В понедельник 15 декабря во второй половине дня Уоррен и Мэтью обедали в японском ресторане на Мэйн-стрит. Ресторан назывался «Цветы сакуры», хозяина звали Тадаси Имура. Имура был одним из тридцати четырех японцев, проживающих в графстве Калуза. Сыну Имуры было девять лет, и никто не знал его настоящего имени, его звали «Несчастным случаем», потому что считали, будто он утопил в ванне свою шестилетнюю сестренку. Или позволил ей утонуть. Был большой шум, крупное полицейское расследование. Скай Баннистер лез из кожи вон, чтобы повесить на ребенка убийство, хотя и непредумышленное. Дело не выгорело. Несчастный случай. Девять лет. Вон он — носится с беззаботным видом в развевающемся кимоно и синих джинсах.
Уоррен и Мэтью сидели в одних носках за низеньким столиком, колени у подбородка, ели овощную темпуру, запивая ее сакэ, которое, они надеялись, «Несчастный случай» не сумел отравить. Уоррен рассказывал Мэтью о субботнем взломе в доме Маркхэмов. «Несчастный случай» вертелся тут же, словно собираясь получить чаевые за будущую криминальную деятельность.
— Знакомые из полицейского участка, — сказал Уоррен, — говорят, что там все было в крови. Они предполагают, что взломщик порезался, когда лез в дом, и наследил.
— Как он туда проник? — спросил Мэтью.
— Через окно нежилой комнаты на первом этаже. Маркхэм использовал ее как часовую мастерскую.
— Грабитель забрался из-за этого?
— Думаешь, из-за часов? Кто знает. Маркхэм в тюрьме, и никто его ни о чем не спрашивал. Они стараются не поднимать шума, чтобы это новое ограбление не бросило тень на то, старое, которое, как они считают, совершил Маркхэм. Насколько я понял, они не думают, что целью ограбления были часы. Слишком много этих дорогих штуковин осталось висеть на стенах. Никто, конечно, не возьмется утверждать, что наркоман сможет отличить дорогие часы от своей задницы.
— Они думают, что это был наркоман?
— Это основная версия, но парень, с которым я разговаривал, сказал, что это непохоже на обычное для наркоманов ограбление. Например, украшения Прю остались в спальне наверху, и еще много разных безделушек, которые наркоман сразу прихватил бы.
— Тогда зачем он залез?
— Кровавые следы ведут вверх по лестнице во вторую спальню, которую Прю использовала как кабинет. Ящики во всех столах были открыты, папки и бумаги разбросаны по полу.
— Там есть сейф?
— Нет. Во всяком случае, насколько мне известно, а что? О чем ты думаешь?
— Может быть, он искал фильм, над которым она работала.
— О том, есть ли фильм в этом доме, могла знать только сама Прю и, возможно, Маркхэм.
— Мне лучше еще раз поговорить с Маркхэмом, спросить у него, что она там хранила.
— Еще можешь спросить, какой вообще чертовщиной она занималась. И с кем.
— Я уже это сделал. Он знает только, что был какой-то фильм.
— Тебе не кажется это немного странным?
— Нет, если верить парню из студии «Энвил». Он сказал мне то же самое. Очень скрытна в отношении своей работы.
— Может быть, она была шпионкой, — предположил Уоррен, усмехнувшись.
— Может быть, — ответил Мэтью, — если я тебе понадоблюсь, я поехал в тюрьму. А позже заскочу в контору к Хэггерти. Хочу увидеть его физиономию, когда принесу ему ходатайство об ознакомлении с полицейским донесением.
— Да, да, — сказал Уоррен, — потому что, если даже этот парень украл всего лишь рулон туалетной бумаги, то это уже второе ограбление, и, судя по всему, там был тот же тип, что и в первый раз.
— Узнать бы, что ему там понадобилось, — сказал Мэтью.
Чековые книжки.
Банковские квитанции.
И аннулированные чеки.
Разбросанные по столу в комнате Генри в мотеле.
Общий банковский счет Маркхэмов — тут нет ничего такого, что могло бы быть ему полезным: чеки, выписанные ею на электрическую компанию Флориды, телефонную компанию, за уборку мусора, на счета «Виза» и «Мастеркард», на магазины и лавки по всему городу — обычный бумажный «хвост» деловой семьи.
