А ЭТО ВОТ ДЕВУШКА, СТРАХОМ ОБЪЯТАЯ,
КОТОРАЯ ДОИТ КОРОВУ РОГАТУЮ…
Девушке, которая открыла дверь в комнату-кабинку номер одиннадцать мотеля «Прибрежный замок Кале», было не больше девятнадцати. На ней были просторные белые шорты и белая блузка типа мужской, надетая навыпуск. Воротник блузки был вышит желто-голубыми цветочками, что гармонировало с цветом ее длинных прямых волос и глубоко посаженных глаз. Она была примерно на седьмом месяце беременности.
— Я ищу мистера Хэрли, — сказал Мэтью. — Артура Нельсона Хэрли.
— Арта сейчас нет, — ответила она.
— Он придет?
— Как вас зовут?
— Мэтью Хоуп.
— Арт вас знает?
— Нет.
— Вам надо было сказать об этом раньше. Я бы не открыла незнакомцу.
— Если бы вы позволили мне войти, — сказал Мэтью, — то мы, возможно, смогли бы…
— Кто там, Хэл? — спросил из глубины комнаты мужской голос.
— Какой-то Мэтью Хоуп, — сказала она через плечо.
За ее спиной внезапно появился мужчина. Мэтью дал ему на вид года двадцать два — двадцать три, рыжие волосы, голубые глаза, лицо усыпано веснушками. Он был в выцветших голубых джинсах, еще на нем были тенниска, пояс с серебряными заклепками и сандалии.
— Что вы хотите? — спросил он.
— Я адвокат, — сказал Мэтью. — Мне бы хотелось…
— Вас что, бабушка прислала? — удивленно спросила девушка, и ее глаза расширились. — Почему же вы не сказали? Заходите.
— Спасибо.
Он закрыл зонтик, стряхнул с него воду, все еще стоя в дверном проеме, а потом шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. «Так, — подумал он, — бабушка». В комнате две кровати, сдвинутые вместе. Пара чемоданов в углу. Телевизор. Раскрытая дверь, а за ней ванная комната, в которой никого не было. Мэтью подумал, а не стоит ли сказать им, что его и вправду прислала бабушка.
— Вы Артур Хэрли? — спросил он молодого мужчину.
— Я Билли Уолкер.
— Это ваша жена, мистер Уолкер?
— Нет.
— Я Хэлен Эббот, — представилась девушка. — Я знала, что она до нас доберется в конце концов. Билли, разве я тебе не говорила?
— Да, ты так и говорила.
— Но почему она послала вас искать Арта? — спросила она Мэтью. — Арт только разговаривал с ней по телефону.
— Ну… — сказал Мэтью.
— У Арта не было никакого личного контакта с ней. В первый раз с ней поехал повидаться мой отец, перед Рождеством, а потом уж съездила и я, где-то в прошлом месяце.
— Так-так.
— Я знаю, что вы не можете вести переговоры с моим отцом, пока он лежит в больнице. Но почему бы вам не потолковать со мной? Это ведь я ее внучка, а не Арт. Какое, черт подери, отношение имеет он к бабушке?
Мэтью понятия не имел, какое отношение имел Арт к бабушке, а также к Хэлен, если только он и не обрюхатил ее. Он знал только, что Артуру Нельсону Хэрли принадлежит автомобиль, который был припаркован напротив дома Пэрриша днем в субботу. И в нем сидели двое мужчин и вели наблюдение за домом. Одному было лет сорок, и он был одет во все черное, а другой молодой и рыжий. Билли Уолкер был рыжим и молодым. Стало быть, решил Мэтью, тот в черном и есть Артур Нельсон Хэрли.
— Вы не знаете, когда он вернется? — спросил Мэтью.
— Я думаю, это и есть ответ на мой вопрос! — сказала Хэлен. — Она хочет, чтобы вы разговаривали с ним. У меня просто слов нет! Она выписывает этот проклятый чек, но, видите ли, не на мое имя!
Мэтью промолчал.
— Ее что, не устраивает моя цена? — спросила Хэлен.
Мэтью молчал.
— Вы знаете, как выполнять поручение, правда ведь? — сказала Хэлен. — Бабушка сказала вам, что надо поговорить с мужчиной, и вы хотите говорить только с мужчиной.
