В 87-м участке работало шестнадцать детективов, и Дэвид Фостер был одним из них. По правде говоря, для этого участка и ста шестнадцати детективов было бы мало. Территория участка пролегала к югу от Ривер-стрит и высотных зданий с самодовольными швейцарами и лифтерами, включала Главную улицу с ее гастрономами и кинотеатрами, затем, дальше на юг, захватывала Кальвер-авеню и ирландский квартал, еще южнее – пуэрто-риканский квартал и заканчивалась Гровер-парком, где заправляли грабители и насильники. С запада на восток участок включал около 35 городских улиц. Таким образом, он представлял собой квадрат, в который было втиснуто 90 тысяч жителей.

Одним из этих жителей был Дэвид Фостер.

Дэвид Фостер был негр.

Он родился на территории участка, вырос здесь, а когда ему исполнился 21 год, будучи здоров душой и телом, имея рост на 4 дюйма выше обязательных пяти футов восьми дюймов, стопроцентное зрение и не совершив ничего уголовно наказуемого, сдал экзамен для поступления на государственную гражданскую службу и стал полисменом.

В то время начинающие получали 3725 долларов в год, и Фостер честно зарабатывал свое жалованье. Он работал так хорошо, что через пять лет его перевели в отдел детективов. Теперь он был детективом 3-го класса, получал 5230 долларов в год и по-прежнему стоил своей зарплаты.

В час ночи 24 июля, когда его коллега Майк Риардон лежал на асфальте и его кровь стекала в водосточную трубу, Дэвид Фостер зарабатывал свое жалованье, допрашивая человека, которого они с Бушем задержали во время поножовщины в баре.

Допрос проходил на втором этаже полицейского участка. На первом этаже справа от конторки висела малозаметная грязная белая табличка с черной надписью: «Отдел детективов», и нарисованная рука указующим пальцем объясняла посетителям, что к сыщикам надо подняться по лестнице.

Лестница была металлическая и узкая, но очень чистая. Шестнадцать ступенек, крутой поворот, еще шестнадцать ступенек – и вы на месте.

Посетитель оказывался в узком, плохо освещенном коридоре. Справа от лестницы было две двери с надписью: «Раздевалка». Налево по коридору у стены – деревянная скамья, напротив нее, у правой стены, – другая деревянная скамейка без спинки, стоявшая в узкой нише перед наглухо закрытыми дверьми бывшей шахты лифтов. На двери справа по коридору было написано: «Мужской туалет», а на двери слева виднелась маленькая табличка: «Канцелярия».

В конце коридора был Отдел детективов.

Прежде всего вы видели барьер из железных прутьев. За ним стояли столы с телефонами, висела доска объявлений с разными фотографиями и инструкциями, дальше шли еще столы. С потолка свешивалась электрическая лампочка. Окна были забраны решетками. По правую руку от барьера мало что было видно, потому что с этой стороны столы заслоняли два огромных металлических шкафа с картотеками. В этом углу Фостер и допрашивал задержанного этой ночью в баре.

– Как твоя фамилия? – спросил он задержанного.

– No hablo ingles, – ответил парень.

– О черт, – сказал Фостер. Фостер был плотный мужчина с темно-коричневой кожей и теплыми карими глазами. Одет в расстегнутую у шеи белую форменную рубашку. Закатанные рукава открывали мускулистые руки.

– Cual es su nombre? – неуверенно спросил он по-испански.

– Томас Перилло.

– Твой адрес? – Он остановился и подумал. – Direction?

– Tres-tres-cuatro Meison.

– Возраст? Edad?

Перилло пожал плечами.

– Ладно, – сказал Фостер. – Где нож? О черт, мы сегодня никуда не продвинемся. Слушай, donde este el cuchillo? Puede usted decirme?

– Creo que no.

– Почему нет? Черт возьми, у тебя же был нож?

– No se.

– Слушай, сукин сын, ты очень хорошо знаешь, что у тебя был нож. Человек двенадцать видели тебя с ножом. Что ты на это скажешь?

