Он очнулся минут через двадцать и поплелся в ванную, где его вырвало. Комната была в ужасном состоянии. Тот, кто нокаутировал Брауна, перетряхнул гостиничный номер также основательно, как Юджин Эдвард Эрбах перетряхнул квартиру Дональда Реннинджера. Но в данный момент Брауна не волновал нанесенный гостинице ущерб. Он больше был озабочен тем, как справиться с телефоном и телефонной трубкой, которые ходили ходуном в его руках. Он продиктовал портье домашний телефон Стива Кареллы в Риверхеде, подождал, пока телефон прозвонит шесть раз, и поговорил с Фанни, домоправительницей Кареллы. Фанни сказала, что мистер Карелла с супругой сейчас находятся в Айсоле и будут дома не раньше часа ночи. Браун попросил передать, чтобы Карелла позвонил ему в “Сэлби Армс”, повесил трубку, подумал, что надо позвонить в участок, и попытался связаться с портье, но новый приступ головокружения заставил его доковылять до постели. Немного погодя он встал и дотащился до ванной, где его снова вырвало. Вернувшись в комнату, он лег, закрыл глаза и через минуту погрузился в состояние, колеблющееся между сном и беспамятством.
Стив Карелла обнаружил его через полчаса. Он постучал в дверь 502 номера и, не получив ответа, немедленно открыл ее отмычкой. Перешагивая через обломки, он подошел к кровати, где на вспоротом и разворошенном матрасе лежал Браун, увидел огромную шишку на лбу своего партнера, тихонько позвал: “Арти!”, и, когда тот не отреагировал, направился к телефону. Дожидаясь ответа коммутатора, Карелла услышал, как Браун пробормотал:
— Со мной все в порядке.
— Черта с два, — сказал Карелла и нетерпеливо постучал по рычажкам телефона.
— Остынь, Стив. Со мной все о'кей.
Карелла положил трубку и присел на край кровати.
— Я хочу вызвать “скорую”, — сказал он.
— И на неделю вывести меня из игры?
— Да у тебя на лбу шишка размером с твою голову.
— Я ненавижу больницы.
— А как тебе нравится кома?
— Я не в коме. Разве это похоже на кому?
— Давай-ка я положу немного льда на твою шишку. Господи, ну и отделал он тебя!
— Этот малый стукнул меня на совесть.
Карелла снова побарабанил по рычажкам телефона. Когда портье снял трубку, он спросил:
— Я вас не разбудил?
— Что?
— Пришлите сюда льда, и в темпе. Номер 502.
— Гостиничная служба уже закрыта.
— Ну так откройте ее. Это полиция.
— Сию минуту, — сказал портье и повесил трубку.
— Кое-кто влип в хорошенькую историю, — сказал Карелла.
— Кое-кому понадобилось хорошенькое алиби, — сказал Браун, пытаясь улыбнуться. Это не получилось. Он скривился от боли и снова закрыл глаза.
— Ты видел того, кто это сделал?
— Видеть-то видел, но у него был чулок на физиономии.
Карелла покачал головой:
— С тех пор, как появился первый фильм, где бандит натягивает чулок на физиономию, у нас не придумали ничего нового. — Он оглядел комнату. — Он и над комнатой славно поработал.
— Да уж, постарался, — подтвердил Браун.
— Нам повезло, что ты вообще остался жив.
— А зачем ему меня убивать? Он охотился не за мной, а за фотографией.
— Как ты думаешь, Арти, кто это был?
— Мой партнер, — сказал Браун. — Альберт Вейнберг. В дверь постучали, и Карелла пошел открывать. На пороге стоял портье без пиджака, в руках он держал тарелку, наполненную кубиками льда. — Мне пришлось бежать за этим в ресторан в квартале отсюда, — пожаловался он.
— Прекрасно, большое спасибо, — сказал Карелла.
Портье не двинулся с места. Карелла сунул руку в карман и дал ему 25 центов.
— Спасибо, — недовольно пробормотал портье. Карелла закрыл дверь, зашел в ванную, завернул лед в полотенце и вернулся к Брауну. — Держи, — сказал он, — приложи к шишке.
Браун кивнул, взял сверток, прижал его к своему распухшему глазу и опять скривился.
