны»

В 1944 году перемены коснулись и немецкой разведки. После снятия с должности адмирала Канариса и подчинении Абвера РСХА в мае — июне 1944 года своих постов лишился и ряд начальников разведывательных органов, действовавших на Восточном фронте. А разведка Восточного фронта, условно именовавшаяся Штаб «Валли», по указанию Гиммлера в начале июня 1944 года была переименована в «Разведывательный орган Восточного фронта».

Поэтому в нашей истории и появился новый фигурант, «диверсант № 1» гитлеровской Германии, оберштурмбаннфюрер СС Скорцени. Его воспоминания, как одного из участников этой легендарной операции, представляют особый интерес. В немецкой разведке, которая к этому времени была подчинена «ведомству» Гиммлера, операция по спасению группы Шерхорна получила кодовое наименование «Вольный стрелок».

В своей книге Скорцени, который на одном из этапов возглавлял операцию, с пафосом писал: «Чтобы хорошо осознать масштабы катастрофы, достаточно сказать, что из сорока семи генералов 4-й и 9-й армий, а также 3-й танковой армии семь погибли в боях (в том числе командир 6-го армейского корпуса генерал Пфайффер], двое покончили жизнь самоубийством, а двадцать один попал в плен. Но Шерхорн не сдался. Командиры такого покроя, сумевшие в чрезмерном хаосе сплотить вокруг себя 2000 человек, полных решимости дорого продать свою жизнь, заслуживают большего, чем только словесное поощрение их мужества».

Об участии Скорцени в «спасении группы Шерхорна» чекистам было хорошо известно. Так, в сводке IV Управления сообщалось: «…устанавливается наличие новой немецко-разведывательной организации, имеющей название „Егерский батальон СС № 502“. „Егерский батальон № 502 СС“ начал создаваться во второй половине 1943 года и до сих пор еще не укомплектован. В настоящее время (на декабрь 1944 г. — Прим. авт.) он насчитывает до 400 чел. Указанный батальон существует под видом отдельной войсковой части, подчиненной непосредственно Главному штабу войск СС. Место дислокации батальона — гор. Ораниенбург — 40–45 км севернее Берлина. Батальон занимается исключительно подготовкой разведчиков и заброской их на территорию Советского Союза, Бельгию, Голландию и другие европейские страны для проведения там подрывной и диверсионной работы. Батальон комплектуется из специально подбираемых здоровых людей разных национальностей. Так как в батальоне имеются немцы, бельгийцы, голландцы, а также представители народностей Советского Союза: русские, украинцы, кавказцы, — разведчики приводятся к присяге на верность Гитлеру. В составе батальона имеются 4 стрелковых роты, состоящие из 4 взводов — трех стрелковых и одного саперного. Кроме того, при батальоне имеется радиоузел, который обслуживается 10–15 людьми. Инспектирует батальон представитель Главного штаба войск СС, известный майор Скорцени, освободивший Муссолини, который зачастую лично инструктирует разведчиков, направляемых на задания в Советский Союз и другие страны. Из батальонных офицеров известны: 1. Командир батальона — капитан Дайцер, лет 30–35, имеет Железный крест 1-го класса и знак штурмовика. 2. Зам[еститель] командира батальона — ст[арший] лейтенант Фолькерзам Андриан, 29 лет, руководящий штабом и заброской разведчиков в тыл Советского Союза, награжденный Рыцарским крестом и медалью „РОА“. 3. Зондерфюрер Фурман, лет 50, имеет Бронзовый крест за участие в Первой империалистической войне, награжден крестами I и II степеней, знаком штурмовика и медалью „РОА“…».

Однако в мемуарах бывшего диверсанта много ошибок, сделанных, очевидно, по принципу «красиво не соврать — хорошо не написать». В частности, Скорцени сообщает читателю, завороженному душещипательным рассказом бывалого вояки, впечатление от пережитого: «В апреле и мае 1945 года, а также во время пребывания в тюрьме я часто думал о Шерхорне, его храбрых солдатах и наших добровольцах, принесших себя в жертву, чтобы спасти 2000 товарищей. Что с ними случилось? Меня мучила неопределенность. Сообщениям Шерхорна и наших радиотелеграфистов всегда предшествовал условленный шифр, постоянно менявшийся согласно предварительной договоренности. Все полученные нами радиограммы соответствовали принятым принципам. Однако же, находясь в заключении, я многое узнал о методах радиоперехвата, применяемых победителями. Я задавал себе вопрос, не проводила ли советская разведслужба с нами все это время так называемую радиоигру? Позже, когда немецкая коммунистическая пресса опубликовала по делу Шерхорна большие репортажи, озаглавленные „Советы надули Скорцени“, знание мной советских методов работы позволило сделать вывод, что мои опасения были напрасными».