Его интересовала «Прудент Компани».
Квитанции банка по этому счету свидетельствовали, что чеки, которые он ей присылал, поступали на депозит еженедельно, как часы; но он уже знал это по аннулированным чекам, вернувшимся к нему через его банк. Он хотел знать, какие чеки выписывала она, особенно его интересовали чеки, которые могли дать в руки ниточку, ведущую к фильму.
Он нашел множество чеков, выписанных на компанию под названием «Текно-Индастриэл Лэбз» в Нью-Йорке. Резонно было предположить, что это именно та лаборатория, которой пользовалась Прю. Он не думал, что она выбрала такую дальнюю лабораторию из предосторожности. Ее выбор объяснялся высокими требованиями к качеству. На это нельзя рассчитывать в здешних краях. Она знала, конечно, что съемки порнофильма в штате Флорида, как, впрочем, и в любом другом штате, являлись нарушением закона. Лаборатория в Нью-Йорке, обрабатывая ее фильм, нарушала законы своего штата точно так же, как нарушала законы штата Флорида.
Перед тем как решиться на свое предприятие, Генри внимательно изучил все положения статьи 847 Уголовного кодекса Флориды. Она гласила, что лицо считается виновным в судебно наказуемом проступке первой степени, если оно «имеет во владении, на хранении или в распоряжении с намерением продажи, сдачи внаем, показа, представления или рекламирования какие-либо непристойные, возбуждающие, неприличные или садомазохистские книги, журналы, периодические издания, тексты, газеты, комиксы, рассказы, другие рукописные или печатные тексты, рисунки, фотографии, фильмы и т. п.». Проступок первой степени наказывается тюремным заключением на срок до одного года и штрафом в одну тысячу долларов. Все это мелочи, когда светит возможность крупно поживиться. Мелочи, когда вступает в действие специальное положение: обязанность государства доказать, является ли на самом деле рассматриваемый материал непристойным с точки зрения закона.
Пунктом 7 статьи 847 Уголовного кодекса Флориды выдвигались следующие критерии:
«Согласно принятым общественным нормам, материал является непристойным в случае, если:
а) он взывает к низменным интересам, которыми являются постыдный или нездоровый интерес к обнажению, сексу или испражнениям;
б) он грубо попирает общественные нормы ценностей;
в) кроме того, он в значительной степени преступает традиционные границы обнаженности в демонстрации подобных сцен».
Подобное определение можно применить к двум третям обычных фильмов, демонстрирующихся в любом американском кинотеатре.
Вот почему Генри решил сделать ставку на рискованную карьеру продюсера порнографических, но высококлассных фильмов. Пусть сначала попробуют поймать его — а это будет нелегко, так как он хорошо замел все следы. Затем пусть предъявят ему обвинение, если до этого дойдет дело. А уж потом, если совсем не повезет, пусть попробуют доказать, что фильм был порнографическим.
Он набрал 1–212–555–1212 и узнал номер «Текно-Индастриэл Лэбз» в Нью-Йорке. Мысленно порепетировав минуты две, он набрал номер, который ему сообщили в справочной.
— «Текно», — ответил женский голос.
— Алло, это Харолд Гордон, бухгалтер «Прудент Компани» в Калузе, штат Флорида.
— Да, сэр?
— Могу я поговорить с кем-нибудь из ваших служащих?
— Минуточку.
Генри подождал.
— Алло? — сказал мужской голос.
— Это Харолд Гордон, — представился Генри, — бухгалтер «Прудент Компани» в Калузе, штат Флорида. С кем я разговариваю?
— Руди, — ответил мужчина.
— А как ваша фамилия?
— Холлман. Как, вы сказали, вас зовут?
— Харолд Гордон, бухгалтер «Прудент Компани».
— Слушаю вас, мистер Гордон.
— Я закрываю наши книги расходов за год, сейчас как раз занимаюсь чеками, которые Пруденс Энн Маркхэм выписала на вашу фирму.
— И что?
— И я решил, что именно вы сможете помочь мне разобраться с некоторыми из них.
— Каким образом?
— Я пытаюсь разобраться… У вас есть пара минут?
— Да, пожалуй.
— Миссис Маркхэм была немного рассеянна при указании того, за какие услуги выписывала чеки…
— Ну, — произнес Холлман.