Перилло молчал.

– Tiene usted un cuchillo?– спросил Фостер.

– No.

– Ты лжешь! – сказал Фостер. – У тебя есть нож. Что ты с ним сделал после того, как порезал этого парня в баре?

– Donde esta el servicio?– спросил Перилло.

– К черту туалет, – отрезал Фостер. – Стой прямо, ради бога. Что это тебе, бильярдная? Вынь руки из карманов.

Перилло вынул руки из карманов.

– Так где нож?

– No se.

– Не знаю, не знаю! – передразнил Фостер. – Ладно, убирайся отсюда. Посиди там на скамейке. Я должен найти полицейского, который говорит на твоем языке как надо, приятель. Теперь иди на скамейку. Давай.

– Bien, – сказал Перилло. – Donde esta el servicio?

– Налево по коридору. И не сиди там всю ночь.

Перилло вышел. Фостер сделал гримасу. Парень, которого порезал Перилло, не был тяжело ранен. Если они будут долго заниматься каждой поножовщиной, у них не хватит сил ни на какие другие дела. Хотел бы он знать, каково служить на участке, где нож служит только для разделывания индейки. Он усмехнулся собственной шутке, достал пишущую машинку и начал печатать отчет о грабеже, совершенном несколько дней назад.

Торопливо вошли Карелла и Буш. Карелла подошел прямо к телефону, взглянул на список телефонных номеров и начал набирать.

– В чем дело? – спросил Фостер.

– Это убийство... – ответил Карелла.

– Да?

– Это Майк.

– Что?.. Что ты хочешь сказать?..

– Две пули в затылок. Я звоню лейтенанту. Надо срочно сообщить ему.

– Он что, шутит? – спросил Фостер Буша. Потом он увидел выражение лица Буша и понял, что это не шутка.

* * *

Детективами в 87-м участке командовал лейтенант Бернс. У него было небольшое плотное тело и круглая голова. Его голубые глаза были очень маленькими, но они всего повидали, и мало что из происходящего вокруг ускользало от лейтенанта. Лейтенант знал, что его участок – настоящая пороховая бочка, и это ему нравилось. Он любил говорить, что именно плохие районы нуждаются в полицейских, и гордился, что служит в подразделении, которое стоит своего жалованья. В его группе было шестнадцать человек, а теперь осталось пятнадцать.

Десять из этих пятнадцати собрались в отделе вокруг лейтенанта, остальные пять дежурили на постах, откуда их нельзя было снять. Сотрудники сидели на стульях или на столах, стояли возле зарешеченных окон или прислонившись к шкафам картотек. Комната отдела выглядела как всегда, когда на дежурство заступала новая смена, только сейчас не слышно было соленых шуток. Все присутствующие знали, что Майк Риардон погиб.

Заместитель лейтенанта, Линч, стоял рядом с Бернсом, который набивал трубку. У Бернса были толстые ловкие пальцы, и он уминал большим пальцем табак, не глядя на своих людей.

Карелла смотрел на него. Карелла уважал лейтенанта и восхищался им, хотя многие называли Бернса «старым чертом». Карелла знал полицейских, работающих на участках, где безголовые начальники правили методом кнута. Плохо было бы работать с тираном. Бернс был на своем месте, он был хороший и умный полицейский, и Карелла приготовился внимательно слушать, хотя лейтенант еще не начал говорить.

Бернс чиркнул спичкой и зажег трубку. Он производил впечатление человека, который никуда не торопится и собирается выпить рюмочку после сытного обеда, но его круглая голова работала с лихорадочной быстротой, а каждый мускул трепетал от гнева при мысли о гибели одного из лучших работников.

