В четверг днем при первой же возможности Клинг позвонил Клер Таунсенд.

Первая возможность представилась ему во время ленча. Он заказал вестерн-сандвич и чашку кофе, взял телефонную книгу и нашел фамилию Таунсенд по адресу: Питерсон-авеню, дом 728 в Риверхеде. В книге значился Ральф Таунсенд. Клинг прошел в будку, опустил десять центов и набрал номер. После двенадцатого гудка он повесил трубку.

В тот день на обходе он был очень занят. Одна женщина из-за того лишь, что муж назвал ее крошкой, набросилась на него с бритвой и нанесла ему рану на лице размером с банан. Арест производил Клинг. Когда он прибыл на место происшествия, бритва уже была отправлена путем всякого простого оружия нападения — в ближайшую канализационную трубу.

Только Клинг вернулся на улицу, банда подростков напала на мальчика, возвращавшегося домой из школы. Этот мальчик совершил неискупимый грех, попытавшись ухаживать за девочкой, входившей в соперничающую уличную шайку. Клинг появился как раз в тот момент, когда члены банды были готовы втоптать мальчика в мостовую. Он схватил одного из них за ворот и сказал, что знает в лицо всех, кто участвовал в избиении, и, если с мальчиком что-либо случится, виновным не поздоровится. Член банды важно кивнул и убежал за своими друзьями. Жертва нападения отделалась несколькими шишками на голове. Все споры здесь было принято разрешать при помощи кулаков.

Затем Клинг разогнал игроков в крэпс из вестибюля одного из зданий, выслушал жалобы крикливого владельца магазина, утверждавшего, что восьмилетний мальчик украл рулон синего шелка шантунг, предупредил владельца бара, что у него отберут лицензию, если в его заведении проститутки будут по-прежнему приставать к посетителям, выпил чашку кофе с одним из наиболее известных в округе продавцов лотерейных билетов и вернулся в участок, где переоделся в гражданскую одежду.

Выйдя на улицу, он сразу же снова позвонил Клер. После четвертого гудка она сняла трубку:

— Кто это? Вам придется долго извиняться за то, что вытащили меня из душа. С меня течет вода.

— Я прошу прощения, — сказал Клинг.

— Мистер Клинг? — спросила она, узнав его голос.

— Да.

— Я собиралась вам звонить, но не знала куда. Мне кое-что вспомнилось, возможно, это пригодится.

— Что вы вспомнили?

— Я вспомнила слова Джинни, сказанные в тот вечер, когда я провожала ее к поезду.

— Да?

— Она сказала, что ей предстоит получасовая поездка. Это важно?

— Возможно. Большое спасибо. — Он помолчал. — Послушайте, я подумал…

— Что?

— О… о планах пообедать. Я подумал, может…

— Мистер Клинг, — перебила его Клер, — вам не стоит приглашать меня на обед.

— Но я хочу, — настойчиво сказал он.

— Поверьте, я самая скучная девушка в мире. Я вас до смерти утомлю.

— Я хотел бы попытаться.

— Вы просто ищете для себя неприятности. Не стоит так беспокоиться, поверьте. Лучше купите на эти деньги подарок для вашей мамы.

— Я покупал маме подарок на прошлой неделе.

— Купите еще один.

— К тому же я думал, что каждый будет платить за себя.

Клер рассмеялась:

— Это, конечно, более заманчивое предложение.

— Серьезно, Клер…

— Серьезно, мистер Клинг. Не стоит. Такая недотепа, как я, вам не понравится. Ни капельки.

— Вы мне уже нравитесь.

— Это простая вежливость.

— У вас комплекс неполноценности или что?

— Не то чтобы у меня комплекс неполноценности, доктор, — сказала она, — дело в том, что я вообще неполноценная.

Клинг засмеялся, и она спросила:

— Помните этот мультфильм?

— Нет, но это замечательно. Так как насчет обеда?

— Ну зачем?

— Вы мне нравитесь.

— В этом городе миллион девушек.

— Даже больше.

— Мистер Клинг…

— Берт.

— Берт, здесь для тебя ничего нет.