В подтверждение существования «легиона Шерхорна» Скорцени приводит рассказ, якобы услышанный им от некого доктора Золтана фон Тота, бывшего военнопленного. Доктору Тоту о «трагической» судьбе «легиона» поведал другой узник советских лагерей, офицер СС Вилли Линдер: «…Был уже февраль 1945 года, из колонны Шерхорна выжило только 800 человек. Сначала они напрасно ждали, что будут обнаружены нашими самолетами и эвакуированы, затем ожидали лишь снабжения, а в конце концов, что кто-нибудь с ними поговорит. В конце апреля 1945 года 800 офицеров и солдат были окружены частями НКВД. Бои продолжались несколько дней; обе стороны понесли большие потери. Полковник Шерхорн был ранен… Вначале с военнопленными обходились хорошо, но позже всех приговорили к обычным 25 годам принудительных работ, после чего разослали по разным лагерям».

«Диверсант № 1», как называла Скорцени геббельсовская пропаганда, ушел из жизни в блаженном неведении, с верой в эту красивую, героическую легенду. Советы действительно «надули» Скорцени. Советская контрразведка обвела вокруг пальца матерого диверсанта. Виртуальный «ледовый поход Шерхорна» по заснеженным пущам белорусских лесов, на который «купилась» мощнейшая спецслужба мира, был всего лишь мифом, мастерски разработанной на Лубянке легендой…

К сожалению, несмотря на то что эта операция привлекла внимание некоторых современных писателей, хотелось бы, вслед за М. Жванецким, пожелать им работать «щательнее», так как допускаемые в их произведениях ошибки часто вводят читателя в заблуждение. Для примера процитирую отрывок из недавно изданной книги В. Чернявского «Сталин и Скорцени без „длинного прыжка“»: «Службе „Д“, так называлось подразделение, во главе которого поставили Скорцени, поручили развернуть разведывательно-диверсионную деятельность в тылу советских войск, используя крупное подразделение под командованием Хайнриха Шерхорна, оставшегося в „белорусском котле“ летом 1944 года. В ведомстве имперской безопасности операция получила кодовое название „Волшебный стрелок“.

Отто Скорцени рьяно взялся за дело. Но откуда ему было знать, что подполковник Шерхорн, командир 36- го охранного полка 286-й охранной дивизии, входившей в состав группы армий Центр, в июле 1944 года попал в советский плен, а IV управление НКГБ, которое возглавлял генерал-лейтенант Павел Судоплатов, задолго до этого через свои возможности легендировало перед германским Верховным командованием якобы скрывавшуюся в дремучих белорусских лесах немецкую воинскую часть численностью до двух тысяч солдат и офицеров. Подполковник Шерхорн будто бы возглавил это виртуальное воинство, а его роль мастерски сыграл один из ответственных сотрудников IV управления — полковник Михаил Маклярский. Самую крупную дезинформационную операцию времен Второй мировой войны на Лубянке окрестили кодовым названием „Бородино“.

Оперативная группа, возглавляемая заместителем П. Судоплатова генерал-майором Наумом Эйтингоном, почти до падения Берлина вела успешную радиоигру с немецкой разведкой. Кстати, в ней участвовал и майор Вильям Фишер, который после своего провала в 1961 году стал широко известен как советский суперразведчик полковник Рудольф Абель, нелегальный резидент внешней разведки КГБ в Соединенных Штатах. За более чем полгода Скорцени забросил по воздуху в подразделение „волшебных стрелков“, якобы бродившее в тылу советских войск и ведущее там партизанскую войну, сотни тонн оружия, боеприпасов, средств связи, медикаментов и провианта, а также множество агентов-диверсантов, радистов и медицинского персонала. И все это попало в руки команды Эйтингона».

В приведенной цитате есть существенные неточности. Например, «кодовое название» операции советской контрразведки не «Бородино», а «Березино», а немецкой — не «Волшебный стрелок», а «Вольный стрелок», в честь немецких вольных стрелков XVI века. Кстати, элемент одежды средневековых вольных стрелков — кинжал в стилизованном виде присутствовал и в экипировке эсэсовцев. Хорошо известно пристрастие «вождей» Третьего рейха к мифологизации, к поискам «арийских корней». Потому-то, вероятно, операция «по спасению группы Шерхорна» получила «историческое» название…