– Не нужно болтовни, – заговорил он внезапно, – просто идите и поймайте мерзавца. – Он выпустил клуб дыма и отогнал его широкой короткопалой рукой. – В газетах пишут: полицейские ненавидят тех, кто убивает полицейских. Это закон джунглей. Закон выживания. Но если газетчики думают, что тут дело в мести, то это чепуха. Мы не можем позволить убивать полицейских, потому что полицейский – это символ закона и порядка. Если разрушить символ, улицы захватит зверье. У нас и так достаточно зверья на улицах.

Я хочу, чтобы вы нашли убийцу Риардона, но не потому, что Риардон работал в этом участке, и даже не потому, что Риардон был хорошим полицейским. Я хочу, чтобы вы нашли этого ублюдка потому, что Риардон был настоящим мужчиной и очень хорошим человеком.

Работайте, как умеете, вы знаете свое дело. Докладывайте мне обо всем, что узнаете из картотек, и обо всем, что узнаете на улице. Но найдите его. Это все.

Лейтенант вернулся в свой кабинет вместе с Линчем, а некоторые из сотрудников подошли к картотеке под названием «modus operandi»и начали собирать информацию о преступниках, применяющих кольты 45-го калибра. Другие занялись Большой картотекой, где значились все известные преступники участка, в поисках грабителей, которые когда-либо могли привлечь внимание Майка Риардона. Третьи начали работать с картотекой «Привлекавшиеся к уголовной ответственности», методично перебирая карточки и выявляя каждого осужденного на участке, отмечая отдельно все дела, которые вел Майк Риардон. Фостер вышел в коридор и сказал задержанному, чтобы тот убирался вон и вел себя тихо. Остальные полицейские вышли на улицу, и среди них Карелла и Буш.

– У меня от него зуд, – сказал Буш. – Он думает, что он Наполеон.

– Он хороший человек, – сказал Карелла.

– Во всяком случае, он так думает.

– У тебя ото всего зуд, – сказал Карелла. – У тебя трудный характер.

– Я тебе только одно скажу, – ответил Буш, – я себе заработаю язву на этом проклятом участке. Раньше у меня все было гладко, но с тех пор, как меня сюда назначили, я зарабатываю себе язву. Что ты на это скажешь?

По поводу язвы Буша можно было сказать многое, и ничего из сказанного не имело бы отношения к участку. Но теперь Карелле не хотелось спорить, и он промолчал. Буш угрюмо кивнул.

– Я хочу позвонить жене, – сказал он.

– В два часа ночи? – удивленно спросил Карелла.

– Ну и что? – осведомился Буш. Он вдруг стал враждебным.

– Ничего. Конечно, позвони.

– Я просто хочу проверить, – сказал Буш и тут же добавил: – Отметиться.

– Конечно.

– Это дело у нас не на один день.

– Верно.

– Что, нельзя позвонить ей и предупредить?

– Слушай, ты хочешь ссориться? – спросил, улыбаясь, Карелла.

– Нет.

– Тогда иди, звони жене и отстань.

Буш упрямо кивнул. Они стояли у кондитерской на Кальвер-стрит, кондитерская была открыта, и Буш зашел туда позвонить. Карелла остался снаружи, спиной к прилавку у входа.

В городе было очень тихо. Высотные дома втыкали чумазые пальцы в небесную гладь. Иногда загорался свет в ванной, как зрячий глаз на слепом лице здания. Мимо кондитерской прошли две девушки-ирландки, их высокие каблуки громко стучали по асфальту. Карелла бросил беглый взгляд на их ноги и тонкие летние платья. Одна из девушке бесстыдно подмигнула ему, потом обе захихикали, и он без всякой причины вспомнил что-то о задранных юбках ирландской девушки, потом его мысль определилась, и он понял, что это воспоминание о чем-то прочитанном. Ирландские девушки... «Улисс»?Боже, до чего трудно было одолеть эту книгу со всеми ее ирландскими девушками и так далее. Интересно, что читает Буш? Буш слишком занят, чтобы читать. Слишком занят тем, что беспокоится насчет своей жены. Господи, до чего беспокойный человек!

