В Риверхеде — и, если на то пошло, по всему городу, — но особенно в Риверхеде, возведено несметное количество зданий, которые обитатели называют многоквартирными домами для среднего класса. Эти здания обычно строят из желтого кирпича и так аккуратно устанавливают на улице, чтобы развешанное на веревках белье было видно только в одном случае — когда не считающееся ни с чем управление общественного транспорта строит надземную дорогу через задние дворы.

На фасадах зданий обычно вывешивается белье другого рода. Там собираются женщины. Они сидят на захваченных из дома стульях и табуретках, вяжут, греются на солнышке и болтают, а болтают они о грязном белье из этого многоквартирного здания. Ровно в три минуты эти мадам Дефарж могут испортить репутацию человека. С замечательной внезапностью падает нож их гильотины, наточенный за дружеским обсуждением проходившей накануне игры в маджонг. Со столь же замечательной неожиданностью голова скатывается в корзину, и дискуссия замедляет течение на теме вроде «Следует ли практиковать контроль рождаемости на Виргинских островах?».

На закате в тот понедельник, 18 сентября, осень соблазняла особенно бесстыдно. Женщины засиделись перед домами. Зная, что голодные мужья скоро придут домой обедать, они все-таки не спешили на кухни, наслаждаясь дразнящим воздухом. Когда высокий светловолосый мужчина остановился перед домом 728 по Питерсон-авеню, помедлил, сравнивая адрес перед покрытым аркой порталом, а затем вошел внутрь, в группе вязальщиц возникло несколько предположений. После кратких консультаций молодой женщине по имени Берди поручили ненавязчиво проникнуть в дом и, даже если это грозило ей изнасилованием, последовать за красивым незнакомцем наверх.

Берди была настолько ненавязчивой, что не узнала, насколько серьезным угрозам подвергалась. К тому моменту, как она пробралась во внутренний холл, Клинга уже и след простыл.

Он нашел фамилию Таунсенд в длинном ряду почтовых ящиков с медными дощечками, нажал кнопку звонка и ждал у внутренней двери, пока замок с негромким жужжанием не открылся. Затем он поднялся на четвертый этаж, нашел квартиру 47 и нажал еще одну кнопку.

Теперь ему пришлось подождать дольше.

Он нажал кнопку еще раз.

Клинг не слышал приближавшихся шагов, поэтому удивился внезапно открывшейся двери. Непроизвольно он посмотрел на ноги девушки. Она была босая.

— Я выросла в Озарксе, — сказала она, проследив за его взглядом. — У нас есть пылесос, механическая щетка для ковров, набор энциклопедических словарей и подписка почти на все журналы. Что бы вы ни продавали, у нас, вероятно, это тоже есть, и нас не интересует оплата завершения вашего обучения в колледже.

Клинг улыбнулся.

— Я продаю автоматический удалитель сердцевины из яблок, — сказал он.

— Мы не едим яблоки, — отозвалась она.

— Эта модель мульчирует семена и преобразует их в волокна. В комплект с удалителем входит буклет с инструкцией о том, как ткать коврики из полученных волокон.

Девушка подняла бровь и с любопытством посмотрела на него.

— Удалитель поставляется в шести цветовых гаммах, — заявил Клинг. — Коричневый тост, персиковая мельба, красный торт…

— Вы серьезно? — озадаченно спросила девушка.

— Синий корректор, — продолжил Клинг, — зеленое раздражение и полуночный рассвет. — Он сделал паузу. — Вас интересует?

— Черт, нет, — сказала она, несколько шокированная.

— Меня зовут Берт Клинг, — серьезно произнес он. — Я из полиции.

— Вы словно телешоу открываете.

— Можно войти?

— У меня неприятности? — спросила девушка. — Я оставила эту проклятую жестянку перед пожарным гидрантом?

— Нет.

Тогда после раздумья она поинтересовалась:

— А где ваша бляха?

Клинг показал свой значок.

— Я должна была спросить, — сказала девушка. — Будь вы хоть из газовой компании. Все должны иметь при себе удостоверение личности.

— Да, конечно.

— Ладно, входите. Меня зовут Клер Таунсенд.

— Я знаю.

— Откуда знаете?

— Меня направили сюда парни из клуба «Темп».