— Например, я думаю, что большинство этих чеков были выписаны за обработку пленки и накладные расходы.
— Да, включая наши расходы на пересылку.
— Да, это, должно быть, те чеки, которые она выписывала в октябре и в начале ноября.
— Ага.
— Вы можете сказать мне, мистер Холлман, ей посылали готовые отпечатки?
— Не думаю, — ответил Холлман, — фильм еще не был закончен. Я знаю, что она еще продолжала работать над ним, когда затребовала назад негативы. А что? Она решила связаться с другой лабораторией?
— Извините, а что вы имеете в виду?
— Работу, которая понадобится ей в дальнейшем.
— Я пока не… она не была удовлетворена работой, которую вы…
— Да, когда затребовала назад непроявленные негативы.
— Что-что?
— Негативы.
— Она попросила вернуть их ей?
— Да, сэр.
— Назад во Флориду? И вы ей выслали?
— Негативы? Да, сэр. Я тоже удивился. Я думал, мы хорошо справляемся со своей работой. Я надеялся, что мы доведем этот фильм до конца. А она отвалила. И я спрашиваю себя: в чем дело? Негативы — вещь нежная, даже пылинка может их поцарапать. Я не знаю, почему она решила, что у нее они будут в большей сохранности, чем в лаборатории. У нас — помещение с искусственным климатом. Единственное, что я могу предположить, — это то, что она решила обратиться в другую лабораторию. Как бы то ни было, мы вернули ей негативы. Ничего себе клиентка, да?
— По почте?
— Нет, сэр, со специальным курьером. Мы серьезно относимся к негативам. Я хотел быть уверен, что она получила их в целости и сохранности.
— И сделали это?
— Да, сэр.
— Когда они были доставлены?
— Я могу уточнить, если это вам необходимо, — сказал Холлман.
— Да, пожалуйста.
— Подождите.
Генри ждал. Он слышал бумажный шорох на другом конце провода. Наконец услышал голос Холлмана.
— Они были отправлены со специальным курьером семнадцатого ноября. Мы представили счет за авиабилеты и прочее, у вас должен быть погашенный чек.
— Да, я… да, конечно, есть, — заверил Генри, — на какой адрес вы их отправили?
— Помпано-Уэй, 1143, — ответил Холлман, — Калуза, Флорида.
Это ее дом, подумал Генри.
— Мистер Холлман, — сказал он, — когда вы говорите, что она могла обратиться в другую лабораторию…
— Да, только это мне и могло прийти в голову. Люди обычно предпочитают хранить свои негативы здесь, после того как получат отпечатки. А она внезапно потребовала их вернуть. Я сразу подумал о другой лаборатории, а что еще? Магнитофонные записи тоже. Она их тоже потребовала вернуть.
— Что вы имеете в виду?
— Звукозаписи. Она потребовала, чтобы и их вернули.
— И вы вернули?
— Конечно.
— С курьером?
— Да, в той же упаковке.
— На тот же адрес?
— Да, сэр.
— Тогда у вас ничего не осталось?
— Ни хрена, — ответил Холлман, — все в ее теплых ручках.
— А вы не представляете, что это может быть за лаборатория? В которую она могла обратиться?
— Нет.
— Понятно, — сказал Генри, — понятно.
Он замолчал, не зная, что сказать. Он чувствовал себя так, словно ему нанесли удар под дых.
— Ну… — наконец произнес он, — тогда эти чеки, которые здесь у меня, они полностью оплачены? Больше задолженности нет?
— Все в порядке, — ответил Холлман.
— Ну, хорошо, большое спасибо, сэр, — сказал Генри.
— Когда вы увидите ее, передайте, что, по-моему, она совершила большую ошибку, — сказал Холлман и повесил трубку.
— Мать твою! — выругался Генри и, швырнув трубку, снова стал рыться в чеках.
В тот понедельник Тик и Моуз получили первую настоящую наводку на Джейка Барнза.
Вечером в субботу Ким — девица в черном нижнем белье из «Голой правды» — сказала им, что его настоящее имя Джейк Делани, в чем они сразу же усомнились, потому что «Делани» ирландская фамилия, а «их» Джейк был черным как ночь. Более того, он жил не в Ньютауне, как большинство калузских чернокожих, а на Фэтбэк-Кей, где проживали в основном белые.
