Терри Гленнон был задержан в четыре часа дня. К этому времени в дежурке уже набралось полным-полно закаленных в боях с преступностью сыщиков. Они, казалось, с обманчивым безразличием и снисходительностью посматривали на парня, который сидел на жестком стуле в их окружении и требовал ответа, на каком основании его притащили в этот участок.
Боб О'Брайен взял на себя роль самого любезного из всех полицейских.
— Мы, как вы изволили выразиться, «притащили» вас в полицейский участок, потому что полагаем, что вы в компании с вашими дружками избили до полусмерти сегодня утром одного полицейского. Вы удовлетворены данным ответом на ваш вопрос?
— Я не понимаю, о чем вы тут говорите, — сказал Гленнон.
— Имя полицейского — детектив Мейер Мейер, — продолжал тем же любезным тоном О'Брайен. — И сейчас он лежит в Центральной городской больнице, где ему залечивают порезы, ссадины, синяки, ушибы и, возможно, даже сотрясение мозга. Ну, как? Теперь вам стало понятней, почему вы здесь?
— А мне все равно не понятно о чем вы здесь говорите.
— Ну ладно. Давай поиграем в молчанку, — сказал О'Брайен. — У нас времени навалом. Я днем съездил в больницу к Мейеру, и он рассказал мне, что утром он ненадолго посетил семейство Гленнонов, где молодой человек по имени Терри Гленнон был очень расстроен тем фактом, что детектив позволил себе наглость разговаривать с его матерью. Мать, по словам Мейера, отпустила несколько саркастических замечаний по поводу друзей этого молодого человека. Ну как, Гленнон? Просветления не наступило?
— Да. Это я помню.
— А теперь, давай-ка, припомним, куда ты пропал после того, как с дружками осуществил нападение на Мейера?
— Никуда я не пропадал. Я был за домом. И я не осуществлял никакого нападения ни на кого.
— Не было тебя за домом, Гленнон. Мы тебя с полудня ищем.
— Я гулял, — сказал Гленнон. — Что тут плохого?
— Ничего плохого, — сказал Карелла. — Любой волен гулять где угодно. Это не противоречит закону. — Он помолчал немного, улыбнулся и сказал:
— И куда же ты пошел гулять, когда вышел из дома, Гленнон?
— Вниз по улице.
— Куда вниз? — спросил Уиллис.
— К кондитерскому магазину.
— Какому кондитерскому магазину? — спросил Браун.
— Тот, что на углу.
— Сколько времени ты провел там? — спросил Ди-Мэо.
— Не могу сказать. Может час, а может и два, разве вспомнишь?
— Ничего. Найдем того, у кого с памятью получше, — сказал О'Брайен. — Почему вы избили Мейера?
— Я не избивал.
— Тогда кто избил его? — спросил Карелла.
— Не знаю.
— Ты когда-нибудь слышал о Клэр Таунсенд?
— Зачем вы избили Мейера?
— Я не избивал.
— Отчего твоей матери не нравятся твои друзья?
— Откуда мне знать? Спросите у нее.
— И спросим. Но сейчас мы беседуем с тобой.
— Я не знаю, почему они не нравятся моей матери.
— Ты состоишь в какой-нибудь банде, Гленнон?
— Нет.
— Может, состоишь членом какого-нибудь клуба? Или как вы там его называете, Гленнон? Спортивный клуб или клуб по интересам?
— Нигде я не состою. И ничего никак не называю, потому что нигде не состою.
— Твоя банда помогала тебе избивать Мейера?
— У меня нет никакой банды.
— Сколько вас там было?
— Я не понимаю, о чем вы все время говорите. Я пошел гулять…
— Как это было? Вы подкараулили его в коридоре?
— …и зашел в кондитерский магазин и пробыл там…
— И избили его, когда он выходил после разговора с вашей матерью?
— …несколько часов, а потом пошел на прогулку.
— Где ты обедал?
— Что?
— Где ты обедал?
— Я съел сосиску на Баркер-стрит.
— Покажи свои руки.
— Зачем это?
— Покажи ему свои руки! — рявкнул Карелла.
О'Брайен взял его руки и повернул ладонями вверх.