— Откуда ты знаешь, что это был Вейнберг?
— Ну... с полной уверенностью я не могу утверждать...
— Это был здоровый мужик?
— Все они выглядят здоровыми, когда собираются тебя стукнуть.
— Я имею в виду, ты хорошо его рассмотрел?
— Нет, все произошло...
— ...в полсекунды, — подхватил Карелла, — и оба рассмеялись. Браун снова скривился. — Но тогда с чего ты взял, что это был Вейнберг?
— Я звонил ему сегодня вечером. Сказал ему, что наши дела пошли на лад.
— Еще с кем-нибудь ты разговаривал?
— С Ирвингом Кратчем.
— Значит, это мог быть и Ирвинг Кратч.
— Ну, конечно. Тогда это еще могла быть моя жена Кэролайн. Я и ей звонил.
— А что, она хорошо управляется с тупыми предметами?
— Как и большинство жен.
— Как твой глаз?
— Ужасно.
— Я думаю, все-таки лучше вызвать “скорую”.
— Нет, не надо, — покачал головой Браун. — У нас еще осталась кое-какая работа.
— Ты не единственный полицейский в этом городе, — сказал Карелла.
— Зато я единственный, кого сегодня вырубили в этом номере.
Карелла кивнул.
— Есть только одно утешение.
— Какое?
— Он не получил того, за чем пришел. “Это” находится в ящике моего стола, на работе.
Несмотря на протесты Брауна, Карелла решил доставить его в больницу Святой Екатерины в десяти кварталах отсюда для осмотра и оказания первой помощи. Карелла оставил его там в два часа ночи, по-прежнему брюзжащего и недовольного, поймал такси и поехал к Вейнбергу на Норт-Колман-авеню. В это время суток окрестности напоминали лунный ландшафт.
Дом, в котором жил Вейнберг, был единственным зданием на этой улице, еще не оставленном его владельцами. Они пришли к выводу, что ремонтировать дома слишком дорого — и эти жулики просто смотали удочки, оставив квартал покинутых зданий в подарок городу, этому счастливому городу...
Еще не так давно были времена, когда хиппи и дезертиры сотнями въезжали в эти дома, раскрашивали яркими разноцветными рисунками их кирпичные фасады, спали на матрасах, расстеленных на полу от стены к стене, курили “травку”, кололись и жили счастливой беззаботной коммуной. Постоянные обитатели этих заброшенных трущоб; вынужденные ютиться здесь из-за различных языковых и расовых барьеров, которые город наставил перед частью своих граждан, просто не могли понять, как кто-то может селиться здесь по собственному желанию — и уж конечно они без труда распознавали чужаков.
Хиппи, беглые преступники и счастливые беззаботные коммунары не нуждались в телефонах для общения. Изобретение мистера Белла могло понадобиться им только в тех случаях, когда постоянные обитатели гетто врывались в квартиры, избивая ребят и насилуя девушек, и забирали все, что имело хоть какую-то ценность. И тут хиппи и дезертиры начали задумываться — а вдруг эта покинутая территория вовсе не для них? Становилось все труднее повторять слово “любовь”, когда тебя бьют кулаком по зубам или в соседней комнате твоя девушка визжит на матрасе.
Так обитатели гетто давали сдачи обществу, вынуждавшему их жить в подобных условиях. Хотя отчасти и понимали, что люди, которым они не дают покоя, сломлены тем же самым обществом, тем самым, раз оно способно допустить существование подобных гетто. Это был тот самый случай, когда бедняк бьет бедняка, в то время как всего в пяти кварталах отсюда в модной дискотеке под названием “Рембрандт” ревет рок-н-ролл, и беззаботные леди и джентльмены веселятся всю ночь напролет.
Ныне хиппи уже ушли, изображения цветов на фасадах домов потускнели от солнца и дождей. Обитатели трущоб восстановили свой потревоженный покой, и теперь их единственными врагами были крысы, поселившиеся в заброшенных подвалах.