Тик начал думать, что спустил пять сотен в сортир.
Ким продолжала объяснять, что тетка Джейка замужем за белым по имени Фред Делани и что они воспитали Джейка, после того как его мамаша кинулась в Нью-Йорк на поиски человека, бросившего ее с пузом. Но не того, что бросил ее с Джейком, а другого человека. Джейку было в то время десять лет, он был симпатичным мальчиком и никогда больше не увидел своей матери. Никогда он также не узнал, кого мать носила в своем чреве, когда сбежала. Тетка со своим белым мужем взяли его к себе и дали свою фамилию — Делани. Ким не могла вспомнить его настоящей фамилии или как его назвали при рождении, потому что люди обычно считают, что только имя, данное при рождении, — подлинное, даже если они сменили его в законном порядке в двенадцать лет, а сейчас им все восемьдесят.
В Америке так просто сменить имя, сказала Ким, явно довольная собой, потому что сама сменила свое имя на Ким Арден два года назад, хотя люди продолжали называть ее Мэри Андроссини, как она была названа при рождении. Но теперь оно не считалось ее подлинным именем, и у нее было решение суда, подтверждающее это. Впрочем, все это сплошная фигня, сказала она.
Тик с еще большей уверенностью подумал, что его пять сотен баксов не принесут ничего, кроме долгого пустого трепа.
Как бы то ни было…
Дело было в том, что…
Джейк жил в доме на Фэтбэк-Кей, потому что служил шофером у богатой пары, наезжающей сюда из Чикаго в период с января по май, а остальное время он присматривал за домом, а заодно и за множеством похотливых белых девочек, которых он раскладывал на королевской постели в спальне на втором этаже с видом на залив, и проделывал с ними такое, о чем они даже и мечтать не могли, потому что он был зверски сексуален, этот Джейк Делани. Он мог заполучить любую девушку на пляже — белую, черную, серо-буро-малиновую, он был чертовски талантливым! Ким, потупив глазки, призналась, что и сама поддалась на чары Джейка, вот почему она так много о нем знает. Джейк был не только великолепным любовником, но и вообще очень общительным и разговорчивым парнем.
Это случилось во время одного из их свиданий где-то на пляже, когда Джейк упомянул, что собирается сняться в главной роли в фильме, который должны снимать прямо здесь, в доме чикагской парочки на Фэтбэк-Кей. Тик и Моуз хорошо знали этот дом, они больше месяца тискали в нем разное дерьмо. Они только не знали, что именно Джейк является смотрителем дома. Они думали, что Прю арендовала его у каких-нибудь своих знакомых. Многие жаждут увидеть свой дом в кино, пусть даже в порно. Это для них все равно что попасть в «Сельскохозяйственный дайджест». Этот самый дом находился довольно далеко и от пляжа, и от основной трассы. Туда можно было привезти всю съемочную группу «Унесенных ветром», и никто бы ничего не заметил. Замечательное место для того, чем они собирались заняться. Они использовали все комнаты в доме. Снимали в основном дневные интерьеры, не считая нескольких сцен, где Конни с Джейком занимались сексом в океане. Значит, Джейк мог быть тем человеком, который договорился с парой из Чикаго, что Прю воспользуется домом во время их отсутствия. Это могло быть хорошим знаком. Если он близок был к Прю, договаривался для нее насчет дома и прочего, тогда она могла ему сказать, где этот фильм, пока ее не убил муж-болван.
Как бы то ни было…
Дело в том, что…
Джейк уже не жил на Фэтбэк-Кей.
Тик потребовал свои пятьсот долларов назад.
— Где, мать твою, он живет? — спросил он.
— Ну, я точно не знаю, — ответила Ким.
— Гони «бабки» обратно, — потребовал Тик, — сию минуту, мать твою.
— Подожди, — сказала Ким, — дело в том, что…
Дело было в том, что…
Еще в ноябре Джейк, заскочив в клуб, сообщил Ким, что они кончили снимать тот фильм, где он участвовал, и теперь он станет миллионером. Ким вначале подумала, что он собирается стать кинозвездой, что вполне вероятно, потому что он смог бы заткнуть за пояс Эдди Мэрфи вместе с Билли Ди Уильямсом вместе взятыми. Ни одна женщина не может пройти с ним больше сотни ярдов, не намочив трусиков. Но он сказал, что уезжает в Мексику.