— Я еще не сказал, что мне нужно.

— Что бы ты ни хотел, этого здесь нет.

— Клер, я хочу рискнуть. Давай пообедаем вместе, позволь мне провести с тобой вечер — пусть он окажется самым печальным вечером в моей жизни. Я рисковал и посерьезнее. На службе я иногда рисковал жизнью.

— Ты был на военной службе? — спросила она.

— Да.

В ее голосе вдруг послышался интерес.

— В Корее?

— Да.

На линии наступило долгое молчание.

— Клер?

— Я здесь.

— Что случилось?

— Ничего.

— Опустите пять центов за следующие три минуты, пожалуйста, — послышался голос оператора.

— О, черт, один момент, — отозвался Клинг. Он покопался в кармане и опустил монету в пять центов. — Клер? — позвал он.

— Вот ты уже на меня потратился, — сказала она.

— У меня денег куры не клюют, — ответил он. — Ну так что? Я позвоню тебе вечером, в 6:30.

— Нет, сегодня это невозможно.

— Тогда завтра вечером.

— Завтра у меня занятия заканчиваются поздно. Я освобожусь не раньше семи.

— Я встречу тебя у колледжа.

— Тогда я не смогу переодеться.

— Ты можешь пойти в том, в чем будешь.

— Обычно в колледж я надеваю туфли без каблуков и старый грязный свитер.

— Прекрасно! — с энтузиазмом воскликнул он.

— Наверное, я все-таки смогу надеть платье и туфли на шпильках. Это может шокировать некоторых растреп в наших священных стенах, но зато создаст прецедент.

— В семь часов?

— Ладно, договорились, — сказала она.

— Хорошо, до встречи.

— До свидания.

— Пока. — Он повесил трубку, улыбаясь.

А выйдя из будки, чертыхнулся. В ту же секунду полез в карман за новыми десятью центами. Мелочи не было. Тогда он пошел к хозяину кондитерской, который был занят тем, что разливал по стаканам сельтерскую. К тому моменту, как Клинг разменял деньги, пролетело минут пять. Он быстро набрал номер.

— Алло?

— Клер, это снова я.

— Ты знаешь, что опять вытащил меня из душа?

— Мне ужасно жаль, но ты не назвала колледж.

— Ох. — Клер помолчала. — Да, не назвала. Это Женский университет. Знаешь, где он находится?

— Знаю.

— Отлично. Приходи в Рэдли-Холл. Там ты найдешь офис газеты, которая принадлежит колледжу. Она называется «Рожок Рэдли», но на двери висит вывеска «Газетенка Рэдли». Там я оставляю пальто. И не пугайся всяких хищниц, которые там бродят.

— Я буду минута в минуту, — сказал Клинг.

— А я, пользуясь привилегией женщины, приду минут на десять позже.

— Я подожду.

— Хорошо. Теперь не обижайся, но вокруг меня на ковре уже натекла большая лужа.

— Прости. Иди мойся.

— Думаешь, я грязная?

— Если хочешь, мы можем говорить всю ночь.

— Нет, лучше помоюсь. До свидания, упрямец.

— До свидания, Клер.

— Ты действительно упрямый тип, знаешь?

Клинг усмехнулся.

— А кто не упрям? — поинтересовался он.

— Ай! — воскликнула Клер. — До свидания. — И повесила трубку.

Минуты три он сидел в будке и глупо улыбался. Наконец в стекло постучала полная женщина:

— Молодой человек, вы перепутали телефонную будку с отелем.

Клинг открыл дверь.

— Странно, — сказал он. — Я позвонил в обслуживание номеров, и мне прислали сандвич.

Женщина прищурилась, состроила гримасу и протиснулась в будку, выразительно хлопнув дверью.

В десять часов вечера Клинг вышел из поезда-экспресса на платформу станции «Питерсон-авеню» надземной транспортной системы. Он немного постоял, глядя на огни города в дрожащем осеннем воздухе, теплые и разноцветные. В этот год осень никак не хотела заканчиваться. Она отказывалась спускаться в зимнюю берлогу. Упрямо цеплялась («А кто не упрям?» — подумал Берт и снова улыбнулся) за стелющиеся по земле летние одежды. Она была рада продолжать жить, и человечеству удавалось кое-что перехватить от ее жажды жизни, и это отражалось на лицах людей на улицах.