— Что и требовалось доказать. Нам больше ничего не нужно, — сказал О'Брайен. — Вот ссадины на костяшках пальцев — дело верное!
Гленнон наживку не заглотил. Он продолжал упорно молчать. Если он был среди тех, кто отколотил Мейера железными трубами, то раскалываться было не в его интересах.
— Мы запрем тебя тут ненадолго, — сказал Уиллис. — Я думаю, тебе понравятся наши клетки.
— Вы не можете меня здесь запереть, — сказал Гленнон.
— Почему не можем? Сейчас сам увидишь, что можем, — ответил Уиллис. — Стив, я думаю надо еще раз навестить старушку и узнать имена его дружков.
— Оставьте мою мать в покое! — закричал Гленнон.
— Это почему? Ты нас тоже изобьешь?
— Оставьте ее в покое, слышите! Я — единственный мужчина в доме! Когда умер мой отец, я остался единственным мужчиной в семье! Так что держитесь от нее подальше!
— Да. Ты настоящий мужчина, — сказал Браун. — Притаился с дюжиной своих дружков под лестницей и ударил сзади по голове…
— Нигде я не таился! Не трогайте мою мать!
— Заприте его, — сказал О'Брайен.
— Вы не можете меня запереть здесь. У вас должны быть основания для этого.
— У нас есть основания.
— Да? И какие же?
— Подозрение в преступлении, — сказал Уиллис, призвав на помощь испытанный полицейский метод.
— В каком преступлении?
— Мы подозреваем, что ты — большая порция дерьма, такое обвинение тебе подходит? Уведите его кто-нибудь отсюда поскорее.
Этим «кто-нибудь» оказался Ди-Мэо. Он резко сорвал парня со стула, защелкнул наручники и без промедления поволок его вниз, где были расположены камеры для задержанных.
— Не забудьте спросить старую даму еще вот об этом, — сказал О'Брайен Карелле. — Это передал мне Мейер в больнице.
— Что это?
О'Брайен передал ему листок бумаги, вырванный из блокнота Мейера. На бумаге было написано:
КЛЭР
СУББОТА
ПЕРВАЯ ЮЖНАЯ УЛИЦА, ДОМ 271
Карелла прочёл записку:
— Где Мейер взял это?
— Эта записка висела на доске у телефона в квартире Гленнонов.
— Хорошо. Мы спросим ее об этом. Кто-нибудь займется проверкой этого адреса?
— Я как раз собирался идти туда, — сказал О'Брайен.
— Мы будем на квартире у миссис Гленнон. Если узнаешь что-нибудь любопытное — звони прямо туда.
— Хорошо.
— Мейер знает, кто написал эту записку?
— Он предполагает, что это была их девчонка — Эйлин Гленнон.
— Надо доставить эту девчонку сюда и расспросить про записку.
— Видишь ли, Стив. Здесь еще одна проблема. Миссис Гленнон говорит, что в Бестауне живет ее сестра, некая Айрис Мулхаер.
— И что дальше?
— Она утверждает, что Эйлин уехала к ней в субботу утром. Она рассказала также Мейеру, что девочка гостила у ее сестры все время, пока эта старая дама лежала в больнице.
— Ну?
— Так вот, как только я вернулся в участок, я позвонил миссис Мулхаер. Она ответила, что девочка у нее. Я попросил позвать ее к телефону. Ну, она мямлила, мямлила, а потом и говорит мне, дескать, извините, Эйлин, кажется, куда-то на секундочку выскочила, и сейчас ее дома нет. Я ее спросил, куда она выскочила. Миссис Мулхаер ответила, что не знает. Тогда я ее спросил, уверена ли она, что девочка вообще находится именно там, а не где-то еще. Она ответила, что, само собой, она уверена в этом. Тогда я опять попросил ее позвать девочку к телефону. Она говорит: я же вам уже сказала, что она куда-то выбежала на минутку. Тогда, говорю ей, мне придется позвонить в местный полицейский участок и попросить их послать к ней домой патрульного полицейского, чтобы тот помог ей разыскать девочку. Здесь миссис Мулхаер, наконец, раскололась, и все дерьмо выплыло наружу.
— Давай выкладывай.