Снаружи донесся шум подъехавшей машины. Хэлен подошла к двери. Голубая «хонда-сивик» как раз выехала из дождя и затормозила прямо перед кабинкой. Водитель распахнул дверь и выбрался из машины, ему было минимум сорок. Но одет он был не в черное, а в зеленое. Зеленые полистироловые брючки-слаксы и такого же цвета спортивная рубашка с короткими рукавами. В левом ухе была серьга. Длинные черные волосы были распущены. Он выглядел как «проклятый засранец хиппи».
— А вот и Арт, — сказала Хэлен.
Артур Нельсон Хэрли вошел в комнату.
— А это кто? — спросил он, посмотрев на Мэтью.
— Бабушкин адвокат.
— Да?
Хэрли посмотрел на Мэтью внимательнее.
— Он получил указание разговаривать только с тобой, — сказала Хэлен.
— Кого вы представляете? — спросил Хэрли. — Старуху? Или обеих: и ее, и дочь?
— Ну…
— Я вас спрашиваю: знает ли мать Хэлен, что вы здесь?
— Нет, — сказал Мэтью.
— Тогда все, что вы хотите нам сообщить, идет от старухи, верно? Элиза не имеет никакого…
— Ну, нет, так бы я не сказал.
— А как бы вы сказали?
Мэтью заметил на левом предплечье Хэрли татуировку, где большая змея душила какого-то маленького зверька.
— Мистер Хэрли, — сказал он, — как вы знаете, я адвокат…
— Адвокат Софи Брэчтмэнн.
— Нет.
— Так вы не адвокат бабушки? — спросила Хэлен.
— Нет.
— Тогда чей же?
— Я представляю интересы Ральфа Пэрриша, которого обвиняют в…
— Пэрриш!
Это имя прозвучало в комнате так, словно его прошипела змея, вытатуированная на руке Хэрли, но оно вырвалось у Билли таким наэлектризованным шепотом, что испугало даже его самого. Он виновато посмотрел на Хэрли, оба понимали, что, повторив это имя, Билли подтвердил, что знает его.
— Вы знали Джонатана Пэрриша? — сказал Мэтью.
— Что вам здесь нужно? — спросил Хэрли.
— Прокурор штата дал указание провести проверку алиби…
— Да мы даже и ногой не ступили в этот дом! — сказал Билли.
— В день убийства вы не были где-нибудь поблизости? — спросил Мэтью.
— Убийства? — переспросил Билли.
— Какого еще убийства? — спросил Хэрли.
— Все, что мы сделали, это…
— Билли, заткнись! Кого убили?
— Джонатана Пэрриша.
— Ох, черт подери! — воскликнул Билли.
— Когда?
— Тридцатого числа прошлого месяца.
— А где?
— В его доме на Уиспер-Кей.
— О, Господи, Арт! Мы следили за домом, где этого мужика…
— Я сказал тебе, чтобы ты заткнулся!
— Я знал, что эти проклятые картинки доведут нас до беды!
— Ты не слышал, что он велел тебе заткнуться? — спросила Хэлен.
— Теперь этот мужик приходит к нам и толкует что-то о прокуроре штата…
— А что за картинки? — спросил Мэтью.
— Всего хорошего, мистер Хоуп, — сказала Хэлен.
Если белый человек хочет изменить свою внешность, ему не особенно трудно это сделать. Он надевает другую одежду, приклеивает фальшивые усы или поддельный нос, пересаживается в другой автомобиль — вот вам и новый частный детектив. А если негр захочет, чтобы его не узнали, это сделать чертовски трудно. Он может поменять и одежду, и автомобиль, и нос, и даже отпечатки пальцев, но он не в состоянии изменить цвет кожи. И если лицо, за которым он следит, смотрит по сторонам и везде видит этого негра, то уже не имеет значения, как он одет, потому что он черный и его засекли, и ничего уже с этим не поделаешь.
И небо, и залив, и дождь были такими же серыми, как старенький «форд» Уоррена, когда он увидел, что Леона Саммервилл выходит из зеленого «ягуара», и ее встречного беглого взгляда было довольно, чтобы понять — она засекла его снова. От места встречи с врачом в административном здании Бэйо он проследовал за ней до ее дома и ждал на расстоянии в два квартала, на Пеони-Драйв, пока она снова не появилась в половине пятого. Потом он поехал за ней сюда, в Марина-Лоу. Она сидела за рулем, прямая и стройная, и на этот раз не мотала машину туда-сюда: она засекла его и знала, что он едет за ней.