Клер смотрела на него спокойно. Это была высокая девушка. Даже босиком она доходила Клингу до плеча. На каблуках она, наверное, создавала проблемы среднему американцу мужского пола. Она была не просто брюнетка, ее волосы были абсолютно черными, такими черными, как беззвездная, безлунная ночь. Над ее темно-карими глазами изгибались черные брови. Прямой нос, высокие скулы и ни следа косметики на лице, ни чуточки помады на полных губах. Она была в белой блузке и черных брюках тореадора, сужающихся на обнаженных лодыжках. Ногти на ногах покрашены ярко-красным лаком.

Она несколько минут изучающе разглядывала Клинга. Затем спросила:

— И зачем они вас сюда направили?

— Сказали, что вы знали Джинни Пейдж.

— Ох. — Девушка немного порозовела. Она помотала головой, словно освобождаясь от первого, ошибочного впечатления, и сказала: — Входите.

Клинг последовал за ней в глубь квартиры. Она была обставлена с хорошим вкусом, характерным для среднего класса.

— Садитесь, — сказала она.

— Спасибо.

Клинг сел в низкое мягкое кресло. В нем было трудно сидеть прямо, но ему удалось устроиться.

Клер прошла к кофейному столику, откинула крышку коробки с сигаретами, взяла одну для себя и спросила:

— Закурите?

— Нет, спасибо.

— Вы сказали, вас зовут Клинг?

— Да.

— Вы детектив?

— Нет. Патрульный.

— О! — Клер закурила, отбросила спичку и принялась изучать Клинга. — Что вас связывает с Джинни?

— Я собирался спросить вас то же самое.

Клер усмехнулась:

— Я спросила первая.

— Я знаю ее сестру. Оказываю ей услугу.

— Угу. — Клер кивнула, обдумывая его ответ. Она затянулась, скрестила руки на груди и сказала: — Ладно, приступайте. Задавайте вопросы. Вы полицейский.

— Вы не присядете?

— Я сижу весь день.

— Работаете?

— Девочка учится в колледже, — сообщила Клер. — Я готовлюсь стать социальным работником.

— Зачем?

— А почему бы нет?

Клинг улыбнулся:

— На этот раз я спросил первым.

— Хочу добраться до людей раньше вас.

— Разумный ответ, — сказал Клинг. — Почему вы вступили в клуб «Темп»?

В ее глазах вдруг появилась настороженность. Он почти увидел, как зрачки затянула тонкая пленка. Клер повернула голову и выдохнула клуб дыма.

— А что, нельзя? — спросила она.

— Похоже, наша беседа будет двигаться по колее «почему — почему нет», — сказал Клинг.

— И это намного лучше колеи «почему — потому», ведь правда?

В ее голосе появилось раздражение. Клинг не понимал, почему первоначальное дружелюбие так внезапно ее покинуло. Взвесив реакцию Клер, он решил продолжать:

— Не слишком молоды для вас парни из клуба?

— Вы начинаете лезть в мою личную жизнь, вам не кажется?

— Да, — согласился Клинг. — Начинаю.

— Мы знакомы слишком недолго, чтобы обмениваться информацией о личной жизни, — ледяным тоном парировала Клер.

— Хаду, наверное, не более восемнадцати…

— Слушайте…

— А сколько лет Томми? Девятнадцать? На двоих у них не более унции мозгов. Почему вы вступили в клуб «Темп»?

Клер раздавила сигарету в пепельнице.

— Может, вам лучше уйти, мистер Клинг? — предложила она.

— Я только пришел, — ответил Берт.

Клер отвернулась:

— Давайте расставим все точки над «i». Насколько мне известно, я не обязана отвечать ни на какие вопросы о моих личных делах, если меня не подозревают в каком-либо гадком преступлении. Чтобы свести дело к формальному моменту, замечу, что я не обязана отвечать ни на какие вопросы, которые задает мне патрульный, если он не действует как должностное лицо, в чем вы мне признались. Мне нравилась Джинни Пейдж, и я хочу помочь. Но если вы собираетесь вести себя так же нагло, то это по-прежнему, мой дом, а мой дом — моя крепость, и можете убираться ко всем чертям.

— О'кей, — пошел на попятную сконфуженный Клинг. — Простите меня, мисс Таунсенд.

— О'кей, — сказала Клер.

В комнате повисло молчание. Клер смотрела на Клинга, Клинг смотрел на нее.

— Простите и вы меня, — сказала наконец Клер. — Мне не следовало быть такой чертовски раздражительной.

— Нет, вы абсолютно правы. Это не мое дело, что вы…

— Все-таки я не должна была…

— Нет, правда, ведь…

Клер расхохоталась, и Клинг к ней присоединился. Она села, продолжая смеяться, и предложила:

— Хотите выпить, мистер Клинг?