— Эйлин Гленнон не жила у своей тети. Более того, эта самая Мулхаер не видела ее около полугода.
— Полгода, говоришь?
— Совершенно верно. Эйлин не гостит там сейчас, и она не проживала там, когда ее мать лежала в больнице. Я спросил ее, зачем она говорила мне неправду. Она ответила, что утром ей звонила сестра — наверное, как только от нее ушел Мейер — и просила, если кто спросит, сказать, что Эйлин гостит у нее в Бестауне.
— Зачем надо было миссис Гленнон заставлять ее врать?
— Не знаю. Но похоже на то, что Клэр Таунсенд была впутана в какие-то темные дела или попала на крючок к каким-то мошенникам.
Мошенница по имени миссис Гленнон, видимо, давно уже встала с постели, когда приехали Карелла и Уиллис. Она сидела на кухне и пила молоко с маслом, которое вне всяких сомнений приготовила себе сама. Отлаженная служба местных сплетен уже сообщила ей об аресте сына, и она встретила детективов с неприкрытой враждебностью. Чтобы подчеркнуть свою неприязнь еще более явным образом, в течение всего разговора она продолжала пить молоко, громко прихлебывая из чашки.
— Нам хотелось бы узнать имена друзей вашего сына, миссис Гленнон, — сказал Карелла.
— Я не знаю ничьих имен. Терри — хороший мальчик. Вы не имеете права арестовывать его.
— Мы считаем, что он со своими друзьями осуществил нападение на офицера полиции, — сказал Уиллис.
— Мне наплевать, что вы там считаете. Он — хороший мальчик. — Она громко отхлебнула из чашки.
— Ваш сын состоит в какой-нибудь уличной банде, миссис Гленнон?
— Нет.
— Вы уверены?
— Уверена.
— Как зовут его друзей?
— Не знаю.
— Они никогда не заходили к вам домой, миссис Гленнон?
— Никогда. Я не собираюсь превращать свой дом в притон для своры малолетних… — Она спохватилась и тут же замолчала.
— Своры малолетних… ну, продолжайте, миссис Гленнон… кого?
— Никого.
— Малолетних хулиганов, да? Миссис Гленнон?
— Нет. Мой сын — хороший мальчик.
— Но он, ведь, избил полицейского.
— Он не избивал. Это все ваши догадки.
— Где ваша дочь, миссис Гленнон?
— Не хотите же вы сказать, что она тоже избила полицейского?
— Нет, миссис Гленнон, но у нас есть все основания полагать, что у нее была намечена встреча с Клэр Таунсенд на субботу вот по этому адресу. — Карелла положил листок бумаги на стол рядом с чашкой молока. Миссис Гленнон взглянула на него и ничего не сказала.
— Вам известно что-нибудь о том, что это за адрес, миссис Гленнон?
— Нет.
— Она собиралась в субботу на встречу с Клэр?
— Нет. Я не знаю.
— Где она сейчас?
— У моей сестры в Бестауне.
— Ее там нет, миссис Гленнон.
— Нет, она там.
— Ее там нет. Мы разговаривали с вашей сестрой. Ее там нет и не было.
— Она там.
— Нет. Так, где она, миссис Гленнон?
— Если ее там нет, то где она я не знаю. Она сказала, что поедет навестить свою тетушку. Она мне никогда не врала, поэтому не верить ей у меня повода не было…
— Миссис Гленнон, вы сами, черт возьми, прекрасно знаете, что ни к какой вашей сестре она не поехала. Вы же звонили вашей сестре утром сразу после того, как детектив Мейер ушел отсюда. И вы попросили ее солгать ради вас. Так, где же ваша дочь, миссис Гленнон?
— Я не знаю. Оставьте меня в покое! У меня и без вас хлопот хватает! Вы думаете, мне легко? Вы думаете, вырастить двоих детей без мужа легко? Вы думаете, мне нравится та компания, с которой водится мой сын? Вот теперь еще и Эйлин? Вы думаете мне…? Оставьте меня в покое! Я больна. Я — бедная больная женщина. — Ее голос стал постепенно затихать. — Пожалуйста, оставьте меня в покое. Пожалуйста.
— А где же все-таки Эйлин, миссис Гленнон?