Теперь она передавала ключи служителю стоянки. Она оделась, как полагалось для вечерних приемов, — на ней была бледно-голубая плиссированная юбка, такая же блузка и такие же туфли-лодочки на низком каблуке. Она прекрасно выглядела, вполне подходяще для любовного свидания в уютном местечке. На лице ее блуждала улыбка. Она оглядела автостоянку, зная, что он сидит в машине и наблюдает за ней.
Как он признается Мэтью Хоупу, что он сорвал наблюдение?
Леона Саммервилл уже собиралась войти в здание, но тут Мэтью Хоуп, собственной персоной, подъехал к парадному входу в своей желтовато-коричневой «карлэнн-гайа», вышел и приветливо окликнул ее:
— Леона!
Она обернулась и приветливо улыбнулась ему.
Мэтью отдал служителю ключи. Леона взяла его под руку. Уоррен внимательно наблюдал, как они вместе вошли внутрь. «Хм-хм, — подумал он. — Нет-нет!» Но почему, собственно, нет? Неужели это возможно? Он очень надеялся, что нет. Как же ему были ненавистны все эти интрижки!
Хэлен рыдала, чего Хэрли совершенно не выносил. Ему хотелось ударить ее, сделать что-нибудь такое, чтобы ей пришлось зарыдать по-настоящему, и в то же время ему хотелось обнять ее, приласкать, утешить. Все чувства смешались в нем, никогда в жизни не было ничего подобного. Он бы и сам был не прочь понять, что все-таки в нем происходит. И о ребенке он думал, которого она носила в себе. Интересно, кто родится? Он надеялся, что девочка, — мальчикам труднее сладить с этим миром, слишком много здесь для них припасено дерьма.
— Ну, не плачь, малышка, успокойся, — он обнял ее и поцеловал.
Билли сидел на другой кровати. А Хэлен все сопела и всхлипывала, сморкаясь в маленький носовой платок, обшитый тесьмой.
— Пожалуйста, малышка, я не могу смотреть, как ты страдаешь, — сказал Хэрли и снова поцеловал ее.
— Я, наверно, сорвала все это, — сказала Хэлен, прижимая к глазам мокрый платок. — Я, наверно, рассказала ему слишком много… Но он же представился как бабушкин адвокат…
— Он этого не делал, — сказал Билли. — Он и не говорил, что он адвокат твоей бабушки. Ты сама ни с того ни с сего так решила.
— Так говорил этот мужик, что он адвокат Софи, или нет? — спросил Хэрли.
— Боюсь, что нет, Арт. Мне так обидно, черт меня подери. — Она всхлипнула, и слезы так и полились снова. — Мне бы сообразить, что он здесь что-то вынюхивает!
— Успокойся, дорогая, — сказал Хэрли, обнимая ее и похлопывая по плечу. — Что он спрашивал?
— Да все о тебе расспрашивал. Когда ты вернешься.
— А с чего ты решила, что он что-то вынюхивает?
— Он же спрашивал про тебя…
— Что именно?
— Спрашивал, не знаешь ли ты Джонатана Пэрриша, не жена ли я Билли.
— И ты ему сказала, что нет?
— Да. Билли ведь сказал ему свое имя, и я тоже…
— Потрясающе, теперь он знает наши имена!
— Твое имя он уже знал, Арт, — сказал Билли, вставая и направляясь к телевизору. — Еще до того, как он пришел сюда, он знал твое имя.
— Ладно, довольно, — сказал Хэрли.
— Если мы с тобой женаты, — сказал Билли, улыбаясь, — это вовсе не означает, Арт, что ты можешь мне давать указания.
— А я говорю: довольно, — он снова повернулся к Хэлен. — Что же ты ему рассказала насчет своей бабушки?
— Я сказала, что приезжала повидаться с ней.
— А ты говорила, почему ты приезжала повидаться с ней?
— Извини, Арт. Мне следовало быть более осторожной, но я в самом деле думала, что он бабушкин…
— Ты упоминала о деньгах, Хэлен?
Она посмотрела на него и готова была снова заплакать.
— Так упоминала или нет?
— Я, я… я… возможно, сказала что-то такое насчет… насчет того, устраивает ли ее моя цена.
— Ты сказала и о том, что она выписала чек, — подсказал Билли.
— Нет, я не говорила…
— Ты сказала, что тебе хотелось бы, чтобы чек был выписан на твое имя.