— В Мексику! — сказал Тик.
— В Мексику, — подтвердила Ким, — чтобы разведать обстановку для режиссера фильма, и после того как он вернется, они уедут туда кое с чем, что дороже золота. Это были его точные слова, «дороже золота». Она подумала, что он имел в виду кокаин, но не стала переспрашивать. Самое главное было то, что…
— Что, мать твою, было самое главное? — прорычал Тик.
…Главное было то, что он взял «линкольн-континенталь», который пара из Чикаго оставила в гараже, и поехал по задворкам Алабамы и Миссисипи, потом через Луизиану и Техас и дальше через границу, а куда — она не знала. И поскольку это было довольно дальнее путешествие, он взял с собой какую-то девицу, чтобы скоротать время (вот если бы это была я, подумала Ким), и они ездили две-три недели…
— Кто она? — нетерпеливо спросил Тик.
— Шлюха по имени Эмбер Уилсон.
— Когда они вернулись? — спросил Моуз.
— Джейк все еще там, — сказала Ким, — но я слышала, что он дал Эмбер пинка. Я думаю, она ему надоела. Там, в Мексике, полно мексиканок.
— Где можно найти эту Эмбер Уилсон? — спросил Тик.
— Здесь есть один фокус, — ответила Ким.
— Что еще за фокус?
— Я слышала, что ее замели за провоз «травки».
— Замели? Где?
— В Техасе.
— В Техасе?
— А может, и не так. Может, это все слухи.
— А если ее не замели?
— Может, и не замели…
— Где она живет здесь, в Калузе?
— В Ньютауне, — сказала Ким.
Карлтону Барнэби Маркхэму явно не по душе была тюремная жизнь. Он был бледнее, чем в прошлый раз, и сделался еще более нервным.
— Я думаю, вам следовало настаивать на освобождении под залог, — сказал он.
— Я не могу добиться этого, — ответил Мэтью.
— А вы пытались?
— Я говорил с судьей Мэнккьюзо. Этот человек отказал сперва в освобождении под залог, а потом в моем ходатайстве. Он думает, что вы — маньяк.
— Ужасно.
— Он думает, что вы убежите, если он предоставит хоть малейшую возможность.
— Обязательно, — сказал Маркхэм.
— Не надо так шутить.
Маркхэм нахмурился.
— Значит, мне сидеть тут до суда?
— Боюсь, что так.
— Здесь что, Россия?
— Нет, Америка, Маркхэм. У меня к вам есть несколько вопросов.
— Ради Бога, называйте меня Карлтоном. Вы всегда чертовски официальны.
— Извините.
— Не извиняйтесь. Ваша задача — вытащить меня отсюда.
— Я уже сказал вам…
— Я веду речь не о том, чтобы меня выпустили под залог, я говорю о том, чтобы я мог жить дальше.
— Именно это я и пытаюсь сделать. Я уже сказал вам, что мы нашли свидетеля…
— Конечно, толстую старую шлюху с поехавшей крышей.
— Но это все, что у нас есть на данный момент.
— Присяжным будет достаточно только взглянуть на нее…
— Вот что, присяжные — это моя забота, о’кей?
— Конечно, вы беспокоитесь о присяжных. А меня беспокоит электрический стул.
— Меня это тоже беспокоит, Карлтон, поверьте мне.
Маркхэм кивнул, но было видно, что это его не убедило.
— Так что там у вас за вопросы? — спросил он.
— В ваш дом вчера вечером снова кто-то забрался, — сообщил Мэтью.
— Что?
— Да, около полуночи. Я еще не знаю, что было похищено, если вообще что-нибудь взяли. Я сделаю запрос, когда уйду от вас. Но я хотел бы узнать, что Прю держала в своем кабинете наверху.
— Бумаги, записи, корреспонденцию, вот и все.
— Там есть сейф?
— Нет. Зачем? Если он залез за деньгами…
— Я думал, что она…
— …тогда он ошибся адресом. Прю и я не купались в деньгах.
— Я думал, что она могла хранить там фильм.
— Фильм? Нет.
— Она работала над фильмом, когда ее убили, и я подумал, что, возможно…
— Я не понимаю, какое отношение имеет фильм к ее убийству.
— Значит, там его нет?
— Чего?
