Глухой с Рейфом сидели в зале ожидания паромного причала. Они провели здесь уже более получаса, наблюдая за входящими и выходящими людьми, прикидывая численность и состав полицейских, патрулирующих пристань, просто заглядывающих в зал ожидания, отмечая и тех, кто приплывал или отчаливал на пароме. Огромные часы висели на окрашенной в светло-зеленый цвет стене зала ожидания. Глухой частенько поглядывал на них, каждый раз сверяясь с расписанием прибытия и отправления паромов у него в руках.

Внимательно изучив расписание, глухой мысленно сделал некоторые пометки, после чего подошел к ближайшей билетной кассе.

– Доброе утро, – сказал он очень приятным голосом и с самой милой улыбкой, какую только мог изобразить.

– Доброе утро, – ответил кассир, не отрывая взгляда от своих бумаг. Он, по-видимому, подсчитывал что-то. Все билетные кассиры во всех кассах мира всегда выглядят так, как будто они заняты чем-то чрезвычайно важным, когда бы вы к ним не подошли. Они либо подсчитывают выручку, либо вновь поступившие билеты, либо возврат заказанных, а иногда и просто передвигают штампики, которыми отмечают билеты, или же принимаются пересчитывать книжечки с расписаниями, а может, и просто пальцы. Но как бы то ни было, они постоянно заняты каким-то своим делом, и дело это, по всей видимости, настолько серьезное, что у них почти никогда не находится времени удостоить вас взглядом. И этот кассир не был исключением. Глухой продолжал улыбаться ему самой обаятельной из своих улыбок и старался говорить самым приятным тоном и как можно более убедительно, однако кассир продолжал себе невозмутимо подсчитывать то, что он сейчас вознамерился подсчитать, и поэтому так и не глянул на глухого за все время их разговора.

– Скажите, пожалуйста, а ваш паром принимает на борт грузовые автомашины? – спросил глухой.

– Зависит от размеров грузовика.

– Ну, я не говорю об огромных грузовиках с прицепами, – глухой весело поблескивал глазами.

– А какие вы имеете в виду?

– Ну такие, какие обычно развозят мороженое.

– Холодильники для транспортировки мороженого? Как у фирмы “Хорошее Настроение”? Примерно такие, да?

– Да. Правда, они другой формы, но размеры примерно такие же. Вот что я имею в виду.

– Такие возим.

– Простите, как вы сказали? Я, видите – ли, немножко глуховат.

– Я сказал, что такие грузовики мы грузим на борт. Такие, как для перевозки мороженого.

– А билет я должен приобрести заранее, или его можно будет купить прямо на пароме?

– Можно и на пароме.

– А не будете ли вы так любезны свериться с этим расписанием? – сказал глухой, протягивая его в окошечко.

Кассир и на этот раз не поднял на него глаз. Он просто перевел взгляд на расписание, так и не глянув на глухого.

– А что с этим расписанием?

– Там указано, что оно действительно до тринадцатого апреля. А это следующий понедельник.

– Совершенно верно. А что тут такого? У нас здесь есть еще запас старых расписаний, если вам угодно.

– Нет, спасибо, просто я хотел уточнить, будет ли оно продлено еще на какой-то срок.

– В этом вы можете быть уверены. Мы не будем вводить нового расписания до начала июня. Правда, и новое будет точно таким же. Просто, видите ли, людям бывает приятно видеть новые даты на расписаниях.

– Значит, оно будет действовать еще весь апрель и май, я вас правильно понял?

– И июнь тоже, – сказал билетный кассир. – И июль тоже. Да и август, если вас это интересует. Расписание это сохранится вплоть до перехода на зимнее время, то есть до сентября.

– Понятно, большое вам спасибо. И значит, я могут купить билет уже после того, как грузовик будет погружен на паром, я вас правильно понял?

– Да, совершенно верно.

– Скажите, а к переправе мне лучше приехать заранее, или вы обычно загружаете всех желающих?

– Паром рассчитан на двадцать пять машин. Но редко когда их набирается больше дюжины. Места всегда всем хватает. Обычно не так уж много желающих перебраться на тот берег, в Маджесту. Там, конечно, намного тише и спокойней, но все же это не городская жизнь, хотя кому что нравится.

– Ну что ж, премного вам благодарен, – сказал глухой. – В котором часу отходит следующий паром?

Кассир продолжал свои подсчеты. По-прежнему не поднимая головы, он ответил:

– В одиннадцать часов.