Хэрли нахмурился.
— Извини меня, Арт, — сказала Хэлен.
— Ничего страшного, дорогая.
Он молчал, обдумывая все это. Билли стоял у телевизора, решая, включить его или нет. Хэлен сидела на кровати, скрестив ноги на индийский манер, и смотрела на Хэрли, стараясь понять, очень ли он на нее злится. Раньше он колотил ее. И это уже вошло в привычку, он был горячий мужик. Но с тех пор, как она забеременела, он ни разу не прикоснулся к ней.
— Насколько я понимаю, — сказал Хэрли, — этому адвокату известно, что ты приезжала повидаться со своей бабушкой и хочешь получить от нее чек.
— Да, — сказала Хэлен.
— А он знает, зачем они тебе?
— Не думаю.
— А ты что скажешь, Билли?
— О «зачем» вообще никакой речи не было.
— О сумме упоминали?
— Цифры вообще не назывались.
— Значит, он не знает, что мы рассчитываем на миллион долларов?
— Ну откуда же, Арт? — сказала Хэлен.
— Стало быть… он знает только, что ты приезжала, чтобы поговорить с ней о деньгах. И рассчитываешь на какой-то чек.
— Он также знает, что мы ждем переговоров, — сказал Билли.
— Откуда же, черт вас подери? — спросил Хэрли.
— Потому что Хэлен…
— Потому что я… думала, что она послала его для переговоров с тобой. И я, должно быть, что-то об этом сказала.
— Он также знает их имена, — сказал Билли, — которые ты сообщил ему, дорогой муженек. Хэлен не имеет к этому никакого отношения. Ты, видно, хочешь свалить вину на нее. А ты сам выболтал ему все и назвал имя старухи.
— Так я же думал, что он ее адвокат. Хэлен же говорила, что он…
— Преподнес ему имя на серебряном подносе — Софи Брэчтмэнн. И имя ее дочки тоже назвал — практически раскрыл для него все карты, — уныло сказал Билли.
— Ну, все мы делаем ошибки, — сказал Хэрли, подошел к Хэлен и поцеловал ее в макушку. — Кто из вас первый может бросить в другого камень?
— Я, — сказал Билли. — Я вообще ни хрена ему не говорил.
— А кто сболтнул, что мы наблюдали за домом? — спросил Хэрли. — Кто сболтнул о карточках?
— Может, я и…
— Так что мы все виноваты. Но что сделано, то сделано. Теперь важно просчитать следующий шаг.
— Наш следующий шаг — это убраться отсюда к чертовой матери, — сказал Билли.
— Нет, наш следующий шаг — отыскать фотографии, — возразил Хэрли.
— Он прав, — сказала Хэлен. — Ничто не убедит ее, пока она их не увидит, те, где я снята вместе с матерью.
— Но мы даже не знаем точно, есть ли вообще такие, — сказал Билли.
— Они существуют, это точно, — сказал Хэрли.
— Только потому, что так кажется какой-то черномазой…
— Ей не кажется, она действительно помнит.
— Поговори с ней подольше, так она и Рождество Христово вспомнит.
— Но она же была, когда нас фотографировали, — воскликнула Хэлен.
— Мы должны их найти, — настаивал Хэрли.
— Возвращайся к дому Пэрриша, — сказала Хэлен.
— Это невозможно, — возразил Билли.
— Надо проникнуть в дом и отыскать эти фотографии.
— Да ведь в этом доме совершено убийство! — воскликнул Билли. — Ты что, не слышал, что он сказал?
— Но карточки-то в доме, — сказала Хэлен.
— Да, где-то в доме, — согласился Хэрли.
— Мы покажем ей фотографии, и она увидит бусы, — упрямо настаивала Хэлен.
Дождь прекратился. И радуга волшебной аркой встала над калузским заливом.
— Загадай желание, — сказала Леона.
Они сидели за столиком для двоих у окна, смотревшего на пристань. Парусные шлюпки поскрипывали на ветру, гуляющему по их оснастке. По серому небу изодранными клоками все еще неслись тучи. На западе проступала слабая голубая полоска.
— А разве загадывают желание, глядя на радугу? — спросил Мэтью.
— Я всегда загадываю. Чего тебе хотелось бы больше всего на свете?
— Если скажу, это не сбудется, — сказал он.
— А кто это установил? — спросила Леона.
— Это правило, проверенное временем.