— Фильма.
— Какой-то идиот наркоман убил мою жену из-за нескольких долларов в ее сумочке, меня обвиняют в ее убийстве, а вы заводите речь о каком-то фильме. Какое отношение имеет фильм к…
— Она работала над фильмом, — сказал Мэтью, — а сейчас никакого фильма нет. И я спрашиваю: почему?
— И что вы предполагаете? Что Прю была убита из-за какого-то дурацкого рекламного ролика?
— Она работала именно над этим? Над рекламным роликом?
— Я не знаю, над чем она работала. Реклама, хроника — какая разница?
— Среди документальных фильмов, которые она делала раньше, были скандальные?
— Нет. Что вы имеете в виду?
— Могли это быть какие-то разоблачения? Или журналистские расследования?
— Нет, нет, ничего похожего. Один фильм был про воспитание трудных детей, он получил премию, еще один — про ламантинов, это, вы знаете, исчезающий вид, потом…
— Этот фильм про воспитание трудных детей кого-нибудь лично задевал?
— Его показывали во всех школах штата. Я же сказал, что он получил премию.
— А последний фильм, который она делала…
— Я не знаю, о чем он был.
— Она никогда о нем не говорила?
— Никогда. Иногда у нее такое бывало. Я не знал про фильм о ламантинах, пока она его не закончила.
— Он мог быть скандальным?
— Фильм о ламантинах?
— Нет, тот, что она делала. Она не снимала, например, фильмов про мошенничество на скачках или про продажу наркотиков подросткам?
— Я же уже сказал вам, мне неизвестно, над чем она работала.
— Работать она начала в сентябре, правильно?
— Да, в конце сентября.
— Когда она работала? Днем? По ночам?
— В основном по ночам.
— Где?
— Я не знаю.
— Кто финансировал фильм?
— Что?
— Кто финансировал его? Несколько минут назад вы сказали, что вы и Прю не купались в деньгах. Разве…
— Я не знаю, кто финансировал. Я уже сказал вам, что мне ничего не известно про этот дурацкий фильм!
Мэтью посмотрел на него.
— Значит, вы исключаете всякую возможность того, что ваша жена работала над чем-то таким, в чем кто-нибудь мог бы усмотреть личную угрозу?
— Я сказал вам, — повторил Маркхэм, — что не знаю, над чем она работала. Мне еще раз повторить? Я не знаю, над чем она работала. И не вижу, каким образом вы сможете мне помочь при таком подходе к делу.
Мэтью продолжал смотреть на него.
— Извините, — произнес он наконец, — это просто моя догадка.
Только через два дня Тик и Моуз смогли разыскать Эмбер Уилсон.
Она по цвету соответствовала своему имени. Это была девушка, которая — или так говорили ее соседи — гордо считала себя «черной», хотя в любой другой стране она сошла бы за белую. То, что называется полукровкой, подумал Моуз, или четвертькровкой, или одной восьмой, или одной десятой, или черт его знает сколько там. То, что его дед в Джорджии назвал бы «загорелой девкой».
Она сидела на подстилке на пляже Сабал-Кей в зеленом купальнике, высоко открывающем ее бедра и низко — ее выдающуюся грудь. Двое белых парней в плавках и майках с эмблемами «Университет Дьюка» перебрасывались диском в десяти футах от нее. Тик и Моуз, одетые по-уличному, направились, увязая в песке, к тому месту, где она сидела, проигнорировав ребят, пытающихся привлечь ее внимание.
— Мисс Уилсон? — спросил Тик.
Она подняла голову. Ее глаза небесного цвета — бледно-голубовато-серые — немного косили на овальном лице с высокими скулами. Моуз пожалел, что это не он ездил с ней в Мексику. Еще он подумал о том, как это Джейк Делани смог отправить ее домой. Вроде бы неглупый парень.
— Спасатель вон там сказал, что вы — Эмбер Уилсон, — сказал Тик, — вы не против, если мы присядем и немного побеседуем?
Тик знал, что она принимает их за полицейских.
— О’кей? — спросил он.
Эмбер пожала плечами.
Они сели на подстилку. Игроки в диск недоумевали: что такого она могла найти в этих двух сопляках, чего не нашла в них? Забрав свою игрушку, они побрели дальше по пляжу.
