Бюро по учету пропавших без вести лиц относится к розыскному управлению и поэтому те двое людей, с которыми пришлось разговаривать Берту Клингу, были тоже детективами.

Одного из них звали Амброузом, второго – Бартольди.

– Вполне естественно, – сказал Бартольди, – что нам здесь абсолютно нечем больше заняться, кроме как проявлять интерес к утопленникам.

– Естественно, – подтвердил Амброуз.

– У нас тут только на сегодняшний день поступило шестнадцать заявлений о пропаже детей, не достигших десятилетнего возраста, но нам, конечно, следует бросить все это и немедленно заняться трупом, который спокойно пролежал в воде шесть месяцев.

– Четыре месяца, – поправил его Клинг.

– Ах, простите, – сказал Бартольди.

– Да, с этими детективами из восемьдесят седьмого участка, – сказал Амброуз, – нужно держать ухо востро. Стоит только ошибиться на пару месяцев и они уже готовы глотку тебе перервать. Они там все помешаны на технических деталях и проявляют к ним огромный интерес.

– Да уж, стараемся, – сухо отозвался Клинг.

– Напротив, они там все гуманитарии, – сказал Бартольди. – На сегодняшний день их очень волнует проблема утопленников. Они заботятся, там о судьбах человечества.

– А нам только и достается, – сказал Амброуз, – что выяснить, куда мог запропаститься какой-то, трехлетний мальчишка, который вдруг взял да и исчез прямо со ступенек родного дома. Где уж нам до судеб человечества.

– Можно подумать, что я попросил у вас разрешения провести ночь с вашей родной сестрой, – сказал Клинг. – Единственное, о чем я прошу, так это разрешить ознакомиться с вашей картотекой.

– А я, может, предпочел бы, чтобы вы провели ночь с моей сестрой, – сказал Бартольди. – Правда, боюсь, что вы разочаровались бы довольно скоро, потому что ей пока всего восемь лет, но, несмотря на это, таков мой выбор.

– И дело здесь не в том, что мы не верим в сотрудничество между различными управлениями, – сказал Амброуз. – Мы и сами готовы прийти в любой момент на выручку нашим день и ночь топающим по улицам коллегам. Разве это не так, Ромео?

Ромео Бартольди утвердительно кивнул.

– А ты порассказал бы им о наших боевых характеристиках, Майк.

– Это именно мы вышли на просторы Тихого океана, – сказал Амброуз, – сразу же после второй мировой войны, чтобы помочь решить проблему безымянных утопленников.

– Но уж если вам удалось расчистить весь тихоокеанский театр военных действий, то, может, вы сможете и мне помочь с одним-единственным утопленником, – сказал Клинг.

– Что самое трудное с этими топтунами, – сказал Бартольди, – так это то, что головы у них никак не приспособлены к канцелярской работе. У нас тут заведена отлично упорядоченная картотека, видите? Но если мы станем пускать к ней всех этих торопыг со всего города, чтобы те рылись в ней, то после этого нам уже просто невозможно будет разыскать в ней хоть кого-нибудь.

– Я просто в восторге, что у вас здесь такая великолепно налаженная система, – сказал Клинг. – Вот только мне не совсем ясно – планируете ли вы держать все эти данные в секрете от всех остальных служб департамента или откроете массовый доступ к этим карточкам, наподобие дня открытых дверей в высшей школе?

– За что я особенно люблю этих “быков” из восемьдесят седьмого, – сказал Амброуз, – так это за то, что там собрались сплошные комики. Если появляется хотя бы один из них, просто очень трудно бывает удержаться от того, чтобы не промочить штаны со смеху.

– От радости тоже, – сказал Бартольди.

– Именно это и свидетельствует о качествах хорошего полицейского, – продолжал Амброуз. – Юмор, человечность и любовь к незначительным, казалось бы, деталям.

– Вы забыли ещё о терпении, – сказал Клинг. – Так будет мне дозволено заглянуть в эти ваши чертовы карточки или нет?

– Ах, горячность, горячность и нетерпение юности, – сказал Бартольди.

– И какой же период вы намерены охватить? – спросил Амброуз.

– Последние примерно шесть месяцев.