Он посмотрел через плечо. Буш все еще был в телефонной будке и быстро говорил в трубку. Человек за прилавком наклонился над программой скачек, изо рта у него торчала зубочистка. У края прилавка мальчик пил яичный коктейль. Карелла вдохнул застоявшийся воздух кондитерской. Дверь телефонной будки открылась, и Буш вылез, вытирая лоб. Он кивнул продавцу и вышел на улицу к Карелле.

– Ну и жарища в этой будке, – сказал он.

– Все в порядке? – спросил Карелла.

– Конечно, – сказал Буш. Он подозрительно посмотрел на Кареллу. – А почему что-то должно быть не в порядке?

– Я просто так спросил. С чего начать, как ты думаешь?

– Это будет не так-то легко, – сказал Буш. – Это мог сделать любой недовольный дурак.

– Или любой преступник.

– Лучше бы мы оставили это дело Отделу расследования убийств. У нас дел выше головы.

– Мы даже еще не начали, а ты уже говоришь, что у нас дел выше головы. Что с тобой делается, Хэнк?

– Ничего, – сказал Буш, – просто я думаю, что полицейские не очень-то умны, вот и все.

– Приятное высказывание для полицейского.

– Это правда. Слушай, это звание детектива – куча дерьма, и ты это сам знаешь. Все, что нужно детективу, – пара крепких ног и упрямство. Ноги таскают тебя по всем помойкам, какие тебе нужны, а упрямство не дает наплевать на это дело. Механически идешь по каждому следу, и, если повезет, где-нибудь улыбнется удача. Потом начинай сначала.

– А мозги во всем этом не участвуют?

– Очень мало. Полицейскому не нужно много мозгов.

– Ладно.

– Что – ладно?

– Ладно, я не хочу спорить. Если Риардон погиб, пытаясь задержать кого-нибудь...

– Вот это тоже раздражает меня в полицейских, – вставил Буш.

– Ты прямо ненавидишь полицейских, верно? – спросил Карелла.

– В этом проклятом городе все ненавидят полицейских. Думаешь, кто-нибудь уважает копа? Символ закона и порядка, как же! Каждый, кто заплатил штраф за то, что не там поставил машину, автоматически начинает ненавидеть полицейских. Это именно так.

– Но так не должно быть, – сердито сказал Карелла. Буш пожал плечами.

– Меня раздражает в полицейских то, что они не говорят по-английски.

– Что?!

– "На месте преступления"! – передразнил Буш. – Полицейский язык. Ты когда-нибудь слышал, чтобы полицейский сказал: «Мы поймали его»? Нет. Он говорит: «Мы задержали его на месте преступления».

– Никогда не слышал, чтобы полицейский говорил: «Мы задержали его на месте преступления», – сказал Карелла.

– Я говорю насчет официальных источников, – сказал Буш.

– Это другое дело. Все стараются говорить красиво, если это будет опубликовано.

– Особенно полицейские.

– Почему бы тебе не сдать свой значок? Стал бы таксистом или что-нибудь вроде этого?

– Я об этом подумываю. – Буш неожиданно улыбнулся. Он все время говорил своим обычным тихим голосом, и теперь, когда он улыбался, трудно было представить себе, что он только что сердился.

– Я думаю, надо начать с баров, – сказал Карелла. – Если это действительно месть, это мог быть кто-нибудь по соседству. В барах мы могли бы что-нибудь узнать, кто знает?

– Хоть пива выпью, – сказал Буш. – Хочу пива с начала дежурства.