— Мы разыскиваем вас с понедельника, — многозначительно начал Тик. Пусть она подольше принимает их за полицейских.
— Ого! — произнесла Эмбер. — А как же вы нашли меня сейчас?
— Леди, живущая по соседству с вами, сказала, что вы пошли на пляж.
— Мы слышали, что вы только что вернулись из Мексики, — вставил Моуз, как обычно «вовремя». Иногда Тик думал: какого черта он вообще связался с Моузом?
— Если вы про то, что меня прихватили на границе, то это все фигня, — сказана Эмбер, — вы что, из полиции?
— Мы ищем Джейка Делани, — сообщил Тик, игнорируя вопрос.
— Он в Мексике, и он ничего не сделал.
— Мы знаем, что он ничего не сделал, — сказал Тик, — но нам очень нужно с ним поговорить.
— О чем?
Он раздумывал о том, известно ли ей, что Прю убита.
— Когда вы уехали в Мексику? — спросил он.
— Мы поехали пятнадцатого, — ответила Эмбер.
— Прошлого месяца?
— Раз сегодня семнадцатое, а пятнадцатое было два дня назад, то, значит, это было не в этом месяце, раз я сижу здесь, на пляже, усекаете?
Хитрожопая негритоска, подумал Моуз.
— Вы хотите сказать, что это было в прошлом месяце? — спросил он.
— Точно, — ответила Эмбер.
Трахнуть бы тебя, черножопая, подумал Моуз.
Тик подумал, что если она уехала за пять дней до убийства Прю, то, возможно, не знает о том, что та убита. Он также пытался сообразить, хорошо это для них или плохо. Он решил поиграть еще.
— Зачем Джейк уехал в Мексику? — спросил он.
— По делу, — ответила она.
— «Травка»? — предположил Моуз.
Старый дружище Моуз.
Эмбер просто посмотрела на него. Своим взглядом она могла бы убить таракана на месте.
— Мы — его друзья, — сказал Тик, решив, что пора кончать игру.
— Оно и видно, — усмехнулась Эмбер.
— Мы работали с ним вместе над фильмом в Фэтбэк-Кей.
Она внимательно смотрела на него.
— Это правда.
Она продолжала его изучать.
— Об этом мы и собираемся поговорить с ним.
— Я ничего не знаю ни о каком фильме, — произнесла она.
— Мы знаем, что он поехал в Мексику, чтобы разведать обстановку для режиссера этого фильма, — сказал Тик, глядя ей прямо в глаза.
Она даже не моргнула.
— Мы хотим спросить у него…
— Вы из полиции, да? — снова спросила Эмбер.
— Нет, нет, — ответил Тик.
— Кому вы морочите голову? — спросила Эмбер. — Эту бабу грохнули, а вы мне вешаете лапшу на уши про то, что Джейк разведывает для нее обстановку. Вы — легавые.
Значит, она знает о Прю, подумал Тик.
— Мы — не легавые, — заверил он.
Она снова внимательно посмотрела на него.
— Честно, — сказал он.
— Мы с ним работали, — сказал Моуз.
— Тебе я не поверила бы, даже если бы ты сообщил мне, что на тебе красная рубашка, — сказала Эмбер. На Моузе действительно была рубашка красного цвета.
— Мы не легавые, правда, — сказал Тик, — все, что нам нужно, — это узнать, какую обстановку он там для нее разведывал. Мы бы сами с ним поговорили, но он в Мексике. Он бы нам сразу сказал, если бы был здесь. Мы его друзья. Бог свидетель.
— Ничего противозаконного не было, — сказала она.
— Тогда что же это было?
— Почему бы вам не поехать в Мексику и не спросить у него самого?
— Куда в Мексику? — спросил Тик.
— В Мехико-Сити.
— Что он разведывал?
— Сколько это будет для вас стоить? — спросила Эмбер.
Как всегда, все упирается в деньги. Когда разговариваешь со шлюхой, у нее на уме одни лишь деньги. Во всем мире не осталось ни одной бескорыстной шлюхи. Но он уже получил урок у Ким Арден, она же Мэри Андроссини.
— Все, что я могу дать, — это сто долларов, — сказал он.
— Лучше двести, — поправил Моуз.
У Тика отвалилась челюсть.
— Я хотел сказать, пятьдесят, — произнес Моуз с виноватым видом.