– А мне показались, что речь шла о том, что утопленница пробыла в воде только четыре месяца.

– Но о её пропаже могло быть заявлено несколько раньше.

– И умен вдобавок ко всему, – сказал Бартольди. – Господи, да этот город давно обратился бы в груду дымящихся развалин, если бы не ребята из восемьдесят седьмого.

– Ну ладно, пошли вы все знаете куда, – сказал Клинг, поворачиваясь к двери. – Я сейчас пойду и скажу лейтенанту, что вы отказываете нам в допуске к этой своей картотеке. Всего, ребята.

– И он с плачем убежал к своей мамочке, – сказал Бартольди, ничуть не обеспокоенный.

– Можете быть уверены, что эта мамочка очень расстроится, – сказал Клинг. – Мамочка, как правило, совсем не против хорошей шутки, но она не любит, когда спектакль устраивается за счет оплачиваемого городом рабочего времени.

– Делу время, потехе час... – начал было Бартольди, но тут же оборвал себя, увидев, что Клинг всерьез уходит. – Ну, ладно, торопыга, – произнес он, – идите и смотрите себе на здоровье. У нас тут хватит этих карточек не менее чем на год работы, так что можете считать себя отныне нашим постоянным сотрудником.

– Премного благодарен, – ехидно проговорил Клинг и пошел вслед за детективом по коридору.

– Наша картотека составлена по разным параметрам, – говорил по пути Амброуз. – Конечно, назвать это полным банком данных трудно, но здесь сделано все для облегчения поисков. Прежде всего карточки расставлены по алфавиту, но имеется картотека, расположенная и в хронологическом порядке – в соответствии с датой поступления заявления об исчезновении данного лица. А кроме того, мы разделили их также на мужчин и женщин.

– Чтобы не было неприятностей и баловства, мы помещаем мальчиков к мальчикам, а девочек к девочкам, – пояснил Бартольди.

– По папкам разложено все, что может вам понадобиться. Там и медицинские карточки с историями болезней, если нам удалось раздобыть их, и карточки дантистов, и даже личные письма и разные документы.

– Только вы уж постарайтесь не перепутать все эти папки, иначе здесь снова появится красавица-стенографистка из Главного управления и, в который раз будет пытаться расставить все по местам.

– А мы здесь терпеть не можем красавиц-стенографисток, особенно длинноногих блондинок, – сказал Амброуз.

– Мы просто выталкиваем их в шею всякий раз, когда они пытаются проникнуть на нашу территорию.

– И все это потому, что мы солидные и женатые мужчины.

– Которые героически не поддаются никаким соблазнам, – подвел черту Бартольди. – А вот и ваши любимые карточки. – И он величественным жестом указал на полки с бесчисленным множеством зеленых папок, расставленных вдоль стен. – Сейчас у нас апрель, а вам нужны сведения за последние шесть месяцев. Значит, вам придется начать с ноябрьских поступлений, – он снова неопределенно повел рукой. – Это где-то в том направлении. – Потом он подмигнул Амброузу. – Ну, значит, будем считать, что отныне мы сотрудничаем с вами и оказываем вам всяческое содействие, не так ли?

– Вы оказываете мне неоценимую поддержку, – сказал Клинг.

– Надеюсь, что вам удастся разыскать здесь все необходимое, – сказал Амброуз, открывая дверь. – Пошли отсюда, Ромео.

Бартольди вышел вслед за ним.

Клинг тяжело вздохнул, оглядел ряды полок с папками и закурил. На стене у полок висела табличка с надписью:

МОЖЕТЕ БРОСАТЬ ИХ, ТРЯСТИ ИХ, ТОПТАТЬ НОГАМИ, МОЖЕТЕ ОБНИМАТЬ ИХ – ТОЛЬКО НЕПРЕМЕННО СТАВЬТЕ ИХ ПОТОМ НА ТО МЕСТО, С КОТОРОГО ВЫ ИХ ВЗЯЛИ!!!

Он прошелся по комнате и иаконец высмотрел ту полку, на которой размещены были папки с заявлениями об исчезновении людей, датированные ноябрем прошлого года. Чтобы дотянуться до них, ему пришлось придвинуть стул и встать на него. Достав нужную папку, он принялся перелистывать её, так и не слезая со стула.