* * *

Бар, как тысячи ему подобных, назывался «Трилистник». Он находился на Кальвер-авеню, между ломбардом и китайской прачечной. Бар работал всю ночь, и это нравилось ирландцам, живущим в районе Кальвер-авеню. Иногда в «Трилистник» случайно заходил какой-нибудь пуэрториканец, но подобные экскурсии не встречали одобрения у завсегдатаев бара, имевших горячие головы и сильные кулаки. Полицейские часто заглядывали сюда: не ради удовольствия, так как пить во время несения службы строго воспрещалось, а чтобы убедиться, что вспыльчивость клиентов и виски не привели к драке. Теперь стычки в этом ярко раскрашенном баре происходили гораздо реже, чем в добрые старые времена, когда район впервые испытал наплыв пуэрториканцев. В то время пуэрториканцы, плохо говоря по-английски и слабо разбираясь в вывесках, по неведению своему часто забредали в «Трилистник». Стойкие защитники «Америки для американцев», будучи не в курсе того факта, что пуэрториканцы – тоже американцы, провели много вечеров, кулаками защищая свою точку зрения. Бар часто орошался кровью. Но это было в добрые старые времена.

В плохие новые времена вы могли ходить в «Трилистник» целую неделю и увидеть не более одной-двух разбитых голов.

На окне была вывеска: «Добро пожаловать, леди», но немногие леди принимали приглашение. Завсегдатаями были мужчины, живущие по соседству, уставшие от своих мрачных квартир, стремящиеся к беззаботной дружбе с приятелями, которым дома так же надоело. Их жены по вторникам играли в бинго, по средам ходили в кино, а по четвергам – в швейный клуб через улицу («мы делаем и то, и се, и пятое, и десятое»), и так оно и шло. Что дурного в дружеской выпивке в соседнем кабачке? Ничего.

Если только нет полицейских.

Полицейские, а особенно сыщики, очень раздражали. Конечно, можно было сделать жест и сказать: "Как поживаете, офицер Дуган? ", и так далее, и даже, может быть, найти в своем сердце место для новичка, но нельзя отрицать, что такое соседство с полицейским было неестественным и могло принести неприятности. Не то чтобы кто-то имел что-нибудь против копов. Просто копы не должны рыскать по барам и мешать человеку спокойно выпить кружечку. И ни к чему им слоняться у букмекерских контор и мешать человеку играть. И нечего болтаться у публичных домов и портить развлечение. Копы не должны шляться поблизости, вот и все.

А «быки» – это переодетые полицейские, только еще хуже.

Так чего надо этим двум длинным дуракам?

– Пива, Гарри, – сказал Буш.

– Сейчас, – ответил буфетчик Гарри. Он налил пива и подал его сидящим Бушу и Карелле. – Хорошая ночь для пива, верно? – сказал Гарри.

– Ни один буфетчик не обходится без рекламы, когда заказываешь пиво в теплую ночь, – тихо заметил Буш.

Гарри рассмеялся, но только потому, что его клиентом был полицейский. Двое мужчин у карточного стола спорили насчет свободного ирландского государства. По телевизору шел фильм о русской императрице.

– Вы здесь по делу, ребята? – спросил Гарри.

– А что, – сказал Буш, – у вас есть для нас дело?

– Нет, это я так. Я хотел сказать, что «быки»... детективы редко к нам заходят, – сказал Гарри.

– Это потому, что у вас такое чистое заведение, – сказал Буш.

– Самое чистое на Кальвер-авеню.

– Особенно когда убрали вашу телефонную будку, – добавил Буш.

– Ну да, верно, нам слишком часто звонили.

– Вы принимали слишком много ставок, – сказал Буш ровным голосом.

Он взял стакан и начал пить пиво.

– Нет, правда, – сказал Гарри. Ему неприятно было думать, как он с этой проклятой телефонной будкой чуть не попался Комиссии государственной прокуратуры. – Вы кого-нибудь ищете?

– Сегодня у вас затишье, – сказал Карелла.

Гарри улыбнулся, и у него во рту блеснул золотой зуб.

– Здесь всегда тихо, ребята, вы же знаете.

– Это точно, – кивнул Карелла. – Дэнни Гимп не заходил?

– Сегодня ночью я его не видел. А в чем дело? Что происходит?

– Хорошее пиво, – сказал Буш.

– Еще стаканчик?

– Нет, спасибо.

– Послушайте, что-то не в порядке? – спросил Гарри.

