В эту перемену Кардашов опять дежурил, наводил порядок в буфете и, когда после звонка прибежал в класс, сразу понял — что-то случилось!
Обычно спокойная Таня Назарова запальчиво ругала Олега, а тот кричал: должны же были его проучить! И нечего теперь! Едва Андрею рассказали про мусорную урну, как в класс вошла Гера Ивановна.
— Что вы такие взъерошенные? — оглядев класс, спросила она.
Олег стал путано объяснять. Гера Ивановна сказала, чтобы он помолчал, и попросила Назарову объяснить, что все-таки произошло.
Таня встала, щеки у нее горели, но она спокойно рассказала и про двойку, и про урну…
— А где этот Суворов? Иди, Олег, найди его, — послала Гера Ивановна.
А потом крик на лестнице… Андрей вместе с Герой Ивановной выбежал из класса…
Теперь, когда все бросили Суворова, Андрей чувствовал, что должен остаться с ним… и не только потому, что юдеемовцы отвечают за порядок в школе. В глубине души он считал, что и сам не простил бы, если бы на него надели урну. Какой же человек может это простить? Поэтому Кардашов был вроде бы даже на стороне преступника. И ему хотелось чем-то помочь Суворову. Остановить, если тот не остыл и собирается еще мстить. Повлиять на него…
Медленно поднимаясь по ступенькам вслед за Суворовым, он старался угадать: чего надо ждать от этого странного, как выражается баба Катя, некоммуникабельного человека…
Ну и что же, что у него отобрали железяку? Нет, Кардашов не за себя боялся… Но если Суворов захочет, он может разбить окно и осколок стекла превратить в оружие. Или выломать крышку у парты…
Учителя сейчас возятся с Олегом, вызывают «скорую». Безопасность школы на плечах Кардашова. Конечно, он, наверное, преувеличивает, «сгущает краски» — тоже бабы-Катино выражение. Но ведь это был первый случай, когда Андрей оказался с глазу на глаз с человеком, пролившим чужую кровь. И Кардашов обязан все предусмотреть… Он помнит основное правило ЮДМ: «К применению физической силы прибегать только в самых крайних случаях». Но не убежден, что сегодня обойдется без применения силы…
Суворов поднялся уже на второй этаж. Кардашов приготовился собственной грудью защищать одноклассников.
Суворов поднимается еще выше. Третий этаж. Все поднимается. Зачем он туда? Там же чердак! Взять за руку и просто остановить? И вдруг Андрей подумал: а что если Суворов хочет забраться на крышу и спрыгнуть с нее — покончить жизнь самоубийством?
Сашка тяжело шагал со ступеньки на ступеньку. Как старик… Конечно, в таком состоянии он уже не опасен другим, но сам себе он опасен!
Кардашов обязан найти с ним общий язык. Кроме всего, он должен будет написать рапорт лейтенанту Турейкину о случившемся.
Но как, как сейчас заговорить с этим Суворовым?
Андрей вслед за Сашкой шагал по темной чердачной лестнице. На чердачной двери — большой замок. Суворов зачем-то дернул его. Собирается сломать? Кардашов приготовился помешать ему: основной захват и — бросок… Это у него получится.
Но Суворов не стал ни срывать замок, ни выламывать чердачную дверь. Он повернулся к ней спиной и медленно опустился, сполз на пол. Обхватив руками согнутые колени, положил на них подбородок и закрыл глаза.
Кардашов перешагнул последние ступеньки, встал над Сашкой. Тот даже не пошевелился.
— Послушай, они не правы! Я тебя понимаю, — сказал Кардашов. — Но зачем мстить? Это же не метод… сводить счеты.
Сашка долго молчал, — Андрей подумал, что, может, он не услышал его, — потом, не открывая глаз, Сашка проворчал:
— Какой еще метод?
— Я тебе говорю: он не прав с этой урной… Но не железяками же махаться? Понимаешь, надо свою правоту доказывать моральным превосходством!
Сашка опять помолчал, потом тяжело вздохнул, открыл глаза:
— Чего привязался?
— Я не привязался, — заметил оскорбленно Андрей. — Я, честно, хочу тебе помочь.
— Ну и что? — устало и равнодушно спросил Сашка.
— Понимаешь, я должен написать рапорт обо всем, что произошло. В твоих интересах, я должен все объективно знать, — получалось, что он чуть ли не упрашивал Суворова.
— Вас всех надо было… — буркнул Сашка. — Он мне только первым попался… Ему первому и надо было…
— Мне, например, тоже надо было? За что? Ну, можешь ты объяснить?