Если вам приходится рассматривать одно за другим заявления о пропавших без вести, то очень скоро у вас возникает желание самому поскорее куда-нибудь исчезнуть, пропасть без вести. Вскоре все они стали путаться и превратились в какую-то безликую массу, единственной целью которой было занудить вас до смерти. Вскоре вы уже не могли вспомнить, кто именно из них имеет родинку на левой груди, а кто – татуировку на большом пальце. А спустя ещё некоторое время вам уже было наплевать на все эти детали.

Встречались тут, правда, и отдельные забавные случаи, которые хоть как-то прерывали монотонность этого неблагодарного труда, но встречались они довольно редко. Как например, заявления со стороны мужа и жены, которые умудрились вдруг исчезнуть в один и тот же день, а потом одновременно подали заявления об исчезновении друг друга. Клинг не мог без смеха читать эти заявления, помеченные одной и той же датой. Он представил себе этого мужа, пишущего заявление где-нибудь в Бразилии, лежа в объятиях жгучей брюнетки. Он попытался представить себе также и супругу, но не сумел подыскать для неё подходящей ситуации.

Закурив новую сигарету, он снова углубился в поиски карточки, данные которой примерно совпадали бы с приметами утопленницы, являющейся предметом забот детективов 87-го участка.

Занимаясь этими розысками, Клинг выкурил две пачки сигарет. Первую из них он прикончил ещё до ленча. Потом он вышел в буфет и взял сэндвич с ветчиной, чашку кофе и, новую пачку сигарет, успев при этом подумать о том, что, выкуривая их с такой скоростью, можно легко вогнать себя в гроб. К концу рабочего дня он докурил все-таки и вторую пачку, однако, сумел отобрать довольно приличную стопку папок с заявлениями о пропаже людей, содержавшими данные, довольно близко совпадавшие с описанием внешности их утопленницы.

Одно из этих заявлений казалось Клингу особенно перспективным. Он раскрыл папку и снова принялся просматривать содержащиеся в ней документы.

Изучая отчет о произведенном расследовании, подписанный детективом Филлипсом из отдела по розыску пропавших без вести Глазного управления полиции, Клинг обнаружил в нем некоторые разночтения. Так, например, вначале там было указано, что девушку в последний раз видели по её домашнему адресу 31 октября в двадцать три сорок пять. Но ниже, в графе “Примечания”, указывалось, что девушку в последний раз видели на железнодорожном вокзале в Скрантоне утром следующего дня. Клинг пришел к выводу, что причиной этого разночтения явилось дальнейшее расследование заявления уже со стороны полиции. Заявление было написано неким Генри Прошеком, который просил разыскать его дочь. И он-то, скорее всего, видел её в последний раз дома поздним вечером 31 октября. Но, по-видимому, был ещё кто-то, кто видел её на железнодорожном вокзале наутро и сумел при этом разглядеть её достаточно хорошо, поскольку успел заметить даже, в чем она была одета. Но это лицо было не тем, от имени кого было составлено заявление, отсюда и разночтение. Кроме того, Клинг обратил внимание на знак вопроса, поставленный в графе “Багаж”. Он пришел к выводу, что либо у пропавшей без вести действительно не было с собой багажа, либо это должно было означать, что лицо, видевшее разыскиваемую на станции, просто не обратило на багаж внимания..

Было там ещё несколько пометок типа “см. письмо в конверте”. Означало ли это, что имелось ещё какое-то письмо, но без конверта? Может, в таком случае была и прощальная записка, оставленная родителям? Следовало поискать все это в приложениях.

Клинг снова раскрыл папку. В ней оказалось Одно-единственное письмо. По-видимому, второе, более длинное письмо, так никогда и не было отправлено. И скорее всего, отсутствие этого письма, способного разъяснить положение дел, и заставило Генри Прошека обратиться в ближайший полицейский участок.

Испытывая некоторую неловкость, Клинг принялся читать письмо, которое Мэри-Луиза Прошек написала своим родителям.

“1 ноября. Дорогие мамочка и папочка!