— Не знаю, не знаю, не знаю, ничего не знаю, — завопила она, зажмурив глаза и сжав кулаки на коленях.
— Миссис Гленнон, — самым мягким тоном сказал Карелла, — нам нужно выяснить, где находится ваша дочь.
— Я не знаю, — сказала миссис Гленнон. — Клянусь богом, не знаю. Это чистейшая правда. Я, правда, не знаю, где Эйлин.
Детектив Боб О'Брайен стоял на тротуаре и разглядывал дом номер 271 по Первой Южной улице.
Это было солидное пятиэтажное здание из бурого песчаника, где витрину второго этажа украшала вывеска: МЕБЛИРОВАННЫЕ КОМНАТЫ. СДАЮТСЯ ПОСУТОЧНО И ПОНЕДЕЛЬНО. О'Брайен поднялся на крыльцо и позвонил в звонок. Он подождал немного, ничего не дождался и позвонил снова.
— Хеллоу? — раздался голос откуда-то изнутри здания.
— Хеллоу! — ответил О'Брайен.
— Хеллоу?
— Хеллоу! — Ему уже стало казаться, что он работает эхом, когда дверь, наконец, открылась. Худой старик в штанах цвета хаки и майке вышел ему навстречу. У него были косматые седые брови, которые частично прикрывали его голубые глаза и этим придавали ему заговорщицкий вид.
— Хеллоу, — сказал он. — Это вы звонили?
— Да. Это я звонил, — ответил О'Брайен. — Я — детектив О…
— Ой-ёй-ёй, — заохал старик.
О'Брайен улыбнулся.
— Не беспокойтесь, сэр, — сказал он. — Я просто пришел задать несколько вопросов. Меня зовут детектив О'Брайен, 87-ой полицейский участок.
— Здравствуйте. Меня зовут О'Лафлин, Первая Южная улица, — сказал старик с усмешкой.
— Да здравствуют повстанцы! — воскликнул О'Брайен.
— Да здравствуют повстанцы! — вторил ему старик, и оба господина с ирландскими фамилиями рассмеялись. — Входи, входи, парень. Я как раз собирался пропустить стаканчик в честь удачного завершения сегодняшнего дня. Присоединишься ко мне?
— Ну, нам, ведь, мистер О'Лафлин, не разрешается пить на работе.
— Само собой, не разрешается. Но какой ирландец выдаст ирландца? — сказал старик. — Ну, давай, парень, проходи.
Они пересекли вестибюль и прошли в квартиру О'Лафлина, располагавшуюся в конце коридора. Они уселись в гостиной, где висела люстра с цветными стекляшками, и окна закрывали бархатные портьеры. Комната была обставлена старой удобной мебелью. О'Лафлин подошел к горке из вишневого дерева и достал оттуда красивую бутылку.
— Настоящий ирландский виски, — сказал он.
— А как же! — вторил О'Брайен.
Старик хмыкнул и налил две солидные порции спиртного. Один стакан он передал О'Брайену, который сидел на диване, а другой взял себе и уселся напротив в высокое кресло-качалку, обитое добротной материей.
— Да здравствуют повстанцы, — тихо сказал он.
— Да здравствуют повстанцы, — ответил О'Брайен, и они торжественно выпили.
— Так о чем ты хотел меня спросить, О'Брайен? — спросил старик.
— Не слишком ли забористая порция, — сказал О'Брайен, оценивая содержимое стакана. Глаза его немного округлились.
— Мягкое, как материнское молоко, — сказал О'Лафлин, — пей, парень.
О'Брайен осторожно поднес стакан к губам и сделал робкий глоток.
— Мистер О'Лафлин, — начал он, — мы разыскиваем девушку по имени Эйлин Гленнон. Мы нашли адрес…
— Ты пришел по верному адресу, парень, — сказал О'Лафлин.
— Вы знаете ее?
— Ну, я ее не знаю, то есть лично не знаком. Но она сняла у меня в этом доме комнату, это точно.
О'Брайен облегченно вздохнул.
— Ну и хорошо. Что это за комната?
— Там наверху. Я сдал ей свою лучшую комнату. Окна выходят в парк. Она попросила хорошую комнату, где много солнца. Я и выбрал для нее такую комнату.