– Благодарю вас, – сказал глухой. Он отошел от окошечка кассы, вежливо поклонился полицейскому в форме, стоявшему подле газетного киоска и быстрыми шагами двинулся в направлении Рейфа, продолжавшего сидеть в одиночестве на скамье. Глухой с независимым видом уселся рядом. – Я сейчас отправляюсь отсюда в Маджесту, – сказал он. – А вам предстоит еще сделать несколько телефонных звонков, помните?

– Да, конечно, – сказал, кивая, Рейф. Вид полицейского в форме заставил его съежиться. Он вообще не любил полицейских. Из-за них он провел целых пять лет в тюрьме.

– Я сейчас еще раз проверил расписание, – сказал глухой. – После того, как дело будет сделано, нам надо попасть на паром, который отходит вечером, без четверти шесть. Следующий после него только в шесть ноль пять. Так что в запасе у нас останется двадцать минут на тот случай, если что-то пойдет не так.

– А вы считаете, что-нибудь может пойти не так? – спросил Рейф. Это был высокий сухощавый человек с мягкими манерами, в очках с золотой оправой и светлыми, аккуратно зачесанными волосами.

– Нет, – уверенно ответил глухой. – Нас ничто не может подвести.

– А откуда такая уверенность?

– Я чувствую себя уверенно, потому что я предусмотрел все. А кроме того, я совершенно точно знаю, с кем нам придется иметь дело.

– С кем же?

– С давно и безнадежно отставшей от жизни полицией, – сказал глухой.

– Они выглядели вполне современными, когда отправляли меня за решетку, – мрачно объявил Рейф.

– А вы попробуйте повнимательнее приглядеться, – сказал глухой. – В городе приблизительно тридцать тысяч полицейских. Я сюда включаю буквально всех: инспекторов, их помощников, детективов, патрульных, сотрудников ветеринарной службы, женщин – всех. И общее их число, заметьте, составляет тридцать тысяч.

– Ну и что?

– А то, что в городе проживает примерно десять миллионов человек. Это означает, что тридцать тысяч полицейских должны следить, чтобы все десять миллионов не совершали преступлений и не посягали на права друг друга. Если мы разделим, таким образом, число потенциальных правонарушителей на число полицейских, то окажется, что каждый полицейских отвечает за нормальное поведение примерно трехсот тридцати трех человек. Я правильно рассуждаю?

Рейф с большим трудом произвел мысленный подсчет.

– Да, получается, что правильно.

– Так вот, один полицейский – даже если он вооружен самой современной техникой – не в состоянии уследить за поведением трехсот тридцати трех человек, если они, предположим, решат совершить одновременно триста тридцать три преступления. Это окажется просто физически невозможным хотя бы потому, что он не сможет одновременно быть даже в двух разных местах – таков непреложный закон физики. Конечно, достаточно большое число полицейских, объединив свои усилия, могут справиться и с десятью миллионами человек, если вдруг где-то начнется всеобщий криминальный разгул. Но даже все они вместе взятые не смогут справиться с десятью миллионами человек, если каждый будет совершать по преступлению. Одним словом, если десять миллионов преступлений свершатся одновременно, и это при любых перестановках.

– Я что-то не пойму, – сказал Рейф.

– Я говорю о перестановках, – пояснил глухой. – Речь идет о числе комбинаций... Ну ладно, давай рассмотрим это на примере карт. Карты наверняка не произведут на тебя столь удручающего впечатления, как полицейские. В колоде имеется пятьдесят две карты, и для начала мы обратимся к простым перестановкам. – Он достал из кармана блокнотик и написал на чистой странице:

Р52

– И все равно я ничего не понимаю, – сказал Рейф.

– Это просто математический способ записи возможных перестановок пятидесяти двух предметов. Мы решили подсчитать все возможные комбинации карт, которые можно получить, используя колоду из пятидесяти двух карт. В этом случае мы получаем следующее уравнение... – И он написал на листке:

P52=1 X 2 X 3 X...52-1 Х52=52!

– Вот это и даст нам все возможные расклады для такой колоды.

– А здесь восклицательный знак? – спросил Рейф.

– Это не восклицательный знак. Это факториал. В математике вообще нет знаков препинания. Этот знак означает, что цифра пятьдесят два должна быть умножена последовательно на цифру пятьдесят один и так по нисходящей вплоть до единицы. Ну например, чтобы получить перестановки для четырех предметов, нужно четыре умножить на три, на два, и потом на единицу.

– Ну и сколько же комбинаций дает колода карт?

– 52!, то есть производное от умножения пятидесяти двух на пятьдесят один, потом на пятьдесят, на сорок девять и так вплоть до единицы. Чтобы получить его, нам пришлось бы здесь умножать чуть ли не целый день. Но, рискуя вызвать ваше неудовольствие, попытаюсь все-таки вернуться к полицейским, ибо именно они интересуют нас в данном случае. А еще более конкретно – к детективам Восемьдесят седьмого участка. Формально в его штате шестнадцать детективов. Но к тому времени, когда мы будем проворачивать наше дело, двое из них окажутся в отпуске, а еще двое будут откомандированы в Вашингтон для повышения квалификации на курсах ФБР.