Одного из этих людей звали Клиффорд.

Где-то среди людей, которые с улыбками торопились по улицам, шел мужчина с хмурым взглядом.

Где-то среди тысяч зрителей, заполнивших кинотеатры, мог сидеть убийца и смотреть на экран.

Где-то там, где гуляли и разговаривали влюбленные, он сидел в одиночестве на скамье, погруженный в раздумья.

Где-то там, где открытые, улыбающиеся лица распространяли в воздухе струйки и султаны нестойкого тумана, шел человек, плотно сжав рот и стиснув зубы.

Клиффорд.

Сколько Клиффордов было в таком огромном городе? Сколько Клиффордов можно найти в телефонном справочнике? А сколько еще туда не включено?

Перетасуйте колоду с Клиффордами, а затем вытащите кого-нибудь из них, вытащите любого Клиффорда.

Вот только время для этого было неподходящее.

В это время нужно гулять за городом, подставляя щеки под шлепки ветра, слушая хруст и шелест листьев под ногами и скрип бунтующих деревьев, одевшихся в роскошные цвета. Это время нужно посвящать вересковым трубкам, твидовым пальто и спелым красным яблокам «макинтош». Это время предназначено для созерцания тыквенного пирога, для хороших книг, толстых пледов и окон, плотно закрытых в преддверии надвигающегося холода.

Это было неподходящее время для Клиффорда и неподходящее время для убийства.

Но убийство совершено, а в отделе по расследованию убийств работали люди с холодными глазами, которым никогда не было семнадцати лет.

Клингу когда-то было семнадцать.

Он спустился по лестнице и направился прямо к будке размена денег. За окном сидел мужчина и читал книжку с комиксами. Клинг узнал одну из самых веселых книжек, продававшихся в ларьках, в которой рассказывалось о вдове, страдавшей рассеянным склерозом. Служащий поднял глаза.

— Добрый вечер, — обратился к нему Клинг.

Служащий посмотрел на него с подозрением.

— Добрый вечер, — отозвался он.

— Не возражаете, если я задам несколько вопросов?

— Смотря каких, — ответил служащий.

— Дело в том…

— Если вы задумали ограбление, молодой человек, выкиньте это из головы, — посоветовал служащий. — Вы не получите уйму денег, только проблемы, а полицейские в этом городе довольно хорошо разбираются с грабежами на транспорте.

— Спасибо за совет. Но я не думал вас грабить.

— Это хорошо. Меня зовут Рут, Сэм Рут. Ребята называют это помещение «будка-рутка». Чем могу помочь?

— Вы часто работаете вечерами?

— Иногда вечером, иногда днем, а что?

— Я пытаюсь проследить путь девушки, которая обычно садилась здесь на поезд.

— Многие девушки садятся здесь на поезд.

— Эта девушка, как правило, подходила между 10 и 10:30. Вы работаете в это время?

— Когда я в дневной смене, то прихожу в четыре часа дня и ухожу в полночь.

— Тогда в десять часов вы находитесь здесь.

— Должно быть, так.

— У этой девушки светлые волосы, — сказал Клинг. — Очень красивая блондинка.

— Внизу в булочной работает блондинка. Она вдова, уходит каждый вечер около восьми.

— Это молодая девушка. Семнадцать лет.

— Семнадцать, точно?

— Да.

— Не помню, — сказал Рут.

— Подумайте.

— О чем? Я ее не помню.

— Очень красивая. Если вы ее видели, то вспомните. Хорошо сложена, большие голубые глаза, в общем, красотка.

Рут закатил глаза вверх.

— Да, — сказал он.

— Что да?

— Вспомнил. Приятная малышка. Да, я вспомнил.

— В какое время она появлялась?