— Нет, нет, двести будет в самый раз, — сказала Эмбер.
— Что я покупаю за две сотни? — спросил Тик.
— Вы ведь хотите узнать, зачем он поехал в Мексику?
— И еще кое-что!
— Что именно?
— Как найти девушку, которая снималась с ним в том фильме.
Эмбер посмотрела на него.
— Ты знаешь, как ее зовут?
— Да, знаю, — ответила Эмбер.
— И адрес тоже?
— Нет.
— Тогда все это стоит сотню.
— Сойдемся на полутора.
— Ладно, — согласился Тик, доставая бумажник. Он отсчитал шесть двадцаток и три десятки.
— Спасибо, — сказала девушка, засовывая деньги в свою пляжную сумку.
— Ну? — сказал он.
— Так что вам нужно?
— Сначала — имя девушки.
— Маргарет.
— Ее фамилия?
— Дилл.
Легко запомнить, подумал Тик. Как маринад с укропом.
— Она живет здесь, в Калузе? — спросил он.
— Да, но я не знаю где. Я же сказала вам, что не знаю ее адреса.
Трахнуть бы тебя прямо в твой негритянский рот, подумал Моуз.
— Джейк ни разу не говорил о…
— Нет, он просто постоянно вспоминал: «Мэг то, Мэг это…»
— Он называл ее «Мэг»?
— Да.
— Ты сказала «Маргарет».
— Мэг — это ее прозвище. Они были очень близки. Мне кажется, что они занимались этим делом даже и не перед кинокамерой. Ну, вы же знаете Джейка.
— Значит, это — Маргарет Дилл, — сказал Тик.
— Мэг, — сказал Моуз.
— Все равно, — сказала Эмбер, пожимая плечами.
— Ну, хорошо, а теперь о Джейке. Что он делает там, в Мексике?
— То, что вы сказали. Ищет кое-что для той бабы, что была у него режиссером.
— Где? В Мехико-Сити?
— В Мехико-Сити.
— Что он ищет?
— Бабки, — сказала Эмбер, — и место для работы.
— Место для работы? В Мексике?
— Да. Она именно там собиралась заканчивать фильм, в котором снимался Джейк.
— «Кошечка в сапожках»?
— Что это такое?
— Это название фильма, который мы снимали. Джейк говорил, что она собирается заканчивать «Кошечку в сапожках»?
— Он не говорил мне названия фильма. Он лишь сказал, что это фильм, где он был занят в главной роли, и ей понадобилось место, чтобы закончить его.
Тик посмотрел на Моуза и снова повернулся к Эмбер.
— Джейк не взял с собой фильм? — спросил он. — У него не было бобин с пленкой, или магнитофонных кассет, или чего-нибудь вроде этого?
— Нет, нет.
Значит, он все еще здесь, в Калузе, подумал Тик.
— Пока вы были там, — спросил он, — вы слышали, что ее убили?
— Нет, я узнала об этом, только когда вернулась.
— Как ты думаешь, Джейк об этом знает?
— Сомневаюсь. Вы когда-нибудь были в Мексике? Оттуда сто лет в Штаты не дозвониться.
— А он пытался позвонить в Штаты?
— Нет, потому что он не нашел пока то, что искал. Он все еще был занят поисками, когда выгнал меня. Мне пришлось четыре раза поработать, чтобы раздобыть денег на самолет. — Она лучезарно улыбнулась. — Джейка иногда кто-то клюет в задницу.
— Так в чем же заключался план? — спросил Тик.
— План?
— Я имею в виду, что как только Джейк нашел бы место для съемок…
— Она собиралась приехать к нему туда.
— Когда?
— Как только ему повезет.
— Сколько денег ему было нужно?
— Откуда я знаю? Столько, сколько нужно, чтобы закончить фильм.
— Он планирует сюда вернуться? — спросил Тик.
— Нет, я думаю, он планирует переправить машину тем людям, у которых работает, и остаться там. Они собирались вместе заняться бизнесом.
— Кто? Джейк и люди, на которых он работал?
— Нет, Джейк и та баба, которую убили. Они собирались там вместе снимать кино. По крайней мере, он мне так об этом сказал. Он иногда бывает таким дерьмом, этот Джейк.
— Он начинал дело с Прю?
— И с ее мужем, — ответила Эмбер.