— Пошел ты от меня…
— Ты без слов, понятно? — предупредил Андрей. — Если хочешь знать, я тоже могу. — Кардашов не умел ругаться, и оттого, что соврал, ему стало стыдно. Говорит о силе духа, а сам хвастает… И чем! — Можешь ты мне нормально объяснить? — уже сердито закончил он.
Разговаривать с сидящим на полу Суворовым было неудобно, поэтому Андрей тоже опустился на пол и сел рядом с ним…
И хотя они теперь сидели рядом и их плечи даже касались, Андрей чувствовал, что Суворов по-прежнему от него далеко…
Как сумел Александр Александрович переделать Юрку Немытикова? Что надо иметь, чтобы доказать свою правоту? Александр Александрович — директор, у него авторитет. Но ведь Андрей считает, что у него тоже есть авторитет. А вот Сашка плюет на этот его авторитет! И правильно ли Андрей делает, что сейчас пристает со своими вопросами к Суворову? И поэтому он совсем уж неуверенно спросил:
— Не хочешь рассказывать?
— Катись отсюда, пока не спустил с лестницы!
Вот этого не надо было Суворову говорить. Он, видно, не знает, что Андрей занимается борьбой. Ладно, не объявлять же сейчас об этом?
— С тобой, как с человеком. Себе же вредишь…
Кардашов поднялся, постоял еще молча, давая Сашке последнюю возможность чистосердечным раскаянием облегчить свою участь. Но он уже понимал, что теперь все, больше он ничего не добьется:
— Тогда учти — от меня никуда не денешься, — пообещал Андрей. — Я не спущу с тебя глаз. А сейчас надо узнать, как там дела. Может, Олег уже умер! — пригрозил он.
Но все это было жалкой хитростью, просто Суворов оказался тверже Кардашова… Теперь Андрей верит, что Суворов мог не побояться и всего класса. А еще несколько минут назад он думал: как это Суворов решился — железным прутом?
Сашка даже головы не поднял на все эти угрозы…
В коридоре Кардашов услышал взволнованные голоса из открытых дверей учительской: мужской и женский. Мужской он сразу узнал — Александр Александрович. У них в школе всего трое учителей мужчин: директор, физик и физрук. Но те оба молодые. Их голоса сразу отличишь.
А вот женский показался Андрею незнакомым.
— Как вы не понимаете? — спрашивала раздраженно женщина. — Он же мог его убить!
— И меня можно заподозрить, что я могу кого-то зарезать, — сердито говорил Александр Александрович.
— Но ведь ударить-то он ударил! Чуть бы замахнулся повыше, и по голове… Он же ведь не соображал…
— Видно, соображал…
— Его надо изолировать! Мы обязаны! — голос у женщины стал совсем тонким. — Я не узнаю своего класса! Это все он! Ребята какие-то взъерошенные, нервные. Он — социально опасен!
— Ну, уж и социально! — засмеялся директор.
Надо же! Выходит, это Гера Ивановна — Кардашов совсем не узнал ее спокойного, уверенного голоса — чуть не кричит на директора. Значит, она считает Суворова социально опасным? Как это — изолировать Суворова? Куда? От кого? И только тут Кардашов сообразил, что он стоит и подслушивает. Постучал в косяк открытой двери и шагнул в учительскую.
— Ты почему не на уроке? — удивился Александр Александрович.
— Я разговаривал с Суворовым…
— Где он? — Александр Александрович спросил так поспешно, что, наверное, только об этом и думал.
— Там… На чердачной лестнице.
— Вот что, немедленно на урок, а Суворова я сам найду… — и Александр Александрович торопливо вышел из учительской…
— Гера Ивановна, а где Олег? — спросил Кардашов.
Гера Ивановна, которая все это время стояла лицом к окну, повернулась к Кардашову:
— В больнице. Где же еще? У тебя есть телефоны милиции?
— Есть… только надо звонить не в отдел, а в детскую комнату, — объяснил Андрей, доставая записную книжку.
— Я уж как-нибудь соображу, куда звонить. — Гера Ивановна и на Кардашова, видно, рассердилась. Конечно, он обязан был не допустить такого «ЧП». Но он же дежурил. Разве она не знает? — И поторопись на урок.
Андрей продиктовал ей номер и вышел из учительской. Сама же остановила и сама же…
И тут он вспомнил еще одно правило ЮДМ: «Сохраняй достоинство даже при неправильном поведении других…»