Вейнберг жил в многоквартирном доме на улице, выглядевшей так, словно она перенесла ядерную атаку. Несмотря на обшарпанность, дом горделиво стоял в середине квартала; свет горел только в одном окне на втором этаже. Карелла поднялся на верхний этаж, стараясь не обращать внимания на шуршание крысиных лап на лестничной клетке. На площадке четвертого этажа он зажег спичку, нашел квартиру 40 в дальнем конце коридора и прижался ухом к двери, прислушиваясь. Проработав в полиции много лет, Карелла никогда не стучал сразу в дверь, за которой мог скрываться преступник. Он прислушивался минут пять, так ничего и не услышал, и только тогда постучал. Никто не отозвался.
Они с Брауном решили, что визит Кареллы к Вейнбергу не должен быть визитом полицейского. Наоборот, он должен был изобразить одного из друзей Брауна, который пришел рассчитаться за избиение своего партнера, совершенное, возможно, Вейнбергом.
Единственная проблема заключалась в том, что никто не открывал дверь. Карелла постучал снова. Вейнберг говорил Брауну, что собирался засесть здесь с бутылкой “бурбона”. Возможно ли было, чтобы он приехал в “Сэлби Армс”, стукнул Брауна по голове, разгромил гостиничный номер, а потом вернулся домой, чтобы хлопнуть бутылочку на радостях? Карелла стукнул в дверь в третий раз.
В противоположном конце коридора приоткрылась дверь.
— Кто здесь? — спросил женский голос.
— Друг Эла.
— Что это вы тут шумите среди ночи?
— Он срочно нужен мне по одному делу.
На лестнице было темно, а в квартире женщины свет не горел. Он прищурился, пытаясь рассмотреть ее в темноте, но увидел в дверном проеме лишь неясный белый силуэт. На женщине было что-то вроде ночной рубашки или халата.
— Наверное, он спит, — сказала она. — Как и все вокруг.
— Ну так почему бы и вам не заняться тем же самым? — предложил Карелла.
— Шпана! — воскликнула женщина и хлопнула дверью. Карелла услышал щелчок замка, а потом — скрежет тяжелой щеколды. Он сунул руку в карман, вытащил фонарик-авторучку, посветил на замок Вейнберга и достал кольцо с ключами. Он опробовал пять ключей, пока не нашел подходящий. Вытащив ключ из замочной скважины, Карелла спрятал связку в карман, тихонько открыл дверь, вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и, затаив дыхание, прислушался.
В комнате было так же темно, как и на лестнице. Где-то слева из крана капала вода. На улице завывала пожарная сирена. Он снова прислушался. Ничего не видно и не слышно. Включив фонарик, он двинулся вперед, смутно различая в темноте стул, диван, телевизор... В дальнем конце комнаты виднелась закрытая дверь, ведущая, скорее всего, в спальню. Он выключил фонарик, подождал несколько секунд, пока глаза привыкнут к темноте, и сделал шаг в сторону спальни. Не успев пройти и четырех футов, он споткнулся и упал. Падая, Карелла инстинктивно выбросил руки вперед, чтобы смягчить падение, и почувствовал, что его правая рука по запястье погрузилась во что-то влажное и липкое.
Он тут же отдернул руку и включил фонарик. Прямо на него смотрели широко открытые глаза Альберта Вейнберга. “Что-то влажное и липкое” было большой кровавой дырой в его груди.
Карелла поднялся на ноги, включил свет и вышел из кухни в ванную. Когда он щелкнул выключателем, целая армия тараканов бросилась врассыпную. Борясь с тошнотой, Карелла вымыл окровавленную руку, вытер ее грубым полотенцем, висевшим на перекладине над раковиной, и пошел звонить в участок.
Патрульная машина с радиопередатчиком прибыла минут через пять. Карелла ввел полицейских в курс дела, сказал им, что скоро вернется, вышел на улицу и поехал к Ирвингу Кратчу. Он прибыл туда в четверть четвертого.
Кратч открыл дверь сразу же, как только Карелла назвал свое имя. Он был в пижаме, волосы всклокочены, даже усы выглядели так, словно он неожиданно пробудился от глубокого сна.
— Что случилось? — спросил он.
— Несколько вопросов, мистер Кратч, — сказал Карелла.
— В три часа ночи?
— Но ведь мы оба не спим, правда?
— Две минуты назад я еще спал, — выразительно сказал Кратч. — Кроме того...