— Правила, тем более, проверенные временем, для того и существуют, чтобы их нарушали, — сказала Леона. — Я скажу тебе свое желание. Ты готов?
— Не искушай судьбу.
— Да черт с ней, с судьбой.
Она порядочно выпила, и это уже становилось заметно. Коктейль, два мартини… Они были здесь около часа, а она так и не сказала, зачем его вызвала.
— Я хотела бы… я хотела бы быть счастливой, — отрывисто сказала она и посмотрела в свою рюмку.
— Я думал, что ты и так…
— Счастлива? Ты в самом деле так думал?
Она взглянула на него. Потом подняла рюмку и в молчаливом тосте протянула ее к радуге. И выпила.
— А теперь ты.
— Но радуги уже почти нет, — пытался отговориться Мэтью.
— Так говори скорей, пока она совсем не исчезла.
— Да я могу загадать желание и на луну. Если я произнесу это вслух, то…
— Поторопись, она же исчезнет!
— Чтобы ты была счастливой, — сказал Мэтью и быстро выпил.
Леона с удивлением посмотрела на него.
— Почему? — спросила она. — Для тебя это действительно важно?
— Просто не хочу, чтобы ты была несчастной, — сказал он и пожал плечами.
— Но я несчастна.
— А ты не хочешь мне рассказать почему?
Она покачала головой.
— Зачем ты меня позвала, Леона?
Она подняла рюмку, осушила ее и сказала:
— Давай еще возьмем!
— Сначала поговорим, — сказал он.
Леона вздохнула. «Вот оно, начинается, — подумал он. — Сейчас скажет: Мэтью, я хочу развестись с Фрэнком».
— Мэтью, — сказала она, — за мной следят.
Первое, что он испытал, было чувство облегчения, а потом — чувство досады: значит, Уоррен сорвал наблюдение.
— Не смеши меня, — сказал он.
— Нет-нет, я в этом уверена.
— Ты что, видела кого-то?
— Видела.
— На кого он похож?
— Это высокий негр, он ездит на старом сером «форде».
«Ах, черт подери», — подумал Мэтью. А вслух сказал:
— А с чего это он стал за тобой следить?
— Может быть, Фрэнк подозревает меня?
«Вот теперь-то точно начинается», — подумал он.
— Мэтью, он прав. У меня в самом деле интрижка.
Мэтью промолчал.
— Может быть, Фрэнк приставил ко мне частного детектива? — спросила она.
Мэтью не ответил.
— Чтобы застукать меня в постели с поличным. Сделать снимки на месте преступления. Теперь ты мне позволишь еще порцию? — И она показала официанту пустую рюмку. Тот кивнул и поспешил к бару.
Она повернулась к Мэтью и снова улыбнулась.
— Фрэнк тебе ничего не говорил? Например, чтобы приставить ко мне детектива?
— Нет, — солгал он и тут же подумал: а собственно, почему? Леона была с ним откровенна, почему бы и ему не выложить карты на стол и открыто не рассказать обо всем. Но было уже поздно, пусть уж она сама…
— Если бы он думал, что у меня какая-то интрижка, он бы тебе сказал?
— Не знаю.
— А ты ему рассказывал, когда у тебя было с Агатой Хеммингз?
— Нет.
— А вообще мужчины рассказывают друг другу о таких вещах?
— Некоторые рассказывают, я — нет.
— Некоторые женщины тоже рассказывают, — сказала она и посмотрела в сторону бара, где для нее готовили коктейль. — Но не я. У меня нет друзей среди женщин. А тебя я считаю другом.
— Спасибо, — кивнул Мэтью.
— А ты меня?
— Да.
— Хорошим другом?
— Очень хорошим.
«Ну, начала, так говори же!» — подумал он.
— Ну и как друг, — спросила она, — ты хотел бы, чтобы кто-то делал мои фотографии, через окно мотеля, голой, с раздвинутыми ногами, во время этого?..
— Леона, я…
— Коктейль «Танкэрей» со льдом, — сказал официант.
Он, видимо, что-то услышал, и вид у него был виноватый. Леона посмотрела на него снизу вверх и ангельски улыбнулась.
— Спасибо, — сказала она.
— Сэр? Еще один, для вас?
— Нет, спасибо, — ответил Мэтью.
Официант поспешил отойти от столика.
— Думаю, я смутила его, — сказала Леона.
— И не только его, — не глядя на нее, буркнул Мэтью.