Берт посмотрел на часы.

— Нет, спасибо, — ответил он.

— Для вас слишком рано?

— Ну…

— Для коньяка никогда не бывает слишком рано, — заявила Клер.

— Никогда не пробовал коньяк, — признался он.

— Правда? — Ее брови приподнялись. — Ах, месье, вы лишаете себя одного из удовольствий этой жизни. Одну капельку, oui? Non?

— Капельку, — согласился он.

Клер прошла к бару, открыла дверцы и достала бутылку с янтарной жидкостью.

— Коньяк, — важно объявила она, — король всех бренди. Его можно пить с содовой и льдом, в коктейлях, пуншах или в кофе, чае, горячем шоколаде и молоке.

— В молоке? — переспросил пораженный Клинг.

— Именно в молоке. Но лучший способ наслаждаться коньяком — это прихлебывать его в чистом виде.

— Вы настоящий эксперт, — заметил Клинг.

Снова довольно неожиданно ее глаза затуманились.

— Меня научили его пить, — ровным голосом произнесла Клер и разлила жидкость в два средних размеров бокала в форме тюльпана. Когда она повернулась к Клингу, взгляд уже был прежний. — Заметьте, что бокалы наполнены лишь наполовину, — сказала она, — поэтому вы можете вращать их, не проливая ни капли. — Она протянула бокал Клингу. — При этом коньячные пары смешиваются с воздухом и извлекается букет. Покатайте бокал в ладонях, мистер Клинг. Вы согреете коньяк и почувствуете его аромат.

— Вы это нюхаете или пьете? — поинтересовался Клинг, пока его большие руки катали бокал.

— И то и другое, — ответила Клер. — Так вы его прочувствуете наилучшим образом. Теперь попробуйте. Давайте.

Клинг сделал большой глоток, но Клер предостерегающе вытянула руку и воскликнула: «Стоп!»

— Господи боже мой, — сказала она, — не пейте его такими глотками! Это просто непристойно — так пить коньяк. Отхлебните немного, покатайте на языке.

— Простите, — извинился Клинг, прихлебнул коньяк и покатал его на языке. — Вкусно, — сказал он.

— Мужской напиток, — заметила Клер.

— Бархатистый, — добавил он.

— Само совершенство.

Они посидели молча, прихлебывая коньяк. Клинг чувствовал себя очень уютно, очень тепло и очень удобно. Клер Таунсенд была приятная особа, на которую приятно смотреть, с которой приятно говорить. За окнами квартиры темная мгла осенних сумерек постепенно заливала небо.

— О чем вы думаете? — спросила наконец Клер.

— О Джинни, — признался он, не чувствуя, что заводит речь об умершей.

— Да?

— Насколько хорошо вы ее знали?

— Мне кажется, лучше остальных. Не думаю, что у нее было много друзей.

— Что заставляет вас так считать?

— Вам должно быть понятно. Этот взгляд потерянного человека. Прекрасная девочка, но потерянная. Господи, что бы я ни отдала за такую внешность, как у нее.

— Вы вовсе не дурны собой, — сказал, улыбаясь, Клинг и прихлебнул еще коньяка.

— Это все теплый, янтарный отсвет коньяка, — объяснила ему Клер. — Средь бела дня я уродина.

— Могу поспорить, — возразил Клинг. — Где вы встретились в первый раз?

— В «Темпе». Она пришла однажды вечером. Думаю, дружок ее прислал. Во всяком случае, название клуба и адрес были записаны на маленькой белой карточке. Она показала ее мне, словно входной билет, села в углу и отказывалась танцевать. Она выглядела… Трудно объяснить. Она была там, но ее там не было. Вы видели таких людей?

— Да, — сказал Клинг.

— Иногда я сама бываю такой, — призналась Клер. — Возможно, поэтому я обратила на нее внимание. Во всяком случае, я подошла, назвала свое имя, и мы стали разговаривать. Мы очень хорошо поладили. В конце вечера мы обменялись телефонными номерами.

— Она вам когда-нибудь звонила?

— Нет. Я видела ее только в клубе.

— Как давно произошла первая встреча?

— О, уже давно.

— Когда?

— Дайте сообразить. — Клер прихлебнула коньяка и задумалась. — Черт побери, почти год назад. — Она кивнула: — Да, именно так.

— Ясно. Продолжайте.

— Совсем нетрудно было понять, что ее беспокоило. Малышка была влюблена.

Клинг наклонился вперед:

— Как вы узнали?

Клер не отвела глаз.

— Я тоже была влюблена, — устало сказала она.