Я знаю, вы не боитесь, что меня кто-то похитил, или что-нибудь еще, потому что Бетти Андерс выследила меня на станции этим утром, и сейчас уже наверняка весь город знает об этом. Поэтому я понимаю, что вы не волнуетесь, но я думаю, что вы можете интересоваться насчет того, почему я уехала и когда вернусь.

Наверное, мне не стоило удирать так, без объяснений, но я не рассчитывала на то, что вы поймете меня или одобрите то, что я собиралась сделать. Я уже давно запланировала это и все равно я должна была это сделать, и ради этого я оставалась у Джонсонов, потому что так я экономила деньги все эти годы. Сейчас у меня скопилось более четырех тысяч долларов и я получила их у вас только благодаря своей настойчивости. Ха-ха!

Я напишу вам более подробное письмо, как только лее здесь утрясется. Я начинаю здесь совершенно новую жизнь, папочка, и, пожалуйста, не очень сердись на меня. И вообще, попробуйте меня понять. Люблю u целую.

Ваша любящая дочка Мэри-Луиза”.

Кем бы ни был этот детектив Филлипс из отдела пропавших без вести, он весьма добросовестно провел работу по розыску пропавшей Прошек. Он дозвонился в полицию города Скрантона и с её помощью выяснил, что с банковского счета девушки были сняты четыре тысячи триста семьдесят пять долларов, и сделано это было 31 октября, то есть накануне того дня, когда она покинула город навсегда. На заявлении о закрытии счета стояла её личная подпись и к заявлению этому была приложена погашеная чековая книжка. Затем Филлипс проверил в каждом из банков города, не открывала ли в них Мэри-Луиза Прошек нового счета. Из всех банков пришел отрицательный ответ. Филлипс также попытался проверить, откуда было отправлено её единственное письмо, которое было написано на поставляемой гостиницей почтовой бумаге, и установил, что это была, по существу, дешевая ночлежка. Письмо было отправлено заказным из одного из почтовых отделений, расположенных в самом центре города. Кроме того; Филлипс раздобыл копию зубоврачебной карточки Прошек, на которой были отмечены все пломбы, коронки и удаленные зубы. Клинг извлек эту карточку из папки и бегло ознакомился с ней.

Он помнил, что у утопленницы оказались выпавшими за время пребывания в воде передние зубы нижней челюсти, но он никак не мог припомнить, какие из сохранившихся её зубов оказались запломбированными, а какие и вовсе удалены. Он тяжело вздохнул и попытался выяснить, какая ещё полезная информация содержится в папке.

Следует сказать, что предварительное расследование было проведено ещё до того, как дело о пропавшей Прошек было передано в отдел по розыску пропавших без вести. Когда Генри Прошек обратился с заявлением об исчезновении своей дочери в 14-й участок, детектив, который беседовал с ним, немедленно проверил, не числится ли Мэри-Луиза в списках задержанных или попавших в больницу в своем участке. Потом он связался с Главным управлением, чтобы выяснить, не попадал ли кто-нибудь, сходный по внешности, в какие-либо больницы или морги. Когда же все эти поиски не принесли результатов, он связался с отделом по розыску пропавших без вести и заполнил требуемые официальные формы в трех экземплярах. И потом в подтверждение своего запроса он выслал на следующий же день один из этих экземпляров в отдел по розыску пропавших без вести.

Отдел, получив эту бумагу, тут же телетайпом известил о пропаже все полицейские участки города, а также известил об этом ближайшие города. Таким образом имя Мэри-Луизы Прошек оказалось в списке пропавших без вести, который ежедневно рассылается по автобусным и железнодорожным станциям, больницам и прочим местам, где беглец может искать пристанища или помощи.

И все же, несмотря на всю проделанную работу, обнаружить девушку так и не удалось.

Очень может быть, что именно её труп был выловлен в реке.

Но если Клинг не мог припомнить какие-то подробности, связанные с зубами утопленницы, то он прекрасно помнил об одной примечательной подробности – на правой её руке между большим и указательным пальцами было вытатуировано сердечко с буквами “МИК”.

Однако в графе анкеты Мэри-Луизы Прошек, озаглавленной “Особые приметы”, против слова “ТАТУИРОВКА” было записано: “Не имеется”.