— Это не займет много времени, — перебил Карелла. — Вы разговаривали сегодня вечером с Артуром Брауном?
— Да. А что? В чем, собственно...
— Во сколько это было?
— Должно быть где-то около... восьми... восьми тридцати? Правда, я не могу сказать наверняка.
— О чем вы говорили, мистер Кратч?
— Браун сказал, что вы нашли часть той фотографии в квартире Эрбаха, и что вы получили еще один фрагмент от Вейнберга. Я собирался зайти к вам в участок завтра утром и взглянуть на них. Вы же собирались мне их показать?
— Но вы никак не могли утерпеть, да?
— Что вы имеете в виду — “я не мог”...
— Куда вы направились после того, как поговорили с Брауном?
— Обедать.
— Куда?
— В “Рэмс-Хэд”. Это на Джефферсон-авеню, дом 777.
— С вами кто-нибудь был?
— Да.
— Кто?
— Мой друг.
— Мужчина или женщина?
— Девушка.
— Во сколько вы вышли из ресторана?
— Примерно в половине одиннадцатого.
— Что вы делали после этого?
— Гуляли по Холл-авеню. Поглазели на витрины магазинов, была прекрасная ночь...
— Где вы были после полуночи, мистер Кратч?
— Здесь.
— Один?
— Нет.
— Девушка вернулась сюда вместе с вами?
— Да.
— С какого часа и до какого часа она здесь находилась?
— Она была здесь, когда звонил Браун. В восемь или когда там он звонил? — Кратч сделал паузу. — Она и сейчас здесь.
— Здесь — это где?
— В постели.
— Приведите ее сюда.
— Зачем?
— На одного человека совершено нападение, другой убит, — сказал Карелла. — Я хочу, чтобы она рассказала, где вы были, когда все это произошло. Надеюсь, вы не возражаете?
— Кто убит?
— Вы спрашиваете так, как будто знаете, на кого было совершено нападение, — быстро сказал Карелла.
— Нет. Нет, не знаю.
— Тогда почему вы спрашиваете только про того, кто был убит? Вас не интересует, на кого напали?
— Я... — замялся Кратч. — Давайте я ее приведу. Она может прояснить все за одну минуту.
— Надеюсь, что так.
Кратч ушел в спальню. Карелла услышал голоса за дверью, потом заскрипели пружины кровати. Послышались шаги, и дверь распахнулась. Девушка оказалась молодой блондинкой с длинными волосами, стянутыми за спиной в виде конского хвоста, и с расширенными от испуга карими глазами. На ней был мужской халат, туго затянутый на талии. Ее руки заметно дрожали.
— Это детектив Карелла, — сказал Кратч. — Он хочет знать...
— Я сам ее спрошу, — перебил Карелла. — Как вас зовут мисс?
— Сю... Сю... Сюзи, — пролепетала она.
— Сюзи, а дальше как?
— Сюзи Эндикотт.
— Во сколько вы пришли сюда вечером, мисс Эндикотт?
— Около... семи тридцати, — сказала она. — Ведь это было в семь тридцать, Ирвинг?
— Около того, — подтвердил Кратч.
— Во сколько вы пошли обедать, мисс Эндикотт?
— Примерно в восемь — в полдевятого.
— Где вы обедали?
— В “Рэмс-Хэд”.
— Что вы делали после этого?
— Мы немножко погуляли, а потом пришли сюда.
— Когда?
— По-моему, часов в одиннадцать.
— И с тех пор вы были здесь?
— Да.
— И все это время мистер Кратч был с вами? Он никуда не выходил?
— Да, выходил. В туалет в ресторане.
— Ну что, теперь вы счастливы? — спросил Кратч.
— Просто переполнен счастьем, — сказал Карелла. — Вы знаете, что такое график, мистер Кратч?
— Что вы имеете в виду? График движения поездов?
— Нет, график расследования. Вы же страховой инспектор и, мне кажется, могли бы...
— Не уверен, что понимаю вас...
— Я хочу, чтобы вы составили для меня такой график: написали бы обо всем, что вы делали, и точное время, когда вы это делали — с шести часов вечера до этой самой минуты, — сказал Карелла и добавил: — Я подожду.