— Не будь ханжой, — она подняла рюмку. — За радуги и за желания.
Он смотрел на нее, пока она пила.
— Ты расскажешь, почему ты несчастлива?
Леона глубоко вздохнула.
— Может быть, потому что старею.
— Чепуха, — сказал он. — Сколько тебе лет, Леона? Тридцать семь? Тридцать восемь?
— Через месяц будет сорок.
— А выглядишь на двадцать пять.
— Ах ты льстец, — сказала она и через стол дотянулась до его руки. — Дорогой добрый друг, дорогой мой друг, — сказала она и вяло улыбнулась. — Мэтью?
— Да, Леона.
— Нет у меня никакой интрижки.
Она стиснула его пальцы и пристально посмотрела ему в глаза.
— Если Фрэнк тебя спросит, скажи ему, что ничего нет, хорошо?
Отпирая дверь своей квартиры в кооперативном доме, Уоррен Чамберс услышал, что внутри звонит телефон. Он оставил ключ в замке, пробежал через гостиную и схватил трубку.
— Алло!
— Уоррен, это Мэтью.
— Привет, Мэтью.
«Сейчас я должен все рассказать ему, — подумал он, — что меня засекли и что я знаю: ты встречался сегодня днем с нашей подозреваемой. И хотя меня засекли, я готов ознакомить тебя, Мэтью, со сценарием, который у меня успел сложиться. Итак. Твой партнер подозревает, что его жена крутит любовь на стороне, и просит тебя приставить к ней частного детектива. Ты обязан это сделать и назначаешь меня. Но так как долбишь эту дамочку ты сам, ты предупреждаешь ее, что какое-то время, пока частный детектив занят работой, они должны быть очень осторожны. Поэтому вы трахаетесь тихонько, извини уж мне такое выражение, пока частное расследование не засвидетельствует, что она чиста. Ну, а потом, когда Саммервилл успокоится, вы уж тогда наверстаете, возьмете свое, ну не совсем свое, так что чертям станет тошно. Ну, и как? Ты доволен, Мэтью? Не такое уж плохое продвижение вперед за такое короткое время, а?»
— Уоррен, ты слышишь меня? Тебя засекли.
Уоррен прищурился.
— Уоррен, ты меня слышишь? Тебя…
— Да, я знаю. Но откуда узнал ты?
— Мне сказала Леона. Мы сегодня днем с ней выпили немного. Я хочу, чтобы ты приставил к ней кого-нибудь еще, — говорил Мэтью. — Прямо сейчас. Что ты молчишь?
— Радуюсь, что ты говоришь мне это, — сказал Уоррен.
— Что-что?
— Рад узнать, что ты хочешь продолжить наблюдение.
— Я что-то не совсем понимаю, Уоррен. Почему бы мне его не продолжать? И чему тут радоваться?
— Не знаю, Мэтью. Но в мире есть много причин, по которым люди хотят, чтобы началось расследование, а потом еще больше хотят, чтобы его прекратили.
— Ты случайно не пьян?
— Нет, Мэтью. Я начну подыскивать кого-нибудь прямо сейчас. Выбор-то у нас не ахти какой, ты знаешь.
— Я знаю. Сделай, что сможешь.
— Сделаю, Мэтью… Имя Уэйда Ливингстона тебе ни о чем не говорит?
— Говорит. Он — гинеколог. А что такое?
— Леона приезжала к нему сегодня днем.
— Ну и что?
— Ничего, — сказал Уоррен. — Может, она беременна.
— Или ездила на ежегодную проверку.
— Может быть, и так. Я проследил за ней после этого визита, подождал вблизи ее дома до половины пятого, а потом она поехала в Марина-Лоу.
— Стало быть, это была твоя тачка. Уоррен, мне понадобится все, что можно раздобыть, о семье Брэчтмэннов.
— Ладно. Срочно?
— Я отправлюсь туда завтра, если они дадут согласие меня принять.
— Кто это «они»?
— Софи или Элиза, кто-нибудь из них.
— Сейчас возьмусь за эту работенку. Что-нибудь еще?
— Я встретился с Артуром Хэрли, хотел, чтобы мы поехали вместе с тобой, но тебя не было.
— Ты очень рисковал, Мэтью.
— Почему?
— У него «послужной список» длиной с мою руку.
— Откуда ты знаешь?
— Один из моих ребят-полицейских прокрутил его через компьютер. А ты как отыскал его?