— Кто был ее друг? — спросил Клинг.

— Не знаю.

— Она вам не говорила?

— Нет.

— Даже не упоминала его имя в разговоре?

— Нет.

— Дьявол, — разозлился Клинг.

— Поймите, мистер Клинг, новая птица вставала на крыло. Джинни покидала гнездо и пробовала оперение.

— Понятно.

— Ее первая любовь, мистер Клинг, и сияние ее глаз, румянец на лице, пропадание в этом мире грез, за пределами которого только мрак. — Клер покачала головой. — Господи, видела я зеленых, но Джинни… — Она замолчала и снова покачала головой. — Она просто ничего не знала, понимаете? Это тело женщины… Вы сами-то ее видели?

— Видел.

— Тогда вы понимаете, о чем я. Это была настоящая женщина. Но в душе — маленькая девочка.

— Как вы это представляете? — спросил Клинг, думая о результатах вскрытия.

— Об этом говорило все. Как она одевается, как говорит, какие задает вопросы, даже ее почерк. Все как у маленькой девочки. Поверьте, мистер Клинг, я никогда…

— Ее почерк?

— Да, да. Погодите, надо посмотреть, сохранилось ли это у меня.

Она пересекла комнату и схватила сумочку со стула.

— Я самая ленивая девчонка в мире. Никогда не переписываю адреса в записную книжку. Просто засовываю их между страницами, пока… — Она пролистывала черную книжку. — А, вот. — Клер протянула Клингу белую карточку. — Она написала это для меня в тот вечер, когда мы встретились. Джинни Пейдж и телефонный номер. Вот, смотрите, как она писала.

Клинг озадаченно посмотрел на карточку.

— Здесь написано «Клуб „Темп“», — сказал он. — Клаузнер-стрит, дом 1812.

— Что? — Клер нахмурилась. — Ах да. Это же карточка, с которой она пришла ко мне в тот вечер. Она ей воспользовалась, чтобы записать номер. Переверните ее.

Клинг так и сделал.

— Видите детские каракули? Это Джинни Пейдж год назад.

Клинг перевернул карточку обратно.

— Меня больше интересует эта сторона, — признался он. — Вы решили, будто это написал ее друг. Почему вы так подумали?

— Не знаю. Просто я предположила, что он был тем человеком, который направил ее туда, вот и все. Это мужской почерк.

— Мужской, — согласился Клинг. — Можно ее взять?

Клер кивнула:

— Если хотите. — Она помолчала. — Наверное, мне больше не понадобится номер Джинни.

— Не понадобится, — сказал Клинг. Он спрятал карточку в бумажник. — Вы сказали, она задавала вопросы. Какого рода вопросы?

— Ну, во-первых, она спрашивала, как нужно целоваться.

— Что?

— Да. Она спрашивала, что делать губами, нужно ли открывать рот, пользоваться языком. И все это произносилось с широко раскрытыми глазами и детским взглядом. Это кажется невероятным, я знаю. Но помните, она была юной пташкой, которая не знала, насколько сильны ее крылья.

— Она это узнала, — сказал Клинг.

— Что?

— Когда Джинни Пейдж погибла, она была беременна.

— Нет! — воскликнула Клер. Она поставила бокал с коньяком. — Нет, вы шутите!

— Я серьезно.

Несколько мгновений Клер молчала, затем сказала:

— Первый раз попала на вечеринку и так наказана. Черт побери! Черт меня побери!

— Так вы не знаете, кто был ее друг?

— Нет.

— Она продолжала с ним встречаться? Вы сказали, что это было год назад. Я имею в виду…

— Я знаю, что вы имеете в виду. Да, тот же самый. Она встречалась с ним регулярно. На самом деле для этого она использовала клуб.

— Он приходил в клуб! — воскликнул Клинг, выпрямившись в кресле.

— Нет-нет. — Клер нетерпеливо покачала головой. — Мне кажется, ее сестра и зять возражали против ее встреч с этим парнем. Поэтому она говорила им, что ходит в «Темп». Она оставалась там какое-то время, на тот случай, если кто-нибудь проверит, а потом уходила.

— Дайте сообразить, — сказал Клинг. — Она появлялась в клубе, а затем уходила на встречу с ним. Правильно?

— Да.

— Это была обычная процедура? Это происходило каждый раз, когда она приходила в клуб?

— Почти каждый раз. Изредка она оставалась в клубе до закрытия.

— Она встречалась с ним в этом районе?

— Нет, не думаю. Однажды я провожала ее до линии Е1.