– Значит, остается двенадцать, – заметил Рейф.

– Правильно. А теперь давайте подсчитаем все возможные комбинации, в которые можно соединить двенадцать человек, хорошо? В результате мы получаем следующую формулу.

И он написал на листке:

P12=12!

– Это означает, – продолжал он, – что 12 нужно умножить на 11, потом на 10 и так далее. Давайте посмотрим, что же у нас получится. – Он стал быстро производить расчеты тут же на листке. – Ну вот, видите? – сказал он наконец. – Мы получили цифру 479001600. Потрясающий результат, не так ли?

– Еще бы. Честно говоря, на меня и один-единственный полицейский производит потрясающее впечатление, – заметил Рейф.

– Но при этом нужно – учесть, что детективы обычно работают парами, а не группами по три, четыре или, скажем, по восемь человек. Это, естественно, очень сокращает число комбинаций, но нам и незачем их подсчитывать. Нам просто следует извлечь из этого некую схему действий правоохранительных органов. Видите ли, Рейф, я пришел к выводу, что полиция тоже разработала свою собственную теорию вероятности и действует, ее выходя за пределы весьма узких рамок. Вполне естественно, что при ограниченности собственных сил – всего тридцать тысяч на весь город – они просто не в состоянии находиться во всех местах одновременно. Город разросся до невероятных размеров, а преступной деятельностью занимается все большее число его граждан. Поэтому полиция просто вынуждена закрывать глаза на определенный процент правонарушений. При этом они исходят из следующих соображений: какая-то часть преступников некоторое время остается вне поля зрения закона просто потому, что мы не можем воспрепятствовать совершению всех преступлений. Не можем мы также и должным образом расследовать бесчисленное множество самых разнообразных правонарушений. И все-таки, в конечном счете, нам наверняка удастся схватить за руку всех, пока еще не обнаруженных преступников, просто потому, что в конце концов кто-то из нас окажется в нужный момент на нужном месте, или же возникнет ситуация более благоприятная для расследования преступления, совершенного ранее. Но это “в конечном счете” означает только то, что они вынуждены полагаться на теорию вероятности.

– Знаете, я, пожалуй, займусь лучше сейчас своими телефонными звонками, – сказал Рейф. – Да к тому же, и ваш паром подходит.

– Сейчас. Еще одну минутку, Рейф. “В конечном счете” – запомните эти слова. Вот, к примеру, если вы подбросите монету пять раз подряд, может получиться так, что все эти пять раз вам выпадет решка. И если вы перестанете на этом ее подбрасывать, то можете подумать, что решка выпадает во всех ста процентах. Отклонения от нормы – помните? Различие между наблюдаемым вами явлением и подлинной картиной мира. На деле же, чем больше вы будете подбрасывать монету, тем ближе результаты будут приближаться к правильному ответу. А правильный ответ состоит в том, что ровно в пятидесяти процентах случаев выпадает решка и ровно столько же раз – орел. И это так же означает, что полицейские вынуждены полагаться именно на это “в конечном счете”, то есть верный лишь в бесконечном приближении результат. Они вынуждены полагаться на тщательно отработанную, отлично оснащенную, вооруженную передовой методологией машину, органов правозащиты и наряду с этим – на формулу “в конечном счете”, которая не исключает самых различных отклонений от правила. Таким образом, они каждый раз стоят перед выбором, включаться ли в борьбу за поддержание правопорядка или положиться на это “в конечном счете”. И то, что машина правоохранительных органов работает достаточно четко, а порядок на наших улицах все-таки поддерживается, происходит только потому, что процентное соотношение чаще всего оказывается в их пользу. Что там ни говори, но, как вы сами понимаете, население состоит в основном из законопослушных граждан. А теперь, учитывая все сказанное, ответьте-ка мне на один вопрос, Рейф.

– На какой вопрос? – спросил Рейф.

– Ответьте-ка мне, что произойдет, если кому-то удастся нарушить это процентное соотношение? Что произойдет, если полиция столкнется с неожиданной ситуацией? Что случится, если ей придется действовать, не полагаясь на формулу “в конечном счете”, а действовать быстро, решительно и при этом одновременно в нескольких места?

– Понятия не имею, – сказал Рейф. – А что произойдет?

– Произойдет то, что мы спокойно уйдем с места событий, да еще вдобавок прихватив с собой два с половиной миллиона, – сказал глухой. – Вот что произойдет в результате всего этого.