— Обзвонил подряд все гостиницы. Он остановился в мотеле «Прибрежный замок Кале», с ним молодая блондинка по имени Хэлен Эббот и Билли Уолкер. Ты можешь еще раз попросить ребят из полиции заложить их в компьютер?
— Попрошу.
— И дай мне знать, кто будет следить за Леоной, ладно?
— Если я найду кого-нибудь.
— Ты поищи, Уоррен.
— Кого-нибудь хорошего, да?
— Это ты сказал, а не я.
— Ты даже не представляешь себе, как я рад, что ты не…
— Что-что?
— Да так, ничего. Еще поговорим, — сказал Уоррен и повесил трубку.
Намыливаясь под душем, скользя руками по животу и грудям, Хэлен Эббот думала, а не морочат ли они себе попусту головы. И имеют ли истина и справедливость хотя бы какое-то отношение к этому миллиону долларов.
Она верила, что отец сказал ей правду, и если все-таки справедливость существует, то семья Брэчтмэннов поймет, что Хэлен заслуживает всего, о чем просит. Но кто сказал, что справедливость должна торжествовать?
Ее отец долгие годы хранил эту тайну, пока вдруг не решил, что хранит ее слишком долго. Тогда и рассказал ей все. И отправился повидаться с ее бабушкой. И вернулся назад ни с чем.
Было это как раз перед Рождеством. Она уже почти полгода была знакома с Артом. Познакомились они в июле, в каком-то баре в Сент-Пите, куда она зашла еще с одной девицей. Там сидели Арт и Билли: Арт выглядел лет на двадцать старше Билли и был скорее похож на его отца, чем на приятеля. Позже она узнала, что они познакомились в федеральной тюрьме, в Рэйфорде, где сидели в одной камере.
Ее возбуждало то, что Арт был заключенным, пускай бывшим. Тогда он рассказал ей, что они с Билли только на этой неделе освободились. А посадили его за то, что он набросился на какого-то мужчину с разбитой пивной бутылкой и чуть не прикончил его. И это ее тоже возбуждало: ощущение силы и опасности. Еще он сказал, что у него давно не было женщины. И не хочет ли она ему помочь в этой невеселой ситуации.
Как потом оказалось, Билли и ее подружка обсуждали ту же самую проблему. Потом они вчетвером пошли к ней домой, покурили там немного травки, выпили вина и легли: они с Артом на большую кровать в спальне, а Билли с Вандой пристроились на диванчике в гостиной.
Потом ее отец попал в переплет, его отдубасили так, что пришлось лежать в больнице. Они с Артом встречались, и она как-то ему рассказала о его поездке к Брэчтмэннам.
— Это пивовары? — спросил он. — Да, я знаю их, ну не их, а их пиво! Клевое такое пивко, я все время его пью. А зачем он к ним ездил?
Она рассказала ему все, и Арт внимательно слушал.
— Из этого можно извлечь уйму бабок, — сказал он.
А потом объяснил ей, что отцу нечего было являться к ним жалким просителем, и неудивительно, что они велели ему уматывать к чертовой матери. Надо сделать вот что: теперь надо Хэлен поехать к ним, только у нее должны быть на руках козырные карты, чтобы можно было играть наверняка: вот, мол, я, можешь меня потрогать, не привидение какое, а живьем, и ты сама знаешь, что это железно и что я стою этого дерьмового миллиона, черт побери!
Она поехала туда в январе. Арт к тому времени разузнал насчет этих карточек, и она считала, что будет вполне достаточно упомянуть о них, не обязательно иметь их при себе. Сказать им, что она знает все про эти карточки и эти бусы.
Она была до смерти перепугана, когда увидела этот дом. Огромный, на берегу Мексиканского залива, вокруг железная ограда, и она представляется охраннику: Хэлен Эббот, приехала, мол, повидаться либо с Софи, либо с Элизой Брэчтмэнн. В тот день дул приятный теплый ветерок, это было месяц назад, он трепал ее длинные светлые волосы, жарко не было, но ее ладони покрылись потом — от страха.
Охранник у ворот нажал на кнопку селектора.
— Да, Карл? — спросил женский голос из микрофона.
— Миссис Брэчтмэнн, какая-то девушка хочет повидаться либо с вами, либо с вашей дочерью, зовут ее Хэлен Эббот.
Молчание. И снова голос:
— Пусть идет.