— Когда она обычно уходила из клуба?

— Между 10 и 10:30.

— И шла до Е1, верно? И вы считаете, что там она садилась на поезд и ехала на встречу с ним.

— Я знаю, что она ездила на встречу с ним. В тот вечер, когда я пошла с ней, она мне сказала, что едет в центр и встретится там с ним.

— В какое место в центре?

— Джинни не сказала.

— Как он выглядел, этот парень?

— Она не сказала.

— Она никогда его не описывала?

— Только говорила, что это самый красивый мужчина в мире. Слушайте, а кто вообще описывает свою любовь? Может быть, Шекспир. И все.

— Шекспир и семнадцатилетние, — сказал Клинг. — Семнадцатилетние кричат о своей любви на всех углах.

— Да, — мягко сказала Клер. — Кричат.

— Но не Джинни Пейдж. Черт возьми, почему не она?

— Не знаю. — Клер задумалась. — Этот грабитель, который ее убил…

— Да?

— В полиции не считают, что это был парень, с которым она встречалась?

— Первый раз человек, связанный с полицией, что-то слышит о ее личной жизни, — сказал Клинг.

— Ох. В общем, он не производил такого впечатления. Он казался мягким. То есть, когда Джинни говорила о нем, производил впечатление мягкого человека.

— Но его имя она не называла?

— Никогда. Мне жаль.

Клинг встал:

— Мне лучше уйти. Кажется, я чувствую запах обеда.

— Скоро вернется отец, — сказала Клер. — Мама-то умерла. И я что-нибудь готовлю, когда возвращаюсь после учебы.

— Каждый вечер? — спросил Клинг.

— Что? Извините…

Берт засомневался, нужно ли настаивать. Она не поняла, и он вполне мог пожать плечами и забыть о своем вопросе. Но он решил продолжить:

— Я спросил: «Каждый вечер?»

— Что — каждый вечер?

Клер определенно не хотела облегчить ему задачу.

— Вы готовите ужин каждый вечер? Или иногда у вас бывает свободное время?

— О, у меня бывают свободные вечера, — сказала Клер.

— Может, однажды вы захотите где-нибудь пообедать?

— Вы имеете в виду с вами?

— Ну да. Да, именно это я имел в виду.

Клер Таунсенд посмотрела на него долгим строгим взглядом. Наконец она сказала:

— Нет, не думаю. Простите. Спасибо, но я бы не смогла.

— Что ж… гм… — Совершенно неожиданно Клинг почувствовал себя круглым дураком. — Я… гм… тогда я, пожалуй, пойду. Спасибо за коньяк. Очень приятный напиток.

— Да, — сказала Клер, и он вспомнил, как девушка говорила о людях, которые были там и которых там не было, и точно понял, что она имела в виду, поскольку сама здесь отсутствовала, так как была где-то далеко, и ему хотелось бы узнать, где именно. Он внезапно почувствовал безнадежное, но сильное желание узнать, где она была, и, как ни странно, ему хотелось быть там с ней.

— До свидания, — попрощался он.

Клер улыбнулась в ответ и закрыла за ним дверь.

Бросив в щель телефонного автомата десять центов, он услышал голос Питера Белла.

Голос был сонным.

— Не разбудил? — спросил Клинг.

— Разбудил, — ответил Белл, — но все нормально. В чем дело, Берт?

— Молли дома?

— Молли? Нет. Она вышла купить пару вещей. А что?

— Я… она просила меня навести справки.

— Вот как?

— Да. Сегодня я был в клубе «Темп», а потом говорил с некоей Клер Таунсенд. Приятная девушка.

— И что ты обнаружил, Берт?

— Что Джинни регулярно встречалась с одним парнем.

— С кем?

— Это все, что я выяснил. Мисс Таунсенд не знает. Джинни никогда не называла какое-нибудь имя тебе или Молли?

— Нет, ничего не могу вспомнить.

— Очень плохо. Зная имя, я мог бы продолжить. Пусть даже только имя, без фамилии. С этим можно было бы работать.

— Нет, — сказал Белл. — Извини, но… — Он замолчал, и на линии повисла тягостная тишина. Потом он сказал: — О боже!

— В чем дело?

— Она называла, Берт. Она действительно называла имя. О господи!

— Кого? Когда это было?

— Однажды мы разговаривали. У нее было хорошее настроение, и она мне сказала, Берт, она назвала мне имя парня, с которым встречалась.

— Какое это было имя?

— Клиффорд! Боже правый, Берт! Его зовут Клиффорд!