* * *

Агенту по торговле недвижимостью в Маджесте явно нравился его посетитель. Это был высокий человек приятной наружности, с живым и внимательным взглядом. В манерах его что-то неуловимо напоминало о старом Юге. И вместе с тем человек этот отлично знал, что ему требуется, и в четкой и сжатой форме изложил свои условия.

– Небольшой домик с гаражом, – говорил тем временем глухой. – Не обязательно вблизи от паромной переправы, и вообще, мне нужно снять его всего на несколько недель. Гараж, однако, должен быть достаточно вмести тельным, так как содержать в нем нужно будет две автомашины – легковую и небольшой грузовичок.

– Понятно, сэр, – сказал агент. – А как насчет дома? Насколько большим должен быть сам дом?

– Чтобы хватало места для четырех взрослых мужчин, – ответил глухой. Он очень мило улыбнулся и пояснил: – Мы тут с коллегами работаем над созданием сценария фильма, который будет сниматься в этом городе. И нам просто необходимо выкроить хоть две недельки свободного времени – без посетителей и без посторонних телефонных звонков. Вот поэтому мы и остановили свой выбор на Маджесте.

– Понятно, – сказал агент. – Значит, вы – сценарист?

– Совершенно верно.

– Знаете, я с самого начала понял, в чем тут дело. Мне просто чутье подсказало, что имею дело с творческим человеком.

– Ну что вы. А впрочем, благодарю вас, – сказал глухой.

– Чутье никогда меня не подводит. И к тому же, смею предположить, что у меня есть дом, ну, просто специально для вас. – Он сделал небольшую паузу. – А на какую компанию вы работаете?

– Это одна из независимых компаний, – поторопился предупредить дальнейшие расспросы глухой.

– А помимо киносценариев у вас есть и другие произведения?

– О, конечно, у меня напечатано довольно много вещей.

– А может быть, я даже слыхал ваше имя? – спросил агент.

– Очень может быть.

– А как все-таки оно звучит? Мне ведь все равно придется заполнять необходимые документы.

– Томас Вульф, – сказал глухой.

– Да, конечно же, – сказал, улыбаясь, агент. – Совершенно верно, я, знаете, даже читал некоторые ваши книги.

* * *

Сидевший в будке телефона-автомата Рейф отметил маленькой галочкой десятый по порядку номер в своей записной книжке.

Оставалось еще пятнадцать телефонов, и все их абоненты размещались в южной части города, а точнее, на территории, подчиненной Восемьдесят седьмому полицейскому участку. В этом списке фигурировал и телефон Дэйвида Раскина. Как, впрочем, и телефон Джеймса Ломбарде. Дэйв Раскин был хозяином магазина готовой одежды, Джим Ломбарде – владельцем галантерейной лавки. Внешне между ними не было никакой связи. Если только не принимать во внимание то, что гладильная Дэйва располагалась над помещением банка, а магазин Джима соседствовал с ювелирной фирмой. А так больше ничего общего.

Из двадцати пяти номеров, занесенных в записную книжку, было шесть телефонов магазинов одежды, восемь – ресторанов, один был телефоном Раскина, еще один – Ломбарде, три принадлежали владельцам кондитерских, два – владельцам кожгалантереи, один – бюро путешествий, два – обувным магазинам и последний – магазину галстуков.

Одним словом, список этот содержал вполне невинных абонентов.

И все-таки, занимаемое Дэйвидом Раскиным помещение размещалось прямо над банком. Магазин Джима Ломбарде соседствовал с ювелирной фирмой. Еще тридцать магазинов из этого списка примыкали к помещениям банков. Шесть находились рядом с ювелирными магазинами, и один – рядом со ссудной кассой.

Была среди них и захудалая лавчонка, расположенная около магазина, торгующего столовым серебром. Двадцать четвертым в списке стоял китайский ресторан, занимавший второй этаж здания, в то время как на первом приютился неброский антикварный магазинчик, на витрине которого, однако, было выложено на полмиллиона долларов нефритовых фигурок и прочих восточных безделушек. Самым последним, двадцать пятым, в списке значился магазин, соседствующий с компанией по обмену иностранной валюты, в сейфах которого хранились огромные суммы наличных денег.

Рейф набрал номер одиннадцатого по порядку телефона и спокойно дожидался, когда снимут трубку. Когда трубка ожила, он осведомился:

– Это мистер Кармайкл?

– Да, – отозвался мужской голос. – Кармайкл вас слушает.

– Убирайся вон из своего помещения, Кармайкл! – крикнул в трубку Рейф. – И постарайся сделать это до тридцатого апреля, иначе я убью тебя!