— Обычно около 22:25. Да, я ее помню, точно. Всегда поднималась на платформу в сторону центра. Обычно я за ней наблюдал. Чертовски хорошенькая девушка. Всего семнадцать, говорите? Выглядела она постарше.

— Да, только семнадцать. Вы уверены, что мы говорим об одной и той же девушке?

— Слушайте, откуда мне знать? Эта блондинка почти всегда приходила в 22:25. Я ее запомнил, потому что однажды она попросила разменять ей десять долларов. Нам не разрешается менять больше чем два доллара, хотя немногие ходят с двухдолларовыми купюрами. Считают их несчастливыми. Суеверие — это плохо. — Рут покачал головой.

— Так вы разменяли?

— Из своего кармана. Поэтому я ее запомнил. Она наградила меня замечательной улыбкой. Приятная улыбка и вообще приятная девочка. Да, она особенная, конечно. Обычно поднималась на платформу в сторону центра, спешила на поезд в 22:30. — Рут достал из кармана золотые часы. Он кивнул и положил часы обратно. — Да, она успевала на 22:30.

— Всегда?

— Когда я ее видел, она садилась на один и тот же поезд. После того как я разменял ей ту купюру, она всегда мне улыбалась. На нее стоило посмотреть, это точно. Я никогда не видел у женщин такого чертовски большого бюста.

Клинг взглянул через плечо. Часы на стене показывали 22:16.

— Если я сяду на поезд в 22:30, — спросил он, — то где окажусь через полчаса?

— Слушайте, я не знаю, — сказал Рут. Он немного подумал. — Но могу подсказать, как это узнать.

— Да?

— Сядьте на этот поезд, — предложил Рут.

— Спасибо.

— Не за что. Рад был помочь. — Он вернулся к своим комиксам, торопясь вернуться к веселым похождениям больной вдовы.

Поезд с визгом несся через центр города, определенно будучи в близких отношениях с окнами зданий, мимо которых проезжал. Клинг сидел и смотрел на город, проходивший снаружи парадом. Это был большой и грязный город, но если вы в нем родились и выросли, то он становится такой же вашей частью, как печень или кишечный тракт. Клинг смотрел на город и следил за стрелками своих часов.

Джинни Пейдж сказала Клер, что ей предстояла получасовая поездка. Как правило, она садилась на поезд, проходивший в 22:30, и поэтому Клинг следил за движением стрелок наручных часов. Поезд устремился под землю, пронзив внутренности города. Клинг ждал. Пассажиры входили и выходили, но Клинг не отрывал глаз от часов.

В 23:02 поезд подошел к платформе подземной станции. Предыдущая остановка была в 22:58. Шансы обеих станций были пятьдесят на пятьдесят. Клинг вышел из поезда и поднялся на улицу.

Он находился в самом центре Айсолы.

Здания старались дотянуться до неба, окрашивая ночь яркими пятнами красного, оранжевого, зеленого и желтого цветов. На углу располагались магазин мужской одежды, булочная, стоянка такси, магазин женского платья; дальше по улице находились автобусная остановка, кондитерская, китайский ресторан, бар и множество других магазинов и вывесок, собравшихся вместе, как близкие родственники.

Клинг тяжело вздохнул.

Если Джинни встречалась со своим дружком здесь и его имя было Клиффорд, то прочесать этот участок было не легче, чем найти иголку в стогу сена.

Он снова прошел в павильон метро и на этот раз сел в поезд, идущий в противоположную сторону. Поскольку, по оценке Джинни, ее путь занимал полчаса, она могла с равным успехом оказаться на другой станции, и Клинг проехал одну остановку.

В этом месте магазины и вывески на улице были очень похожи на то, что он видел перед этим. Ловушки оживленного перекрестка. Черт побери, эта станция была почти точной копии того места, которое он только что посетил.

Почти, но не совсем.

Клинг снова сел на поезд и направился в свою меблированную квартирку.

На первой остановке был только один ориентир, отсутствовавший на второй станции. Глаза Клинга зафиксировали этот элемент в мозгу и спрятали его в подсознании.

К сожалению, в тот момент этот знак был бесполезен.