— Она сейчас здесь?
— Нет, — О'Лафлин отрицательно покачал головой.
— А вы не можете предположить, когда она вернется?
— А ее еще здесь ни разу не было.
— Что вы хотите этим сказать? Вы же сами…
— Я всего лишь сказал, что она сняла у меня комнату. Вот и все. И это было на прошлой неделе. В четверг, насколько я помню. Она сказала, что хочет снять комнату с субботы. В субботу она так и не появилась.
— Так значит, она не показывалась здесь с того дня, как сняла комнату?
— Именно, сэр. Вы правы. А что случилось? Бедняжка попала в какую-нибудь беду?
— Не сказать, чтобы в беду. Просто мы… — О'Брайен вздохнул и отхлебнул еще немного виски. — А она сняла комнату только на субботу?
— Нет, сэр. Она сняла ее на целую неделю и заплатила мне за весь срок. Наличными.
— А вам не показалось это несколько странным… я хотел сказать… ну, у вас принято сдавать комнаты таким молоденьким девочкам?
О'Лафлин удивленно вздернул свои косматые брови и уставился на О'Брайена.
— Ну, она вовсе не выглядела настолько молоденькой, понимаете ли.
— Шестнадцать лет — довольно юный возраст, мистер О'Лафлин.
— Шестнадцать? — О'Лафлин расхохотался. — Ну, ваша милая барышня над кем-то здорово подшутила, парень. Ей было не меньше двадцати пяти, как пить дать.
О'Брайен посмотрел сначала в свой стакан виски, а затем на старика.
— Простите, сколько лет, вы сказали?
— Двадцать пять или двадцать шесть, а может быть и чуть больше. Но уж точно не шестнадцать. Даже если выпить много лишнего.
— А вы говорите об Эйлин Гленнон? Мы вообще говорим об одном и том же человеке?
— Я говорю об Эйлин Гленнон, так ее звали. Она пришла сюда в четверг, заплатила за неделю вперед и сказала, что придет за ключом в субботу. Да, Эйлин Гленнон.
— А не могли… не могли бы вы описать ее поподробнее, мистер О'Лафлин?
— Конечно, могу. Это была высокая девушка, дородная такая, ростом выше метр семьдесят пять. У меня было время внимательно рассмотреть ее, пока мы разговаривали. У нее были черные как смоль волосы, большие карие глаза и…
— Клэр, — сказал вслух О'Брайен.
— Что?
— Сэр, она ничего не говорила о другой девушке?
— Нет.
— Она не говорила, что хочет привести сюда другую девушку?
— Нет. Но это меня не интересовало. Какое мне дело? Ты снимаешь комнату — комната твоя.
— А вы ей это сказали?
— Ну, мне кажется, я дал ей это четко понять. Она сказала, что ей нужна тихая комната, где много солнца. Как я понял, солнце не было главным условием. Когда сюда приходит человек и просит тихую комнату, мне сразу становится понятным, что они не хотят, чтобы их побеспокоили, и ей я тоже намекнул, что их никто не побеспокоит. Я уж во всяком случае — точно. — Старик на время замолчал. — Ты, конечно, понимаешь, что я говорю с тобой как мужчина с мужчиной, О'Брайен.
— Спасибо. Я это ценю.
— Не подумай чего плохого — у меня здесь не бордель, но я к своим постояльцам не придираюсь по пустякам. В этом городе уединение дорогого стоит. Я понимаю так, что каждый человек иногда имеет право запереться от всего мира.
— И у вас создалось такое впечатление, что Эйлин Гленнон искала такого уединения?
— Да, парень, именно такое впечатление у меня и создалось.
— Она ни о ком другом не упоминала?
— Зачем ей упоминать о ком-то другом?
— Она расписалась у вас, что сняла комнату.
— Это не в моих правилах. Она заплатила за неделю вперед, и я дал ей расписку. Больше ей ничего не надо. Гарри О'Лафлин — человек честный. Он всегда держит свое слово.
— И она больше не пришла?
— Не пришла.
— А сейчас, мистер О'Лафлин, я прошу вас припомнить как следует: в субботу, когда Эйлин Гленнон должна была занять эту комнату, никто не приходил… никто не спрашивал ее здесь?