– Что с вами, Гарри? Здесь кто-нибудь делает что-то плохое? – спросил Карелла.

– Что? Нет, конечно нет, надеюсь, я не навел вас на такие мысли. Просто вроде как странно, что вы зашли. То есть я хочу сказать, у нас ничего такого не случилось.

– Вот и хорошо, – сказал Карелла. – В последнее время никого не видели с револьвером?

– С револьвером?

– Да.

– С каким револьвером?

– А какой вы видели?

– Никаких не видел. – Гарри вспотел. Он налил себе пива и поспешно выпил.

– Не было никаких юнцов с малокалиберными револьверами или другим оружием? – спокойно спросил Буш.

– Ну, малокалиберные револьверы... – сказал Гарри, вытирая пену с губ. – Я хочу сказать, их все время видишь.

– Ничего покрупнее?

– Чего – покрупнее? Вы про 32-й или 38-й калибр?

– Мы про сорок пятый, – сказал Карелла.

– Последний раз я видел здесь пистолет 45-го калибра, – задумчиво сказал Гарри, – тому назад... – Он покачал головой. – Нет, это вам не поможет. Что произошло? Кого-нибудь убили?

– Сколько времени тому назад? – спросил Буш.

– В пятидесятом году или в пятьдесят первом. Парень пришел из армии. Пришел сюда и размахивал пистолетом. Нарывался на неприятности. Дули его успокоил. Помните Дули? Он сюда всегда приходил, пока не переехал в другой район. Хороший парень. Всегда заходил и...

– Он по-прежнему здесь живет? – спросил Буш.

– Кто?

– Парень, который размахивал пистолетом 45-го калибра.

– Ах, он. – Гарри нахмурил брови. – А почему вы спрашиваете?

– Я задал вопрос, – сказал Буш. – Живет он здесь или не живет?

– Да. Вроде живет. А почему?..

– Где?

– Слушайте, – сказал Гарри, – я не хочу никого подводить.

– Вы никого не подведете, – сказал Буш. – У этого парня по-прежнему есть пистолет?

– Не знаю.

– Что было той ночью, когда Дули его успокоил?

– Ничего. Парень просто нализался. Только что из армии, так что...

– Как?

– Просто он размахивал пистолетом. Я даже думаю, пистолет был не заряжен. Я думаю, ствол был залит свинцом.

– Вы в этом уверены?

– Не совсем.

– Дули отобрал у него пистолет?

– Да нет... – Гарри замолчал и вытер пот со лба. – Нет, я думаю, Дули даже не видел пистолета.

– Но если он его успокоил...

– Ну, – сказал Гарри, – один из ребят увидел, что Дули идет по улице, и они вроде как привели парня в чувство и вывели его отсюда.

– До того, как Дули вошел?

– Ну да. Да.

– И парень забрал с собой пистолет?

– Да, – сказал Гарри. – Послушайте, я не хочу здесь никаких неприятностей, понимаете?

– Понимаю, – сказал Буш. – Где он живет?

Гарри моргнул и опустил глаза.

– Где? – повторил Буш.

– На Кальвер.

– Где на Кальвер?

– В доме на углу Кальвер-авеню и Мэйсон-стрит. Слушайте, ребята...

– Этот парень не говорил, что не любит полицейских? – спросил Карелла.

– Нет, нет, – сказал Гарри. – Он хороший парень. Он тогда просто перепил, вот и все.

– Вы знаете Майка Риардона?

– Конечно, – сказал Гарри.

– Этот парень знает Майка?

– Не знаю точно. Слушайте, парень просто перебрал в ту ночь, вот и все.

– Как его зовут?

– Слушайте, он был просто пьян, и больше ничего. Черт возьми, это было в 1950 году!

– Его имя?

– Фрэнк. Фрэнк Кларк.

– Как ты думаешь, Стив? – спросил Буш у Кареллы.

Карелла пожал плечами.

– Слишком легко. Когда все слишком просто, никогда не получается.

– Давай все-таки проверим, – сказал Буш.