— Никто.
— Пожалуйста, припомните: не приходила ли сюда и не искала ли ее шестнадцатилетняя девушка?
— Нет. Не приходила.
— Может быть, вы заметили, что какая-нибудь девушка бродила здесь поблизости, как бы поджидая кого-то?
— Нет. Не заметил.
О'Брайен горестно вздохнул.
— Наверное я чего-то не понимаю, — сказал О'Лафлин.
— Я полагаю, вы сдали комнату девушке по имени Клэр Таунсенд, — сказал О'Брайен. — Я пока не знаю, зачем она воспользовалась именем Эйлин Гленнон, но подозреваю, что она сняла комнату для этой девочки. Зачем она сделала это — не знаю.
— Но если она сняла эту комнату для кого-то другого… только давайте начистоту… значит, ту девушку, которая сняла у меня комнату, звали Клэр Таунсенд?
— Да, я так думаю.
— И вы говорите, что она воспользовалась именем Эйлин Гленнон и что она сняла эту комнату именно для нее?
— Да, я так думаю. Похоже, что так и было.
— Тогда почему Эйлин Гленнон не пришла сюда в субботу? Я хочу сказать, что если комнату сняли для нее…
— Я думаю, она приходила сюда, мистер О'Лафлин. Она пришла и ждала, пока придет Клэр, возьмет ключ и приведет ее в комнату. Но Клэр так и не появилась.
— А почему она не пришла? Если уж она взяла на себя весь этот труд, чтобы снять комнату…
— Потому что Клэр Таунсенд была убита в пятницу вечером.
— Ой, — О'Лафлин поднял стакан и разом осушил его. Он налил себе следующую порцию и протянул бутылку к стакану О'Брайена. — Еще немножко?
О'Брайен накрыл стакан ладонью и сказал:
— Нет, нет, спасибо.
— Но кое-чего я все-таки не понимаю, — сказал О'Лафлин.
— Чего?
— Зачем Клэр Таунсенд надо было использовать имя этой другой девушки?
— Я не знаю.
— Она что, хотела что-то скрыть?
— Понятия не имею.
— Я хотел сказать, может быть, у нее были неприятности с полицией?
— Нет.
— Может, она занималась чем-то противозаконным?
— Не знаю.
— И куда пропала эта вторая девушка? Если для нее сняли комнату…
— На этот вопрос я тоже ответа не знаю, — сказал О'Брайен. Он с грустью посмотрел на свой пустой стакан. — Возможно, я все-таки воспользуюсь вашей любезностью, мистер О'Лафлин, и попрошу у вас еще одну порцию виски.
Патрульный в Маджесте заступил на дежурство без пятнадцати пять вечера. На дворе стояло жаркое бабье лето и казалось непривычным, что такие по-летнему жаркие дни были так по-осеннему коротки. Он даже не заметил, как стало смеркаться, и стрелки часов приблизились к шести часам. Да, бег часов не подчиняется капризам погоды, и сумеркам осенью назначен свой час. Он, совершая обход вверенной ему территории, неторопливо шел по дорожке, которая диагональю пересекала маленький парк, и осматривал прилегающие кусты. Вдруг между деревьями он заметил какое-то желтое пятно. Он стал всматриваться сквозь сгущающуюся темноту. Это желтое пятно напоминало то ли рукав, то ли подол женского пальто. Однако, обзор был частично закрыт огромным валуном и стволом дерева. Переступая через бугорки и пучки травы, патрульный подошел поближе. Ну вот — так и есть! Желтое женское пальто.
Он зашел за валун, чтобы поднять его.
Пальто было небрежно брошено на землю около валуна. В метре от пальто на спине лежала девушка, ее глаза безжизненно уставились в сумрачное небо. Глаза и рот ее были открыты. На ней была серая юбка. Юбка была насквозь пропитана кровью. Ее голые ноги и бедра были тоже покрыты засохшей кровью. На вид ей было не более шестнадцати — семнадцати лет.
Патрульный, который не раз в своей жизни сталкивался со смертью, сразу понял, что перед ним лежит труп.
Тогда еще он не мог знать, что мертвую девушку зовут Эйлин Гленнон.